Лжец

Никто не может построить такие крепкие стены, чтобы женская хитрость не смогла их преодолеть. Непреодолимыми бывают только стены, созданные мыслью.

© Эрих Мария Ремарк

      — Воды, — жалобно простонала Джинни и стала наобум лепетать: — Агу… Агументи… Агумаменти… Блять.       Конечно, какое заклинание получится без палочки? Правильно — никакое. Но открывать глаза, которые будто слиплись, совершенно не хотелось.       Гудящая голова покоилась на чем-то отнюдь не мягком, а весьма жестком. Джинни пошарила рукой вокруг себя, дабы отыскать палочку и наколдовать бочонок-два воды.       Ладонь по-хозяйски исследовала поверхность, на которой Джинни заснула, и наткнулась на нечто, напоминающее человеческие руки, волосы и торс.       — Мне, конечно, безумно нравятся твои дерзкие прикосновения с утра пораньше, но тебе не кажется, что нам стоит подождать, пока сойдут мои нарывы? — услышала она ироничный мужской голос, что звучал прямо над ухом.       Головная боль отступила на второй план. Джиневра очень медленно открыла сначала один глаз, потом второй и столкнулась с серым взглядом, что полнился неприкрытым самодовольством с толикой насмешливости. Взъерошенный Малфой с позеленевшей воспаленной кожей пристально смотрел на девушку, лежавшую на нем.       — Доброе утро, — прошептал он, чуть улыбаясь. — Не могла бы ты поднять голову? У меня рука сейчас отвалится.       — Конечно, — хрипло ответила Джинни и освободила Малфоя о самой себя.       Приподнявшись на кровати, она, все еще пребывая в полудреме, попыталась осознать происходящее, но просветление как назло не наступало.       Джинни узнала бывшую комнату Регулуса. Полумрачная спальня более не выглядела так, будто здесь померло с десяток предков благородного чистокровного семейства. Ребята, судя по всему, провели колоссальную работу, ибо комната значительно похорошела.       Драко выжидающе смотрел на помятую Джинни, что пыталась пальцами привести в порядок рыжие локоны, которые больше напоминали гнездо, нежели волосы.       — Мы что, — она стала озираться по сторонам, — спали вместе?       Вот в голове и звякнули первые звоночки понимания.       — Ну как сказать, — усмехнулся Драко, вскинув бровь. — Ты пила и рассуждала о тягостях войны, я внимательно слушал и кивал, потом ты просто вырубилась, упав на меня. Кстати, очисти, пожалуйста, эту вещь, — он указал на футболку и чуть скривился, — от своих слюней.       Пунцовые пятна смущения расцвели на девичьем лице, и Джинни невольно попятилась назад. Найдя палочку на прикроватной тумбочке, она наложила на Драко Скроджифай.       — А мы… мы не? — заикаясь, попыталась уточнить она детали прошлой ночи.       — Нет, Уизли. Не в моей жизненной догме спать с пьяными девушками, которые находятся без сознания, — горделиво оповестил ее Малфой. — Я все-таки выходец из очень древней и благородной семьи. У нас подобное порицается.       Джинни захотелось рассмеяться — настолько было забавно наблюдать за попытками Драко быть серьезным. Невзирая на внешний вид, он все еще старался оставаться в ее глазах аристократом.       Джиневра украдкой улыбнулась, пока ее снова не одолело чувство стыда, ибо взгляд ее наткнулся на заляпанное красное платье, в котором она благополучно и уснула.       — Мне жаль, что я принесла тебе столько неудобств, — буркнула она, спешно собираясь. — Я пойду.       Драко резко приподнялся.       — Ты не… — запнулся и прочистил горло, — ты не принесла мне неудобств. Я был рад поговорить с тобой. Несмотря на твое не вполне себе трезвое состояние.       Признаться, ей пришла неутешительная мысль, что последнее время все из ее близкого окружения вели себя парадоксально: брат стал отшельником, Гарри запил, она же вчера поддалась искушению и ушла по все тяжкие, а наутро проснулась в постели с Драко Малфоем.       Отпустит ли их боль, что зудит под кожей, без устали течет по венам; прекратится ли бесконечный поток мыслей, напоминающий о пережитом горе?       Джинни отвела взгляд. То ли похмелье так сказывалось на ее состоянии, то ли чувства нашли выход, но по щеке скатилась слеза.       — Ты чего? — пробормотал Драко и, нахмурившись, чертыхнулся. — Ты… Ты из-за этого? Клянусь своей семьей, Джинни, я и пальцем тебя не трогал…       — Нет, Драко, — она вытерла влагу с лица, — не из-за тебя. Порой на меня накатывают воспоминания. О войне. О погибших. Резко, неожиданно. И я проваливаюсь в этот водоворот, да так сильно, что дышать становится трудно, — Джинни посмотрела на внимательно ее слушающего Малфоя и серьезно спросила: — У тебя бывает такое?       — Каждый день, — ответил он без раздумий.       Повисло секундное молчание. Два волшебника встретились взглядами и поймали некий момент — тот самый, когда все понятно и без слов. И болью вроде бы сковано сердце, но мелькает вдали надежда, горит тусклый свет в конце мрачного туннеля.       — Ты хотела воды. Позову Кикимера, — нарушил тишину Драко.       — Я бы лучше поела. Может, спустимся в столовую? — предложила Джинни, все еще испытывая неловкость.       — Конечно! — чересчур бодро согласился Драко, вскакивая с кровати: — Вниз так вниз. Пойдем?       Джинни, признаться, опешила от столь резких движений. Вроде не совсем здоров, вроде утро, а столько энергии.       Малфой расплылся в улыбке и подал ей руку. Джинни, прищурившись, взглянула на ладонь и робко ту приняла.       — Ты точно чувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы ходить? — вновь уточнила она.       — Ради те… тостов от Кикимера я готов на все, — лучезарно улыбнулся Драко в ответ.       Джинни едва заметно кивнула и последовала за Малфоем, ненароком задумавшись: куда же делись его былая надменность и язвительность?       — Ты слишком милый, — озвучила она свои мысли и, чуть изогнув губы в усмешке, добавила: — Куда пропал классический придурошный хорек?       — Любишь погрубее, Уизли? — деланно изумился Малфой.       Джинни густо покраснела и, вырвав свою ладонь из его хватки, прошествовала вперед, тихо бурча о том, какой хорек придурок.

***

      На другом этаже происходила не менее экстравагантная сцена. Национальный герой магической Британии, Гарри Джеймс Поттер, не спал сегодня в своей кровати — его бесцеремонно выгнали. Посему сейчас он долбился в дверь, пытаясь попасть в свою же комнату.       — Паркинсон, это моя спальня. Впусти меня! Мне надо переодеться хотя бы, — Гарри со всей дури пнул по деревянному полотну. Он бы воспользовался палочкой, да палочка осталась с Пэнси.        Она не реагировала на его мольбы. Сродни гордой и непоколебимой львице игнорировала Поттера.        Гарри злился. Злился неистово, до дрожи в пальцах. Пэнси чертова Паркинсон, эта подлая сука, который день действовала ему на нервы. Когда их отношения перешли на этот уровень? В какой момент эта слизеринка возымела над ним такую власть, что все его мысли крутились вокруг ее персоны?        — Открывай сейчас же! — негодовал Гарри, продолжая тарабанить по дереву.        Не желая более терпеть ее скверный характер, Гарри отошел на пару метров от двери, потому что ему пришла блестящая идея — разогнаться и сломать преграду.       — Один, — безрассудному гриффиндорцу, который по совместительству являлся национальным героем и вообще гордостью всей волшебной Англии, не пришла мысль остановиться, — два, — Гарри дернул шеей, разминаясь, — три!        Поттер со всех ног рванул вперед и мысленно приготовился к удару, но не встретил должного сопротивления, а ворвался прямиком в комнату и грузно свалился на пол, ударившись лбом об пол.        — Какого?..        — Когда боги всем мозги раздавали, ты явно в очереди за гриффиндурью стоял, Поттер, — услышал он ворчание.        Пэнси чертова Паркинсон открыла дверь именно в тот момент, когда Гарри решил проникнуть в спальню самым негуманным способом.       — Ты специально? — насупился он, лежа на полу. Взгляд его невольно прошелся на короткой клетчатой юбке и голым ногам. Резко отвернулся. Поправил очки.        — Специально. Вопросы? — насмешливо ответила Пэнси.       — Нет, — буркнул Гарри, сглотнув. Глаза то и дело спускались к ее тонким лодыжкам.        — Поднимайся, переодевайся и вали.        Паркинсон, поджав губы, смотрела сверху вниз на распластавшегося парня, который словно подзабыл цель прибытия, ибо лицо его приобрело глуповатый вид, а взгляд то и дело метался снизу вверх.        — Поттер! Вставай давай! — вновь произнесла она раздраженно.        Но вдруг зеленые глаза блеснули странным огнем, и черти заиграли в них. Гарри улыбнулся краешком губ и подпер подбородок рукой.       — А если нет? — спросил он чуть лукаво.        Судя по тому, как резко вытянулось ее лицо, Пэнси не была готова к внезапной смене его тона. Взгляд ее на долю секунды потупился, но вскоре вновь обратился к нему и вернул свою серьезность. Она шумно выдохнула, заскрежетав зубами.        — Ты, ремейк гноя бубонтюбера, — гневно начала она, уперев руки в бока, — вчера предельно ясно дал понять, что я тебе противна. Ну раз противна, чеши отсюда, Потти.        — Что?! — встрепенулся Гарри, — ты мне не противна. С чего ты вообще это взяла, Паркинсон? Я с тобой уйму времени провожу!        — Ты бухаешь со мной уйму времени!       — Неправда, — выплюнул Поттер, вставая с пола. — Ты… интересная и даже веселая. Ты заставляешь меня смеяться и не говоришь постоянно о войне, как другие. Не расспрашиваешь о Волдеморте и его крестраже, который жил со мной все эти годы. Не жалеешь меня. Черт возьми, Паркинсон, — он взъерошил рукой волосы и закатил глаза, — как ты вообще пришла к такому выводу, что можешь быть мне, — он изобразил кавычки, — «противна»?        Пэнси смотрела на него скептически, прищурившись.       Прикусила губу. Опустила глаза. Вновь подняла. Сглотнула. Казалось, будто она стесняется. Но Поттер не верил, что такая красивая, статная, знающая себе цену девушка, как Пэнси Паркинсон, может смущаться.       Гарри почувствовал разрастающийся жар в груди и внезапное желание приблизиться к Пэнси, дотронуться до нее, пройтись подушечками пальцев по нижней губе…       «Что это еще за мысли?!» — отругал он себя, наблюдая за расцветавшим на девичьем лице румянцем.       — Так ты ответишь? — буркнул Гарри, лишь бы согнать непонятный морок.       — Ты противился легенде, будто мы целовались! — в сердцах крикнула Паркинсон. — Пробормотал что-то про «ты мне не жена и не девушка», — нахмурилась и, сложив руки на груди, отвернулась к окну: на улице накрапывал летний дождь и дул типичный для Лондона сумасбродный ветер.       Повисла тягостная тишина. Резкая, многозначительная, с толикой витавшей в воздухе недосказанности, и Гарри решил поступить, как настоящий мужчина — взять ситуацию в свои руки.       — Я сказал это, не подумав. От балды. И совсем не думал, что это может тебя задеть. Я не это имел в виду…       Мир резко замер, ибо в следующую секунду Пэнси чертова Паркинсон, прильнула к нему и, обхватив его щеки ладошками, крепко поцеловала. Она буквально сминала его губы в жестком поцелуе, кусала, проникая в рот своим языком.       Гарри растерялся на долю секунды — он не ожидал подобного от этой конкретной девушки: доселе он был уверен, что такая, как Пэнси, никогда не поцелует такого, как он.       Она сильнее к нему прижалась. Послышался стон, что сорвался с ее губ. Такой нежный, сладкий, тонкий, что Гарри захотелось вобрать его в себя. Впитать полностью. Он робко положил свои руки ей на талию и, притянув к себе, ответил на поцелуй со всей пылкостью.       Гарри чувствовал дрожь ее тела, чувствовал, как руки Пэнси становились горячими, чувствовал, как ее язык властно блуждал по его рту.       Пресвятой Мерлин, Поттер мог поклясться, что до нее ни с одной женщиной не чувствовал ничего настолько потрясающего. Пэнси целовала его без стеснения, очень умело и страстно.       Гарри, отбросив все сомнения, вошел во вкус и сильно прикусил ее нижнюю губу. Пэнси шумно выдохнула и впилась ноготками ему в затылок, тем самым давая безмолвное согласие.       Ее губы переместились на его щеку и спустились ниже, к шее, проложив дорожку из поцелуев. Гарри еле сдерживал порыв забраться к Пэнси под свитер, ощутить ее нежную кожу.       — Я думаю, на первый раз достаточно, — сквозь поволоку блаженства раздался горячий томный шепот у самого уха.       Все резко прекратилось. Пэнси мгновенно отстранилась, и Гарри еле устоял на ногах, будучи неготовым к столь внезапной потере опоры.       — Осторожней, — чуть надменно бросила Паркинсон, лицезрея его пошатывания. — Пошли на завтрак, Потти.       — Ты… зачем ты это сделала? — спросил он ее севшим голосом.       — Узнать, врешь ты или нет.       — И всё?       — И всё.       Гнев тотчас разгорелся под кожей. Закрутились неприятные вопросы в голове: неужели она так легко может манипулировать людьми? Ради «галочки» целовать кого-то?       Гарри метнул яростный взгляд в Паркинсон и, заскрежетав зубами, спешно покинул комнату. Мысли снедали изнутри: последнее, что он хотел — это стать частью ее игры.       Для Гарри, уязвимого после войны, подобные вещи могли стать последним толчком к лишению остатков здравомыслия, что были последней преградой перед алкоголизмом.       — Да куда ты пошел, черт побери? — он слышал, как Пэнси бежала за ним.       — Отстань. Не трогай меня, — озлобленно выплюнул он. — Развлекаться со мной удумала? Не бывать этому.       Гарри направлялся к лестнице быстрым шагом, слушая, как Пэнси пыталась нагнать его.       — Да ты придурок. Разве этот поцелуй ощущался как развлечение? — дернула она его за футболку.       Гарри все же остановился. Обернулся. Плотно сжав челюсти, поправил очки.       — Ты сама так сказала!..       — Сказала, — Паркинсон закатила глаза. — Такой вот я человек, Поттер! — всплеснула руками. — Мне тяжко даются чувства. Особенно признание в них. Я однажды влюбилась, а он… Он годами сох по рыжей гриффиндорке. Знаешь, — Пэнси подошла вплотную и ткнула пальцем ему в грудь, — не одному тебе хреново, не одного тебя предавали, не ты один войну пережил. Все мы дерьмо разгребаем. Жалеть тебя не стану, Поттер. Даже не думай. Я так же, как и ты, разбита, разгромлена в щепки. Мои родители в Азкабане, денег нет, вся магическая Британия ненавидит меня, я живу за твой счет в твоем доме, пока ты, — она перешла на шипящий тон, — мне это позволяешь. А если выгонишь меня завтра? А если надоест тебе меня содержать? Куда я пойду, а? И каждый день подобные размышления меня разрывают. Каждый день, потому что я не знаю, что будет завтра, Гарри. Ты — герой, а я — никто. Так вот зачем герою безликая аристократка? Незачем…       Гарри резко схватил подрагивающую девушку и, прижав к себе, крепко обнял.       — Ты не никто, Паркинсон. Ты, конечно, имеешь уйму минусов, — он чуть ухмыльнулся, прижимая ее к себе, — но ты искреннее многих. Настоящая заноза. Без прикрас, но не пытаешься казаться лучше, чем есть.       Пэнси заливисто рассмеялась.       — Сам ты заноза, — буркнула она, уткнувшись ему в грудь.       — Пойдем завтракать, пока не передумал тебя кормить, — пошутил Гарри с серьезным видом и несмело погладил Пэнси по голове.       Возможно, сегодня между двумя некогда врагами зародилось нечто новое и очень теплое. Нечто, что могло бы залечить открытые раны на покореженном войной сердце.

***

      Теодор уловил странные флюиды еще за завтраком. К вечеру упомянутые флюиды стали заметно ощутимее. Паркинсон демонстрировала их потеплевшие с Гарри отношения, а Драко и Джинни под острым взглядом близнецов готовили еду, о чем-то активно щебетали, выходили на террасу, да и вообще вели себя так, как когда-то грезил Малфой, рассказывая Нотту свои фантазии о рыжеволосой гриффиндорке.       Рад ли Тео за друга? Конечно. Но переживания свербели в груди, ибо непонятно, как в будущем сложится их жизнь, каким будет результат суда, как им двигаться дальше без имущества, родителей и с вечным клеймом сподвижников Волдеморта.       Время приближалось к восьми вечера, а Гермионы все не наблюдалось. Ни патронуса, ни совы. Никто не придавал этому значения. Никто, кроме Тео. Он мог дать руку на отсечение, что дело здесь нечисто.       Чутье подсказывало ему, что Гермиона неспроста не появлялась на Гриммо. Да и странное поведение Уизли не давало Теодору покоя. Вкупе с отсутствием Грейнджер уже почти как сутки это еще больше усилило его подозрения по отношению к представителю рыжего семейства.       — Драко, мы можем поговорить? — окликнул он друга. Нельзя было больше ждать.       Малфой, «облизывающий» Уизлетту с ног до головы, нехотя повернулся к Нотту.       — Сейчас? — устало спросил он.       — Сейчас, — твердо заявил Тео и направился к выходу из гостиной, где сидели ребята.       Пальцы дрожали под гнетом снедающих мыслей. Его одолевало предчувствие, что все опасения не беспочвенны.       Во тьме коридора, освещенного лишь тусклым светом горевших свечей, Тео прислонился к стене и стал ждать Драко. Тот шел вяло, нарочито медленно, театрально вздыхая, будто давеча мешки таскал, а не окучивал мелкую Уизли.       — Издеваешься? — закатил глаза Тео.       — Отвлекаешь меня от важных дел, — проворчал Драко в ответ.       — Важнее, чем пропажа Грейнджер?       Малфой резко побледнел и даже отшатнулся. Сглотнув, он севшим голосом произнес:       — Она же с Уизли. Что с ней может случиться?       Друг врал. Причем данная ложь получалась у него из рук вон плохо. Теперь Теодору было предельно ясно, что понурое настроение Малфоя, которое не менялось длительное время, имело объяснение.       — Что-то не так с Уизелом, да? Все эти странные сделки, ваши общие дела, твои колебания при виде него, — Тео приблизился к другу и заглянул тому в глаза: — Что происходит, Драко?       Малфой, нахмурившись, оттолкнул Теодора.       — Почему ты меня спрашиваешь, Нотт? — яростно прошипел Драко. — Ни Грейнджер, ни Уизли мне не друзья. Мне до них дела нет. У меня своих проблем хватает! Ты же потек по грязнокровке…       — Заткни свой поганый рот! — прервал его Тео. — Скажи, блять, спасибо, что тебя, хорька, в этом доме приняли. Да Грейнджер из кожи вон лезла, чтобы нас из тюрьмы вытащить. Эгоист ты чертов!       — Ты ни черта не знаешь, что мне пришлось пережить, Тео, чтобы бросаться такими громкими словами!       Нотт сделал шаг вперед и, оказавшись в двух сантиметрах от малфоевского лица, с вызовом произнес:       — Так расскажи, м? — он сильно впился пальцами в плечо Драко, отчего тот на миг зажмурился. — Расскажи, блять, своему лучшему другу, что с тобой, мать твою, происходит.       — Убери руки, Тео, — яростно возмутился Малфой и вновь грубо оттолкнул Нотта. — Я ничего не знаю. Оставь меня, блять, в покое. Дай мне просто немного расслабиться.       — Всегда успеешь залезать в трусы к малышке Джинни…       — Ты, — Драко взял Теодора за грудки, — ни хрена не знаешь обо мне и Джинни. Ни хрена, Нотт. Так что будь добр — завались.       Парни тяжело дышали, глядя друг на друга. Атмосфера накалилась до предела. Каждый мог сорваться и натворить делов — нервы трещали. Усталость вкупе с неведением о судьбе семей доводили ребят до исступления уже не первый день.       — Пусти меня, — сквозь зубы процедил Тео и попытался отпихнуть от себя Драко. — Я сам наведаюсь к Уизелу…       — Не смей! — Малфой лишь сильнее вцепился в рубашку Нотта. — Не смей, блядь, лезть к Рональду, Теодор. Вообще держись от него подальше. Для своего же блага…       — Эй! — вдруг раздался голос Пэнси. — Вы чего устроили, придурки?!       Обомлевшая от представшей картины Паркинсон с воинственным выражением лица подбежала к друзьям и стала их разнимать, строго хмуря брови. Выглядело, мягко говоря, смешно.       — Там письмо пришло! Из министерства! А вы собачитесь! — негодовала она, пытаясь оттащить парней друг от друга.       Весть, что прилетела министерская сова, подействовала на слизеринцев мгновенно. Те стремительным шагом направились обратно в гостиную, но буквально в паре метров от входа Тео услышал шепот Драко:       — Послушай, Нотт, не надо лезть в дела Уизли. Вообще.       Малфой похлопал недоумевающего Тео по плечу и, натянуто улыбнувшись, прошмыгнул мимо него обратно к Уизлетте.       Именно в ту секунду Теодор для себя решил, что наведается к Уизелу лично, невзирая на домашний арест.

***

      Солнце словно насмехалось, озаряя своими лучами ее нынешнюю тюрьму. Оно с трудом пробивалось сквозь темные шторы, тускло освещая лишь малую часть спальни, но Гермионе претил даже этот свет. Она хотела закутаться в самую черную мантию и пропасть в недрах Тайной комнаты. Сгинуть в небытие и исчезнуть — настолько ее внутреннее состояние было разбитым.       Она возненавидела себя за беспечность. Возненавидела за слепоту к очевидным фактам. Возненавидела за надежду стать наконец-таки счастливой. Какая же глупость! Будто ей, грязнокровке, под силу обрести счастье в волшебном мире. Такие, как Волдеморт, сильные, уверенные в себе волшебники, всегда будут на шаг впереди таких, как она.       Вот уже полтора дня Гермиона находилась в плену у Волдеморта без возможности связаться с внешним миром. Смурной домовик накануне принес ей ужин, а сегодня уже успел накрыть завтрак и обед, а также дал пару старых домашних мантий, которые Гермиона наотрез отказалась на себя надевать. Пребывание третий день в одних и тех же джинсах ее не смущало. Благо, душевая была рядом.       Позавчера вечером, когда она последовала за Роном, который оказался и не Роном вовсе, Гермиона даже не думала, что внезапно нагрянет то, что не беспокоило ее большую часть войны.       У нее началась менструация.       Эльф услужливо предложил зелье и волшебные средства гигиены, но Гермиона, будучи не в самом лучшем расположении духа, отказалась принимать какую-либо помощь от всех присутствующих в этом проклятом доме.       Абсолютно естественный процесс, с которым сталкивалась каждая девушка, застал ее в самое неподходящее время.       — Да ты издеваешься надо мной, — проворчала она, подняв глаза к потолку. К кому обращалась Гермиона? Она не ведала.       Раздражение искрилось на кончиках пальцев. Гермиона не часто лицезрела моменты, когда ее магия выходила из себя. Посему злорадно наслаждалась ощущением текущей по рукам ярости.       Казалось, поднеси фитиль, и все вспыхнет. Всполохи волшебства уже прожгли дверную ручку, частично постель и свитер. Пожалуй, была польза от нестабильного гормонального фона вкупе с необъятным гневом.       Посетив ванную комнату в седьмой раз за последний час, Гермиона вернулась в спальню и села у окна. Живот тянуло, магия рвалась наружу, и Грейнджер поймала себя на мысли, что вполне готова пойти на убийство.       Прямо сейчас.       Ее окно выходило на террасу. Там, в тени цветущих деревьев, сидела знакомая троица волшебников и, сродни старым друзьям, о чем-то беседовала.       — Ублюдки. Гребаные ублюдки ведут себя так, будто они не убийцы! — прошипела она сквозь зубы, ощущая, как гнев накатывает с новой мощью.       И ярость нашла желанный выход. Волна взбесившейся магии настежь распахнула окно, да так сильно, что оно, ударившись створками о фасад дома, разбилось вдребезги и рухнуло на землю.       Гермиона обескураженно выглянула и посмотрела вниз. Неужели это она сделала?       — Решила мой дом уничтожить? — послышался едкий комментарий со стороны террасы. — Всегда можно решить вопрос с твоей строптивостью словами.       — И что же это будут за слова? — сардонически поинтересовалась она.       — Авада Кедавра, — невозмутимо ответил Волдеморт.       Гермиона невольно отшатнулась. Слышать такое из уст Рона было страшно. Голубые глаза неотрывно изучали сидящую на подоконнике Грейнджер, и холод, что в них плескался, заставлял ее кожу покрываться мурашками.       Волдеморт. Это не Рон. Рона здесь нет. И не было.       Никогда не было.              Правда вновь обрушилась на нее подобно ледяной лавине, сердце забилось в груди, пальцы задрожали, и сильный вихрь ее бесконтрольной ныне магии снова вырвался наружу и снес со стола чайный сервиз, яства и книгу, которую Волдеморт, видимо, читал.       Руквуд и Долохов вскочили и, нецензурно ругаясь, отпрянули от стола, выхватывая на ходу палочки. Волдеморт же остался сидеть на месте. Прищурился и вперил свой гневный взгляд в довольную собой Гермиону. Да, настроение ее сегодня изрядно так скакало.       — Подавителем тебя напоить? Ладно, — его губы тронула злобная усмешка. — Антонин, дай нашей гостье, которая не может контролировать стихийную магию, свой лучший подавитель. Пусть узнает, каково это — злить меня.       Градус самодовольства у нее моментально снизился. Решив сместить фокус внимания, она бодро крикнула:       — Я… Мне нужно в маггловскую аптеку!       Созрел никудышный план: вдруг во время прогулки до магазина ей удастся сбежать. Может, удачливость Гарри и на нее распространялась.       Волшебники непонимающе переглянулись.       — Грязнокровка, волею судьбы ты, к сожалению, можешь пользоваться и магическими препаратами, — насмешливо бросил Август, чуть вскинув бровь. — Стоит лишь сказать, что тебе нужно.       — Нет, мне нужны маггловские.       Волдеморт устало потер переносицу. Гермиона нутром чуяла, что ему крайне сложно сдерживать себя. Да и внезапный вопрос назрел: почему он вообще столько времени сдерживал себя? Почему не мучил ее? Почему не приковал в подвале цепями? К чему вся эта забота, эльфы? Как-то все не вязалось.       — Почему? — спросил он раздраженно.       — Что почему? — уточнила Гермиона.       — Почему тебе нужно именно в маггловскую аптеку?       Ярчайшая ведьма своего времени не учла, что её будут расспрашивать о цели её прогулки. Грейнджер тотчас потеряла дар речи. Смущение накрыло теплой волной, и щеки сильно запылали. Она отвела взгляд и намерилась слезть с подоконника. Оповещать Волдеморта о своей внезапной менструации ее не прельщало. Да он скорее будет издеваться и злорадствовать!       — Отвечай, когда я с тобой говорю, — произнес он голосом, что сочился зарождающейся яростью.       — Неважно. Забудьте…       Но в следующий момент голову пронзила боль, и фрагменты ее последних воспоминания стали проносится перед глазами, будто кто-то запустил старую кинопленку.       Мерлин, как же стыдно! Гермиона зажмурилась и, спрыгнув с подоконника, побежала к кровати, что зарыться в подушки. К черту! Побег отменяется.       Вторжение в ее разум прекратилось, когда Гермиона оказалась на постели. Рыдания подступили к горлу: как же все это невовремя, неловко, противно и раздражающе.       Спустя некоторое время дверь в ее комнату открылась, и виновник ее стенаний, стоя на пороге, окинул подрагивающую Гермиону странным взглядом.       — Собирайся, — в нее полетел маггловский плащ. — Аптека в двухстах метрах от дома.       Что?       — Что? — Гермиона приподнялась на локтях и изумленно посмотрела Волдеморта, от которого буквально веяло холодом стали.       — Даю две минуты, — ответил он и вышел, захлопнув за собой дверь.

***

      — Почему вы не отправили со мной Долохова? — буркнула помятая Гермиона, вяло бредя вслед за одетым с иголочки Волдемортом.       Его белая рубашка идеально сочеталась с темно-бежевыми брюками. Выглядел он просто, по-летнему. Гермиона ожидала увидеть черные мантии, изумрудные фраки и прочее, но за последний месяц их вынужденной близости она ни разу не заметила на нем ничего столь претенциозного.       Волдеморт, что засел в тело Рональда Уизли, одевался намного лучше самого Рона Уизли, но при этом соблюдал баланс и не выдавал себя. Ну, не считая того раза с Прада.       «Кстати, а где он взял плащ Прада?» — задалась она вопросом про себя.       — Зашел в магазин, применил Конфундус к продавцу и взял. Мы волшебники, Грейнджер, — ответил он.       — Хватит лезть ко мне в голову!       — Перестань громко думать.       — И часто вы так копались в моих мозгах?       Он обернулся и ухмыльнулся, приподняв краешек губ. Глаза его лукаво блеснули.       — Бывало, — кивнул Волдеморт. — Отвечая на твой первый вопрос касаемо, почему я не отправил с тобой Долохова… ты хочешь, чтобы весь дом был осведомлен о твоем положении? Мне показалось, ты немного стыдишься этого.       Гермиона покраснела до корней волос.       — Нет, но и вас осведомлять я не хотела.       — Меня не волнуют такие вещи. Это естественно. Нужно быть глупцом, чтобы стесняться или порицать естественные процессы. Путешествуя по миру, я созерцал более противные вещи, нежели женская менструация. Лишь эмоционально незрелые юнцы наподобие Рональда Уизли будут смеяться над таким. Ты женщина, и это нормально.       — Рональд прекрасный человек! — встала на защиту друга Гермиона. — Он честный, добрый, отзывчивый…       — Завистливый, глупый, неуверенный в себе, — добавил Волдеморт. — Ты же стала проявлять к нему больший интерес, когда я занял его тело. Не так ли, Гермиона?       Воцарилось молчание. Лорд тянул губы в самодовольной улыбке.       — Это ложь, — очень несмело возразила Грейнджер. — Наоборот, новая версия Рона Уизли меня очень отталкивала.       — Да неужели? — Волдеморт снова обернулся и просканировал ее ироничным взглядом. — Ты же разыграла тот спектакль с фиктивными отношениями лишь бы обратить на себя мое внимание. Гермиона, твои мысли постоянно крутились вокруг моей персоны, ты искала встречи и каждый раз «заводилась», находясь рядом. Прекрати отрицать очевидное. Возможно, ты могла бы обмануть простачка вроде Рона, но я отлично умею считывать язык тела и мимику.       Гермиона мгновенно замерла на месте и крепко задумалась. К ее большому сожалению, его словах была доля правды. За последний месяц ее чувства к Рону, точнее, к новой версии Рона, заиграли новыми красками. Друг, который всегда был рядом, выслушивал, помогал, внезапно отдалился и стал холоден.       Интерес еще больше возрос, когда Гермиона увидела его небывалую доселе магию и знания. Редкие беседы с Роном стали глубокими и захватывающими. А его внешний вид…       — Видишь, Лорд Волдеморт никогда не ошибается, — вкрадчиво произнес он.       Его голос вывел ее из раздумий.       — Это ничего не значит! — выплюнула Гермиона. — Просто…       — Просто признай, что я прав, и, кстати, мы уже дошли, магглокровка. Держи, — Волдеморт залез в карман и достал десять фунтов стерлингов. — Надумаешь сбежать или попросить о помощи — я убью кого-нибудь из Уизли, — было ей сказано леденящим кровь голосом, — не шучу.       Гермиона выхватила деньги из его руки и быстрым шагом направилась в аптеку.       — Вы просто… просто… ужасны! — бросила она ему, обернувшись.       Волдеморт резко нахмурился, услышав ее слова. Гермиона же удивленно вскинула бровь.       Он смотрел на нее странно. Отрешенно, как ей казалось, ибо мысли его ей были неведомы. Голубые глаза, что некогда принадлежали Рону, сузились до щелок.       — Почему вы так смотрите? — раздраженно спросила она.       — Я делаю так много для тебя, — начал он весьма грозно. — Ты всегда была такой… неблагодарной?       В районе груди появилось странное жжение. Гермиона еле подавила стон и невольно дотронулась до солнечного сплетения. Боль резко усилилась, и она согнулась пополам. Слезы брызнули из глаз.       — Не зли меня, гря… магглокровка. Моя добросердечность — состояние редкое. Не пользуйся им слишком часто, — протянул он, приблизившись.       Легкие сковало страхом. Гермиона, бросаясь оскорблениями, ненароком на долю секунды забыла, что за личиной ее друга скрывается самый гнусный человек из ныне живущих.       Жжение вдруг отступило.       — Ты меня поняла? Отвечай.       Волдеморт небрежно сунул руки в карманы и устремил пристальный пронизывающий взгляд на Гермиону, которая всеми силами пыталась подавить слезы и рвущуюся изнутри энергию. Но магия вырвалась и ощутимой волной толкнула Волдеморта. Тот с трудом смог устоять на ногах.       — Решила нарушить Статут, Грейнджер? — спросил он, вновь выровнявшись и ехидно усмехнувшись. — Героиня войны в Азкабане. Как же замечательно это звучит. Для меня.       Яростно стерев влагу со щек, Гермиона буквально ворвалась в аптеку, бросила деньги на прилавок и грубо произнесла:       — Пачку прокладок. Любых. И тампоны.       Фармацевт просканировала взглядом тяжело дышащую Гермиону с ног до головы.       — Пакет нужен? — приглушенно поинтересовалась она.       — Нет.       Схватив средства личной женской гигиены, Гермиона запихнула все в карман маггловского плаща и покинула магазин. Позже она отругает себя за резкость в диалоге с фармацевтом, пока же ее пожирала злоба.

***

      Дорога до дома прошла в полной тишине. Войдя в поместье, Гермиона, объятая обидой, хотела было скрыться в своей комнате и предаться самокопанию. Но картина, ей представшая, тотчас изменила планы.       В гостиной привязанный к стулу у камина сидел Теодор Нотт. К его виску была приставлена палочка Антонина Долохова.       Волдеморт раскатисто рассмеялся.       — О, Гермиона, твой герой-любовник явился вызволять тебя из лап чудовища? Как мило, — елейно протянул он и, подойдя к ней сзади, обнял со спины. Гермиона обомлела и дернулась в сторону, невольно всхлипнув от вынужденной близости, — тише. Я думаю, Тео следует знать о природе наших отношений.       Волдеморт, прижимая ее ближе, запечатлел легкий поцелуй в районе ее шеи и, лизнув мочку уха, томно прошептал:       — Я сохраню ему жизнь, если мы с тобой придем к компромиссу. Кивни, если согласна.       Рвано вздыхая, Гермиона едва заметно кивнула. Она не ожидала, что Волдеморт поведет себя таким образом: будет ее касаться, собственнически прижимать к себе и говорить в столько несвойственно ему манере.       — Прекрасно, — он демонстративно зарылся носом в ее каштановые кудри, и Гермиона ощутила странную дрожь…