skin and bones

      Обычно Тэхён никогда не оборачивается назад, но в этот раз обернулся, и сердце его забилось в два раза быстрее. Он не бежал, шёл размеренно, даже уверенно, но всё, что он сейчас мог видеть перед собой — не дорогу, покрытую мхом и толстыми корнями елей, а Волчью Бухту, которая для него стала теперь сродни колонии. Тюрьме, которой правил один бледный демон. Сам родственник Смерти. Тэхён как-то горестно улыбнулся себе и отвёл взгляд от высоких глинобитных стен, от которых ветер в душе завывал. И в какой это момент ему показалось, что Чонгук был похож на мечту? Ведь это не Тэхён его нашёл, это он нашёл его. Ещё в самом начале Чонгук назвал Тэхёна инвестицией, так на кого стоило обижаться? Он изначально был честен с ним. И появившийся привкус кислоты на языке никак не оправдывал то, что Чонгук ему лгал. Но в этот раз Тэхён будет умнее. Он ушёл из лаборатории, чтобы почувствовать себя в безопасности, дыхнуть, так сказать, свежего воздуха, чтобы прийти в себя и всё обдумать, но он не станет больше бежать. Не будет закатывать истерику. К сожалению, Тэхён понимал, что бежать — это последнее, что он смог бы теперь сделать. Он был важен для Чонгука, его кровь была для него важна. Побег стал бы для него колоссальной ошибкой. Конечно, трудно противостоять ужасам, которые постигли твоё сознание и тело, когда в руках у тебя нет явной власти. Но она будет. Обязательно будет. Что бы Тэхён сейчас не чувствовал к Чонгуку, он сделает так, чтобы тот стал зависим от него. И их союз будет вкован на крови. Буквально. «В мире почти каждый готов избежать смерти, так почему же ты на неё нарываешься? — раздался его вкрадчивый голос в голове, а в ответ на ладонях Тэхёна появились отпечатки ногтей. Он покрепче сжал кулаки — как и челюсти — и твёрдо зашагал по болотам. — Тебе нужно обезопасить себя! Ты должен… Нет! Ты обязан бежать! Скрыться! Ты ведь не хочешь снова ощутить на себе звуки выкачивающейся крови. Будь благоразумен, Тэхён. Уходи». Но Тэхён так сильно мотнул головой, что у него она закружилась. Нет, он уже всё решил. Он будет бороться. Но вместо решимости Тэхёну показалось, что в основании его черепа кто-то вогнал ржавый гвоздь — заболело. Эта реальность не придавала ему смелости, а заставляла лишь бояться. Он забоялся Чонгука. Но знаете что? Неправильно принимать доброту за слабость, а блики за свет. И ужасно ошибочно думать, что добрый никогда не даст сдачи. Даже кролики кусаются, если их разозлить, так что да, Тэхён станет воином. Да он им уже стал! Так что не стоило бояться. Он не боялся Чонгука, но он его волновал. Парень резко остановился посреди поля, поросшего колючим ельником, и прижал основания ладоней к глазам. Потёр, снимая с себя усталость. Вздохнул. — Пиздец просто, — только выговорил он и пошёл дальше. Вечерело. Через несколько минут он шагал уже по бамбуковой роще. Он не хотел возвращаться в хижину, которая полностью пропахла им, поэтому Тэхён повернул свой путь к храму. За то короткое время, что он там отсутствовал, многие его успели посетить. Каждый выбирал то время, которое ему было удобным. Чтобы ни с кем не столкнуться случайно и сохранить свои мистерии в тайне, люди старались делать это без свидетелей быстро, поэтому, подойдя к отполированной лачуге с лакированной табличкой над дверьми, Тэхён никого там не увидел. Свои молитвы люди вознесли ещё до него. Только кленовые листья, сметённые в небольшие кучки, давали понять, что сюда кто-то приходил. Приходили и возжигали благовония своим умершим предкам. Тэхён зачарованно ступил в храм, подошёл к столику, на котором медленно тлели свечи, и взял несколько палочек сандала. Возжёг их с мыслями о своей семье и аккуратно воткнул их в кувшин, который уже успел заполниться пеплом. Древесный аромат сонно застелился по всему помещению. За спиной Тэхёна негромко скрипнула дверь — он обернулся. — … — А, это ты, — в дверном проёме показалась чья-то светло-русая макушка. Это был Юнги. — Тогда ты не против? — Тэхён едва кивнул головой, когда парнишка зашёл. Ковыляя на одном костыле, он закрыл за собой дверь. — Я подожду, пока ты… ну, — он указал на тоненькие палочки благовоний в горшке. — Пока ты не закончишь. — Всё нормально, я уже закончил, — Тэхён плотнее укутался в свой тулуп, отчего-то стало прохладно. Присел на табурет. А потом встрепенулся: — Если хочешь, я могу выйти. — Не стоит, — отмахнулся Юнги и тоже подошёл к стульям, присел. — Я не за этим пришёл, я просто хотел побыть здесь. Не знаю, тут как-то спокойней. — Это да, — и вместе вздохнули. — Как ты? — блондин посмотрел на него. — Поправляешься? — Заживает, — метис стукнул гипсом по полу, будто та была чугунной. — Обещают скоро снять. — Понятно. — А ты как? — Юнги на него тоже посмотрел. — Ты какой-то весь серый. — Да всё нормально, — но глаза его тут же выдали. — Да на тебе лица нет. — Просто я не поел. — … — Юнги нахмурился. — Говори, что случилось, Тэгу, и не пытайся соврать. — Ты о чём? — Тэхён был плохим актёром, но попытаться сыграть всё же стоило. — Я просто устал. — И поэтому ты выглядишь так, будто тебя, как сёмгу, выпотрошили? — Я… — Тэхён хотел что-то придумать, но не смог: голова раскалывалась на части. Он вздохнул, сдаваясь: — Ох, Юнги, я так влип. Погряз по полной, — парень облокотился на свои колени и спрятал кривое лицо за ладонями. Сгорбившись, он устало потёр глаза и щёки, чтобы хоть как-то прийти в себя. — Ну, я жду. Тэхён просидел так с минуту, собираясь с мыслями, а потом повернул к нему голову и посмотрел на серьёзного парня сквозь свои длинные пальцы. Зачесав свои белокурые волосы за уши и, наконец, выпрямив спину, он сказал: — Я могу создать лекарство. — ..? — Юнги не понял. — Что? — Сегодня выяснилось, что я — носитель антител. С помощью них Чонгук может создать вакцину против вируса зомби, — вот так просто. — … — Юнги замер с отсутствующим выражением лица. — Да, Тэгу, ты всё верно понял. Им нужна моя кровь. — Но как?.. В смысле где? — У них есть лаборатория. В лесу, среди болот. Примерно в трёх ли отсюда, называется Волчья Бухта, ты знал? — Нет… — Вообще там содержат детей, но так же и изучают вирус. — Как ты об этом узнал? — От парня по имени Чимин. Он как-то помогал мне с храмом. — Он работает там? — Не знаю, как я понял, он служит Чонгуку, но о том месте я узнал от него. Потом я проследил за Сокджином, ну, тем парнем, что с фиолетовыми волосами… — Я знаю о ком ты, продолжай. — Так вот, я за ним проследил, а потом спалился. Короче, он разрешил мне с ним туда пойти, чтобы я смог осмотреться, а там я случайно уже нашёл и бункер. — Охуеть да и только! — тэхёнов рассказ для Юнги прозвучал как гром среди ясного неба. Так сказать, громыхнуло, так громыхнуло. — И ты дал им свою кровь для исследования? Потому что ты проштампованный? — Ничего я им не давал! — взвинтился Тэхён. — Я ни за что никому не дал бы и капли своей крови! Это всё Чонгук! — губы его задрожали, а зубы стали выбивать дробь. — Видимо, он отнёс им одну из тех салфеток, которыми он обрабатывал меня после нашей с тобой бойни. Не знаю, а может и раньше отнёс, как видишь, синяки и ссадины меня всю жизнь преследуют, так что я не удивлюсь, если выяснится, что он положил на меня глаз ещё в самом начале нашей встречи… — … — …чтобы изучить. — Ну-ну, тише, — Юнги похлопал его по плечу, он как никто другой понимал его боль. Он знал, как каждый день засыпать в аду, а просыпаться в чистилище. — Раз по твоим словам ты — носитель антител, то теперь стоит подумать, как быть дальше. — А что тут думать? Уйти я никак не могу, а остаться — равносильно рабству. Так что выбор только один… — И какой же? — Наблюдение. — … — Юнги взял его ладонь в свою и крепко сжал. — Ты уверен? — Не уверен, но я знаю одно: не стоит и пытаться пойти против Бамбукового города, а тем более против главы и его жителей. Я знаю Чонгука, но не знаю Градоначальника. Как думаешь, что он сделает, когда я решу снова бежать? — Порвёт тебя на части? — Возможно, но от этого счастлив он точно не будет. — Значит, будешь сражаться? — Буду, я просто обязан. — Не горячись, пока поставь режим воина на паузу, вдруг он — не Чан Минчхоль, — но им казалось, что он был хуже. Гораздо хуже. — Вдруг всё не так уж и плохо? — ..? — Тэхён посмотрел на него с явным недоверием в глазах. — Эти слова совсем на тебя не похожи. — Ну да, а разве есть другой вариант? Как ты и сказал: наблюдение — пока лучшая сейчас реакция. Тэхён впервые за сегодняшний вечер улыбнулся. Он скучал по Юнги. — Слушай, ты голоден? Я вот чертовски хочу есть. Может, сходим в город и поедим? Я знаю одно хорошее местечко, там есть отличный хозяин, который готовит отменную лапшу. Было бы неплохо туда сходить. — Эм, — щёки Юнги тронул довольный румянец, и он впервые перед ним зарделся. — Я-то не против, но вот моя нога. Она будет нас тормозить. — Да вообще не проблема, — Тэхён поднялся и взял его костыль. Присел к нему спиной и похлопал по плечу. — Запрыгивай. — Что? — Да запрыгивай говорю, — Тэхён не уговаривал, но был настойчив. — Что тут такого, раз так, понесу тебя на спине. — Да я и сам могу, не стоит… — фыркнув, он потянулся к своему костылю, но Тэхён отодвинул его подальше. — Ну, мне долго ждать? А то ноги уже замлевают. — Ладно, чёрт с тобой, — Юнги встал и всем телом припал к спине парня, обняв того за тонкую шею руками. Тэхён, ловко подхватив того под колени, встал и даже на месте подпрыгнул, чтобы лучше усадить младшего на себе. — Держись крепко, а то я не смогу сдержать свой смех, когда ты вдруг свалишься на землю. — Да ну тебя! — снова фыкнул, как котёнок, но прижался плотнее. — Давай уже, иди. Кто-то обещал мне, если я стану камнем, будет носить меня всю жизнь на руках. — Правда? — наигранно удивился Тэхён, выходя из храма, не забыв прихватить с собой костыль. — От кого ты услышал такую несусветную чушь? Это же звучит так пафосно. — Как от кого? От тебя! — Да не может быть! — Всё может, не отнекивайся, я эти слова крепко зафиксировал в своей памяти, так что поздно отнекиваться. — Ну ладно, не буду, — Тэхён усмехнулся. Они ещё о многом говорили в этот вечер. Если бы не Юнги, Тэхён бы погряз в своих мыслях, которые заполонили его всего, как помои. Они отужинали кимбапом и масляным чаем со сдобным печеньем из рисовой муки. Хозяин таверны не стал брать за еду плату, хотя по-хорошему стоило бы. Но он сказал, что друзьям Градоначальника в его заведении всё бесплатно. Тэхён пообещал себе, что позаботиться об этом чуть позже. Хоть его впервые не мучала совесть, но это был бизнес этого человека, а чужой труд стоило бы уважать. Домой Тэхён вернулся поздно. Чонгук уже был там. Он сидел на крыльце и молча курил в темноте сигарету. Тихий и притаившийся. Настоящий демон в ночи, не иначе. Потушив бычок о деревянные ступеньки, Чонгук встал и тенью последовал за молчаливым Тэхёном в дом. — Ты был в городе? — спросил его ровно, войдя в комнату с ним. От него сильно пахло табаком. Тэхён тяжко стянул с себя тулуп и повесил на спинку кровати. — Да. — Ты ел? Снова это монотонное: — Да. — … — Чонгук нахмурился. — Ты был один? Непривычное: — Нет, я был с Юнги. — С Юнги? — порядком удивился Чонгук. — Он уже ходит? Он тебя поранил? — мужчина сделал осторожный шаг навстречу, осматривая Тэхёна на признак возможных повреждений, но тот был вполне себе цел и здоров (не считая происшествия с летучей мышью, с Тэхёном было всё нормально). — Нет, Чонгук-сюн, не поранил, — Тэхён хлопнул его по рукам, которые обвили его вокруг, как щупальца осьминога, и стали слизко поглаживать. Тэхён чуть дальше отошёл. — И да, он, к твоему сведению, ходит. — Вы вместе ели? — Чонгук спросил так, будто не он задал этот вопрос. — Да, ели, — он совсем не был настроен на разговор. Приподняв вопросительно одну бровь, он уставился на него: — Что-то ещё? — … — Чонгук замолчал, всё ещё продолжая изучать его дерзкое, но такое красивое лицо. Пластырь куда-то исчез. — Я устал и был бы очень признателен, если бы ты оставил меня сейчас одного. — Тэхён, я хотел бы сказать… — Пожалуйста, Чонгук, — без «сюн». Серьёзно. Чонгук в себя вобрал шумно воздух и согласно кивнул. Он не стал бы сегодня его донимать вопросами или длинной речью. Он понимал, что Тэхёну нужно было время на принятие себя. И всего, что они успели пройти. — Я буду рядом, — с этими словами мужчина покинул комнату, так и ни разу не встретившись с ним взглядом; бесшумно закрыл за собой дверь. Знаете, получить отказ — это тоже великая честь, но Тэхён понимал, что их разговор откладывался только на время.

✦✦✦

Тэхён провалялся в кровати, ворочаясь с боку на бок, всю ночь. Утро наступило медленно, туманно. Отчего-то дом, в котором он теперь спал, не казался ему чем-то уютным. Благовония, которые мирно тлели на столике, стали жечь ему лёгкие, а стены и пол, которые всегда были чистыми и свежими, визуально давили ему на виски и черепную коробку. Здесь он стал себя чувствовать чужим, поэтому Тэхён тяжко встал и оделся. Чонгук ещё спал, когда парень решил выйти наружу и немного прогуляться. Небо было тёмным, нависающим над сонным городом как свинцовое покрывало, но кое-где уже проступили проблески огней в жилых окнах; кто-то уже успел проснуться, заняться на рассвете делами, но в основном город ещё дремал. А Тэхён был уже на ногах. Он вышел из сухой бамбуковой рощи, а потом, так и не решившись покинуть её и пройтись по мощённым улочкам в одиночку, повернул обратно. Он подумал обогнуть хижину и выйти к той тропинке, которая вела к холодному ручью, где он иногда чистил зубы. Сейчас для водных процедур было слишком холодно, но ему катастрофически нужно было умыть лицо, дабы унять расшумевшиеся мысли в своей голове и остудить раскрасневшиеся от перевозбуждения щёки. Ему нужно было подумать. Ещё немного подумать, хотя о чём? Тэхён ведь решил для себя: свою кровь он никому не даст. Если придётся драться, будет драться. Иначе говоря, не дастся без боя, но Тэхён ни за что на свете не станет позволять кому-то из себя выкачивать кровь. Для него это была слишком животрепещущая тема и та отправная точка, при надавливании на которую испытываешь колоссальную боль. Это видение с одной стороны, а с другой? С другой же можно найти компромисс и начать уже сотрудничать. Стать тем, кто поможет найти лекарство. Ведь Чонгук — не зверь. В конце концов, он же в белом халате, с ним не стоит воевать, он — не дракон, с которым нужно бороться. Он — человек, который может изменить мир. И Тэхён. Тэхён ведь тоже может изменить его. Пусть даже это звучит слишком банально, но это ведь так. Зачем сопротивляться, когда их мысли и действия не должны сильно разниться. У них было общее понимание мира, а значит и общие благие намерения. По крайней мере, теперь должны быть. Но как же трудно признать ту правду, которая вытекает из раны, словно кровь. Смотреть на это бывает также неприятно. Тэхён понимает это, но всё равно противится. Избегает то, что и так известно по факту. Он нравится Чонгуку, а Чонгук нравится ему. Что тут такого? Вот, что действительно мешает. Не то, что он — ключ к разгадке, а то, что ранит его сердце. То, что он стал к Чонгуку испытывать эмоции, некие сокровенные чувства, которые личность в нём пробуждают. Он, если можно так сказать, успел к нему проникнуться, привязаться и в себе что-то новое открыть. Чонгук, к сожалению, может, и был тем необходимым злом в этом ужасном грязном мире, но он был всегда добр к нему. Именно только это тормозило Тэхёна. Только это. Так что, дойдя до водного источника, над которым клубился густой холодный пар, Тэхён присел у его берега и как-то отстранённо взглянул на себя. Солнце стало прокрадываться через тонкую полоску горизонта, но парнишка сумел разглядеть свои смазанные черты в бронзовой водной глади. Он смотрел на своё отражение, но видел в нём лицо другого. Он стал видеть там Чонгука. Это было лишь видение или игра воспалённого разума, но это говорило о том, что сердце его теперь билось иначе. Оно билось только рядом с Чонгуком. Эта новость, которую он, наконец, понял и осознал, ударила его по лицу словно пощёчина. Будто ударной волной снесла мысли, не оставив даже в этом тени сомнения. Осознание этого пришло не сразу, поэтапно, основываясь на мелочах и взаимодействии этих двух живых организмов, но главное, что пришло. Как говорится, лучше прийти вовремя, чем не прийти никогда. У Тэхёна внутренности в животе склеились от этих липких мыслей, потому что он понял, что стал зависим от него. Больше, чем тот от Тэхёна. Он сам же в своих убеждениях и просчитался. И пусть мужчина сделал из мальчика заложника обстоятельств, пусть всё кажется совсем не так, как есть на самом деле, но было ясно одно — зов сирены уже протрубил из смертельной бездны, завыл из тэхёнового сердца по нотам рубиновой арфы, так что… Так что, кажется, Тэхён стал в Чонгука влюбляться. По-настоящему влюбляться. И это была не шутка. Почему он это понял? Что послужило причиной? Тем самым знаком, который указывал бы на то, что это так? Всё просто: теперь он — часть его жизни. Частичка его мыслей. Частичка себя. (Он стал частью города, если уж на то пошло! А значит, и частью Чонгука). Поэтому Тэхён — его, а Чонгук — Тэхёна. Парень так сильно хлопнул по воде ладонью, что капли её разбрызгались в разные стороны, но зато так он согнал с неё эту черноглазую туманность. Затряс головой, как погремушкой, чуть ли при этом не заплакав. В этот момент он жалел, что сердце его было не таким же твёрдым, как железо. А так хотелось бы. Это значительно бы облегчило его никчёмную жизнь. Прошло не так много времени, когда Тэхён всё же умылся, пришёл в себя и вернулся в хижину. Чонгука там уже не оказалось; ушёл. Оно и к лучшему. Последнее, что Тэхёну сейчас бы хотелось, это с ним разговаривать. Еды дома не было, так что Тэхён сварил себе супа из щавеля, который рос тут повсюду. Не смотря на то, что уже были небольшие заморозки, температура клонилась к нулю, эта съедобную траву было не так легко выжить. Ох, и зря он это сделал. К обеду у него разыгрался настоящий гастрит! Чонгук вернулся только к вечеру, когда застал Тэхёна катающегося в его комнате на тахте с прижатыми к животу руками и стонущего от тупой боли. Парень и сам не помнил, как там оказался. Детали были уже не важны: нутро всё горело от жара. Чонгук быстро подбежал к нему, спросив: — Что случилось? Где болит? — Здесь, — прохныкал Тэхён, указывая пальцами себе под грудиной. — Чонгук-сюн, я съел щавелевого супа и, кажется, отравился… — Ты съел щавелевого супа, — это был не вопрос. — И отравился, — Чонгук увидел плошку на прикроватной тумбе и, взяв её в руки, осмотрел. Понюхал остатки её содержимого. — Тэхён, ты сварил себе окопник, не щавель. — Не щавель? — глаза Тэхёна чуть округлились. — Я теперь умру? — Не умрёшь, но хорошо, что ты съел немного, однако рвоту вызвать всё же придётся, — Чонгук проверил его лоб, температура была невысокой, но Тэхёна страшно мутило и бросало в пот. Мужчина достал из тумбы аптечку, порылся там с секунду и вытащил оттуда ленту угля и два пакетика какого-то порошка с английским названием. Вышел из комнаты и вернулся, держа в одной руке готовый напиток, а в другой — полный кувшин кипячёной воды. Даже небольшой эмалированный тазик со словами «надо» умудрился как-то под мышкой прихватить. — Ты должен это выпить, — протянул к нему глиняный кубок с лекарством. — Что это? — взял, понюхал. Пахло ягодами. Явно, ароматизатор. — Порошок, который поможет тебе очистить желудок, — Тэхён выпил, но его сразу же стошнило в подставленный Чонгуком тазик. Это продолжалось недолго, но красивого в этом было мало. Тэхёну пришлось выпить несколько таблеток угля и ещё порошка, но уже другого, чтобы желудок перестал так болеть. Боль не прошла, но стала теперь почти терпимой. Тошнить перехотелось. — Прости, я был точно уверен, что нарвал щавеля, — гнусаво и едва слышно произнёс Тэхён. Он был бледным, как пергаментная бумага, а руки холодными, словно лёд. — Всё нормально, — Чонгук принёс керосиновую лампу и зажёг её. Она окутала комнату тёплым жаром. Чонгук присел у края постели Тэхёна, не ругал его. Только гладил круговыми движениями по животу, ловко пробравшись под рубаху больного. Водил по коже без какого-либо подтекста, просто заботился, как родитель, чтобы боль ушла, а Тэхён верил, что она ушла. — Я постоянно притягиваю проблемы… Чонгук лениво улыбнулся: — Ты наговариваешь на себя. — Нет, Чонгук-сюн, ты сам посмотри. И дня спокойного не пройдёт, чтобы я во что-нибудь не вляпался. — Это не так. — А если так? — А если так, то я всегда буду рядом. Тэхён задумался над словами Чонгука. Слышать такое было приятно. Чонгук перестал гладить его живот, посидел так ещё в тишине и молчании, а потом вышел из комнаты сварить ему бульона. Вскоре он вернулся обратно с подносам в руках, на котором томились две небольшие тарелки: одна с наваристой жидкостью, а вторая — с водянистым рисом. Всё это должно было помочь снять обострение. От такой явной заботы Тэхён стал чувствовать себя постепенно лучше. — Чонгук? — Мм? — Почему ты не спрашиваешь меня об антителах? — этот вопрос так жёг ему язык. — Я подумал, что ты потом мне всё скажешь. Когда решишь, что готов к этому разговору. — … — Тэхён присел, подставив себе под спину подушку, чтобы было удобно. Чонгук аккуратно разместил между ними поднос, тоже присел рядом, подогнув от себя ватное одеяло ближе к Тэхёну. — Вряд ли я буду когда-либо готов, — Чонгук выжидающе замер, а Тэхён, вобрав в себя больше воздуха, рассказал ему краткую историю о нём с Юнги и Чан Минчхолем. Слова ему давались легко, было ощущение, что Чонгук понимает его, осуждать не станет, а после, выговорившись, внутри стало так свободно, так самозабвенно, как шелест ветра в пустой бамбуковой корзинке — вот так себя Тэхён стал ощущать: легко. — Так вот почему ты так отреагировал… — Чонгук теперь всё понимал. И понял, почему он так сблизился с Шугой. Все пазлы в его голове сложились в полную картину. — А ты думал иначе? — Я думал, что ты, после всего увиденного и услышанного в лаборатории, перестал видеть во мне человека. Что я стал тебе в тягость, и ты поменял обо мне мнение. Не в лучшую, разумеется, сторону. — … — Тэхён так замер с наполненной ложкой бульона в руках. — Оу, понятно. Повисла неловкая пауза. Чонгук даже едва заметно оживился. Такое огромное признание подействовало на него, как какой-то невероятный тоник, и он решил разговориться. Ему было жаль Тэхёна (конечно же, жаль!) Тэхён всегда выглядел так, будто своим телом ему пришлось больше всех на свете пересчитать ступеньки, но он никогда не мог подумать, что причина последнего бзика, что случилась с ним в Бухте, скрывалась именно в этом — печальном опыте рабства, однако в этом Чонгук увидел свой шанс наладить общение. Осторожно спросил: — Тэхён-и, знаешь, какой первый признак принято считать цивилизацией? — Неет, — помахал головой, всё же хлебнув бульона. — Сросшаяся бедренная кость. — Сросшаяся… кость? — Да. По мнению одной учёной-антрополога Маргарет Мид, которая жила ещё в далёком тысяча девятисотых годах и скончавшаяся в возрасте семидесяти шести лет (но не суть), в дикой природе животное, получившее такое увечье, несомненно погибало, но сросшиеся кости, которые они находили на местах захоронения людей, говорили о том, что им кто-то помогал выздороветь, о них кто-то заботился, раз кости срослись, понимаешь, о чём я? Тэхён нахмурился, но мысль подхватил: — Кажется, да. Людям пришлось взаимодействовать друг с другом, поэтому это и является признаком цивилизации? — Именно, — Чонгук пожал плечами. — Но многие эту гипотезу подвергли жёсткой критике и назвали её недалёкой, даже расплывчатой, но лично мне она нравится. И я хочу, чтобы ты тоже всегда знал, Тэхён, что о тебе есть кому заботиться, по крайней мере, такой один человек точно имеется, — Чонгук хотел погладить его белые волосы, но смог лишь незаметно сжать пальцы в кулак. Вздохнуть и тихо сказать: — Я о тебе позабочусь, если понадобится, и это не пустое бахвальство. — … — уши Тэхёна запылали огнём. — Спасибо, — только и выдал, а Чонгук всё это заметил, про себя улыбнувшись. — Я правда благодарен тебе, но… Но если ты так пытаешься уговорить меня на сотрудничество или склонить на свою сторону, то не надо. Я не хочу, чтобы ты это делал. — Я не пытаюсь склонить тебя на свою сторону, — слюна Чонгука стала вязкой. — Я просто говорю, что думаю. И если ты решишь отказать мне в участии разработки лекарства, то я это пойму и приму. — Примешь? — Тэхён правда удивился. Он даже тарелку на поднос аккуратно обратно поставил. А сам подумал: «Как я потом смогу в глаза тебе смотреть после отказа, зная, что мог помочь», но: — Ты готов принять даже отказ? — Готов, — на полном серьёзе ответил Чонгук. — Что бы ты не выбрал, птенчик, я буду на твоей стороне. — … — у Тэхёна вдруг защекотало под ложечкой. Это ласковое обращение совсем его обезоружило, и парень окончательно зарделся. Опустив взгляд, стал молча дохлёбывать свой лечебный бульон. — Но раз мы уже заговорили об этом, то дополню, что если вдруг ты решишься и станешь нашим пациентом, то я уверяю тебя, что в этом нет ничего плохого. Мы не собираемся делать то, что с тобой уже успели сделать, Тэхён. Мы — не варвары, у нас всё проходит по-человечески. Никто никого не заставляет делать то, что он или она не хочет. — А как же мертвецы? — Это другое. Они вне сознания, они не могут дать нам своё согласие, а без них тоже нельзя. Надо исследовать вирус так же детально, как он исследует нас. — О, звучит очень гуманно. — Знаешь, я уже думал о том, как всё так вышло. Почему мир должен терпеть такой кризис. Да, люди в этом виноваты, возможно, мы и создали этот ад, в котором каждодневно живём, хотя, если подумать, мы его и создали, но все ли его заслуживают? Отчего мы должны разгребать то дерьмо, которое исторгли из себя наши предки? Ответ на эти вопросы всегда туманный. Я даже где-то читал, видимо, в старых газетах, раз не помню, что если сократить население планеты до критического процента, то мы можем достичь нулевого уровня изменения климата. Озоновый слов, знаешь ли, не вечный, но тут дело в другом. Может, это и было их задумкой: уничтожить нас, чтобы природа смогла восстановить шрамы нашей планеты и всё залатать, а может, и нет, но я знаю лишь одно — я точно могу повлиять на всё это. Я могу излечить заразу, которая травит другую. Я в состоянии всё это исправить. Или хотя бы начать это исправлять. И я вот настолько, — Чонгук прижал большой и указательный палец на один миллиметр друг от друга, так и не дотронувшись. — Вот настолько я близок к успеху, и я хотел бы, Тэхён, чтобы ты хорошо подумал об этом, прежде чем потом поведать мне своё окончательное решение. Порой, наша миссия, для которой мы были рождены, намного важнее, чем наши внутренние приоритеты и страхи. Я хотел бы, чтобы ты об этом помнил. Чонгук говорил нерасторопно, вдумчиво, глубоким звучным голосом, как умел. Наставлял так, чтобы Тэхён его понял, и он понял. Донёс свою мысль. Тэхён не стал тут же отвечать, он позволил себе задуматься над словами Чонгука, ведь тот был прав. Он чётко уяснил его позицию. Нужно быть полнейшим дураком, чтобы не понимать, что все они гребли в одной лодке. — Я подумаю об этом, просто дай мне ещё немного времени, хорошо? — Конечно, — Чонгук понимающе кивнул. — Столько, сколько понадобится, птенчик. Керосиновая лампа стала потрескивать, и вдруг захотелось спать. Но что бы Чонгук ему не говорил, Тэхён не хотел пока соглашаться на это, и он понял почему. Он не хотел, чтобы его жизнь, как горчичная трава, ничего в его руках не стоила, он не хотел, чтобы только из-за этого факта её можно было отнять у него ради смеха. Почему-то Тэхён обесценивал себя. Его всю жизнь обесценивали, так что его поведение и метания из стороны в сторону понятны. Ему просто нужно было ещё время, и Чонгук ему его дал. — Уже поздно, давай спать, — Чонгук забрал у него поднос с пустыми тарелками, собираясь уйти. — Постой, — Тэхён вдруг ухватился за его рукав. — ..? — Я не знаю… мне можно остаться здесь или лучше пойти к себе? Я как-то в порыве приступа не обратил внимания, куда лёг. — Всё нормально, оставайся здесь. — И не мог бы ты тоже остаться? Пока я не усну. Пожалуйста, — Тэхён сам не понял, почему он пришёл к такой просьбе. Наверное, он просто не хотел оставаться один. — Хорошо, — Чонгук беззвучно поставил поднос на тумбу и лёг поверх одеяла на выделенную для него сторону. Тахта слышно скрипнула и как бы прогнулась под ними. Тэхён только сейчас заметил, что Чонгук тоже устал. Сегодня он явно занимался чем-то без устали. Тэхён тихонько проворковал: — Ты можешь потом пойти на свою законную кровать, раз я уже здесь, — спина его упёрлась в стенку позади, а нос — в чонгукову грудь. От него неизменно пахло мыльной свежестью и хвоей. Тэхён неосознанно задержал дыхание, наслаждаясь. — Не думай об этом, засыпай, — Чонгук получше укутал его одеялом, чтобы было тепло, оставив лежать поверх хрупкого плеча свою массивную горячую руку. То ли намеренно, то ли от усталости он даже не заметил, что приобнял Тэхёна за плечи и плотнее прижался к нему. А Тэхёну стало так спокойно на душе, так уютно рядом с этим мужчиной, что сон стал клонить его почти что сразу, но он всё же ему успел прошептать: — Спокойной ночи, Чонгук. Ещё тише, одними губами в белокурый висок: — Спокойной ночи, мой птенчик. Для них было ещё слишком много чего, что они должны были друг другу сказать. Что-то откровенное и тайное только для них двоих, но для них всегда лучшим решением было молчание. Они уснули в тишине и молчании, в крепких объятиях друг друга. Чонгук так и не ушёл спать на свою тэхёнову кровать, а Тэхёну всю ночь снились их поцелуи.

✦✦✦

Они спали в обнимку и проснулись тоже вместе. Как ни странно, но Тэхён не чувствовал неловкость. Ему впервые было комфортно с ним. Чонгук не лез, не распускал руки, просто окутывал его тело и разум своим лёгким лесным ароматом, давя в Тэхёне все мыслительные позывы на нет. Ибо они жили мгновением. Carpe diem. Они не хотел становиться пищей для червей или удобрять после нарциссы. Им нравилось это состояние умиротворённости, поэтому Тэхён и был с ним. Всё равно они когда-то умрут, похолодеют, так в чём себе отказывать? Нужно жить мгновением, чтобы потом ни о чём не жалеть. Эти двое неспешно проснулись, умылись и пошли завтракать. Чонгук приготовил говядину на костре (Тэхёну на миг показалось, что он вырезал из мяса сердечки, но потом решил, что вряд ли Чонгук станет на это обращать внимание, скорее просто так получилось). Из леса как раз выбежал Эхо. Давно Тэхён его уже не видел. — Иди ко мне, — подозвал он к себе собаку, а тот уже сложил ушки и завилял хвостиком, подбегая. — И где ты всё это время пропадал, а? Признавайся. Совсем уже от рук отбился, — погладил его по спине и бокам. — Снова гулял с Букетом? — Возможно, они ведь так сильно сдружились. — Удивительно. — Ничуть. Но так же, на сколько мне известно, он стал помогать пастухам пасти коз и овец, — Чонгук подал ему полную тарелку пропаренного мяса с овощами. — Осторожно, не ошпарься. — Да? — Тэхён сдул пар с блюда и взял вилку. Сегодня он ел только тушенное и пресное. — Коз, значит, пас. Хотя чему тут удивляться, это же пастушья порода, ему это, наверное, даже в кайф. — На самом деле, это я его пристроил. Наши собаки уже старые, ленивые, а твой бегает, как угорелый, так теперь хотя бы по делу. — Вот как, — Тэхён и тут изумился. — Мог бы и мне сказать, между прочим. — Извини, — Чонгук положил и себе еды в отдельную миску с котла. — Замаялся. Но я думал, Джин тебе уже всё рассказал. — Я виделся с ним в последний раз на празднике, и он ничего такого мне не сказал. — Моя вина, признаю. Чонгук не перечил, не спорил, что тот был не прав. Ведь это он позаботился об Эхо, это он не спросил разрешения у Тэхёна, ведь это, к слову, не его вообще-то собака и надо было, прежде чем что-то делать, уточнить, а можно ли, но Чонгук так легко признал неправоту в сделать как лучше, что вместо того, чтобы разозлиться на него, в сердце Тэхёна вдруг стало тепло и жарко, и он отмахнулся: — Всё нормально, не страшно. Теперь даже у Эхо будет своё признание. Слышал, Эхо, у тебя есть работа. Надеюсь, кормят там тебя хорошо. Вроде худым ты не кажешься. — Кормят его просто отлично, но чтобы не было обидно, маленьким кусочком я всё же с ним поделюсь, — Чонгук двумя пальцами достал из тарелки ломтик говядины, спешно подул на него и бросил его Эхо. Тот словил гостинец на лету. Улыбнувшись, Тэхёну: — Приятного аппетита. Чонгуку: — Приятного аппетита. Это было бы идеальное утро, если бы не лёгкий ноябрьский ветерок, донёсший до их ушей приглушенный расстоянием вопль. — Ты слышишь? — Что? — слишком расслабленно поинтересовался Тэхён, не придавая этому особого значения. Продолжил лениво жевать. — Мертвечиной запахло, — Чонгук резко встал и принюхался. Внезапно со стороны города стали доноситься людские крики. В воздухе и вправду послышался приторно-сладкий аромат, от которого захотелось тошнить. От волнения у Тэхёна разом из желудка поднялась кислота, а сердце стало выбрасывать через себя адреналиновые кульбиты. Он медленно встал, поставив глиняную тарелку с почти нетронутой едой на бревно. Замер, как одинокий бамбуковый лист на морозе и стал ждать. — Чонгук, что там происходит? — Тэхён всё же разволновался. Он подошёл ближе к нему, всматриваясь вместе в бамбуковую рощу, за которой прятался город. — Только не говори, что там… — Ты всё верно понял, Тэхён. — Нет… Чонгук быстро отдал остатки своего завтрака Эхо и, оживившись, повернулся к Тэхёну. — Если я тебя попрошу, ты останешься здесь? — он положил ему ладони на щёки. — А это просьба? — аккуратно убрал их с себя. — На самом деле нет, но не помню, чтобы ты всегда меня слушался, — Чонгук ещё мгновение смотрел в карие глаза напротив, а потом, едва слышно вздохнув, зашагал к крыльцу. В дом они вошли вместе, направились прямо в комнату Чонгука. В ту самую, в которой они спали в обнимку. — Держи, — Чонгук достал из-под тахты мешок с холодным оружием и передал парню увесистую катану. — Надеюсь, старик тебя чему-то успел научить. — Так я пойду с тобой? — … — Чонгук глянул снизу на него так, будто этот взгляд и являлся ответом. — Мне бы хотелось, чтобы ты остался здесь. — Но Чонгук… — Нет. — Чонгук! — Я сказал: нет, — встал и стал крепить на себе ножи. Делал это быстро, ловко, будто с ними родился. В дополнение тоже взял в руки тесак. — Мне будет спокойней, если я буду знать, что ты в безопасности, птенчик. Позже я тебе кого-нибудь пришлю, а пока, будь добр, оставайся здесь, — в порыве он обхватил его тонкую шею рукой и большим пальцем погладил основание челюсти. Возможно, эта секундная заминка стоила кому-то жизни, но Чонгук иначе не мог. Ему прямо сейчас было жизненно необходимо до него дотронуться и посмотреть в эти чарующие, цвета крепкого чая глаза. Поджав губы в тонкую линию, Чонгук нехотя отнял руку и направился к двери, а Тэхёна это только разозлило. — Тогда зачем ты дал мне катану? — На случай, если они всё же доберутся до сюда, но случиться этому я, конечно же, не позволю. Сквозь зубы: — Чонгук. — Всё, будь паинькой, — он чмокнул его в макушку, а Эхо пальцем пригрозил: — И ты тоже. Защищай своего хозяина, пока я всё не улажу. Понял? — собака гавкнула. — То-то же. Тэхён и слова против не успел сказать, как Чонгук спрыгнул с крыльца и быстрее ветра скрылся в бамбуковой роще. А Тэхёну теперь что делать? Просто сидеть и ждать? Немыслимо! Это просто немыслимо!!! Чонгук судил о нём со своей командной позиции, мол, здесь Тэхёну будет лучше всего, здесь ему будет безопасней, но он не подумал, что Тэхён тоже хочет быть городу полезным. Он что, зря тренировался у мастера Кэнто? Зря делал эти изнуряющие упражнения и стоял на руках, тренируя свою выносливость? Да и вообще — ему уже надоело сидеть у него на шее и быть себе мямлей! Но Чонгук думал иначе. Тэхёна же изводила мысль, что феникс его (что так взращивал в нём Чонгук), к сожалению, без перьев и является он не лучше теперь самой курицы. Да он теперь и есть та самая курица без перьев! И только когда в свинцовом небе закружили вороны, опуская на черепичные крыши деревянных домов широкие тени от взмаха своих крыльев; когда ясное осеннее солнце спряталось за серыми плотными облаками, чтобы не видеть эту изводящую землю боль, а из города стал доноситься вой тяжёлого медного колокола, говорящий о том, что там что-то всё же случилось, лишь тогда Тэхён плюнул на всё и сорвался с места, дав стрекоча. Он подумал: «Я силён и здоров. В руке у меня имеется катана. В сердце — желание помочь. Так в чём, собственно говоря, проблема?» И побежал, что есть мочи, вниз по тропинке к началу города, дабы клинок его успел вкусить мертвецкой крови и помочь всем, в конце концов. Эхо двинулся с ним. Наконец подбежав, Тэхён остановился и вдруг онемел от шока. Его ноги будто приросли к земле и не желали больше двигаться. Язык прилип к нёбу, а в горле пересохло так, как в пустыне. Пальцы покрепче сжали кожаную рукоять меча, боясь, что от дичайшего страха, который постиг разум Тэхёна, они могут ослабнуть и выронить то, что жизнь ему может спасти. Город окутала тьма. Настоящая тьма! Теперь негативная репутация, преследующая это богами забытое место, полностью оправдывала себя. На Бамбуковый город напали. Зомби напали на город!! Тэхён проморгался несколько раз, чтобы побыстрее прийти в себя и даже несколько раз прокашлялся. Шок постепенно спал, в кровь снова ударил поток адреналина и звуки вокруг обрели громкость. — Сука, да как ты их рубишь?! Ставь лезвие поперёк, иначе толку не будет! — кто-то громко кричал, с размаху сбив мертвецу голову. Фонтан черничной крови брызнул на киноварно-красные ворота жилого дома, обильно смочив деревянные доски густой жидкостью и как-то пугающе заблестев. — Я бью как надо! Не учи учёного! — Как знаешь. Потом не обращайся за советом, когда копыта откинешь, идиот. И не проси на могилу цветочки. — Не буду. Тэхён спешно прошёл мимо двоих коренастых японцев, которые вместе успели скосить своими большими длинными ножами для разделки туши с десяток голов, даже не запыхавшись. Они явно были близкими друзьями, хорошо справлявшиеся с этой работой, и не нуждались в чужой помощи. В звенящем гуле и кряхтенье мертвяков они ругались так громко, что перекрикивали других. Но делали это славно. Лишали бошек тех, кому они уже были не нужны. Стаскивали их в отдельную кучу, заботясь о чистоте улицы. Короче, проявляли настоящий патриотизм делу. Тэхён ступил в сторону городской площади. Там был самый пик средоточия зла. Люди его, Тэхёна, обтекали как воды океана, его белая макушка так выделялась среди других, но когда на него накинулся зомби, Тэхён чисто рефлекторно занёс катану в воздух и сделал удар. Голова кого-то похожего на мужчину или просто утратившую все волосы женщину покатилась по улице вниз. Так Тэхён открыл для себя счёт. Это не было идеальным убийством, меч срубил голову неровно и даже попал не по шее, но хотя бы прошёлся наискось по основанию черепа, срезая её, как ствол свежего бамбука, пустив сок. Тэхёна почти вырвало, когда он увидел мозги и всё то, что находилось внутри головы, но он тут же отвернулся, часто задышав, и не стал больше рассматривать труп. Он знал, что даже так, небрежно и кое-как его убив, он точно будет окончательно мёртв. Без головы, знаете, не живут. Даже если без части её. — Эхо, — Тэхён только сейчас заметил, как собака прижималась к нему. — Накой ты пошёл со мной? — почти шёпотом, не привлекая к себе внимания, вдруг трупы всё же услышат. — Иди домой, — шикнул на него, но собака оставалась рядом. — Ну и ладно. Потом не вини меня во всём, — Эхо тихо заскулил. Можно целый день отдать на размышления, если бы да кабы, но мертвецов, ковыляющих по городу и разбросанных по улицам, словно шашки на доске, никто не отменял. Они нападали на народ, мучали его, и Тэхён должен был с этим что-то сделать, помочь это исправить. Теперь он стал больше понимать в этом плане Чонгука… Тэхён присоединился к группе каких-то мужчин, состоящие из шести человек (с ним их было уже семеро), разрешение которых, разумеется, не спрашивал. Они даже не заметили, что в их компании прибавилось на одного, им было всё равно, главное — эффективность в борьбе. После пятнадцатой или двадцатой сбитой головы Тэхён перестал вести счёт. А зачем? Они, по сути, и так были почти мертвы. Не стоит предметы считать. Эхо, к счастью, не лез на рожон. Он даже из любопытства не обнюхал ни единого трупа, но держался всегда рядом, боясь то ли за себя, то ли за своего сильного хозяина (а ведь Тэхён был и вправду хорош). Эхо старался изо всех сил быть отголоском Тэхёна, даже пару раз гавкнул, оповещая хозяина, что за его спиной таится опасность, но он никогда ни на что не роптал. Был рядом и терпеливо ждал. Это было впервые, когда Эхо остался рядом в случае явной опасности. Тэхён это заметил. Вот теперь они были по-настоящему связаны. — Прижмём этих тварей к Центральной Площади. Ведь таков был план? — говорил один из группы с явным китайским акцентом. Они успели зачистить улицу. Оставался только центр города. — Да, искореним этих выбледков! — Уничтожим отродье! — Блять, — выругался кто-то стоящий рядом с Тэхёном. Он только сейчас заметил, что по его руке стекала горячая кровь. — Кажется, кто-то случайно задел меня лезвием. Все насторожились. Кто-то подошёл к раненому и бесцеремонно сдёрнул с его плеча куртку. Когда осознание ужаса, наконец, отразилось у всех на глазах, смотрящие сразу дёрнулись в сторону: — Тебя укусили! — кто-то сказал. — Тебя, твою мать, укусили, Чжань! — Что? Нет, это же моя кровь. Я бы почувствовал, если бы меня укусили. Кто-то следом обратился: — Нет, друг, извини, но это… — он слабо указал острием меча на рану на плече. — …слабо похоже на порез. Не хочу расстраивать тебя, но это отпечатки зубов. — Нет, что ты такое говоришь, это не укус, нет, — этот юноша стал отрицательно мотать головой и рывками рассматривать свою рану. Он снял с себя куртку и кинул себе под ноги, повыше задёрнул рукав, чтобы удостовериться в своей правоте. Но он был не прав. С наружной части плеча виднелся чёткий укус человеческой пасти. — Блять, — снова выругался он, но сказал это уже не так раздражённо. А обречённо. На вид ему было не больше двадцати пяти, ещё совсем молодой, вся жизнь впереди, но сейчас он понял, чем закончится его история. — Бледятина, — снова выругался он, небрежно рассматривая эту рану. — Ты прав. Это не порез, — и посмотрел в небо мокрыми глазами, там уже скапливалась влага. Психика ведь не железная, стала осознавать свой конец. Только что ему сообщили о смерти, но забыли сказать ещё о его скорби. Это было печально. Потом шмыгнул носом, проглотил ком, образовавшийся в глотке, и с духом собрался: — Так, давайте только сделаем это быстро. Не люблю разводить сопли, — этот парень, на удивление, держался стойко. Мужественно. Он проглотил этот противный ком в горле, а слезам не позволил скатиться с глаз. Он обвёл всех наигранно весёлым взглядом и даже криво им улыбнулся, но это слабо было похоже на улыбку. Он просто не хотел умирать. — Ну чего вы раскисли. Кончайте уже с этим. Я готов, — он стал поворачиваться к ним спиной, но его остановили: — Чжань, — кто-то напоследок первым его обнял. Наверное, он был к нему ближе из всех. Сжал в последний раз руками, зная, что больше не увидит своего друга. — Мне очень жаль. — Не стоит. Такой конец мог настигнуть каждого из нас. Просто не повезло. Тогда подошёл следующий: — Ты держался молодцом. — Спасибо, — так с ним попрощался каждый. С кем-то это было простое рукопожатие, а кто-то по-братски хлопнул его по плечу. Когда очередь дошла до Тэхёна, он встретился с ним взглядом, и замер. Он узнал его. Они уже раньше встречались. — Извини за тот конфуз у ворот, — Чжань протянул ему раскрытую ладонь. Тэхён несомненно её сжал. Стало так тяжко на душе. Вдруг захотелось скинуться с горы и разбиться в лепёшку. Нельзя. — Не извиняйся, это уже в прошлом. Тем более таков был протокол Бухты. — И то верно, но всё равно извини. Я на тебя тогда предвзято смотрел. — Чепуха. — Так, хватит, — Чжань уже обратился к остальным, хлопнув в ладоши. — Я бы с радостью ещё с вами остался, но откладывать кончину больше нет смысла, только хуже становится. В моей крови уже вовсю бушует вирус, пора бы с этим покончить, — он повернулся и протянул свой клинок тут самому главному. — У тебя лёгкая рука, доверяю. Тот мужчина сдержано кивнул и передал свой меч напарнику; взял оружие с рук парня. Он не стал спорить или отнекиваться. Сейчас это было непозволительной роскошью. Улица была усеяна рублеными трупами, где-то вдали были слышны звуки сражений, неизвестно, когда они достигнут и их. Медлить было нельзя. — Есть что ещё сказать напоследок? — как-то отрешённо задал вопрос. — Да в общем-то нет, я уже всё сказал. Могилы не надо. Можете спалить моё тело, а пепел развеять над городом. Так будет лучше. Кому-то плясать сегодня придётся, а кому-то гроб тесать, но даже об этом этот юноша успел позаботиться. Облегчил, так сказать, им жизнь. Они не стали больше разводить пантомиму. Чжань был ранен, искалечен судьбой и отчаянно искал помощь в глазах убийцы, но он этого не сделал. Парень просто опустил взгляд и повернулся. Встал к ним спиной и опустился на колени, выгнув шею, чтобы было лучше рубить. Три. Два. Вдох, выдох. Один. Мужчина ловким ударом снёс ему голову. Тэхён это видел, он не стал отворачиваться или закрывать уши. Почему-то ему показалось, что так он проявит неуважение к живому мертвецу. Да, живому мертвецу, а как ещё назвать того, кого успели укусить? Лучше уж такая смерть, от потери головы, чем вечность бродить в помутнении рассудка и сикать под себя. Кого-то всё же вырвало. Но нужно порой проиграть несколько битв, чтобы выиграть войну. Нужно принести тысячу жертв, чтобы жить потом в мире. И пусть сегодня померкнут все звёзды, пусть туман рассеется, а вместо него на город опуститься кромешная тьма, всё равно на рассвете он уже не убьёт всех нас. Рассвет станет тем рубежом, тем спасительным глотком воздуха, от которого мы поймём, что надежда ещё есть и нас всё ещё можно спасти. Добравшись до Центральной Площади, они присоединились к остальным. Там земля по-настоящему ощетинилась луками и катанами. Тэхён думал, что видел теперь всё, но, оказывается, он ещё ничего не видел. Тут всё тонуло в кровавом мареве! Тут никто не мог отличить небо от земли. Зомби виднелись на каждом шагу. Они здесь кишмя кишели, настолько их было много! Лица сражающихся были чёрными от витающей в воздухе крови, а морось, что образовалась из-за этого, несло в себе истинную энергию Инь. Тэхён даже немного опешил. Он спрятал Эхо в закоулке какого-то дома и велел даже носа наружу не высовывать. Кажется, собака всё поняла и была рада там, за бочками рисовой муки, остаться. Руки Тэхёна дрожали, мышцы горели от постоянного напряжения и нагрузки, но всё ещё нужно было сражаться. Они ещё не закончили. Захваченный праведным гневом, Тэхён бежал по земле, которая сама участвовала в битве. Он рубил, кромсал, убивал всех ходячих мертвецов с первобытным остервенением в глазах. В этот момент его побоялся бы даже сам Дьявол, в аду восседающий на костяном троне. Или, если бы у Тэхёна сейчас кто отнял катану, он отмутузил бы их кулаками. Ему никто был не нужен. Он просто хотел внести баланс в эту убогую имитацию жизни, что до безумия алкало из живых людей крови. Тэхён боролся за справедливость. Всё было хорошо до тех пор, пока его светлые волосы, ярким пятном выделяющиеся в гуще темного бурьяна, не увидел главный человек этого города. Чонгук не поверил своим глазам. Тэхён, его милый светлый Тэхён, сейчас дрался так, будто тот утратил свою душу. Он впервые его видел таким. Парень убивал зомби, словно для него это было обычной тривиальной вещью, как уборка. Почему? Потому что этим прелым ноябрьским днём Тэхён отдал в залог своё сердце и душу. Чтобы на миг очерстветь, он заковал в себе всё человеческое. Так было нужно. После всего, что он пережил, после всего, что он видел, это было просто необходимо. Он думал, раз Творец захотел смерти своим творениям, значит, Творец был не так уж и всесилен. Тогда Тэхён решил, что сам станет творцом и свершит во имя жизни возмездие. Он приложит к этому максимум усилий, чтобы первым добиться результата. — Ты что творишь?! — за локоть притянул его к себе Чонгук после всего, чему смог стать свидетелем. — А, это ты, — Тэхён выдернул руку, ещё до конца не отдышавшись. Осмотрелся — в радиусе четырёх чжаней никого не было. Только горы трупов. Это он так ловко зачистил территорию. Ему это будет стоить невероятной боли в груди, но подумает он об этом завтра. — Я не смог сидеть дома, извини, — сплюнул солёную слюну куда-то в сторону. Всё лицо было в чужой крови, которую пришлось вытереть рукавом. — Извини? — Чонгук правда растерялся. Это не был его Тэхён. «А может и был? — раздалось у него в мыслях. — Просто только сейчас он показал эту свою тёмную сторону». — Не понял. — Я же велел тебе оставаться на месте и ждать подмоги. — Подмоги? — Тэхёна будто молотком по голове сейчас ударили. — Ты серьёзно, Чонгук? Ты правда думал, что я останусь сидеть дома, спрятав голову под подушку, как страус, пока вы тут все сражаетесь? — едва не выругался: — Чёрта с два! — … — тогда Чонгук схватил его под мышку и оттащил к окраине площади, туда, где не было мертвецов. — Да что с тобой? — он его хорошенько встряхнул. — Ты будто под дозой! На себя не похож. — Конечно, не похож, я столько смертей уже видел! — Тэхён попытался выдернуть руку, но Чонгук держал крепко. Он мог сравниться в силе с каждым, но только не с ним. Чонгук сжал мышцу так сильно, что теперь синяк точно останется. Тогда Тэхён перешёл на словестную: — Это с тобой что? — его слова полились рекой: — Что с тобой не так, Чонгук? Я, как ты того и хотел, — часть города. Я — его житель. На город напали, все подняли мечи в его защиту, так в чём причина твоего негодования? Или ты думаешь я — твоя собственность, припасённая для лучшего момента? Думаешь, я стану повиноваться тебе?! Знаешь что, Чонгук, лучше сражаться и пасть в бою, чем сидеть на жопе ровно и продолжать обесценить свою жизнь до медной монетки! — стал вырываться, но Чонгук только крепче сжал на нём пальцы. — Отпусти! — Не отпущу. — Отпусти, говорю! Не делай из меня труса! Я тоже мужчина! — Я ведь не об этом, Тэхён! — даже у Чонгука сдавали нервы. Ему хотелось безжалостно выпороть Тэхёна словестно, чтобы понял, наконец, что он для него значил. — Тогда о чём? Я тебя не понимаю! — Я не хочу тебя потерять! — Что? На тон тише: — Я не хочу тебя потерять, — он отпустил его, разорвав с ним долгий контакт. Только Тэхён мог довести его до белого каления. — Чёрт, — желваки на его челюсти заиграли и, не выдержав напора, Чонгук рубанул своим тесаком, несколько минутами ранее тонувшего в рубиновой крови зомби, о рядом стоящую стену. Щепки так и полетели в разные стороны, как дождь. — Чёрт, Тэхён! Я ведь совсем не об этом говорю, — он часто задышал, чтобы успокоиться. Атмосфера была совсем не подходящая для выяснения отношений, но что было. — Тогда о чём? — даже Тэхён насторожился. Похоже, его выкрутасы натянули даже ему больные нервы. Чонгук повернулся к нему и чуть ли не на пальцах стал объяснять: — Я не пытаюсь сделать из тебя труса, Тэхён, я просто беспокоюсь о тебе, неужели это так трудно понять? Я не хочу, чтобы ты подвергал себя опасности. Я не хочу, чтобы ты умирал, вот и всё. — … — Тэхён проглотил вязкую, как чёрная рябина, слюну и заморгал часто. Он знал, что Чонгуку он нравится, но то, что он любил его, пока не знал. — Я н-нее понимаю… — Не понимаешь, значит, — он холодно ему улыбнулся. Чонгук и сам не понял своих позывов, но ему прямо сейчас до безумия захотелось заявить права на Тэхёна. Поэтому одним рывком он притянул его к себе и жадно впился в него губами. Сжал его талию поверх плотного слоя одежды, чтобы тот не смог от него избавиться, как можно ближе прижал к себе меж лопаток, чтобы разделить с ним спёртый воздух на двоих. А Тэхён так обомлел от этой дерзкой выходки, что, мягко говоря, чуть не упал, если бы только не руки Чонгука, крепко удерживающие его в своих объятиях на месте, но отстраняться не стал. Тоже замер, выжидая. Это прикосновение губ было коротким, можно сказать даже поверхностным, но только так Тэхён понял, что теперь он для него значил. Чонгук любил его. Любил до жадного безрассудства. А Тэхён даже не сразу понял, что произошло. И глаза закрыть не успел, в то время, когда за них двоих закрыл веки Чонгук. — Пефстнь, атыстнь от мфня! — пустил ему воздух в губы, чтобы отстраниться, но тщётно. Чонгуку стало мало, он надавил на щёки пальцами, и тэхёнов рот послушно открылся. Он проник в него языком, вылизывая, и почти сразу испытывал тяжёлую форму зависимости. Оказывается, он даже не знал, насколько Тэхён был для него сладким. Вернее знал, ещё тогда в лесу он вкусил его цветочный мёд с алых спелых, как черешня, губ, который горло приятно обволакивал, но сейчас этот факт лишний раз для себя подтвердил. Тэхён был для него слаще мёда. Вкуснее вишни. Он был для него всем. Чонгук поцеловал его. Поцеловал прямо на поле боя. Прямо среди груды истерзанных его катаной трупов. Если подумать, романтики в этом было мало, но ОН ПОЦЕЛОВАЛ ЕГО! Он его поцеловал… От нехватки воздуха, он стал было терять сознание, и лишь тогда Чонгук перестал мять его губы. Начав с щекотного касания в мокрой влажной страсти, а после перейдя на нежный невинный поцелуй, Чонгук только так удовлетворил свою похоть и, наконец, с громким чмоком отстранился от него. Уткнулся в его мягкую щёку носом, тяжко вздохнув. Кругом в воздухе выли мечи, болезненные стоны вырывались из сорванных криком гортаней, а эти двое стояли в обнимку и не могли надышаться друг другом. Тэхён ведь тоже целовал, пусть даже и сопротивляясь. — Я люблю тебя, — если бы Чонгук не сказал это над ухом Тэхёна, он ни за что не расслышал бы его слов. — Прости, совсем неудачная обстановка для признания, но я правда… люблю… тебя, — Чонгук отстранился и посмотрел в широкие, немного испуганные чужой откровенностью глаза. Тот словно язык проглотил, не знал, что сказать, а Чонгук всё понял: — Не говори ничего, потом всё скажешь. — Я… — Тэхён вдруг почувствовал себя мертвецки пьяным. Вдруг его накрыла такая усталость, что сильно захотелось спать. Он мотнул головой, чтобы прийти в себя. — Я н-не… да, давай об этом потом. — Если хочешь продолжить драться, мешать не стану. — ..! — Тэхён резко посмотрел на него. — Я не буду тебе мешать, Тэхён, но и бросить себе не позволю. Стану тенью, если захочешь. А если согласишься — напарником. — Эм… — Тэхён обвёл Центральную Площадь расфокусированным взглядом. Кое-где ещё оставались зомби, там требовалась помощь. — Тогда, пошли, — он указал мечом направление. И они пошли. Сегодня никто не смел торговаться со Смертью, но они торговались. Они обменивали свои жизни на тела полуживых трупов. И только когда небо окрасила пурпурная молния, и пошёл сильный дождь, только тогда всё закончилось. И мечи их пали. А души умерших стали Её. И теперь они были рабами Смерти.