Naloxonum

      Когда большой и сладкий зевок спрятался в ладонях, Чонгук поёжился, в сонливости вжимая голову в плечи. Утро, что ворвалось в гостевую спальню звуками голосов и пением птиц, оказалось действительно добрым, даже с учётом того, что тело Чона мерно покачивалось в ворохе одеяла от интенсивных прыжков одного маленького и счастливого существа на пружинном матрасе. Сейчас же, когда пробуждение уже во всю вступило в свои права, а солнечные лучи заглядывали в большие окна спальни, чьи каменные стены хранили ночную прохладу, мужчина вооружился зубной щёткой и желанием наконец-то начать этот новый день.       Чонгук не имел ни малейшего понятия о предстоящих планах, но чётко ощущал тонкий шлейф настоящего отдыха. Может, дело было в смене привычной обстановки, может, в раскинувшемся Рае за большими окнами. Оставив дверь ванной комнаты открытой для лучшего наблюдения, Чон поспешил распахнуть оконные ставни неподалёку пузатой ванны на витых ножках, чтобы впустить тёплый и свежий воздух. Каждая мелочь здесь была необыкновенна: начиная от беззаботно забытых таблеток, без которых обычно невозможно было уснуть, заканчивая старинными элементами интерьера, к которым было боязно прикоснуться. Но всё это дарило особое очарование, делающее голову воздушной и лёгкой как никогда.       Привычное звучание знакомых мультфильмов, что с особым наслаждением изо дня в день смотрела Суа, терзая свой излюбленный лиловый планшет, оставалось своеобразным якорем в новой реальности Чонгука. Тонкая линия зубной пасты, стекающая из уголка рта, так и норовила рухнуть на серую льняную ткань свободного халата. Наклонившись к зеркалу ближе, Чонгук медленно моргнул, кончиком пальца оттянув нижнее веко, демонстрируя бледные слизистые. Под тусклыми глазами, имеющими яркий узор лопнувших капилляров, расцветали разводы синяков от усталости и продолжительного недосыпа. Чонгук ойкнул, когда зубная щётка неловко ударилась пластмассой о передние зубы.       — Ох, чёрт.       Вид из спальни и ванной комнаты открывался на задний двор резиденции, который казался настоящим оазисом среди бесчисленных холмов и изумрудных полей. Чонгук не осмелился предположить о его площади, теряясь в замысловатой планировке. Где-то раскинулся небольшой сад из фруктовых деревьев, объятый яркими цветами; где-то расположились укромные места для отдыха; а где-то и вовсе была лишь яркая и сочная трава с пятнами теней от высоких и раскидистых олив. Но самым ярким пятном, цепляющим взгляд, был протяжённый бассейн, что начинался сразу от террасы, выполненный в обрамлении белого мрамора. В лазурной и спокойной воде играли отблески яркого солнца, а редкие облака отражались размытыми пятнами. Вытянув шею, Чон взглянул из стороны в сторону, замечая лишь умиротворение и своеобразную идиллию, пока громкие голоса, раздавшиеся среди лимонных деревьев, не пронзили собой пространство.       Если хорошенько присмотреться, то можно было заприметить сквозь пышную листву три фигуры, которые были звонче детского смеха за спиной киллера. Те явно веселились, переливаясь вскриками и озорством. Если двое из трёх мужчин оставались совершенно незнакомыми, то с последним встреча произошла ещё вчера, сразу после прибытия в Палермо. В руке одного из шумной троицы был револьвер, блестящий в утреннем свете, пока на светловолосых головах стояло по пустой бутылке уже знакомого вина, именно его вчера предлагал Аугусто, приняв киллера в своём кабинете для разговора. Мужчины суетились в легкомысленном возбуждении, принимая замысловатые позы. Суть игры была проста — попасть точно в цель, а именно в пустую бутылку, пока у стрелка было препятствие в виде завязанного платком глаза, что отлично нарушало бинокулярное зрение. Точный выстрел был чрезвычайно сложен, но возможен. Эта горстка взрослой детворы явно не думала о плохих исходах.       Беззаботность среди фруктовой рощи была недосягаемой мечтой, которой Чон тихо завидовал всей душой. Несмотря на явно опасную и грязную работу, которая держала эту семью на плаву, члены той оставались довольно беспечными, пока сам Чонгук, застрявшей в колесе рутины из родительства и работы, не мог похвастаться тем же. Даже если год рождения говорил об большом количестве прожитых лет и опыте, киллер чувствовал, что его внутренний ребёнок всё ещё подаёт признаки жизни, требуя не только яркого смеха до колик, но и просто свободного выдоха без ощущения невыносимого груза на плечах. Безусловно, крохотная Суа была центром этой Вселенной, но иногда Чонгуку просто хотелось ощутить вкус беспечности, который испытывают все во времена своего счастливого детства.       Неохотно оторвавшись от созерцания и мечтаний, Чон уже хотел было вернуться к утренней рутине, как скрипучий звук ставней вынудил его замереть. С правой стороны через несколько комнат рывком распахнулось большое окно, явив мужскую фигуру, явно находящуюся не в духе. Аугусто был крайне хмур и раздражён, а его свободная рубашка, расстёгнутая до середины груди, была легко подхвачена тёплыми ласками ветра. Мужчина упёрся руками в нижний край рамы, выглянув ещё больше. Локоны тёмных волос находились в уютном беспорядке.       — Merda! Что за балаган вы здесь устроили, porca miseria, хватит ребячеств, у нас маленькая гостья, а сейчас грёбанное раннее утро!       — Да, пап!       Громкий выстрел вынудил нескольких птиц покинуть свои насиженные места, а смех стать громче. Жгучая пуля едва задела тонкое горлышко бутылки, вонзившись в ствол лимонного дерева позади. Негодники загалдели от возбуждения, словно чайки.       — Закройте свои рты и возвращайтесь в дом! — Сокджин повысил голос, звуча низко и утробно, пробираясь морозом под кожу. Чонгук неосознанно чуть отступил.       — Ещё пять минут!       — Non mi rompere i coglioni!       Троица, обернувшись, с лучезарными улыбками помахала ладонями с растопыренными пальцами Сокджину, видневшемуся в окне, чьи ноздри широко раздувались. Мужчина был явно не настроен на веселье.       — Uno.       — Va' a farti fottere!       — Due.       Когда слова так и остались лишь просто звуком, растрёпанный Ким, исчезнув на мгновение, возник в окне вновь, теперь тот уверенно и твёрдо держал в вытянутой руке пистолет. Мужчина, на чьей голове стояла высокая и стеклянная бутылка, едва смог издать ещё один звук возмущения, как громкий выстрел ворвался в сознание, а стеклянная вещица разбилась на тысячи осколков. Именно в этот момент раздался и детский вскрик из спальни, заглушая собой весь мир, пока Чонгук, наполненный страхом, подорвавшись, кинулся в комнату, болезненно цепляясь плечом за дверной косяк.       — Суа! — воскликнул тот.       — Па! — в радости взвизгнула девочка, указывая на большие коробки, перехваченные широкой лентой, у своих ног. Та встретила родителя с полным недоумением, но легко возвращаясь в собственный восторг, совершенно не обратив внимания на слегка безумный взгляд отца, как и на его тяжёлое дыхание. — Нам постучали, но когда я выглянула, то никого не оказалось. Но там были эти подарки!       Юркий ураган быстро и ловко расправился с большим бантом из ленты, принимаясь за изучение подарков, даже без разрешения со стороны отца, который только растерянно хлопал ресницами, тщетно пытаясь унять панику в собственном сердце. Мысли за одну секунду смогли превратиться в настоящую катастрофу, ночным кошмаром, что часто навещал киллера душными ночами, после которых в ушах еще долго звенел детский и отчаянный крик. Большая цилиндрическая коробка оказалась раскрыта, а следом тёмную макушку уже украшала собой широкополая соломенная шляпка, обхваченная широкой лентой тёмного цвета. Большие глаза Суа засияли ярче, чем звёзды на ночном небе. Та в чувствах подпрыгнула, путаясь в длинной ленте.       — Шляпка, па, как я и хотела! — воскликнула девочка, счастливо взвизгнув. Крохотные ладони, ударившись друг о друга, принялись проворно расправляться со второй коробкой побольше. — У тебя такие крутые знакомые, па, почему ты никогда о них не рассказывал? Они такие добрые, это так здорово. Ах, это платье, па, ты только посмотри!

*

      Но щедрые подарки и изумление на этом и не думали заканчиваться, стоило наконец-то покинуть гостевую спальню, чтобы спуститься на первый этаж безлюдного дома, как маленькая Суа вновь оказалась в самом центре внимания. Чонгук же, всё ещё объятый явным недомоганием, послушно следовал рядом, не отпуская крохотную руку и в тот момент, когда уже знакомые мужчины в свободных рубашках и брюках, что до этого резвились среди лимонных деревьев, одобрительно загудели, оцепив парочку на террасе заднего двора. Идея насытиться свежим и утренним воздухом уже не казалась киллеру такой замечательной, как и повстречать хаос так близко в ранний час. Троица была громкой, но не меняла повышенные тона на крик.       — Доброе утро, сеньора Чон! — воскликнул молодой человек, в чьих светлых и взлохмаченных волосах потерялись несколько круглых листьев лимонного дерева. Тот ловко оказался на корточках, попытав удачу в виде протянутой руки, и был вознагражден. Суа же, потонув в смущении, легко сжала чужие пальцы, чтобы, пылая округлыми щёчками, стремительно отвернуться, сразу же запросившись на руки, Чонгуку не оставалось ни единого выбора, кроме как вновь поднять маленькое создание в воздух, расправляя лёгкую юбку. Мужчина, расплываясь в белозубой улыбке, с добрым смехом поднялся на ноги, сверкая, как начищенный пятак. — Доброе утро, Сариэль. Как прошла ваша ночь? Здесь бывает душновато, надеюсь, что всё было в порядке.       Большая ладонь, невесомо огладив хрупкие плечи ребёнка, затянутые в новенькое подаренное платье, аккуратно поправила детскую шляпку, чьи широкие поля так и норовили ударить по лицу и глазам.       — Суа очень благодарна за такие щедрые подарки, — мягко заговорил Чонгук, принимая протянутую ладонь в рукопожатии нового знакомства. — Просто очень смущена. Она в восторге.       — Так сеньора носит имя Суа, прекрасно!       — Ты тоже очень красив сегодня, Сариэль, — голос, что раздался чуть позади, сменился лукавым подмигиванием. Чонгуку не составило труда признать в этом человеке вчерашнего встречающего, из-за которого смущение от произошедшей ситуации всё ещё пробиралось под воротник футболки. — Но у нас есть кое-что ещё. Никто ведь не будет возражать?       — Боги, я не думаю, что мы может принять ещё один подарок.       — Брось.       Закопошившись в холщовой сумке, перекинутой через тело на манер почтальонки, сероглазый мужчина, который до этого не проронил ни слова, явил на свет ещё одну небольшую коробочку, из-за чего большие детские глаза в любопытстве засияли ярче, а смущение испарилось, стоило заполучить подарок в маленькие руки. Чонгук не мог упрекнуть дочь в радости от внимания, кто был бы против купаться в подобном?       — Здесь бывает жарковато и довольно скучно, поэтому маленькой сеньоре просто необходимы развлечения. Мы не могли пройти мимо подобной мелочи, — мерно заговорил незнакомец, именно он, как видел Чон из окна ванной комнаты, красовался бутылкой на собственной голове перед дулом револьвера среди лимонных деревьев.       — Мелочи?       — Ах! — сорванные лента и крышка коробки сменились ещё одним детским восторгом и визгом, а и без того округлые глаза Чонгука сделались ещё больше, стоило увидеть яркую и розовую вещицу, покрытую блёстками от пластмассовой рукоятки до кончика своеобразного дула. — Па, водный пистолет! Совсем как у меня дома!       Это в действительности была любимая игрушка Суа, сколько бы девочке ни было лет, Чон попросту не находил этому объяснений, принимая данный факт с некоторой волной грусти. Конечно, маленькая Суа имела и излюбленного плюшевого медведя, с которым проводила каждую ночь и каждый поход к дантисту; ящик разнообразных кукол; домики и крохотную кухню, но всё это меркло, когда на детские глаза попадался обычный пластмассовый пистолетик. Нередко Чонгук получал струёй воды прямиком в глаза или в нос, всё ещё не находя ни одной причины, почему именно эта игрушка была дороже конфет перед обедом.       — О, нет. Суа в восторге от подобного, — обречённо проговорил Чон со сдавленным стоном отчаяния. — Мы действительно очень благод–       — Спасибо! — воскликнул высокий голосок, чья обладательница сверкала широкой и кроличьей улыбкой, как никогда походя на своего отца. — Я буду беречь его и любить! Отпусти меня, па. Скорее!       Когда ноги Суа наконец-то оказались на тёплом камне, та с серьёзным и сосредоточенным видом выслушав инструкции, деловито направилась наполнить водой из-под хозяйственного крана игрушку, что молниеносно стала любимой. Длинные ленты шляпки мелькнули за очередным каменным поворотом стены.       — Спасибо, правда, — с долей смущения сказал Чон, цепляясь пальцами за ткань, заправленной в джинсы, футболки. Приходилось неприятно щуриться от яркого солнца. — Это очень щедро с вашей стороны, но, знаете, как легко разбаловать детей в таком возрасте. Не то, чтобы…       — Если бы ты не был хорошим отцом, ты бы не согласился на приглашение Дона, верно? — Чонгук прикусил щёку изнутри от острого взгляда серых глаз, что больше не имели ни единой искры былого озорства. — Все хорошие отцы делают всё для своих детей, так позволь нам держать этот уровень для твоей дочери. Дети заслуживают быть любимыми и чуточку избалованными. Не нам ли это не знать?       Звонкий смешок вонзился в тягучее молчание, и темноволосый мужчина поспешил обхватить плечи гостя, ловко направляя того в своём направлении. Цепкий взгляд серых глаз не отпускал до того самого момента, как Чонгук оказался к хмурому бойцу спиной, обхваченный с другой стороны чужими руками.       — Всё для наших дорогих гостей! — пшеничная макушка мелькнула перед лицом киллера, сменяясь медовыми глазами, такими чистыми и большими. Холодный взгляд остался позади, вызывая неприятные покалывания вдоль позвоночника. — А теперь, я думаю, нам необходимо наконец-то заняться нашим знакомством. Сариэль, ты не против небольшой прогулки по фруктовому саду? Он здесь просто удивительный!       Было некоторым облегчением осознать, что волнение за Суа наконец-то растворилось. Чон со спокойной душой шагнул на небольшую дорожку среди раскидистых деревьев, позволяя своему маленькому Ангелу спокойно резвиться на просторах сада без надобности постоянного присмотра. Здесь было безопасно настолько, насколько только возможно в мире суматохи и хаоса. Заложив руки за спину, Чонгук поспешил наполнить лёгкие приятным и фруктовым воздухом, прикрывая веки в наслаждении от размеренной и молчаливой прогулки. Трое мужчин, что окружали его, не имели за собой ни тени опасности, в некоторой степени было удивительно с какой лёгкостью Суа приняла этих людей, позволяя присоединиться к своей игре, как не удавалось и некоторым детям. Полностью доверившись ощущениям дочери, Чон взглянул на мужчину рядом с собой сквозь пушистые ресницы, лениво вышагивая вдоль рядов плодовых деревьев.       — Небольшие прогулки перед завтраком полезны, — начал светловолосый незнакомец по левую руку. — Мы все здесь придерживаемся подобного мнения, я надеюсь, вы не против? Как только мы завершим небольшой круг, то вернёмся к столу, к тому времени Аугусто должен уже спуститься к нам по завершению утренних дел. Здесь не принято проводить приёмы пищи без кого-то из семьи. Это традиция.       — Она чудесная, я считаю, — с искренностью поделился киллер, приставляя ребро ладони чуть выше бровей на манер козырька, дабы рассмотреть говорившего. — В большом городе нельзя похвастаться подобным, иногда всё бывает на бегу.       — Ты прав, — лицом мужчины озарилось улыбкой. — Раз уж мы заговорили о семье.       Тот, пройдясь ладонью по ткани своей просторной рубашки, протянул ту гостю для рукопожатия.       — У каждого из нас есть своё итальянское имя, но, я думаю, мы оставим их для более формальных событий. Позволь мне представиться первым, — небольшая ладонь оказалась крепко обхвачена мозолистыми пальцами киллера. — Чимин, но все меня зовут просто Минни.       Не успев раскрыть рта, как Чон опешил, когда его рука оказалась перехвачена чужой, более грубой, но всё ещё мягкой. Мужчина игриво толкнул Минни плечом, втискиваясь в малый круг знакомства.       — Сокси, — представился тот, потряхивая сомкнутые руки. — Боги, я так рад тебя видеть!       Будучи охваченным спонтанными и крепкими объятиями, Чон погряз в звонком щебетании, никак не унимая своего удивления, ещё никогда его не встречали так радостно, словно старого друга. Сокси, что тактильным вихрем окутал собой двоих мужчин, хлопнул по плечам тех, взлохматив макушки. Длинный палец вдруг оказался выкинут вперёд, указывая на резвящуюся парочку неподалёку. Суа была слишком увлечена своей новой целью, которая пряталась за извилистыми стволами деревьев.       — Этот негодник с пшеничными волосами — Тэ-Тэ, — с кивком шоколадной головы сказал Сокси, сияя белозубой улыбкой. — Славный малый, обожаю его. Мы принадлежим к бойцам семьи Пеларатти. Надеюсь, мы обязательно подружимся, ты нам нравишься, Сариэль.       — Эй, — в притворной обиде воскликнул Чимин, потянувшись, чтобы ущипнуть несносного бойца за бок.       — Я вас обоих обожаю, детка.       Чонгук одобрительно замычал, приподнимая уголки губ. Вихрь, что ловко уворачивался от меткой стрельбы розового водяного пистолета, вдруг слишком драматично рухнул на изумрудную траву среди желтобоких лимонов, щуря свои серые глаза от яркого солнца, пока фруктовый сад всё больше наполнялся счастливым детским смехом. Пшеничные волосы мужчины переливались в лучах света позолотой, обрамляя тёплую кожу с сочным медовым оттенком. Эти люди и правда имели лёгкий и приятный загар, в то время как сам Чонгук был подобен больше ванильному пудингу. Тот чувствовал себя инородным и слегка пригоревшим под сицилийским солнцем.       — Думаю, — весело протянул Чимин, ловко поворачивая себя и парочку в сторону дома. — Сегодня для нас будет исключительно отдых. Ещё столько предстоит знакомств! Даже намечается ужин, тётушка обещала приехать и навестить нас. Боги, я так рад гостям, наконец-то! Работа так осточертела.       Энтузиазм и завораживающая энергия троицы была ощутимой, от неё покалывало светлую кожу Чонгука, словно бы тот прикоснулся к наэлектризованному воздушном шарику. Сделав шаг вперёд, мужчина запрокинул голову, крепко зажмурившись. Внезапный удар струёй воды прямиком в местечко под собственным кадыком вызвал в Чоне искренний и яркий смех, что легко влился в суматоху всеобщего веселья.

*

      Взбегая по каменной лестнице на второй этаж, Суа, успешно оторвавшись от преследования большого и страшного монстра, замерла посреди пустого коридора, переводя дыхание. Шляпка, что крепилась лентами под подбородком, уже давно слетела с детской макушки, болтаясь за спиной. Расправив платье и прижав к себе любимую игрушку сильнее, девочка направилась вперёд, с осторожностью озираясь, дабы не попасться в лапы шуточных и игровых преследователей.       Хоть небольшая квартирка в Сеуле была родным и уютным гнездом для Суа, что всё ещё оставалось тем самым местом, куда непременно хотелось возвращаться вновь и вновь, но здесь… Этот дом походил для детского разума на настоящий замок, полного возможностей и приключений; мелочей, которых непременно хотелось исследовать. Суа ощущала себя словно в той самой сказке, что всегда читал отец перед сном, сидя на неудобном и маленьком стульчике.       Но чем дальше заходила девочка, тем более пустым становился дом. С любопытством осматривая большие картины, что украшали собой каменные стены; и явно дорогие вазы на высоких столиках тут и там, Суа погрязла в собственных любопытных мыслях, не сразу заприметив за собой приближающиеся шаги. Громкий детский восклик раздался в доме громом среди ясного неба, и Суа, зажмурившись, резко обернулась, чтобы выстрелить в монстра из розового водяного пистолета. Но стоило оленьим глазам распахнуться, как девочка побледнела, теряя все слова.       — Господин, простите, — проблеяла та. — Мне очень-очень жаль!       Мокрое пятно от выстрела расползалось по белому хлопку рубашки, что теперь холодила собой кожу. Коснувшись той кончиками пальцев, огладив, Сокджин с удивлением выдохнул, приподнимая уголки губ.       — Всё в порядке, — мягко проговорил он, делая осторожный шаг вперёд, чтобы не спугнуть маленькое создание. — Всё действительно хорошо. Смотри, у меня кое-что есть для тебя. Кажется, это твоё, не так ли, принцесса?       На протянутой ладони действительно лежал небольшой красный бант, что не так давно слетел с одного из хвостиков на детской голове. Суа взволнованно спохватилась, укладывая руку на свою причёску, чтобы ощупать ту на предмет потери. Тонкие брови девочки вдруг жалобно сложились домиком, когда под прикосновением ощутился лишь один хвостик. Любые мелочи, что как-то переплетались с семьёй, были особенно дороги для Суа, а потеря, подаренных отцом, излюбленных бантиков и вовсе могла стать настоящей катастрофой. Однажды, забыв в раздевалке на очередных занятиях свой любимый шарф, девочка ещё долго горевала, вспоминая тот и по сей день.       — Хочешь, я помогу тебе завязать его вновь, милая?       Бархатистый и размеренный голос дарил спокойствие, забирая весь страх. В растерянности Суа потупила взгляд оленьих глаз, смущённо кивнув. Что-то подсказывало девочке, что этот неловкий инцидент останется лишь между двумя душами, и никто не поспешит пожаловаться на невоспитанного ребёнка нерадивому отцу. Мягкое детское лицо окрасилось персиковым румянцем, когда мужчина, что опустился на колени без единой капли недовольства, с теплотой улыбнулся, принимаясь ловко расправляться с лентами шляпки, чтобы стянуть ту для удобства. Этот человек вовсе не был монстром, от которых приходилось убегать. Больше всего этот мужчина походил на доброго принца.       — Твои банты очень красивые, милая, они неимоверно идут тебе, — с трепетной мягкостью произнёс Сокджин, не угасая улыбкой ни на мгновение. Заполучив ещё более смущённую благодарность, мужчина с лёгкостью подцепил необходимую прядь мягких волос.       — Мой папа всегда делает мне причёски, — тихо поделилась девочка, послушно принимая заботу. Та сжала пухлыми пальчиками свою игрушку лишь крепче. — Однажды, он даже ходил на курсы, чтобы научиться заплетать мне косички. У него здорово получается.       — Ты гордишься своим папой? — девочка быстро закивала, воззрившись чистыми глазами на мужчину, чьё сердце болезненно сжалось, а улыбка предательски дрогнула. — Он и правда отлично справляется с этим, я думаю. Он у тебя молодец, милая.       — Я знаю, — вышло едва слышно и крайне смущённо. — Спасибо.       Боль, запертая в клетке из рёбер, норовила вырваться, затопив собой не только самого Сокджина, но и весь мир вокруг него. Маленькое создание, чьи длинные ресницы отбрасывали робкие тени, отзывалось в душе мужчины настоящей бурей. Заприметив потерянный бантик на одной из ступеней каменной лестницы, Сокджин вдруг утратил связь с реальностью, погрязнув в болезненных и свежих воспоминаниях, от которых так стремительно бежал. Когда-то в этом доме уже раздавались звуки прытких шагов любопытного ребёнка, который так нежно любил маленькие бантики, яркие закаты и громкие голоса чаек. Один только силуэт крохотной гостьи так успешно вскрывал едва затянувшиеся раны, одаривая новой и жгучей волной болезненных ощущений, таких же ярких и сильных, словно бы в тело вонзились острия лезвий.       — Я тоже когда-то заплетал косички своей дочери, — тихий голос повис в тишине коридора грозовым облаком. — Это и правда целое искусство.       — Вы больше не заплетаете их, господин?       Взглянув на чистые и блестящие детские глаза, растерянный Сокджин опустился на пятки, как только бантик занял своё законное место. Плечи мужчины поникли.       — Нет, милая, моя дочь больше не нуждается в моей помощи.       — Почему? — розовые губы надулись в недовольстве, а пухлые пальцы взметнулись вверх, чтобы оценить проделанную работу. Суа с яркой улыбкой ощутила под прикосновениями изумительный хвостик с излюбленным бантиком на том. — Ах, это чудесно!       — Она больше не со мной.       — Ваша дочь не приезжает к Вам? Это так грустно. Я всегда буду приезжать к папе.       На мгновение Сокджин притих, склоняя голову на бок, как добродушный щенок. Его тёмные глаза, наполненные горечью и нежностью, заблестели.       — Нет, милая, не думаю, что она когда-то приедет ко мне вновь. Вряд ли она покинет своё место на небесах.       С большим вздохом Суа вдруг поджала губы, замирая, словно испуганный кролик, вовсе не ожидая подобного поворота событий. Та резко поддалась вперёд, чтобы обхватить лицо мужчины ладонями и прижаться губами к открытому лбу того, как всегда делал отец, чтобы успокоить и отпугнуть любую грусть. Для девочки казалось настоящим кощунством, что кто-то смог причинить этому человеку подобные страдания, ведь добрые принцы никогда не заслуживали подобного. Мгновением позже в растерянности Сокджин ощутил на своей шее крепкие объятия, тот замер, ошарашенно расставив руки в стороны, только спустя робкую минуту тот поспешил с нежностью обнять ребёнка, прикрывая отяжелевшие веки, чтобы вновь поддаться болезненной волне воспоминаний, сбивающей с ног.       — Спасибо Вам, — тихо проговорила Суа, прижимаясь крепче. — Правда, спасибо.

*

      Чонгук пружинисто поднялся с белоснежного дивана, когда маленький ураган ворвался в просторную гостиную, бросаясь в родительские объятия, игнорируя чужое воркование со всех сторон. Не прошло и двадцати минут, как прерванная приятная беседа на троих стихла, стоило высокой фигуре появиться на пороге комнаты.       За большими окнами распевались чайки и шелестели кронами величественные деревья, а цветущая лиана бугенвиллия мелькала яркими всполохами соцветий. Всё по ту сторону начинало набираться жаром знойного дня, но в светлой гостиной едва ли ощущались отголоски тепла. Мелкие мурашки пробирались под ткань футболки, пробегая вдоль позвоночника. Чонгук кинул быстрый взгляд на светловолосого мужчину, свободно сидевшего на другом конце дивана, что раздирал заусенец на большом пальце в кровь, пока двое остальных, поднявшись с мягких кресел чуть поодаль, подобрались, подобно хищникам. Напряжение легло грузом на расслабленные плечи, пригвождая к полу. Тот человек, что ещё прошлым вечером был устрашающе грозен, попивая бокал вина в пении цикад, сейчас был белее первого снега. Сокджин, не решаясь сделать и шаг в гостиную, смотрел на мир большими и влажными глазами, в нервозности сцепив пальцы в замок. Он был похож на ребёнка, что посреди ночи отправился на поиски помощи из-за приснившегося кошмара. Чонгук не узнавал его, а Суа едва ли отстранила свой нос от шеи отца.       — Джинни, — Непривычное обращение зацепило собой чуткий слух. Сокси, всикнув руки, продемонстрировал пустые ладони, медленно двинувшись чуть вперёд. — Эй, посмотри же на меня. Как ты, слышишь меня?       Все присутствующие здесь казались привычными к подобному, зная, как действовать в такой ситуации, но это никак не отменяло напряжения, что повисло в пространстве грозовой тучей. От былой лёгкости после приятного семейного завтрака и безделья не осталось и следа, даже физическое недомогание стало совершенно незначительным. Тяжёлые шаги позади вынудили Чонгука обернуться в напряжении, прижав дочь крепче и подобравшись, но киллер лишь встретился взглядом с очередным незнакомцем, через чью руку был перекинут пиджак. Это был тот самый второй сопровождающий, что занимал водительское место на пути с аэропорта.       — Франческа, — сипло проговорил Сокджин, приковывая к себе взволнованные взгляды. Его руки начинали дрожать настолько сильно, что едва могли сцепиться в замок, а медовые глаза выглядели донельзя потерянно, бегло смотря сквозь присутствующих в пустоту. На высоком лбу под каштановыми прядями выступила испарина. — Там была Франческа, моя девочка.       Замерший неподалёку мужчина, что несколько минут назад только переступил порог дома, взлохматил шоколадную макушку напряжённого Сокси, с осторожностью подходя всё ближе к беспокойной фигуре, чтобы закрыть ту своим широким размахом плеч от всех присутствующих. В глазах мужчины больше не было и следа от вчерашнего веселья, тот выглядел мрачно и строго в деловом костюме; с зачёсанными назад тёмными волосами, ; выбритые же виски делали его ещё более грубым. Такие люди обычно и встречались киллеру на его карьерной лестнице, ловко управляясь не только с битой, но с денежными оборотами. Смотря на таких, никто и никогда не мог бы подумать, что те умеют испытывать чувство любви.       — Эй-эй, — с осторожностью придержав Кима за предплечье, Намджун с ярким беспокойством заглянул в бледное лицо того, оставляя сухой поцелуй на открытом лбу, покрытого испариной. — Ты со мной, так ведь?       Обернувшись, так и не заполучив ответа, консильери бросил взволнованный взгляд на бойцов, игнорируя любое присутствие насупленного Чонгука.       — Как долго? — спросил незнакомец, понижая голос. — Как, чёрт возьми, долго это происходит с ним?       — Не более десяти минут, я думаю. За завтраком всё было хорошо.       — И это происходило только здесь, на ваших глазах?       Минни медленно кивнул, тушуясь под тяжёлым взглядом, тот поспешил прижаться к плечу Сокси своим. Явная морщинка между хмурых бровей Намджуна вдруг исчезла, а взгляд того смягчился, стоило только вновь повернуться к бледному существу, на чьей рубашке всё ещё расцветало влажное пятно. Обхватив с осторожностью чужое лицо, мужчина огладил большими пальцами сухую кожу, приподнимая уголки пухлых губ в неимоверной нежности. Чон ощущал, как пульс ускорялся, киллер вжался в мягкую спинку дивана.       — Всё хорошо, посмотри же на меня, я рядом, — ворковал Намджун, без раздумий роняя мешающийся пиджак к ногам, чтобы легко подхватить Сокджина под тонкую руку, увлекая того за собой. — Вот так, какая хорошая работа. Пойдём за мной.       — Моя Франческа.       — Хочешь, мы навестим её? — голоса едва ли достигала Чонгука, растворяясь. — Прямо сейчас, ты хочешь этого?       Когда пара исчезла в коридоре, оставляя после себя лишь глухие отголоски фраз, мужчины медленно и грузно опустились на свои места, шумно выдыхая. Чон ощущал себя чужим, свидетелем того, что совершенно не предназначалось для чужого глаза. С трудом протолкнув слюну дальше в горло, Чон потупился, поглаживая притихшую дочь по узкой спине.       — Эй, — подал голос Сокси. — Всё хорошо, парень. Расслабься.       Чонгук метнул в того нечитаемый взгляд, встречаясь с лёгкой улыбкой.       — Не хочешь подышать свежим воздухом, Сариэль? — под медовыми глазами Чимина залегли тени, выдающие усталость с головой. — Знаешь, Тэ-Тэ мог бы сопроводить тебя, он отличной спутник для подобных вещей. А мы побудем с крошкой.       — Просто я один — любитель никотина, ты это хотел сказать?       Пухлые губы растянулись в улыбке.       — Сад так чудесен в эти часы, это нельзя упустить.       Иногда ощущать свои руки пустыми было чем-то совершенно неприятным и беспокойным, будто чего-то яростно не хватало, как целой части тела и души. Чон опустился прохладным ладонями на нагретый камень ограды лоджии, опираясь на ту. Как и гостевая спальня, новая и пустая комната имела вид на задний двор, только на ту часть, что не была видна с гостевой стороны. Возникший перед носом простенький портсигар подарил Чонгуку некую радость, а яркое пламя газовой зажигалки — каплю облегчения. Светловолосый мужчина, что вызывался быть причиной небольшого разговора, всё ещё сохранял молчание, буравя мир вокруг холодным взглядом серых глаз.       Сигарета, зажатая между его тонкими губами, дёрнулась, когда во дворе показалась уже знакомая пара, не сохраняющая между собой и сантиметра расстояния. Намджун, чьи рукава белоснежной рубашки были закатаны, обхватил крепкие, но хрупкие плечи, удерживая мужчину в своём прикосновении невероятно трепетно. Его темноволосая голова была склонена к чужой, а шаг был ровно в ритм шагов длинных и ослабевших ног Сокджина. Пара медленно, но верно обогнула лазурный бассейн и кусочек цветущего сада, чтобы скрыться за фруктовыми деревьями, оставаясь всё ещё отлично просматриваемыми с длинной лоджии, которая погрязла в тени. Марушки, возникшие из-за низкого голоса, раздавшегося совсем близко, вонзились в кожу Чонгука, раскрасневшуюся от прибывания на солнце.       — Следи за ними.       Фигуры, сливаясь в единое целое, вдруг возникли вновь, замирая у пустого местечка сада напротив одного единственного дерева, за которым оставались лишь изумрудная трава и горсть полевых цветов. Задний двор этой резиденции был богат на растительность, тот казался некоторым подобием Райского сада, поэтому из горла Чонгука вырвался удивлённый звук неожиданно пустого и одинокого местечка в этом буйстве красок. Отстранившись друг от друга, пара, так и не отпуская сцепленных рук, позволила наконец-то рассмотреть то, что находилось перед ними.       — Что это? — тихо поинтересовался Чонгук, прищуриваясь и выпуская облако сигаретного дыма.       — Кипарис.       Чон в недоумении взглянул на мужчину. Пара, стоявшая перед небольшим и тонким деревом, вновь прижалась друг к другу, Намджун же, обхватив тонкое тело в крепкие объятия, слегка покачивался, оставаясь сухими губами у виска мужчины.       — Кипарис? — озадаченно переспросил киллер, хмуря брови.       С новым облаком дыма Тэхён в задумчивости кивнул, падая локтями на тёплый камень ограждения, чтобы облокотиться об него с долей грузности, слегка поморщившись.       — Этот кипарис ещё слишком мал, — начал он. — Но он точно такой же, как и те, что растут вдоль узкой дороги до резиденции. Думаю, ты не пропустил их, когда добирался сюда. Они здесь везде, как сорняк, но какой красивый и величественный.       Чон медленно кивнул, впитывая каждое слово.       — Я скажу сейчас то, что будет должно остаться только между тобой нашей троицей, пока это не изменит сам Дон. Если когда-то он всё же расскажет тебе об этом, прошу тебя, разыграй своё удивление, словно слышишь это впервые, — на мгновение тлеющая сигарета вновь оказалась между сухих губ, вспыхивая желтоватой точкой на самом конце. — Слышал ли ты когда-нибудь о значении самого дерева — кипариса? Он олицетворяет печаль и скорбь, это траурное растение, но, как ни странно, оно обладает и смыслом бессмертия. Дерево жизни, как говорили древние арабы. Но вся ирония состоит в том, что кипарис — оберег от несчастья.       Янтарные глаза мужчины вновь прищурились, чтобы рассмотреть происходящее лучше. Чон никак не узнавал в сгорбившемся силуэте Сокджина прежний гордый разворот плеч.       — Звучит как не самое лучшее предисловие.       — Не прошло и года, как это растение появилось в этом саду. Аугусто высадил его в честь своего ребёнка, дочери.       Чонгук вскинулся, воззрившись на мужчину с громким шумом крови в ушах, едва ли не обжигая собственные пальцы тлеющей сигаретой.       — Это о ней говорил Аугусто на пороге гостиной. Иногда нечто работает для него триггером, вновь возвращая в это яркое отчаяние. Что-то вроде панической атаки? Я не силён в подобном. Аугусто никак не может вернуться к нам прежним, из раза в раз соскальзывая в эту бездну. Это пугающее дерьмо, его кошмары просто отвратительны, — сизый дым вновь наполнил собой пространство. — Может, ты знаком с некоторыми устоями мира Мафии? Никто и никогда не должен трогать детей, Сариэль. Что бы то ни было. Они неприкосновенны, даже чёртовы лёгкие порошки не внедряют вблизи школ и других детских учреждений. Тебе ли это не знать? Но не стоит делать из меня пустышку, я прекрасно осведомлён и о твоих коллегах из иных организаций — дешёвого дерьма, которые не чураются подобной работы. Но, детка, кто будет кормить свиней и рыб, если не эти наёмники?       — Как это произошло? — сипло проговорил Чонгук.       — Это был взрыв, конечно же, грязная и низкая вещь. Франческа была как Суа, только взяла чуть больше от сицилийских корней. Папина красавица, — Тэхён потёр переносицу ребром ладони. — Я не знаю, что вызвало у Аугусто подобную реакцию в этот раз, но, знаешь, этот человек явно не ожидал подобного расклада, сделай вид, что ты этого не видел. Ничего не было, договорились? Обычно он не помнит подобные моменты, но я предупредил тебя.       — У каждого из нас есть слабости, нет причин этого стыдиться.       — Твои слова, — Тэхён с силой вдавил окурок в край ограждения, но так и не выкидывая тот, — да ему в уши. Он — несносный и упёртый баран.       — Никогда не слышал, чтобы в подобном ключе отзывались о своём же боссе, — ухмылка ярко звучала в хрипловатом голосе.       — Мы крепкая семья, детка. Добро пожаловать.

*

      — Ах, вот он — моё сокровище!       Гостья, что выпорхнула из автомобиля, едва тот успел остановиться, раскинула руки в стороны, чтобы обнять мужчину, вышедшего навстречу из окружении горстки людей, уже привычной Чонгуку. Наблюдая за происходящим, Чон не мог и вспомнить, чтобы Сокджин сиял так ярко хоть раз за всё время их короткого знакомства. Несколько часов дали разительные изменения, Ким выглядел донельзя усталым, но спокойным и совсем иным, в отличие от того, что Чон видел у кипариса. Это вызывало некоторое восхищение. Суматоха, что происходила сейчас у главного входа, оказалась слишком громкой для тяжёлой головы. Гостью встречали, словно старую и добрую подругу.       Чонгук, выскользнув из тени, исчез в коридоре, чтобы поспешно скрыться в гостевой спальне хотя бы на десяток спасительных минут, которые уже имели жизненно необходимый характер. После спокойного и размеренного ритма в родном городе, всё это казалось шумным муравейником, что давил на разум и барабанные перепонки. Хоть это и был лишь первый полноценный день в этом доме, подходивший уже к концу, Чон ощущал сильнейшую усталость и полное отсутствие акклиматизации. Ко всему букету добавлялись и ноющие участки кожи, которые и вовсе не были ради сицилийскому солнцу. Упав на постель рядом с утомлённой дочерью, приютившейся в мягком одеяле на короткий сон, Чонгук прикрыл тяжёлые веки, выдыхая. Лёгкая дрёма быстро окутала собой усталый разум, увлекая в тёмноту без единого сновидения.       Информация, которая всё ещё собиралась по крупицам, уже имела разрушительный характер, требуя тщательного осмысления. Всё казалось чертовски запутанным.       — Ох, крошка, — накрыв рукой ворох одеяла, мужчина сонно уткнулся в тот носом, зарываясь в мягкую ткань. — Во что же мы впутались, крошка.       Редко какая семья позволяла расположиться в своём доме, обычно принимая Ангела лишь как исполнителя, хоть и питая к тому восхищение. Мало кто переходил деловую черту, предлагая вкусный ужин или тёплую постель. Всегда существовала особая грань, но некоторые заказчики и вовсе оставались на расстоянии нескольких посредников. Здесь же… Вновь всё было иначе. Хоть эти люди и оставались полными незнакомцами, те ощущались гнездом, семьёй, что принимала в свой узкий круг. Безусловно, некоторые взгляды были наполнены колючим холодом, но владельцы тех не спешили портить отношения, позволяя со спокойной душой Ангелу находиться в гостиной вместе с остальными членами семьи. А любой приём пищи за общим столом и вовсе всегда был неимоверной редкостью.       Слишком щедро, слишком благосклонно.       Всё было слишком.       Но внутреннее чутьё всё ещё дремало, не выказывая никакой тревоги или гулкого ощущения опасности. В какой-то степени это нервировало, как и бесчисленное количество новых и новых вопросов. Обычно заказчики стремились быстро завершить сделку, отдавая полный комплект необходимой информации сразу по прибытию наёмника, но в этот заказчик неохотно шёл на контакт, словно бы до сих пор присматриваясь к своему выбору. Аугусто казался себе на уме.       Прошлой ночью, стоило двери гостевой спальни закрыться за спиной Чонгука, тот, пробираясь сквозь усталость, принялся углубляться в местные новости для получния бóльшего количества информации. Но те были на удивление слишком бедны на события, упоминая только мелкие пакости местных криминальных группировок. Самый громкий заголовок был у статьи о деле про обнаружение большой партии порошка в аэропорту Палермо несколько месяцев назад, что казалось обычным делом в подобных странах. Решив, что полезнее будет обзавестись местной газетёнкой, Чон отключился, как и этим вечером, придя в себя лишь через час в духоте спальни.       Но, что волновало Чонгука больше, чем затяжной выходной, так это люди, относящиеся к семье Пеларатти. Издавна, когда Мафия только начала своё становление на территории Италии и Сицилии, та взяла за основу правило, что и по сей день работает с минимальным изменением:

«‎…членами семьи могут быть только чистокровные итальянцы, а в сицилийских семьях — чистокровные сицилийцы»

      В современном же мире это простое правило подвергалось минимальному изменению, а именно — стать членом семьи теперь может каждый, кто прошёл проверку на преданность и являлся полезным. Конечно, люди, что не имели ни итальянских корней, ни сицилийских, так и не могли подняться выше простых бойцов, как бы отлично те ни показали себя за все годы службы. Бойцы были крайней нижней точкой иерархии семьи, под ними оставались только повязанные в лице сообщников и подельников. Но довольствоваться всегда нужно было уметь и малым.       Так, что же произошло в этой семье, чей весь мир успешно перевернулся с ног на голову, при этом оставшись совершенно незамеченным? Подобный переворот в устоях и традициях мог обернуться не только скандалом, но и локальной катастрофой, враждой семей и их недоверием.       Чонгук медленно сел, роняя горячее лицо в ладони.        Мужчина не мог вспомнить ни одного случая из итальянского и итало-американского криминального мира, когда кто-то из семьи решил бы не только избавиться от самого Дона, но и от его консильери — советника клана и правой руки. В таком случае, где этот человек был сейчас, что служил верой и правдой Марио Пеларатти? Это было немыслимо — оставлять семью на ещё такие неопытные плечи, полностью меняя состав той. Одна только история о дочери Аугусто сжимало сердце в холодные тиски. И дело было вовсе не в том, что Чон воспринимал эту ситуацию ближе к сердцу из-за отцовства, а в абсолютном безумии, которое противоречило всем принципам. Несмотря на то, что мир Мафии всегда был полон грязи и безнравственности, тот никогда не брал в расчёт детей и подростков. Это было табу. Даже когда бизнес по продаже наркотических веществ только начинал набирать свои обороты, распространители никогда не затрагивали школы и другие детские учреждения. Тэ-Тэ был прав. Безусловно, существовало и другое дно — чёрный рынок. Это уже было место куда более страшное, чем сама преисподняя.       Когда молочные, но острые зубы слабо сжали руку, Чон издал тихий смешок, забирая крохотное, но такое грозное существо в свои объятия.       Сколько звеньев должна была потерять семья, чтобы место главы занял младший сын?       — Кажется, — подушечка пальца коснулась кончика носа-кнопки, вызывая яркую детскую улыбку. — Нам пора вернуть репутацию хороших и воспитанных гостей, детка.       Наручные часы, обхватывающие запястье, гласили лишь о семи часах вечера. Может, всему виной был джетлаг, но Чонгук, осушая уже второй принесенный кувшин воды, чувствовал себя ни на йоту лучше. Суа же наоборот расцвела в этих стенах, с удовольствием не только нежась на сицилийском солнце, но и легко принимая окружение давних знакомых своего отца. Решив оставить ставни закрытыми, Чон, на чьи руках гордо восседала Суа с новеньким бантом на самой макушке, нехотя покинул спальню, наполненную приятным и приглушённым светом, прищурившись от яркости пространства вокруг. Корни тёмных волос ощущались влажными на самом затылке после короткого, но глубокого сна.       Это был совершенно не тот образ, который Чонгук хотел явить своему заказчику, что явно ожидал от него нечто большее, чем разбитый вид одинокого отца с блестящими и влажными глазами. Медленно, но верно преодолев злосчастную лестницу, парочка едва завернула за дальний угол одного из ответвлений длинного коридора, как вновь оказалась в самом центре громких голосов и кипения жизни. Маленькие ладони Суа в счастье ударилась друг о друга, и девочка расцвела улыбкой, насытившись новой порцией энергии. Кажется, она успела истосковаться.       — Ах, Сариэль, вот ты где! — воскликнув, улыбчивый Сокси, в чьих руках был деревянный поднос с явным перекусом, рассчитаным на двух персон, спешно направился прямиком к вошедшей на кухню парочке. Тот ловко лавировал между жильцами, только одинокая роза забавно болталась в пузатой вазочке рядом с тарелками. — Боги, мы уже начали волноваться!       — Мы немного не рассчитали время, — подал голос Чонгук, поудобнее перехватывая сползающую с рук дочь, привычно усаживая ту на бедро. — Простите, что заставили волноваться.       — Хватит извинений, ты уже превысил свой лимит на них сегодня, — большая ладонь упала на плечо киллера, и тот вскинул голову, заприметив уже знакомые серые глаза, что на удивление сияли счастьем. — Выглядишь дерьмово, приятель.       Тонкие брови девочки вдруг сошлись на переносице, и та сложила руки на груди в некотором недовольстве.       — Эй, мой папа вовсе — не дерьмовый! — с упрёком сказала та, вынуждая голоса в кухне притихнуть. — Не нужно говорить неправду.       — Крольчонок. — Милая, этот сеньор вовсе не это имел ввиду, — заворковал Хосок, тихо       отставив поднос на край обеденного стола, тот выхватил цветок из вазы, чтобы преподнести его хмурой Суа в качестве небольшого подарка. — Не стоит так негодовать, милая. Этот дядя шутит, у него плохое чувство юмора.       Но девочка лишь насупилась сильнее, крепче обхватывая шею отца, чтобы демонстративно отвернуться с громким хмыканьем. Чон ощутил, как вдоль позвонков пробежала капля пота вовсе не от высокой температуры в помещении.       — Детка, — вновь попытал счастье Чонгук, с долей тревоги скользнув взглядом по озадаченным лицам мужчин, что скучковались вокруг. — Детка, пожалуйста.       — Ты — не дерь… Дерьмовый, — буркнула девочка. — Совсем.       — Что здесь, чёрт возьми, случилось? — голос, полный яркого негодования, исчез в громком звуке ножа, брошенного в металлическую раковину. Чон, едва не вздрогнув от неожиданности, отступил назад, неловко упираясь спиной в фигуру сероглазого существа.       Большие ладони Тэхёна легли на плечи киллера, слегка сжав, чтобы удержать на месте, хоть этого и не требовалось вовсе. Озадаченные бойцы, хранившие молчание, послушно расступились, являя нового члена семьи, чьё светлое, для подобного климата, лицо расекал длинный шрам, проходящий прямиком через левый глаз. Чонгук растерянно хлопнул ресницами, скользя взглядом по расстёгнутому жилету мужчины; закатанным рукавам рубашки, что обнажали руки, окраплённые кровью от разделки мяса; мягким иссиня-чёрным волосами, небрежно зачесанным назад. Этот человек внушал ощущение опасности, никто не спешил спорить с ним или пререкаться. Кроме, казалось бы, Суа.       — Ты, — мужчина указал на Чонгука пальцем, утыкаясь им тому в грудь, надавливая до ощутимой боли. — Ты и есть тот самый Ангел, о котором уже знает весь пригород Палермо?       Чем сильнее ухудшалось самочувствие, тем более раздражительным становился киллер совсем неосознанно. Теряя терпение, тот рывком сбросил с себя чужую руку, сделав уверенный шаг вперёд, закипая ещё больше, стоило прикосновению вернуться. Находясь в подобном состоянии, любые игры неимоверно выводили из себя, как и шум, яркий свет и громкие запахи. Рациональная часть в подобные моменты всё ещё держалась за Чона, не позволяя мужчине наделать глупостей, но иногда и та давала заднюю.       — У тебя имеется большое желание познакомиться со мной поближе? — Чон сделал ещё один шаг, а его глаза, подёрнутые дымкой сна, опасно сияли из-под взлохмаченной чёлки. Каждое прикосновение к себе отзывалось противной болью, кожа горела изнутри.       — Ох, хватит, — сероглазый сжал крепкое плечо сильнее, слегка потянув киллера назад. — Достаточно.       Длинные пальцы, отпрянув от вздымающейся груди, коснулись собой кончиков банта в волосах девочки, пропуская лёгкую ленту между самыми подушечками. Юнги ощущал себя свободно под испепеляющим взглядом, с мягкостью пройдясь ладонью по детским волосам. Хмурая Суа, всё ещё сжимающая футболку родителя, повернулась в недовольстве. Её розовые губы оказались сложены бантиком, как и всегда, стоило настроению девочки испортиться. Но тёмные глаза округлились, а лёгкий и персиковый румянец коснулся высоких скул Суа, та смущённо потупилась, когда незнакомец оказался ближе, доверчиво прошептав заманчивое предложение на ухо. Возникший перед детским лицом мизинец мужчины оказался сразу схвачен маленькими пальцами, это означало лишь одно — сделка, подкреплённая обещанием, завершилась успешно.       Вновь развернувшись в руках удивлённого отца, Суа выстрелила грозным взглядом в светловолосого мужчину позади, показав тому кончик языка.       — Ну ничего себе! — в привторном возмущении воскликнул Тэхён, прижав ладонь к груди, где билось сердце. Ещё один неожиданный выстрел, только теперь из водяного розового пистолета, что до этого прятался в кармане платья, попал точно в лоб бойцу. С пшеничных прядей теперь крупными каплями стекала вода, попадая на лицо. — Теперь я, кажется, повержен.       — Ты сломлен, приятель, — Юнги, широко улыбаясь, хлопнул того по плечу. — Будь добр, проводи милую сеньору и её сопровождающего в столовую, ужин будет скоро готов. Побудь наконец-то хорошим мальчиком.

*

      Небольшая перепалка забрала достаточное количество сил, чтобы с некоторым облегчением опустить дочь на пол, освобождая ноющие руки. Едва выпрямившись, Чон встретился взглядом с парочкой, умирая глубоко внутри. Киллер поспешил поправить ткань измятой футболки, проклиная себя и натягивая дежурную улыбку на лицо, украшенное полосой от подушки.       — Сеньор Пеларатти! — Чон расцвел наигранным добродушием, устремляя всё своё внимание новоприбывшей гостье. — Сеньора?       Темноволосая женщина средних лет выглядела достаточно грозной, при этом имея добрые и глубокие глаза. На первый взгляд Чонгук бы счёл её матерью Аугусто из-за их тесного и близкого контакта, но тот лишь хлопнул ресницами в растерянности, стоило Сокджину представить гостью.       — Эта прекрасная женщина, — Ким взмахнул рукой, сияя улыбкой, так и не выпуская своих рук из женских нежных прикосновений. — Моя бывшая гувернантка — сеньора Коста. Патриция Коста. Я попросил её оказать скромную услугу в присмотре за Суа.       — Ох.       — Этот несносный паршивец, — лучезарная Патриция обхватила лицо посмеивающегося мужчины, чтобы притянуть ближе к себе для звонкого поцелуя в мягкую щёку того. Чонгук замялся, ощущая себя совершенно не в своей тарелке. — Он тот ещё негодник, но не бойся меня, прошу. Я вовсе не собираюсь забирать твою маленькую принцессу на своё попечение.       Несмотря на все, эта женщина вызывала неприязнь.       Этот ужин действительно имел настоящий семейный дух, будучи совсем как те, что мелькали в фильмах и красовались на страницах журналов, но происходящее оставалось совершенно непривычным для самого Чонгука, чьи семейные вечера проходили лишь с одним крохотным человеком и горькой брюссельской капустой. Ненавязчивая музыка лилась из большого винилового проигрывателя, наполняя столовую, утонувшую в тёплом свете закатного вечера, приятной атмосферой расслабленности и спокойствия. Массивная и хрустальная люстра, грузом свисающая с потолка с россыпью трещин, щедро одаривала высокие стены переливающимися отблесками, что танцевали на тяжёлых рамах картин и румяных лицах членов маленькой семьи. Они сияли, а глаза их лучились искренним счастьем, таким жгучим и ослепительным.       Деревянный стол, уставленный разнообразными и простыми блюдами, был заполнен до отказа, имея по периметру разношёрстный набор стульев и даже скамью, где и одиноко приютился Чонгук, придерживая свою голову, уперевшись в ту кулаком. С большим трудом разделавшись с половиной ужина ради приличия, Чон сонно наблюдал за дочерью, что мелькала в танце с очередной высокой фигурой, стоя на начищенных ботинках той, поднимаясь на самые носочки. Мысли были куда более далёкими, чем пригород Палермо и прикосновение больших рук, что держали маленькие ладони Суа так невообразимо бережно. Мир вокруг медленно, но верно превращался в отдалённый звон в ушах, пока вода с лимонным дольками стремительно исчезала из высокого стакана.       Звонкое веселье легко заражало собой, вынуждая выбираться в тесный хаос пространства светлой столовой, но один человек, легко подпевая звучащей песне, опустился на деревянную скамью, невесомо укладывая свою ладонь на предплечье Чонгука. Лёгкое облако цветочно аромата обняло собой мужскую фигуру, пробираясь глубоко в лёгкие.       — Эй.       Чонгук медленно моргнул, принимая более расслабленную позу, чтобы не показаться невежливым куском дерьма, каким невыносимо хотелось обратиться в этот момент. Кажется, настолько плохо Чон не ощущал себя с самого сезона гриппа. Мужчина вновь натянул на бледное лицо дежурную улыбку, что слегка дёрнулась, стоило увидеть человека рядом с собой.       — Сеньора Коста.       Патриция вдруг смягчилась и поддалась ближе, теряя всю заготовленные игривые суровость и строгость. Её голос, подобно сердцу, был мягок и ласков, как пуховое одеяло в зимнюю пору. Чонгук ещё раз медленно моргнул, из всех сил стараясь сфокусироваться на румяном от вина лице женщины, словно бы громкая музыка нарушала остроту зрения.       — Тебе нехорошо, так ведь, дорогой? — прохладная ладонь легла на лоб мужчины, обжигая кожу холодом колец. — Эй, посмотри-ка на меня. Мне лишь хотелось успокоить тебя, ты показался огорчённым планами Аугусто, что действовал за твоей спиной. Прошу, не воспринимай его всерьёз, он себе на уме. И всегда был таким с самого детства, даже когда отец только привёл его в дом.       Брови Чонгука сошлись на переносице в ярком непонимании, и тот,       кинув беглый взгляд на веселившуюся, но явно уставшую, дочь, вернул своё шаткое внимание обратно к женщине, чьи длинные волосы были собраны в аккуратную причёску.       — Что значит «только привел его в дом»‎?       — Разве он ещё не вызывал тебя на беседу? — с отрицательным кивком головы Патриция разразилась упрёками на звонком итальянском, из чего Чон не понял ни единого слова, лишь рассеянно кивая время от времени, словно болванчик. — Какой паршивец, вечно он растягивает всё, как жвачку. Знаешь, сколько он собирался написать тебе? Боги, милый, за это время можно научиться балету.       — Только не балет, — на выдохе спешно произнёс Чонгук. — Пожалуйста.       — Аугусто родом из Штатов, — хоть речь Патриции и была сумбурной, голос женщины походил на мелодичную колыбельную. Чон неожиданно поймал себя на стойкой мысли, что был бы не прочь упасть лицом в эти мягкие руки в поисках такой желанной ласки и похвалы. — Его семья уехала туда на поиски лучшей жизни за несколько лет до рождения самого Аугусто, самая обычная семья, которых миллионы и миллионы повсюду. Они держали небольшую закусочную и крохотный магазинчик в доме, где и проживали.       — А как же?..       — Его люди? — женщина с нежностью огладила горячую кожу Чонгука. — Знаешь, дорогой, Марио Пеларатти был довольно странным человеком, мы познакомились с ним лично в той самой закусочной, которой заправляла семья Аугусто. Я тогда только приехала навестить свою семью, были Рождественские каникулы, ажиотаж! Я сама итало-американка, мои родители — этнические итальянцы, эмигрировавшие в Штаты, на самом деле моё детство прошло в Катании, это восточная часть острова, ты просто обязан там побывать.       — Сеньора.       — Я работала переводчицей, а затем и учителем иностранного языка, по удивительному стечению обстоятельств меня пригласили на работу в Сеул, что-то вроде обмена опытом. Может, всему виной мода на итальянский язык, которая явно затянулась. Я прожила там долгие годы, а в один дождливый день встретила и Марио, его супруга посещала мои занятия. Во второй злополучный раз мы пересеклись с ним в Штатах, где и познакомились лично в той закусочной, к сожалению. Это так странно, когда жена настолько отличается от своего супруга! Знаешь, дорогой, иногда мне кажется, лучше бы я никогда не встречала этого человека в своей жизни.       — Марио? — Чонгук медленно моргнул, — Почему?       — О, милый, — женщина расцвела мягкой улыбкой, ласково огладив       лицо мужчины узкой ладонью. — Этот человек не знал границ, несмотря на то, что являлся частью сицилийского криминального мира. Как тебе известно, здесь все трепетно относятся к правилам, но, как только эти люди попадали в другие страны, они лишались рассудка от свободы. Я не могла отказать Марио, когда он предложил мне работу гувернанткой, не после того, что он сделал. Они безумны.       — Но поче–       Бутылка вина с грохотом опустилась на стол между парочкой, вынуждая ту отстраниться друг от друга, а Сокджин навис над той, сверкая белозубой улыбкой.       — О чём вы воркуете так сладко и непринуждённо?       — Il pranzo era ottimo. Grazie per l’invito!       — Hai davvero buon gusto, — взлохмаченный после бурного вечера, Сокджин с озорством подмигнул, вызывая лёгкий и непринуждённый смех Патриции.       Напоследок коснувшись запястья, женщина выпорхнула из-за стола, бросив Киму несколько фраз, которые тот принял с добродушной ухмылкой. Ощущая невыносимую тяжесть во всём теле, Чон был искренне благодарен Патриции, что сразу же направилась к Суа, забирая утомлённого и сонного ребёнка под своё крыло. Заполучив щелчок по носу и лёгкое похлопывание по щеке, Чон нахмурился сильнее, слепо вперившись в полупустую тарелку перед собой, стоило мужчине опуститься рядом. Чон не обратил внимание на то, в какой момент чужая рука бесцеремонно обхватила его за плечи, приобнимая.       — У тебя всё в порядке? Весь день на тебе лица нет. Знаешь, когда я смотрел твоё дело, то заприметил несколько фотографий, ты там тот ещё румяный малыш, что же случилось с этим очарованием? — схватив пустой стакан, Сокджин заглянул тот, громко цокая. Тот поспешил вылить несколько капель бывшего напитка в соседнюю тарелку, чтобы наполнить принесённым вином. — На, выпей-ка это для меня, тебе явно необходимо.       Стакан коснулся сжатых губ Чонгука, что слегка побледнел, ощущая большое количество слюны под языком.       — Я, пожалуй, — тот прочистил горло, — должен отказаться. Прошу прощения.       — Брось, малыш, взгляни только, какой чудный вечер! А ты тут, бледнее листка бумаги. Что стряслось в Сариэлем, где же мой розовощёкий малыш?       Опрокинув в себя содержимое стакана, Сокджин с грохотом опустил тот на стол, сжав засипевшего мужчину в ещё более крепкие объятия. Тот стиснул Чона, слегка покачиваясь, словно бы в танце.       — Как же я рад наконец-то познакомиться с тобой, — весело воскликнул Сокджин, слегка отстраняясь, чтобы взглянуть во взмокшее лицо растерянного киллера.       Не прошло и мгновения, как уголок сжатых губ Чона обожгло резким, но долгим целомудренным поцелуем. Прикосновение исчезло, а мужчина лишь медленно моргнул, осоловело вперившись пустым взглядом в чайные глаза напротив, чтобы следом спуститься к блестящим и пухлым губам. Коснувшись кончиками пальцев места, которое, казалось, жгло настоящим огнём послевкусия, Чон сипло выдохнул. Это был поцелуй, тот самый первый поцелуй за чёртово количество времени. И это было… приятно. От подобного вывода темноволосая голова и вовсе потеряла связь с реальностью, помутневшие мысли исчезли, а мир вокруг стремительно исчез в темноте, словно бы кто-то дёрнул рубильник. От ссадины, которая бы непременно украсила лоб Чонгука, киллера спасла изящная ладонь, что вовремя придержала чужую голову, что едва не упала прямиком в полупустую тарелку. Тело Чонгука обмякло, лишаясь чувств.       — Ах, вот так, Ангел мой, — уголки пухлых губ приподнялись, а Сокджин с осторожностью прижал безвольное тело к своей груди, в ласке пропуская взмокшие пряди сквозь узловатые пальцы. — Засыпай.