I’m More Than This Body of Mine

Нил одной рукой держался за Эндрю, а другой сжимал трость. Его пытались заставить пройти по плиточному полу кухни и деревянному полу гостиной. Он слушал, о чем говорили Гвен, Эбби, Эндрю и все остальные. Шел медленно. Не торопился, старался не наступать на неровные поверхности, такие как ковер в их с Эндрю комнате. И все же. Это сводило его с ума. Он вернул себе ногу, и ему не терпелось побежать. Не терпелось встать и нестись до тех пор, пока не выдержит сердце, вернуться к надежному защитному механизму, который множество раз спасал его все эти месяцы назад, казавшиеся вечностью. Это было странно – думать, что он все тот же человек, который прятался за машинами, пока пули свистели над его головой и задевали конечности. Это было странно – думать, что он все тот же человек, протянувший несколько дней в номере мотеля со скудным количеством еды, едва достаточным, чтобы выжить. Это было странно – думать, что он все тот же человек, которого пытали бесчисленное множество раз. Это было странно – вспоминать все те случаи и ситуации, в которых он постоянно оказывался, будучи на волоске от смерти, хотя бы потому, что теперь с ним постоянно обращались так, будто он стеклянный. Он не был хрупким – ни плохой день, ни неверное слово не могли его сломать. И он знал, что выздоровление не бывает мгновенным. Поверьте, этот факт был так же хорошо ему известен, как и различные способы зашивания ран, оставленных пулями снайперов, сидящих на крыше. Он не был хрупким, он знал это, знал, и от этого ему было еще больнее, когда он прошел в общей сложности два круга по кухне и гостиной и вынужден был сделать перерыв, тяжело дыша и рухнув назад в инвалидную коляску, после чего принял стакан воды, протянутый Эндрю. Нил быстро осушил его и вернул Эндрю, сказав «спасибо» и изучая его, пока тот брал стакан и ставил его в раковину вместе с другой грязной посудой, которую им предстояло вымыть, но оба решили это отложить. Эндрю был натянут как струна, его спина была ровной, плечи – напряженными, движения – отрывистыми и резкими по сравнению с его обычной плавной, небрежной грацией. — Что не так? — спросил он. Прошло две недели с тех пор, как ему выдали протез. Первая неделя завершилась без каких-либо происшествий, кроме того, что Ники убедил их устроить в пятницу вечер кино, так как Эбби все еще не отпускала Нила в Колумбию, а Кевин жаловался, что просмотр чего-то кроме матчей по экси – пустая трата времени, и тогда Эбби встала на сторону Ники, голосуя за то, чтобы посмотреть обычный фильм, а Ваймак, к огорчению Кевина, встал на сторону Эбби, потому что... Никто на самом деле не знал, почему, если не считать все еще существующую теорию о том, что Эбби и Ваймак тайно встречаются. На следующей неделе, после возвращения Аарона, которое, по мнению Нила, вышло достаточно скучным – он ожидал, что отношения близнецов будут натянутыми и был приятно удивлен, когда этого не случилось – Эндрю начал вести себя странно. Нил знал, что это не из-за Аарона, хоть и Аарон тоже вел себя странно, потому что он знал, как эти двое друг к другу относятся даже в разгаре ссоры. Нет, это было что-то другое. Эндрю все время был напряжен, оглядывался через плечо и всматривался в тени, прятавшиеся в темных углах, будто они могли на него выпрыгнуть. Когда Эндрю снились кошмары, он просыпался и сидел тихо и неподвижно, будто малейшее движение повлечет за собой катастрофические последствия, до тех пор, пока не приходил в себя. Нил, с детства привыкший чутко спать, ибо от этого зависела его жизнь, просыпался от любого неожиданного движения в постели. Или, в случае с Эндрю, из-за отсутствия движения. Он знал, что Эндрю, если не выспится, будет ходить без настроения, а с кошмарами он никогда не высыпался. Нил думал, что, возможно, причина изменившегося поведения Эндрю кроется в недостатке сна, но также подумал, что, вероятно, происходит что-то более серьезное. Аарон, как нечто противоположное, мог дать ему подсказку, но у него не получалось читать Аарона так же хорошо, как Эндрю. Тем не менее, он понимал, что там тоже что-то изменилось. Там, где Эндрю был тревожным, Аарон был заботливым. Там, где Аарон замыкался в себе, Эндрю выпускал агрессию. Они уравновешивали друг друга странным образом, от которого весы должны были сойти с ума, но вместо этого приобретали идеальный баланс. Нил что-то упускал, он точно знал это, но не мог понять, что именно. Его мысли вертелись вокруг того, как выживать изо дня в день, учитывая переданный Дэн и Ваймаком бесконечно растущий список обязанностей в качестве вице-капитана команды, из которой он временно выпал, а также ломать голову над тем, как не попасть в лапы Ичиро и Рико, и помимо всего прочего думать об Эндрю. Он чувствовал, что его тянут во все стороны, но не знал, что из этого он мог бы обоснованно исключить. Он просто не мог не научиться пользоваться своим протезом, если собирался вернуться на корт до конца сезона и доказать свою ценность как живого актива по сравнению с мертвым, и мысли о бегстве, засевшие в мозгу, продолжали заставлять его думать о том, как избежать смертельных травм или кандалов на запястьях, если он не сможет снова играть. Однако частью его новых обязанностей было присматривать за новыми Лисами, присоединяющимися к команде, и он не мог от них отказаться, пока над ними висела угроза того, что Рико будет следить за каждым их шагом и оставлять непрошеные «подарки». Противостояние и вражда с Рико касалась только их двоих. Нилу было больно, что остальные члены его семьи тоже были в это втянуты, и если бы каждый новобранец получал дополнительную дозу травмы в качестве приветственного подарка, он не смог бы это вынести. Несмотря на все это, Нил изо всех сил старался почаще быть с Эндрю — проводить время вместе, делить пространство, переплетая конечности. Но этого было недостаточно. Нил понимал, что этого недостаточно, и особенно очевидным это становилось в те моменты, когда Эндрю вел себя настолько настороженно, настолько наигранно, настолько неприметно, настолько непохоже на себя, что Нилу становилось больно. Конечно, когда Нил задал вопрос, Эндрю ответил как и всегда: хмыкнул. Нил знал, что это означает четкое и ясное «нет», но не знал, что еще мог сделать, кроме как быть рядом, тем более, что он так и не выяснил, в чем дело, а Эндрю не хотел говорить. Эндрю обошел коляску и снял ее с тормоза, подталкивая Нила к крыльцу, открывая дверь спиной и осторожно размещая Нила рядом со скамейкой, как всегда. Он снова поставил ее на тормоз и сел на свое место. После минутного колебания, во время которого на его лице ясно отражалась нервозность, борющаяся с желаниями, он занес руку над рукой Нила. — Да или нет? — спросил он, не отводя взгляда от пустой дороги перед ними. Нил изучал Эндрю, не для того, чтобы дать себе время ответить, а по той причине, что беспокоился и не знал, что с этим делать. Это тоже было что-то новое. Наряду с повторяющимися каждую ночь кошмарами и жесткостью, выстилающей каждый сантиметр его тела, Эндрю начал спрашивать разрешение на самые простые прикосновения, даже те, на которые они давно дали друг другу согласие из-за их невинности или повторяемости. — Да, — сказал Нил, переворачивая руку и просовывая свои пальцы через пальцы Эндрю, мягко сжимая, прежде чем ослабить хватку. Эндрю смотрел на пустую улицу с притворной и нарочитой апатией на лице, а Нил наблюдал за ним с нарастающей тревогой.

* * *

Позже в тот день, когда Ваймак привел Шину, Эндрю и Нил все еще сидели на крыльце. Солнце медленно садилось, и цвет неба менялся с ярко-оранжевого с вкраплениями белых облаков на смесь оранжевого, розового, фиолетового и синего, а облака исчезали за горизонтом. Шина была высокой, но тихой и держалась так, будто боялась занимать пространство. И Нил, и Эндрю очень хорошо знали это чувство. Правая сторона ее головы была частично выбрита, короткий ежик отрастал, а более длинные волосы, окрашенные в ярко-синий цвет, были перекинуты на левую сторону. У нее была проколота бровь и носовая перегородка, а также имелось несколько сережек в мочке уха. Она была одета в синюю рубашку с оторванными рукавами и грязно-белый комбинезон. Кое-где на ее руках и шее белели пятна – не от шрамов, а от какого-то кожного заболевания, название которого Нил не знал. Ее руки были скрещены на груди в защитном жесте, рюкзак перекинут через одно плечо, мятая дорожная сумка – через другое, а у ее ног валялся мусорный пакет. Эндрю посмотрел на сумку и медленно поднял глаза, встретившись взглядом с Шиной. — Ты приемная? — спросил он холодным скучающим тоном, глубоко пряча любопытство, которое, Нил был уверен, он чувствовал под многочисленными слоями апатии, накопившейся за весь день. Шина подняла брови, не впечатленная. — А тебе какое дело? Эндрю пожал плечами, не отводя взгляда. — Просто интересно. — Да? — спросила Шина, презрение и сарказм окрасили ее слова. — Иди поинтересуйся кем-нибудь другим. Ваймак испустил долгий, измученный вздох. — Что ж, отличное начало. — он потер лицо и уронил руку, бросив на Нила многозначительный взгляд. Нил посмотрел в ответ, давая понять, что ничего не собирается делать. Ваймак снова вздохнул, еще дольше и драматичнее. — Я захожу в дом. Пошли со мной, если хотите. Или нет. Мне все равно. — и затем ушел. Эндрю и Шина продолжали играть в гляделки, ни один из них не желал уступать другому. Нил оставил их в покое и не стал прерывать, следуя примеру Ваймака. Наконец, Шина раздраженно отвернулась, сильнее обхватывая руками бока и втягивая плечи. — Моя мама умерла около года назад, и у меня больше никого не было, ясно? Эндрю кивнул, спокойно принимая ее ответ. — Моя мать отказалась от меня. Я провел первые тринадцать лет своей жизни в системе приемных семей. Шина посмотрела на него чуть округлившимися глазами. Она опустила подбородок в знак признания, и Эндрю скопировал этот жест. Они смотрели друг на друга еще секунду или две, затем Шина подняла сумку и пошла внутрь вслед за Ваймаком. Нил посмотрел ей вслед, затем повернулся к Эндрю. Его усмешка, должно быть, была заметна, потому что Эндрю вздохнул так же глубоко, как и Ваймак. — В чем дело, Джостен? — Ни в чем, — Нил сам услышал, с каким восторгом прозвучали его слова. Эндрю бросил на него пустой взгляд, на что Нил рассмеялся. — Ни в чем, — повторил он, — Я просто подумал, что это мило, вот и все. Если бы он был кем-то другим, Эндрю без колебаний вытащил бы нож. Но после ампутации у Нила было достаточно времени подумать, и он давно пришел к выводу, что, возможно, лишь возможно, Эндрю относится к нему иначе, чем ко всем остальным. Что, ясное дело, шокировало. Поэтому, поскольку Нил – это Нил, Эндрю не вытащил нож. Вместо этого он прицелился в него своим фирменным равнодушным взглядом. — Я не прав? — спросил Нил, чувствуя, как одна сторона его губ дернулась в том, что могло бы стать ухмылкой, если бы он дал ей шанс. Однако, должно быть, это подергивание привлекло внимание Эндрю, потому что его глаза метнулись вниз так быстро, что Нил не успел рассмотреть все оттенки и цвета его радужек, прежде чем тот спросил «да или нет?» — Да, — ответил рот Нила, прежде чем его мозг осознал вопрос. Эндрю впился губами в его губы, уже привычное отчаяние ощущалось как-то по-другому. Отсутствующе, как и поведение Эндрю в целом. Это было не похоже на голодного человека, поглощающего первую еду за несколько дней, а больше на тонущего, который едва держится за плавучий брус, слишком маленький, чтобы остаться на плаву. Это тревожило Нила, и он вложил свое беспокойство в поцелуй, передавая все свои эмоции в прикосновение их губ. Губы Эндрю скользнули по его собственным так же преданно, так же испуганно и обеспокоенно. Что-то было не так, и Нил не знал, что именно.

* * *

Когда Шина официально переехала к Эбби, всем официально стало не хватать места. Эндрю упаковал их с Нилом вещи и помог Ники, Аарону и Кевину загрузить их сумки в багажник Маз. Ваймак уехал и вернулся через час с Джордж, чьи сумки были сложены в багажник его пикапа. Чтобы перенести их в дом, потребовались усилия их обоих, плюс пара пинков для Кевина и Ники, чтобы они им помогли. Эбби настояла, чтобы они все остались на ужин, который она готовила полдня. Разговор, начавшийся с игривых насмешек и тирад Ники в сочетании с болтовней Кевина и Нила об экси и случайными комментариями Эбби, сменился на что-то напряженное и неловкое. Все молчали, и после того, как Ники попытался вновь завязать беседу, все единодушно уставились на него, пока он не перестал. Он снова и снова пытался заговорить, не желая сдаваться, но всякий раз, когда он открывал рот, на него косились. И это происходило не только с Ники. Джордж продолжала коситься на Шину, явно следя за ее манерами за столом – или их отсутствием. Кевин продолжал кидать злые взгляды и на Ваймака, и на Эндрю – никто из них не позволял ему играть в экси на протяжении всех летних каникул, что вряд ли изменится теперь, когда они отправятся в Колумбию, – но это было привычное явление и особо никого не волновало. Шина продолжала пялиться на Нила – он понятия не имел, по какой причине. После того, как Эбби принесла десерт, и Шина посадила кусочек вишневого пирога на подбородок, Джордж не выдержала. — Ты можешь хотя бы притвориться, что хоть немного цивилизована? — спросила она и хлопнула по столу, в одной руке сжимая вилку, а в другой – нож. Нил мог бы прокомментировать тот факт, что жестикуляция с использованием столовых приборов тоже считается дурным тоном, но решил оставить это при себе. По крайней мере, пока. — Ты о чем? — спросила Шина, не отрываясь от еды и ничуть не обидевшись. — О том, что… — начала Джордж, но остановилась, не зная, как продолжить предложение, вертя рукой в ​​воздухе и рисуя круги в попытках подобрать слова. Нил снова решил промолчать. — У тебя не очень хорошие манеры, — наконец сказала Джордж, опуская руку обратно на стол. Шина бросила на нее равнодушный взгляд, который, казалось, был для нее привычным. — Почему меня это должно волновать? — спросила она, пытаясь придать своему голосу незаинтересованный тон, но часть ее любопытства все же просочилась. Джордж сморщила нос и скривила губу, будто вопрос вызвал у нее отвращение. — А почему не должно? — парировала она. Шина пожала плечами, принимая ленивый ответ на свой вопрос таким, какой он был. — Я выросла в трейлере в ебаной жопе мира. Мне все равно, — она подчеркнула свою фразу, съев еще один кусок пирога. — Не у тебя одной было уебищное детство, — сказала Джордж, поворачиваясь к своему куску пирога и отрезая себе кусочек, — тебе надо приложить усилия, чтобы лучше вписаться. Шина фыркнула: — Как будто меня это волнует, — кусочек пирога, висевший у нее на подбородке, упал на колени. Она не удосужилась даже посмотреть на него. Джордж уставилась на нее с явным отвращением, затем перевела взгляд на Ваймака и Эбби. — Вы двое ничего не собираетесь с этим делать? Эбби слегка наклонила голову в замешательстве, а Ваймак ответил: — А зачем? — Потому что это грубо, — сказала Джордж, будто это было очевидно. — Я ей не отец, мне плевать на ее манеры, — отрезал Ваймак, не отрывая взгляда от тарелки. Джордж возмущенно уставилась в ответ, затем посмотрела на всех остальных за столом. Все промолчали, и она фыркнула от разочарования, слегка ссутулившись на своем месте. — Поверить не могу, что я в одной команде с кучкой дегенеративных животных. Шина фыркнула, разрезая пирог вилкой, и сказала: — О, пожалуйста, не делай вид, что ты не выросла с кучкой преступников. — все замерли и уставились на нее, будучи в шоке от ее заявления; Джордж выглядела особенно потрясенной. Джордж не ответила, но ее руки дрожали, а глаза слегка остекленели. Она открыла рот, и ее голос прозвучал хрипло. — Я никому не рассказывала. Шина не сразу заметила, что внимание все еще приковано к ней, а когда заметила, то спокойно произнесла: — То, что я выросла в трейлере, не значит, что я не знаю, что такое интернет. Твои родители – уголовники, а Гугл у нас бесплатный. Нил увидел, как Эндрю изо всех сил пытается не улыбаться, да и сам едва мог сдержать улыбку, спрятав ее за кусочком пирога. Как только атмосфера стала менее напряженной, Шина добавила: — Я пришла в команду, в которой есть мистер мафиози. Я хотела знать, во что ввязываюсь. Нил почувствовал, как его прежнее веселье мгновенно улетучилось. Ваймак, этот удивительный человек, решил сказать все за него. — Во-первых, он ни в чем не виноват, — все проигнорировали недоверчивые смешки Шины и Джордж, за которыми последовало отвращение Джордж к самой себе за одинаковую с другой первокурсницей реакцию, — а во-вторых, никто из вас не знает всех подробностей. — А мы их узнаем? — спросила Шина, глядя Нилу прямо в глаза, голосом и языком тела создавая впечатление, что уже знала ответ на свой вопрос. Когда никто не ответил, она засунула в рот последний кусок пирога. — Приятно слышать, — она резко отодвинулась на стуле и встала. — Я пойду спать, — сказала она, унося тарелку и столовые приборы на кухню. — Спасибо за ужин, — это были ее последние слова, прежде чем она исчезла в коридоре в направлении комнаты, которую когда-то занимал Жан. Джордж тоже встала. — Я тоже пойду спать, — сказала она, забирая свою грязную посуду и тоже относя ее на кухню. — Спасибо, что приготовили ужин, Эбби, — вежливо сказала она и ушла, ее шаги гулко раздавались вокруг, пока она поднималась на второй этаж в свою комнату. Ваймак положил вилку и откинулся на спинку стула, скрестив руки и опустив голову так, что его подбородок упирался в грудь. — Удачи тебе с этим, — сухо произнес он. Эбби рассмеялась и нежно шлепнула его по руке своей чистой салфеткой. Остальные быстро и тихо доели десерт, а затем попрощались, пока Эбби и Ваймак наблюдали, как они садятся в Маз. — Береги себя, ладно? — сказала Эбби Нилу, помогая ему пересесть из инвалидной коляски на пассажирское сиденье. Нил заметил, что единственный плюс в ампутации ноги заключается в том, что Кевин больше не жалуется на то, что его отправили на заднее сиденье машины. — Ладно, — пообещал Нил, хватаясь за ремень безопасности и застегивая его. — Позвони мне, если тебе что-нибудь понадобится, что угодно, и я приеду, как только смогу, — продолжила Эбби, опираясь на открытую дверцу машины и пристально глядя на Нила. — Оставь ребенка в покое, — проворчал Ваймак, отталкивая ее, но бросая на Нила многозначительный взгляд, говорящий ему, чтобы он помнил о ее словах. Нил понимающе кивнул, а Ваймак и Эбби отступили на несколько шагов, давая машине достаточно места, чтобы выехать с подъездной дорожки. Затем помахали им. Никто из сидящих в машине не помахал в ответ.

* * *

Поездка в Колумбию заняла столько же времени, сколько и обычно, за исключением потраченных на заправку 10 минут и 35 долларов. Ники, Аарон и Кевин вытащили свои сумки и вошли в дом, слишком уставшие за день, чтобы разговаривать друг с другом. Нил и Эндрю последовали за ними в гораздо более спокойном темпе, поскольку Нил все еще был прикован к своей инвалидной коляске большую часть времени, да и спать особо не торопился. Они миновали коридор и вскоре оказались в комнате Эндрю. В комнате Эндрю. С запертой дверью. С сумками, отброшенными в сторону. И Нил сидел на кровати. Пристально глядя на Эндрю. Зрачки которого были расширены. И о, да. Это не заняло много времени. Губы к губам. Одежда на полу. Кожа к коже. Губы на коже. Пальцы в волосах. Тихие вздохи, звучащие как рай. Осознание того, что даже в раю было бы не так приятно, как с Эндрю, и принятие этого факта. Эндрю все еще целовался, как утопающий в пучине океана, не осознавая, где поверхность, а где самое дно. В конце они лежали вместе, обнявшись, накрытые единственной простыней, под одеялом из темноты. Нил слушал, как выравнивается дыхание Эндрю, отслеживал каждую черту, которую мог разглядеть в скудном лунном свете, лившемся через окно. В его голове крутились мысли. О том, как теперь жить изо дня в день, пытаясь научиться пользоваться протезом. Как справляться со страхом и тревогой, возникающими от одной мысли о Рико и Ичиро. Как пытаться успешно руководить Лисами, при том, что ему нельзя было играть, а единственные новобранцы в Пальметто уже ненавидели друг друга. И об Эндрю. Что-то было не так. Черт возьми, что-то было не так, но Нил не знал, что именно, и это убивало его.