Шёпот смерти

Над городом стояло нежное закатное небо, окрашенное в оттенки золотистого и оранжевого, словно сама природа благословляла сегодняшний вечер. Лёгкий ветерок, несущий аромат свежесрезанных цветов, раскачивал подвешенные над площадью гирлянды из белых лилий и жасмина. Эти цветы, символизирующие чистоту и завершение, укрывали улицы мягким сиянием и наполняли воздух едва уловимой сладостью. Их белоснежные лепестки, будто освещённые остатками солнечных лучей, отливали жемчужным блеском. На площади царила оживлённая суета. Люди, словно муравьи, метались из стороны в сторону, каждый погружённый в своё дело, но все — единым порывом, единым ритмом. Молодые девушки, с весёлыми улыбками на губах, развешивали последние ленты, обматывая ими столбы и балки, стараясь завершить украшение до наступления ночи. Мужчины, подхватив тяжёлые деревянные скамьи, выставляли их вдоль площади, проверяя, чтобы всё было ровно и симметрично. Кто-то расставлял корзины с фруктами и хлебом, заполняя пространство яркими красками спелых яблок и золотистого пшена. Повсюду слышались голоса. Детский смех смешивался с командами взрослых, кто-то просил передать ещё одну связку лилий, кто-то звал на помощь с развешиванием фонарей. Лица людей сияли от предвкушения — вечер должен был стать не просто событием, но символом окончания тёмной главы их истории. Прямо в центре площади возвышался огромный костер — когда-то чёрный, угрожающий, обугленный, он был символом жестокости и страха. На нём столетиями сжигали тех, кого подозревали в колдовстве, принося в жертву невинных ради мнимого порядка. Но времена изменились и теперь этот символ ужаса был перерождён. Его платформу перекрасили в сияющий белый цвет, украсили лентами и небольшими факелами, а внутри устроили место для танцев. Теперь он стал символом нового начала, где молодёжь могла кружиться в танцах под звуки весёлой музыки, а смех разливался над площадью, как ветер, разносящий радость. Всё это великолепие, вся гармония — работа Селены. Никто не ожидал, что она, так долго оставшаяся в тени после трагической весны, возьмёт на себя такую ответственность. Но этот праздник был её решением, её шагом к свету, к чему-то новому. Она вложила в него всё — своё время, своё терпение, свою душу. В толпе Селена сливалась с остальными. На ней было простое, но утончённое белое платье, как у большинства. Оно струилось вниз мягкими складками, повторяя изгибы её фигуры, и сияло в оранжевом свете заката. Но даже в этом безупречном единстве она выделялась. Её длинные волосы свободно спадали по плечам, словно тёмный шёлк, в который были вплетены тонкие белые ленты. Пара косичек, тонких, как ниточки, добавляли её облику мягкую деталь, что, казалось, только подчёркивала её ангельскую красоту. Селена не стояла в стороне, не приказывала издалека. Она двигалась по площади с лёгкостью, проверяя каждую деталь. Её тонкие пальцы аккуратно поправляли фонари, развевающиеся ленты, кубки для вина и тарелки с закусками. Лично следила за тем, чтобы корзины с цветами были выставлены ровно, чтобы свечи в фонарях стояли по центру. Иногда что-то негромко говорила, указывая на мелкие недочёты, но в её голосе не было высокомерия, только мягкость и уверенность. Люди смотрели на неё с уважением, словно на ангела, который внезапно решил спуститься к ним и разделить их суету. Кажись все забыли как ещё утром называли её тем самым падшим ангелом. Её взгляд, в котором скрывалась едва уловимая грусть, всё равно светился. Глаза следили за каждым движением, ловя каждый момент. На несколько секунд она остановилась, отступила назад, чтобы окинуть всё пространство одним взглядом. Праздник дышал её стараниями, её мечтой — сделать этот вечер не просто особенным, а таким, чтобы все забыли о боли прошлого, о страхах и потерях. Начали все с чистого листа. Она хотела дать людям надежду. И, возможно, себе тоже. Ведьма остановилась, словно что-то невидимое вдруг приковало её к месту. Взгляд скользнул по площади и задержался на двух незнакомых детях — мальчике и девочке, сидящих неподалёку у края костра. Они увлечённо дёргали друг друга за волосы, смеясь так звонко, что этот смех заглушал общий шум вокруг. В их веселье была такая простая, неприкрытая радость, такая невинность, что сердце Селены сжалось. Перед глазами замелькали образы её брата Луки. Она видела его юным, с растрёпанными темными волосами, лазурными глазами, полным жизненной энергии. Лука всегда был рядом, всегда находил способ поддержать её, даже в самых тёмных моментах. Они были друг для друга больше, чем просто брат и сестра — настоящие родственные души. Теперь кажись и души в ней не было. Сердце болезненно сжалось. Её руки невольно сжались в кулаки, как будто это могло унять ту горькую тоску, которая вновь накатила. Но чем дольше она смотрела на детей, тем яснее в её сознании становился образ Луки. И вот у самого края площадки, в тени старого дерева, стояла фигура. Она узнала бы его из тысячи — высокий, с тонкими чертами лица, такими знакомыми, что сердце болезненно сжалось. Это и впрямь был Лука. Но он выглядел иначе. Его кожа была призрачно-бледной, почти прозрачной, словно лишённой жизни. Губы сухие, треснувшие, а глаза — глубокие, тёмные, но всё равно в них сиял прежний блеск. Это был её брат, всё такой же красивый, как она его помнила, но теперь — с болезненной, пугающей аурой. Селена сделала шаг вперёд, чувствуя, как горло сжимается от слов, которые она не могла произнести. Он не двигался, только смотрел на неё, чуть склонив голову, будто в прощении или упрёке. Тёплый ветерок тронул его волосы, как бы напоминая, что он был здесь — пусть ненадолго, но был. Селена почувствовала, как воздух вокруг неё становится густым, почти плотным. Странное холодное ощущение окутывало её, как бы пронзая всё тело. Её сердце билось быстрее, но руки оставались тяжёлыми, как свинцовые. Лука всё не двигался, его взгляд был сосредоточен на ней, но в нём не было того тепла, что она когда-то знала. Он словно смотрел в пустоту, его лицо становилось всё более нечеловеческим, и чем дольше она стояла перед ним, тем яснее ощущала, что это не просто видение. Скрежет зубов, едва различимый, прорвался сквозь тишину, и она заметила, как его глаза становятся всё более бездушными, как у мёртвого. Он сделал шаг вперёд, и Селена услышала странное дыхание, не похожее на человеческое, прерывающееся, будто что-то неестественное боролось за жизнь в его теле. Сильный порыв ветра растрепал его волосы, и Селена увидела, как их концы начали светлеть, словно обугленные. Его бледная кожа начала трескаться, словно от гнили, из трещин вырывались вспышки тусклого света, зловещие и холодные. Тело стало искривляться, и мгновенно она поняла — это не был её брат, это был лишь его жалкий образ, несущее ужас, порождение чего-то темного, что крылось в ней самой. — Лука…? — едва выговорила она, её голос был похож на шёпот, теряющийся в ужасной тишине. Ответа не было, только тошнотворное шуршание, как будто его тень вцепилась в землю, пытаясь вырваться из неё, как из могилы. Селена почувствовала, как её охватывает паника, но не могла двинуться. Что-то держало её на месте. Наконец, в воздухе появился тяжёлый запах гнили, и с каждым вдохом её тело сжималось в судорогах. Лука поднял руку, его пальцы двигались медленно, как будто пытались что-то захватить в воздухе. Селена сжала зубы, но не могла отвести взгляд. Лука медленно подошёл ближе, его шаги звучали тяжело, как если бы он тащил за собой что-то мёртвое, не живое. Его лицо, бледное и искажённое, вновь пронзил тот странный взгляд, полный тоски и страха. Селена почувствовала, как её грудь сжимается, дыхание становится поверхностным. Его слова прорезали воздух, будто разрывая её на части: — Ты слишком много на себя берёшь, Лунария. — Его голос был мягким, но в нём скрывался упрёк, и этот звук был таким знакомым, что она почувствовала, как слёзы защемели в глазах. Только этот голос был не тем, что она помнила. Это было что-то чуждое, что-то темное. Селена в ответ крепко сжала кулаки, ощущая, как её пальцы вонзаются в кожу. Она подняла голову и её голос дрогнул, но она не могла отвести взгляда от его искажённого лица. — А ты слишком часто уходишь, Лука, — произнесла она, чувствуя, как её слова срываются, будто она сдерживает какое-то заклинание. Глаза наполнились слезами, но она не позволяла себе плакать. Он хмыкнул и на его лице появилась зловещая усмешка. — Ты заслужила, в тебе нет ни капли хорошего, — произнёс он, голос стал холодным, почти безжалостным. Его слова резали, как нож. Селена почувствовала, как её сердце сжимается. Но в душе зажглась искорка, которой хватило, чтобы ответить. — Ложь… — её голос был низким, с яростью, скрытой в каждой фразе. Лука молчал, но его тело начало исчезать, как дым. Близнец таял, исчезал прямо на глазах и весь его облик становился всё более размытым. Близняшка попыталась сделать шаг вперёд, но вдруг ощутила, как всё вокруг неё снова меняется, будто она погружается в кошмар. Внезапно она оказалась окружена детьми, которые молча смотрели на неё своими большими, незамутненными глазами. Они стояли группой у края площади, и их присутствие внезапно стало настолько подавляющим, что Селена почувствовала холод, пронзающий её до костей. Она удивлённо взглянула на них, но взгляд одного из мальчишек надолго задержался на ней: — С кем она? Другой мальчик пожал плечами, не отрывая глаз. — Не знаю. — А ну быстро ушли отсюда! — Слова вырвались из неё с гневом и отчаянием. Они были холодными, но полными силы, будто не она, а кто-то другой говорил из её уст. — Пока я души ваши не положила в этот костер! Дети, испуганно переглянувшись, начали отступать, стараясь не смотреть ей в глаза. Мальчишка, что стоял первым, замер и что-то пробормотал, но его слова потерялись в воздухе, когда все они вскоре скрылись в тени. — Госпожа? Вы в порядке? — послышался голос Кристофера. — Да, все хорошо. — Ответила брюнетка и обернулась к мужчине. Кристофер стоял рядом с ней, огромный, напоминавший скалу, подтянутый силуэт привлекал внимание. Его не очень длинные светлые волосы аккуратно собранный в небольшой хвост, открывая чёткие черты лица, в которых можно было разглядеть и мягкость и силу одновременно. Суровый, но в то же время добрый взгляд серых глаз скрывал много переживаний, хотя он всегда оставался сдержанным и спокойным. Лёгкая небрежность в его одежде — тёмный защитный костюм с открытым воротом рубашки — лишь подчёркивала его уверенность. Кристофер всегда держался с достоинством и его присутствие внезависимости от ситуации успокаивало девушку. Он был из немногих, кому та по-прежнему доверяла. — Может, стоит отдохнуть? Вы совсем не спали ночью, — сказал он мягко, замечая её усталость. Селена фыркнула, пытаясь скрыть своё внутреннее напряжение: — Я лучше знаю что мне делать. Убирайся! Но тут же поняла, что перегнула. Она несколько раз вздохнула, мягко взмахнув рукой, и добавила: — Прости, все в порядке. Ты прав, наверное, это недосып, но я не за что не пропущу этот вечер. Пойду выпью чего-нибудь тонизирующего. Кристофер нахмурился, но не настоял. — Я принесу. Селена мягко покачала головой, её руки слегка коснулись его груди в благодарном жесте. — Не нужно, спасибо, — сказала она, её пальцы коротко скользнули по холодным доспехам, и она отступила, направляясь в сторону. Играла с ним, как и с другими мужчинами. Вдруг открыла для себя, как много на самом деле может женщина, полагаясь лишь на собственное обоняние. Стала охотницей, манипулируя каждым движением, каждым взглядом. Легкий взгляд на губы, игра с волосами, мягкий жест руки и мужчина у самых ног. Простая истина и никакой магии не нужно, если ты обладательница красивой внешности. Но всё это не ускользнуло от Элайджи, который наблюдал за этой сценой издалека. Ему не нужно было приближаться, вампирский слух делал своё дело. Он видел, как мастер меча, столь уверенный в своих силах, не мог оторвать взгляда от своей господи второй раз за день. Этот взгляд был прожигающим, поедая её, жадно исследуя, как если бы он хотел наброситься на ту прямо сейчас, но не мог, да и не желал быть с ней жестким. В это время, едва ли замечая происходящее вокруг, Эйлин расставляла кувшины с вином на столах: — Кто этот мужчина? Дважды сегодня видел Леди Селену и оба раза в его компании. Элин подняла голову рассматривая Кристофера. — Лорд Кристофер Канаден — мастер над мечами, наставник Луки, в прошлом… После его смерти решил уйти с наставничества, стать личным рыцарем леди Селены. Он хороший, добрый мужчина. — Произнесла она с лёгким кивком. Элайджа, однако, не был удовлетворён таким ответом, и его взгляд стал более настороженным. — И что же, между ними? Мне показалось не так все чисто, хоть он ей и в отцы годится. Эйлин слегка пожала плечами, словно раздумывая, стоит ли продолжать. — Слухов ходит много. Лорд Кристофер некогда был примерным семьянином, у него, кажется, пятеро, а может и больше детей. Старший сын, кажется, на пару лет старше Селены, но вдруг не так давно господин Канаден решил уйти с семьи. Перевез тех в деревню за пару миль отсюда, сам же неоднократно был замечен мной лично в покоях госпожи, но утверждать ничего не стану, — её тон оставался сдержанным, но в глазах блеск недосказанности всё же был. Элайджа, не скрывая лёгкого недовольства, сжал губы, его взгляд стал более напряжённым. — И как давно? — Я же говорю, утверждать не могу. Кажется, началось весной, закончилось не так давно. — Она позволила себе лёгкую улыбку, но в её глазах всё равно оставалась настороженность, будто что-то было скрыто. Элайджа молчал, его взгляд продолжал быть сосредоточенным, но в нём появилось лёгкое беспокойство. — Что ж, пойду поздороваюсь с Вашей драгоценной госпожой. Элайджа подошёл к Селене, его шаги были уверены и тихими. Девушка, почувствовав его присутствие, повернула голову и встретила его взгляд. — Милорд, — произнесла она, её голос был ровным, без лишней сентиментальности. Она слегка присела, подавая уважительный жест, но не теряя того самообладания, которое всегда её отличало. — Рада видеть Вас вновь на Севере. — И я рад вновь быть здесь. Я искренне сожалею о Вашей утрате. Никлаус рассказал мне о пожаре. Её реакция была спокойной, Веллингтон гордо подняла подбородок, губы едва коснулись друг друга, когда она ответила: — Благодарю, милорд. Я справлюсь. Это не первый раз, когда мне приходится встречаться с потерей брата. Майклсон опустил взгляд на её скрепленные пальцы, под былой, почти прозрачной тканью перчаток. — Могу я задать личный вопрос? Селена слегка подняла брови: — Конечно, — ответила она, не теряя своей сдержанности. — Примите меня правильно, я не хочу, чтобы Вы кружили голову моему брату. Честно признаться, немного наслышан о Вашей связи с лордом Кристофером. Хотел бы убедиться в их правдивости, а лучше напротив. Селена улыбнулась: — Вы меня в чем-то обвиняете, господин? — её голос был мягким, но с явным оттенком издевки. — Стоит ли напоминать, что с Вашим братом меня не связывают более романтические отношения, как бы мы того не желали? И всё же, я отвечу: нет, в данный момент у нас с ним другие отношения. Лорд Кристофер — мой помощник, настоящий профессионал, и я была бы рада, забрав бы он хоть частичку моего сердца. Но увы. Элайджа задержал взгляд на ней, его глаза не отрывались от её лица. Он не показывал своих эмоций, но в его молчании скрывался ответ, который он ожидал. Девушка не лгала. — Так значит, в ваших намерениях вернуть отношения с Никлаусом? Селена задумалась, но в её глазах не было ни смущения, ни колебаний. Она уже давно научилась скрывать свои эмоции, но в этот момент даже она не могла сдержать лёгкую горечь, когда говорила о Никлаусе. Она немного покачала головой и её голос стал более мягким, но таким же решительным. — Ваш брат мне не безразличен — это правда, но я не уверена, что смогу стать той, кто нужен ему. Элайджа молчал, его взгляд оставался неподвижным, но напряжённым, как будто он пытался разгадать каждую мысль, скрытую за её словами. Он знал, что Селена не могла бы быть такой откровенной, если бы её чувства не были искренними. Но всё же, что-то в её голосе настораживало его — было ли это сожаление? Или же ей просто не хватало уверенности в том, что сможет быть тем, чего Никлаус заслуживает? Он шагнул ближе, почти невольно, не отрывая глаз от неё. — Вы знаете, что он никогда не даст вам уйти так легко, не так ли? Никлаус слишком многое отдал, чтобы просто отпустить. И Вы — одна из тех, кто оставляет след в его жизни. Селена повернула голову, её волосы скользнули по плечу, и она встретила его взгляд с вызовом, но в её глазах уже не было той лёгкости, с которой она обычно играла. — Я не могу быть той, кого он хочет, милорд. Слишком много ношу для этого на своих плечах. Боюсь это невозможно. Элайджа внимательно изучал её, его выражение лица оставалось непроницаемым, знал, что Никлаус не отпустит её так легко, знал, как сильно она важна для него. И всё же, он чувствовал, что за этими словами скрывается нечто большее, чем просто уставшая от борьбы девушка. — Вы всегда выбираете путь, на котором самые тяжёлые решения, не так ли? — Я лишь пытаюсь не разрушить всё, что уже разрушено, — её ответ был тихим, почти шёпотом, как будто она говорила не только ему, но и себе. — Тогда смотрите, как бы осталось, что разрушать. — Тихо произнес старший Майклсон и девушка усмехнулась. Он не ошибался — каждое её движение, каждый выбор, который она делала, все эти дни разрушали что-то внутри, шаг за шагом. Но ведь у неё не было другого пути. Или был? Селена усмехнулась. Эта улыбка была кратковременной, словно отражение какой-то внутренней борьбы, которую она не могла полностью скрыть. Но когда она встретила его взгляд, ей стало ясно — он заметил её изменения. И хотя внешне она оставалась практически такой же, внутренне она стала совершенно другой. — Не наблюдаю Никлауса. Он ведь придет? — Неприменно. Селена кивнула, но взгляд её потускнел и в глазах на мгновение мелькнула тень невыразимого чувства — может, ожидания, может, неуверенности. Она не знала, что он принесет с собой, но одно было ясно — его присутствие что-то изменит. Закатное солнце уже опустилось за горизонтом, оставив в небе лишь тёплое, золотистое сияние. Небо постепенно темнело, а последние лучи солнца, касаясь поверхности земли, окрасили всё вокруг в мягкие оттенки розового и оранжевого, словно мир на мгновение затаил дыхание, не желая прощаться с этим днём. На площади, оживлённой звуками смеха и весёлых разговоров, царила атмосфера легкости. Люди гуляли, поднимали бокалы с вином, приветствуя друг друга, а рядом с ними, на ярмарочных прилавках, можно было увидеть яркие, ручной работы украшения, вязаные коврики, керамические статуэтки — всё это привлекало внимание и манило своей теплотой и уютом. Руки женщины, с ловкостью и вниманием, выкладывали маленькие деревянные игрушки, а дети с восторгом рассматривали каждое изделие, не в силах выбрать между всеми безделушками. Толпа бродила по площади, наслаждаясь атмосферой, где запах жареных орехов смешивался с ароматом свежих цветов. Под звуки весёлых мелодий, доносящихся из уголков площади, танцевали парами, а другие, смеясь, обсуждали последние события, делились новостями или просто наслаждались компанией друг друга. Лёгкий вечерний ветер приносил прохладу, но в воздухе всё ещё оставалась весёлая, жаркая атмосфера праздника. Селена стояла рядом, её взгляд был унесён в сторону, но она чувствовала этот мир вокруг себя. Она не могла не заметить, как вечер, наполненный радостью и жизнью, казался ей теперь немного чуждым. В этом месте, среди смеха и праздника, она чувствовала себя одинокой, словно в этом беззаботном шуме пряталась неведомая тревога, готовая прорваться наружу. И хотя её лицо оставалось спокойным, её мысли терялись среди этих простых радостей, которые могли бы быть её. Она потянула кубок вина, отходя от сестер, что тянули её танцевать: — Ну же, Сел, просим, последний раз! — жалобно поджала губы Лилиан поднимая подол своего белоснежного платья. — Я и так надела это недоразумение. Хватит. — Отмахнулась брюнетка, обводя руками белую ткань на себе. — Но танцы в этот день и впрямь важны. — Встряла Тереза. — Мы должны показать, что наша семья сплоченая и дружная. Девушка фыркнула. Отца не было видно, после произнесеной речи, ушел как и всегда, какая же эта семья «сплоченная и дружная»? Селена ощущала себя как в пустом зале, полном лиц, полных радости и веселья, но в её сердце не было места для этих эмоций. Здесь, среди этих людей, она была словно тенью, не в силах найти покой в собственном теле. Танцы, смех — всё это казалось ей таким далёким, почти чуждым, особенно когда в памяти всплывали образы тех, кого она потеряла. Кто должен сейчас быть тут. Четыре брата, которые не вернутся и за смерть каждого она чувствовала свою вину. Четыре жизни, унесённые её собственной тенью. Но младшие сестры и Итан, в отличии от Терезы, так и не догадывались о её тяжести. Они не могли понять того, что скрывала она. Поэтому девушка старалась избегать их компаний, чувствовала что и их внимание не заслужила. Будут с ней — отправятся вслед за братьями и мамой на тот свет. Она обвела глазами каждое лицо сестёр, стараясь угадать, что они чувствуют, что думают. Лилиан и Мария с их всегда искренними улыбками, Тереза, которая всегда была готова поддержать её в любой нелепости, даже если это было не в её характере. В их глазах не было тени сомнений, не было тяжести, которую несла Селена. Они, возможно, даже не замечали, что с каждым днём всё дальше уходят от неё, будто она стала частью их прошлого, а не настоящего. — Один танец! Не больше! — сказала Сел, её голос был твёрдым, хотя в глазах всё ещё оставалась тень раздумий. Это было всё, на что она могла согласиться. Оставить этот момент как обязательство, не больше. Немного порадует сестер, не хотела их печалить и сегодня. Её взгляд встретился с их глазами и они с улыбкой кивнули, как всегда, принимая любое решение, не задавая вопросов. Тут же перед девушками появилась женщина — высокая и стройная, с изысканным лицом, излучающим спокойствие и мудрость. На ней был длинный тёмно-зелёный плащ, украшенный вышивкой, напоминающей листья деревьев и в серебряных украшениях на запястьях, которые звенели при каждом её шаге. В руках она держала корзину, наполненную маленькими украшениями, каждое из которых было подвешено на тонкой красной ниточке. — Это для танца, — произнесла она, протягивая корзину к Селене и её сёстрам. — Каждый получает по одному, в знак участия и связи с огнём, который сегодня нас освещает. Всего две монеты. Тереза тут же схватила за кошель и отсыпала той восемь монет за каждую. Цветки, покоившиеся в корзине, были нежного цвета, с лепестками, окрашенными в яркий голубой оттенок, как утреннее небо, — это были цветы Луминис, такие росли лишь в эту пору года на Севере. Они были символом света, вечного горения и сил, которые передаются через танец. Их извилистые, почти мистические лепестки выглядели как оберег, создающий ауру особую вокруг каждой женщины, что их носила в этот вечер. Листья, тонкие и серебристые, казались полупрозрачными и очень хрупкими, словно они были даны для защиты, но могли исчезнуть в одно мгновение, если не будут правильно использованы. Селена, как и её сёстры, приняла одно из этих украшений, чувствуя, как на её шее оказался кусочек волшебства. Луминис на груди напоминал ей о многих вещах: о прошлом, об утраченной невинности, о том, как она когда-то мечтала о танцах, не обращая внимания на все запреты и ограничения. Все сестры подошли к костру, и сразу почувствовали, как жара охватывает их тела, бросая мерцающие огненные отблески на лицо. Сильный, насыщенный аромат дыма смешивался с запахом свежескошенной травы и вечерней прохлады. У костра уже танцевали девушки, их силуэты плавно перекликались с огнём, как если бы огонь был частью их тел, а они были частью него. Звуки веселых песен и звонких смехов доносились до них, создавая иллюзию праздника, который казался действительно настоящим. Этого действительно не хватало графству. Тереза, не дождавшись, пока Селена успеет вырваться, схватила её за руку и, не давая ни малейшего шанса на сопротивление, потащила в самую середину, где девушки танцевали, водили хороводы и расправлялись с огнём, словно это было их единственное место на свете. В центре площади, возле костра, собирались самые яркие и весёлые — те, кто был готов отдать себя этому моменту, забыв обо всём остальном. Селена не сопротивлялась. Она ощущала, как Тереза тянет её в этот водоворот жизни и ей оставалось лишь следовать за ней. У костра лица девушек казались почти неузнаваемыми в тусклом свете огня — они танцевали с таким порывом, что всё вокруг казалось второстепенным. Кажется, что даже время здесь текло иначе, как если бы этот мир был вне реальности, а огонь, отбивающий пульс, был тем, что связывало их с этой ночной атмосферой. — Давай, Сел, не зажимайся, — Тереза подбадривала, глядя на неё с живым, игривым выражением лица. — Ты ведь сама говорила, что этот день важен для нас! Ну же! Ради девочек! Селена почувствовала, как её ладонь крепко сжала рука Терезы, и, несмотря на внутреннюю борьбу, почувствовала, как сердце медленно возвращается в этот мир. Момент был слишком живым, слишком полным, чтобы оставаться в стороне. В этом кружении огня, танцев и веселья она все же ощущала часть себя, хоть и далеко не всё её существо соглашалось с тем, что происходило. Она сделала шаг вперёд и к её удивлению, ощутила, как тело мягко, но уверенно стало частью этого хоровода. Музыка изменилась и с этим изменением воздух вокруг стал плотным, как туман, окутывая каждый взгляд, каждое движение. Вокруг костра зазвучали мелодии, глубокие и завораживающие, как древние заклинания, передаваемые из уст в уста, прошедшие через века. Скрипучие звуки лютни, звучащие как эхо в лесу, сливались с низким, медленным биением барабана, от которого резонировали даже камни под ногами. Чистые женские голоса, поднимающиеся в хоровой песне, тянулись вверх, словно взывая к древним духам, к лесным сущностям, к тем, кто скрывается в тени ночи. Был этот вечер прощанием с ведьмами? Нет, кажись все говорило о их принятии. Музыка не была ни весёлой, ни тягучей, она была чем-то промежуточным — мистическим и опасным, как полночь, когда мир между мирами становится тонким, а человеческие души открыты для всего сверхъестественного. Песни, как вуаль, обвивали воздух, магнетизируя, унося в бескрайние леса и за границы реальности. Мелодия звала и манила, становясь всё более гипнотической, и каждый аккорд, каждая нота буквально искрила. Танец, который следовал за этой музыкой, был диким и в то же время плавным — движения казались одновременно запутанными и свободными. Девушки, окружавшие костёр, танцевали не с радостью, а с какой-то древней привязанностью к этому мистическому действу, словно они были частью чего-то большего, неведомого и непостижимого для нормального человека. Танцы становились всё более величественными и зачарованными — словно они танцевали чтобы пробудить силы, которые спят в земле и воздухе, в каждом атоме. Словно вернулись все те спаленные ведьмы на землю и сейчас плясали на этом месте. В этой музыке было что-то сверхъестественное, что заставляло забыть о всём вокруг. Она как будто проникала в саму душу, делая её лёгкой как перышко. С каждым шагом, с каждым движением ощущалась не только магия, но и опасность. Это был не просто танец, а ритуал, в котором тело становится инструментом, а душа — частью неведомого. Блеск огня, свет луны, этот звуковой поток — они поглощали всё вокруг. И если бы кто-то задумался о магии, он почувствовал бы её в воздухе, как невидимую силу, готовую поглотить. Кто знает, как подготовка к вечеру была от лица Селены на самом деле. Танец ведьмы постепенно становился всё более завораживающим, словно она сама была частью этой древней магии, пульсирующей в музыке и огне. Её движения были плавными, будто она скользила по воздуху, подчиняясь невидимым силам. Каждое её поворот, каждый изгиб тела вызывали в зрителях ощущение, будто они становились частью её танца. Её белое платье развевалось вокруг неё, как облако, обвивая её в таинственной вуали, одновременно скрывая и открывая её силуэт. Руки, поднимавшиеся в воздух, словно звали к себе духов, а взгляд, устремлённый в темную бездну ночи, был сосредоточен и остр, как у хищника, готового выследить свою жертву. Но вдруг, в какой-то момент, танец прервался. Селена замерла, не чувствуя боли или усталости, а скорее как будто сама музыка, сама магия этого момента захотела, чтобы она остановилась. Она застыла в центре круга, её дыхание было спокойным, но напряжённым, как если бы сама земля под ней затаила дыхание. И в этот момент, её взгляд пересекся с другим — с холодным, оценивающим взглядом, который был не похож на все остальные. Он был глубоким, пронзающим, полным какой-то тревожной уверенности, будто она была его целью, его добычей. Никлаус сидел среди других мужчин, его поза была расслабленной, но его глаза не отрывались от Селены. Он не был заинтересован в похотливых взглядах остальных, не был озабочен тем, как другие мужчины наслаждаются зрелищем. Его взгляд был другим — внимательным, проникновенным. Он рассматривал каждый изгиб её тела, каждое движение, словно изучал её не только как женщину, но и как загадку, которую ему предстоит разгадать. В его взгляде было нечто большее, чем просто желание, это был холодный интерес, пропитанный неведомой силой, готовой поглотить её. Селена ощутила этот взгляд, но не смогла отвести глаз. Она знала, что он видит её, не просто как часть танца, а как нечто большее — как свою личную цель. В её груди забилось сердце, но она не отвела взгляда, не отступила. Это был момент, когда между ними вновь возникло что-то — нечто, что тянуло её к нему, но одновременно пугало. И она стояла там, в центре этого огненного круга, не зная, что будет дальше. — Чего застыла? — толкнула её блондика рядом, не узнав в незнакомке собственную госпожу. Девушка, не замечая внутреннего напряжения Селены, схватила её за талию, и моментально их тела соединились в едином танце, будто это было что-то естественное, что-то неизбежное. Селена позволила себе отпустить всё, что сковывало её и с каждым поворотом становилась всё более легкой, словно воздушная ласточка, порхающая в ночном воздухе. Легкие, плавные движения её тела, несмотря на белоснежное платье, казались удивительно свободными, как никогда. Волосы, темные как ночное небо, развевались за её плечами и в них играли белые ленты, которые танцевали вместе с ней. Их концы взмывали в воздух, словно сами стремились к огню, тянулись к свету, оставляя за собой след из серебристых искорок, освещая её волосы в этом магическом танце. Изредка, на мгновение, она ловила взгляд Никлауса, который наблюдал за ней издалека, сидя среди мужчин. Его глаза светились, полные искреннего восторга и на губах была едва уловимая улыбка. Он смотрел на неё, как если бы хотел увидеть её такой каждый день — с пунцовыми щеками, горящими глазами и искренней радостью на губах. Селена чувствовала его взгляд, но не отворачивалась. Она кружилась в танце, плавно, как сама музыка, и позволяла себе наслаждаться моментом. Позволяла наслаждаться собой. Но танец был для неё не только актом веселья, это было что-то гораздо более глубокое. Она не могла не вспомнить о том, как в детстве, несмотря на строгие запреты отца, скрывала свою любовь к танцам. Её танцы были побегом от мира, от обязанностей, от тяжести семейных традиций. Каждый шаг, каждое движение было актом освобождения. И теперь, в эту ночь, когда всё было поглощено магией, она могла вновь быть собой, без стеснений и страха перед осуждением. Ленты в её волосах словно танцевали вместе с её телом, повторяя те же движения, которые она когда-то учила в тени поместья, не смея позволить себе быть настоящей. Музыка постепенно затихла, поглощая последний аккорд и воздух наполнился аплодисментами мужчин, раздающимися отовсюду. Девушки, забыв обычаи скромности, не сдерживались — они прыгали в руки к юношам, целуя их с такой страстью, как если бы это был их последний момент счастья. Каждое прикосновение, каждое движение, казалось, воплощало древнюю силу, с которой танец и огонь переплетались в единое целое. Как если бы сами ведьмы, лишённые всяких угрызений совести, пробуждали в себе силы, которые давно уснули и в эти мгновения передавали их тем, кто готов был их принять. Селена, стоявшая на краю этого вихря страсти, оглянулась. Она увидела Клауса, сидящего неподалёку. Он, с лёгкой ухмылкой на лице, поднял бровь, смотря на её реакцию. Он наблюдал за ней с такой настороженной заинтересованностью, что девушка почувствовала, как её сердце едва ли не забилось быстрее. Её рука инстинктивно потянулась к украшению на шее. Это была ниточка с цветком — древним символом огня и света, выданная каждому участнику танца. Цветок, с его яркими голубыми лепестками и тонкими серебристыми листьями, был не просто украшением. Это был символ связи с этим магическим моментом, который они разделяли все вместе. Традиция требовала, чтобы девушка в конце танца вручила свой цветок тому, кто завоевал её сердце или привлек её внимание. Этот жест был частью ритуала, который оставался в памяти каждого, кто присутствовал. Когда последние поцелуи затихли, девушки начали снимать алые нитки с шей. Они с лёгким смущением перевязывали цветки на запястьях своих вторых половинок. В этот момент не было значений для возраста или статуса — важно было только то, кто мог завоевать это украшение в этот вечер. Даже Тереза, всегда такая уверенная в себе, подошла к незнакомому страннику, вероятно, кто-то из приезжих с ярмарки и вручила ему свой цветок. Её щеки пунцовели, глаза сверкали необычным для неё светом. Симпатия была взаимной. Лилиан и Мария, так же, как и все другие девушки, передавали свои цветы молодым людям, их лица раскраснелись от волнения. Даже те, кто обычно не проявлял особого интереса к подобным ритуалам, в этот момент ощущали силу и магию, что исходила от каждого маленького цветочка, как бы связанного с их личными переживаниями. Если девушка не могла передать его кому-то, её вторая половинка была далеко или никто не приглянулся — она была обязана отдать его огню, завершая этот ритуал. Селена чувствовала, как её сердце сжимается при мысли о том, что ей предстоит выбрать. Взгляд, будто бы по наитию, вновь встретился с глазами Клауса, и она поняла, что выбора, в сущности и не было. Чистая иллюзия. Веллингтон сделала несколько шагов, её сердце стучало в груди, как у зайца, но не бежавшего от хищника, а идущего прямо в его логово. Когда она наконец подошла к нему, Клаус не сразу поднялся. Он снял свою накидку и бросил её на землю рядом с собой, как делали все остальные мужчины, сидящие вокруг костра. Это было немного вызывающе, как дочь графа, она была обязана держать себя в рамках приличия, не должна была и говорить на людях с мужчиной, но в конце концов она никогда не была приверженецей правил. Брюнетка благодарно кивнула и уселась рядом с ним, нарушив свою привычную осторожность. Белая рубашка Клауса, слегка распахнутая, открывала его сильную грудь, а чёрные брюки контрастировали с его бледной кожей. Он был, как всегда, неизменно притягателен. В его глазах играли искорки огня, а волосы были немного растрёпаны от ночного ветра, придавая ему ещё большую привлекательность. Когда она села рядом, он ловко протянул руку, осторожно убрав с её плеча листик, который упал с ближайшего дерева. Его пальцы на миг коснулись её кожи, и Селена почувствовала лёгкое дрожание по всему телу. Клаус наклонился, скользнув взглядом по её лицу, и сказал с искренним восхищением, которое она едва ли могла игнорировать: — Вы выглядите просто невероятно, действительно ангел. Как и Ваш танец. Очаровательны. Селена невольно задержала дыхание. Эти слова звучали настолько искренне, что, казалось, на мгновение всё вокруг исчезло и остался только этот момент, только его голос, шёпот, который обвивал её как мягкий плед. — Не хотела привлекать внимания, пришлось вырядится и танцевать, — она едва ли не выдохнула эти слова, её взгляд вновь опустился вниз, пытаясь скрыть нарастающий румянец на щеках. Но внутри всё начало клокотать, ведь его слова действительно коснулись её сердца. Амулет предательски застрял в нитках перчатки, как будто сам попытался сделать девушке намёк — время избавиться от него. — Знаете, что это? — спросила она, удерживая украшение в руках, её взгляд скользнул по Клаусу, ожидая ответа. — Впервые вижу. — Такая традиция была задолго до моего рождения, — начала она, её голос был тихим, словно рассказывала нечто личное. — В самый долгий летний день, девушки танцевали для своих любимых, держа на груди цветок Луминиса, таким образом отдавая свою энергию, частичку души. А затем дарили цепочку своим мужьям, женихам или просто тем, кто приглянулся в тот вечер. Цветок со временем засыхает и кладется в специальный цилиндр, превращаясь в небольшой кулон. Их было принято носить в походах как амулеты, завязывать на запястье. Я покажу? Она взглянула на Клауса, ожидая его реакции, и тот не заставил себя долго ждать. Он улыбнулся, и его взгляд стал особенно мягким, когда он протянул ей свою руку. Большая ладонь Клауса лёгла на её колени, а Селена, слегка прикусив губу, наклонилась, чтобы не создать неловкости. Она аккуратно взяла нитку и, медленно обвивая её вокруг его запястья, трижды скрепила её. Лёгкое касание перчатки к его коже пробежало по её телу, но она оставила это без внимания. В её движениях было что-то почти магическое, как в танце, когда она столь точно вписывалась в этот момент, соединяя их на каком-то непередаваемом уровне. — Сохрани жизнь, господину. Даруй ему спокойствие и удачу. — Едва шевеля губами, прошептала она, на что первородный лишь приподнял уголки губ. Не верил он в подобное конечно, но его это забавляло, быть может даже умиляло. Когда украшение оказалось на его запястье, Селена немного отстранилась, чтобы дать ему возможность рассмотреть, как всё получилось. — Красиво. Спасибо, — сказал Клаус, рассматривая оберег при свете костра. Его глаза были полны внимания, как если бы он искал в нём не только значение, но и нечто большее. Селена в это время перебросила свои волосы через плечо, её движения были плавными и естественными, как у танцовщицы. — Когда Вы пришли? Я искала Вас весь вечер, но так и не нашла, — произнесла она. Клаус улыбнулся, оглядевшись и его глаза вновь остановились на своей собеседнице. — Недавно. Я кое-что искал. — Он оглянулся назад и в этот момент из тени появилась его рука с небольшим букетом. Это были ветки растения с серебристыми листьями и мелкими, бледно-голубыми цветами, почти призрачными, как если бы они были выкованы из света. — Это «Невиос» — ледяной цветок, — произнес он, протягивая букет Селене. — Он редок и хрупок, но говорят, что его присутствие успокаивает, помогает снять тревогу, а еще он хорошо улучшает сон. И, конечно, он просто красив, как и Вы. Селена взяла букет, её пальцы легли на его стебли, и она слегка наклонила голову, будто впитывая всю магию этих цветов. Красота этих растений действительно впечатляла: каждое лепестковое покрытие было как морозное прикосновение, отражающее свет костра, а сами цветы казались в какой-то мере сказочными, как если бы они были частью ночи, которая никогда не завершится. — Для сна? — удивленно спросила Селена, чуть наклонив голову, вглядываясь в необычные цветы. — Да, поставите их у постели, и обещаю, они подарят Вам сон. — Впервые такие вижу. Где же вы их нашли? — Видел похожие по дороге сюда, а слыхал о них на Юге, — Так Вы теперь травник? — спросила она с искренним интересом, улыбаясь. Клаус рассмеялся, его глаза были полны лёгкости: — Пришлось немного увлечься растениями, однажды мне приглянулась девушка, что ими увлекалась. Селена почувствовала, как её щеки вспыхнули от неожиданного признания и в её груди на миг затрепетала пульсирующая тревога. Она быстро отвела взгляд, чтобы скрыть свое замешательство, но внутри неё всё сжалось. «Как глупо, Селена, сейчас же возьми себя в руки», — подумала она, стараясь вернуть себе уверенность. — Кажется, я много потеряла, если для вас такие увлечения стали повседневностью, — постаралась она ответить с лёгкой усмешкой, чтобы скрыть собственную неловкость. — Всё просто. Иногда ты сталкиваешься с тем, что пробуждает в тебе новые интересы, — сказал Никлаус, его взгляд оставался таким же тёплым и спокойным. — Этот мир многогранен, как и его растения. В каждом уголке можно найти что-то необычное. Даже здесь, на этом жестоком Севере, могут расти такие удивительные цветы. Он указал на те самые цветы в руках Селены. Пока она, наклонившись, вновь восхищалась их изумительной красотой, его взгляд переместился на то, что он в действительности воспринимал как «цветок жестокого Севера», который наконец слегка спрятал свои шипы, позволил коснуться себя, позволил любоваться. — И все же, разве Вы не готовы дать мне шанс вновь завоевать Ваше расположение? — его голос звучал уверенно, а рука, почти небрежно, подняла её подбородок, заставив её встретиться с его взглядом. В этот момент на площади царил такой хаос, что только самые внимательные могли бы заметить этот жест, но все вокруг были поглощены танцами, компанией друг друга и разговорами. Селена не вырвалась. Медленно опустив взгляд, она заметила амулет на руке гибрида: — Считаете, что я даю Вам повод сомневаться? По-моему, я сделала достаточно намеков, — слегка улыбнулась она. Рыжеволосый слегка наклонился ближе, взгляд его был таким проникновенным, что девушка почувствовала, как её сердце начало биться быстрее. — То есть, согласны уехать со мной? — его голос стал тише, едва уловимый для тех, кто сидел рядом. Селена мягко убрала его руку с подбородка и взяла её в свою, ощущая тепло его кожи через ткань перчатки. В ответ на его вопрос, она была вынуждена чуть сжать его ладонь, успокаивая себя и его одновременно. — Не стоит торопить события, Никлаус, — её голос был мягким, но решительным, словно она сама пыталась найти способ, как ответить на его вопросы, не разрушая в себе последние барьеры. — Я стану Вашей, как только разберусь с тем, что мне предстоит решить. Он напрягся, словно не до конца понимая, что скрывает её взгляд. — К примеру? Вдвоём ведь легче и быстрее всё решить, не так ли? Селена вздохнула, её глаза стали темнее, будто скрывали в себе тяжесть неизбежной правды. — Нет, Никлаус, если речь идёт о моей семье. — Её слова едва слышны на фоне праздника, но она говорила их с такой решимостью, что он понял: она была готова идти до конца, несмотря на опасности, которые поджидали её в пути. — Я хочу отомстить. Он должен был заплатить за то, что сделал. Отец знал о слиянии, знал, что кто-то из нас двоих погибнет. Знал, что второй не переживёт и всё равно молчал. Не могу я это просто так отпустить, он должен заплатить. — Хотите убить отца? — тихо перебил её Никлаус. Селена отряхнула волосы, посмотрела в огонь, потом вновь на него и её глаза наполнились отчаянием, но её голос был твёрдым, как никогда: — Убить? Всё бы было так просто — он бы сейчас не распивал эль в каком-то баре. — Она мягко покачала головой, но в её глазах зажглась искра ярости. — Он ещё глава семьи. Всё зависит от того, кого я смогу найти, чтобы поставить на его место. Но для этого мне нужно найти лазейку. Вся семья мертва, кроме сестёр и Итана. Близнецов больше нет. Что случиться через пару десятков лет, когда граф умрет от старости? Погибну я, Лилиан, Мария, Итан, Тереза… Клан «Близнецов» перестанет существовать. Сам обрек нас всех на это, а я исправлю и значит смерть отца оставлю себе в награду. Селена выговорила все свои мысли, а на её губах мелькнула лёгкая усмешка, почти горькая, как отражение тех жертв, что она должна будет принести, чтобы достичь своей цели. — Тогда Вы обратились к верному человеку, — наконец послышался голос Ника. Он немного наклонился вперёд, словно он уже видел решение проблемы, которая мучила её так долго. — В чем-в чем, а в отцах и мести я действительно профессионал. Я Вас не оставлю. Девушка поджала губы и мягко кивнула: — Значит договорились. Сначала разбираемся с кланом и отцом, затем, делаем что пожелаем. — Да, вновь нас связывает договор. — Улыбнулся Никлаус. — Зато какой… Девушка оглянулась на сестер, что щебетали что-то своим спутникам и кажись окончательно приняла важное решение для себя. Все-таки семья Майклсон чему-то её научила, за свою семью нужно бороться, чего бы ей это не стоило. Успела девушка только оглянуться на вампира, как из глубины толпы возле ярмарки послышались крики: — Вампиры! Толпа замерла, паника начала медленно, но верно пробираться среди людей. — Вампир! — раздался ещё один тревожный крик. Никлаус мгновенно подскочил с места, его тело напряглось, взгляд стал хищным, а всё вокруг словно замедлилось. Подав руку Селене, он резким, но уверенным движением наклонился к ней. — Держитесь рядом, — его голос был тихим, но полным решимости. Девушка не колебалась. Схватив его руку, встала рядом. Затем оглянулась на сестер, которые в панике пытались понять, что происходит.