по осколкам.

      Литература седьмым уроком тянется неторопливо и монотонно, Ольга Васильевна негромко рассказывает о произведениях девятнадцатого века и духовном становлении нации, иногда призывая всех делать пометки в тетрадь. На обязательный конспект плевать абсолютно всем, кроме сидящего под боком Мела и отличницы Ленки. Борю, вот, Лермонтов, Пушкин и Гоголь тоже мало волнуют в половину третьего в пятницу, но манера рассказывать у молодой учительницы действительно впечатляющая. Вроде бы и не хочешь углубляться во всё это, но Ольга Васильевна зачитывает материал урока с таким выражением и интонацией, что информация волей-неволей всё равно проникает в уставший за учебную неделю разум.       В новой школе уроки литературы почему-то вызывают наименьшую неприязнь. Из-за этого самого ощущения размеренности, скорее всего. Боря вовсе не фанат литературы, может что-нибудь прочитать просто коротания времени ради, но вот углубляться в биографии писателей и классифицировать периоды? Кому это вообще нужно? В старой школе было достаточно ознакомиться с коротким вариантом произведения, но глядя на Ольгу Васильевну становится ясно, что пересказа «Войны и Мира» в десяти страницах будет явно недостаточно.       На горизонте маячит унылая по своей натуре середина октября, и в спячку погружается не только природа, но будто и сам город. Подходит к концу бархатный сезон, людей на улицах становится меньше и меньше, уже закрылись те магазинчики, в которых Боря с сестрой покупали еду ещё пару дней назад. Скука смертная, тут и психически здоровый человек словит тяжёлую депрессию.       Ещё одной составляющей октябрьской тоски стало отсутствие Кисы. Он уже привык, что одноклассник стабильно рисует ему члены на полях тетрадей, скидывает тупые мемы в личку и самодовольно ухмыляется, когда Борю прорывает на смех прям на уроке. Даже к этому глупому «Хенк» и «Хинкалина» успел привыкнуть.       Мел тоже очень Боре импонирует, и он рад проводить время вдвоём, но Кисиной безбашенности порой не хватает им обоим. Мел тактично отказывается ходить к Боре домой даже в отсутствие Хенкина старшего, а вот Кисе и приглашения было не нужно. У них вдвоём начался совместный марафон просмотра «Наруто», который уже вписался в рутину. А теперь Боря смотрит на пустую квартиру и оплакивает упущенное время. Это сколько же тупых филлеров они бы успели посмотреть?       Киса отморозился от плановой прогулки ещё в воскресенье, а в понедельник попросту в школу не явился. «Заболел» – оповестила всех классная руководительница.       Больше всего напрягает то, что незатыкающийся Кислов перестал отвечать на сообщения. Причём, им с Мелом обоим. А последний его онлайн так и вовсе был в то самое воскресенье, словно Киса не пользовался телегой всю неделю. Это чем таким болеть нужно? — Телефон вне зоны действия. — Комментирует Хенкин, когда они с Мелом выходят за ворота школы. — Он мог с Гендосом куда-то укатить, уже было такое. Или марафонит. — Пожимает плечами Егор. — Марафонит? — Сперва очень хорошо, а потом очень плохо. — И давно он так?       Мел даже шаг замедляет, смотрит оценивающе и пристально, будто пытаясь прочесть на чужом лице ответ на ведомый одному лишь ему вопрос. К счастью, взгляд его вновь смягчается. — С прошлого года.       Они прощаются у супермаркета, откуда каждый набрал себе по пакету. Провизия к выходным, так сказать. Мел крепко пожимает ему руку и уже было отступает, как Боря всё-таки решается окончательно. — Не помнишь его точный адрес?

***

      Из «точного адреса» – один лишь номер квартиры, но Боре хватит и этого. Он смутно помнит, как дойти до дома одноклассника, но вот двор отложился в памяти надолго. Даже по жилым кварталам петляет недолго, практически сразу же найдя нужный дом. На домофон никто не отвечает, и он уже подумывает уйти, но вспоминает себя самого: он тоже хрена с два откроет кому-то дверь, ведь у родных есть ключи, а всякие газовщики и цыгане-попрошайки пусть катятся лесом.       В подъезд он прошмыгивает вслед за подозрительно косящимся в его сторону дедом. К чему такие взгляды, если один наркоман здесь уже есть? Кисина квартира оказывается на втором, и Хенкин кратко зажимает дверной звонок. Открывать ему по-прежнему никто не спешит, и Боря бы уже поверил в то, что дома действительно никого, если бы не звук глухого удара и последовавший за ним стон. Значит, всё-таки дома. Он даже стучит, раздражаясь, насколько же однокласснику просто лень подойти к двери и хотя бы сказать, чтобы Хенкин шёл нахер. — Кислый, ёбаный твой рот! — Кричит Боря, морщась от раскатившегося по подъезду эха. — Открывай, заебал.       С той стороны слышится возня, и через минуту замок наконец щёлкает, а из-за двери выглядывает лохматая макушка Кислова. — Ты в отшельничество ушёл, или что? — Сходу жалуется Хенкин. — Ни дозвониться, ни достучаться. — Ты один? — Деда с первого этажа за компанию взял. — Дебил. — Цыкает тот. — Пацан никакой не шёл? — Какой ещё пацан? — Пиццу заказал, курьер. Тебе чего, кстати? — Я как бы тебя проведать пришёл. — Да норм со мной всё. Я побежал, у меня жрачка щас сгорит. — Ты же пиццу заказал. — Недоверчиво хмурится Боря. — И ты же больной. — Да хули ты доёбываешься к деталям? — Сразу же вскидывается Киса. — Войти хоть можно? — У меня не прибрано. — Мне похуй. — И на кухне душно. — Это ты душный.       Гляделки, кажется, длятся целую минуту, за которую выражение лица Кисы успевает смениться с раздражения до простой усталости. Тот вздыхает и чуть отступает назад, а Боря сразу же понимает: надавить и дожать получилось успешно. — Ладно, но учти, у меня не хоромы вместо хаты, как у некоторых. — Бросает Кислов и исчезает за дверью. — Она от деда досталась. — Зачем-то пытается оправдаться Хенкин.       Ваня тормозит прям в коридоре, опирается спиной о стену и складывает руки на груди, будто ждёт от одноклассника официальную объяснительную касательно вторжения.       Это первый раз, когда Боря сумел прорваться к Кисе домой. Раньше тот всегда отказывал, ссылаясь на «мама после работы отдыхает», «у меня интернет не оплачен» или ещё более неправдоподобную херню. Кисе было проще мокнуть под дырявой беседкой в ливень, нежели просто согласиться пересидеть у него дома.       Квартира у Кисловых вполне обычная: со стареньким ремонтом, местами отпавшими обоями и вкраплениями советской мебели среди обычной современной. Всё как и у половины населения страны. Непонятно, почему Киса так на этом зациклен. Причём настолько, чтобы не пускать в свою обитель абсолютно никого. — Так чё в школу не ходишь? — Возвращается к главному вопросу Хенкин и стягивает с ног кроссовки. — Не в ресурсе. — Бросает Кислов, и с очередным недовольным вздохом перемещается из коридора в комнату. Боря сразу же догоняет.       Судя по разбросанным по углам шмоткам, комната принадлежит Кисе, и почему-то выбивается из общей картины квартиры. Косметический ремонт сюда, походу, так и не дошел. Хенк, откровенно говоря, давно не видел сочетания из советского дивана и узорчатого ковра на стене. — Я думал, мы друзья. — Чё? — Красноречиво выпаливает Киса. — Думал, что мы хотя бы какие-нибудь хорошие приятели, и что я заслуживаю хоть какого-то ответа на тот десяток сообщений, что тебе прислал. Хотя бы простое «отъебись». Куда приятнее бы было, чем сидеть неделю в игноре и думать, что ты слёг, хотя у тебя, я смотрю, тут все прелести жизни. И рыбка сушёная, и пиво, ютуб, вон, открыт. — А ты всем друзьям так на мозги садишься? — Извини, я как-то неправильно это всё воспринял. Бывай тогда. — Бросает он на прощание, прежде чем подняться с дивана под его протяжный скрип и направиться к двери. — Блять, Хинкалина, ну чё ты как тёлка обиженная себя ведёшь! — Следом нагоняет его Кислов.       Боря игнорирует. Око за око. Игнор за игнор. Не настолько у него всё в жизни плохо, чтобы бегать за кем-то и унижаться, а в ответ получать одни лишь «я не пущу тебя к себе домой» и «не еби мне мозги». Ваня Кислов – не самый плохой человек, но уважению к другим ему бы всё-таки стоило поучиться. — Проблемы у меня, разрулю и вернусь в школу! — Кричит Кислов, в шаг обгоняя Хенка и преграждая ему путь к отступлению. — У меня мобила уже неделю разряженная лежит, я в душе не ебу, кто и чё мне писал! — Зарядить не пробовал? — Не могу.       Боря вопросительно приподнимает брови. — Нельзя онлайном светить. — После краткой заминки признаётся Киса, отводя взгляд куда-то в сторону. — Ты во что вляпался? — Да я решу всё, через неделю вернусь, честно. Плюс-минус пару дней. — Вляпался-то во что? — Да какая разница... — Пытается отмахнуться Кислов, но на Борю такие приколы никогда не действовали. — Кис.       У Кисы прям по лицу можно мыслительный процесс отследить: вот торг, когда он густые брови хмурит, а вот принятие, когда морщинки на его лбу распрямляются, и он тяжело выдыхает. Боря себя в этот момент победителем чувствует: начинает казаться, что он и в самом деле не пустое место, и парни общаются с ним не просто от нечего делать. — Помнишь же ту сходку в санатории заброшенном? — Окончательно сдаётся Кислов. — Ну? — И девку, которую с передозом увезли? — Такое забудешь.       Хенкин уж точно не забудет момента, когда впервые в Кисе обыкновенного пацана разглядел, который не барыга отбитый, как сперва показалось, а обычный подросток, который влез в дерьмо по уши, но всё ещё боится в нём захлебнуться. — Её Катька зовут, она из одиннадцатого. Ну и есть у неё парень, Серёга. На год старше её учился. Серёга в уник в Уфе поступил и туда свалил, а Катьке же ещё год учиться. Ну и, короче, узнал Серёга о том, что Катька передознулась, и то, что моим стаффом. Вначале угрозы писал в телегу, ну я и слал нахуй, думал, типа, не поедет же он мне ебальник бить из своей Уфы. А нихуя, поехал! — Театрально разводит руки в стороны Кислов. — В воскресенье решил за пивом выйти, а там на тебе, прям под магазом. Ещё и со своей байкерской компанией, ты бы знал, как я оттуда втопил. — Так а ты при чём? — Перебивает Боря. — Она же сама херню твою купила. Ну, вроде как. — Балл за сообразительность, можешь этому типу так и сказать, жаль, что ему похуй. — Ну так уеби ему сам, ты же умеешь. — Ага, блять, там где я учился, он преподавал. У него первый разряд. — И чё, так и будешь прятаться? — Вечно же он здесь торчать не будет, свалит в свою Уфу, а потом все забудут. — То есть ты думаешь, что он специально тебе рожу бить приехал, а потом неделя пройдёт, и он такой «вот блин, Кислов из дома так и не вышел, поеду тогда обратно»? — И чё ты предлагаешь? — Едва ли не кричит Киса, с силой отталкиваясь руками от стены, на которую всё это время опирался. — Пойдём гулять и делать ставки, как скоро мне зубы за гаражами выбьют? — Пойдём сами ему выбьем. — Ебать ты умный конечно! А дальше чё, вместе прятаться будем? Чур я к тебе, в ментовскую хату он точно не полезет. — Я, вообще-то, тоже драться умею. — Обиженно складывает он руки на груди. — Как знал, блять, что адекватным ты только казался.

***

      Они неспешно шагают вглубь крошечного городишки, петляя между дворами и аллеями. Киса, выряженный в чёрную зипку с накинутым прям на кепку капюшоном, плетётся чуть позади и уже десятую минуту громко обсуждает что-то со своим кентом, которому, так-то, позвонил с Бориного телефона просто узнать адрес этого Серёги. Хенкин старается лишний раз на одноклассника не оглядываться: с его внешнего вида тяжело не заржать. — Не, я вообще без вариантов, пока этот хуйлан отсюда не съебёт. — Заявляет Киса, пиная попадающиеся под ногами камни. — Давай сам как-нибудь, у меня впервые в приоритете не бабки, а целый ебальник.       Борю вовсе не напрягает то, что Кислов пиздит по телефону, видимо даже забыв, что его хозяин шагает рядом, но вслушиваясь в обрывки сказанных фраз, пропасть между ними кажется как никогда ощутимее. Киса явно обсуждает свои диллерские штучки на понятном лишь в его кругу сленге и отбрасывает не менее непонятные шутки, с которых заливисто ржёт, распугивая местных голубей. Тот самый момент, когда осознаёшь, что практически ничего о человеке не знаешь, хоть и сидишь с ним за одной партой, порой коротая вместе вечера. Глупо было надеяться, что дружба материализуется из ниоткуда. — Ладно, Геныч, давай. А то мы почти на месте, и у меня очко чёт сжимается. — Бросает Кислов напоследок, притормаживая у какого-то невзрачного магазина. — Смотри, чтобы тебя не отъебали, гандон. Всё, давай, напишу, если выживу. — Ну чё, куда дальше? — Напоминает о своём присутствии Хенкин. — Вон тот дом, крайний подъезд. — Кивает подбородком Киса. — Сейчас, вроде, не дома. — Ждать будем? — Ага. Но если твой батя приедет на вызов, только посмей не сказать, что это была твоя идея.

***

      Они рассаживаются на старых скрипучих качелях около серой пятиэтажки, покорно ожидая появления так называемого Серёги. Киса, вроде как, успокоился и в какой-то мере даже доверился, а Боря старательно делает вид, что очень уверен в положительном исходе этой затеи. Отец, конечно, самообороне учил, да и в секцию по единоборствам Боря ходил, но вряд ли у него есть шансы против многократного победителя региональных и государственных турниров по кикбоксингу. Остаётся надеяться на то, что этот Серёга не в край отбитый, а они с Кисой не закончат этот день на соседних койках в травматологии.       Во дворе солнечно и относительно тихо, самое то после насыщенного школьного дня. Обстановка расслабляет настолько, что и не верится, что они пришли сюда на стрелку. Умиротворение нарушают лишь хрипловатые смешки Кисы, который без зазрений совести так и не вернул Боре телефон, а сейчас залипал в видосы с юмором уровня умственно отсталых.       Ожидание изматывает. Ощущения такие, словно и сам становишься частью окружающей тебя картины. Несмотря на яркое солнце, ветерок дует прохладный. Как-никак, недавно наступил октябрь. Боря ёжится, но вскоре вновь погружается всем естеством в царящее кругом умиротворение.       Он бы так и заснул: при свете дня, с открытыми глазами, и сидя на неудобной качели с больно давящей в бёдра деревянной сидушкой. Сперва Боря даже не понимает природу внезапно оглушившего лязга: опомниться получается лишь когда Киса уже лежит в пыли, скорчившись едва ли не в половину своего роста, и обоими руками хватается за ушибленный лоб. — Сам заявился, нарик ебучий? — Раздаётся низкий голос откуда-то из-за спины. Мурашки пробегают уже не от холода. — Я тебе сейчас башку об асфальт проломлю, посмотришь, каково это – в реанимации за жизнь бороться.       Широкоплечий уёбок с бритой головой огибает качели и, схватив Кису за волосы, с силой тянет за собой, даже не обращая внимания на его болезненное мычание. — Уёбище ты амфетаминовое. — Рявкает пацан, заезжая Кисе по носу. — Мои пацаны тебя вначале на бутылку посадят, а потом хмурого тебе в хуй загонят, и хер ты больше спрячешься.       Дать себе отчёт Боря вновь не успевает: картина начинает проясняться уже когда лысый пацан лежит на спине и трясущимися руками прикрывает ушибленную челюсть. Он быстрым взглядом окидывает месиво на лице Кисы и одним умелым движением помогает ему подняться на ноги. У Вани лоб рассечён от столкновения с железной опорой качели, он здесь явно не боец. Пацан начинает приходить в себя, поэтому Хенкин ловко отталкивает одноклассника назад, тут же его прикрывая. — Слышь, пацан, — рычит лысый, сплёвывая на асфальт окровавленную слюну, — ты сюда не лезь, если в соучастники к этому уроду пойти на хочешь. Пруфы на руках, и Катька подтвердит, и скрин их переписки остался. Полезете на меня – на обоих заяву накатаю. — Заяву Хенкину на Хенкина? — Прыскает Киса, тоже отплёвываясь от крови. — Ну-ну, удачи.       Лысый в удивлении приподнимает светлые брови, оценивающе оглядывая Борю с головы до ног. Одежду разглядывает особенно внимательно, а Хенкин уже жалеет, что решил выгулять новые адики. — А прокуратура в курсе, что менты у нас малолетних барыг покрывают? — Лысый даже не лыбится, а натурально скалится своими кровавыми зубами. — Это за какие такие заслуги тебя, а, Кис? Очко хенкинскому сынку подставляешь? Или сразу обоих обслуживаешь в перерывах? — Слышь, герой-любовник, — зло бросает Боря, крепко сжимая ладони в кулаки, — ты меня хернёй этой не пугай. Я тебе небо в клеточку успею организовать ещё до того, как ты до прокуратуры доедешь. Думаешь, у нас против тебя нет ничего? — Он показательно переводит взгляд на Кису. — А это статья, между прочим. Умышленное причинение вреда здоровью. Есть и пострадавший, и свидетель, а если понадобится, то и ещё парочку найдём. — Яйца ещё не отрасли мне угрожать. — Бросает лысый, и если бы не угроза жизни одноклассника, Хенк свалился бы в приступе истерического смеха. — Я и не угрожаю. Меня-то собственный отец по статье не отправит, и друзей моих тоже. — А с этого, пожалуй, рассмеялся бы уже Киса. — Пошёл нахуй со своими угрозами. Твой дружок мою девушку чуть не убил, нормально, по-твоему? — Твоя девушка сама себя чуть не убила. Пойди ей ебало набей, она-то явно больше Кисы виновата. — Ты чё, ахуел? — Шипит лысый и в миг кидается на Борю.       Кулак за малым пролетает мимо: Хенкин рефлекторно успевает отскочить назад. Второй раз так не везёт: удар приходится прям по носу, и он в моменте чувствует, как немеет всё лицо, а во рту внезапно появляется металлический привкус крови. Медлить больше нельзя. Боря подбирается и, рассчитывая лишь на то, что координация не подведёт, бросается на лысого обмудка. Они оба валятся в пыль, ни на секунду не прекращая попыток дать друг другу под дых. — Ты чё, совсем тупой? — Сипит Боря, отплёвываясь от крови во рту. — Думаешь, одного барыгу забьёшь, и твоя тёлка торчать перестанет?       Обмудок резко дёргается и обмякает, и Хенк в миг пользуется возможностью отстраниться и оценить масштабы происшествия. Прям над ним с ошарашенным выражением лица нависает Киса. Боря понимает, что это он приложил обмудка по голове. Кисин страх он тоже понимает: в дворовых драках двое на одного считается самым унизительным приёмом, за такое вас обоих за гаражами и целой толпой отпиздить могут. Радует, что обмудок в сознании, и им не придётся отдуваться ещё и за его травмы. — Не я, блять, за качество отвечаю! — Рявкнул Киса. — И за то, кто сколько вдул. Она далеко не грамм взяла, хули я теперь за неё отвечать должен?       Омбудок что-то хрипит, но из этих потугов не удаётся разобрать ни слова. Хочется поскорее с этим покончить. Через нос дышать сложно, из-за чего раскалывается голова, вдобавок ноет и пара рёбер. Хочется сходить в душ и приложить к будущим гематомам что-нибудь холодное. — Подумай свою ненаглядную в рехаб отправить. — Отзывается Хенкин. — Может, и с барыгами больше проблем не будет. — Да и не сдохла она. — Добавляет Кислов. — Может, жизнь чему и научит. — Значит так, праведник. — Хрипит Боря, пытаясь подняться с лысого на негнущихся ногах. Благо, Киса под руки подхватывает. — Ты не делаешь проблем нам, а мы не делаем проблем тебе. Мы тоже умеем перекручивать всё под себя, имей в виду. На зону не отъедешь, но с пометкой в личном деле про универ и соревнования придется забыть. Так себе расклад, да? — Не советую ментовским детям дорогу переходить. — Дерзит следом Киса.       Лысый скалит зубы, явно недовольный раскладом, но быстро сдаётся. Кое-как перемещается в сидячее положение и смотрит исподлобья. — По рукам? — Уточняет Боря. — Чтобы рядом с ней ни одного из вас больше не видел.       Рукопожатием договор не скрепляют. Они просто разворачиваются и, едва передвигая ногами, плетутся к выходу со двора. Бабушки на лавках изумлённо перешёптываются, поэтому приходится ускориться. Не хватало ещё, чтобы кто-то вызвал ментов. Вот приедет отец, а тут Боря весь в дерьме. Он и так слишком красноречиво воспользовался его положением. Самому этот поступок не вкатывает, но если отбросить эту пацанскую честь и поразмыслить логически – это был правильный ход. В ином случае, лысый обмудок вернулся бы мстить, но уже не один, да и Кису в покое никто бы не оставил. Даже удивительно, что одноклассник об этом ещё не высказался. А как же привычное «за батей прикрываешься»? Хенкин выжидающе оборачивается на Кислова, но по его лицу сразу становится понятно, что возникать он и не планировал.       У Вани кровь струёй льётся с разбитого лба, переходя на шею и заканчиваясь где-то в области окровавленного ворота зипки. Обычно густая чёлка слиплась в мелкие сосульки, непривычно открывая его лицо. Он, то и дело, вытирает кровь с глаза, размазывая её по правой половине лица, и выглядит это довольно жутко. Смотрит Киса куда-то вдаль, будто находясь в прострации. Даже на Борин взгляд не реагирует, хотя обычно сразу вскидывается с раздражённым «чё пялишь?». — Ты как? — Сплюнув вязкую слюну в сухую траву, интересуется Хенкин.       В ответ абсолютная тишина. Киса шагает молча, совсем не обращая внимания на Хенка в полуметре. Смотрит куда-то вдаль, но взгляд его почему-то кажется пустым. Да и сам Киса будто бы где-то далеко отсюда. — Кис? — А? — Удивлённо дёргается Ваня, видно вырванный из каких-то размышлений. — Ты что-то говорил? — Как себя чувствуешь спросил. — Типа заботливого включил?       Боря лишь раздражённо закатывает глаза. — Бывало хуже. — Всё-таки признаётся Кислов. — Голова раскалывается пиздец. — Жиза.       Спустя минут пять из спального района они выходят к дороге, где жизнь начинает кипеть заметно сильнее. И машины ездят, и резвящиеся около магазина дети горланят на всю округу.       Киса тормозит у захудалого на вид магазина с привычным для любой провинции названием «Светлана». Дети тут же замолкают, слезают с облезлых перил и сразу же убегают в ближайший двор, о чём-то перешептываясь. Боря даже не хочет представлять, насколько ужасно они сейчас выглядят.       Кислов зачем-то заходит в эту дурацкую «Светлану» и просит у продавщицы не менее непонятный набор: четыре куриных дошика и два самых дешёвых пломбира. Хенк прыскает для вида, но сил на комментарии у него уже не осталось.       Желание не видеть масштабов пиздеца на собственном лице не сбывается. На стене, над столиком для покупок, висит треснувшие по углам зеркало с надписью «наш любимый покупатель». Хенк замирает напротив, из-за чего в него с протяжным шипением врезается Кислов. На свои отражения они смотрят со всей присущей ситуации скорбью. Полный пиздец. Не такой, как в фильмах, где все выглядят брутально с глубокими порезами и кровью на лице, а такой, что реально пиздец. Боря даже не удивится, если продавщица уже вызвала бригаду из дурки.       В отражении он ловит взгляд Кисы, который сперва просто лыбится, а после начинает ржать. Борю пробивает следом. Кислов то и дело зыркает на одноклассника, из-за чего его кроет ещё сильнее. Последний раз Боря так смеялся только от кисиной самокрутки. — Пиздец, у тебя нос в два раза раздуло. — Едва ли не хрюкая от смеха, заявляет Кислов. — Не дай Бог таким же кривым, как твой, станет. — Иди нахуй! — Пихает его Киса в бок. — Нихуя он не кривой!       Раздражённое выражение лица одноклассника забавляет лишь сильнее, и Боря продолжает заливаться смехом под тактичные «покашливания» продавщицы.       Он уже собирается уходить, как Киса достаёт из кармана телефон, ворчит на новую трещину на экране и клацает на иконку камеры. За считанное мгновение из двух побитых малолеток они превращаются в пафосных бойцов. Боря демонстрирует скрытую под плотной тканью зипки бицуху, а Киса сложил пальцы в каком-то рокерском жесте. На надпись «наш любимый покупатель» Хенк старается не смотреть. — На. — Говорит ему Киса уже на улице, протягивая упаковку с пломбиром.       Боря таращится изумлённо, пока Ваня не прикладывает запакованное мороженное к рассечённому лбу. — А. — Догоняет Хенкин. — А ты, я смотрю, жизнью наученный. — Не поможет. — Раздаётся откуда-то сбоку. — Лучше промой и обработай.       Худощавый, чуть заросший мужик в поношенной одежде и с водкой в руках появляется в дверях магазина, сразу же внимательно осматривая их по очереди. — Сам разберусь. — Рявкает в ответ Киса. — Будет меня ещё целевая Генкиных пакетиков с хмурым жизни учить.       Боря присматривается внимательней. И правда, руки у мужика дрожат, словно в треморе, да и сам он нервно перекатывается с ноги на ногу. Да и его внешний вид лишь дополняет картину. У Кисы, видимо, глаз в таком намётан. — Чё бате скажешь? — Внезапно нарушает тишину Кислов, когда они выруливают к району школы. — Хрен его знает... Вообще бы дома в таком виде не появлялся. — Можем ко мне завалиться. Ну, в смысле с ночью.       На такое предложение было бы тяжело не согласиться.

***

      В гостях относительно неплохо. Кисина мама возвращается лишь ближе к ночи, бегло знакомится с Борей и сразу же уходит спать. Киса из себя порядочного хозяина не строит, но всё равно помогает обработать ушибы, снаряжает полотенцем с чистой футболкой и кормит тем самым дошиком. Боря, откровенно говоря, впервые видит его настолько домашним: в плюшевых штанах, выгоревшей зелёной футболке с треснувшим принтом и собранными на макушке волосами. Уже можно считать, что из приятелей они превратились в друзей?       У себя дома Киса совсем не такой буйный, как обычно. Он спокойно общается с мамой, убеждая её в том, что подрался случайно, и что обязательно пойдёт в школу в понедельник. Пожалуй, если бы он так же мило общался с кем-то из сверстников, то те списали бы это на бэдтрип. Боря наблюдает с особым интересом, но вся Кисина домашность рушится сразу же, стоит ему чужой взгляд заметить.       Вечер проходит вполне себе стандартно: за обсуждением произошедшего и всего сопутствующего. Киса успевает рассказать всё о том лысом уёбке и его девушке, а Боря впервые не закатывает глаза на городские сплетни. Заканчивается всё философским разговором на тему зависимостей. Удивительно, насколько у них совпадают взгляды в этом плане, но при этом Хенк наркотики лишь на картинках видел, а Киса балуется не первый год. — У тебя чё, гитара есть? — Отвлекается Боря от предыдущей темы, заприметив торчащий из шкафа гриф. — Балуюсь. — Хихикает Киса, звёздочкой развалившись на постели. — Давно? — В началке в музыкалку ходил.       Киса излагает факты так, словно они ничего и не значат вовсе, а Боря не успевает переварить очередное за этот день открытие. — В перерывах между кикбоксингом? — В седьмом классе бросил. — Почему? — Да потому что волосатые дядечки на ютубе объясняли лучше, чем доисторические бабки в местной музыкалке. — Сыграешь? — Нахуй не сходишь? — Огрызается Киса, одним рывком возвращаясь в сидячее положение. — Тебе жалко, что ли? Простое что-нибудь. — Ты у меня сейчас домой спать пойдёшь. — А за шавуху с набережной?       Киса хмурится и смотрит так, будто Хенк сморозил абсолютную фигню, и весь вид его словно кричит «ты меня такой хуйнёй не купишь», но ровно до момента, пока он не поднимается с дивана и с громким вздохом открывает дверцу шкафа. — И чё тебе играть, манипулятор ты хуев? — Бурчит Кислов, усаживаясь на край дивана с гитарой в руках. — Не знаю. — Бросает Хенк, серьёзно задумавшись. — Давай «вахтёров», в тему будет. — Сам петь не буду, сразу говорю. — Хорошо, давай вместе.       Ваня берёт телефон свободной рукой и быстро находит в браузере какие-то схемы. Бегло листает страницу, а потом откладывает устройство.       По комнате доносится тихая мелодия, Киса в глаза Боре не смотрит, закусывает губу, хмурится, но быстро подхватывает нужный ритм и начинает играть увереннее. Боря невольно расплывается в улыбке. — Тебе не нравится дым и чёрт с ним. — По памяти начинает Хенкин. — Он убивает слова, кругом голова. — Негромко подхватывает Кислов.       Вся уверенность просыпается к припеву, когда петь они начинают во весь голос, а Хенк ещё и жестикулировать в такт. — Вань, соседи же спят! — В дверях внезапно появляется тётя Лариса.       Закончить песню так и не удаётся.

***

      Спать приходится на одном диване, но Боря вовсе не жалуется. В гостях у Женьки, – его друга детства, – обычно приходилось спать вообще на полу. А тут, считай, вообще номер люкс. Киса даже отдельное одеяло с подушкой выделил.       Разбитый нос всё ещё печёт, да и мышцы после драки ноют, но засыпает Боря с приятной лёгкостью на душе. После переезда жизнь разделилась на до и после, и он по-прежнему не знает, что с этим делать, но за последнее время всё чаще ощущает, словно тусклая картина наконец начала приобретать недостающие элементы. Такие, как простое дружеское общение. Он не может объяснить зачем и почему, но внутренне чутьё подсказывает цепляться за Кису. Пока что это единственное, что кажется правильным.       Он почти полностью погрузился в сон, но протяжный скрип пружин и копошение под боком вновь возвращают в мир бодрствования. Киса вертится на месте, видимо уже опробовав все возможные варианты поз лёжа, и наконец замирает, повернувшись к Боре спиной. Последний вновь закрывает глаза. — Спасибо. — Едва доносится до уплывающего в сон сознания.       Боря не сразу понимает, что произнесено это было на самом деле и даже ему адресовано. — За что? — За сегодня.       По привычке можно было бы вбросить какое-нибудь дерзкое «будешь должен», но Боря отчего-то решает говорить от души. — Кончай этой хернёй заниматься.       Кислов не находится с ответом, но зачем-то поворачивается к нему лицом. — Не хочу, чтобы тебя вот так забили в переулке или отправил по статье мой же отец. — Так это и есть мои планы на жизнь. — Усмехается Ваня. — Все так и пророчат. — Я – не все.       Ответом его не удостаивают, но он физически ощущает, как Киса сверлит его взглядом. Всегда было интересно, о чём он в такие моменты думает. Вряд ли о том, чтобы прислушаться и начать что-то в жизни менять. — Смотри не пожалей. — Всё-таки отзывается Кислов. — Я же олицетворение всей этой провинциальной гнили, от которой ты так ебалом воротишь. — Ты тоже – не все.       Кислов в очередной раз усмехается и обратно отворачивается к стене, принимая удобную позу и укутываясь в одеяло. Хенк уже не улавливает, кто отрубается первым.