Лжец

Единожды солгавши, кто тебе поверит?

      Джиневра Уизли возненавидела запах крови, что противно витал в воздухе. Никакие чары не могли развеять этот смрад. Возненавидела запах гари, что плотно окутал пространство замка. У нее кончились моральные силы лицезреть горы трупов и ощущать почти невыносимую боль от потери знакомых, однокурсников и друзей.       За последний год у семнадцатилетней Джиневры Уизли в груди выросла дыра, покрытая чёрной плёнкой скорби. Война покинула Англию, но не оставила сердца волшебников. Она проникла внутрь осколками, которые нанесли глубокие кровоточащие шрамы.       Пять долгих часов мужчины переносили тела убитых, а она вместе с другими женщинами ухаживала за ранеными.       Раз труп. Два труп…       Еще один труп.       Смерть будто гуляла по замку, как на ярмарке, унося с собой каждого третьего волшебника. Джинни слушала указания Помфри и накладывала чары, но не всегда успешно. Оторванные конечности, темные проклятья, разорванная плоть будут долго маячить перед ее глазами, всплывать в памяти и сниться в кошмарах.       Джиневра Уизли запомнит 2 мая 1998 года навсегда.       Радость от победы улетучилась мгновенно, стоило лишь взглянуть на Римуса, Тонкс, Криви… Вот девочка с Когтеврана с рваной раной в районе сердца. Здесь же рядом знакомый парень с Пуффендуя, поверженный Убивающим проклятьем.       Война закончилась, оставив после себя пепелище, боль и гору мертвецов из детей и взрослых.       Еще одна слеза скатилась по щеке, и Джинни размазала ее грязной ладошкой. Не время и место, нужно спасти тех, у кого еще есть шанс.       «Давай, Джин, соберись!» — убеждала она себя, пытаясь из последних сил унять подступающую истерику. В конце концов, Джинни была обычной девочкой-подростком. Она имела право на слабость и слезы. Джинни обязательно поплачет дома, в одиночестве своей комнаты. Никто не готовил ее к войне. Война сама ее нашла.       — Джинни, разорвана голень. Попробуй бадьян или исцеляющее, — голос Помфри вырвал ее из понурых раздумий.       Она молча кивнула и направилась помогать парню, что кричал от боли рядом с колдомедиком.       — Привет, у меня кончилось обезболивающее, так что придется потерпеть, — грустно хмыкнула она.       Юноша едва заметно кивнул и крепко сжал челюсти, дабы сдержать крики. Джинни достала бадьян, но рана оказалась слишком серьёзной, и одной настойкой тут было не обойтись.       — Так я сейчас попробую исцеляющее, — пробубнила она, вспоминая руну и заклинание, — как же там было…       — Давай я, Джиневра.       Она повернула голову и заметила Рона, присевшего рядом. Он к счастью выглядел сносно и почти не пострадал.       — Джиневра? — фыркнула девушка. — Годрик! Пожалуйста, Рон, ты же знаешь, что я ненавижу, когда вы меня так называете.       Рон мгновенно нахмурил брови, в его глазах читалось искреннее непонимание, и Джинни на долю секунды смутила странная реакция брата, словно он запамятовал столь обыденную вещь.       Кривая улыбка тронула его губы, и он вкрадчиво произнес:       — Видимо, забыл, — Рон бросил взгляд на рану и продолжил: — ты неправильно держишь палочку, Джин-ни, смотри.       Он уверенно достал свое древко и рассек воздух, вычерчивая нужную руну. И все бы получилось, но палочка, словно не слушая волшебника, пустила скупой сноп искр.       Джинни печально рассмеялась.       — Да уж, Ронни. Если я захочу кого-нибудь покалечить, обязательно обращусь к тебе. Ты совершенно не умеешь колдовать.       Брат резко повернулся к ней, и Джин на секунду опешила от его взгляда, полного неприкрытой враждебности. Что она такого сказала? Они всегда подтрунивали друг над другом.       — Рон, я пошутила, не смотри на меня так, будто я — гребаный Волдеморт, — хмыкнула Джинни, возвращая внимание раненому.       Она пододвинулась к новоиспеченному пациенту, намереваясь закончить лечение, как вдруг Рон оттолкнул ее и вновь стал произносить нужное заклинание, уже без казусов. Рана затягивалась прямо на глазах.       Джиневра посмотрела на брата, будучи совершенно ошеломленной его скрытыми навыками к колдомедицине. Пациент более не стонал, а искренне улыбался.       — Спасибо, Рон… Я кстати Джонатан…       — Надеюсь, ты запомнила руну, Джиневра, — выплюнул он, игнорируя благодарности давеча раненного парня.        Джинни осоловело моргнула, удивляясь не то его резкости, не то магическим навыкам.       Когда Рон поднялся и собрался уходить, Джинни в шутку бросила:       — Кто ты и что ты сделал с моим братом?       Она негромко засмеялась, возвращая внимание юноше, который всё ещё лежал на полу Большого зала.       К сожалению, Джиневра Уизли не увидела отблеск алого марева в голубых глазах ее некогда брата.       Да, она еще не ведала какую ошибку совершила, сказав последние слова.        Начало смеркаться, когда Большой зал окончательно стал подобием лазарета, ибо больничное крыло было почти полностью разрушено.       Джинни использовала последние капли бадьяна на незнакомой третьекурснице и стала оглядывать зал в поисках семьи. Они стояли у входа, очень уставшие и, скорее всего, жутко голодные. Сколько они не ели и не спали? Сутки? Двое? Все так смешалось, что Джинни и думать забыла о физиологических потребностях.       Неимоверное желание вдохнуть свежего воздуха потянуло ее выбраться наружу, запах горящей плоти постоянно стоял в носу. Она вышла в главный дворик, замечая, что трупы уже убрали и более не надобно лицезреть разорванные тела. Чувство облегчения разлилось негой по телу, принося долгожданную минуту спокойствия.       Запах табака резко вдарил в нос, и Джинни оглянулась в поисках курильщика с одним лишь желанием — стрельнуть сигарету. Не то чтобы она страдала вредными привычками, но, Годрик свидетель, после таких дней хотелось скурить пачку, а то и две.       Она бродила по дворику, пока не натолкнулась на Рона. Он сидел на камне и отрешенно смотрел вдаль, куря сигарету.       — Не знала, что ты куришь, — удивилась Джин.       Он бросил на нее холодный взгляд и криво усмехнулся.       — Времена такие, Джин-ни.       Второй раз она встретила брата, и второй раз ее пробрало чувство, словно что-то здесь не то. Списав столь странное поведение на пережитый стресс, Джинни бесцеремонно уселась рядом.       — Дай одну.       Рон выгнул бровь, и теперь его взгляд из холодного стал насмешливым. Он молча достал сигарету из помятой пачки, передал сестре и снова отвернулся.       Это было чертовски странно.       — И что? Даже не будешь ругать мелкую за вредные привычки?       Рон соизволил обратить внимание на младшую сестру, и Джинни отметила насколько его лицо не выражало ровным счетом ничего.       Ни заинтересованности.       Ни беспокойства.       Ни скорби.       Ничего.       Он бросил бычок на землю, выпуская изо рта клубы дыма.       — Будь хорошей девочкой, Джиневра. Не кури, — было сказано сухо, холодно, безэмоционально.       Джинни нахмурила брови, наблюдая как брат уходит в сторону замка. Это, черт возьми, очень-очень странно.       — Мы скоро домой, — крикнула она вдогонку.       Рон остановился и нарочито медленно обернулся. Он запустил руку в волосы, зализав их назад. «Малфоевские замашки какие-то», — подумалось ей, ибо брат никогда так прежде не делал.       — Я останусь на Гриммо.       И, не дожидаясь ответа, ушел. Джинни фыркнула, будучи очень оскорбленной таким поведением с его стороны.       — Надо же! Посмотрите на него! Герой войны, Мордред его дери. Один день как победитель, а уже зазнался.       Джин отбросила мысли о неприятном родственнике и закурила. Она посмотрела на заходящее солнце и с радостью подумала, что теперь всё обязательно будет хорошо.        Нет, все будет просто прекрасно.

***

      —…Грязнокровки! Отродье, оскверняющее дом моих предков! Предатели крови! Выродки!       Голос некогда подруги визжал на весь дом, стоило им переступить порог. Пыль и затхлость ударили в нос, и Том сразу приметил, насколько ухудшилось убранство Блэков после смерти Вальбурги. Он поморщился, но, заметив изучающий взгляд Грейнджер, вернул лицу былую… приветливость. В последний раз он был таким очаровательным лет пятьдесят назад, когда обхаживал старуху Смит. Теперь, за неимением крестражей, ему пришлось весь день играть роль хорошего парня Рональда Уизли.       Отвратительно.       —… убирайтесь из моего дома, вы, грязь! Осквернители!       Салазар, это тело слишком устало, чтобы выслушать причитания почившей леди Блэк.       — Захлопнись! — рявкнул Поттер на женщину, но та лишь больше закричала.       — Мерлин, Гарри, надо с ней что-то сделать, — простонала Грейнджер. Она, кстати, выглядела еще хуже, чем утром.       Том вновь поморщился: ну и занесло же его.       — Идите. Я улажу вопрос, — тихо бросил Том, снимая с себя грязную мантию с одним желанием — сжечь к Моргане этот пропахший чужими телесными жидкостями лоскут ткани.       Гермиона и Гарри странно переглянулись.       — Рон, ты чего?       Том сжал челюсти, услышав вопрос. Во-первых, новое имя его ужасно раздражало, даже пуще прежнего. Во-вторых, слишком много глупых вопросов было задано сегодня. Лорд Волдеморт не привык повторять и разжевывать.       — Я просто наложу Силенцио, — учтиво ответил он, унимая рвущийся гнев и желание воткнуть палочку Поттеру в горло и достать трахею.       Нет, пока нельзя.       Двое «друзей» пожали плечами и отправились на кухню.       Леди Блэк уже почти не верещала, лишь периодически кидала ругательства, пока Том…становился Томом.       — Ну и что ты тут стоишь истуканом, любитель грязнокровок? Была б жива моя кузина Лукреция… Видела бы она, что произошло с ее внуком…       — Ты почти не изменилась Вальбурга, — лениво заметил Том, облокачиваясь об косяк. — Может, стала сварливее.       — Да как ты смее…       Вальбурга резко замолчала и, всматриваясь в юношеское лицо, резко мотнула головой, словно хотела прогнать морок.       — Нет…нет, не может быть, — бубнила она почти безумно, хлопая глазами.       Том стоял и поглаживал палочку в привычном жесте. Злобная усмешка скривила губы, а глаза более не отливали лазурью. И хоть внешность была совсем не риддловская, он точно знал, что Вальбурга узнала старого друга. Проницательности Блэкам не занимать.       Том окружил их пологом тишины и наложил чары, отвлекавшие внимание.       — Как же приятно встретиться спустя столько лет, не так ли, Вал? — усмехнулся он.       — Ты же умер. Сегодня утром умер. Все портреты об этом верещали, — прошептала Вальбурга, потирая лицо.       Весьма приятно увидеть шок с толикой восхищения на лицах давно почивших знакомых, когда ты предстал перед ними живым и здоровым. Да, возможно, в ином облике, но это так — мелочи.       — Я не раз говорил, что стану самым великим волшебником в истории, — Том картинно развел руками, — и я им стал.       Вальбурга совсем поникла, поджав губы. Не будь ее лицо нарисованным, Том счел бы, что она даже побледнела.       — Ты не рада меня видеть, Вальбурга? — насмешливо спросил Том.       Неужто до сих пор злилась из-за Регулуса? Люди так часто подвержены ненужным сантиментам. Кстати, признаться честно, он понятия не имел, куда пропал ее младший сын, но Вальбурга не слушала его, обвиняя во всех грехах.       — Бедные дети. Бедный мальчик, — шептала она, — еще одно дитя стало жертвой твоих манипуляций. Я должна предупредить Гарри и Гермиону!       В конце ее голос звучал уже увереннее, и Вальбурга громко крикнула:       — Кики…       — Не делай того, о чем пожалеешь, — злобно прошипел Том, прервав попытку позвать домовика. Не то чтобы он не справится с двумя подростками, но марать руки сейчас весьма некстати. Он слишком устал.       — Мне не о чем жалеть, Том. Ты забрал всех, кто мне был дорог. Последнее, что я могу сделать, — это спасти несчастную грязнокровку и крестника Сириуса. — Женщина вернула своему голосу былую невозмутимость и твердо смотрела Волдеморту в глаза без тени страха.       — Две минуты назад ты проклинала их.       — Не путай способ справиться со скукой с убийством двух детей, пусть и не самых приятных.       Вальбурга вновь открыла рот, дабы позвать домовика, но острие палочки уткнулось в нарисованные губы.       — Тогда я притащу сюда грязнокровку и Поттера и перережу им глотки на твоих глазах, — вкрадчиво произнес Том, кривя губы в злобной усмешке. — Ты размякла с годами, Вальбурга, стала сентиментальной. Я же верен нашим принципам. Перестань пытаться переиграть меня. Не выйдет.       Твердый взгляд серых глаз леди Блэк сменился ужасом, и по нарисованному лицу скатилось подобие слезы. Том еще несколько секунд считывал реакцию Вальбурги, но все же остался удовлетворен тем, что его угрозы возымели эффект. Портрет тихо всхлипнул.       — Буду считать, что мы договорились. И не вопи больше на весь дом — раздражает, — он отпрянул, убирая палочку. — Рад был повидаться.       Леди Блэк не ответила на дерзость, ибо холеная блэковская выдержка не позволяла показать врагу истинные чувства. Вальбурга лишь поджала губы, пока ее взгляд был сродни самому острому лезвию.       Когда Том снял чары, послышался голос Гермионы:       — Рон, ты будешь чай?       — Да, спасибо, Герми-и, — крикнул Том, возвращая своему образу глупую миловидность. — Иметь друзей не так уж и плохо, верно?       Он бросил последний, полный превосходства взгляд на леди Блэк и покинул женщину, оставив ту с клубком снедающих ее чувств.       Вальбурга более не сдерживала свои эмоции и, дав волю слезам, приговаривала:       — Прости меня, сынок, прости.       Леди Блэк слыла чванной и холодной особой, но, несмотря на внешний образ, Вальбурга оставалась любящей матерью. Какие бы отношения со старшим сыном их не связывали, она дала Сириусу обещание позаботиться о его крестнике. А Блэки держали свое слово. Но теперь сие обещание летело в тартарары, ибо некогда близкий друг, а ныне злейший враг, вернулся.       — Я должна что-то сделать, — прошептала Вальбурга и пропала с портрета.       Том вошел на кухню, отмечая, что новое тело ужасно ныло, и раньше, будучи змееподобным чудищем, такого не наблюдалось. Ни жары, ни холода, ни голода, ни усталости. Предыдущий сосуд для души был практичнее и внушал страх, а этот вызывал лишь желание скривиться.       Нужно хотя бы помыться. От тела Рона разило так, будто он вообще не ведал, что такое гигиена.       Гарри и Гермиона пили чай в полной тишине, и Том задумался, так ли они сидели, обсуждая уничтожение крестражей, или же как-то иначе. Мысль о провале вновь неприятно сковырнула грудь, выпуская легкий всполох магии, что снес корзинку с залежалым печеньем.       — Рональд Билиус Уизли, Мерлина ради, что с тобой сегодня?!       Мерзкая, противная грязнокровка смела еще причитать. Том расплылся в фальшивой улыбке и, левитируя чашку на стол без палочки, коротко бросил:       — Стресс.       "Друзья" завороженно наблюдали, как "Рон", что бывало еле колдовал даже с палочкой, спокойно применял беспалочковую магию. Чересчур заинтересованные взгляды Гарри и Гермионы подсказали ему, что, возможно, он слегка переборщил с демонстрацией превосходства.       — Не знал, что ты так умеешь, — пробубнил Поттер, широко открыв глаза.              Том пожал плечами и сделал глоток дымящегося чая, замечая, как Грейнджер покраснела и отвела взгляд. Ох уж эти влюбленные девочки.       Обессиленные ребята не проронили ни слова. Часы пробили около восьми вечера, когда было принято негласное решение отправиться спать. Чаепитие в тылу врага прошло сносно, новое тело Тома пребывало в изнеможении, и подумать о происходящем сюрреализме он решил позже.       — Где моя комната? — поинтересовался Том, вставая из-за стола.       Двое друзей странно взглянули на него, хмуря брови. На чумазых лицах сквозило непонимание.       — Там же, где обычно, — пожав плечами, ответил Гарри.       «Прекрасный ответ, Поттер», — злобно подумал Том. Желание залезть в сознание мальчишки и стереть в труху его маленький мозг стало почти нестерпимым. Благо от скоропостижной смерти Поттера спасло магическое истощение Рональда Уизли.       Копаться в сознании предателя крови не хотелось, и Том просто кивнул, пытаясь сохранить беспристрастное лицо. Чертовски трудно весь день казаться нормальным.       Он покинул кухню, не прощаясь. Выйдя в коридор, Том позвал домовика и коротко приказал:       — Кикимер, перенеси меня в комнату Рональда Уизли.       Сморщенный старый эльф с ужасом смотрел на Тома, очевидно, подозревая неладное. Наконец, он молча кивнул, и они исчезли с тихим хлопком.       И снова грязь. Пыльная спальня распаляла гнев до исступления. О, Салазар, неужели нельзя следить за чистотой?       Том взял непослушную палочку и принялся наводить порядок, ибо ему претило спать в подобных условиях.       Грязь служила напоминанием о приютских временах во время Второй мировой. Тогда никто не заботился о гигиене. И грязь была повсюду, увы, не только физическая.       Спустя пять минут комната приобрела мало-мальски приятный вид. Стоило подумать об отдельном жилье, пока он не вернет себе то, что принадлежит ему по праву: власть, величие и потерянную гордость. Том старался не размышлять о том, как облажался с последним крестражем, ибо, если он сковырнет это воспоминание, от Гриммо камня на камне не останется.       Горячие струи воды смыли грязь и принесли приятное расслабление. Том вышел из душа, встал около зеркала. Он окинул взглядом новое тело, чтобы лучше рассмотреть его. Рональд Уизли был высоким и с поджарым торсом. Ярко-рыжие волосы спадали на небесно-голубые глаза. Легкая россыпь веснушек на бледной коже почти выцвела из-за долгих странствий и отсутствия солнца. Том провел пальцами по животу и очертил косые мышцы.       — Неплохо, — хмыкнул он и покинул ванную комнату, но сразу же натолкнулся на грязнокровку.       Том еле сдержал порыв закатить глаза: Гермиона все еще была грязной.       — Могу ли… могу ли я воспользоваться твоим душем? Мой… Мой не работает, — сбивчиво бубнила Грейнджер, бросая странный взгляд на полотенце, обернутое вокруг бедер Тома. Это был единственный элемент «одежды».       Гермиона покраснела и отвела взгляд. Признаться, на долю секунды, Тому такая реакция показалась милой. Но лишь на долю секунды.       Скрепя сердце от нежелания делить свой душ с чумазой девчонкой, он еле заметно кивнул:       — Иди.       Гермиона вновь странно посмотрела на Тома, будто ожидая чего-то. Возможно, у них с Роном была договоренность или между ними произошло что-то эдакое, от чего Грейнджер краснела, как первокурсница с Пуффендуя. В любом случае, Тому не было никакого дела до их взаимоотношений. Грязнокровка должна благодарить его, что пока еще дышит. Отныне ей придется забыть о своей пресловутой любви.       Гермиона тяжко вздохнула и вяло зашагала к ванной.       Накинув на вид чистую мантию, что лежала в шкафу, Том достал пачку сигарет, которую одолжил у какого-то мертвого волшебника. Признаться, он и представить не мог, что школьная вредная привычка вновь пробудится.       Глубокий вдох и дым проник внутрь, даря прекрасное чувство спокойствия.       Том чувствовал себя слабым ввиду сплетения душ. Несмотря на плотный щит между их сознаниями, эмоции и восприятие мальчишки периодически всплывали наружу, смешиваясь с Томом. Надо бы подумать, как прекратить это, пока он совсем не раскис под натиском юношеских чувств.       Послышался скрип двери, и Том обернулся: из ванной вышла Гермиона в одном коротком полотенце, что еле прикрывало неприличные места.       Совершенно невольно, Том бросил взгляд на худые девичьи ноги с острыми коленками, скуластое лицо и мокрые волнистые локоны с которых капала вода. Несмотря на изнеможенный вид, под слоем грязи, оказывается, скрывалась весьма приятная внешность.       Член неожиданно дернулся, и Том мигом посмотрел вниз, пораженный реакцией нового организма. Какого?..       У него эрекция.       — Чертовы подростки с их гормонами, — проворчал Том, пытаясь всеми силами скрыть стояк и унять бушующие чувства, которые явно ему не принадлежали.       — Ты что-то сказал? — непонимающе пролепетала Грейнджер.       Том сцепил челюсти, дабы не нагрубить грязнокровке.       — Я спросил, закончила ли ты?       — Да, — тихо ответила она.       Том уповал, что Гермиона тотчас покинет его и позорная реакция чресел прекратится, но не тут-то было. Она, будто издеваясь над ним, села в своем слишком коротком полотенце на стул, что стоял напротив.       Гермиона перекинула волосы, открывая красивую лебединую шею, и Том сглотнул. На сей жест новое тело отреагировало мгновенно: член стоял прям колом, вызывая чувства отвращения и желания одновременно.       — Ты очень странно себя ведешь, — сказала Гермиона, — теперь еще и куришь.       Том слишком сильно затянулся и, выпуская клубы дыма, усмехнулся:       — Стресс.       — Рональд, я чувствую, что дело совсем не в стрессе…       — Гермиона, — резко прервал он девушку, — могу ли я побыть один?       И вновь взгляд карих глаз напротив стал осоловелым и наполнился грустью. Она опустила голову и тихо спросила:       — Поговорим завтра?       Нет. У него нет времени решать любовные дела Рональда Уизли и его грязнокровки. Завтра его ждет весьма «приятный» разговор с Малфоями.       — Да, — сухо ответил Том, лишь бы избавить себя от общества Грейнджер.       Гермиона поджала губы, бросив еще один обиженный взгляд на Тома, и покинула комнату.       — Клянусь Салазаром, Северус, однажды ты ответишь за содеянное, — прошипел Том.       Стояк не исчезал, ибо образ влажной Грейнджер еще мелькал в голове. Дико хотелось провести рукой по паху, но нет — он еще не так сильно пал, чтобы мастурбировать на грязнокровку.       Том лег в кровать, решив, что подумает, как совладать со своим новым телом и его гормонами завтра.