Способы связи в труднодоступных и отдалённых особняках

Он спускался по большой серой лестнице своего университета. Позади осталась научная конференция, на которой он выступил с докладом «Способы связи в труднодоступных и отдалённых особняках» и сейчас грустно смотрел в пол. Сегодня он очень устал и хотел поскорее попасть домой. Он жил в общежитии и не очень любил это место. Он был пухленьким молодым человеком довольно низкого роста. У него были миловидные и аккуратные черты лица, большие светло-бирюзовые глаза и чуть вздёрнутый носик. Он был одет в оверсайз-рубашку из массмаркета и чёрную футболку с какими-то современными надписями, которая в облипку облегала его небольшой круглый животик и натягивала ткань на несколько круглых руках. У него были старые джинсы и грязные, серые, замызганные кеды. Сейчас уже осень, и в таких кедах особенно не здорово гулять. Он думал о том, как странно, что его заставили участвовать в этой конференции, просто чтобы получить хорошую оценку на экзамене. Он сейчас придёт, его снова будут журить за вес. У него нет личности, внутреннего мира и духовности. Он будет тупить в современных блогеров в ютубе или тикитоке, а завтра снова эти ненавистные пары… Ничего, он будет смотреть смешные картинки, поговорит о том — о сём с условными «друзьями», которые ему не более чем знакомые, пойдёт в фастфуд, вечером будет тупить на бесполезной прогулке и пойдёт спать. Больше планов на жизнь у него не было. Он положит диплом на стол родителям, которые остались в родном городе, и вообще не понятно, чем будет заниматься. Зачем ему дали эту жизнь… Он почувствовал, что эта мысль как-то затянулась. Он по обыкновению в таких случаях берёт себе двойной чизбургер, чтобы жирок поскорее наслоился на неприятные мысли, но сейчас он стоял посередине лестницы и чувствовал тяжесть в голове, в животе и в ногах. Ему очень захотелось спать. Он услышал, как прямо позади него шагнули туфли-лодочки без каблуков, два маленьких шарканья. Он подумал, что ему это всё показалось. Он очень хотел спать. Как хочется спать…

***

Он очнулся в пустой белой комнате. Он был раздетым, это тоже его испугало. И вымытым? Почему? От него пахло детским мылом. Нижнее бельё и носки вроде его. Он огляделся — небольшое помещение, он спал на полу на мягкой белой подушке, укрытый белым одеялом. Рядом стоял деревянный поднос с чайником, чашкой и блюдцем с его любимыми сахарными булочками, а также лежала записка, в которой золотистой ручкой на плотном картоне было выведено прописью: «Доброе утро, милашка! Приятного аппетита!» Он сначала вскочил и проверил окно. Жалюзи были плотные и не открывались, они прилегали к окну, их было не открыть и не сломать. Тогда он начал колотиться в дверь, но никто не ответил. В конце концов, он смиренно сел на коленки на одеяло и задумчиво принялся уплетать булочки. Интересно, что это за эксперимент? Верно, друзья решили пранкануть его, проверить тезисы его выступления на практике. Или это квест, сейчас придёт аниматор и даст задание. Наверняка что-нибудь обычное. Как только он съел все булочки, в дверь постучались. — Можно войти? — спросил женский голос. Дверь открылась. Появилась она. Она была стройной, худенькой, изящной девушкой его роста с длинными тёмными волосами, заплетёнными в косы. Она была одета в платье, словно из XIX века, только укороченное. Она шагнула к нему, и он распознал теперь знакомый звук. Она погладила его по голове и сказала: — Здравствуй! Как спалось, Фредерик? — Я… я не… я не Фредерик… — подумал он, но от страха у него даже не было сил это сказать. Она взяла его за руку, он, словно заворожённый, поднялся, второй рукой она взяла поднос и вывела юношу из помещения. Взору открылся большой особняк в светлых цветах, с колоннами, старинной мебелью. В коридорах были большие стеллажи с книгами. Он и она проследовали мимо лестницы и оказались в большой круглой гостиной с мраморным столом и дорогой старинной мебелью. В глубине была кушетка и зеркало. Слева от неё стояло пианино. На стенах были картины, в основном, пасторальные пейзажи. Здесь же в другом конце гостиной значилась кухня, отделанная глянцевыми панелями кремового цвета. На столе была небольшая колонка, из которой тихонько доносилась пятая часть Largo из «Concerto Grosso» номер 1 в ре-миноре Корелли. — Проходи, пожалуйста — сказала она и подвела его к зеркалу. «Нужно выполнять все просьбы маньяка» — вспоминал он. — Тебе нужно одеться. Она поставила его перед зеркалом и начала одевать его. Сначала она надела ему белую рубашку с кружевным воротником-стойкой, он было хотел её поправить, но девушка ударила его по пальцам и сказала: — Убери, пожалуйста, ручки. — Она встала сзади, схватила их за запястья и опустила. — Держи свои ручки вот так. Это было ещё не всё. Она повернулась к нему, посмотрела на его удивлённое лицо и сказала: — И не шевелись. Он еле дышал. Она одевала его и обращалась с ним, как с куклой. Он даже не успел разглядеть кружевные манжеты на своей рубашке и поймал себя на удивительной мысли, что ему бы очень хотелось сейчас на них посмотреть. Она встала перед ним и застегнула рубашку, которая совсем немножко облегала округлость его животика. Она надела ему тёмно-красные брюки, застегнула их, бережно провела по его животу, надела ему тёмно-красный пиджачок. Она взяла расчёску, осторожно причесала его, достала круглую пудреницу с розами и кисточку, слегка нарумянила ему щёки и сказала: — Это тебе мой первый подарочек. И засунула принадлежности во внутренний карман пиджака. Он про себя отметил, что одежда была несколько свободной и снова испугался. Откуда она знает его рост и параметры? Она завязала ему на шее нежный красно-розовый атласный платок, подошла сзади, взялась за него и начала его утягивать. — Не жмёт? И затянула его настолько, что он начал задыхаться. Он побледнел и стал кашлять. Она расслабила платок и сказала: — Ой, слишком получилось. Пойдём кушать. На столе было много тарелок с булочками, был один большой торт, а на кухонном столе вдалеке стоял шоколадный фонтан. Перед самим юношей стояло пустое блюдце и рядом суповая тарелка, которая доверху была заполнена сгущёнкой. — Кушай, Фредерик. Приятного аппетита. Он должен был что-нибудь подумать, но он накинулся на любимые сахарные булочки и слопал их все. Он запил это чаем. Девушка предложила ему горячий шоколад из фонтана, он с полным ртом кивнул и продолжил уплетать всё, что есть на столе. Почему-то у него отключился разум. Просто никогда ему не предлагали столько еды, да ещё и бесплатно. Он не думал, что так разойдётся. Он почувствовал, как живот всё плотнее облегает рубашку. Он поглядел вниз и увидел, как полукруг его живота стал заметно больше и круглее. Он, недолго думая, взялся за длинную маковую слойку и начал её есть. Он обратил внимание на девушку. Она сама съела один пирожок, запила чаем и стала на юношу смотреть. Он снова принялся было за еду, как она сказала: — Тебе нравится моя музыка? Может, нам её поменять? Кстати, что это за композитор? Он не знал, что ответить. Девушка подошла к нему, салфеткой стёрла ему крошку с губ и сказала: — Ты не знаешь. Конечно. Ничего страшного, скоро ты у меня будешь много всего знать. Она поцеловала его в макушку и снова села напротив. — Я выбрала композиторов XVIII века, потому что с ними легче знакомиться и переваривать. Он молча продолжил есть. Надувшийся живот очень плотно стал облегать рубашку, жирок наливался над поясом, пуговицы едва выдерживали давление, юноша откинулся на спинку стула. Девушка сказала: — Тебе было вкусно? Он почему-то перестал её бояться — видимо, ему действительно было вкусно — и сказал: — Да. Ик! — Ты не встанешь из-за стола, пока не съешь всё. Он положил руку на полный живот. Рядом с ним ещё стояла нераспробованная миска со сгущёнкой. — Тебе помочь? Девушка взяла из холодильника литровую упаковку молока, сливки и сливочное масло. — Мне нужна минутка. Она смешала ингредиенты в коктейль, поставила смесь на стол и отлила её в его красивую чашку с розами совсем немного. Она поднесла её к его ротику, он отпил и сделал кислое лицо. Очень ему было сладко. — Ну же, миленький, это вкусно — и снова принялась вливать ему эту жидкость. Ему ничего не оставалось, как открыть рот и слушаться. Она зачерпнула полную столовую ложку сгущёнки и сказала: — Попробуй. Он сглатывал сгущёнку, запивая её жирными сливками. Это было слишком сладко. Живот был тяжёлый от сытости. — Давай, осталось немножко! Он не заметил, как выпил всё. Живот надулся и выкатывался над поясом круглым шариком. Она погладила его животик и сказала: — Теперь твоему животику нужно отдохнуть. Он вообще не мог ей сопротивляться — сначала от страха, теперь из-за обжорства. Она повела его в спальню, уложила на кровать и стала похлопывать и гладить его полный живот. Он сладко мурлыкал и она сказала: — Отдыхай, Фредерик. Спи, сколько тебе понадобится. Она закрыла дверь. Колонка на столике начала проигрывать медленные колыбельные адажио из концертов. Он закрыл глаза, томно натянул на себя белое одеяло и уснул.

***

Он проспал совсем недолго. Он проснулся и увидел записку с теми же золотыми буквами: «Милашка, я ушла ненадолго, совсем скоро буду!» Он вскочил. Живот ещё был полный и мешал бодро двигаться, но нужно было всё использовать. Он выскочил в коридор, побежал в гостиную и ахнул. Его взору открылись панорамные окна с видом на песчаные дорожки, окружённые тенистым лесом. Вдалеке этого парка виднелся фонтан. Лес казался бескрайним. Из колонки в гостиной играл Концерт в соль-миноре d.85, третья часть «Allegro assai» Джузеппе Тартини. Юноша побежал к окну. Он попытался его открыть, разбить, но безуспешно. Он со всей силы жахнул своей пухлой ножкой по стеклу, а ему хоть бы хны. Он очень разозлился, но ничего не мог сделать. Он побежал к двери, но оказался запертым снаружи. Он простучал все стены. Он побежал на лестницу, но запыхался. Он прилёг на кушетку в гостиной. Колотиться в двери было бесполезно, кричать тоже. Он думал, за что же ему такая напасть. Он подложил свою пухлую ладошку под голову и обратил внимание на манжеты. Это были белые, длинные кружевные манжеты, словно женские. Они ему понравились. Он вздохнул. Послышался звук ключей. Закрылась дверь. Вскоре показалась девушка. — Фредерик, ты проснулся! Милашка — и она запустила руку в его волосы. Он собрался с духом, сел и сказал: — Я не Фредерик. — Я знаю. Теперь ты Фредерик. — Где я? — А это неважно. — Да кто ты вообще такая? — взвизгнул от накатившего страха он и встал. Она сидела перед ним. Он подумал — какая-то девушка будет ему указывать? Ну, и что она сделает, такая маленькая и слабая, он-то толстенький и может её придавить! Она встала, посмотрела ему в глаза и взялась за его шейный платочек. — Тебе нужно слушаться, Фредерик, чтобы быть хорошим мальчиком. Она подзатянула его платочек. Он испуганно схватился за него. Она повернула платочек к спине и потащила бедного юношу за шею в другую комнату. Он увидел с ужасом полку с разными плётками в этой комнате. Она отпустила его платочек, расстегнула рубашку и брюки и бросила юношу на кровать. Она приковала его к кровати — ножки были больше вместе, а руки — чуть на расстоянии друг от друга. Она сняла его брюки и шлёпнула кнутом по его толстой попе. — Ах! — взвизгнул юноша. — Будешь знать, как мне перечить. — сказала она и шлёпнула ещё раз. Кнут со свистом шлёпнул по пухлостям. — Мммм! — стонал он. Кнут шлёпнул ещё больнее. — Ааа! — крикнул он. Девушка схватила юношу за платочек, приподняла его голову и сказала: — Если будешь себя плохо вести, я буду тебя наказывать. Она подняла его, он принял виноватый вид. Она одела его и связала его запястья, но не в единое целое, а просто соединила их одной верёвкой. Юноша не мог сильно разводить руками, его движения оставались в диапазоне собственных локтей. — Будешь ходить у меня сейчас вот так, хихи. Пока я готовлю, ходи по гостиной и рассматривай картины. Перескажешь мне запомнившиеся сюжеты и я тебя покормлю. Фредерик печально вздохнул. Она схватила его за верёвку и оттащила в гостиную. Ему больше ничего не оставалось делать, кроме как рассматривать картины. Послышался звук духовки. Фредерик смотрел на картины. Это были пасторальные сюжеты, но он об этом не знал. Он смотрел на поля и леса, в которых пастухи и пастушки встречались и обменивались большими букетами полевых цветов. Очень часто на картинах не было персонажей — например, была мельница и река. Как раз вовремя из гостиной послышалась песенка «В путь» Франца Шуберта. Юноша не знал об этой песне совершенно ничего, а поэтому не мог оценить эстетической своевременности этой композиции сейчас. Он совсем забыл за эти полдня о своей прошлой жизни с чем-то… с тикитоком? А что это такое? Так, он же связист, может быть, поэтому его сейчас связали. За картинами тоже могло спрятаться что-то, но движения его рук были ограничены верёвкой, он мог себе задумчиво поправить волосы, если вторая рука оставалась на уровне груди. Кружевные манжеты издавали вкусный аромат освежителя для белья. Девушка позвала есть. Фредерик сел и увидел… свою любимую жареную курочку! Он принялся её с большим аппетитом уплетать. Всё напоминало его любимый фастфуд. Он схватил булку с мясом, он ел картошку, всё было такое жирное, жареное и со специями, что он ел не переставая. Девушка ещё подала ему десерты и он слопал несколько порций шоколадного торта с брусникой. После очень плотной еды он отправился спать, а проснулся от того, что кто-то гладит ему волосы. — Проснулся, милашка! Тебе понравилось? — Да, это было очень вкусно — сказал он и положил пухлую ручку на полный живот. — Это хорошо. А картины? Фредерик икнул и сказал: — Картина одна была… с мельницей которая. Там ещё солнце и река. Ик! Ой… Девушка потискала пухлую румяную щёчку Фредерика, опустила руку на его полную грудь, сжала её, затем переместилась на надутый живот, слегка надавила на него и Фредерик икнул ещё раз. — Это пасторальная живопись. Посмотри в коридор — вон в том третьем от нас книжном шкафу на второй полке стоит бирюзового цвета энциклопедия. В ней почитаешь про пасторальную живопись. Если всё хорошо запомнишь — я сделаю тебе подарочек. А я пока пошла работать, если что — я буду через лестницу в голубом кабинете. Юноша подумал, что, может быть, она ему даст свободу… Он вздохнул, пошёл в гостиную и принялся всё это изучать. Спустя несколько часов девушка прискакала к нему. — Ну что, Фредерик, как успехи? Она чмокнула его в пухлую щёчку. Юноша задумчиво листал энциклопедию и сказал: — Да, думаю, я могу рассказать… И он очень хорошо рассказал всё, что запомнил. Девушка подвела его к картинам и попросила применить его знания на практике, описав, в чём состоит идиллический хронотоп полотен. Он что-то говорил, старался связать всё в единую мысль. Он заметил, что пока он всё это рассказывает, она начинает до него домогаться. Она немножко сдавливает ему щёчки, затем сжимает его жирные ручки у предплечий и особенно часто сжимает его пухлые бока. По мере того, как он продвигался к развитию пасторальной живописи ближе к XIX веку и деканонизации этого жанра, она опустилась к его ягодицам и легонько шлёпнула по правой из них. Фредерик стал рассказывать про персонажей аркадской тематики, и рука девушки начала потихоньку щекотать его жирные ляжки. Он, слегка постанывая, приподнял одну ножку, она начала её поддерживать и всё больше тискала и мяла жир на ней. Юноша замолк. — Молодец, всё у тебя получилось! — сказала она. — За это полагается подарок! Она схватила юношу за пухлые щёчки и начала их целовать. Она поцеловалась с юношей взасос, который сначала сопротивлялся, но затем его стоны становились всё более благосклонными к её действиям. Она повела его в спальню, где опустила на кровать. Она сняла его штанишки, приспустила нижнее бельё и юноша почувствовал новые для себя ощущения. Девушка хваталась за его сочные груди, он чувствовал приятное наполнение в голове, в животе и несколько внизу. В голове переплетались новые интересные фразы, живот переваривал много жирной еды, и внизу что-то набухало. Юноша вздыхал. Его глаза расширились и он почувствовал облегчение. Он сразу уснул.

***

Прошло две недели, а может быть, несколько больше. Фредерик проснулся в роскошной постели и в новой тонкой кружевной пижамке. Он сладко потянулся, посмотрел на хрустальную люстру, на то, как свет из сатиновых занавесок играет на обоях с розами, и с трудом приподнялся. Ему было всё сложнее поднимать своё толстое тело. Он проснулся, оделся и посмотрел в зеркало. Каждодневная обильная и вкусная еда не могла не сказаться на его фигуре. Он чувствовал, что он потолстел. Щёки стали круглее, как и он сам, грудь стала более пышной, живот был совсем круглым. Рубашка, которая в первый день казалась ему свободноватой, теперь плотненько обтягивала все его наливные округлости. На животе рубашка едва не трещала по швам. Пояс на шатнишках очень плотно обтягивал живот, а округлые ягодицы и расплывшиеся ляжки тоже едва сдерживались тканью, плотно набивая её. Сегодня ему предстоит выучить ещё один том конспектов по ранний романтизм в литературе. Девушка подпрыгнула к нему, поцеловала его в щёчку. Она сама тоже начинает нравиться Фредерику. — Доброе утро, пампушка моя! — сказала она и схватила его за откормленный бочок. Сегодня перескажешь мне про романтизм. Не сделаешь — накажу. Постараешься — награжу! Он позавтракал сливками с булочками, немного почитал книжку и пошёл гулять. Теперь, благодаря его стараниям, девушка отпускала его на прогулку в сад. Всё равно до забора далеко и он сам не дойдёт. Толстый Фредерик ходил по саду, задумчиво путая свои кружевные манжеты в листве деревьев. Он дошёл до фонтана, зачерпнул в пухлые ладошки, теперь такие белые и нежные, кристально чистую воду и умылся ею. В ушках зазвенела песня про мельницу, что-то ещё и воду. «Всё дальше, всё дальше…» Он сам начал её напевать, повеселел и начал более бодро гулять по саду. В общем, если ему помогли установить связь с культурой в отдалённом особняке, это уже большое дело. Такое похищение со сливочными булочками, трепетными вальсами (да, девушка потихоньку начинала его учить бальным танцам) и даже солнечным светом ему начало очень нравиться. Осталось пришить пуговичку, которая сейчас оторвалась от душевного порыва на толстом пузике, насладиться ароматом роз и вернуться в дом.