Naloxonum

       Leash — VSN7

      Медленно опустившись на белоснежный диван в светлой гостиной, взлохмаченный Чонгук перевёл мутный взгляд на бойцов, что растеклись на мягкой мебели вокруг небольшого столика. Молочного цвета стены врезались яркостью в воспалённые глаза, как и дневное солнце, что игралось отблесками в нелепой и хрустальной люстре под потолком, пока в тишине дома звучали переливчатые песни далёких птиц из раскрытых окон. Запутывая и без того мутное сознание, поистине громоздкий камин во всю трещал поленьями, которые пожирали собой языки беспощадного пламени.       Это утро началось с гудящей головы, отсутствия маленькой принцессы под боком и ноющей боли в каждой клеточке тела. Сейчас же, слепо смотря в пустоту, Чонгук ощущал необычайную лёгкость внутри черепной коробки, как и стойкую уверенность в том, что всё хорошо. Диван прогнулся рядом с натужным звуком, и Чон медленно повернулся на странный, непонятный звук, как вдруг кто-то порывисто уткнулся холодным лбом в его.       — Ты что-нибудь чувствуешь? — просипел Хосок, даже не моргнув. Боец поддался ближе, напирая на киллера больше, пока тот медленно сползал по спинке вниз. — Сар-са-ель.       — Меня сейчас стошнит.       — Если ты только посмеешь сделать это, то уборка будет проведена исключительно твоей шкурой и моими руками, — Аугусто появился ослепляющим пятном в белоснежном и пушистом халате. Хоть волосы того и находились в полном беспорядке, как и сам внешний вид, но Босс всё ещё сохранял в себе некую скрытую опасность, отправляя очередного яблочного кролика из керамической миски прямиком в плен пухлых губ.       — Он не врёт, — сбивчиво зашептал Сокси, наваливаясь на застонавшего киллера всем ослабевшим телом. — Са‐ра-ель.       По какой-то причине Чонгук действительно верил этим словам, краем глаза наблюдая за белоснежной фигурой. Сокджин выглядел неважно, хоть нисколько и не признавал этого, держась стойко и чуточку высокомерно с лёгкой улыбкой. Фигура, медленно подойдя к одному из бойцов, замерла перед тем, с нежностью касаясь кончиками пальцев линии челюсти. Мягкий голос достигал слуха, словно через толщу воды:       — Ответь мне, кому принадлежат твои тело и душа, страхи и радости?       Боец без промедления подобрался, сразу потянувшись за прикосновением, как самый оголодавший по ласке преданный щенок. Затуманенные дымкой отголосков дурмана, абсолютно невинные и большие глаза воззрились на Сокджина с непередаваемым трепетом. Если бы только выдалась возможность, Тэхён непременно оказался бы на коленях. Подобные состояния после сильных препаратов всегда особенно нравились Киму, тот любил, когда люди перед ним не могли сказать ничего, кроме истины.       — Вам, господин, — с придыханием проговорил боец, так и не моргая. — Я всецело принадлежу лишь семье Пеларатти, моя жизнь отдана господину Аугусто, как моя душа и мои грехи.       — Как и твоё будущее, что отдано мне и только мне?       — Да, мой господин.       В рот бойца, раскрытый от тяжёлого дыхания, Сокджин с мягкой улыбкой вложил дольку яблока, укладывая ту на блестящий язык.       — Аминь, — тихо проговорил Ким.       Как только невесомый поцелуй коснулся лба Тэхёна, белая фигура двинулась дальше, замирая у другого бойца, что уже во всю ожидал своей порции внимания. Такая искренняя честность пугала собой Чонгука, и пронизывающий холод собирался в самом низу живота. Происходящее походило на нечто невообразимое, но абсолютно реальное. Это не было игрой, представлением или же фальшей, это походило на церковное причастие посреди дня. Фантомные ноты ладана вонзились в слизистые, проникая всё глубже в лёгкие.       — Кому беспрекословно служат и будут служить ты, твоя душа и твоё сердце?       — Только Вам, мой господин, — с судорожным вздохом Чимин прильнул к тёплой ладони, потираясь о ту щекой, пока пушистые ресницы трепетали, как и всё обессиленное тело. Но одно лишь постукивание подушечкой пальца о висок, как глаза бойца распахнулись, воззрившись на Сокджина с благоговением. — Я принадлежу и служу только моему господину, как моя душа и моё будущее.       — Чьё имя ты произносишь, стоя на коленях?       — Аугусто.       Узловатые пальцы без труда пробрались в горячее нутро влажного рта, укладывая на язык дольку сладкого и сочного яблока.       — Аминь, — и ещё один поцелуй вновь коснулся лба Чимина, что едва не лишился робких отголосков сил.       Когда белоснежная фигура остановилась прямо перед киллером, вес чужого тела исчез с Чонгука, и тот осторожно принял сидячее положение, не смея посмотреть вверх. Едва дышащему киллеру яро казалось, что стоило только заглянуть в бездонные омуты зрачков, как он сразу же лишился бы души. Словно сам Сокджин продал свою душу настоящему Дьяволу, который бесновался сейчас в тёмных и опасных глазах.       — Посмотри же на меня, ангельское создание.       Мягкие подушечки узловатых пальцев скользнули под подбородком мужчины, вынуждая поднять голову. Ким был нежен и терпелив, даже слишком ласков, казалось, киллер ещё никогда не чувствовал себя настолько в опасности. С шумным вздохом Чонгук вскинул на Отца мутный взгляд, не смея сморгнуть неприятную пелену.       — Кому всецело принадлежит твоя жизнь, кто стоит над тобой и перед кем ты стоишь на коленях? — мягкий и сладкий, словно медовая патока, голос Сокджина обволакивал собой, выбивая землю из-под ног. — Посмотри же на меня и поведай это.       Но лишь сиплый вздох сорвался с сухих губ киллера, из-за чего хватка на челюсти стала сильнее, причиняя боль. Любые попытки произнести хоть слово оборачивались хрипом.       — Кому служишь ты и будешь служить ценой своей жизни, кто твой покровитель на этой грешной земле, Ангел?       — Господин.       Встреча с холодным и пронизывающим взглядом показалось Чонгуку чем-то невыносимо болезненным больше физически, чем ментально. Тело словно бы лишилось последних сил, а разум — мыслей. Киллер ощутил, как его истерзанную душу сжали в невероятно сильной хватке, подобно острым зубам дикого зверя, не позволяя отстраниться или же спастись. Но, как бы осязаемый страх перед этим человеком ни окутывал сознание, Чон не желал возвращаться в прошлое, как и остаться без покровительства этого сущего Дьявола, его ласки, что сейчас незатейливо игралась на острой линии челюсти. Нежная улыбка исчезла с красивого лица Аугусто, а прикосновение сменилось прохладой, когда узкая ладонь с крохотными и светлыми шрамами оказалась перед губами киллера, приоткрытыми от тяжёлого дыхания, что обжигало собой кожу.       — Я — есть твоё личное Божество, твой мир и твоя молитва. Кому принадлежат твоя душа, твои сознание и грех?       — Я принадлежу лишь Пеларатти, господин.       — Перед кем ты опустишься на колени в беспрекословном подчинении и благоговении?       — Перед Пеларатти, мой господин, — сипло произнёс Чонгук, поддавшись вперёд, тот едва касался сухими губами нежной и тёплой кожи, что имела тяжёлые нотки неизвестного аромата. — Я преклоню колено и склоню голову перед Аугусто, как перед своим хозяином, покровителем и Божеством.       Прильнув ближе, с тяжёлым вздохом Чонгук отчаянно прижался губами к узкому запястью, вскидывая тёмный и мутный взгляд на спокойное лицо Аугусто, чья грудь мерно поднималась с каждым вздохом. Сухое прикосновение сменилось влажным дыханием, а следом и вовсе широким мазком мокрого языка по тыльной стороне ладони. На вкус Аугусто оказался терпкими и солоноватым с лёгкой сладковатой нотой. Бесы в глазах того взвыли и обратились опасным огнём, от которого киллер так и не посмел отстраниться, смотря необыкновенно преданно в яром благоговении.       — Аминь.

*

      — Эй, ангелок, помоги-ка, пожалуйста, эти серьёзные дяди слишком заняты для такой глупости, — посетовала Патриция, в негодовании всплеснув руками. — Сариэль!       На придомовой территории, где располагался шумный фонтан, тут и там стояли большие картонные коробки, щедро заклеенные скотчем, некоторые из них имели большие стикеры с информацией, другие же — несколько строчек, написанных маркером. Но ничего из того Чонгук был не в силах понять, с прищуром янтарных глаз выглянув из приоткрытой двери главного входа. Сияющая Суа, что сидела на широких плечах отца, в смехе покачнулась. Утренняя пьянящая дымка спала, и на мир теперь наконец-то возможно было взглянуть достаточно трезво, чтобы усомниться в произошедшем несколько часов ранее, хотя на языке всё ещё чувствовался чужой вкус.       — Сеньора? — в растерянности воскликнул киллер.       — Мне кажется, сеньора звала нас из кухни.       — Этот дом хуже кроличьей норы.       — Если бы кроличья нора не была интересной, то Алиса попросту не пошла бы за кроликом. А она пошла, и всё здорово обернулось. Страна Чудес — это круто, па, лучше чем уроки балета по воскресеньям с морковными кексиками.       Чонгук насупил нос, замешкавшись. Женский голос вновь пронзил собой пространство дома, и маленькая принцесса хихикнула, обхватив руками голову отца, сжимая волосы того в два хвостика.       — Мне не пойдёт ни голубое платье, ни белый передник, милая, — с долей грусти протянул киллер. — Из меня выйдет плохая Алиса.       — Но ты будешь очень красивым со светлыми волосами, а ещё, — важно отметила девочка, — ты запросто разберёшься с любым бар… Барма…       — Бармаглотом, милая.       — Вот именно! — воскликнула Суа.       Как и предполагала маленькая принцесса, сеньора действительно нашлась среди коробок на кухне, метко ударяя по лопаткам проскользнувшего мимо Аугусто, что разразился громким и счастливым смехом. Если судить по тому, какой был замах и приложенная сила, то от подобного удара явно должен остаться на коже яркий след.       — Maledetti marmocchi, nessun aiuto da parte di tutti voi in casa! — прогремела Патриция, словно июльский гром среди ясного неба. Но, стоило женщине заприметить замершего в замешательстве киллера, как та сразу же расцвела яркой улыбкой, а полотенце исчезло из тонких рук. — Сариэль, ангел мой, ты пришёл!       — Я—       — Эй! — в притворном возмущении воскликнул Сокджин, вновь мелькнув перед женщиной, что мигом переменилась в лице, едва не оставляя очередной звонкий шлепок на теле того. Алея мягкими щёчками, Суа хихикнула. — С каких это пор у тебя, дорогая, появились любимчики? Я всегда был твоим золотым мальчиком! А остальные пятеро и вовсе всегда получали вторую порцию десерта.       — Ты — мерзавец, Аугусто.       Изобразив смертельную обиду и зияющую рану в своём сердце, Сокджин, попятившись, в чувствах прижал руки к груди, чуть повалившись назад на свободное местечко столешницы, где не стояли вездесущие коробки.       — Боги, да ты смертельно ранен, приятель, — женская ладонь всё же звонко ударила мужчину по бедру. — Вы только посмотрите на этого паршивца, Боги, как же я от вас устала! Сил моих нет!       — Ах, — застонал Ким, крепко зажмурившись. — Моё сердце, моё несчастное сердце.       — Твоя совесть, а не сердце, — со вздохом сказала Патриция.       Приоткрыв один глаз, чтобы взглянуть на улыбающуюся женщину, Сокджин вновь зажмурился с тихим стоном, но на этот раз медленно направившись в сторону киллера под звонкий детский смех, не забывая про излишнюю драматичность.       — Аугусто! — прикрикнула на негодника Коста, схватившись за излюбленное полотенце.       Словно по щелчку пальцев, перед киллером возник взлохмаченный мужчина, на котором больше не осталось и следа строгой одежды или холодного взгляда. Это был совершенно иной Аугусто, такой незнакомый, домашний и чертовски семейный. С каждой улыбкой во внешних уголках глаз того расходились лучи морщинок, а лицо приобретало сочные краски румянца. Ким выглядел невероятно правильно в своей большой серой толстовке и свободных шортах в тон, открывающих вид на худые ноги, истерзанные старыми шрамами. Кадык киллера дёрнулся, и Чонгук едва осознал, что его рот приоткрылся от изумления из-за таких кардинальных метаморфоз. Медовые глаза, припухшие от ночных слёз, блеснули за стёклами обычных очков хитрецой, и Чон почти прикусил кончик собственного языка.       — Пожалуйста, — прошептал Сокджин, оказавшись вдруг ещё ближе, почти задевая кончиком носа чужой. — Дыши, Ангел, не забывай дышать.       — Оставь моего мальчика в покое, паршивец!       Заливистый смех расцвёл в тёплом воздухе кухни, словно самый настоящий бутон чайной розы.       — Раз меня так не хотят здесь видеть, то, принцесса, не хотели бы Вы составить мне компанию для прогулки в саду? — не думая ни секунды, Суа быстро закивала, ловко перебравшись в предложенные уютные объятия, чтобы вдруг вновь оказаться на крепких плечах, гордо восседая. В юном сознании не было страха, отчего-то малышка доверяла этому мужчине, как собственному отцу, даже не находя причин подобному явлению. — Вот так, юная сеньора, позволим Вашему отцу как следует восстановиться со своей несчастной ногой.       Девочка, осторожно удерживаемая за ноги в цветастых сандалиях, потянулась вперёд, чтобы нажать пухлым пальцем на кончик носа изумлённого отца.       — Это предательство, юная мисс, — на выдохе произнёс киллер.       — Прости, па, — ярко улыбнулась Суа, отправляя тому воздушный поцелуй, который получала всегда, стоило отправиться на очередные занятия. — Но я буду скучать!       Оцепенение испарилось, когда весёлая парочка покинула кухню, оставляя после себя лишь звенящие отголоски эха в черепной коробке и слишком понимающий взгляд Патриции, что улыбалась так невероятно тёпло. Растерев заднюю сторону шею в неловкости, Чонгук прочистил горло, делая шаг вперёд. Нечто невероятное происходило в клетке из рёбер, что нельзя списать ни на страх, ни на изжогу.       — Ты покраснел, Ангел мой, — лукаво протянула Патриция. — Неужели тебя уже мучают перепады давления, а, может, тебе попросту нездоровится?       — Всё… Всё в порядке.       — Твой бегающий взгляд говорит мне об обратном, как и отсутствие дыхания несколькими минутами ранее. Ты уверен?       — Да, — выпалил киллер. — Безусловно. В чём я… Так, в чём я должен помочь?       — Аугусто сказал мне, что у тебя есть водительские права, это верно?

*

      Расставленные повсюду коробки только благодаря чуду смогли уместиться в просторный багажник уже знакомого автомобиля, заняв даже заднюю часть салона. Те виднелись в зеркале заднего вида, возвышаясь до самого верха. Застёгивая ремень безопасности, Чонгук никак не мог отделаться от мысли, что всё происходящее — лишь шутка, и его обязательно кто‐нибудь вот-вот вытащит из салона за шкирку. Кто в здравом уме доверит подобное дело кому-то вроде наёмника?       — Мне необходимо разобраться с навигатором? — робко поинтересовался киллер, с некоторым ужасом поглядывая на слишком незнакомую приборную панель, явно ощущая собственные взмокшие ладони.       — Я всё покажу, нам это совсем не понадобится, здесь всё совсем рядом, — с мягкостью сказала Патриция, слегка сжав чужой локоть. — Прошу тебя, нет причин для такого напряжения, никто не собирается съесть тебя ни на обед, ни на ужин.       — Я вовсе не боюсь.       — И меня не боишься, Ангел мой?       — Может, — Чонгук в смущении потупился с крохотной улыбкой. — Самую малость.       С волной мягкого смеха пришло и долгожданное облегчение, такое необходимое для измученного разума. Как бы киллер не переживал за всё происходящее на этом проклятом свете, он всё ещё ощущал полное доверие к этим людям, находя то совершенно необъяснимым и абсурдным. Подобное всегда являлось чем-то несвойственным и непривычным для Чонгука, что с самого детства видел угрозу и в самом себе. Так, почему же сердце сохраняло спокойствие, когда Суа оказалась в руках человека, что несколькими часами ранее казался не лучше больного ублюдка?       — Почему Вы называете меня «мой Ангел»? Я совершенно не против, просто мне стало любопытно, ведь никогда особо никто не… Стремился делать что-то подобное, — выпалил интересующий вопрос Чонгук, даже не обдумав тот слишком хорошо. В своей мягкости Патриция совсем не выглядела тем человеком, что входил бы именно в грязную часть семьи, чтобы иметь представление о всей картине происходящего и истинного нахождения киллера в резиденции. Чонгуку было невероятно трудно представить эту милую женщину, считающей купюру за купюрой после сделки на чёрном рынке. А вот выпечка и садоводство…       Но Патриция только легко пожала плечами.       — Это подходит тебе, как не что другое. Даже если бы я не знала о происхождении твоего имени, Сариэль. На следующем перекрёстке поверни налево, пожалуйста.       — О происхождении?       — Не Сариэль ли приходится седьмым архангелом, что председательствует над духами сынов человеческих, которые преступают закон? Он имел благие намерения, не могу поспорить с этим, но он был куда интереснее сам по себе. Падший Ангел, что был прощён, звучит интересно, как по мне. Сариэль являлся одним из числа главных ангелов-наблюдателей, что спустились на землю и погрузили человеческий мир в греховность. Он — волк в овечьей шкуре.       В восхищении с губ киллера сорвался вздох, и колючие мурашки скользнули вдоль позвоночника.       — Это потрясающе, — тихо сказал тот. — Я так редко встречаю людей, которые—       — Что Сариэль, что Ангел, — всё это твоё. И ты носишь эти имена с гордостью, мальчик мой. Теперь же задавай свой следующий вопрос, я прекрасно вижу всё любопытство в оленьих глазах.       — Куда мы направляемся?       В нескольких десятках километрах от резиденции располагалась совсем старая, но уютная деревушка Чефалу с большим скалистым плато над ней, которую облюбовали собой в своём большинстве пожилые сицилийцы, да их четвероногие любимцы. Именно здесь среди туристических достопримечательностей приютился и Детский приют на самой окраине деревушки, некогда принявший в свои объятия две крохотные души. Многочисленные коробки же, которые наполняли собой салон, на деле оказались вещами и продуктами, что исправно отправлял Аугусто от своего лица в приют каждый месяц. Мысли закрутились тугим узлом в разуме киллера, загоняя его в тупик. Безусловно, занимаясь грязным бизнесом, всегда оставалось место для благотворительности, но подобные вещи сопровождались работой фондов или помощью волонтёров, но никак не личным присутствием. Чонгук нахмурился, снижая скорость перед резким поворотом среди высоких кипарисов.       — Этот Детский приют принадлежит семье Пеларатти? — в изумлении поинтересовался Чон, стоило только женскому голосу стихнуть.       — Если бы, — с тоскливой улыбкой сказала Патриция. — Тогда бы это было чудесно, я полагаю, Аугусто всегда умел расположить к себе как детей, так и взрослых, да и приюту пошло бы такое на пользу. В последний раз, когда я приезжала два года назад, там едва побелили потолки. Дети не должны расти в таких условиях.       — Какое любопытное ответвление благотворительности.       — Что ты, Сариэль, всё куда проще. Разве Аугусто не рассказывал тебе об этом?       Но Чонгук лишь покачал головой, занимая место на пустой парковке у самого здания, приютившегося в объятиях высоких и величественных пиний. Старое здание, как, казалось, и всё на этом острове, явно встречало уже не первое столетие, но продолжая радовать глаз своей изысканностью. Здесь было действительно красиво, если бы не так ужасающе тоскливо, Чонгук отчётливо ощущал уже знакомую с самого детства безысходность и отсутствие любого желания двигаться дальше. Это ощущалось омерзительно. Одинокий автомобиль проехал по узкой трассе позади, оставляя пару в полном одиночестве. Приют стоял далеко за пределами жизни, спрятавшись от палящего солнца в тени деревьев. Несколько любопытных воспитанников мелькнули в раскрытых окнах.       — Двое бойцов провели здесь своё детство и юность, — голос Патриции звучал приглушённо, и Чонгук взглянул на женщину, так и не отводя взгляда. В салоне автомобиля царила приятная прохлада, пробираясь под ткань лёгкой одежды. — Только не говори об этом Аугусто, пусть остаётся в неведении, хоть сказанное мной и не является большой тайной. Это были Марко и Гáбриэль, чудесные создания, хоть абсолютно несносные, как и сам Аугусто. Насколько я знаю, они попали в этот приют в четыре года и провели в этих стенах четырнадцать лет, так больше не получив ни одной возможности обрести любящие семьи.       — Габриэль?       — У нас есть легенда о Марко и Габриэле — имеющих одну душу на двоих, что когда-то оказалась разбита на две части, которые соединились вновь, несмотря на все испытания, — насупившись, киллер кивнул, собирая детали в единое целое. Чимин. — Их усыновили две сицилийские семьи в Детском доме недалеко от Пусана, те перевезли детей сюда, разъехавшись по противоположным концам острова. Эти двое… Они никогда не отличались покладистым нравов, любители показывать свои острые зубы всегда оставались и продолжают оставаться негодниками, и это не сыграло им на руку. В четыре года семьи отказались от Марко и Габриэля, с тех пор те не покидали приюта.       — Их взял на попечение отец Аугусто?       — Марио был своеобразным человеком, себе на уме, кажется, я говорила об этом уже множество раз. Знаешь, Ангел, Марио никогда не считался мнением со своей женой или же родными сыновьями, он изредка прислушивался лишь к своему Консильери, с которым разделял безумие на двоих. Сеньор Пеларатти часто посещал Детские приюты, присматриваясь в поисках тех, кто мог бы… Кто мог бы пойти с ним на сотрудничество. Так он сблизился с Марко и Габриэлем, пообещав им беззаботное будущее взамен на службу, они согласились, став не единственными, кто принял предложение Марио.       — Если сеньор Пеларатти не усыновлял их, — Чонгук хмыкнул в задумчивости, — а просто принял их в семью, дав еду и кров, то даже это могло нанести урон его положению. Разве его поступки не перечат Омерте?       — В то время действительно только чистокровные сицилийцы имели возможность вступать в кланы, но Марио принял этих двоих в самый конец иерархии, сделав простыми соучастниками, в то время как Аугусто же являлся сыном для сеньора, имеющим такие же права, как и родные сыновья. Но, знаешь, братья не особо жаловали Аугусто, они видели в нём чужака, лишний рот и конкурента, поэтому тот хорошо сдружился как с Марко, так и с Габриэлем, да и с остальными.       — У остальных бойцов и членов семьи была схожая судьба? — с хрипотцой проговорил Чонгук. — Зачем Марио понадобилось столько лишних ртов в своём клане? Это могло сильно подкосить его авторитет на острове.       — Ох, дорогой, а это уже совсем иная история, — тонкие пальцы сжали мужской локоть, и Патриция расцвела в нежной улыбке. — Давай-ка лучше поторопимся, нас ждёт очень много дел.       Весь последующий час голова киллера грозилась излиться болью хуже, чем при сильной мигрени. Информации оказалось слишком много, и местами та была совершенно абсурдной, нелогичной, нелепой. Марио Пеларатти походил на какого-то глупца, которому развязали руки, а не на сильного и мудрого главу, в чей власти находилось больше, чем несколько районов острова. Казалось, фраза о том, что деньги могли решить любую проблему, звучала теперь настоящей истиной, иначе как возможно объяснить тот факт, что Боссу клана так щедро отдавали несчастных детей, хоть те и перешагнули порог совершеннолетия.       Поставив последнюю коробку на стол в кабинете заведующей приютом, Чонгук оглянулся, замечая три пары любопытных глаз, а уголки губ приподнялись в дружелюбной улыбке. Детский смех вспыхнул и погас, сменившись торопливыми шагами. Всё больше старший Пеларатти напоминал киллеру обезумевшего коллекционера, что совершенно слетел с катушек.       Подверглись ли эти дети насилию?       Какого чёрта Аугусто имел так много шрамов?       С тяжёлым вдохом душного воздуха, Чонгук вдруг осознал, что чертовски запутался. Пока Патриция явно не желала возвращаться к своему помощнику, киллер же решил скрасить свободное время изучением многочисленных фотографий, что заполняли собой едва ли не всю стену небольшого кабинета. Если судить по цвету и состоянию снимков, те явно принадлежали разным годам.       Зачем Марио усыновил одного ребёнка, но при этом оставил остальных пятерых болтаться в конце пищевой цепочки?       Киллер вновь вздохнул, с усталостью воззрившись на фотографии. Редко какие дети выглядели счастливо здесь, да и сам Чонгук, невольно погрязнув в собственных воспоминаниях, не находил ни единой причины улыбаться в объектив фотоаппарата. Это место наверняка являлось ещё одним филиалом Ада на земле, как и все другие приюты, не оставляя в сердцах воспитанников ни единой надежды на светлое будущее. Такими хмурыми оказались и Марко с Габриэлем, на всех фотографиях те всегда держались за руки, отстранившись от основной группы хмурым пятном.       Почему именно они?       Осмотревшись по сторонам, Чон, потянувшись, направился в другой край кабинета, с тоской поглядывая на совершенно непонятные бумаги. Отсутствие понимания итальянского угнетало и не помогало двигаться дальше. Выхватив с рабочего стола газету с ярким пятном от кофейной кружки, киллер развернул ту, со скучающим видом рассматривая очередные фотографии на сероватых страниц. За происходящем мысли о вчерашнем дне растворились, напоминая о себе лишь непроглядной дымкой и болью в теле. Но никто не думал напоминать об этом, ни сам Аугусто, ни Патриция, продолжая жить так, словно ничего не случилось. Видимо, такого принципа придерживался и остальной мир за стенами резиденции. Вместо кричащих заголовков, например, инцидент в клубе занимал только скудную часть страницы в самой середине. А зданию, если верить снимку, пришлось совершенно несладко.       Перед тем, как очередной газетный разворот отправился в карман брюк в виде сложенного нечто, киллер сделал поспешный снимок, дабы попытаться отыскать хоть парочку знакомых слов, но планы мужчины оказались нарушены незнакомым визгливым голосом:       — Марко!       Крупно вздрогнув, Чонгук опешил, едва не подпрыгнув от испуга и не выронив телефон, тот быстро развернулся, натыкаясь на звонкий поцелуй ярких губ с плотным слоем помады, что точно оставил след на щеке киллера.       — Sei cresciuto e maturato così tanto, Dio! — в чувствах защебетала женщина, и не думая отстранить от замершего Чона своих прикосновений. — Un uomo così grande e bello, guardati! Perche ' non ci hai chiamato? Ti e ' successo qualcosa? Oh, Марко, siamo tutti così felici di vederti! Dov'e ' il tuo amico? Spero che stia bene, è stato così bravo!       — Сариэль!       Звонкая незнакомка вдруг разом затихла, с недоверчивым прищуром тёмных глаз воззрившись на киллера, что едва дышал, ошарашенно смотря на свою спасительницу в дверном проёме. Сильная хватка на мягкой щеке исчезла, и женщина отстранилась, теперь уже направив на мужчину указательный палец с кричаще-ярким маникюром. Угольно-чёрные стрелки той выглядели невероятно остро.       — Боги, Ангел мой! Как тебя только угораздило попасть лапы к этому чудовищу, — посетовала Патриция, в спасительном жесте обхватывая Чонгука за плечи, притягивая того к себе. — Я ведь попросила только поставить коробки в этот кабинет, а не дожидаться меня здесь. Спасибо звёздам, что дети слишком быстро разносят слухи.       — Dov'e ' Марко? — в недоумение воскликнула незнакомка, всё же утыкаясь ногтём киллеру в грудь. — Che Dio mi perdoni, tutti questi bambini sulla stessa faccia, non importa quanti anni sono stato il capo di questo inferno.       — Spero che viva la sua vita migliore, Фрайни, proprio come Gabriel. Non ti ho mai visto così desideroso di incontrare un allievo, perché hai preso in ostaggio questo sfortunato ragazzo?       — Un ragazzo? Di cosa stai parlando, Патриция! — неприятный смех наполнил собой душное пространство кабинета, и Чон, не сдержавшись, поморщился, когда тяжёлого аромата чужого парфюма стало слишком много. — Diventano uomini molto prima di quanto pensi. E io e Марко abbiamo molto da ricordare. È stato un buon momento per me. Ah, queste creature ardenti e giovanili.       — Фрайни, non scherzare cosi'.       — E chi ha detto, — незнакомка, вскинув озорной взгляд на киллера, подмигнула тому, из-за чего чёрная стрелка подводки заломилась, — che stavo scherzando?

*

The Perfect Girl — Mareux

      Даже оказавшись в стенах дома, ставшего родным, Чонгук всё ещё ощущал себя грязным, как если бы рухнул в загон для свиней. На задворках разума одинокая мысль отчаянно кричала о ненужности языкового барьера, чтобы понять некоторые слишком очевидные вещи. Взмахнув рукой в приветствии бойцам, киллер, исчезая в коридоре, поймал Патрицию за локоть, сверкая в темноте блестящими глазами. Та, на мгновение потупив взгляд, накрыла мозолистые пальцы тёплой ладонью.       — Мне жаль, — тихо проговорила Коста.       — Что она сказала про меня? — оставаясь едва слышным, Чон поддался вперёд. — Что она говорила о Марко?       — Ничего, что должно испортить твой или мой вечер, Ангел, Фрайни лишь сокрушалась, что истосковалась по своим воспитанникам. Прошло много времени с тех пор как они покинули приют.       — Почему в таком случае вместо меня не могли отвезти вещи Марко или Габриэль? — не сдавался киллер. Нечто скребло душу острыми когтями глубоко внутри. — Патриция.       — Так решили звёзды, ты ведь не собираешься перечить им?       — Я уже давно не ребёнок, сеньора.       Заправив прядь длинных волос за ухо, Коста с мягкой улыбкой поддалась вперёд, сокращая расстояние и понижая голос до глупого шёпота.       — К сожалению, здесь все рано стали взрослыми, как и Марко. Не говори о произошедшем никому из живых душ, об этом должны знать только мы. Да, мы действительно отвозили вещи в приют, но не в тот, что в Чефалу, а в другой деревушке, ты услышал меня?       — Сколько этих приютов? — изумился Чонгук.       — Достаточно, Ангел мой, — тёплая ладонь, исчезнув с мозолистых пальцев, оказалась лаской на румяной щеке киллера. — Всему своё время. Отдохни и ни о чём не беспокойся.       — Но—       Палец, увитый несколькими кольцами, лёг на губы Чонгука, вынуждая проглотить все слова.       — Иначе ты останешься без десерта, а сегодня, между прочим, канноли с кремом из сладкой рикотты с бурбонской ванилью. Советую несколько раз подумать, молодой человек.       После подобного выдвинутого условия Чонгук действительно принял своё поражение, возвращаясь в гостиную совершенно без сил. Не думая долго, Чон рухнул прямиком между бойцами на белоснежный диван, чувствуя, как те склонили головы на его плечи, а мгновением позже на руках киллера и вовсе оказалась маленькая принцесса. Впервые после неожиданной поездки измученный разум ощутил себя в спокойствии и безопасности, позволяя раствориться в уютной и домашней атмосфере, пока пламя в большом камине тихо пощёлкивало поленьями, как и этим утром. Светлые волосы Тэхёна дразнили обоняние сладковатым ароматом хмеля, а Чимина — табаком, не оставляя и шанса сполна насытиться этими нотами, переполняя тело. Детский сливочный аромат и вовсе привносил в сознание приятный дурман. Это ощущалось настоящим гнездом.       — Нам нельзя проспать ужин, — вяло пробормотал Чимин. — Почему твой папа бросил нас сегодня, сеньора? Беспредел, и это после того, что между нами было.       — У папы никогда не было столько друзей, он просто не умеет играть, — в сонливости после долгого дня пролепетала Суа, прижимая мягкой щекой к родительской груди, где мерно билось сердце. — Не обижайте его, пожалуйста.       — Милая.       — Твоя папа — замечательный, крошка, никто не посмеет обидеть его.       Встрепенувшись, нахмуренная Суа повернулась на голос, воззрившись на Тэхёна уничтожительным взглядом. Не было ни единого сомнения в том, что маленькая крошка ещё прекрасно помнила едкую, но безобидную фразу бойца. Кадык Кима дёрнулся, и мужчина действительно побледнел, несмотря на два насмешливых взгляда. Пухлые детские пальцы, направленные на большие глаза, вдруг метнулись на мужчину, и Суа опасно прищурилась, едва не клацая молочными зубами. Та звонко хмыкнула, и, демонстративно оставив поцелуй на кончике носа отца, спустилась на пол, поправляя лямку джинсового комбинезона.       — Простите меня, — со всей серьёзностью сказала Суа. — Но я должна уйти помогать сеньоре с ужином.       Стоило малышке исчезнуть за поворотом, как Чимин вновь поддался вперёд, без стеснения навалившись на улыбающегося киллера, чтобы резко ткнуть двумя пальцами в зажмуренные глаза Тэхёна, что сгорал от всепоглощающего румянца, алея даже у корней светлых волос.       — Это ты дерьмовый идиот, — беззлобно прошипел Пак, звонко ударяя застонавшего друга ладонью по лбу. — И всю жизнь будешь расплачиваться за это, придурок.       — Я лучше бы ещё несколько раз позволил кому-то выбросить себя из окна, чем перешёл дорогу этому созданию, — со смешком честно поделился киллер, прижавшись к чужому тёплому телу. — Это будет не так страшно.       — Почему вы двое запугиваете меня?       — Хочешь закончить как помощник Маттэо?       Густые брови Чонгука в недоумении сошлись на переносице, и темноволосый боец улёгся на бок так, чтобы вновь безастенчиво навалиться на киллера, подпирая рукой голову. Хитрая ухмылка растеклась по лицу Чимина, и тот прищурился на мужчин, вбирая в грудь побольше воздуха.       — Так вот кто в этом доме грязный сплетник.       — На мне держится всё, уважай меня, а я подарю тебе спокойную жизнь, — Пак, закатив медовые глаза, демонстративно откинул воображаемую прядь длинных волос с лица. — Ты знал, что перв—       — Кто такой Маттэо?       Чимин раздосадованно фыркнул и громко цокнул, поёрзав в недовольстве, принимая более удобное положение.       — Вы видели новости сегодня или хоть что-то о прошедшей ночи? — брови мужчины приподнялись в изумлении, стоило головам мотнуться из стороны в сторону в отрицании. — Вы отвратительны, оба. Какой кошмар. Вчерашнее покушение как раз и было направлено на устранение Маттэо, а он — владелец того клуба «Da Zero», что сложился, словно карточный домик. Но, что странно, тела самого Маттэо, так и не обнаружили, только его помощника, если рассматривать исключительно тех, кто заправлял данным заведением. Птичка напела мне, что клуб был пуст на момент прибытия наёмников, для вида оставлена только незначительная сумма денег в сейфе.       — Но… — Чонгук вновь нахмурился, из всех сил пытаясь пробраться в мутные воспоминания прошедшей ночи. — На кой чёрт в таком случае Аугусто так долго не мог вытащить свою тощую задницу из кабинета главы? Я не могу взять в толк, это всё так чертовски бессмысленно.       — Он забрал бухгалтерскую книгу, воспользовавшись положением, я полагаю, — пожав плечами, поделился догадкой Тэхён. — Про них обычно всегда забывают, они нелепые. Я думаю, что Аугусто прекрасно знал о происходящем уже на пути к кабинету, он далеко не дурак. Да, этот человек иногда дует на мороженое, словно на горячую пасту, но голова на плечах имеется. Маттэо — редкостный ублюдок. Но, безусловно, будь этот идиот на рабочем месте, то прикрыл бы вас двоих от копов. А в нынешнем положении дел Аугусто, пользуясь отсутствием Маттэо в клубе, подумал о делах семьи.       — Но это может быть и полная чушь, а не истинные записи в книге.       Дёрнув плечом, Чимин отсранился, чтобы повалиться спиной на мягкую спинку, слепо смотря в пустоту вечерней гостиной. Тишина на долгую минуту окутала мужчин, что лишь прикрыли тяжёлые веки, с трудом перебирая мысли в гудящей черепной коробке.       — На самом деле я не знаю, что был за мотив у поступка Аугусто, — едва слышно вновь заговорил Чимин. — И какую именно цель он преследовал — тоже. Может, мне действительно плевать на это. Произошедшее ночью — ужасно, и я не могу перестать накручивать себя, не могу поверить до конца в ваше возвращение домой. Я знаю, подобные мысли не для таких, как мы, но… Ты должен понять меня, Сариэль, я уверен, что ты понимаешь меня.

*

      — Почему отключена вытяжка? Невозможно дышать, чёрт бы вас побрал, вентиляция работает на износ.       Яркое пламя тяжёлой зажигалки озарило желоватым пятном лицо мужчины, под чьими глазами залегли глубокие тени. Когда едкий дым наполнил собой рот, проникая глубже, зажигалка исчезла в боковом кармане белоснежного медицинского халата, надетого прямиком на домашнюю одежду. Белобокое тело сигареты оказалось зажато между узловатыми пальцами, и Сокджин обернулся на приближающиеся шаги, принимая планшет с несколькими исписанными листами на том. Душное помещение имело тусклое освещение, то больше походило на технический этаж, чем на нечто, где действительно можно находиться долгое время. Бесконечные змеи проводов тянулись по старым стенам, извиваясь и переплетаясь между собой. Хоть это ответвление подземного этажа являлось большим и свободным пространством, то разделялось на квадраты с помощью прозрачных пластиковых штор, подобно большой автомойке. Технический свет блестел в серебристой поверхности вентиляции и труб, что жались к потолку. Гулкий звук пронзил помещение, и Сокджин поспешил за удаляющимся мужчиной, чьё лицо скрывалось за медицинской маской и защитными очками.       — Он пришёл в себя?       — Приходит, — Подручный оттянул маску под подбородок, и с отвращением стянул перчатки, щедро перепачканные кровью, метко выкидывая те в мусорное ведро неподалёку от операционного стола за одной из штор. — Думаю, у нас есть около часа, прежде чем начать всё заново.       — Звучит чудесно, ты ел? Боюсь подниматься на ужин в одиночку, кажется, одна сеньора намерена лишить меня головы.       С губ Юнги сорвался смешок, и тот широко улыбнулся, обнажая розовые десна, чтобы после в один широкий шаг оказаться прямиком перед мужчиной, забирая сигарету из узловатых пальцев для глубокой затяжки, вновь возвратив ту владельцу.       — Люблю твою заботу, — выпуская щедрую струю сизого дыма в сторону, с мягкостью сказал Подручный. — Она всегда такая трогательная, почему ты не принёс ужин прямо сюда в таком случае? Сегодня на десерт мои любимые канноли.       Уголки пухлых губ приподнялись в улыбке.       — Позови Консильери в палату, пусть принесёт необходимые вещи через пятнадцать минут. Мне хватит десяти, а потом мы поднимемся к ужину.       — Наконец-то, Боги, время набить себя едой, как утка яблоками, и хорошенько уже отоспаться.       За недовольными причитаниями Подручного никогда не скрывалась настоящая злость, несмотря на суровую оболочку, тот оставался самым нежным человеком, которого только знал Аугусто. Глубокий шрам, рассекающий как бровь, так и веко того, Сокджин всегда считал милым, даже очаровательным, с чем, как ни странно, Юнги полностью соглашался, не испытывая и робкого комплекса, нося шрам с гордостью. Когда Подручный исчез за прозрачными шторами с изъятой сигаретой, Ким, чуть поморщившись, шагнул в подобие операционной с ярким пятном света над пустым, но перепачканным кровью, столом. В каком бы Аду не находилось рабочее место Юнги, тот всегда держал его в исключительном порядке, проявляя заботы к своим излюбленным инструментам больше, чем к самому себе. Даже сейчас всё выглядело безукоризненно, как и узелки были идеально завязаны на чёрных пакетах, лежащих в глубоких металлических поддонах на столике с маленькими колёсами.       Всё было идеально.       С новым щелчком холодной зажигалки, яркое пламя вновь осветило собой лицо Сокджина, что осторожно закрыл за собой прозрачную штору, направляясь к нечто, отдалённо напоминающее собой обычную больничную палату, окружённую с трёх сторон знакомым прозрачным пластиком, и лишь с одной стороны — холодной стеной. Подобное помещение имело больничную кровать, необходимые приборы и пациента, едва ворочащего непослушным языком. С облаком табачного дыма Аугусто появился на пороге палаты, обнажая в улыбке ровный ряд белоснежных зубов.       — Как же я рад вновь видеть тебя, мой друг! — нараспев протянул тот непринуждённо и радостно, сияя ярче любой из технических ламп. — Ты выглядишь таким отдохнувшим.       Надоеливый писк приборов исчез, оставляя на экранах лишь картинку. Зажав тлеющую сигарету между губ и поправив халат, мужчина опустился на край больничной кровати, склоняясь над бормочущим пациентом и откидывая на грудь того планшет. Едкий дым окутал искажённое болью лицо, забиваясь в слизистые и вынуждая излиться тщетными попытками выкашлять неприятный зуд в горле.       — Ты рад видеть меня? — вкрадчивый шёпот коснулся слуха, и Ким поддался ближе, с нежностью убирая короткие волосы со взмокшего и холодного лба. — Кончено же, ты рад. Ты видел меня в своих снах? Это было бы так прекрасно.       С тихим шипением сигарета крепко прижалась чуть ниже уже обожжённого участка кожи под ухом, вынуждая тело под тонким одеялом натужно застонать, предприняв вялые попытки отстраниться.       — Просыпайся, ублюдок, в прошлый раз я так и не договорил.       Аугусто никогда не считал свои методы работы гуманными, как и не находил методы своего отца — плодотворными. Никто из кланов не скрывал своей работы, начиная от перестрелок посреди улиц, заканчивая показательными наказаниями за несоблюдение правил и предательство. Подобное происходило всегда, становясь чем-то абсолютно обыденным и привычным. Кровь на собственных руках уже давно не пугала собой, а содеянное не приходило в кошмарах. Так и сейчас Аугусто, осматривая плоды своих трудов с собой гордостью, не ощущал и капли вины.

***

      Стонущий мужчина на больничной постели являлся результатом одного из метода добычи необходимой информации, который всегда работал как нельзя лучше. Аугусто не считал нужным избегать подобного способа работы, если под рукой имелись все возможности для удачного исхода. Суть такого метода заключалась в введении человека в пограничное состояние между сном и явью, где попросту не было контроля над мыслями и телом, не имелось возможности мыслить трезво, чтобы соврать или же утаить нужную информацию. Для подобного состояния как нельзя лучше подходили последствия самого обычного общего наркоза, а сопровождался тот дополнительными мерами — лишением одной за другой конечностей для лучшего результата. Если спустя трёх подобных кругов Ада ещё оставалась возможность выжить, то четвёртый раунд становился последним, и никто не покидали стены подземного этажа после этого живым.       Скинув с мужчины, что приходил в мутное сознание, тонкое одеяло, Сокджин с тоской, но в полном удовлетворении, осмотрел безупречную работу своего Подручного, вздыхая. Всё происходящее утомляло, но небольшое нарисованное сердечко на одной из двух аккуратных повязок вынудило уголки пухлых губ приподняться в улыбке. С шумом приближающейся фигуры, Аугусто выхватил с тяжело вздымающейся груди планшет, выкидывая окурок к ногам подошедшего Консильери. Тот, сохраняя молчание, протянул металлический поднос, на котором тоскливо лежали небольшая пухлая книга, телефон в пластиковом пакете и перчатки, которые Аугусто поспешил сразу же надеть. Страницы книги зашелестели, смешиваясь с глухими стонами, на что Ким лишь цокнул языком в накатывающем раздражении, одной рукой накрывая повязку, где когда-то на своём законном месте находилась нога.       — В прошлый раз мы закончили на подкупе поставщиков и подмене документации, не так ли? Ах, да, — Сокджин расцвёл широкой улыбкой, прослеживая пальцем ровные строчки, написанные с неимоверным нажатием шариковой ручки, из-за чего текст отпечатывался на последующих страницах. Вдруг итальянский превратился в бьющее наотмашь нечто, где согласные на окончаниях приобретали рычащие нотки. — Неожиданным образом турецкие поставщики сменили свою локацию на Боливию, удивительное путешествие. Тебе ничего не известно об этом? Они не только исчезли со страниц вашей книги, так ещё и забрали с собой четверть сырого опия.       Чем крепче сжимались длинные пальцы на бинтах, где скрывалась совсем свежая и зашитая рана, тем сильнее те пропитывались кровью, а мужской голос изливался криком громче, наполняя речь того большей трезвостью.       — Я ничего не знаю об этом, — в истерике выпалил пациент, срываясь на очередной вскрик. Тот едва не откусил себе кончик языка. Тонкие трубки капельницы забились с глухим стуком о пластиковый каркас кровати. — Мы никогда не работали с грёбанной Боливией, ты, кусок дерьма! Зачем нам закупать то, что невозможно развести, это полный абсурд!       — Милый, помоги-ка мне.       Когда очередная сигарета озарилась пламенем, Сокджин отстранил ту от губ с сероватым облаком, не брезгуя свежей кровью на собственных перчатках. Явственные нотки горелой плоти коснулись обоняния, когда тлеющий край прижался к коже у самой повязки под оглушительный скулёж.       — Рейс с трековым номером «4232», тогда ещё судно отказалось заходить в порт. Боливия-Сицилия, что-то вспоминается? Четверть веса от груза поставки исчезло, документы заменены, что думаешь? Насколько мне известно, турецкие поставщики оказались шедро подкуплены, те передали заказ на поставку своим друзьям в Боливии. А у тебя вышла неплохая прибыль, даже с учётом всех затрат.       — Я ничего не знаю, — вновь заскулил мужчина. — Сторона-партнёр получила всё до единого блядского грамма, я не пониманию, все компенсации были выплачены!       — Я, сторона-партнёр, не увидел ни единого цента, ублюдок, — сигарета прижалась к самому основанию обнаженного ствола с тонкой трубкой катетера, доводя нерадивого пациента до исступления, чтобы следом оставить прикосновения ещё ниже на чувствительной плоти. — Дело не в деньгах, а в дерьме, которым ты кормишь меня. Соглашаясь на сделку, я не рассчитывал на то, что часть моего товара не только не достигнет моего производства, так он ещё и будет отправлен без моего ведома на экспорт с отличным знаком моего клана. Такого блядского бреда мне никогда не доводилось видеть в жизни. Кто, чёрт тебя подери, избавляется от конкурентов так неимоверно тупо, ты, долбанный ублюдок?!       — Прошу прощения, господин, — подал голос Консильери, в чьей руке лежал уже другой телефон, на экране которого имя контакта входящего звонка не требовало отлагательства. Раздражённо выдохнув, Сокджин вновь выкинул сигарету к ногам и поднялся, яростно избавляясь от перчаток. Перед тем, как покинуть палату для звонка, тот одарил стонущего мужчину крепким ударом в скулу, не заботясь о боли в собственном запястье. — Прошу Вас.       — Здесь больше нечего делать, — обратился тот к Консильери, в нервозности зачёсывая пятернёй взмокшие волосы назад. — Разберись и упакуй, я позвоню Амати чуть позже, чтобы он прислал курьера. Его свиньи будут так довольны таким сытным ужином.       — Да, мой господин.       — Прекрасно.

***

      Скинув халат и осторожно забрав телефон, Сокджин устало направился к выходу, чтобы принять звонок лишь у самой двери, куда не доходило ни единого звука. Потолок, местами покрытый влажными пятнами, давил и изводил, сколько бы раз ни доводилось бывать здесь, а от примесей запахов с яркими вспышками дезинфицирующего средства всегда раскалывалась голова. Небольшой тамбур перед самым выходом встретил Сокджина ярким и белым светом единственного светильника над небольшим зеркалом у глубокой раковины. Всё походило на самую обычную уборную, только здесь под ногами хрустела бетонная крошка. Отложив телефон на столешницу у раковины, Сокджин упёрся руками в холодный и металлический край той, чтобы впериться взглядом в собственное тусклое отражение. Человек по ту сторону действительно выглядел дерьмово. Две звонкие пощёчины окрасили лицо яркими пятнами, что пылали пламенем, вынуждая воспалённые глаза сразу же излиться несколькими солёными дорожками. Перед тем, как выйти за пределы этого мира, необходимо было избавить кожу от всей мерзости, даже если жёсткая щётка оставляя царапины, а средство — нещадно щипало. Тяжёлая голова была невероятна пуста, а тело стремительно наполнялось бессилием.       Короткие гудки сброшенного звонка ударили по слуху уже после, и Ким, убедившись в том, что старый книжный стеллаж благополучно скрыл позади себя нужную дверь, с долей страха покинул кабинет, сразу же замирая в оцепенении. Посреди коридора стояла Суа, которая выглядела крайне недовольной, упирая руки в бока.       — Так много бумажной работы, — поспешил оправдаться Сокджин, без единого возражения выполняя просьбу девочки, что требовательно протянула руку с раскрытой ладонью, теперь утопающей в объятиях длинных пальцев. Этот мир ощущался совершенно иным, и Ким чувствовал себя невероятно потеряно, то и дело в страхе поглядывая на сомкнутые руки, боясь оставить на детской коже хоть один след от чужой крови, как бы Ким ни был чист. — Прости меня, крошка.       — Поздно, сеньора Патриция уже зла, и мы, кажется, не увидим десерта, — с укоризной сказала та, но сразу смутилась, перебирая пухлыми пальчиками в чужой руке. Эти прикосновения были так схожи с родительскими: такие же тёплые, трепетные и безопасные, только кожа Аугусто была более сухой, со свежими полосками тонких царапин. — А у Вас есть кошка? Я люблю кошек. Можно мне её погладить, per favore, Signore?       — Кошка? — в изумлении переспросил Сокджин, взглянув вниз в большие и округлые оленьи глаза, совсем не отличными от самого киллера, что смотрели с ярким любопытством. Мужчина с трудом протолкнул слюну в горло. — Ох, милая, у нас никогда не было ни котов, ни кошек. С чего у тебя появился такой вопрос?       Как только Суа кивнула на собственные мысли и потянула за собой, начиная движение, Ким без раздумий последовал за девочкой, так и не выпустив маленькую ладонь из своих рук.       — Это грустно, сеньор, — со вздохом сказала малышка. — Ещё… Сегодня без Вас тоже было особенно грустно, даже солнце спряталось и пошёл маленький дождик.       — Я тоже тосковал по тебе, крошка.       Остановившись у самой лестницы, Суа вновь воззрилась на мужчину блестящими и оленьими глазами, в которых плескалось самое настоящее восхищение, вынуждая сердце Сокджина сжаться на мгновение до острой боли между рёбер.       — Сегодня, когда Вы ушли, а мы остались в саду, — звонкий детский щебет искрился и переливался искренней радостью. — Сеньор… Ваш высокий и красивый помощник принёс настоящий велосипед! У меня дома тоже был такой, у него на руле красивые блестящие штучки, а колёса мигают разными цветами, когда я еду. Это было так здорово! И красивый помощник сказал, что ты можешь научить меня кататься без тех маленьких колёс, совсем как взрослые.       Шумно выдохнув, Ким в растерянности хлопнул пушистыми ресницами. Казалось, мир медленно, но верно стремился уйти из-под ног.       — Детский велосипед?.. Но—       — Он сказал, что у этого детского велосипеда можно снять эти дополнительные колёса, и, если не боюсь разбитых коленок, то я бы могла попробовать научиться ездить, как взрослые, — воодушевлённо продолжила Суа, потонув в смущённом шёпоте в самом конце бурной речи. — Он сказал, что именно ты лучший учитель в этом.       — Милая, — хриплый голос прозвучал слишком сдавленно, из-за сильного спазма сжимающегося горла, язык едва желал подчиняться. — Разве твой папа не будет грустить, если кто-то, кроме него, будет заниматься таким важным делом? Он хотел бы этого.       — Ах, он… Мой папа тоже не умеет кататься на велосипеде, — девочка легко пожала плечами, на мгновение надув губы в растерянности. — Мы немного с ним… Похожи. Но мы очень и очень хотели бы научиться.