Naloxonum

      От удушающей духоты, окутывающей ванную комнату из-за горячей, почти обжигающей воды, начинала кружиться и без того тяжёлая голова, но зажмуренный Аугусто лишь сильнее вжимался лбом в стену, каменная отделка которой ещё хранила скупые отголоски спасительной прохлады. Хаос давно стал неотъемлемой частью каждого прожитого дня, той самой причиной, по которой не оставалось секунды, когда сознание и тело не были готовы защищаться. Постоянное неистовое напряжение, смешанное с тошнотворной тревогой, всегда помогали найти возможность выжить в той или иной ситуации, только теперь разум предательски молчал, бросая Аугусто тонуть в бескрайнем море, охваченном обезумевшим штормом. Под зажмуренными веками разливалось жжение, а Отец всё больше ощущал себя потерянным ребёнком, ищущим помощи.       Бездействие убивало, но ни один план не желал подстраиваться под реалии. Желание всё и всегда держать под контролем уничтожало, своенравная реальность не желала поддаваться, с каждым днём сводя с ума только сильнее. Казалось, больше не осталось тех вариантов развития событий, при которых существовала возможность избежать жертв, теперь же ставки были слишком высоки, чтобы надеяться на благоприятный исход. После долгих часов тяжёлых мыслей один-единственный план действий, несмотря на абсурдное сумасшествие, становился для Отца более приемлемым и не таким ужасающим, как несколько дней назад.       Если дорогой дядюшка шёл по головам только за тем, чтобы заполучить в свои руки единственную душу, то Сокджин готов был сдаться, вручив тому себя, подобно трофею, красуясь алой лентой, как самый долгожданный подарок.       Однако с Франсуа, чья любовь вонзилась в наивные глаза осколками розовых очков, возможно было найти общий язык через иную плоскость, но с ситуацией, коснувшейся дорогого Марко, Сокджин совершенно не понимал, что стоило делать и кого именно винить. Событий становилось настолько много, что Отец попросту не успевал бросаться от одного беспорядка к другому, он спотыкался и падал, чтобы снова и снова оказываться у очередной отправной точки.       Марко… вся ситуация с драгоценным существом никак не желала даже намекнуть на саму причину произошедшего, сколько бы Сокджин ни думал об этом, из раза в раз он обвинял в случившемся лишь себя. Даже после короткого отчёта Юнги об отсутствии прямых признаков надругательств над бойцом, беспокойное сердце так и не могло найти себе уголок спокойствия. Существовала вероятность совершённого насилия и без самого проникновения, ведь даже после осмотра подавленное состояние молчаливого Марко было вполне очевидно, подкидывая порцию печальных догадок. Ещё больше усугубляло волнение клана его тихое поведение, совсем несвойственное шумному бойцу даже в печальные времена. Вариантов насилия над телом существовало куда больше, чем могло показаться на первый взгляд, Аугусто, как и сам Марко, прекрасно понимал эту простую истину, попробовав болезненный опыт на собственной шкуре.       Тихое шипение сквозь крепко сжатые зубы переплелось со щелчком открываемой двери, из-за чего порыв холодного воздуха жадно облизал разгорячённого Отца, и он повёл плечами, испуская болезненный стон, стоило собственным подрагивающим пальцам с трудом проникнуть в тугой жар уставшего тела. Обжигающие струи воды ударяли по чувствительной коже, вынуждая ту расцветать сочными маковыми бутонами. Упираясь в стену предплечьем, зажмуренный Аугусто потёрся о него лбом, не обернувшись, даже когда стеклянная дверь душевой раскрылась, пропуская молчаливую фигуру, объятую пробирающим холодом. Уязвимый в своей открытости Сокджин крупно вздрогнул от нежного прикосновения к запястью, с которым его мягко отстранили, а горячий шёпот вонзился в покрасневшее ухо. Почему-то именно сейчас так невыносимо сильно хотелось наполнить горящие лёгкие мускусным ароматом дорогого Ангела, зарыться по самую макушку в его вещи и вдыхать, вдыхать…       — Если ты делаешь это не для себя или же семьи, то мне придётся убить тебя, моя любовь.       Глухой вскрик ударился о стены с резким движением чужих влажных пальцев глубоко в теле. Голодно хватая горячий воздух, задыхающийся Аугусто приподнялся на носки, сильнее вжимаясь в нагревающийся камень тяжело вздымающейся грудью под натиском веса помощника. Лёгкая улыбка расцвела на пухлых губах, обнажая ровный ряд верхних зубов. От неожиданно отрезвляющей волны резкой боли проникновения, хриплый голос высоко взлетел и предательски сломался, а улыбающийся с толикой безумия Отец дёрнулся в мимолётном порыве переломить руку своего любимого преданного пса о колено от новой вспышки болезненных ощущений.       Сколько Сокджин помнил себя, чем сильнее ощущалась боль, тем ослепительнее становилась чистая, совершенно не разбавленная ярость в черепной коробке, вспыхивающая оглушительным фейерверком, после которого всегда существовал лишь вакуум и ничего более.       — Ты всегда только обещаешь, — на выдохе хрипло произнёс раскрасневшийся Отец, сразу же срываясь в череду высоких звуков, едва похожих на нечто целостное. Он залепетал, путаясь в мыслях и словах, словно был чертовски пьян. — Вчера… вчера, когда М-марко звонил мне, он спрашивал про тачку, которая стояла у бюро, про её номера. Они… О, чёрт, Дьявол! Они принадлежали Кампо, Джунни, они…       — Но Сокси ничего не говорил о ней этим утром, — уверенное спокойствие Намджуна подчиняло.       — П-потому что именно на ней Франсуа и приехал на территорию м-морского порта. Это какой-то бред, я не могу соединить все грёбаные точки! Я…       — Если обстоятельства повернутся так, что ты исчезнешь, как и наш Ангел, мне придётся найти вас, чтобы убить. Я достану каждого из-под самой земли, ты ведь знаешь об этом, верно? — невесомый поцелуй коснулся позвонков между острых лопаток.       — Я знаю, милый, я…       — Я не оставлю и камня от дома твоего дорогого дядюшки, а от него самого даже пепла, слышишь? Мне нечего терять, я пойду до самого конца, пока каждый из вас вновь не окажется под крылом семьи. Моим крылом.       — Небеса смилостивились, позволив Марко вернуться живым и невредимым.       — Они просто были напуганы.       В какой-то момент, когда странное ощущение невыносимого груза на плечах растворилось, а все мысли исчезли, оставляя после себя лишь звон, голос Сокджина сорвался в надрывный вскрик, становясь отчаяннее с каждой пробирающей волной приближающегося болезненного удовольствия. Только сами звуки едва ли походили на отголоски наслаждения, они пугали и становились тем, что Консильери больше никогда не хотел бы услышать.       Долгие годы знакомства позволяли находить в родных людях самые крохотные мелочи, говорящие громче любых слов. Наблюдая за тем, как ближе к вечеру после отвратительно короткого сна Сокджин на долгое время исчез в гардеробной, а после потратил не менее часа за туалетном столиком дорогой супруги, пытаясь сделать себя более живым, Намджун прекрасно понимал, что для этого могло существовать лишь одно логичное объяснение. Во всех вариантах развития событий сложившаяся ситуация не имела иного исхода, как забраться в пасть обозлённого дикого зверя. Большую часть дня, проведённого в абсолютной отрешённости среди тишины, притихший Сокджин и не думал обмолвиться о задуманном кому-то из семьи, принимая тяжёлые взгляды с болью в ноющем сердце, так и не смея подвергнуть любимые души ещё большей опасности.       Он обещал всё исправить и он сделает это во что бы то ни стало.       Выплывая из стен спальни в душистом облаке цветочных нот и с натянутой улыбкой, Сокджин сиял, будучи более разбитым, чем раньше. Привычная классическая роскошь сменилась давно забытой, некогда просторной джинсовой курткой с мягким белым воротником и изысканными нитями цветочной вышивки, притягивая к себе встревоженные взгляды даже больше, чем порванные местами светлые джинсы. Необыкновенный контраст попросту не укладывался в голове, словно здесь и сейчас перед кланом стоял самый настоящий призрак прошлого. От пристального внимания к себе смущённый Отец, алея кончиками ушей, поджал пальцы на ногах, занося одолженные у Марко потрёпанные кеды за спину. Простая белая футболка вызвала целую волну тревоги, захлёстывающую с головой. Перекинув куртку через руку, расцветающий мягкой улыбкой Дон проскользнул в гостиную, утопающую в полумраке, чтобы потревожить обеспокоенной клубок на просторном диване и отложить вещи, совсем не замечая позади себя шлейф из встревоженных душ.       — Мой прекрасный лепесток хорошо отдохнул? — обхватив тёплыми ладонями румяные щёки встревоженного резкой переменой Марко, Аугусто прильнул ближе, оставляя на переносице сонного бойца нежный поцелуй, пока длинные пальцы обвивали его запястья без намёка на привычный браслет часов.       — Почему ты снова уходишь? — блестящие глаза напротив въедались в Дона, подобно кислоте, из-за чего внутренности болезненно потянуло, а желудок наполнился тяжестью. Густые брови Отца заломились, и он прижался к дрогнувшим губам крепким поцелуем, приправленного безмолвным обещанием. — Пожалуйста, останься, я больше никуда не уйду. Обещаю! Я-я буду хорошим, я.       — Всё хорошо, моё сокровище, — нежные подушечки трепетно огладили мягкую кожу. Окутанный сожалением Сокджин вновь расцвёл любящей улыбкой, опускаясь на колени перед сидящим в ворохе одеяла взлохмаченным Марко, который явно хорошенько дремал до этого под действием успокоительных. — Я вернусь совсем скоро, договорились? Мне нужно кое-что сделать. Ты самый лучший для меня,малыш, я так сильно тебя люблю, слышишь?       — Но никто не хочет, чтобы ты уходил, — словно выстрел, совершённый без колебаний.       Потрепавший бойца за мягкую щёку Сокджин растерянно обернулся, воззрившись на обеспокоенных членов клана. Нежная улыбка дрогнула, и мужчина почувствовал себя загнанным в угол крохотным зверьком.       — Мне показалось, что я отдавала пакет с этими вещами на благотворительность, — печально заговорила Патриция, что приносило настоящую физическую боль. — La patatina, ti prego, non fare niente di stupido. Chi dice che sei l'unico che può prendere decisioni? So che sei sconvolto, ma siamo una famiglia e dobbiamo sostenerci.       Вещи действительно должны были быть отданы уже несколько месяцев назад, только вот ранимое и чувствительное сердце Сокджина не позволило ему лишиться некогда любимого образа, с которым было связано слишком много тёплых воспоминаний. Тогда, будучи ещё совершенно нескладным и чертовски наивным, юный Аугусто провёл замечательные дни на центральном побережье Калифорнии в компании живописных гор и огней небольшого городишки Санта-Барбара, объятого романтическим очарованием французских Ривьер, разделённого с тем, кто когда-то казался настоящим Ангелом-хранителем. В ту тёплую и тёмную ночь звёзды светили ярче, а весь мир ощущался местом куда лучшим, чем сам Эдем. Несмотря на то, что такой короткий отпуск являлся лишь деловой поездкой и опытом для юного создания, Сокджин тогда был действительно по-настоящему счастлив, ощущая себя тем самым поистине свободным подростком.       Но сейчас перед кланом он не осмелился признаться в этом, как и в том, что этот образ так сильно понравился дядюшке, в особенности изысканные цветы, обвивающие узкую фигуру, словно оголодавшие лозы. Что работало сейчас, несомненно, на руку.       — Я совсем скоро обязательно вернусь, — но подобное заверение Босса не сработало, и теперь он сам тонул в растерянности, совершенно не понимая умоляющих взглядов. Что-то было не так. — Что случилось? Вы пугаете меня.       — Это ты нас пугаешь.       — Мы… — Чимин прочистил горло. — Мы бы не хотели, чтобы ты уходил.       — Ох, бросьте, дорогие. Со мной никогда ничего не случалось, вы ведь все знаете об этом. Я довольно живучий.       — Какого долбаного хрена ты так вырядился? — в чувствах вскипел Хосок, взмахивая руками и игнорируя возмущённые взгляды, с которыми члены семьи поспешили закрыть уши заинтересовавшейся юной принцессе. –Твою мать, Отец, для чего это всё? Мы, знаешь ли, все тоже хотим немного расслабиться, se si sospende il giudizio morale, però, può essere divertente.       — Я иду не расслабляться, Алессандро.       — Да как мы можем это знать, чёрт побери, если ты ничего нам не говоришь?!       — Это деловая встреча. С Томасом.       — А почему не с подростками? Или ты захотел сразу стать частью своей же системы, может, трафика? Посмотри на себя, ты выглядишь слишком хорошо для грёбаного Томаса, а он какой-то долбаный Консильери. Ты-       — Мы не занимаемся трафиком, — как можно спокойнее проговорил Сокджин, тщетно пытаясь усмирить начинающий дёргаться глаз. Он до одури любил свою семью, только вот острые зубы Алессандро всегда сжимались вокруг шеи в не слишком подходящие для этого моменты.       — In altre parole… una gran torta di merda e ognuno deve ingoiare il suo boccone.       — Io ci guadagno con la criminalità, è il mio lavoro. Senti, il mio lavoro è prendermi cura di te, e non viceversa. Quando sei in casa mia fai quello che dico io. E stai sicuro che lo farai, perché sono il tuo capo.       — Мы все сегодня чувствуем себя странно и очень тревожно, — громче, чтобы привлечь к себе внимание, проговорил Чимин и взмахнул руками, призывая умерить свой пыл. — Ты, Крёстный Отец, учил нас прислушиваться к себе.       — Одна маленькая встреча, сокровища мои, — Аугусто изобразил сказанный размер двумя пальцами. — Совсем крошечная, я буду дома уже к ночи, обещаю.       — Ты вернёшься с моим папой? — встревоженная крошка Суа, выглянув из-за ног тётушки, несмело шагнула вперёд, а после уже уверенно кинулась в безопасность рук Дона, который осторожно поднялся на ноги, ощущая крепкие объятия на своей шее. Сердце болезненно сжалось, пока колючий комок распирал глотку.       — О, милая…       — Я тоже чувствую себя сегодня странно, — доверительно начала малышка. — Но тётушка сказала, что это из-за плохих снов этой ночью. Они были такими пугающими, даже если там со мной был папа. Пожалуйста, Аугусто, возвращайся с папой домой как можно быстрее. Мы очень ждём вас.       — Детка, — на выдохе произнёс Сокджин, осторожно касаясь ладонью детской макушки в трепетной ласке. Такие родные оленьи глаза, поддёрнутые тоскливой пеленой, смотрели неимоверно глубоко, где завывали промозглые метели и стоял непроглядный мрак с одной лишь точкой света от яркого пламени свечи среди бескрайнего снежного мира.       — С ним ведь всё хорошо, правда? С моим папой.       — Ты совсем скоро сможешь спросить это у него лично, принцесса, ведь я как раз собираюсь поехать за ним. Но что-то мне подсказывает, с ним всё обязательно будет хорошо, — сказанные без доли сомнения слова вынудили замерший клан растерять каждый звук и вдох. Та ярость, клокочущая в тяжёлом взгляде Консильери, сжимающего кулаки, была непередаваема, но чертовски ощутима. Стоило только вскинуть голову, как Аугусто крупно вздрогнул и сразу потупился, вновь расцветая яркой улыбкой из-за собственных мыслей.

*

      Крёстный Отец не лгал, давая обещание юной крошке со всей уверенностью, он клялся ей. Безусловно, сумбурные действия могли привести к катастрофе, но не существовало и варианта действий, в котором пришлось бы пожертвовать семьёй. Являясь Боссом, Сокджин не мог поступить иначе, как и упустить ещё один шанс, когда, согласно записи в ежедневнике Дона Кампо, так удачно пустовала нужная резиденция. Тщательно продуманный план, по всем расчётам, имел стопроцентный успех, и Пеларатти не желал думать иначе, оставляя вечером в спальне на столике телефон, часы и весь свой страх рядом с семейной фотографией в золотистой раме.       Суть плана заключалась в самом Франсуа, чьими слабостями Аугусто был решительно настроен воспользоваться. Всё время поездки до офиса дядюшки на заднем сидении тонированного автомобиля он никак не мог унять мелкую дрожь, постоянно натягивая длинные рукава куртки до кончиков пальцев. Оставшись один на один с собственными мыслями, не считая молчаливого водителя, растерянный Отец чувствовал себя маленьким мальчишкой, одиноким, таким чертовски подавленным, который здесь и сейчас оказывался абсолютно беззащитным перед большим миром, не имея в кармане даже смятого чека, как какое-то глупое алиби, которое никогда бы не понадобилось. Чист снаружи и внутри.       По жизни всегда находился кто-то выше, сильнее и могущественнее, пищевая цепочка острова не имела вершины, становясь бездонной кровавой пропастью.       Сильное беспокойство внутри семьи не находило откликов в израненной душе, Отец отчаянно верил, что лишь выполнял свой долг перед дорогими людьми. Эта тягучая мысль не покинула мужчину и при звуке открываемой двери самого обычного подъезда, чью старую золотистую ручку судорожно сжимали узловатые пальцы. Там, за напряжённой спиной, существовал совсем иной мир, в котором бесчисленные людские создания спешили по своим рутинным делам, а в окнах жилых домов кипела жизнь, где один человек с трепетом сердца каждый вечер ждал с работы другого. Никто и никогда из этих счастливчиков не задумывался о той настоящей опасности, таящейся за романтикой грязного мира, так приторно показанной в произведениях, которыми наверняка кто-то зачитывался этим же вечером в одной из множества квартир с пятном жёлтого света. Окутанный приторными мечтами, Аугусто так и не смог двинуться с места, собирая за воротник редкие дождевые капли, пока до странного холодный ветер уверенно пробирался к тёплой коже под джинсовой тканью.       Может, Марио был прав, заявляя о его непригодности для такого ответственного положения в иерархии клана. Одно неверное движение могло обрушиться тысячами осколков сожаления. Если бы не то письмо, отправленное Ангелу с просьбой о помощи, ничего бы не произошло, и небольшая квартирка бывшего киллера не пустовала, а крошка Суа могла бы и дальше блистать настоящей звездой балетных постановок. Со злостью утерев влажный подбородок, вздрогнувший мужчина дёрнул дверь на себя, переходя порог без доли сожаления. Во всяком случае… уже не осталось возможности для отступления. Всё это он делал не для себя, лишь для любимых людей.       Влажные подошвы потрёпанных чёрных кед изредка поскрипывали на старых ступенях. Дорогой Ангел не желал выходить из гудящей головы, мысли о нём походили на ощущение набегающих пенистых волн, забирающих с собой в солёное море все тревоги и печали, оставляя после приятную звенящую тишину. С ним было так чертовски хорошо, так невероятно спокойно… Безусловно, даже короткие рабочие отношения, ставшие простой интрижкой на несколько часов, могли принести больше вреда, чем удовольствия. И дело было далеко не в самих людях, а в их отношениях, которые уже явно не смогут стать прежними, трезвыми и беспристрастными. Связь же с временными работниками и вовсе считалось табу, и Отец прекрасно понимал это, только…       Когда все кричащие знаки были благополучно пропущены, а совесть забыта, Сокджин так и не мог вспомнить тот проклятый момент, когда всё переменилось, хмурый киллер обратился лучистым созданием, от которого в доме стало теплее, а в израненной душе распустились первые белоснежные бутоны. К своим годам Отец считал, что жизнь сделала его довольно умным и мудрым человеком, но один наёмник, не имеющий за собой и горстки чувств, самоуверенно заявил, что он просто очень наивен.       Только под разбитой скорлупой, которую так отчаянно оберегал Чонгук, скрывался потерянный ребёнок с оленьими глазами, смотрящими на мир неимоверно чисто, и с целым ворохом самых нежных, таких же наивных чувств.       — Ох, — яркое осознание, подходящее на удар электрическим током, расцвело в сознании под трель дверного звонка простой истинной. — Я люблю его. Святая Дева Мария. Я полюбил его. Я-       Нервная дрожь вонзилась в тело, когда порыв сквозняка от резко открывшейся двери окутал собой, а сильное, но нежное прикосновение обхватило запястье, аккуратно снимая руку с зажатой кнопки звонка. На мгновение ошарашенному Сокджину показалось, что беспокойство на родном лице дядюшки являлось настоящим.       — Аугусто?       Полюбил его.       — Я…       — Что с тобой? — любовная ласка смахнула несколько солёных капель. — Ты плакал?       Чёртово дерьмо, он любил своего Ангела всем своим проклятым сердцем.       — На улице такой ветер и…       — Проходи скорее, mon amour.       Изначально запланированная встреча имела лишь деловой характер, несмотря на происходящее вокруг, шуршащие купюры требовали времени и сил. Здесь, где Дон Пеларатти, казалось бы, не имел чужой власти и держал всё под контролем, начали проскальзывать довольно неприятные моменты, которые, несомненно, оставались мелочами, но сильно действующими на нервы, даже если от этого не уменьшались разноцветные стопки банкнот. Работа, не имеющая возможности позволить выходной или же отпуск, оставалась одной из приоритетных вещей, но именно из-за неё ни один член семьи не вспоминал о тяжёлом прошлом, а на столе всегда имелась горячая еда. Благополучие дорогих людей Сокджин считал своим приоритетом, но стоя посреди прихожей в объятиях приглушённого желтоватого света и подрагивая от колючего холода, он не находил в себе сил, с трудом сдерживая рвущийся наружу звук отчаяния.       Он был обязан справиться.       На миг в сознании Аугусто мелькнула забавная мысль о том, что если бы он и его дядюшка занимали места не в сицилийской структуре, а в дикой и консервативной калабрийской, то сколько бы потребовалось времени, прежде чем каждый из них двоих получил бы по щедрой пуле прямиком между глаз за такое неподобающее поведение, как и грязные желания.       Наверное, было бы жутко неприятно оказаться после ещё и в загоне с разбушевавшимся от гона породистыми, оголодавшими свиньями.       Ватные ноги едва слушались, и молчаливый Отец, с силой прикусывая щёку, послушно расправился с обувью и верхней одеждой, старательно пристраивая её на деревянную вешалку. Бодрый рассказ Франсуа не достигал сознания медвежонка, который поёжился, всё же ступая на ковровое покрытие. До боли знакомый рабочий стол по-прежнему ютился у большого окна, как множество раз до этого. Всё было как обычно, за исключением отчаянно бьющегося сердца за хрупкими рёбрами.       — Ты сегодня слишком бледный, loulou. Что-то случилось? — с долей беспокойства поинтересовался Кампо, осторожно касаясь ладонью лба вздрогнувшего Аугусто, отложив все бумаги на стол к остальным папкам. Крупные капли дождя отбивали об окна ровный ритм. — Меня начинает сильно беспокоить твоё состояние, ведь ещё даже не зима, а что будет потом? Детка, никому не хочется, чтобы ты вновь заболел так сильно, как в прошлую зиму, Лауро с большим трудом поставил тебя на ноги в такой короткий промежуток времени.       — Но я же выкарабкался.       — Я знаю, — густые брови недовольно сошлись на переносице, стоило тёмному взгляду зацепиться за порванные джинсы, обхватывающие мягкие бёдра. — Ты каждый раз делаешь это крайне успешно.       — Тебе не нравится? — тихо спросил взволнованный Отец, чьи тонкие волоски на руках приподнялись от хмурости, окрасившей родное лицо. В одно мгновение под гнётом сомнений медвежонок разом ощутил себя абсолютным глупцом, примерившим нечто совершенно неподходящее и нелепое, чужое. Сочный румянец укусил за кончики ушей, когда большая ладонь Франсуа невесомо легла на его щёку, а короткий поцелуй коснулся уголка губ.       — Время сделало тебя лишь краше, mon nounours, — расцветая широкой улыбкой от долгожданного одобрения, засиявший, словно Калифорнийское солнце, Сокджин в чувствах потёрся кончиком носа о чужой, возликовав от наконец-то верно принятого решения. Жадное внимание дядюшки, как и требовалось, всё чаще впивалось в молочные бёдра.       — Я старался для тебя.       — Принесу плед, mon amour, здесь довольно прохладно.       Когда-то здесь, среди важных персон, было так чертовски здорово проводить долгие часы, зачитываясь увлекательной книгой на одном из мягких диванов, пока взрослые решали за рабочим столом свои взрослые дела. Уголок пухлых губ дёрнулся от дуновения сладкой ностальгии. Тогда все беспокойства начинались и заканчивались в неудобном поясе клетчатых шортов, пока мальчишка, разгрызая клубничный леденец, легкомысленно наматывал на палец непослушную прядь, даже не задумываясь о завтрашнем дне.       Опустившись в мягкое кресло за рабочим столом и расфокусированным взглядом блуждая по сонному городу за окном, мелко подрагивающий от щедрой порции адреналина Отец тщетно пытался успокоиться, впервые в жизни совершенно не понимая, как лучше преподнести себя. Смириться с мыслью о том, чтобы добровольно оказаться под человеком, который когда-то давно так заботливо читал перед сном увлекательные истории, разрешив остаться с ночёвкой, и учил плести душистые венки одним жарким июнем, было совершенно невыносимо, и Сокджин терялся, чувствуя себя невероятно опустошённым под грузом душевной боли.       Даже сейчас он не мог до конца осознать и принять все намерения дядюшки, в чьём образе до сих пор мелькал тот самый человек из прошлого, защищающий собой от всего мира.       — И когда только всё пошло совсем не туда… — едва слышное бормотание вышло совершенно растерянным.       Наверное, думал Отец, было бы необыкновенно прекрасно оказаться на какое-то время среди самой обычной жизни. Сладкие мечты являлись облегчением, только вот душа продолжала так неистово болеть, и никакие цифры в бесчисленных документах не могли справиться с этим. Мягкий плед согревал, но странный холод продолжал блуждать под кожей, всякий раз вспыхивающей пламенем, стоило обручальному кольцу Франсуа случайно коснуться её. Бесконечные бумаги превращались в один большой ком.       — Можно мне что-нибудь выпить, пожалуйста? — после довольно продолжительного молчания хрипло поинтересовался медвежонок, откладывая увесистую перьевую ручку и ссутулившись. — Что-то крепкое. Я никак не могу согреться.       Нечто тёмное, притаившееся в самом мрачном уголке души, завибрировало, когда внимательный взгляд поверх стёкол очков охватил дрогнувшую фигуру. Тягучая слюна с трудом скользнула в горло, стоило сидящему напротив Франсуа склониться вперёд, откладывая осточертевшие бумаги.       — Что случилось, mon amour? Ты ведь знаешь, что всегда можешь поделиться со мной своими переживаниями, — от прикосновения длинных пальцев к горячей коже Аугусто едва удержался, чтобы не вздрогнуть, напрягая каждую ноющую мышцу. Он повёл плечом с робкой улыбкой. — Если ты устал, мы можем сделать перерыв.       Тяжёлый браслет часов мелькнул в приглушённом свете просторной комнаты.       — Нет-нет, я… я, наверное, сильно замёрз этим вечером, поэтому чувствую себя немного странно.       — Давай-ка я сделаю тебе чай, медвежонок. У меня как раз здесь есть кое-что.       Стоило Франсуа подняться, скрипнув стулом, и направиться к небольшой кухне, как Сокджин резко вскочил на ноги, пошатнувшись от такого спонтанного действия, а после, словно потерянный мальчишка, кинулся следом, перешагивая упавший плед, чтобы уткнуться лбом в спину замершего дядюшки и глубоко вдохнуть, как всегда делал в детстве. Белоснежная рубашка ещё хранила отголоски нот стирального порошка, смешанного с прожилками древесного парфюма, из-за чего хотелось крепко зажмуриться, потираясь лбом о мягкую, но одновременно жёсткую ткань.       — Mon nounours?       Но на подобное обращение раздался лишь задушенный всхлип, а Кампо вздохнул, расцветая любовной улыбкой. Весь мир обязательно подождёт, когда его дорогой мальчик так сильно нуждался в нём. Осторожно забирая очаровательное существо в безопасность своих объятий, улыбчивый Франсуа аккуратно смахнул несколько крупных слезинок с длинных ресниц и погладил подушечкой узкую переносицу. Доверчиво прижимающийся к груди Аугусто походил на юного себя, совсем как в холодные ночи, когда его терзали ночные кошмары.       — Моя детка, — трепетные прикосновения не приносили боли, как и все нежные слова, из-за чего медовые глаза защипало только сильнее. Аугусто почти подавился вдохом, чуть не растеряв свою роль. — Всё хорошо, сокровище, всё хорошо. Я здесь, рядом. Tu es un gentil garçon, tu sais ça? Mais c'est maintenant et hier… Suis-je venu pour te punir, ou te sauver? Tu as été méchant et tu dois réfléchir à ce que tu as fait.       Хлопнув влажными ресницами, всхлипнувший медвежонок почувствовал, как его ощутимо прижали сильнее до лёгкой боли.       — Ты должен сейчас повторить за мной, — от того, насколько сильным оказался мазок ласки совсем рядом с шеей, белая ткань футболки собралась под тёплой ладонью. Очевидная уязвимость любимого создания опьяняла лучше самого дорогого вина, одно движение, и эта хрупкая на вид шея больше бы не смогла удерживать вес прелестной головки. Ухмылка озарила лицо Дона Кампо, оставшись незамеченной для вздрогнувшего Сокджина. — J'étais une mauvaise personne, et j'avais besoin de me repentir.       — J-j'étais une mauvaise per-personne…— яркий акцент очаровывал, ничуть не раздражая, наоборот, он позволял Кампо сполна насытиться звучанием заплетающегося языка и такой прелестной робости на трудных звуках. — Et j'avais besoin de me repentir.       — Mon chéri.       Отпрянув от источника тепла, трепещущий Сокджин доверительно уставился в родные глаза, позволяя приятной тяжести лечь на ноющую поясницу. Солёные капли мерцали в приглушённом свете, а ягодные губы, похожие на припухший бантик, очаровательно блестели. Это абсолютно Райское создание вовсе не было предназначено для этого грязного мира, до одури влюблённый Франсуа не мог избавиться от этой мысли, преданно ловя каждый прерывистый вздох. Аккуратные брови Аугусто изогнулись, и он осторожно положил взмокшие ладони на крепкую грудь, цепляя короткими ногтями дорогую ткань. Словно борясь с самим собой, Отец на мгновение замер, а после вдруг прильнул ближе, прижимаясь поцелуем к уголку приоткрытых губ.       Столь невинное действие выбивало землю из-под ног, изумлённый напором Франсуа не мог поверить собственному счастью, даже когда его ладонь легла на алеющую щёку дрожащего парня, позволяющего поцеловать себя совершенно по-взрослому, пока влажные ресницы трепетали, отбрасывая длинные тени. Невесомые поглаживания, щедро одарившие лаской заострившуюся линию челюсти, спустились широкими мазками на чистую шею, где они исчезли, сменяясь неприятной прохладой. Короткий стон от ощутимого укуса вонзился в полумрак, и Франсуа отстранился, подцепив ногтем самый край повязки на надплечье, мелькнувший в чуть съехавшем вороте свободной футболки. Румянец вмиг сошёл с красивого лица Сокджина.       — Что это? — вкрадчиво и безэмоционально поинтересовался Кампо. — Я знаю, mon amour, когда ты лжёшь. Попробуй найти убедительное объяснение.       Замерший Аугусто гулко сглотнул. Вероятность того, что дядюшка мог догадаться о произошедшем в его же доме прошлой ночью была крайне мала, в этом Сокджин отчаянно убеждал себя, всякий раз возвращаясь мыслями к выпущенной пуле, так удачно застрявшей в тяжёлой раме. После быстрой, но тщательной уборки ничто не указывало на произошедшее. Отец был уверен в этом, сейчас же разыгрывая очаровательную невинность.       — Мы немного повздорили с кланом, — без тени лжи уверенно сказал медвежонок, осторожно возвращая тёплую ладонь дядюшки вновь на румяную щёку, позволяя большому пальцу мягко огладить приоткрытые губы, а после коснуться кромки нижних зубов, встречая влагу кончика языка.       — Ты позволяешь им поднимать руку на тебя, их Босса?       — Только покусывать своими острыми зубами ради забавы. Им тоже нужно выпускать пар.       Отпуская всего себя для одного момента, Отец уверенно прильнул ближе, веселящиеся бесы водили хороводы на дне его медовых глаз, пока распалённое незатейливой лаской тело трепетало в сильных руках, отзываясь на каждое прикосновение. Отсутствие боли ударяло по разуму дурманом, разгоняя по венам вскипающую кровь. В тот момент, когда ноги под напором дикой усталости вдруг ослабели, охнувший медвежонок почти рухнул в родные объятия, не позволяя улыбающемуся дядюшке отстраниться, крепко взял его за руку и не отпустил. Стоило оказаться на крошечной кухне и поставить пузатый чайник на пламя конфорки, как Сокджин прижался щекой к крепкому плечу, лениво потираясь о него и невидяще глядя куда-то за спину дядюшки.       Всё же… одной из нескольких вещей, которые он умел выполнять невероятно искусно, всегда являлся хороший, сочный трах.       — Не хочешь умыться? Всё в порядке, детка, в слезах нет ничего плохого. У каждого из нас есть свои слабости.       Отстранившись от приятного тепла, притихший Аугусто потупился, так и не выпустив руку, увитую узорами вен, из объятий, задумчиво играясь с золотистым кольцом, таким невероятно холодным под прикосновениями.       — Ты ведь не уйдёшь, правда? — едва слышно спросил он.              Нежно обхватив горячее лицо дорогого создания, любовно улыбающийся Франсуа, чуть склонившись, одарил податливые губы долгим и целомудренным поцелуем, ощущая, как возбуждённо задрожал его медвежонок.       — Я никогда не оставлю тебя, mon amour.       Слабо улыбнувшись, Аугусто, расцветая персиковым румянцем смущения, кивнул и отстранился, ощущая лёгкую лихорадку, разом пронзившую всё тело. Отголоски спящего страха медленно, но верно начинали усиливаться, как бы громко ни лилась из-под крана вода, как бы сильно ладони не ударяли по раскрасневшемуся лицу. Всё вокруг воспринималось абсолютно трезво, но странное чувство нереальности происходящего ставило этот факт под сомнение, и мужчина терялся, не находя самого себя в собственном отражении. Тонкий голосок среди царящего в черепной коробке безумия настойчиво зудел о том, что он не вернётся сегодня домой, как обещал.       С некоторой злостью расправившись с умыванием, раскрасневшийся Дон проигнорировал пушистые полотенца и направился в зал, чтобы обессиленно опуститься на первый же диван. Влажная ткань футболки неприятно липла к телу, но это было мелочью по сравнению с ярко улыбающимся дядюшкой, показавшимся на пороге в приподнятом настроении. Фарфоровая чайная пара с тонким цветочным узором вызвала волну жгучего страха, от которой зубы стукнули друг о друга. Чем ближе подходил мужчина, там больше Сокджин осознавал собственное безвыходное положение, в которое он загнал себя сам, проклиная. Но жизнь преподала слишком много ценных уроков, чтобы сдаться. Неожиданный сильный спазм, охвативший напряжённые мышцы где-то внизу живота, вынудил с тревогой задуматься о том, насколько же болезненным опытом может обернуться задуманное. Длинные пальцы, нежно коснувшиеся гладкого подбородка Отца, вынудили его рот послушно приоткрыться, пока блестящие округлые глаза воззрились на Франсуа в беспрекословном подчинении. Безусловно, в маленькой чашке плескался травяной чай, заваренный с большой любовью, но… всегда оставалась вероятность добавления к букету душистых трав порции дорогих веществ.       Когда желтоватая жидкость попала на язык, медвежонок втянул носом воздух, отчётливо почувствовав знакомую специфичную нотку, совсем не свойственную для обычной ромашки. Ласковое и одновременно властное поглаживание по шее заставило кадык дёрнуться, а жидкость скользнуть дальше.       — Сейчас мы поедем ко мне, loulou, и я хорошенько позабочусь о тебе. Оставим дела на утро, думаю, нас простят за это.       Несмотря на происходящее дерьмо, выстроенный план работал безукоризненно, и Сокджин улыбнулся совсем искренне, сияя. Пустая резиденция Кампо, как гласил ежедневник и разговоры, томилась в одиночестве до раннего утра. Добросердечная Джустина составляла компанию клану Пеларатти и юной крошке Суа, пока Ноэль отлично проводил время вне семьи. Свободный дом, чистая территория, и только Франсуа оставался камнем преткновения, но любимому дядюшке Отец намеревался предложить на его же территории то, от чего тот попросту не смог бы отказаться. Себя самого. Затея с веществами только сильнее распаляла азарт, и Сокджин соглашался на условия игры.       Щекочущий смех зарождался глубоко в солнечном сплетении, пока едва заметное онемение коснулось кончиков узловатых пальцев, пробираясь под разгорячённую кожу. Все терзающие страхи медленно, но верно отступали, сменяясь совершенно неуместной лёгкостью. Стоило крепко зажмуриться на секунду, а после распахнуть чайные глаза, как всё вокруг становилось ярче и резче. Мелькнувшее беспокойство сжало сердце, и Отец воззрился на довольного дядюшку, так и не произнося ни единого слова. Долгие минуты уверенные пальцы терялись в мягких вихрах, спускались по затылку на шею с выступающими позвонками и накрывали спрятанную под тканью футболки повязку, растирая её до появления красноватых разводов.       — Теперь тебе легче? — нежная, до одури влюблённая улыбка расцветала на мужском лице, пока осоловевший от Сокджин не мог насытиться собственным отражением стёклах очков. Большая ладонь легла на тёмную макушку, взъерошив тёмные локоны слишком по-отцовски.       — Дядюшка, — вышло чертовски сипло.       Сколько бы жизнь ни преподносила щедрые возможности, которые пробовало на язык юное создание, его всегда охватывало результатом слишком быстро, из-за чего мир шатался, а последствия норовили стать катастрофой. И сейчас, растворяясь в собственном теле, Аугусто прекрасно понимал, что именно за дерьмо оказалось добавлено в тошнотворный ромашковый чай. Тёмная бутылка из-под фруктового вина, принадлежащая винодельне Пеларатти, часто мелькала здесь в одном из хлипких шкафчиков, но она всегда оставалась неприкосновенна, сколько бы Сокджин ни пытался уговорить дядюшку открыть ту, совсем не подозревая о том, что именно находилось вместо сладковатого алкоголя, все прежние попытки оказались безуспешны. До боли знакомое вещество без труда позволяло забыться, потерять счёт времени и ухватить за хвост такую нужную эйфорию, усугубляя то, что и так трещало по швам. Держась как можно дальше от ошибок юности, наученный горьким опытом Сокджин не мог и подумать, что сможет вновь ощутить на корне языка неприятный привкус психотропного вещества. Для кого-то оно являлось отличным способом избавиться от стресса, но не для взмокшего создания на краю дивана, уткнувшегося лицом в живот дядюшки, чьи мышцы напряглись от смешка откуда-то сверху.       — Всё хорошо, mon amour.       Беспощадный жар пробирался глубоко в тело, из-за чего вздрогнувший Аугусто, словно задыхаясь, пытался вдохнуть как можно глубже, ощущая под языком щедро скапливающуюся слюну. Каждое прикосновение к обнажённой коже отзывалось колючей болью, но её хотелось заполучить лишь больше, пока неистовый голод растекался по венам одержимостью наслаждения, от которого, казалось, сознание было чертовски сильно зависимо. Это походило на настоящую ломку, разомлевший под натиском набирающего силу возбуждения медвежонок сгорал изнутри без возможности выйти из обезумевшего тела, пока в тёмных, словно южная ночь, глазах резвились дикие Бесы.       Тонкая нить слюны, сорвавшись с пухлой нижней губы, упала на пояс чужих брюк, в который неистово вцепились узловатые пальцы, пока сам Аугусто придвинулся ближе к краю диванной подушки с тошнотворным цветочным узором под глухой стон от приятного трения. Усиливающаяся лихорадка поглощала, одежда ощущалась тесной как и пылающая кожа, всё сводило с ума, не позволяя и секундному облегчению одарить кипящей разум. Едва дрожащий Отец распахнул влажный рот, припав к ширинке классических брюк, как ладонь, уперевшись ему в лоб, с силой отстранила, вынудив откинуться на спинку дивана. Туманному разуму казалось, что ещё одно, даже самое короткое мгновение без прикосновений обернётся для него настоящей катастрофой. Открываясь для нависающей тенью фигуры, осоловевшее создание извивалось в желании заполучить малейшую ласку, возликовав, стоило бесстыдно распахнутый горячий рот занять долгожданным поцелуем, пронзающим до колючих мурашек.       Нездоровый пылающий румянец украшал мягкое лицо, спускаясь к вороту белоснежной футболки, где расцветал сочными бутонами на шее и острых ключицах, наполняя чернильный рисунок краской. Но несмотря на всю податливость, изнывающий Аугусто оставался совершенно нетронутым, распаляющимся от простых поцелуев до невообразимой отметки. То, насколько резко вскрикнувшего от неожиданности медвежонка дёрнули вверх, поставив на ноги, вынудило мир вокруг резко перевернуться. Чем теснее Франсуа прижимал к себе горячо дышащего мужчину, пытаясь вести его за собой до самой прихожей, тем сильнее тот утыкался влажным кончиком носа в его щёку и ухо, словно слепой котёнок, звонко хихикая.       — Sei così bello quando fai il serio, — звонкий щебет искрился и переливался, сменяясь новыми смешками. — Gli uomini in completo mi eccitano… D'accordo, è stato… bello, è stato molto… caldo, appassionato…E adoro il tuo… toast alla francese.       — Мои французские тосты? Не костюмы, а тосты? — от яркого изумления тёмные глаза озарились искренним любопытством.       — Костюмы и тосты, и… как язычок пряжки твоего ремня так хорошо лежит на маленькой петле у ширинки, а то, как рубашка спрятана под поясом, который обхватывает крепкие бёдра… заставляет мой рот набраться слюной. Вся строгость и шероховатость брючной ткани…       — Так вот почему ты ещё мальчишкой…       — Нет! — воскликнул заливающийся хихиканьем Отец на чужое веселье, на миг повиснув в сильных руках, словно лишившись чувств. — Нет-нет! Не говори!       — Маленький шаловливый паршивец!       — Нет!       Одеть нерадивое существо оказалось чертовски непросто, и куда хуже давалась обувь, ведь взбудораженный Аугусто едва мог усидеть на мягкой скамье в прихожей под целую россыпь издаваемых звуков, словно из музыкальной шкатулки. Охваченный и взбудораженный волной энергии, он заливался звонкими смехом, игриво брыкался и выворачивался из хватки сильных рук, всякий раз норовя сбежать. Тёплые ладони, исследующие тело, показались лишь приятной щекоткой, и Отец даже не подумал о том, что яркое довольство на родном лице появилось после того, как Кампо, ловко прощупав одежду, не нашёл его телефон, совершенно ничего ни в одном из карманов.       Но стоило приятному давлению одарить собой напряжённый пах, как медвежонок, задыхаясь, сразу же повалился спиной на стену и съехал в угол, ударившись головой. Пушистые ресницы затрепетали, а тихие стоны наполнили полумрак прихожей, растворившись в прохладном воздухе, когда потрёпанные кеды наконец-то оказались на хозяйских ногах, красуясь бантиками шнурков.       — Вот так, mon amour, — звонкий поцелуй коснулся кончика носа Отца, который с судорожным вздохом вдруг крупно задрожал, тщетно пытаясь свести непослушные ноги. Позабыв про ребячество, он в некой одержимости нетерпеливо вцепился подрагивающими пальцами в пояс джинсов, почти полностью расстегнув их, когда почувствовал неожиданное сопротивление под шум вновь застёгивающейся ширинки. Требовалось необыкновенное усилие, чтобы осознать собственное тело. Мимолётная обида сразу же растворилась после короткой ласки для чувствительной груди сквозь белый хлопок футболки. — Какой хороший мальчик.       — Я самый лучший мальчик, — нараспев протянул счастливый Сокджин, улыбаясь так невообразимо ярко.       — Самый драгоценный для меня.       Причмокнув пухлыми губами, раскрасневшийся медвежонок проигнорировал протянутую ладонь и довольно резво подскочил на ноги, но все попытки убежать под громкий смех и просто высвободиться быстро предотвращались ловким Франсуа, который ухитрялся прижимать нерадивое существо к себе, одновременно ловко управляясь со связкой ключей и собственной обувью. Родительский опыт пришёлся как нельзя кстати, и Кампо возликовал, когда ключ наконец-то скользнул в замочную скважину. Резкие скачки настроения от ослепительной эйфории до невыносимого возбуждения хорошенько выматывали, но Аугусто и не думал униматься, его тело мелко вибрировало от бушующей в нём энергии, вынуждая широко распахнутые медовые глаза в обрамлении длинных ресниц пугающе переливаться отблесками. Лишь чудо позволило парочке без свидетелей добраться до подземной стоянки, где медвежонок, словно новорождённый оленёнок, несколько раз чуть не рухнул на бетонный пол, запутавшись в ватных ногах. Бесконечный паркинг щедро насыщался звучанием громкого голоса, вскриками и повизгиваниями, сопровождавшимися фейеверками хихиканья.       Крёстному Отцу было совершенно плевать, кто и куда его сейчас так настойчиво вёл, бережно поддерживая, куда важнее становилась всепоглощающая лёгкость вкупе с приятным весельем. Было так невообразимо хорошо.       Когда всё лицо вновь опалило жаром, двери автомобиля уже закрылись изнутри, а по левую руку оказался Франсуа, крепко удерживающий за мягкое бедро. В мгновение ясности, нахмуренный Аугусто уловил странную нервозность во взгляде напряжённого Ноэля впереди, который только крепче сжал руль, хмуро глядя в зеркало заднего вида.       — Ты не хотел бы перекурить перед дорогой? — легко поинтересовался Босс у младшего брата, добродушно улыбнувшись. Он ощутимо хлопнул наёмника по плечу. — Нам необходимо поспешить, так что не будет времени, чтобы отвлекаться.       — Прямо сейчас?       — Да, у нас в запасе есть всего пара часов, — тёмные брови водителя хмуро сошлись на переносице. — Немного поменялись планы. Мне показалось, что нашему милому ангелочку будет довольно грустно в полном одиночестве, поэтому, Ноэль, я решил подарить ему приятную компанию.       Ноэль.       Ошарашенный услышанным именем Сокджин вдруг взвился в порыве ослепительной паники, не смея отвести широко распахнутых глаз от безэмоционального блондина, он задыхался, забившись в угол заднего ряда сидений и прижавшись макушкой к стеклу. Грудь, на которой оказалась чужая ладонь, тяжело вздымалась. Грёбаный ублюдок Ноэль не должен быть здесь.       Он не должен был.       Он…       — Тише-тише, медвежонок, что ты? — низкий голос без капли злости подкупал, но страх оказывался громче. — Это же твой дядюшка. Детка, ты ведь знаком с Ноэлем, он хороший малый. Всё в порядке, bébée.       Сдавленный звук вырвался из сжавшегося горла Отца, когда наёмник, насвистывающий незатейливую мелодию из надоедливой рекламы, покинул салон, прихватив измятую пачку сигарет. Запертый в искусственной эйфории разум никак не мог понять причину такого неистового страха, это сводило с ума, выбрасывая то на зыбкий край реальности, то забирая в будоражащий жар Адского котла. Подкатывающая паника вместе с едким комом тошноты вынудили мужчину выгнуться, отчаянно уходя от некогда желанных прикосновений.       — Никогда не видел, чтобы этого мелкого крашеного паршивца кто-то настолько боялся, — со смешком искренне удивился Франсуа, прищурившись от чужой боли, когда взъерошенная голова медвежонка вновь хорошенько встретилась с окном от резкого движения. — Святая Дева Мария, Пеларатти!       От того, насколько сильно дрожало тело, взмокший Аугусто едва не прикусил кончик языка. Так не должно было быть. Уголок губ Франсуа дёрнулся, а ладонь скользнула ниже, вновь ложась на горячий пах дрожащего существа, чьё состояние позволяло без труда себя контролировать, и сейчас, стоило давлению стать ощутимым, а движениям набрать быстрый темп, как боль от жёсткой ткани, смешанная со сладким удовольствием, молниеносно вскружила голову, позволяя захлёстывающей панике полностью раствориться. Мельком взглянув на наручные часы, а после оглянувшись в поисках нужной фигуры, хмурый Франсуа вновь обратил всё своё внимание на нуждающееся существо, разом прекращая все ласки. Щелчок — и тусклый салонный свет озарил крошечное пространство, очертив обессиленного медвежонка, в чьих уголках раскрасневшегося рта блестела слюна.       — Vous êtes si beau. Tu es si beau… si beau. Oh, chéri je t'aime tant… Je tuerais pour toi.       Звёзды явно были слишком жестоки, раз даровали лишь жалкие мгновения на созерцание личного Божества. С тяжёлым вздохом Кампо склонился ближе, чтобы одарить линию челюсти возлюбленного ласковым поцелуем и поймать первый же сладостный стон от возобновившихся движений. Громкое звучание любимого голоса переливалось несдержанными вскриками, а узловатые пальцы неистово вцепились в крепкие плечи, дёрнув дядюшку на себя под усиливающееся давление ладони, выбрасывающей содрогающегося Аугусто за черту. Ослепительная вспышка удовольствия оглушила, жадно забирая остатки скупых сил, из-за чего осоловевший медвежонок даже не понял, как его придирчиво осмотрели, царапнув коротким ногтем подсохшее пятно семени на джинсах. Сухой оргазм, даже чертовски болезненный, пришёлся кстати, позволив обойтись лишь парой влажных салфеток, чтобы привести одежду в относительный порядок. Бесконтрольно дрожащие бёдра подались вперёд навстречу пустоте под жалобный стон, но улыбающийся Франсуа лишь мягко увлёк безвольного медвежонка в свои объятия, который уронил пустую голову на его плечо, продолжая наполнять салон короткими звучаниями хриплого голоса, даже когда автомобиль под визг шин выехал с подземной парковки.       — С ним всё будет в порядке? — осторожно поинтересовался Ноэль и потянулся к пассажирскому месту, чтобы подхватить чёрную бейсболку, а после водрузил её на голову. Несколько белоснежных прядей теперь трогательно торчали из отверстия над пластиковой застёжкой. — Он выглядит довольно паршиво, если говорить честно. Может, дать ему воды?       Тяжёлый вздох заставил водителя зацепиться беглым взглядом за зеркало заднего вида.       — В нём всего полтора грамма, я не хочу его убивать. По крайней мере, сейчас, — спокойно проговорил старший Кампо, устало снимая очки.       — Будет жалко лишиться такого красивого мальчишки.       — С ним всё будет в порядке, — осторожно заглянув в спокойное лицо задремавшего от переизбытка эмоций медвежонка, улыбающийся Франсуа ласково огладил его мягкую щёку. — Он уже принимал это в юности пару раз ради веселья, после немного сходит с ума, но ничего.       — Сходит с ума?       — Самое главное для Аугусто — оказаться в правильных руках, когда действие вещества достигает своего пика. Знаешь, никогда не видел подобной реакции у других, — Дон хмыкнул, ударяя задумчиво пальцем по губам. — Обычно у всех это чувство эйфории, ощущение лёгкости и раскрепощения, одним словом… счастья. Ты ведь понимаешь о чём я, верно? Мы все баловались чем-то подобным в своё время. Но у него же всё перемежается со всплесками неистового возбуждения, он сходит с ума, как самая настоящая течная сучка. Как если бы его обычное состояние повышенного влечения умножили в несколько раз. Господи, этот паршивец ничуть не изменился.       — С таким либидо, как у него, я стёр бы себе ладони в кровь, — улыбка мелькнула на сухих губах. — Бедный парень, особенно, наверное, в подростковые годы.       — Это было действительно трудное время, Марио даже жаловался мне, представляешь? — весёлый смешок. — Не понимаю, в чём заключалась его большая проблема, но он как-то снял дверь в комнату Аугусто с петель. Но паршивца, ты знаешь, это ничуть не остановило.       — Я всё ещё помню лицо нашего отца, когда он поймал тебя сцепленного, как какого-то пса, — яркие и искренние эмоции Ноэля были настолько редки, что старший Кампо и не думал упрекнуть брата, счастливо улыбаясь. Когда тьма уступала место робким солнечным лучам, становилось действительно легче. Он, чёрт возьми, так тосковал по своему младшему.       — Веселишься, мальчик с волосатыми ладошками?       — Мне было семь! Знаешь ли, очень легко напугать ребёнка, особенно, когда это говорит довольно серьёзный человек.       — И продолжил заниматься тем, что делал, даже не дожидаясь, пока я усну.       — Я поделился с тобой своим страхом, между прочим, я доверял тебе всего себя.       — Ты такой милый, глупыш.       — Общая детская — наше проклятие.       Озорство мелькнуло в серых лучистых глазах.       — Скажешь, тебе не понравилось соседство со мной? — пожурил наёмника веселящийся Франсуа. — Только вот когда матушка нашла тот самый носок… Что-то ты был очень рад, когда я заступился за тебя. А помнишь, когда у тебя появилась аллергия на помидоры…       — Что ты со мной делаешь! — воскликнул смеющийся Ноэль, кончики его ушей предательски заалели. — Я же не мог прийти к отцу или матушке с сопливым признанием, что мой первый поцелуй был готов перерасти в настоящий, но я попросту струсил, потому что не умею! Эти идиотские томаты всё ещё ужасно мне ненавистны, я хочу сказать.       — Это большая честь, что ты тогда обратится за помощью именно ко мне, волчонок. Теперь ты явный профессионал своего дела.       — Ты такой болван! — вспыхнувший лишь ярче Ноэль почти подавился вдохом, алея до самых ключиц. — Зачем ты так со мной поступаешь при других. А как же мой авторитет, знаешь, как меня боятся на работе? И вообще… грёбаные помидоры — отвратительные учителя.       Осторожно сместив дремавшего медвежонка, забавляющийся Франсуа выпрямился и сел так, чтобы быть отлично видимым в зеркале заднего вида. Едва искрящийся взгляд младшего брата коснулся отражения, как Дон демонстративно изобразил давно забытое пятно вокруг рта от ненавистной аллергии, которым некогда давно красовался Ноэль, на что получил новый звонкий всплеск веселья.       Когда светофор, тоскливо покачивающийся от порывов ветра, мигнул красным, младший Кампо, шумно выдохнув, выдрал несчастную пачку из панели и спешно выдернул последнюю сигарету, чтобы зажать ту сухими губами, перед тем как пламя увесистой зажигалки озарило его лицо. Щедрый глоток едкого дыма почти вынудил мужчину закашляться.       — Кстати говоря, только не портите салон, пожалуйста, — без доли эмоций хрипло проговорил он. — Я не собираюсь заниматься химчисткой из-за чьих-то выделений.       — Как там поживает Тито? — добрая усмешка расцвела подобно бутону. — Так давно его не видел! Обязательно навещу его на днях, надеюсь, с его здоровьем всё в порядке. Помню, не так давно его подводили суставы.       — Живой, немного напуган, но в целом в порядке. От предложенной цены за аренду его бюро он просто не мог отказаться.       — Всё было чисто или, может, затерялись какие-то гости?       Толкнув языком щёку, Ноэль лишь кивнул.       — Чисто.       — Хорошо.       Обрывки фраз, долетающие до сознания словно через толщу воды, слабо удерживали на краю реальности, превращая её в лихорадочный сон. Жар волнами накатывал на обессиленное тело, пока не охватил его полностью, забирая на далёкое песчаное дно. Завозившись в объятиях родных рук, осоловевший Аугусто неуверенно принял вертикальное положение, хлопнув влажными ресницами. Болезненный румянец проявлялся только ярче от ощутимых поглаживаний большой ладони под тканью футболки, из-за чего медвежонок вздрогнул, потерянно всматриваясь в проносящийся за окном пейзаж, который явно не походил на привычные локации, соответствующие дороге до резиденции Кампо.       Но гудящая голова предательски молчала, а тело наполнялось новой порцией обжигающего желания, под натиском которого Аугусто доверчиво прильнул к дядюшке, потираясь кончиком носа о тёплую щёку, а после бессовестно забрал чужие очки, игриво водружая их себе на кончик носа под звонкое хихиканье от размытого в стёклах мира. Румяный и абсолютно счастливый медвежонок так сильно напоминал себя совсем юного, такого невероятно очаровательного, от которого любящее сердце пропускало удар, а Франсуа таял, готовый положить весь мир к ногам возлюбленного. Мягко обхватив шею Аугусто одной рукой, оголодавший Кампо одарил влажные губы глубоким и чувственным поцелуем, как тысячи, тысячи раз горячо желал все эти годы.       Взъерошенное существо был мало похож на привычного Дона Пеларатти, теперь это было нечто совершенно отчаявшееся, наполняющее салон несдержанным звучанием своего голоса. Прикусив щёку изнутри, с шумным вздохом Ноэль обернулся на одном из светофоров, замечая на внутренней части бедра Сокджина руку старшего брата, скрывающуюся в нелепой дырке светлых джинсов.       С каждой новой окутывающей волной сознание становилось всё более туманным, а тело медлительным, из-за чего Отец едва ли смог покинуть салон самостоятельно, когда автомобиль наконец-то остановился среди городского тумана. Медленно моргая, опьянённый Сокджин, заполучив последнюю сладкую ласку, грузно навалился на дядюшку, который без тени брезгливости вытер его влажный от слюны уголок губ, осторожно помогая встать на сухой асфальт. Одежда оказалась поправлена, а взъерошенные волосы приглажены, послушный медвежонок беспрекословно позволял дядюшке делать с собой всё, что могло потребоваться, пока пытался осмотреться, но от вида знакомой, вроде бы, россыпи зданий неподалёку ничего так и не приходило в голову. Даже сам трёхэтажный домишко, к которому его заботливо подводили, помогая на каждом шагу, не отзывался в душе ни одной ассоциацией.       Но вся забота растворилась со звуком закрывающихся за спиной дверей Похоронного бюро и холодного дула, прижавшегося к горячей пояснице. Тяжёлый и сладковатый аромат чего-то специфичного сразу же окутал глотку, вызывая тошноту. Пропитанные пылью гардины не позволяли и робкому лучу света коснуться старого деревянного пола, несколько раз покрытого тёмным лаком, в отражении которого танцевали призрачные силуэты выставленных гробов, белоснежные россыпи вездесущих искусственных цветов и золотые отблески, тянущиеся линиями из распахнутых двустворчатых дверей главного зала с рядами деревянных скамей. Звенящая тишина, давящая на перепонки, разбавлялась мерным ходом секундной стрелки старых настенных часов.       — Но ты обещал отвезти меня к себе домой, — в смятении залепетал встревоженный Аугусто, так и не ощущая такой необходимый сейчас страх. Он растерянно воззрился на молчаливого Ноэля, после на странно улыбающегося дядюшку, в чьих тёмных глазах больше не плескалась нежность. — Франсуа, ты… ты ведь обещал обо мне позаботиться. Я хочу домой!       Все попытки вновь прильнуть к родному теплу, как и переплести пальцы, терпели крах, что чертовски сильно сбивало Сокджина с толку, он начинал нервничать, но совсем по иным причинам, отличным от страха за собственную шкуру.       Он разозлил дядюшку, расстроил, как самый плохой медвежонок на всём Свете.       — Я был хорошим, я не сделал ничего плохого! — взволнованно воскликнул он, нервно вцепившись в петлю от пуговицы на своей куртке. Влажные оленьи глаза в сочетании с заломленными бровями всегда работали безотказно, и Франсуа пришлось сделать над собой усилие, чтобы остаться беспристрастными. Его любимый мальчик так сильно нуждался в нём сейчас. — Я…       Стоило дулу прижаться сильнее, как медвежонок послушно сделал шаг вперёд, чуть морща очаровательный нос от миазмов, витающих в душном воздухе бюро.       — Здесь неприятно пахнет, — недовольно добавил он, с трудом перебирая ногами. — Меня тошнит.       — Тебя не тошнило вчера в моём доме, детка, и сейчас ты это проглотишь.       — У тебя меня никогда не тошнит. В твоём доме всегда приятно пахнет.       Густые брови Ноэля изумлённо взметнулись вверх, и он обернулся, раскрывая дверь перед недовольным медвежонком, поспешив перебить брата.       — Выпечкой?       — Да, — широкая улыбка расцвела на мечтательном лице Аугусто. — Но я не помню подобного вчера.       — Всегда трудно вспомнить о том, чего не было, верно?       — Вчера в воздухе пахло грозой.       — А как же яблочный пирог Джустины? — наёмник прекрасно знал, о чём говорил, как и том, что никакого вчерашнего пирога не существовало, а мысли о сладкой выпечке в нынешнем положении должны лишь усилить чувство тошноты, отвлекая.       На подобный вопрос сосредоточенный Сокджин в честности отрицательно покачал взлохмаченной головой и зажмурился, замирая от попыток унять неприятное чувство.       — Я не… Ах, нет. Меня тошнит.       — Всё в порядке, солнышко.       — Какого грёбаного чёрта?! — от рычащего позади голоса медвежонок испуганно обернулся и попятился, обхватывая руку Ноэля в поисках защиты. Даже будучи абсолютно не в себе, ошарашенный услышанным Сокджин прекрасно помнил всю опасность порывов неистового гнева как дорогого дядюшки, так и жестокого отца. Находясь в такие моменты без сознания, всегда следовало очнуться, чтобы спрятаться и уцелеть. Аккуратно приобняв оступившегося Аугусто за плечи, хмурый наёмник чудом успел помочь тому не рухнуть на деревянных ступенях.       — Его не было вчера в твоём доме, успокойся, Франсуа, ты его пугаешь, — спокойно, но с долей недовольства сказал младший Кампо, он толкнул кулаком козырёк, чуть приподнимая бейсболку. — Посмотри на него, он чистый и невинный сейчас перед тобой, словно настоящее дитя. Ты сам дал ему выпить ту дрянь и должен прекрасно понимать, что он говорит лишь то, о чём думает. Его голова на большее сейчас не способна.       — Какого долбаного чёрта ты меня сейчас поучаешь? — слова, казалось, вибрировали. — Послушай меня, Ноэль, в отличие от тебя, я вырастил Аугусто наравне с его отцом, и мне прекрасно известно, насколько эта сука может быть вертлявой.       — Но я не… сука, — почти неслышно пробормотал Отец, всё сильнее прижимаясь к чужому теплу, словно слепой котёнок. По какой-то причине здесь, рядом с пугающим наёмником, ощущалось что-то совершенно отличное от старшего Кампо, но так сильно схожее с дорогим Ангелом… Именно это чувство позволяло вдохнуть полной грудью.       — Pourquoi l'écoutes tu? C'est quoi ton putain de problème? Il tremble de peur. Je m'en fous de ce que tu penses, vous devez la fermer. Sérieusement, tu peux pas faire ça. Tu l'aimes toujours, n'est-ce pas?       — Он прекрасно знает, что я люблю его, как и то, что нельзя кусать руку, которая тебя кормит. Alors tais-toi et laisse-moi gérer cela.       — Если бы не вещество, под которым он находится, своим криком ты вызвал бы у него приступ. Тогда он скорее сам бы застрелился даже без моей помощи. Как тебе мысль? Не думаю, что ты хотел бы такого эффекта.       — Не вынуждай меня думать, что ты пытаешься его защитить.       — Ты обещал о нём позаботиться.       — Если бы на его месте был кто-то другой, Ноэль, он бы уже кормил долбанных свиней. Я прекрасно знаю, что это паршивое создание что-то строит в своей чудесной голове, так что позволь мне наказать его так, как считаю нужным. Признаю, у меня нет прямых доказательств, но я знаю. Аугусто так сильно привязался к своему уличному псу, что я постоянно только и вижу эти умоляющие глаза, а если он что-то хочет, то обязательно добьётся своего. Что-то мне подсказывает, рана на его плече, которая удивительным образом появилась вчера, имеет за собой интересную историю. И чтобы она не повторилась, мне нужно попросту преподать Аугусто урок.       — Я не сука, — более смело заявил медвежонок, за что получил усталый вздох и сердитый, но полный обожания взгляд. От резкой перемены в старшем брате Ноэль ощутил неприятные мурашки, табуном пробегающие вдоль позвонков. Тот заговорил мягко, снисходительно, из-за чего младший Кампо с нажимом заставил Отца шагнуть за себя.       — Конечно же, ты не такой, mon amour. Прости меня, loulou, я не хотел обидеть тебя.       — Я хороший мальчик.       — Самый прекрасный для меня.       Поджав губы, молчаливый наёмник всё же помог посветлевшему Крёстному Отцу осторожно спуститься со ступени на бетонный пол. Многочисленные пятна светильников, задребезжав, вспыхнули один за одним над головами мужчин. Насупленный Ноэль и не думал выпустить одурманенное психотропами создание из рук, которое время от времени крупно вздрагивало и вздыхало, взвившись почти на пороге нужной комнаты, даже не обратив на открытую дверь и толику внимания. Мышцы гудели, требуя движения.       — Детка.       Взволнованный дурным настроением дядюшки Аугусто послушно сразу же подскочил к нему и, приподнявшись на носочки, спешно обнял за сильную шею, ощущая приятный вес прикосновений, несмотря на зажатое в родной руке оружие. Медвежонок доверительно приютился в тепле, принимая реальность таковой, какой она являлась здесь и сейчас.       — Я больше не сделаю ничего, что может разозлить тебя, — в чувствах заверял дядюшку Отец, взирая на него блестящими оленьими глазами. Пухлая нижняя губа чуть подрагивала. — Я буду стараться, обещ-       — Поцелуешь меня, mon amour? — осторожно заправив непослушную прядь за розовеющее ухо, вкрадчиво проговорил Франсуа и довольно громко, чтобы табун мурашек вонзился в тело.       Как бы Аугусто ни пытался действовать сдержанно, как подобает скромным мальчикам, его влажный язык нетерпеливо и послушно коснулся приоткрытых губ для голодного бесстыдного поцелуя, сводя с ума не хуже принятого на пустой желудок вещества. Цепляясь узловатыми пальцами за короткие пряди на затылке дядюшки, распаляющийся возбуждением мужчина с шумным вздохом прильнул ближе, отчаянно пытаясь заполучить как можно больше ласки. В эту минуту ничего не имело значения, кроме одичалой погони за удовольствием. Звонкий стон вонзился в пространство, стоило тёплой ладони скользнуть за свободный пояс рваных джинсов, болезненно сжимая мягкое тело сквозь тонкое бельё.       Любое наркотическое вещество каждого преображало совершенно особым образом, и Сокджин, если бы только мог взглянуть на происходящее со стороны, то ни за что не признал бы себя в этом обезумевшем человеке, который стоял среди мигающего света подвального коридора. Это было чертовски дико. Если бы не принятая доза, всё могло бы обернуться иначе, и Отец не упустил бы из вида во мраке комнаты Ангела, смотрящего на происходящее до странного трезво. Сюрреалистичная картина дополнялась куском белой ткани в сухом рту киллера, крепкой верёвкой на его руках и подступающей ломкой, перед которой момент чистого осознания реальности казался убийственным.       — Пожалуйста, пожалуйста… — сбивчивые слова, похожие на мольбу, сменились вскриком, а после протяжным хныканьем от горячего шёпота, опаляющего покрасневшее на кончике ухо.       — Не здесь, mon trésor, ты достоин куда лучшего первого раза. Наше время ещё обязательно настанет, а ты должен быть трезв, ведь, я хочу видеть тебя настоящего, моего самого лучшего мальчика. Но мне было так приятно вновь увидеть тебя таким, — ласка исчезла, сменяясь щелчком по кончику носа. Короткий, но до боли жадный поцелуй оставил на саднящих губах небольшую кровоточащую ранку, которой так и норовил коснуться очаровательно розовый кончик языка. Крепко сжав плечи дорогого создания, переминающегося с ноги на ногу, Франсуа резко развернул его лицом к дверному проёму. — А пока у меня для тебя есть небольшой подарок, ты ведь так сильно тосковал по своему верному псу, правда?       — Я…       Картина мира была максимально заторможенной, из-за чего Аугусто слепо всматривался в пространство перед собой, всё ещё охваченный сильным возбуждением. Он пошатнулся и сделал шаг вперёд, с чужой помощью направившись к столу среди пятна жёлтого света от единственной потолочного светильника. Вспышка сильной головной боли вынудила споткнуться и рухнуть окончательно из-за вида драгоценного существа, безмолвно сидящего на одном из двух стульев. Эта небольшая комнатка бюро, погружённая во тьму, являлась неким местом ожидания между этапами работы, по левую руку от него находилась вылизанная мастерская, где происходила подготовка тел, а справа за стеной то, куда Отец зарекся никогда не заглядывать, ощущая иррациональную тревогу от маленького круглого окошка в верхней части двери. По словам Марко, уютное Похоронное бюро имело свой шарм, только вот сам никак не мог его отыскать.       — Ангел, — неверяще пробормотал Сокджин, не замечая, как его вновь легко поставили на ноги, смахнув с одежды пыль.       — Присаживайся, медвежонок.       Нечитаемый взгляд киллера ни на мгновение не покидал заторможенного Отца, неуверенно, но послушно упавшего на скрипучий стул. Чёртово вещество сводило с ума, пока нечто в глубине души отчаянно билось о стены, завывая недостаточно громко, чтобы стать услышанным. На чистый стол со стационарным телефоном прямо перед молчаливой парочкой опустился один крошечный бутылёк, так сильно похожий на обычную ампулу, которая была совершенно… пуста. От вида улыбающегося Франсуа хотелось крепко зажмуриться, как и от блестящих стальных глаз за его плечом.       — Медвежонок, теперь послушай меня внимательно, мне очень хотелось бы сыграть с тобой в одну игру. Тебе ведь всегда нравилось играть, правда? Твой дядюшка знает,loulou, — присев бедром на край стола, улыбчивый мужчина весело подмигнул растерянному возлюбленному, гордо красуясь мазками чужого бальзама от горячих поцелуев на собственном лице. — Перед тобой сейчас стоит интересная вещица — морфин. Он тебе знаком, правда? А это теперь любимое лакомство твоего дорогого пса, как вкуснейшая косточка, в которой он сейчас так сильно нуждается за своё хорошее поведение, забавно, правда? Только вот…       На все сказанные слова Крёстный Отец только растерянно хлопнул пушистыми ресницами, не смея двинуться с места, пока Франсуа задумчиво постучал по губам.       — Я совсем не помню, какую именно дозу заполучил твой драгоценный Ангел! Сегодня был такой суматошный день, невыносимо. И как-то такая мелочь попросту ускользнула от меня, представляешь? — каждая новая фраза вызывала всё большую бледность на красивом лице. — Может, это были его привычные тридцать миллиграммов. Или же больше? Ах, постой… а ведь сотня звучит совсем дерьмово, верно, медвежонок? Какая жалость, что я ничего не помню. И ведь даже для этого случая совсем не осталось такого нужного нам налоксона!       Стоило новой пустой ампуле опуститься на стол, как Сокджин, взвившись от страха, потянулся к стоящему на столе стационарному телефону, но едва сняв трубку, понял, что не услышит в ней ничего, кроме тишины, полного вакуума без малейшего намёка на гудок.       — Здесь нет связи, — с улыбкой спокойно подсказал Кампо, мягко забирая из любимых рук телефонную трубку, чтобы положить её обратно. — Знаю, ты сейчас немного не в себе, солнышко, давай я тебе чуточку помогу. Ты можешь спокойно забрать своего пса, никто не будет ждать вас ни у одного из выходов. Вы вольны делать то, что захотите, если Ангел, конечно же, сможет покинуть эту комнату. Тебе стоит поспешить, детка, только взгляни, его зрачки уже совсем крошечные! Совсем скоро ему станет трудно дышать, а после сильно потянет в сон. Не думаю, что ты хочешь знать подробности, верно?       — Но-       — Удачи, моя любовь.       Звук ключа, повернувшегося по ту сторону двери, растворился в удаляющихся шагах, оставляя Сокджина дрейфовать на краю ужасающей реальности.