Naloxonum

      Summer Bummer — Lana Del Rey & A$AP Rocky & Playboi Carti

      Поистине роскошная, но скромная обитель семьи Пеларатти, несмотря на свой довольно невинный вид, имела такие потайные уголки, от которых, казалось, короткие волоски на задней стороне шеи приподнимались от табуна колючих мурашек. Одним из таких мест оказался и подземный этаж, отсылающий Чонгука в собственное тёмное и липкое прошлое. Просторный зал для тренировок, на чьём деревянном полу тут и там лежали большие маты, не имел окон, а только искусственное освещение и тёмные стены, выполненные с одной стороны из зеркальной поверхности. Подобный способ избавления от связи с внешним миром явно был позаимствован у казино, в которых посетители, не имея окон, попросту не понимали сколько же времени они провели в этих злополучных заведениях. Приходя ранним утром, те с удивлением покидали казино в сумерках с пустыми карманами.       Сейчас, упав спиной на достаточно жёсткий мат, Чон не мог и представить, сколько же прошло времени с тех пор, как он переступил порог этого зала. Казалось, не более часа, хоть мышцы тянуло болью, а спина взмокла, одаривая одежду влажными пятнами. Но киллер был счастлив, кажется, впервые за долгое время с кем-то не из своей крохотной семьи.       — Эй, ты что, уже без сил? — светловолосая макушка мелькнула перед взглядом, сменяясь ощущением веса на бёдрах. С довольной и широкой улыбкой Тэхён упёрся влажными ладонями в чужие плечи, сжимая длинными пальцами. — Эй, было больно падать с небес, красавчик?       Яркая улыбка, расцветающая на румяном лице совершенно произвольно, превращала медовые глаза киллера в сверкающие полумесяцы, размывая реальность солоноватой пеленой. Тот издал сдавленный смешок, совершенно не возражая против ещё одного прикосновения. Второй же взмокший боец обосновался прямиком у головы Чонгука, располагая ту между своими крепкими и натренированными бёдрами.       — Что за чушь ты несёшь? — булькнул в очередном смешке Чон, не скрывая пронизывающих мурашек, что скользнули по разгорячённому телу от обжигающего дыхания. — Эй!       — Тогда откуда в этом доме оказался такой очаровательный Ангел?       — Ох, Боги! — крепкий удар пришёлся Киму прямиком в плечо, на что Чимин даже не пискнул, хоть костяшки и обожгло сильной болью. Заливистый смех наполнил собой жаркое помещение. — Ты такой ребёнок, Марко!       Прикрыв уставшие глаза, киллер медленно вытолкнул из груди воздух, полностью растворяясь в щебетании громких голосов и в звонких смешках. Тяжесть чужих тел была неимоверно приятна, та оседала на сознании удивительным послевкусием, оставляя после мутное состояние лёгкого опьянения. Казалось, до прибытия в эти стены Чон и не подозревал, насколько же сильно он изголодался по тактильным контактам, ласке, сейчас же принимая ту с жадностью без задней мысли. Если подобное оставалось неоспоримым фактом, то реакция собственного тела на ситуацию, что произошла прошедшим вечером, попросту оставалась необъяснимой. Та вспышка яркого и будоражащего возбуждения теплилась в теле киллера до самого рассвета, сжимаясь в тугой узел у самого лобка, как только чужие стоны вновь эхом отдавались в черепной коробке. Краем разума Чон догадывался, что дело было далеко не в отсутствии личной жизни и в желании разрядки, нечто более глубинное скрывалось за всем происходящим. Только вот… Что же это было, почему же голод был настолько невыносимый?       Неожиданно большие ладони, соскользнув с плеч, легли прямиком на рёбра, сминая влажную ткань футболки, пока Чимин слишком хорошо массировал гудящую голову, совершенно не брезгуя абсолютно мокрыми волосами под своими мозолистыми подушечками. Чонгук шумно выдохнул, на мгновение крепко жмурясь и прикусывая щёку изнутри. Возникший вновь узел возбуждения стремительно сжимался у самого лобка под плотной резинкой свободных штанов, разгоняя бурлящую кровь по венам всё быстрее с каждым ударом бешеного сердца.       — Какие интересные воспитанники у твоей организации, Ангел, какие же там интересные методы дрессировки, — елейный и низкий голос Тэхён едва долетел до разума киллера, тающего под прикосновениями неожиданно сильно, тот издал тихий и неразборчивый звук, когда подушечки пальцев Чимина коснулись нежного местечка за ушами. Киллер, покрытый испариной, выгнулся в чужих руках под одобрительное гудение. — Боги, ты только посмотри на себя. Мне всегда казалось, что подобные тебе — большие и злые дяди, игнорирующие принятие душа, потому что это посягает на их маскулинную мужественность. Но ты…       Неожиданно приятная ласка исчезла с сильного тела и вмиг обрушилась крепкой хваткой на мягкую и натренированную грудь. Крепко зажмурившись, с сочным румянцем Чонгук вдруг порывисто охнул в попытке приподняться, раскрывая яркие губы в немом стоне. Мысли стремительно разбежались по углам разума, оставляя несчастного Чона один на один с необыкновенными ощущениями, до которых тот был отчаянно жаден и голоден. Чонгук принимал правила игры, теряясь в этом неизвестном мире полностью.       — Ох, — в приятном удивлении Чимин поддался вперёд, одаривая Кима яркой и лукавой улыбкой. — Кажется, этого несчастного Ангела держали на цепи.       — Очень походит на то, дорогуша. С каждым днём мы узнаем о нашем госте всё больше и больше интересных фактов, не так ли?       Яркие губы киллера распахнулись вновь в немом стоне, стоило длинным и проворным пальцам вдруг стиснуть затвердевшие соски непозволительно сильно, впиваясь грубой тканью в нежную кожу. Чонгук порывисто дёрнулся, напрягаясь до боли в мышцах, пока чужой вес на бёдрах словно бы стал ещё тяжелее, вдавливая в твёрдый мат.       — Смотри-ка, — прищурив один глаз и высунув кончик розового языка, Тэхён чуть приподнялся, вновь накрывая своими бёдрами чужие, где отчётливо ощущался твердеющий бугорок. Ким вскинул лукавый взгляд на своего друга, довольно хмыкнув с яркой и озорной ухмылкой, так и оставляя без единого намёка на внимание крепкую хватку киллера на собственных запястьях, которая становилась лишь сильнее с каждым более болезненным щипком чувствительных сосков. — Боги, Минни, у нашего Ангела всё куда лучше… чем в порядке, ох, ничего себе!       Хватка на запястьях вдруг стала слишком болезненной, причинив достаточно боли бойцу, та исчезла, сменяясь ударом в плечо и резким толчком. Чонгук порывисто вскинулся, тяжело дыша, чтобы, столкнув с себя нерадивого бойца, рухнуть вперёд на маты, прижимаясь пылающей щекой к прохладной поверхности. Тихий стон сорвался с приоткрытых губ, когда мужчина наконец-то опустил бедра, прижимаясь затвердевшим стволом к мату. Ткань одежды казалась невыносимо грубой, как и две пары ладоней, что обрушились лаской на широкую и взмокшую спину, царапая у ямочек над ягодицами. Пелена не желала рассеиваться, и Чон, скользнув кончиком влажного языка по сухим губам, воззрился мутным взглядом на собственное отражение в зеркальной поверхности стены, совершенно не подозревая о довольных и сытых зрителях по ту сторону зеркал.       Чонгук никак не ожидал, что кризис интересов его собственных сексуальных предпочтений ударит настолько сильно и настолько внезапно. Подобный опыт с мужчиной Чон испытал всего несколько раз за всю жизнь, не зацикливаясь на том более, чем на одни сутки. Подобное было достаточное количество лет назад, чтобы новая волна очевидных и неожиданных выводов сбила с ног, утаскивая на самое дно. Горячее и распалённое дыхание коснулось задней стороны шеи, сковывая тело объятиями острых мурашек, приподнимая тонкие волоски на руках. Весёлый смешок опалил собой ушную раковину, переливаясь в низкий и рокочущий голос.       — Крёстный Отец будет так доволен своим новым приобретением, Ангел, ты даже не представляешь.

*

      Просторный шкаф, встроенный в холодную стену, имел складную и деревянную дверь, что сейчас была сложена, обнажая гардероб гостей на деревянных плечиках. Раздвинув вещи в стороны так, чтобы удобно просматривалась задняя стенка, Чонгук с осторожностью выставил из глубины несколько чемоданов и гитарный чехол, придерживая пушистое полотенце на собственных бедрах. Поверхность стены позади висящих вещей имела редкие записки на обрывках блокнотных листов, крепящихся любой клейкой вещицей. Подобное место было слишком абсурдным для тайника, но иного выхода Чон так и не нашёл, не имея возможности даже утаить перед дочерью кусочек шоколада, коим щедро снабдила киллера одна очень добрая Патриция днём ранее.       Расправив на стене клочок газетной страницы из библиотеки, Чон отступил на шаг назад, упираясь руками в бока. На настоящий момент информации собралось чертовски мало, а заполучить ту из самой семьи не представлялось возможным. Каждый человек здесь полнился секретами и тайнами, те плескались бесами на дне зрачков, но никто не спешил делиться ими, загоняя киллера в тупик. Как бы хорошо здесь ни было, Чонгук ощущал себя странно, словно бы в том самом температурном бреду, когда алая линия градусника подскакивала выше нежелательной отметки. Местные газетёнки тоже оставались скупы на полезную информацию, но опускаться до подслушивания в барах Чон никак не желал. И дело было не в отсутствии знания местного языка, а в слишком длинных языках местных. Попав в стены бара одним вечером, любая история покидала его ночью исковерканной донельзя. Чонгук шумно выдохнул, похлопав ладонью по лбу. Оставалось лишь забраться в семью глубже, приютиться под крылом той до дальнейшей зацепки. Бегло взглянув на газетную страницу, Чон, не оборачиваясь, закрыл дверцу, в напряжении замерев, стоило щелчку дверного замка и стуку каблуков вонзиться в чуткий слух.       Неожиданный гость громко цокнул, обнимая всё вокруг терпкими и тяжёлыми нотами парфюма, пробирающими до самых костей. Те забирались куда-то в глотку, создавая першение. Чонгук сглотнул, совершенно не имея желания встречаться с этим человеком вновь, пока воспоминания о сладостных стонах и собственном возбуждении так легко воспламенялись вновь, разгораясь личным наваждением.       — Знаешь, — вязко протянул Сокджин с особой сладостью без доли стыда. Тот казался всё ближе и ближе, подкрадываясь почти бесшумно, замерев в метре от обнажённого киллера, на чьём лице заходили желваки. — Мои ноги бы отлично смотрелись на твоих плечах. Что скажешь?       Длинный палец Отца неожиданно скользнул за край пушистого полотенца у правой ягодицы, легко сбрасывая то к ногам киллера, что шумно выдохнул, поворачивая голову к гостю. Чёрный дракон в виде чернильного рисунка любовно обнимал шею Сокджина, усыпанную редкими бутонами синяков. Тот ничуть не стеснялся этого, демонстрируя.       — Нравится то, что видишь? — с ухмылкой поинтересовался Чонгук, всё же разворачиваясь на пятках, вздёрнув подбородок.       Расстёгнутый воротник классической рубашки позволял заметить когтистые лапы чернильного дракона и его мощный хвост, что ласкали собой острые ключицы, спускаясь на плечо и крепкую грудь. Сокджин был действительно красивым, если бы не дерзкая и грубая манера речи, да и некоторые черты характера, Чонгук бы точно обратил на него внимание на родной земле. Крёстный Отец явно являлся дорогой и породистой собачонкой среди уличных псов. Узловатый палец вдруг упёрся в середину обнажённой груди киллера, царапая кожу овальным ногтём, тот двинулся ниже, невесомо и бережно оглаживая каждый шрам. Тишина повисла в комнате тягучей и липкой патокой, а Чон едва мог сделать вдох. Его никто и никогда не касался именно так, всегда находя увечья отвратительными.       — Ты не стесняешься меня? — изумлённо поинтересовался Сокджин, воззрившись на спокойного киллера, который лишь тихо выдохнул, впиваясь нечитаемым взглядом в тёмные и глубокие глаза напротив. — Я осматриваю тебя, как стейк на прилавке.       Казалось, подобные чувства стыда или стеснения исчезли ещё в самом детстве, Чон не мог вспомнить определённого момента, воспринимая подобное как нечто обыденное, оставаясь совершенно привычным к происходящему. В организации никто и никогда не спрашивал чужого мнения на подобные действия, всегда приступая без сопротивления.       — Нет, — тихо проговорил киллер, уголки его губ дрогнули в подобие улыбки. — Но ты можешь заплатить за просмотр, богач.       Неожиданно комната наполнилась тёплым и бархатистым смехом, и Сокджин, на мгновение прикрывая широкую улыбку узкой ладонью, запрокинул темноволосую голову в новом приступе звонкого смеха. Когда последнее звучание того исчезло в робком эхе, Ким поддался ближе, чтобы игриво подцепить и потянуть за короткие волосы на бледном лобке киллера. Чон не дёрнулся, но недовольно зашипел, подобно разгневанной кошке. С озорной улыбкой Ким широко и щедро огладил тот, скользнув лаской на молочное бедро, пробегаясь подушечками по грубому и длинному шраму сбоку, чуть пригнувшись для этого. Чонгук едва удержал собственные руки при себе, чтобы не оттолкнуть несносного гостя.       — Знаешь, — без единого смущения Ким вдруг опустился на колени с глухим стуком под ошарашенный взгляд оленьих глаз. Чон из всех сил прикусил щёку изнутри в тщетных попытках взять сердцебиение под контроль. Узкая ладонь вновь вернулась на уродливый и глубокий шрам, оглаживая невообразимо трепетно. — Я немного покопался в информации об этой штуковине. Хотел сделать твою жизнь здесь более комфортной, ведь тебе, Ангел мой, оказывается даже сидеть ногу на ногу нельзя. Что за жизнь такая, скажи мне?       — Прекрасная, я полагаю, — выпалил Чонгук.       — Чушь, я прочёл, что с момента операции по замене тазобедренного сустава тебе нельзя было вести сексуальную жизнь шесть недель, а после ты можешь использовать только те позы, при которых нельзя заполучить вывих проклятого сустава. И как ты только живёшь в таких кошмарных условиях?       Из-за искреннего звучания жалости и тоски в голосе Кима Чон испытал неимоверно сильное желание ударить того по невыносимым губам своим сочным и твёрдым стволом. Со вздохом Чонгук сжал кулаки до побелевших костяшек.       — Но это никак не отменяет факта, — невозмутимо продолжил Сокджин, широко оглаживая крепкое и красивое тело. — Что мои ноги будут чудесно смотреться на твоих плечах…       Как только под подушечками оказалось ощущение гусиной кожи, на губах Аугусто расцвела беззаботная и белозубая улыбка, тот быстро переменился в лице, полностью растеряв былую серьёзность.       — Эй, Ангел мой, — сказал он со смешком, поднимаясь с колен под глухой щелчок тех, чтобы упасть позади на постель, так и не имея ни капли смущения. — Почему твоё лицо стало таким хмурым, Ангел? Я лишь забочусь о тебе. Я хочу полюбить тебя, почему ты не позволяешь мне этого, скалясь на меня с какой-то глупой угрозой?       Устремив взгляд под ноги, Чонгук шумно выдохнул, сохраняя молчание, тот подхватил с края постели забытую футболку, медленно скользнув в ту. Вещица имела подходящую длину, чтобы прикрыть объект явно сильной заинтересованности невыносимого Босса. Когда влажное полотенце вновь оказалось в руках, Чон, взлохматил сырые волосы на затылке, мазнув беглым взглядом по закрытой двери шкафа. Было большой удачей, что этот назойливый и невоспитанный идиот попросту не поймал его с поличным.       — Покрутись для меня, — дерзко бросил Сокджин, взмахнув в воздухе тонкой кистью. — Покрасуйся.       Но, какие бы слова ни слетали с этих пухлых губ, киллер так и не ощущал смущения, но явно наполнялся злостью, стремительно закипающей в теле вместе со странными и неизвестными чувствами. Не требовалось доказательств для понимания вседозволенности богатого идиота и его избалованности. Тот был крайне свободен в своих мыслях и поступках, чем из раза в раз подталкивал Чонгука всё больше к мысли о том, каким же чудом этот мужчина только мог обзавестись любящей женщиной. Миловидное личико не в силах перекрыть все пороки, какими бы пушистые ресницы ни были длинными, а глаза — глубокими.       Чонгук ненавидел этого мужчину настолько же сильно, насколько глубоко распространилось в душе невыносимое пламя лишь от этих медовых и невыносимых глаз.       За что только этот человек имел всё в своей жизни, не зная ценностей и пощады, в то время как другим приходилось идти по головам, сворачивая шеи неугодным, но сохраняя поистине доброе сердце.       Ткань пушистого полотенца оказалась ещё довольно сырой, слишком грубой под прикосновениями, впиваясь в кожу, когда Чон намотал края той на кулаки со сбитыми костяшками, натягивая. Широкую и похабную улыбку хотелось непременно стереть с этого красивого лица. Чон подошёл к постели чуть ближе без единого звука, опускаясь коленом на пружинный матрас, что натужно застонал. Тело под киллером пришло в движение и демонстративно растянулось по поверхности, лениво запрокинув руки за голову, чтобы запутаться узловатыми пальцами в мягких локонах. Стоило весу осесть на крепких бёдрах Сокджина, натягивая ткань классических брюк того, лукавая улыбка Крёстного Отца стала ярче и слаще. Тот звонко присвистнул, не оказывая и доли сопротивления, полностью раскрываясь. Тёплое дыхание коснулось кожи, обласканной солнцем, сменяясь прикосновением длинных пальцев, что неспешно приподняли голову Сокджина, чтобы скользнуть влажной тканью под задней стороной шеи. Вес словно бы усилил своё давление, и Чонгук впился бёдрами в худые бока, пришпорив, вновь наматывая конец ткани на кулаки.       — Ох, мой Ангел.       Грубая костюмная ткань под молочными бёдрами болезненно впивалась в обнажённую кожу, вынуждая Чонгука наполняться табунами мурашек, мелко подрагивая от беглой ласки чужих и непослушных рук. Сокджин был повсюду: в пылающем сердце, в разгневанной душе и на жаждущем теле, принося с собой жгучее желание и облегчение, от которого Чон бежал так отчаянно. Вдруг ласка исчезла с горячей кожи киллера, оставляя футболку того чуть приподнятой, и Чонгук упёрся скрещенными руками в постель так, чтобы ткань полотенца с силой сдавила собой чужую шею, скрывая в удушающих объятиях дёрнувшийся кадык.       В сильных руках киллера полотенце, словно верёвка, натягивалось всё сильнее, впиваясь в плоть до отчётливого удушения и нехватки воздуха. Каменные стены спальни щедро напитывались отголосками хриплого смеха, срывающегося с пухлых и ягодных губ. Сокджин, чьи радужки скрылись под веками, оставляя только узкую полоску белка с лопнувшими капиллярами, выглядел донельзя счастливым, заставляя киллера жмуриться до ярких и разноцветных пятен под трепещущими веками. Неожиданно звучание медового голоса стихло, сменяясь обрывком задушенного и хриплого вдоха, и холодная пряжка ремня вжалась в нежную кожу, вырывая из Чонгука задушенный вздох. Приоткрывая янтарные глаза, Чон зацепился мутным взглядом за узловатые пальцы над темноволосой головой, которые, мелко подрагивая, отчаянно сжимали белоснежное одеяло в кулаки, пока под обнаженными бёдрами Чонгука всё сильнее твердело чужое возбуждение, побуждая натягивать ткань на изнывающей шее до побелевших костяшек.

*

Renegade (Slowed + Reverb) — Aaryan Shah

      Оторвав зубами кончик пакетика с сахаром, Чон зажал ненужный кусочек губами, высыпая содержимое в высокий стакан. Вечерний пригород окутала собой непогода, забираясь каплями дождя за воротник шуршащей куртки. Точки заправок в сумерках казались тем самым ярким и соблазнительным светом, к которому всегда слетались забавные светлячки. Чонгук не знал, о какой конечной точке этой поездки говорила семья Пеларатти весь день, но киллер прекрасно осознавал, что высокий стакан обжигающего кофе с лавандовым сиропом будет долгожданно вкусным.       Чужое плечо прижалось к плечу киллера на мгновение, позволяя тому соскочить с мыслей о дочери, которая так невыносимо надувала губы бантиком в недовольстве всего какой-то час назад. Суа была крайне расстроена, что нечто интересное могло произойти без неё в деловой поездке, благо Патриция, продемонстрировав наивкуснейшей клубничный пирог, с лёгкостью переключила внимание девочки, из-за чего отец, одиноко стоящий на пороге дома с большим чехлом от акустической гитары и растерянностью, оказался совершенно забыт пытливым разумом собственной дочери.       — Тебе будут выплачивать премиальные? — шёпот коснулся слуха киллера, и чужие пальцы щёлкнули по краю козырька чёрной бейсболки. — Ты быстро скачешь по карьерной лестнице, дорогуша.       Чон, пихнув назойливого бойца в бок, поспешил выхватить из стойки на столешнице крышку для стакана. Где-то за спиной издал мелодию назойливый звонок, стоило дверям магазинчика раскрыться перед новеньким и уставшим клиентом. Тонкие ноты бензина с колонок пропитывались густыми отголосками сваренного кофе и свежей выпечки.       — Я знаю, что ты подсматривал, — спокойно сказал киллер, беззаботно пожав плечами, ничуть не смущаясь. — Твоя макушка мелькала. У нас ничего не было, просто игры.       — Аугусто любит поиграть, — уголок губ Хосока дёрнулся в лукавой и беззлобной улыбке. — Мы очень сплочённая команда, добро пожаловать, Ангел.       Чон бросил беглый взгляд за плечо, насупившись.       — За весь день, — тихо сказал он, — у нас не будет лучшего времени для подобного разговора, кроме как на вечерней заправке у кофейных машин?       Длинные пальцы Хосока без труда расправились с крем сахарного пакетика, который в следующее мгновение уже оказался у раскрытого рта мужчины, щедро высыпая белые гранулы на розовый и блестящий язык. Сомкнув губы, боец весело подмигнул хмурому киллеру, оставаясь невыносимой загадкой. Относительно совместное проживание в одном доме не имело особых преимуществ. Клан спокойной перебрасывался информацией и сигналами, оставляя Чонгука лишь в непонимании хлопать пушистыми и очаровательными ресницами. Весь этот дом из старого камня в объятиях лоз дикого винограда сочился загадками и недосказанностями, даже тётушка Патриция, казалось, имела за своей хрупкой спиной куда большее, чем просто мирскую жизнь.       С каждой уверенной мыслью, что наконец-то нужная нить запутанного клубка оказалась в цепких и мозолистых руках, как киллер терялся вновь, путаясь только больше и возвращаясь к самой стартовой линии.       — Когда ты вернёшься в машину, — вдруг начал Хосок, выхватывая с дешёвой столешницы свой приторный кофе. — На твоём месте будет лежать жёлтый и бумажный конверт. Мы не меняемся машинами. Остаёшься с командой, в которую ты попал, выезжая из дома. Надеюсь, ты помнишь номера машины.       — Звучит как-то слишком.       — Сейчас мы выйдем вместе, но я заверну за угол магазинчика, пока ты последуешь к своей машине.       Тёмные брови киллера сошлись на переносице в непонимании, и тот кинул беглый взгляд за окно поверх невысоких стеллажей с различными товарами. На совсем небольшой парковке рядом действительно стояли, как прежде, два знакомых автомобиля, водители которых так и не покинули своих мест.       — Ладно, — на выдохе ответил Чон, делая шаг вперед. — Но прекращай такую тесную дружбу с сахаром, даже такие как вы не имеют достаточное количество денег для оплаты счетов за услуги нынешних услуг дантистов.       Смех Хосока был звонким и ярким, который всегда вынуждал ловить своего владельца взглядом, цепляясь за ослепительную улыбку и сверкающие полумесяцы янтарных глаз. Чонгук знал, что этот человек имеет в себе чертовски страшных демонов, как бы ярко тот ни улыбался, подкладывая очередную сладкую конфету в чужой карман.       Новенькая рабочая форма непривычно стягивала собой сильное тело, обвив то ремнями на манер бандажа, она крепко обнимала грудную клетку и бёдра, впиваясь, словно змея клыками, полными парализующего яда, в чёрную и грубую ткань одежды. Конечно, это не было настолько же комфортно, как нечто повседневное, но имело за собой кое-что особенное, согревающее душу киллера изнутри. Может, всё дело в воспоминаниях о прошедшей юности, может, в родных самоощущения. Чонгук чувствовал себя на своём месте, даже если высокие ботинки слишком туго стягивали щиколотки, натирая кожу.       Но подобный образ слишком выделялся среди бойцов и верхушки, вынуждая глупую мысль всё же промелькнуть в темноволосой голове с идеей о том, что Чон выглядел лишь как несуразный подросток в свою эру бунтарства, желающий выделиться как можно громче. В отличие от мужчин вокруг в строгих одеждах, не терпящих излишеств, киллер был диким псом в строгом ошейнике с заострёнными деталями вовнутрь на короткой цепи. Встряхнув волосами, Чонгук прочистил горло, послушно забираясь в прохладный салон автомобиля, занимая своё место в заднем ряду, подхватив свободной рукой жёлтую папку, о которой и говорил Хосок.       Тёмный и строгий взгляд за стёклами очков в чёрной оправе появился в зеркале заднего вида, впиваясь в киллера с некоторой теплотой. Юнги и не думал оглядываться, даже не снимая рук с руля. Дождь медленно накрапывал на лобовое стекло.       — В конверте, который ты держишь в руках, будет один листок с информацией и фотография. Кажется, снимков несколько, — Подручный издал тихий звук одобрения, стоило материалу упасть из жёлтого конверта на колени киллера. — Имя этого человека — Калисто, тот ещё кусок дерьма.       Вскинув голову, Чон вонзился хмурым взглядом в отражение лица Подручного.       — Меня не нанимали для разбора подобного чужого мусора, — чётко и разборчиво проговорил киллер. — Мой договор довольно чёткий.       — Кто тебе сказал, что твой испытательный срок закончился, Сариэль? Да, твоё резюме достаточно впечатляющее, но этого недостаточно. Позволь нам посмотреть на тебя во всей красе, ты ведь, забирая в свой дом собаку, не будешь выбирать первого попавшегося щенка.       В раздражении Чонгук шумно выдохнул, впиваясь в длинную трубочку стакана с кофе губами.       — Тебя выкупили, — продолжил Юнги, коротко кивнув. — Так потанцуй под дудку своих нынешних владельцев, Ангел. Как я сказал ранее, этот человек именует себя — Калисто. Он мелкий работяга в местном клане, болтается на одной ступени с курьерами, ничего не представляет из себя. Как ты знаешь, чем собачонка меньше, тем громче её лай, так и в этом случае.       — Что он сделал?       — Посягнул на святое. У нашего Консильери есть младшая сестра, они не афишируют родство, но приближённые и некоторые другие семьи знают об этом. А, как ты знаешь, посягать на семью чревато последствиями. Это ведь грех, Сариэль, разве не ты наказываешь людей за грехи?       — Она, — Чон помедлил. — Жива?       — Знаешь, в своей основной массе Италия всё же не жалует незнакомцев, как среди туристов, так и местных, что уже продолжительное время живут в этих местах. Люди здесь… Собственники, любители традиций и устоев, они неохотно впускают в свои жизни кого-то извне. Да, здесь тысячи и тысячи чужаков, но они никогда не станут своими. Мы никогда не станем своими, как идеально я ни владел бы языком и знанием этой жизни. Калисто именно из тех, кто любит глумиться над другими людьми, словно школьный задира. Одним вечером после посещения бара он встретил сестру Консильери, и, знаешь, наверное, это чудо, что Аугусто оказался неподалёку.       — Вы верите в чудеса? — с искренней улыбкой поинтересовался Чонгук.       — Я вынужден верить, Ангел, в силу обстоятельств.

*

      Это были отголоски одинокого района у кромки пригорода с явно плохой репутацией, где стены украшали собой размашистые граффити, а обочины дорог — дешёвые и измученные легковушки. Потрёпанные жизнью дома теснились боками друг к другу, создавая единый монолит. В одном из таких на последнем мансардном этаже лениво вращала свои лопасти одинокая вентиляция, отбрасывая длинные лучи тусклого вечернего света на бетонный пол. Здание не имело хозяина, принадлежа государству, то могло порадовать себя лишь горстью неблагополучных гостей, чьи длинные и тупые иглы скрипели под подошвами ботинок.       Тяжёлый чехол оттягивал ноющее плечо, и Чон был даже благодарен, стоило Аугусто благородно раскрыть перед ним картонную дверь, что едва держалась на скрипучих петлях. Чем ближе Чонгук оказывался к цели, тем больше тот оставался в одиночестве, пока бойцы один за другим медленно исчезали в сумрачном тумане, умело растворяясь в городской жизни. Лишь Крёстный Отец молчаливым грузом ложился на душу киллера, составляя тому пару на этот дождливый вечер.       — Мы не проверили твоё самочувствие перед выездом, — посетовал Сокджин, больше говоря с самим собой. — С тобой всё в порядке?       Янтарные глаза на мгновение в изумлении въелись в красивое лицо напротив, и киллер приоткрыл сухие губы. Тот замялся в неловкости, но сразу же поспешил следом за Сокджином, стоило тому направиться в пустое и просторное помещение, так не произнеся больше ни единого слова. Чонгук вдруг совершенно растерялся, не имея ни малейшего понятия, как же подстроиться под этого человека. Ким был совершенно непредсказуем, вспыльчив и невозможен, только одно существо всегда справлялось в ним, и то находилось сейчас совершенно в неизвестном направлении. Намджун успешно держал Босса на коротком поводке, пока Чонгук ощущал себя в клетке с настоящим зверем.       — Почему со мной должно быть что-то не так? — тихо поинтересовался Чонгук, замирая перед единственным истерзанным креслом посреди пустого помещения, куда тяжело опустился Сокджин с шумным вздохом. Длинная тень от киллера накрывала Кима с головой, пряча во тьме.       — Любой хозяин должен хорошо заботиться о том питомце, что принадлежит ему. А подобная проверка — обычное дело перед любым заданием, это в моих интересах, чтобы с тобой всё оставалось в порядке. Это моё время и мои деньги.       Узловатые пальцы впились в тонкую переносицу, крепко сжимая, и Ким зажмурился на секунду, словно от сильной головной боли.       — Я не принадлежу тебе.       — Твоё тело — принадлежит, а свою душонку можешь оставить при себе, — с долей усталости сказал Сокджин, вскинув тусклый взгляд на возвышающегося мужчину перед собой, растягивая пухлые губы в кривой и издевательской усмешке. — Во всяком случае, пока действует наш договор.       Острый кадык киллера дёрнулся над высоким и чёрным воротником.       — Лучше покажи мне, Ангел, что ты стоишь своих немалых денег, — бархатистый голос сменился едким шёпотом, и Ким поддался вперёд. — Покажи мне, как сильно ты хочешь сделать свою маленькую принцессу счастливой.       Когда костяшки побелели от сжатия, а короткие ногти впились до ярких полумесяцев в ладони, Чон с трудом вытолкнул из груди воздух, с силой прикусывая щёку изнутри. Чехол с глухим стуком опустился на пыльный пол, а Сокджин вдруг вновь поднялся, ловя на себе тусклые отблески света. Киллер перед ним замер с шумом бетонной крошки под тяжёлыми подошвами. Длинные и узловатые пальцы, смахнув с вихрастой макушки бейсболку, коснулись подушечками следом гладкого подбородка, скользнув под тот, чтобы приподнять голову мужчины чуть выше. Молчаливый Сокджин расцвёл мягкой и непривычной улыбкой, на мгновение укладывая узкие ладони на широкий разворот плеч. Воротник шуршащей куртки звякнул молнией, чей язычок пришёл в движение, спускаясь всё больше и больше вниз. Верхняя одежда, скользнув по рукам, безвольно упала к тяжёлым ботинкам, вынуждая сердце киллера пропустить удар.       — Ты должен лучше читать бумаги, в которых оставляешь свою подпись, мой Ангел, — вкрадчиво проговорил Сокджин, одаривая невесомой лаской крепкие предплечья. — Не так ли?       Цепляясь ногтями за спущенные и свободные ремни бандажа, Ким медленно обхватив те пальцами, чтобы притянуть на их законное место — на сильные плечи киллера, что едва дышал, из всех сил вонзаясь хмурым взглядом в бушующий янтарь напротив, где плясали осчастливленные и знакомые бесы. Стоило ремням лечь, касаясь острых ключиц под плотной тканью, как чужое прикосновение исчезло, вдруг возникая вновь на массивных замках бандажа у солнечного сплетения.       — Что ты должен ответить мне, Ангел мой?       Пушистые ресницы затрепетали, и веки медленно опустились, Чон не спешил вновь поднимать взгляд, с трудом проталкивая слюну в глотку.       — Да, господин, — едва слышно произнёс он.       — Попробуй вновь, Ангел.       Часто заморгав, тот поспешил с силой прикусить кончик языка.       — Ангел.       — Да, сеньор Пеларатти. Отец.       Когда узловатые пальцы вновь обняли широкие ремни, Сокджин резко дёрнул те на себя, затягивая на крепком теле как можно сильнее и прижимая дрогнувшее тело к себе. В порыве Чонгук поддался вперёд от неожиданности под шорох бетонной крошки под собственными ногами, с придыханием, наполненным секундным страхом, тот распахнул сухие губы, но так и не издав ни единого звука, даже когда тяжёлое и горячее дыхание обожгло те, опаляя и кончик розового языка.       — Хороший мальчик, — хрипотца обманчивой ласки в медовом голосе проникала под кожу, сжимая сердце в стальных тисках. Оленьи глаза киллера очаровательно округлились, вынуждая уголки пухлых губ приподняться в нежной улыбке.       Вмиг отстранившись, Сокджин забрал с собой такие необходимые тепло и ласку, отступая назад на один шаг, чтобы вновь рухнуть в потрёпанное жизнью кресло, утопая в своём длинном и чёрном тренче. Ким, оттянув край того, ловко выхватил из внутреннего кармана знакомый для Чонгука портсигар и газовую зажигалку, озаряя пламенем той своё измученное, но блядски красивое лицо. Снисходительно взмахнув в воздухе узкой ладонью, Ким зажал пухлыми губами рыжий фильтр, наполняя рот горьковатым дымом с лёгким кивком темноволосой головы. Дождь медленно, но верно набирал свой темп по ту сторону грязных окон. Скользнув мутным взглядом по широко разведённым длинным ногам Босса, что были затянуты в брючную ткань, Чонгук отступил назад, перешагнув собственную куртку в пыли, вбирая как в лёгкие как можно больше воздуха.       — Да, Отец.       Как гласили скудная информация на смятом листке в жёлтом конверте и небольшой кусок карты, нужная цель находилась в менее тысячи метрах от этого места, забытого целым миром. Смехотворное расстояние было лишь лёгкой забавой, несмотря на порывы ветра и дождь, набирающего силу. Расчистив поверхность пола перед большим квадратом вентиляции в стене, Чон прищурил один глаз, вглядываясь мимо медленно вращающихся лопастей. В увесистом чехле от акустической гитары, украшенного блестящими и детскими наклейками, скрывалось нечто дорогое для сердца киллера, из раза в раз одаривая внутренности приятным возбуждением.       — Заставь меня гордиться тобой, Ангел.       С трепетом раскрыв твёрдую крышку, Чонгук растянул губы в ласковой улыбке, вынуждая мужчину в кресле приподнять аккуратные брови в приятном изумлении. Спешить не было ни единой причины, и киллер мог посвятить всего себя медленной и любовной сборке своего преданного любимца. Методично собирая чёрную и лоснящуюся винтовку, Чонгук и не думал ловить на себе заинтересованный взгляд, полностью растворяясь в своём собственном мире. Длинные пальцы трепетно перебрали увесистые и холодные металлические детали, оглаживая те невообразимо трепетно и возвращая измученный разум в светлые дни, наполненные спокойствием. Когда необходимое, но нелюбимое дополнительное оборудование оказалось ловко установлено, а тяжёлая туша винтовки опустилась сошками на холодный пол, Чон грузно опустился следом на колени, облачённые в защиту, без промедления укладываясь рядом в полной готовности. Яркая вспышка боли, сковывающая бедро, казалась настоящей глупостью по сравнению с жгучей волной возбуждения.       Приподняв манжет тренча, Сокджин взглянул на циферблат массивных часов, чей увесистый браслет из розового золота сковывал тонкое запястье, чтобы свериться с нужным временем. Редкие капли разразившегося дождя окропляли собой лопасти вентиляции, долетая и до пыльного бетона. С каждой минутой ожидания яркие вспышки среди тяжёлых и тёмных туч становились всё ближе, озаряя небо лишь ярче. Сосредоточенный разум киллера едва улавливал оглушительные раскаты грома, не обращая ни единой доли внимания на мир по ту сторону черепной коробки. Приятное и тягучее возбуждение медленно наполняло тело, пока мягкая и нежная подушечка указательного пальца любовно оглаживала холодный металл спускового механизма.       Вознаграждая за ожидание, нужная фигура возникла в искажённых цветах ночного прицела, мелькая неприметной вспышкой. Указанный в информации семейный ресторан расположился в самом углу крайнего дома печального квартала, скрываясь за раскидистой, но редкой кроной старого дерева. Круглые столики с клетчатыми скатертями пустовали, за исключением того, что находился в центре, наполненного ужином в самом разгаре. Калисто мельтешил по залу, подобно заводной игрушке, единожды исчезая в уборной на добрых двадцать минут. Возвратившись, тот выглядел куда более нервным, не отнимая руку от правой стороны потрёпанного пиджака. Чонгук с озорством усмехнулся, подмечая дёрганное поведение счастливчика, что явно пошёл ва-банк, решив разделаться со своим спутником старым и добрым способом, — припрятав оружие до назначенного ужина за бачком унитаза в женской уборной.       Калисто исчезал за пределы прицела, так возникал и вновь, в конце концов всё же опускаясь за стол, не отрывая потную ладонь от оружия, что скрывалось под одеждой. Оглушительный щелчок затвора потонул в новом раскате пронизывающего грома. Собственное дыхание и спокойное сердцебиение сплеталось у барабанных перепонок, и Чон, скользнув розовым кончиком языка по острой кромке верхних зубов, вновь накрыл холодный курок любовной лаской, что неожиданно сменилась уверенным нажатием, выпуская на волю пулю прямиком сквозь широкие и крутящиеся лопасти в объятия нового и оглушительного раската грома. С ударом пряжки ремня об пол Чонгук отстранил своё прикосновение, напоследок взглянув в прицел на возникшую суматоху. С яркой и необыкновенной улыбкой киллер, подобно послушному и преданному щенку, поспешил обернуться, сразу же замирая в настоящем испуге, выбросившись в холодную реальность одним сильным рывком.       — Аугс—       Вместо ожидаемого лукавого мужчины с зажжённой сигаретой между мягких губ и едкой ухмылкой, Чон напоролся лишь на совершенного чужака, что только внешне походил на прежнего господина. Некогда фарфоровая кожа Сокджина приобрела ещё большую бледность, растекаясь тёмной синевой под тусклыми и влажными глазами с дрожащими солёными каплями на кончиках длинных ресниц. Грубые тени от вспышек молний, пронизывающих тяжёлое небо, безжалостно хлестали собой некогда красивое лицо, искажённое сейчас непередаваемой болью. Очередная сигарета всё ещё тлела между длинными и мелко дрожащими пальцами, осыпаясь пеплом на холодный и бетонный пол. Чон, задыхаясь от зарождающейся необъяснимой паники, приподнялся на колени, чтобы с некоторым ужасом всмотреться в совершенно незнакомого, потерянного и отчаянного Сокджина, в чьих больших и янтарных глазах плескалось нечто куда более ужасающее и пугающее, чем животных страх, что возвращал Кима в невыносимые события ещё свежего прошлого.