по осколкам.

Чёрная весна
Слэш
В процессе
NC-17
по осколкам.
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
Город Коктебель не предвещает ничего хорошего – подумал Боря, когда поневоле здесь очутился. Первое впечатление не подвело. Город Коктебель отобрал всё, заставив по крупицам выстраивать заново. Главное – самое важное уберечь, чтобы не собирать потом по осколкам.
Содержание Вперед

7.

      Ему редко снились сны на пьяную голову, но сегодняшний Боря запомнит надолго: старая обветшавшая церковь с грязным бетонным полом, в которой он отмаливает грехи юности перед выцветшей иконой Иисуса и клянётся больше не пить. Жаль только, что у этой подростковой драмы всегда один конец: он напьётся уже к следующим выходным.       Ночь выдалась без прикрас адской. Он до самого рассвета пытался побороть тошноту и головокружение, но каждые пятнадцать минут стабильно корячился над оставленным у кровати тазиком, боясь ненароком запачкать постель. В четвертом часу утра начало отпускать, но перед тем, как организм окончательно выдохся и отрубился в бессилии, Боря будто успел побывать в Диснейленде: знатно прокатился на качелях кубарем вращающегося мироощущения.       Из плюсов – никто не разбудил в семь утра, криками заставляя идти в школу. Впрочем, если бы родители не оказались так благосклонны – он бы всё равно туда не дополз.       Он просыпается в шестом часу вечера с ощущением, будто его переехало теми самыми американскими горками, на которых он катался всю ночь. Лицо обсыпало и опухло, а под глазами залегли настолько чернющие синяки, словно он натурально не просыхал с неделю. Зрелище в зеркале оказалось отвратительным.       За своим поздним завтраком (ужином у нормальных людей) Боря чувствовал себя нашкодившей псиной. Той самой, которая насрала в тапки, но ей всё равно нельзя дать по роже и выкинуть на улицу, и поэтому приходится кормить и поить. Если мама с сестрой смотрят больше устало, нежели со злостью, то отец своим видом осуждает за всех троих. За последние три года Боря успел от его воспитательных мер ощутимо отвыкнуть. Отец смотрит выжидающе, хотя единственный, кого за вчерашнюю ситуацию и можно осудить – как раз таки он сам. Боря-то просто выпил, при этом ни с кем не поругавшись и никого не избив. — Давно слишком взрослым стал? — Всё-таки выдаёт отец, когда Боря зачерпывает последнюю ложку спасительного супа с вермишелью. — Да ты мне последние три года лишь по праздникам звонил, поздно строить из себя заботливого родителя! — Борис! — Сразу же возмущается мама, которая всегда от разборок старалась держаться подальше. — Три года мне и краснеть перед людьми из-за тебя не приходилось. — Продолжает отец как ни в чём не бывало. — А мне за тебя краснеть не придётся? Ты моего друга ударил, а ещё мент называется! По-твоему, напиться – это зазорно, а несовершеннолетних бить – нет? — Кость! — Вновь возмущается мама. — Это правда? — Ты просто не слышала той ахинеи, что этот долбоёб нёс. — И за это ребёнка бить надо? — Мама на стуле как по струнке выпрямляется. Видно по ней, что в сказанное поверить не может.       Боря её понимает очень хорошо: всю жизнь отца порядочным полицейским считал, а тут во всей красе пришлось лицезреть, как он Кису хуями обкладывает. Но если это ещё терпимо и можно понять, то ударить его – это уже пиздец. Клиника, можно сказать. Боря в своё время тоже по шее получал, незабываемый хэппи хаус, но одно дело – тиранить собственную семью, и совсем другое – чужого ребёнка. — Будь моя воля, я бы ему не только по шее дал. Мать его просто жалко. — Ты меня слышишь вообще? — Нервы постепенно начинают сдавать. — Я просто выпил пива, Киса вообще с девчонками тусил! Не было никаких наркотиков. — Для пива ты выглядел уж слишком в говно. — Зачем-то комментирует Оксана. — А тебе отдельное спасибо, что сразу меня заложила. Очень по-родственному. — Честно говоря, Боря не хочет срываться на ней, но сестра просто не оставляет выбора. — А что мне надо было делать? Самой за тобой идти? — В следующий раз не звони мне, когда снова будешь бухая в ноль просить тебя встретить. И прикрывать я тебя тоже больше не буду. — Утю-тю, какие мы обидчивые. — Фыркает сестра. — Это твои друзья мне написали, что ты упился. Им и предъявляй. — Борь, ну ты же у нас порядочный мальчик. — Вновь вмешивается мама. — Мы же тебе гулять не запрещаем, но неужели так сложно было до такого состояния не напиваться? Ты не чувствовал, что-ли, что тебе хватит? — Говорю же, я выпил две банки пива! Там градусов пять от силы, я не знаю, почему так произошло! — От литра пива так не разносит. — Насмехается сестра. — Заткнись, а. — Да это он со своим Кисловым. — Вновь озвучивает отец заученный скрипт, а Боря от безысходности бьёт себя по лбу ладонью. — У этого дебила ни одного друга нормального нет. Либо алкаши, либо торчки, либо просто умственно отсталые. Вот и Борьку под них сравнять пытается. — Пап! Вы меня насильно в эту дыру притащили! Если было нормально мне жизнь испоганить, то можете хотя бы перестать в неё лезть? — И правда, Кость. — Мама, судя по всему, принимает правильную сторону конфликта. — Пусть освоится здесь. Он же у нас не дебил, чтобы в плохую компанию ввязаться. — Да тут не просто плохая компания, тут уже криминал. Этот урод на учёте стоит, его от неба в клеточку только возраст и спасает. Ты просто его личное дело не видела. Он на такого же долбоёба работает, только тот постарше и с закладками лишний раз не светится. У меня, блять, пальцев не хватит, чтобы посчитать, сколько раз я его ловил. А это только в мою смену. Там и распитие, и избиения, и кража, и распространение. Помню, с год назад на него вообще заяву накатали за то, что он в паблик какой-то выложил, как девку трахает. Так под угрозой исправительных работ и штрафа в двести рублей как шелковый стал! Глазки в пол и извинялся чуть ли не слёзно. Вообще своей башкой пацан не думает. — Его свои же недолюбливают. — Поддакивает Оксана. — С кем ни общалась, все считают, что он конченный. — Ага, и этот конченный поднял всех на уши, чтобы мне лекарство нашли, и под ручку с той хаты выводил. — Какой молодец. — Хрипловато насмехается отец.       Боря с силой отпихивает от себя пустую тарелку и вылетает из-за стола. Здесь разговор бесполезен, а нервы и так на пределе. — Чтобы я тебя с Кисловым больше не видел. — Доносится вслед.       Комната встречает уже привычным полумраком из-за задёрнутых штор и несильным сквозняком. Под конец сентября жара сошла на нет, уступая место приятной средней температуре. Ещё и кондиционер слабо пашет, чтобы поддерживать относительную прохладу. Это комбо идеально справляется с тем, чтобы не провоцировать ещё большую головную боль.       На телефоне осталось всего двадцать процентов, в уведомлениях около семидесяти сообщений из классной беседы, несколько от Мела и Женьки. Последний, судя по всему, целый подкаст из голосовых записал. Первому он идёт отвечать Егору. Мел: Даров, ты как? (10:21) Мел: От отца сильно влетело? (10:23)

Я:

Почти норм

(18:36)

      От Кисы ни одного сообщения, хотя раньше он постоянно слал тупые видео из "ТикТока" и чернушные мемы. Ещё и кружочки разнообразные постоянно записывал, что очень Боре импонировало. Впрочем, он не удивлён. Кто бы стал общаться с человеком, чей батя буквально обвинил тебя во всех грехах и ударил перед друзьями?       Извиниться в любом случае надо. Не Боря был инициатором этой тупой ситуации, но, тем не менее, крайним Кислов оказался именно из-за него. Сперва он думает написать длинное извинение, позднее – записать голосовое, а под конец решает поговорить вживую. Он Кису всего ничего знает, но и этого достаточно, чтобы быть уверенным, что тот просто закинет в «чс» и даже читать не станет. А может он предусмотрительно закинул Борю в чёрный заранее.       Жаль, что так вышло. Ваня Кислов вовсе не святой, но почему-то именно с ним было проще всего. Это был тот самый человек, перед встречей с которым не нужно было продумывать то, о чём они будут говорить. С ним даже молчание не казалось неловким. Да и Киса сам будто бы притягивал к себе: записывал эти свои странные кружочки, в которых было буквально всё от «прикинь, хлеб подорожал» до «зацени, по делам на заброшку полез, а тут бомж и бомжиха ебутся». И всё-таки одноклассник оказался прав: дружба между проблемным подростком и сыном мента – идея провальная.       Он нехотя слушает долгий подкаст от Жени, у которого то мотик сломался, то девушка морозится, то препод в колледже нарочно занижает оценки. Тут тоже ничего удивительного нет, этот человек просто не может жить без приключений на задницу. Боря, в свою очередь, записывает длинное голосовое про ситуацию на хате, а на душе становится чуть-чуть легче. Да и Женька всю семью его знает, и отец их в детстве постоянно куда-то с собой таскал, так что можно на поддержку от друга рассчитывать. Он-то точно поймёт весь масштаб пиздеца.       Он разглагольствует в голосовое о том, почему у Женьки с его бабой изначально шансов на нормальные отношения не было, как вдруг телефон неожиданно пиликает уведомлением обычного сообщения на его номер. Киса (Коктебель, 10-Б): выходи (20:38) — Блин, бро, я тебе позже напишу. — Вслух удивляется Боря. — Мне тот чел, которого батя ударил, написал зачем-то.       Голосовое отправляется в чат с Женей, а Боря, подобно какому-то советскому разведчику, осторожно выглядывает в окно из-за полуприкрытых штор. И действительно, Кислов сидит на лавочке около детской площадки и потягивает что-то из банки. Радует одно: выглядит он довольно мирно для того, чтобы избить Борю или устроить набег на квартиру Хенкиных.       Недолго думая, он хватает со стола ключи и, даже не удосужившись переодеться из домашней одежды в приличную, тихо крадётся из своей комнаты.       Удача, кажется, покинула его ещё в тот момент, когда он пару месяцев назад пересёк черту города Коктебель. С того самого момента как задумано не произошло вообще ничего. Собственно, как и сейчас: в проходной гостиной иронично развалился перед диваном отец вместе с занятой шитьём мамой. Взгляд на него они поднимают до смешного синхронно. — Куда намылился? — Кивает на него подбородком отец, сразу же убавляя звук на телевизоре.       На мгновение в комнате повисает тишина, разбавляемая лишь приглушённым голосом телеведущей с федерального канала. — К Кисе. — Недолго думая, выпаливает младший Хенкин. Хочется сделать тупо назло. — Ты соображаешь туго, или я не пойму? — Сразу же вскидывается отец. Плечи расправляет и даже раскинутые широко ноги ставит по-армейски ровно. — Сколько раз я повторить должен? — Повторяй сколько хочешь. — Борь, ну ты же нормальный пацан. Ты и футболом занимался, и руки у тебя не из жопы, и учишься хорошо! Ну нахера тебе этот Кислов понадобился? У него же развитие как у ребёнка тринадцатилетнего. — Хватит, Кость. — Вновь встаёт на защиту мама. — Своего ума не вставишь. Он же всё равно к своим друзьям пойдёт, что ты ему ни говори. Мальчик взрослый уже, сам разберётся. На ошибках своих учиться будет.       Не на такую поддержку он рассчитывал, но это куда лучше, чем беспочвенно обвинять в его проёбах постороннего человека и запрещать с ним общаться, будто Боре лет пять. Сперва хочется поблагодарить все высшие силы за единственного адекватного человека в этой семье, а потом он вспоминает, что именно из-за маминых хотелок он и оказался в этой дыре. Та ещё у них семейка. Тут все с приветом.       В прихожей с трудом влезает потными ногами в старенькие кроксы и захлопывает за собой дверь. Спускаться отчего-то страшно. Разговаривать с Кисой тоже. Он ведь даже не успел продумать, что сказать однокласснику в качестве извинений. Обидно, наверное, обхаживать своего бухого кента и рыгачки ему с подбородка туалетной бумагой вытирать, а по итогу получить за это по затылку. Благодарность по-хенкински.       По мере приближения Бори к детской площадке, Кислов всё ещё выглядит спокойно, хотя Хенкин ожидал, что тот сразу же навострится и бросится на добычу, как кот на облезлого голубя. — Привет. — Неловко здоровается Боря, остановившись в шаге от лавочки. — С воскрешением, Хинкалина. — Лыбится Кислов и убирает со скамейки рюкзак, явно приглашая этим жестом усесться рядом. — Ты чего тут? — Спрашивает Хенкин и садится на небольшом расстоянии от одноклассника. — Проведать пришёл. — Пожимает плечами тот. — Ты как вообще? — Нормально. — Презент тебе принёс, кстати. — Хихикает Киса и тянется за рюкзаком, а потом протягивает Боре полуторалитровую бутылку. — Ессентуки семнадцать? — Узнаёт этикетку Хенкин. — От души.       Он тихо посмеивается и делает щедрый глоток, краем глаза посматривая на свой дом напротив. Как чувствовал: отец стоит у окна кухни и без зазрений совести пялится на них с Кисой. Боря в тосте приподнимает бутылку и делает очередной глоток. Вряд ли отец смог рассмотреть этикетку с их седьмого этажа, но всё-таки выпутывается из штор и исчезает в недрах квартиры. — Ты, кстати, не один вчера слёг. — Подаёт голос Кислов, со стороны которого внезапно потянуло табаком. — Очень утешительно. — С неприкрытым сарказмом отвечает Хенкин и жестом просит сигарету. Свои ведь и не подумал прихватить. — Я, короче, в школу прихожу, а нас там шестеро всего. Одиннадцатый вообще не пришёл сегодня. Я написал узнать, чё за хуйня, а оказалась, что все около толчков ночевали. Макс признался, что пиво по уценке брал. Вот вас всех и накрыло. — А ты что пил? — Коньяк какой-то и коктейли свои. — Короче, я понял. На все ваши тусовки ходить только со своим. — Тебе можно, ты же из богатых. — Киса говорит это с неприкрытым раздражением, а Борю хватает лишь на то, чтобы закатить глаза. — Но ты не волнуйся, Максон сам три литра этого пива въебал, сказал, что ещё и просрался вдобавок. Так что карма за всех вас отомстила. — Скупой платит дважды. — Довольно добавляет Хенкин. — А ты сам как? Только через рот? — Фу, блять, Киса!       Кислов спокойно попивает энергетик, а вместо того, чтобы дать Боре глоток по его просьбе, просто достаёт ещё один и отдаёт задаром. Так и сидят, пьют энергетики и ржут с детей, пытающихся научиться кататься на велосипеде. Чья-то мамаша пытается гнать на них за распитие на детской площадке, но Киса красноречиво доказывает ей, что ничего алкогольного у них нет. Даже впервые за их знакомство орёт, что «да хоть ментов вызывайте». Один – ноль в пользу Кисы.       Хенкин с буйного одноклассника смеётся, но упоминание ментов нервно отзывается где-то внутри. Киса не выглядит на него обиженным, но обиженным чувствует себя сам Боря. Обиженным на собственного отца. А ещё ему перед Кисой стыдно, хоть тот наверняка пережил кучу штук пострашнее, чем подзатыльник от взрослого мужика. — Кис. — Зовёт он, когда Ваня, почти как приличный мальчик, относит окурок в мусорник, а не бросает под ноги. — А? — Прости за вчера. — Проехали. — Мне стыдно за отца. — Стыдно ему, ага, — насмешливо выдаёт Кислов, — вон он как тебя любит. За тебя любого готов отпиздить без суда и следствия. — Не то чтобы я этого хотел. — Он откидывается на спинку и нехотя припоминает все моменты, когда отцовская гиперопека выходила ему боком. — А чё, круто же. — Наигранно улыбается Киса и активно жестикулирует. — Живёшь себе, в хуй не дуешь, и знаешь, что папаня всегда прикроет. — А то ты не знаешь, как это работает. Сперва как заботливый отец заберёт пьяного, а потом наорёт, посадит на домашний арест и будет с месяц припоминать эту хуйню. — Не знаю. — Не скрывает Кислов. — А твой чё, права не качает?       Киса на мгновение замолкает, даже на лавочке разворачивается и смотрит на Борю в упор, часто моргая. — В глаза его ни разу не видел. — Всё-таки объясняется он. — А... Точно. — Смутно припоминает отцовские рассказы Боря. — Извини...       Задетым Кислов не выглядит: просто пожимает плечами и делает очередной глоток из жестянки. — Ну, иногда лучше вообще без отца. Знаешь, типа, есть такие кадры, которые и пьют, и бьют... — Я заметил. — Перебивает Киса своим громким хохотом. — Блять... Ладно. Но ты меня понял. — Твой папаша тот ещё конч, но ментёныша своего явно любит. Он не первый, кто меня к своему чаду не подпускает, так что хуй с ним, я привык.       Боря не знает, что на это ответить. На языке крутится лишь одно: «а может причина в тебе?». Но чёрта с два он озвучит это вслух, да и Киса должен понимать и сам. Ни один родитель не захочет видеть в числе друзей своего ребёнка кого-то с подобной репутацией. — Хочешь сказать, я сам виноват? — Быстро догоняет его мысли Киса.       Хенкин не может ему ответить. — Тебя настолько отягощает отсутствие отца? — Озвучивает он не менее интересный вопрос. — Тяжело, знаешь ли, об этом не думать, когда всю жизнь слышишь за спиной «интересно, чей он» и «от кого же Лариска понесла» от всех бабок под подъездом. — Заняться им нечем... — Нечем. Городишка ведь крошечный, тут почти все друг друга знают. И мы ничуть не лучше. — По факту. — Припоминает Боря то, что здесь из развлечений только сплетни слушать. — И, блять, проблема даже не в этом! — Резко возмущается Киса. — У всех же мамки просто говорят, типа, разошлись там, или мужик мудаком оказался, а моя молчит. Нихуя не говорит, понимаешь? У неё все шестнадцать лет одно лишь «Вань, давай не сейчас». Заебало. — Чё, прям совсем-совсем ничего не говорит? — В детстве в уши мне ссала, что он моряк. Я как долбоёб бегал на пляж гулять, думал, подойдёт ко мне какой-то высоченный мужик в матроске и такой типа «Люк, я твой отец». — А потом вырос? — Тактично предполагает Боря.       Каждая вторая одинокая мать байку про папашу моряка или космонавта придумывает, схема всем давно известная. Даже отец-супергерой есть для особо креативных. Жаль только, такие мамаши и не догадывается, что собственными руками преподносят своему ребёнку первую психологическую травму. Это вам не в деда мороза верить. — Ага, мне лет восемь было, у нас во дворе пацан постарше был, ну и он однажды мне в лоб такой «нет никакого моряка, тебя нагуляли просто». Я тогда целый день проревел, а она так нихуя и не рассказала. — Может она просто вспоминать не хочет. — Прикидывает возможные варианты Хенкин. — Я и не прошу её вспоминать, знакомить нас или фотки показывать, просто, сука, рассказать! Я что, не имею права знать, как на свет вылез? Она сама сирота, должна знать, каково это! — Может как раз таки знает... — Ты вот вообще не помогаешь. — Киса заметно вскидывается и активно размахивает руками, точно недовольный тем, что Боря оказывает совсем не ту поддержку, на которую он рассчитывал. — Я тебя понять могу. — Сразу же обозначает позицию Хенкин. — Просто прикидываю возможные варианты. Должны же быть причины, почему она не хочет, чтобы ты знал. — Ага, особенно если я нежеланный. — Ты серьёзно? Ни один человек в своём уме не будет растить нежеланного ребёнка. — Ты просто её сестёр не видел, там та самая компания с мировоззрением «дал зайку, даст и лужайку». Сто проц просто матери на мозги присели. — Это уже из крайности в крайность. Я твою мать не видел ни разу, но если бы она тебя не любила – это невооружённым взглядом было бы видно.       Киса взгляд в сторону резвящихся на другом конце двора детей отводит и вытаскивает из кармана пачку с зажигалкой. Вздыхает тяжело, зажимает две сигареты в губах и прикуривает. Боря забирает себе одну. — Да плевать на эту любовь. — После краткого молчания объясняет Кислов. — Один хер она счастливой себя не чувствует. Сколько я себя помню, пытается мужика найти. — Ну, для некоторых женщин это чуть ли не жизненная цель, ты тут не... — Ты вообще не догоняешь? — Громко перебивает одноклассник. — Я ей мешаю. — С чего ты... — Да потому что всё детство, блять, семь вечера и я один в садике. Думаю, что моя мать на работе, а она приходит, блин, на лабутенах и с букетом, а ей воспитатели во всю намекают, что она ахуела. — Если бы ты ей мешал, она бы тебя в какой-нибудь интернат сплавила. — От души, бро. Очень утешительно.       Борю пробивает на смех, пока Кислов, скорчив недовольную рожу, на него пялится и выпускает сигаретный дым через нос. От этого зрелища смех вырывается с удвоенной силой. — Сразу видно, что тебе никогда не говорили «сынок, сгоняй погулять» или «а ты не хочешь сегодня у друга переночевать?». Каждое лето меня к тёткам сплавляла, пока мелкий был.       Аргументов у Бори больше не остаётся. Кисина мать в его глазах предстает в образе одинокой женщины, которая продолжает гнаться за своим счастьем. И это не прям-таки плохо, но Хенкин видит, как это на Кисе сказывается. Многие объяснения находятся сами собой. Не зря бытует мнение, что проблемные дети – это чаще всего те, кто не получил достаточно родительского внимания и любви. — Помню, короче, — вырывает его из размышлений Ваня, — она с одним сошлась, довольная была. Я как понял, они съезжаться планировали. Мне он нахер не сдался в собственном доме, но меня, вроде, не доёбывает, мать счастливая, думал потерплю и норм. И она однажды приводит его к нам в гости, романтика и вся хуйня, они видимо не заметили, что я дома. И я, типа, сижу тихо, чтобы мать не подставлять, и её долбоёб в какой-то момент такой «так ты со своим что-то делать планируешь или нет, я просто общего хочу, а твой мешать будет». — Пиздец, бро...       От в миг накрывшей эмпатии он даже роняет сигарету. Руку через Кисины плечи перекидывает и обнимает крепко. Кислов даже не комментирует чужую сентиментальность, лишь усмехается кратко. — Она не согласилась, но такой подавленной и расстроенной была, пиздец. Я до сих пор себя виноватым чувствую. — А мудак, который ей это предложил, не виноват что ли? Она в любом случае выбрала тебя. — А что, если я правда залётный? — Едва слышно признаётся Кислов. — Кис... — Или вообще побочка от изнасилования?       У Кисы голос заметно дрожит, от чего начинает трясти и Борю. Не может он такие истории спокойно слушать, каждый раз представляет, насколько это было обидно и тяжело. Он Ваню уже двумя руками обнимает, пока тот смиренно сидит в одной позе и тяжело дышит, съедаемый своими внутренними демонами. — Ты что, плачешь? — Внезапно догоняет Хенкин. — Нет. — Врёт Кислов, шмыгая носом. — Кис, ты ни в чём не виноват. — Запинаясь, выпаливает он первое пришедшее на ум утешение. — И тебя любят. Зато ты сможешь сделать собственную семью счастливой. — У меня никогда семьи не будет. — Почему? — Я же торч. Я столько всякой хуйни пробовал, что ты и названий не слышал. Мне что дети, что отношения противопоказаны.       На улице уже смерклось, а они продолжают сидеть на узкой лавочке, изредка отпивая из полупустых жестянок. Плечом к плечу, и никто не возникает. В темноте трудно уловить Кисин взгляд, но аура у него по-прежнему тяжёлая. Бессмысленно пытаться его вытащить: он точно зарылся глубоко-глубоко в самые недра своих обид и переживаний. Боря не может ему помочь. Не сможет изменить устои его семьи. Не сможет изменить его образ жизни. Но, вероятно, если они продолжат быть такими открытыми, то Боря сможет стать ему настоящим другом, а не условным, как сейчас. Может, однажды Киса и изменится. Найдёт любовь и опору, которая его наконец-то спасёт.       Боря погружается в недры самокопания следом. Пока что в голове звучит лишь один вопрос: кто вообще придумал, что Ваня Кислов – плохой человек?
Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.