Шёпот смерти

Селена пыталась нащупать хоть что-то, но её пальцы касались лишь холодной пустоты. Мир, в котором она оказалась, казался безжизненным, как сама тень, поглотившая её. Темнота окутывала, словно живое существо, поглощая каждую мысль и движение. Она сделала шаг, но не услышала своего движения, ни звука шагов, ни дыхания. Всё было беззвучно, будто сама она растворилась в этой тьме. Пальцы дрожали, и, стараясь удержать какой-то контроль над ситуацией, она оглядывалась, но ничего не увидела. И вот тогда, как проклятие, в тишине прозвучал звук, будто что-то неживое начало двигаться в этом пространстве. Селена замерла, напряжённо вслушиваясь в звук, но его источник оставался скрытым. Внезапно, в темноте, раздался шорох и она почувствовала, как что-то холодное и твердое скользит по её ногам. Руки, грубые и жестокие, как корни старых деревьев, появились из тени, сжались вокруг лодыжек. Она не успела среагировать, как один из этих твёрдых, болезненных объектов прорезал ткань платья и подол разорвался с потрескивающим звуком. Селена вскрикнула, пытаясь вырваться, но ноги словно застряли в этих руках, которые были слишком сильными. Их хватка становилась всё жестче, как будто её пытались утопить в этом безумии. Руки с длинными когтями и изогнутыми пальцами рвали ткань, царапали кожу, оставляли синяки и шрамы. Повсюду раздавались шёпоты, невидимые, но такие громкие, что казались надушенными на её коже, как шершавые лапки пауков. Они были на грани слышимости, таинственные и зловещие. Голоса насмехались, смеясь над её страхом, над её беспомощностью: — Тебе не спастись… Ты не сможешь убежать… Селена дернулась, пытаясь вырваться, но руки становились всё более цепкими, а шёпоты сливались в одну неразборчивую массу. Тени вокруг неё стали сгущаться, казались живыми. Они двигались, смеялись, что-то шептали, пока их тени не стали прилипать к женскому телу. — Ты заслужила это… Ты не можешь уйти, Селена, не можешь… Она почувствовала, как чужие пальцы начинают двигаться вверх, их хватка сдавливала её, охватывая тело. Каждый шаг был пропитан холодом и злом, которое проникало в кожу, заставляя чувствовать, как душу поглощает тьма. Сердце билось всё быстрее, а дыхание становилось тяжёлым и судорожным, как если бы она погружалась в бездну, откуда не было выхода. Селена чувствовала, как душа затмевалась, а глаза наполнялись слезами. В темноте перед ней возникала фигура отца, его взгляд был холодным, пронизывающим. — Убийца! — прорычал он и его голос звучал как проклятие, как сдавленная ярость, прорвавшаяся из глубины. Его рука сжала её волосы, заставляя её поднять взгляд, и в лицо ударила мокрая струя. Его плевок, горячий и горький, оставил на её коже пятно, как символ проклятия. Селена закричала, чувствуя, как всё тело сжимается от боли и унижения. — Чудовище! — повторил отец, не давая ей ни малейшей надежды на прощение. — И как ты могла появиться у нас? Сердце сжалось, как будто эти слова были началом её разложения, как если бы сама тень его обвинений забирала живую плоть. Сзади появился силуэт матери. Она была такая же размытая и лицо её было скрыто под чёрной вуалью. Селена не помнила её. Только полотна с поместья были крошкой воспоминаний. — Никак, — прошептала мать и её голос звучал, как ветер в пустых коридорах замка. — Подбросили. Дитя самого дьявола! Селена почувствовала, как грудь сдавила невидимая рука. Душа протестовала, но тело не слушалось. Все, что ей оставалось — это молчать и впитывать упрёки. Все эти обвинения, которые накапливались веками. — Ты посмотри на её руки, — продолжала женщина, её голос становился всё холоднее и отрешённее. — Черномаг. В жизни такого не видела, да и вообще жизни уже не увижу… Все из-за неё! Селена вдруг почувствовала, как мир рассыпается вокруг. Она могла лишь горько заплакать, разрываясь между отчаянием и ненавистью. Глаза заполнились слезами, но она не могла остановиться, не могла вытереть их. Всё вокруг поглощала тьма, а её собственная душа умирала с каждым словом. Мужские и женские фигуры стояли вокруг неё, как огненные пятна в этом мраке и она не могла понять, куда уходит её человечность. Ведьма закрыла глаза, пытаясь прогнать эти видения, но когда она открыла их снова, перед ней вновь стоял отец — холодный, высокомерный и безжалостный. Вокруг не было мрака, как прежде, а теперь тут лишь темница её родного поместья. Муровки на стенах казались ещё более угрожающими, звуки скрипа железных решёток и цепей впивались в душу, как яд. Под ногтями всё ещё чувствовалась грязь, а тело было обременено тяжёлой цепью, впивающейся в её шею. Руки в кандалах болели, но уже не было сил протестовать. Она была в цепях, в подземелье своего собственного дома, как зверь. Карл, её отец, стоял прямо перед ней. Его взгляд был полон ненависти и презрения. Он тяжело дышал, как будто каждое его слово было вырвано из самых глубин. Он не мог скрыть своей ярости и его лицо было искажено злобой. — Убийца! Ты хоть знаешь, сколько людей ты убила вчера? Тётя Диана, лорд Ричард, дядя Берт, малышка Ишли, госпожа Карен, Юнисия, Сибилла, лорды Рандольф, Вигмар, Гослин, Годвин, Пажн, Вимон… Все погибли из-за твоих проклятых сил! Селена не реагировала, не пыталась оправдаться. Её сердце было пустым, тело как будто не принадлежало ей. В голове только одно имя — Лука. Всё, что она потеряла вчера, теряла и сейчас. Её близнец. Он был мёртв. И она оставалась лишь его тенью, без крови, без жизни. Сердце болело, но она не ощущала боли. Это была бездушная пустота. Перед глазами снова было тело брата, лежащее в саду, беспомощное, словно оторванная часть её самой. Она не могла остановить этот поток мыслей, этот ужас. Карл, недолго наблюдав её молчание, схватил дочь за волосы и резко потянул вверх. Селена не сопротивлялась, она была как марионетка, чьими нитями кто-то управляет. — Ты заплатишь за это, — прошептал он, но слова его звучали как обещание боли и унижения. — Ты слышишь меня, проклятая девчонка? Заплатишь! Я сделаю так, чтобы ты стала ничем, так же как и твой брат. Ты будешь продана, как скот на убой. Или я отдам тебя в руки Леди Марианны де Ларж — она владелица вонючего борделя, где женщины, подобные тебе, теряют всё человеческое и становятся игрушками для извращённых господ. Ты будешь вещью, Селена, ничем больше. Он отпускал её волосы, и близняшка, даже не в силах ответить, опустила взгляд вниз. В её глазах не было слёз, не было боли, лишь пустота. Лука… Его образ сливался в одну картину, которой не было места в её жизни. Карл с яростью обернулся к стражнику, стоящему в углу темницы. Его лицо, искажённое ненавистью, было как холодный камень, готовый разбить всё, что попадётся на его пути. — Не кормить её пару дней, — его голос был чётким и жёстким, как удар молота. — Пусть усвоит урок. И чтобы не случилось, даже не думай отвлекать меня новостями о ней. Впредь у меня нет дочери Селены. Ведьма едва ли могла воспринимать эти слова, но они всё же проникли в её сознание, как тяжёлые камни, которые заставляют утонуть. Она почувствовала, как всё в теле сжалось, как будто тьма темницы поглощала её ещё больше. Отец выбрал этот момент, чтобы окончательно вычеркнуть её из своей жизни. Она больше не была частью этой семьи, не была частью их мира. Стражник, стоящий у двери, молча кивнул, его глаза не выражали ни сожаления, ни интереса. Он просто выполнял приказ. Карл, ещё раз бросив на Селену зловещий взгляд, развернулся и вышел из темницы, оставив её в полной тишине, которая была гораздо более страшной, чем любой крик. Тёмные стены казались ещё более мрачными и тесными, а холод, который проникал в её душу, не давал покоя. Но она не могла больше плакать. Её внутренний мир превратился в пустоту, и всё, что оставалось, — это лишь застывшее лицо её отца и слова, которые продолжали звучать в её голове, как приговор. Девушка почувствовала, как тьма вокруг неё начала расплываться и её сознание с трудом начало возвращаться в реальность. Звук шёпота прорывался сквозь пелену её мыслей, знакомый голос, полный беспокойства, эхом отдавался в её голове. — Селена? Селена? Слышите меня? — голос был настойчивым, но мягким. К нему тянулось все её нутро. Веллингтон медленно открыла глаза и перед ней возникла знакомая фигура. Он стоял прямо над ней, его лицо было почти в тревожной близости, а выражение — полное беспокойства и страха. Это был Клаус. Его глаза, обычно наполненные уверенным огнём, теперь были темными, как если бы что-то страшное и неизвестное заставило его так волноваться. Он стоял, обернув её руки в ткань темных перчаток, его пальцы осторожно поглаживали её запястья, как будто пытаясь убедиться, что она живет, что она ещё не потеряна. Его дыхание стало немного быстрее, а в глазах промелькнула едва сдерживаемая тревога. Он прижал её руку к груди, в попытке почувствовать пульс. — Ну и напугали же Вы меня… — его голос был почти шёпотом, наполненный беспокойством и какой-то невыразимой заботой. Он смотрел на неё, словно она была самым хрупким существом в этом мире, и вся его уверенность, вся его сила на мгновение исчезла, уступив место этой удивительной уязвимости. Клаус был всегда уверен в своих силах, но здесь, рядом с ней, в этот момент, он выглядел по-настоящему испуганным. — Что…что случилось? — хрипло спросила она, сама на миг испугавшись потерянного голоса. — Помните вампиров? Таверну? Вы сожгли её, но затем потеряли сознание. На три дня. — Сколько? — она поднялась, беспокойно оглядывая незнакомую комнату. Взгляд метался по помещению, стараясь разобраться, где она оказалась. Атмосфера была тёмной, но не пугающей. Стены были низкими, с древними балками и затмёнными тёмными цветами, как будто сама комната была поглощена покоем и одиночеством. В одном углу стоял старинный камин, не горящий, но с остатками пепла и углей. Отражение света, пробивающееся через узкие окна, придавало комнате мрак. Полки вдоль стен были загромождены старыми книгами, которые выглядели так, как будто они могли бы рассказать истории, не слишком радостные. Часы, висевшие на стене, тикали ровно и с давним, почти забытым звуком, как если бы время здесь застыло. На противоположной стене была дверца, слегка приоткрытая, но за ней не было видно ничего, что могло бы дать понять, где именно она находилась. Селена почувствовала лёгкую головную боль, её тело всё ещё было измотано. Затем заметила в углу небольшой стол, на котором стояли несколько баночек с лекарствами, как будто кто-то пытался облегчить её состояние. Да и сомнений особо не было кем приходился этот «кто-то». Весь этот мрак, эта неприветливость помещения казались одновременно и тягостными и странно успокаивающими. Её взгляд снова вернулся к Клаусу, который стоял рядом, беспокойно следя за ней, как если бы боялся, что она вновь потеряет сознание. — Где я? — её голос был хриплым, а интонация казалась растерянной и слегка испуганной. Клаус стоял у самого изголовья кровати, его лицо было озабоченным, глаза внимательно изучали её, пытаясь найти ответы на те молчаливые вопросы, что витали в воздухе. В руке он держал чашу с водой, которую осторожно протянул ведьме. Селена, не заметив, как это произошло, схватила её жадно, как человек, который долгое время был без воды в пустыне, поглощая каждую каплю с невероятной жаждой. Когда она, наконец, оторвалась от чаши, тяжело выдохнув, Клаус тихо произнес: — Принесу ещё. Она взглянула на него и в груди что-то сжалось. Селена едва заметно покачала головой. — Нет. Не уходите. — Ее голос прозвучал чуть громче, чем она ожидала, но взгляд был прикован к тени, что лежала под окном, как если бы темнота была чем-то живым, чем-то опасным, что могло вдруг забрать её снова. Она не могла оставаться одна. Клаус сел на край кровати. Его глаза не спускались с ведьмы, ищущие ответы, которым она не готова была дать форму. — Не уйду. Как чувствуете себя? Она отпустила взгляд и тихо прошептала: — В порядке. Но он заметил тень беспокойства, скрытую в её словах. — Можно вопрос? Селена тихо кивнула. — Конечно. — Я пытался проникнуть в Ваш сон, — продолжил он, его слова были осторожными, словно он сам был не уверен в том, что должен был сделать. — Вы кричали. Я хотел облегчить его, создать что-то приятное, но… кое-что я увидел. Темницу. Вашего отца. Это было наяву? Это воспоминание, так ведь? Рука невольно задрожала и она спрятала её под одеяло, как будто пытаясь скрыть частичку себя, не готовую дать ему больше. Она не хотела, чтобы он видел её слабость. — Сон, — её голос был тихим, едва слышным. — Снится всякое, когда такое в жизни насмотришься. Она попыталась улыбнуться, но эта улыбка была слабой, почти незаметной, как маска, скрывающая горечь. Клаус задумался. Он не был уверен, лжёт ли она, но её сердцебиение оставалось слишком ровным, почти безжизненным. Однако давить дальше он не собирался. Не сейчас. — Чего-то желаете? — его голос был непринуждённым, но взгляд выдавал скрытое напряжение. Селена опустила глаза на свои руки — чистые, аккуратные, без следов пепла и крови. Платье тоже было свежим, ткань мягко ложилась по фигуре, а кожа была тщательно отмыта. — Вы меня переодели? Клаус коротко хмыкнул, покачав головой: — Нет, хозяйка дома. Я бы не стал. Он наблюдал за ней, ожидая реакции, но Селена лишь кивнула, не зная, стоит ли ей испытывать облегчение или тревогу. За окном тихо потрескивали сучья деревьев, словно повторяя их дыхание. Комната была наполнена чем-то неуловимым, зыбким — напряжением, тянущимся между ними, как тонкая нить, готовая вот-вот порваться. Клаус чуть наклонил голову, внимательно всматриваясь в её лицо. Он искал признаки усталости, боли, но находил лишь тепло взгляда. Селена была слишком спокойна, но это спокойствие казалось ему чем-то хрупким, будто тонкий слой льда, скрывающий бушующее под ним море. Девушка осторожно положила свои руки поверх его ладони: — Спасибо, что позаботились обо мне. Я это ценю, — её голос был мягким, в нём звучала искренность, от которой у Клауса кажется на миг перехватило дыхание. Он не привык к благодарности. Не привык к тому, что кто-то прикасался к нему так — нежно, без страха, без требований. Его собственные пальцы слегка сжались вокруг её ладони, словно он пытался запомнить это ощущение. Мгновение длилось дольше, чем должно было. В её глазах было отражение пламени, тонкий отблеск света с окна, и что-то ещё — что-то, чего он не мог до конца разгадать. — Может, наконец, пришло время? — Время? — переспросил он, склоняя голову чуть ближе. Селена улыбнулась, уголки её губ чуть приподнялись, а в глазах блеснул лукавый огонёк. — Ну, не знаю… Поцелуете меня, наконец-то? Говорят, любовь залечивает раны. Клаус усмехнулся в ответ, но в его глазах больше не было насмешки. Только что-то глубокое, что-то, что заставило его податься вперёд, чувствуя, как между ними исчезает последний воздух, как её дыхание смешивается с его собственным. Селена не отвела взгляда, не отступила — лишь слегка приоткрыла губы, словно приглашая его к этому шагу. Его пальцы легли ей на щёку, тёплые, уверенные, и в этот момент мир перестал существовать. Всё, что осталось, — это едва заметный пробег её ресниц, тихий вздох, когда он коснулся её губ. Поцелуй был сначала осторожным, почти нерешительным. Но чем дольше длился этот миг, тем глубже становилось притяжение. Он был тёплым, медленным, но в нём скрывалась буря — сдерживаемая, но готовая разразиться в любой момент. Её руки скользнули по его запястьям, сжимая пальцы, как будто она боялась, что он отстранится. Но Клаус не думал отступать. В этот миг он принадлежал ей, а она — ему. Всё остальное перестало иметь значение. Но вдруг раздался лёгкий стук в дверь. — Боюсь, я прерываю нечто важное, — послышался вежливый голос Элайджи. Селена едва слышно ахнула и отстранилась, её щёки залились румянцем, но она не отводила взгляда от Клауса. Он же медленно вдохнул, задерживая этот миг в себе, а затем поднял голову, недовольно повернувшись к брату. — У тебя талант появляться в самые неподходящие моменты, — хрипло произнёс Клаус. Элайджа усмехнулся и слегка склонил голову. — В другой раз постараюсь постучать громче, но боюсь, нам пора. — Что-то случилось? — Селена выпрямилась, её голос стал вновь собранным, хоть взгляд всё ещё был слегка затуманенным. Элайджа шагнул вперёд, оглядывая её быстрым, оценивающим взглядом, будто проверяя, в порядке ли она. — По городу ходит патруль. Они ищут Вас, — он сделал паузу, прежде чем добавить, — хотя бы Ваше тело. Клаус задержал на ней взгляд, в котором мелькнуло разочарование — редкое для него, почти незаметное. Он не хотел возвращаться. Не хотел выпускать ведьму из этого уединённого мира, где они могли быть только друг для друга. Но слова Элайджи были разумны и младший Майклсон знал, что затягивать нельзя. Быстрее решится вопрос с отцом — быстрее уедут отсюда, такие мгновения станут чаще. Селена словно прочитала его мысли. Её губы дрогнули в мягкой улыбке, а в глазах мелькнуло понимание. Она знала, что он хочет задержаться, сама того желала не меньше. Чувствовала только с ним себя в безопасности, но и знала, что рано или поздно этот момент должен закончиться. Она поднялась, немного пошатнувшись, но Клаус тут же подставил руку, поддерживая её. — Да, пора домой, — сказала она, слабо сжимая его ладонь, будто на мгновение позволяя себе быть рядом, прежде чем снова спрятать чувства за вежливой отстранённостью. Клаус медленно кивнул, но его пальцы ещё секунду не отпускали её руку. Когда они вошли в поместье, их встретил гул голосов, шорох платьев и поспешные шаги. На секунду Селена замерла, не ожидая такого приёма, но уже через мгновение чьи-то руки обвились вокруг её тела, сжимая крепко, почти болезненно. Тереза первая обняла сестру, крепко, до боли в рёбрах, но девушке было всё равно — этот объятие было тёплым, живым, настоящим. Она чувствовала, как старшая сестра дрожит, как горячие слёзы капают на её волосы. — Я думала, ты мертва… — прошептала Тереза, не отпуская её. Младшие тоже бросились к ней, едва не сбив с ног. Мария судорожно всхлипывала, спрятав лицо в её груди, а Лилиан крепко держала за руку, будто боялась, что Селена снова исчезнет. — Ты жива! Жива! — повторяла Мария, захлёбываясь слезами. — Мы молились за тебя, каждый день… — Лилиан сжимала её пальцы, заглядывая в лицо с такой надеждой, что Селена не смогла бы отвести взгляд, даже если бы захотела. Тереза наконец отпустила её, но тут же прижала к себе Итана, который испуганно жался к её подолу. — Ты напугала нас до смерти, — голос старшей сестры звучал строго, но в глазах читалась бесконечная нежность. Селена обвела взглядом всех троих, потом посмотрела на малыша, который крепко сжимал ручонками её платье. — Прости… — прошептала она, проводя рукой по мягким волосам брата. Она почувствовала, как в горле встал ком, но слёзы не пришли. Их будто высушили те три дня в беспамятстве. Позади, немного в стороне, стояли Клаус и Элайджа. Они не вмешивались в эту семейную сцену, лишь молча наблюдали. Клаус встретился с ней взглядом и чуть заметно кивнул, его губы тронула едва уловимая улыбка. Селена ответила ему таким же молчаливым жестом — коротким взглядом, полным чего-то, что никто, кроме них двоих, не мог понять. Но не заметить этого было невозможно. Лилиан толкнула локтем Марию в бок, и та, едва сдержав смешок, прикрыла рот рукой. — Ты видела? — шепнула Лилиан, не сводя глаз с Майклсона. — Видела, — прошептала Мария в ответ, хитро улыбаясь. Обе девочки посмотрели на старшую сестру, потом снова на Клауса, а затем обменялись понимающими взглядами. — Доченька? Хриплый, едва различимый голос разрезал воздух, заставив всех обернуться. С верхних ступенек, тяжело ступая, спускался Карл Веллингтон. Его лицо осунулось, в глазах стояла тень тревоги, а когда взгляд остановился на Селене, в них вспыхнуло что-то ещё — боль, недоверие, страх потерять вновь. Клаус мгновенно напрягся. Челюсти сжались, пальцы рук бессознательно скрутились в кулаки, а выражение лица потемнело, как грозовое небо перед бурей. В глубине его разума вспыхнула единственная мысль:«Он не заслуживает прощения. Он не заслуживает её». Но прежде чем гибрид успел двинуться, на его плечо легла рука Элайджи. — Не сейчас, — тихо, но твёрдо проговорил старший брат, удерживая его на месте. Сёстры Селены мгновенно расступились, давая отцу дорогу. Карл бросился к ней, и едва оказавшись рядом, стиснул в объятиях так крепко, что, казалось, собирался никогда больше не отпускать. Селена замерла. Она не знала, что делать. Не понимала, что происходит. Её руки бессильно повисли вдоль тела, взгляд застыл в пустоте. Сердце замедлило ритм, а сознание захлестнула волна воспоминаний — о той темнице, о холоде, об угрозах, о его голосе, полном ненависти, о том, как тот избивал ее, как заставлял смотреть на страдания брата. Но теперь этот голос звучал иначе. Селена медленно вдохнула, затем выдохнула. Её пальцы слегка дрогнули, и она, неуклюже, словно впервые в жизни, приподняла руки и несмело похлопала отца по спине. — Всё в порядке, — услышала она свой собственный голос. Карл отстранился ровно настолько, чтобы взглянуть ей в лицо. В его тёмных, уставших глазах читался страх, перемешанный с облегчением. — Где ты была? Он выглядел измождённым. Волосы, когда-то тщательно уложенные, теперь были всклокочены, тени под глазами казались глубокими, а щетина, пробившаяся на лице, выдавала бессонные ночи. Одет он был всё так же элегантно — длинный камзол глубокого синего цвета, рубашка с высоким воротом, но в складках ткани заметно было нечто нехарактерное для него — небрежность, усталость, словно за время её отсутствия он стал совсем другим человеком. Селена заглянула в его глаза, пытаясь понять, что же она чувствует, но не нашла там ничего кроме ненависти и призрения. — Потеряла сознание на площади, — тихо произнесла она, голос был ровным, безэмоциональным. — Мне помогли господа Майклсоны. Карл замер, затем резко развернулся к ним, будто только сейчас осознал их присутствие. В его взгляде промелькнула паника, но он тут же скрыл её за натянутой улыбкой. — Милорды! — с горячей благодарностью он пожал руку Элайдже. — Я буду молиться за вас богам за этот благородный поступок! А затем его взгляд переместился на Клауса. Карл слегка замялся, но всё же протянул ему руку. Гибрид не шелохнулся. Он даже не удостоил руку взглядом. Только уголки его губ дрогнули в мрачной тени усмешки, а в глазах мелькнуло что-то почти звериное. Затем, будто не замечая протянутой ладони, он повернулся обратно к девушкам. Карл моргнул, сжал пальцы в кулак и снова повернулся к дочери. — Так рад, что всё хорошо, что ты цела! — его голос прозвучал мягче, но в нём всё ещё была та же отстранённость, что и в его глазах. — Может, тебе что-то нужно? Лекаря позвать? Селена смотрела на него, словно сквозь плотный туман. — Нет. Я пойду отдохну. Всё в порядке, Эйлин поможет если что. Карл кивнул, будто не знал, что ещё сказать. Она развернулась, и, не оглядываясь, пошла прочь, чувствуя, как тяжёлые взгляды сверлят ей спину, не позволяя забыть о том, кем она была для этого дома — гостьей, призраком, которого все ждали похоронить и лишь сестры которого искренне любили. Когда Веллингтон наконец вернулась в свои покои, комната встретила её тишиной и темнотой, которые, казалось, стали её единственными спутниками за эти долгие недели. Но сразу же, как она шагнула внутрь, её взгляд остановился на вазе, наполненной теми самыми цветами, которые она видела лишь пару дней назад. Легкий букет из веток с серебристыми листьями, из которых распускались бледно-голубые цветы. Эти цветы, словно вылепленные из самого света, мягко мерцали в тусклом свете свечей, отражая тени на стенах. Призрачные, почти нереальные, они напоминали нечто из другого мира, утонченное и хрупкое. Она подошла ближе и наклонила голову, чтобы рассмотреть их ещё раз, её пальцы чуть коснулись стеблей, скользя по холодным, как лед листьям. В голове снова промелькнули слова Клауса. «Это Невиос — ледяной цветок. Он редок и хрупок, но говорит, что его присутствие успокаивает, помогает снять тревогу, а еще улучшает сон…». Селена вдыхала их аромат, чувствовала, как этот нежный, но стойкий запах наполняет её, убаюкивая и успокаивая беспокойный разум. Цветы действительно были красивыми, но сейчас они также были и каким-то невидимыми напоминаниями о том, что всё вокруг менялось. О его заботе, о его словах. И в этом была странная, едва уловимая теплота. Проходя мимо вазы, она ещё раз коснулась лепестков, и мягкое дыхание цветов будто обвило её, наполнив покои таинственным, ледяным светом. Этот букет не был просто украшением комнаты — он был знаком, символом чего-то больше, что витало в воздухе, между ними. Её взгляд переместился на столик рядом, где стоял стакан с отваром. Он был густого, тёмно-красного цвета, словно вишнёвое вино, но по запаху напоминал смесь трав и цветов. Это был отвар, выписанный лекарем. Эйлин готовила его для неё каждое утро и вечер, утверждая, что это помогает восстановить силы и успокоить нервы. Селена вспомнила вкус этого напитка: горьковатый, с лёгкой кислинкой, но в то же время слегка сладковатый, как красный плод винограда, который выжимаешь руками, чтобы получить сок. Вкус, который был для неё почти утешением в эти трудные дни, как малая радость в мире, полном тени. Она не задумываясь, выпила отвар, чувствуя, как его тёплая жидкость скользит по её горлу, наполняя тело странным успокоением. Силы возвращались, как будто сам напиток вытягивал тяжесть из её груди, облегчая дыхание и мысли. Только она поставила стакан на столик, как в дверь тихо постучали. Кристофер вошел в покои и сразу стало заметно, как он нервничает. Его обычно спокойное лицо было натянуто, глаза слегка расширены, а движения — быстрые и неуверенные. Он был одет в тёмную одежду, с хорошо сидящим камзолом, но сейчас он казался немного рассеянным — ворот рубашки был небрежно распахнут, а рукава слегка завернуты, как будто он спешил, не успев привести себя в порядок. Волосы были слегка растрепаны, а на его лице читалась тревога. Он оглядел комнату, будто ища что-то, его взгляд часто переходил с одного угла в другой, пока, наконец, не остановился на Селене. Он сделал шаг вперед, но так и не подошел ближе, словно не зная, как правильно действовать. — Госпожа, — сказал он, его голос был пониженным, как будто боялся потревожить её. — Я… я так переживал. Как Вы себя чувствуете? Мне сказали, что с Вами было что-то… Вы пропали и я не мог найти Вас… Думал те твари на площади… Его руки нервно теребили края камзола и он вытирался в его пальцах, будто в попытке успокоиться. Селена оглядела его и устало вздохнула. Видела то, как мужчина смотрел неё не просто с переживанием. — Я в порядке. Спасибо за беспокойство. Он заострил внимание на цветах позади неё, а затем тихо спросил: — Скажите честно, тот мужчина, господин Майклсон, Вы были с ним? Селена усмехнулась. — Кристофер, что за вопросы? Ты меня в чем-то упрекаешь? — Нет. Просто. У меня плохое предчувствие, госпожа. Если Вы с ним из-за того, чтобы найти что-то про свою семью, чтобы… — Да что с тобой? — перебила его Селена. — Я не буду продолжать этот бред Кристофер, прости. Рыцарь остановился, не успев завершить фразу. Селена взглянула на него и в её глазах мелькнуло нечто, что заставило его замолчать. Он почувствовал, как тяжело было дышать в этом помещении, наполненном её присутствием. Он не мог не заметить, как её лицо стало более закрытым, как напряжение в взгляде усилилось. Знал, что она скрывает что-то, но не мог понять что. Конечно он догадывался, что все дело было в том рыжеволосом мужчине. — Прошу прощения, госпожа. Просто иногда мне кажется, что Вы слишком много впускаете в свою жизнь и не всегда это может быть безопасно. Селена сделала шаг к нему, её глаза были холодны, как лёд, но в них скрывалось нечто большее — усталость, нежелание что-то объяснять. — Кристофер, — она произнесла его имя с лёгким уколом в голосе. — Я не нуждаюсь в том, чтобы ты меня оберегал. Я сама могу позаботиться о себе. Ты переживаешь слишком сильно. Он опустил взгляд, его плечи слегка опустились. Он чувствовал, что не может найти правильных слов, чтобы успокоить её, чтобы объяснить свою тревогу, которая всегда была частью его заботы. Селена взглянула на него с усталостью в глазах, чувствуя, как её силы постепенно ускользают и каждое слово теперь даётся с трудом. Она шагнула ближе, её шаги были тихи, но невыносимо весомы в этом моменте, и голос её звучал холодно, как всегда, когда она была на грани: — Ты пришел сюда зачем? — спросила она, её глаза впились в лицо напротив с настойчивостью, которая была почти утомленной. — Что-то хотел сказать или услышать? Давай к делу, я устала. Мне нужно найти Эйлин и скорее пойти в купальню. Он стоял перед ней, весь на виду, как всегда, с нервной ноткой в движениях, будто что-то давило на его грудь, что-то, что он больше не мог скрывать. Он перевёл взгляд на её лицо и как бы ни старался, не мог удержаться от того, чтобы не выдать свою тревогу. — Да, — его голос звучал чуть дрожащим, будто каждое слово с трудом пробивалось через его губы. — Я хотел кое-что рассказать. Это касается Вашего отца. Когда Вы пропали, я думал, что Вы вновь ищете близнецов… и теперь, не могу больше молчать. Селена замерла. В воздухе повисла тишина, но она не поспешила его прерывать. Она не была готова к этому разговору, но его слова уже проникли в её сознание.