по осколкам.

      Скромный Коктебель перестаёт казаться таким уж унылым, когда быть унылым перестаёшь ты сам. Отец всегда говорил, что важно не место, а люди, только вот теперь не особо и рад тому, что его сын общается с мелким барыгой, которого он по несколько раз за месяц стабильно притаскивает за шкирку к себе в отдел.       Киса – во многом Борина противоположность, но это лишь подогревает интерес. Уроки не кажутся такими уж нудными, когда с другого конца парты то и дело предлагают поиграть в морской бой, пойти отбирать еду у младшеклассников или сгонять в магазин на большой перемене. Иногда Кислов подбивает сбежать с последнего урока, а порой просто караулит с утра у школьных ворот и предлагает не пойти вовсе.       Любая сомнительная идея легко входит Боре во вкус, потому что пока это единственный способ почувствовать себя здесь к месту. Даже если из развлечений лишь слоняться по округе, курить одну за другой и покупать шаурму напополам, потому что ваш бюджет – двести шестьдесят три рубля на двоих.       Нередко к ним присоединяется и Мел. Чаще всего рассказывает о чем-то своём: то философском, то литературном, то историческом, и хоть Боре всегда на всё это было плевать, говорит Егор так увлечённо, что крайне тяжело не заразиться интересом. Киса на эти истории лишь кивает и молчаливо шагает впереди. С первых дней Боре было интересно, как эти две противоположности вообще сошлись и продолжают общение. — А у меня выбора не было, — со смешком объясняет ему Киса, — нас из садика самыми последними забирали, вот и приелось. — Киса просто с тех времён не особо изменился, за ним глаз да глаз нужен. — Отвечает Мел, за что тут же получает смачный пинок от Кислова. — Этот ебантяй у нас любимчиком был. — Вспоминает Кислов. — У всех групп войнушки и догонялки, а Мел как придумает чё, весь садик завидовал и хотел к нам. До сих пор не знаю, где он это брал. — Всё вот отсюда. — Улыбается Егор, приложив к бритой голове указательный палец.       С Мелом действительно интересно. Он, как выяснилось, очень начитанный, и на каждую вещь у него найдётся своё неповторимое мнение. С ним приятно и за проблемы перетереть, и за любовь, и за культуру с политикой. Порой он выдаёт настолько невообразимые исторические факты, что они с Кисой бросаются судорожно проверять в гугле, а потом ахуевают как в последний раз.       В этой компании Боря чувствует себя неким связующим звеном. Он, вроде, не настолько чудаковатый, как Мел, но и не настолько взбалмошный, как Киса. Что-то среднее, что даже упрощает взаимодействие с этими двумя.       Практически каждый вечер он зависает с одноклассниками где-то в глубине Коктебельских дворов, из которых находит дорогу обратно лишь благодаря тому, что парни любезно выводят его на центральную улицу. На таких посиделках нередко собираются и ребята из девятого и одиннадцатого, все играют в переводного и фальшиво подпевают песни под гитару. И всё-таки есть что-то притягательное в этой провинциальной дворовой романтике.       Порой они ходят на старое поле погонять в футбол. Не то чтобы это всем очень нравилось, но иных занятий в крошечном городишке и днём с огнём не сыщешь. А на поле как раз добрая половина старшеклассников собирается, и даже девчонки, что рассаживаются на стареньких трибунах и дружно хихикают, наблюдая за их попытками нормально сыграть. Боря догадывается, что половина присутствующих заявляется сюда лишь ради того, чтобы строить перед ними понты. Кислов, пожалуй, самый яркий тому пример.       За мяч всегда отвечает Макс из одиннадцатого, а команды они распределяют по равенству сил. В родном Севастополе Боря в школьном клубе занимался, они даже город не так давно выиграли. Здесь же для участия в школьных матчах достаточно простого желания прогулять уроки. Сперва он даже не поверил, что всё настолько плохо, но когда узнал, что в турнирах играл даже Киса – вопросы отпали сами собой. У Кислова выдержки едва хватает до ворот противника добежать, что уж говорить о полноценной игре. При этом он каждый раз злится, когда не удаётся забить или хотя бы мяч ударить, поэтому они с Мелом из раза в раз ему пасуют: мол, пусть забьёт, порадуется и успокоится. И каждый раз срабатывает. — Киса, блять! — Кричит Боря, когда у них уже второй раз подряд уводят мяч из-под носа и забивают гол в их ворота. — Не выделывайся, если не умеешь! — Ну не задался финт, чё бубнить то. — Возмущается Кислов, демонстративно выхлёбывая у девочек на трибунах очередную бутылку воды, стрелять которые он подходит едва ли не после каждого их недо-матча. Стоит ли сказать ему, что со стекающей за шиворот потной футболки водой он вовсе не выглядит привлекательно? — Да ты даже делать их не умеешь.       Они на это поле через день и каждый день гоняют, и тут не нужно быть дохрена наблюдательным, чтобы заметить, что половина присутствующих и мяч вести может с большой натяжечкой. — Всё я умею! — Хенк, лучше не спорь. — Инструктирует Егор, когда Киса отходит строить глазки уже девчонкам из девятого.       Прозвище, к слову, само собой прилипло благодаря Мелу. Боре не в напряг, но теперь он в полной мере осознал, почему все советуют изначально создавать себе нормальную электронную почту. Поставил, вот, точку между последними слогами в фамилии, зарегистрировался с этой почтой в игре, а теперь весь Коктебель его Хенком называет. В какой-то мере даже символично. Новое место, новые люди, и, может быть, даже новый Борис Хенкин. Хенк.       В футбол они ходили гонять последние недели две, и каким образом он оказался в списке приятелей того самого Макса с мячом – Боря так и не понял. Тот просто сказал, что он классный чувак и пригласил на свою днюху. То ли это их постоянные обсуждения футбола роль сыграли, то ли то, что Боря объяснял ему, как правильно делать финты. В любом случае, он теперь желанный гость на местных попойках.       Он уже было начал задумываться о подарке, но Киса любезно разъяснил, что на такие мероприятия подарки покупаются редко. Все вписки в честь днюхи здесь проходят одинаково: имениннику дарят деньги, чтобы тот хоть в какой-то мере мог покрыть расходы на алкоголь. Некоторые ещё и дурью закупаются, что лишь увеличивает бюджет пьянки.       Одевается Боря просто, но со вкусом: модные спортивки с лампасами и новенькая футболка с непонятым принтом. Не хотелось бы выглядеть слишком посредственно на фоне здешних мамкиных модников.       Киса встречает под подъездом, хотя они, вроде, не договаривались. Но так даже лучше, как раз не придётся петлять по картам и наворачивать круги, чтобы не заблудиться во дворах. Сам Кислов в новеньком свитере в категорию мамкиных модников вписывается идеально. Они, так-то, всего несколько недель общаются, а тот уже без толики стыда демонстрирует валяющиеся на дне рюкзака презервативы и пакетики с таблетками. Гордиться, вроде, особо и нечем, но Борю отчего-то тешит факт, что Кислов ему доверяет и даже не бурчит на то, что Хенкин пойдёт сдавать его отцу.       Старенькая советская трёшка встречает сотрясающим стены рэпом, духотой, режущей глаза подсветкой и количеством людей, явно для шестидесяти квадратов не предназначенным. Страшно представить реакцию родителей Макса, потому что не верит Боря, что последствия столь масштабной пьянки можно скрыть так легко. Кто-то обязательно разобьёт вот ту расписную вазу, кто-то опрокинет хрустальный сервиз, заблюёт туалет или обкончает родительскую постель. Классика подобных мероприятий. Не сказать, что Боря часто на них бывает, но в жизни повидал достаточно.       За долгие вечера скитаний с Кисой он понял, что тот как раз из тех людей, кого знает весь район, но сейчас это ощущается вдвое сильнее. Боря хвостиком плетётся за одноклассником, пока тот пожимает руки едва ли не каждому встречному. Некоторым ловко вручает по пакетику, пока те с тем же проворством словно невзначай суют купюры Кисе в карман. — И много с этого выгорело? — Из чистого интереса решает спросить Хенкин. — Как у вас оклад считается? Ставка плюс процент? — Когда как, —жмёт плечами Киса, — за кладки фиксированная сумма от количества, а сейчас я толкаю напрямую с наценочкой. Типа тут же одни малолетки, по кустам и заброшкам рыскать боятся, а я, по сути, пакетик счастья им прям в руки даю. А они и рады переплатить за то, что риски я беру на себя. — Интересно. А берёшь где? — Кент на дядьку одного работает, а я у кента беру.       Боря лишь тяжело вздыхает. Знает прекрасно, что риски в наркобизнесе есть всегда, и все рано или поздно на нём прогорают. Ну, если ты не какой-нибудь устрашающий мужик при бабках, оружии и связях, конечно. — Сейчас с делами закончу и можем с тобой дунуть. — Предлагает Кислов. — Не хочу с алкоголем мешать. — Так даже круче, чувак! — С широкой улыбкой подмигивает ему одноклассник и закидывает руку Борино на плечо. — Не ссы, не развезёт. Блевать не будешь, хуй не упадёт, проверено! — Не, Кис, — отрезает Хенкин, — не сегодня. — Утю-тю-тю, какие мы правильные. Ну и ладно, потом свидимся.       Боря лишь агакает, прежде чем они расходятся по разным углам квартиры. Он держится гордо, стараясь не выдавать того, что оставаться одному в такой толпе очень даже неловко. Многих ребят он не знает лично, а те, с кем играл в футбол, просто разбились по небольшим кучкам со своими приятелями.       В советской трёшке было бы крайне сложно заблудиться, поэтому он беспрепятственно попадает на узкую кухню, где находится Макс с какой-то девчонкой, которая осторожно нарезает колбасу с сыром и раскладывает по тарелкам. На столе стоит несколько паков пива и алкоголя покрепче, и кивком поздоровавшись с именинником, Боря прикарманивает себе две жестянки.       С пивом он почему-то ощущает себя увереннее. Это как идти со стаканчиком оверпрайснутого кофе по центру родного Севастополя. Такой одинокий и загадочный, мечта любой проходящей мимо девчонки, а если ещё и по набережной пройтись, томно таращаясь в даль, – вообще внеземной уровень крутости, плюс сто к самооценке. Только вот, стоящий в углу с Балтикой нулёвкой Илья выглядит куда более одиноко и загадочно. — Я думал, ты на такие тусовки не ходишь. — Вместо приветствия говорит Хенкин. — Наташа захотела пойти. — Объясняет Илья. — А. — Кивает Боря, хоть и в душе не ебёт, какая из множества здешних Наташ и причём она тут. — Баранова. — Добавляет Кудинов, видимо сообразив, что нихрена собеседник не понял. — А, понял. — Отвечает Хенкин, и даже не врёт. — Девушка твоя? — Н-нет. — Сразу же тушуется младший Кудинов, удивлённо нахмурившись. Боря готов поклясться, что если бы здесь было нормальное освещение, то он бы заметил, как тот покраснел. — Понял, не лезу. — Приподнимает он руки в примирительном жесте. — Освоился уже здесь? — Умело переводит тему Кудинов. — Смирился. — Ты же с Мелом и Кисой теперь? — Ну так, общаемся.       Такие вопросы заставляют почувствовать себя неловко. Он понятия не имеет, как вообще можно свыкнуться с жизнью здесь, а назвать кого-то другом за несколько недель знакомства и подавно не сможет. Не потому, что плохо относится к Меленину и Кислову, а из-за того, что эти двое и сами не назовут его своим другом. Возможно, у них есть перспективы подружиться, но пока ещё об этом говорить рано. — Мел классный чувак. — Заявляет Кудинов. — Знаю. А Киса? — Ну, как сказать, — вновь тушуется Илья и со всей самоотдачей протирает очки краем футболки, — с ним сложно. Он, вроде, и со всеми, а вроде и ни с кем. — Нормально. — Пожимает плечами Боря.       Кислов, конечно, характером не сахар, но он не из тех людей, с которыми даже не знаешь, как себя вести и о чём говорить. Да и как заметил Боря за их недолгое знакомство, у Кисы есть свои нормы и принципы, которым он изменять не намерен. — Просто будь аккуратнее. Эти его увлечения... — Неловко предупреждает Илья.       Боря лишь в очередной раз пожимает плечами и зачем-то легонько бьёт своей жестянкой о чужую, а Илья, словно по команде, подносит свою ко рту и делает щедрый глоток. Судя по нахмуренным бровям – даже "безалкогольный алкоголь" ему не вкатывает. Жалко пацана. Ему бы книжки читать и документалки сейчас смотреть, а не пытаться замаскироваться под своего на этой сельской пьянке. — О чём шепчемся? — Раздаётся из-за спины знакомый голос, сопровождаемый ещё и опустившейся на Борино плечо рукой.       Хенкин дёргается, но Мел лишь кратко усмехается и приветственно протягивает руку. — Все почему-то уверены, что я привыкну к Коктебелю. — Жалуется Боря. — А чё, не привыкаешь? — Да тут от уныния коньки отбросить можно. — В этом и есть вся романтика, бро. — Чувственно рассказывает Меленин, вновь закинув руку ему на плечо, будто он уже выпил. — Это тебе не пустая оболочка вроде Москвы, тут и уныние, и тоска, и любовь – всё настоящее. — Так, ему больше не наливаем. — Осведомляется Боря, с чего кратко усмехается всё ещё стоящий в углу Илья. — Я проснулся – нет вина, да к тому ж в чужой постели. Значит – точно с бодуна, значит – точно в Коктебеле. — Продолжает парировать Мел. А по нему ведь и не скажешь, очередная ли туалетная романтика заиграла, или за него просто говорит алкоголь. — Ты что вообще пьёшь? — Кивает Хенкин на пластиковый стакан в руке Егора. — Не знаю. — Пожимает плечами тот. — Киса с Ритой что-то намешали. Считают, что они сегодня бармены. Попробуешь?       Мел протягивает свою бодягу, а Боря без раздумий перенимает из его рук стакан и подносит ко рту. Бодяга ещё та. По вкусу невкусно. Будто эти двое решили уместить весь алко-ассортимент квартиры в один пивной стакан. Рецепт из разряда "двадцать пять картошек, семнадцать мандавошек, ведро воды и хуй туды". Крепко просто пиздец, и даже звенящий лёд и очень отдалённый привкус "добрый-колы" ситуацию не спасают. — Фу. — Красноречиво морщится он и залпом допивает остатки своего пива. — Самокрутки он делает профессиональнее, чем коктейли.       Боря пропускает момент, когда из своего закутка они перемещаются в центр комнаты и начинают отплясывать в тесном кругу с остальными ребятами. Даже Илья присоединился к своей Наташе и начал активно изображать увлечённое дрыганье под музыку. Адекватные треки постоянно чередуются с песнями из категории «плейлист Крым 2009», а Хенкин уже устал с этого смеяться и подпевать во всё горло. Вторая жестянка пива быстро отправляется в утиль, и в ход идёт даже недопитая мелом бодяга. Разморённому пивом, танцами и вообще непонятно чьей одноразкой организму становится совершенно всё равно, что в него вливать, лишь бы этот приступ лёгкости и веселья никуда не делся.       Он делает несколько десятков смазанных селфи с Мелом, пока они поочерёдно меняются очками-огоньками и яркой кепкой, стрельнутыми у девчонок из девятого. На трезвую жизнь уже не будет казаться такой яркой, но сейчас – он в центре всего движа и практически сходит за своего, а ненавистный Коктебель кажется самым душевным и уютным местом, а не унылым пгт.       Боря энергично вертит руками под Люсю Чеботину, но веселье длится ровно до момента, пока он с размаху не врезается в одну из пляшущих около него девчонок. Они больно сталкиваются лбами, и этот незначительный жест будто срабатывает триггером. Он судорожно извиняется, а девчонка лишь улыбается, пока её слова Боря не может разобрать, даже с усилием напрягая слух. Мерцающая гирлянда перестаёт казаться залипательной и теперь больно бьёт по глазам, отчего Хенкин до боли жмурится и тупит взгляд в пол. Виски пульсируют, а горланящая из здоровой колонки музыка вот-вот расколет черепную коробку на две части. — Сейчас вернусь. — Второпях бросает он Мелу, когда начинает ощущать, что содержимое желудка вот-вот попросится наружу.       Несётся из комнаты, полагаясь лишь на интуицию: в советских квартирах туалет должен быть где-то в районе коридора. Заветный совмещённый санузел оказывается приветственно свободным, и Боря успевает лишь прикрыть за собой дверь и открыть крышку унитаза, прежде чем обессиленно рухнуть перед ним на колени и извергнуть всё выпитое и съеденное за этот вечер. На языке горчит желчь, но чувство подкатывающей тошноты никуда не девается. Пальцы побелели от хватки на ободке унитаза, но организм словно подсказывает последней трезвой клетке мозга, что это не всё. Через мучительные двадцать секунд его рвёт ещё раз.       Кое-как, вдвое сгорбленным, ему удаётся подлезть под кран и выпить воды, но это тоже не спасает. Тошнота отдаёт горечью на языке и пульсирующей болью в висках, а через две минуты он не выдерживает и засовывает два пальца в рот, надеясь избавиться от всего, что вообще в нём было.       Унитазы никогда не казались такими привлекательными, как сейчас. Ободок поднят, а прохладная керамика кажется единственным спасением, и Боря отчаянно тычется в неё лбом, даже не брезгуя. Счёт времени теряется, а всё, на что ему хватает сил и выдержки, чтобы не блевануть по новой – всё так же тыкаться в чёртов холодный унитаз по всему его периметру. Увидит кто – засмеют.       Вселенная словно слышит его бредовые мысли, и дверь, которую он в спешке и панике даже не подумал закрыть, распахивается настежь, пропуская в узкий санузел незваного гостя и отголоски кальянного рэпа из гостиной. — Э-э-э, Хинкалина, ты чего!? — Слышится испуганный голос, вроде бы, Кисы.       Судя по заново стихшей музыке и щелчку двери – Кислов заперся с ним, а уже через мгновение Боря ощутил его присутствие спиной. — Уйди. — Его хватает лишь на жалкий скулёж. — Ага, блять, чтобы тебя через десять минут ебалом в унитазе нашли?       Боря мычит что-то отрицательное, звучит это, должно быть, донельзя жалко, но сейчас даже всё равно. Казалось бы, что ничего хуже, чем проблеваться на чужой хате на глазах у собственного одноклассника, случится априори не может, но резь в животе и плывущая перед глазами комната настигают в один миг, лишь сильнее выбивая из колеи. Сердце колотится в несколько раз быстрее, и Боре начинает казаться, что он отсюда уже никогда не выберется. — Два пальца в рот пробовал? — Со знанием дела спрашивает Кислов, получив в ответ слабый кивок. — Держись, бро, сейчас Мелу свистну, он нам чё-нибудь отыщет.       Киса громко кричит в телефон, потому что Мел на другом конце ничего не слышит из-за музыки, из-за чего Боре хочется закрыть уши руками и сжаться в комок, лишь бы пульсация в висках хоть на минуту стихла. Его пытаются оттащить от унитаза, но Хенкин сопротивляется их последних сил, вцепившись в него неслушающимися пальцами. — Нормальные парни с девчонками так обнимаются, а не с толчком. — Беззлобно комментирует Киса, которому всё-таки удаётся оторвать Борю.       Следующее, что ощущает Хенкин, – то, как Киса старательно обтирает его лицо мокрым и приятно холодным полотенцем. Ловко стаскивает с него футболку и принимается обтирать и торс. По всему телу сразу же пробегает табун мурашек, но пульсация в висках начинает медленно сдавать назад, отдавая место головокружению и мелькающей где-то рядом тошноте. — Я тут откинусь. — Отчаянно скулит Боря. — Ты когда так наклюкаться умудрился? — Возмущается Кислов, откидывая полотенце на бортик ванной. То висит ровно секунду, прежде чем свалиться на пол.       Он дёргается от неожиданного стука в дверь, а вопрос остаётся без ответа, поскольку Киса сразу же переключается на очередного незваного гостя. — Что случилось? — Искренне удивляется Мел, приседая перед Борей на корточки и хлопая его по спине. — Хуй знает, я нал пересчитать хотел, захожу, а тут этот с толчком в обнимку. — Отвечает Кислов, а после подносит к Бориному рту стакан с чем-то мутным. Должно быть, у Мела отобрал. — Мы в гостиной танцевали, — объясняет Мел, — он два пива выпил и остатки мешанины твоей. — На коктейль не гони, — обиженно бурчит Кислов, помогая Боре влить в себя стакан и не разбить его между делом, — там водка, немного рома, кола и сироп. Девчонки там залпом пили, как видишь, ни одна ещё блевать не ломится. — Давай на воздух его. — Заключает Егор.       Боря мычит отрицательно, но ребята даже не обращают внимания на его брыкания, одевают обратно в футболку и подхватывают под руки, насильно вытаскивая из узкой для троих ванной. — Да успокойся ты, — пинает его локтем Киса, когда Боря упирается и несколько раз наступает тому на ногу, — там под падиком лавочка есть и клумба, туда блевать будешь.

***

      На улицы уже опустились сумерки, из-за чего функционировать на свежем воздухе действительно становится проще. Через открытые окна всё ещё можно различить звучащие в квартире на третьем песни, но теперь биты не столь сильно бьют по ушам.       Честно говоря, Боря чувствует себя так, будто его провожают в последний путь: он развалился на узкой лавочке, Киса любезно уложил его голову на своих коленях, а Мел возвышается над ними обоими и молчаливо рассматривает Борино лицо. Давно ему не было настолько стыдно. Ладно старая компания, с которой он с пелёнок, и в которой они друг друга в любом из состояний видели, а тут новые друзья. Удивляет, разве что, тот факт, что эти двое сидят здесь с ним, а не презрительно кривятся со словами «не умеешь – не берись» или делают фотки, чтобы дружно поржать в беседе всем классом. Пить он умеет, как и норму свою знает, но организм отчего-то решил выебнуться в самый неподходящий момент. — Сорян, пацаны. — Разряжает писк сверчков Хенкин. Звучит его голос куда более вымученно, чем должно быть. — Ты чего, бро? — Искренне удивляется Мел. — Вы же отдыхать пришли, а теперь со мной возитесь. — Ну ты и придумал. Я постоянно его, — подбородком кивает Егор на Кису, — отовсюду не самым трезвым забираю, не привыкать. Да и ты кент мой, как можно тебя бросить? — А я это, — вклинивается Кислов, — походу карму чищу.       Боря тихо хихикает и извивается червём, пытаясь найти положение, в котором тошнота не будет ощущаться так явно. — Уже лучше, сейчас отойду и домой пойду. — Заверяет он. — Тебя сейчас заберут. — Внезапно выдаёт Мел, отчего Боря даже открывает глаза и хмурится. — Ты чё, его бате позвонил? — Вскидывает Киса прям на месте, но убавляет пыл, когда догоняет, что таким образом давит Боре в затылок своими костлявыми коленками. — Оксану в «Вк» нашёл. Она сказала, что Константин Анатольевич уже выехал. — Мел, ты долбоёб? — Кричит Кислов, не щадя чувствительный в этот момент слух Бори. — Впервые я с тобой согласен. — Кивает он и осторожно приподнимается, дабы отец не застал всего масштаба происходящего пиздеца. — Ты нас же и подставил! — Не унимается Киса, активно жестикулируя. Привалившегося к его плечу Борю вот-вот заново стошнит от тряски. — Меня особенно! — Мел, Мел, — окликает Боря, пытаясь остановить эту бесполезную тираду, — просто в следующий раз так не делай, окей?       В данный момент хотелось простого человеческого: тишины и покоя. И чтобы вращающееся центрифугой сознание замедлилось хоть немного, иначе его вот-вот вырвет уже в хрен знает какой раз. О том, как стыдно будет смотреть парням в глаза, Хенкин предпочитает не думать: оставит это на потом, для более трезвой версии себя.       Самовнушение не совсем помогает ослабленному организму почувствовать себя сносно. Тошнота подкатывает с удвоенной силой, и он едва успевает склониться над асфальтом. Мел шепчет что-то до тупого успокаивающее, а Киса очень вовремя протягивает сворованное из чужой хаты полотенце. — И не стыдно тебе? — Раздаётся отцовский голос откуда-то слева, из-за чего все трое синхронно оборачиваются. — Мне вот за тебя очень даже.       Отец смотрит зло, устроившись около машины, но пугает даже не это. Пугает отчётливо проскальзывающее на его лице разочарование. Боря с ответом не находится. Раньше отец заставал его пьяным лишь дома, вздыхал тяжело и просто давал отоспаться. Чтобы забирать бухого с чужих хат – никогда. Впрочем, когда он начал курить и периодически пропускать по бутылочке – отец уже дома не жил. Первым берёт себя в руки Егор: — Здравствуйте, Константин Анатольевич. Тут ситуация неприятная вышла... — Меленин, — с раздражением прерывает его отец, — ты уже задрал зубы мне заговаривать. Ты же ровный пацан, вот честно скажи, нахрена тебе этот Кислов и все ваши пьянки? — Константин Анатолич, — тут же вскидывается Киса, — а я-то тут при чём? — Рот закрой. Сдалось мне ещё в выходной с тобой разбираться. — Пап. — Жалобно вклинивается Боря и пытается прочистить горло. Бесполезно. Всё равно звучит как пропитый алкоголик. — Это они вдвоём меня тут обхаживают, если ты не заметил. — Что, получше друзей не было? — Отец в очередной раз игнорирует всё, что ему пытаются донести, подходя к ним ближе. — Нравится с торчком этим по притонам таскаться? — Вы, по-моему, попутали! — Киса быстро переключается в оборону, хоть по нему и видно, что от прозвучавшего заявления он ещё не отошёл. — Это не я тут... — Это ты попутал, урод ты малолетний. — Перебивает его Константин. — Это ты его? Давай, рассказывай. Трава, марки, чё ты там ещё любишь?       Мел, судя по приоткрытому рту и округлившемся глазам, прихуел не меньше самого Кисы. У Бори, вот, тоже нарастающий стыд из-за себя сменился стыдом за отца. — Ничего мы не употребляли, пап! — Хмурого, блять, дал ему занюхнуть! — Зло кричит Кислов. — И водяры в глотку залить не забыл, пока остальные его по рукам и ногам держали. Именно так торчками и становятся, вы знали? Обряд посвящения нахер!       За несколько недель знакомства в Кисе Борю поразило одновременно две вещи: то, с какой лёгкостью он пытается ставить на место всех неправых вне зависимости от возраста и рода деятельности, и то, что вместе с этим у него напрочь отсутствует инстинкт самосохранения, судя по тому, что он никогда не задумывается о последствиях. — Ты у меня сейчас про небо в клеточку узнаешь. — Выкрикнул старший Хенкин, из-за чего испуганно дёрнулся даже Боря, а Кисе, судя по всему, хоть бы хны. Киса всё так же сжимает кулаки и смотрит исподлобья, даже когда отец хватает его за ворот новомодного свитера. — С досмотра начнём, или сразу тебя ссать в банку заставить? В колонию для несовершеннолетних или на принудительное лечение? Выбирай, пока есть возможность, Вань. — Вы не при исполнении, права не имеете. — Самодовольно ухмыляется Кислов, но со стороны это больше смахивает на оскал.       Ещё чуть-чуть и всё взлетит на воздух, и непонятно, кто из них двоих сдаст первым. Боря не может судить, доводилось ли Кисе хоть раз застать его отца в гневе, но вот сам он за жизнь повидал достаточно. Адреналин подкатил лютейший, настолько, что мысли начали формулироваться почти как на трезвую. Киса ходит по очень опасному краю, и если порвётся крошечная нить здравомыслия, которая не даёт ему и Бориному отцу друг друга загрызть – Кису вполне себе можно хоронить заживо. В следующий раз отец проёбы ему не простит и отмазывать от колонии его будет уже некому.       Руки так глупо дрожат, но Боря из последних сил их поднимает и показывает однокласснику крест из-за отцовской спины. Мол, не надо, Кис, сейчас же ебанёт. — Вот именно, Вань, я не при исполнении, а значит и вмазать по твоей тупой башке могу. Прям видно по тебе, что лупить некому.       Киса меняется, будто отец сейчас щёлкнул переключателем. От его былой весёлости и дерзости не остаётся и следа. Сейчас он как никогда напоминает разъярённого зверя, что вот-вот раздерёт глотку противника двумя лапами. Меняется даже его взгляд: больше не скрываемые длинной чёлкой глаза темнеют, а он сам будто пытается высосать из отца жизнь, как какой-то дементор. — Вы за своей семьёй следите лучше. — Почти шипит он. — У вас явные проблемы в воспитании детей, раз вы им настолько не доверяете. Он же сказал, что не было ничего! Или чё, настолько за свою репутацию переживаете, что лишь бы других обвинить? Типа "бедный мой сыночка-корзиночка, ему наркоша местный дозу герыча вколол, пока тот не видел, вот и обблевал все кусты бедолага, а так у нас образцовая семейка", да? А вот хер вам! Да вы же в своё время с Кудиновым и Бабичем похлеще нас блядовали!       Боря даже осмыслить Кисину тираду не успевает: заглушается она с поднятой рукой отца и звуком глухого удара. Киса инстинктивно хватается за голову и в удивлении приоткрывает рот. Кажется, в этот момент даже сверчки пищать перестали и пропала раздражающая музыка из окна. Нужно бы что-нибудь сделать, но мир как будто встал на паузу, не успев опомниться от шока. — Базар фильтруй, когда со старшими разговариваешь. — Выдаёт отец без толики раскаяния в содеянном.       Как ни странно, первым из всеобщего оцепенения вырывается сам Киса. Скалится уже привычно и хрипловато посмеивается, потирая при этом затылок. — Пап, это уже нихрена не нормально! — Боря вскидывается следом. Вопреки мучительному головокружению вскакивает со скамьи и, унизительно пошатываясь, пытается отгородить этих двоих друг от друга. — Домой. — Командует отец и толкает в спину. Звучит при этом он вовсе не как заботливый папа. Обычно таким тоном он раздаёт приказы подчинённым. — Я сам приду! — С тобой мы дома разберёмся.       Боря пытается развернуться, но отец со знанием дела хватает за запястье и силой тащит в машину. Словно алкаша последнего в отдел везти собрался, а не за сыном родным приехал. Ещё и больно заталкивает на заднее, с силой захлопывая дверь. Последнее, что видит он из окна, – ощетинившийся Мел, с силой удерживающий Кису за плечо, хотя тот стоит на прежнем месте и даже не дёргается.       Дружба закончилась, не успев и начаться.