Шёпот смерти

Половина ночи уже миновала, а вместе с ней, словно по замкнутому кругу, через двух вампиров прошла и пара графинов терпкого вина. Покои Никлауса, просторные и богатые, дышали атмосферой уюта, хоть и обманчивой. Комната была просторной, но с очевидными следами недавнего ремонта. Светлый камень на стенах кое-где был скрыт потемневшими от огня участками, которые не удалось полностью очистить. Пол, выложенный крупными плитами, блестел, словно его недавно отмыли, но если присмотреться, можно было заметить глубокие трещины, оставшиеся после пожара. Потолок, высоко уходящий вверх, частично был заменён — свежие деревянные балки резко контрастировали с почерневшими старыми. Большие окна, недавно вставленные на место выбитых, пропускали мерцающий свет множества факелов снаружи, отбрасывающих длинные тени на стены. В углу комнаты, у стены, стояла массивная кровать с высокими столбами, обтянутая бордовыми шторами. Постельное бельё было новым, но слишком ярким, словно его выбирали, чтобы скрыть общую мрачность помещения. Небольшой камин был сложен заново, но его размеры выдали, что прежде он служил скорее украшением, чем необходимостью. Сейчас в нём горел слабый огонь, который с трудом согревал пространство. Тяжёлые шторы на окнах частично закрывали свет, делая комнату ещё более закрытой, интимной, но отчуждённой. Каменные стены, увешанные тёмными гобеленами, скрывали холод за мягким светом свечей, горевших в массивных канделябрах. В углу комнаты стоял массивный резной стол из тёмного дерева, за которым сейчас сидели двое. На поверхности, залитой мягким золотым свечением, стоял почти опустошённый графин и два серебряных бокала. Вино было густым, с глубоким рубиновым оттенком, от него пахло ягодами и чем-то травяным, терпким. Эйлин сидела, откинувшись на спинку стула, пальцы её медленно скользили по ножке бокала. Нервы, натянутые словно струны, наконец ослабли, а лицо, обычно строгое и собранное, теперь выглядело мягче. — Ну наконец расслабилась. — Прозвучал в тишине спокойный голос гибрида. — Говорил же, не трону больше. — И никакого внушения? — переспросила блондинка на что Майклсон лишь лукаво улыбнулся. — И никакого внушения. Урок уж точно усвоен. Эйлин усмехнулась, крутанув бокал в руках, словно пытаясь сосредоточиться на тонкой игре света в рубиновой жидкости: — Знаешь, а я ведь так и не поговорила с Лукой до дня его смерти. Он стал другим человеком, повзрослел и возмужал. Начал много заниматься магией и принимать борозды правления. Ходил с отцом в походы, больше начал усугубляться в искусство войны. Понял, что магия — как никак приоритет на поле боя и начал ночами на пролет изучать все ее грани. — Она грустно вдохнула и Клаус отодвинул кувшин с вином чуть в сторону. — Я была для него просто… служанкой, фрейлиной его сестры. И это было нормально. Я никогда не требовала от него большего. Но… когда он был рядом, всё имело смысл. Он… был светом, даже если сам никогда этого не знал.Когда он умер… я почувствовала, будто часть меня умерла вместе с ним. И, знаешь, это не тот вид боли, который можно унять временем. Это та боль, которая остаётся с тобой навсегда. Клаус слегка наклонил голову, его взгляд смягчился, но он не перебивал её. — Я ненавижу себя за это, Никлаус, — прошептала она, опуская глаза. — Каждый день я проклинаю себя за то, что не сказала ему, как он был важен для меня. — Но это бы ничего не поменяло. Мы же оба это понимаем, — отозвался Клаус. Его голос был ровным, почти холодным, но в нём слышалась отголосок сожаления. — Ты действительно думаешь, что, признавшись ему в своих чувствах, он бы их принял? Боюсь, реальность далеко не так добра, как мы хотели бы. Но её ведь можно изменить. Говорил же, теперь ты вампир. Ты можешь делать что угодно. Эйлин фыркнула, в её усмешке сквозила горечь: — Вампиры не боги, Клаус, уж тем более на Севере. Кажется, эра боязни ведьм прошла. Теперь люди борются с бессмертными. Пытаются. Клаус усмехнулся, откинувшись на спинку своего стула. Его пальцы легко скользнули по краю бокала, но взгляд был направлен прямо на Эйлин. — Пытались и сто, и двести лет назад. Пустая трата времени. Люди всегда думают, что могут нас одолеть, но каждый раз проваливаются. Эйлин чуть наклонилась вперёд, её голос стал тише, но в нём звучал укор. — Вампирам нечем питаться, почти все люди под вербеной. В домах ей усланы полы, на стенах развешаны колы — указ самого графа. И это при том, что он твердил: вербена — лишь оберег. Клаус нахмурился, в его взгляде промелькнул интерес. — Почему? — Стал бояться всего. Паранойя, — Эйлин провела пальцем по краю бокала, не глядя на Клауса. — Говорят, он никому не доверяет. Всех приближённых убрал, оставил лишь пару рыцарей. Гибрид усмехнулся, но на этот раз без радости. — Не думал, что такой бесстрашный человек, как граф, может хоть чего-то бояться. Эйлин посмотрела на него, в её глазах мелькнула тень чего-то похожего на грусть или разочарование. — Станешь, когда вся твоя семья погибнет в один день. Клаус замер, его брови поднялись в немом вопросе. — В день смерти Луки погибли все родственники графа, — тихо продолжила вампирша. — Они приехали со всех уголков мира на слияние близнецов. До сих пор ходят лишь слухи о тех загадочных смертях. Его глаза прищурились, а в уголках губ мелькнула холодная усмешка. — Но мы оба понимаем, кто за всем этим стоит. Эйлин отвела взгляд, словно её взгляд был слишком тяжёлым, чтобы выдержать его. — Мне пора, — сказала она, поднимаясь. — Уже светает. Нужно подготовить всё к пробуждению Селены. Она направилась к двери, не оглядываясь, её шаги были лёгкими, но в них ощущалась странная усталость.

***

На утро Майклсон сразу выбрался в город. Значит людей без вербены в крови было мало, но они были. Скорее всего искать стоило среди более бедных слоев населения. Клаус шёл медленно, не привлекая лишнего внимания, но острые глаза замечали всё: голодные взгляды обнищавших жителей, затхлый запах грязных улиц, звуки рынка, где несколько торговцев, закутавшись в старые плащи, пытались продать остатки своего товара. Он остановился у небольшого переулка, где возле деревянного ларька стояла молодая женщина с ребёнком на руках. Её лицо было бледным, но не из-за вербены, а скорее из-за недостатка еды и тепла. Она умоляюще смотрела на продавца, пытаясь уговорить его снизить цену на буханку хлеба. Клаус замер, наблюдая за ней. Она казалась настолько слабой, что вряд ли могла сопротивляться, если бы он решил утолить голод её кровью. Но вдруг за его спиной послышался знакомый кашель: — Неужели все настолько плохо, Никлаус? Майклсон медленно обернулся, его губы изогнулись в хищной улыбке, но глаза оставались насторожёнными. Перед ним стоял Элайджа Майклсон. Даже в жаркий летний день его внешний вид оставался безупречным. Тонкий льняной костюм глубокого серого оттенка сидел на нём идеально, подчёркивая его стройную фигуру. Вместо привычного тяжёлого плаща на плечах его брата лежала лёгкая накидка, защищающая от пыли. Капли пота, свойственные большинству в такую погоду, обошли его стороной: он выглядел свежо, словно только что сошёл с прогулки в тенистом саду. Тёмные волосы, аккуратно зачёсанные назад, едва шевелились от случайного дуновения ветра. Карие глаза с мягким отблеском янтаря в лучах солнца внимательно изучали младшего брата: — Я ожидал увидеть тебя среди более изысканных декораций, но, кажется, обстоятельства всё-таки заставили тебя снизойти до этого… — он окинул взглядом убогую улицу, где бродили нищие. Клаус усмехнулся, но в его взгляде мелькнула тень раздражения. — Элайджа, как всегда, являешься не вовремя. Скажи, ты специально следил за мной? — Можно и так сказать. Знал что от твоей «однодневной» поездки ничего хорошего не выйдет. Ты не вернулся вчера. Вот и решил узнать в чем дело. — Немного сменились обстоятельства. Я задержусь. — А как же обещание держаться вместе? — Я его и не нарушаю. Лишь на короткое время видоизменяю. Считайте что это мой отпуск. — Отпуск? Тогда с удовольствием возложу заботу о младших на Фина и составлю тебе компанию, если ты конечно не против. Клаус вскинул бровь, его губы изогнулись в едва заметной ухмылке. — Ты что, будешь меня контролировать? Честно, Элайджа, мне кажется, ты давно принял на себя роль няньки. — Кто-то же должен поддерживать порядок, пока ты ищешь свой хаос. Клаус ненадолго замолчал, изучая брата пристальным взглядом. В нём плескалось что-то между досадой и скрытой благодарностью. — Хорошо, раз так… Но предупреждаю, мне не нужны ни советы, ни вмешательства. Элайджа только усмехнулся, чуть наклонив голову, и произнёс: — Я буду только наблюдателем, обещаю. — Он кивнул в сторону женщины. — Думал ты здесь по другой причине. Где Селена? — Долгий рассказ. Расскажу после завтрака. — Улыбка вдруг спала с его лица и он сделал шаг к незнакомке. Элайджа лишь закатил глаза, сдерживая насмешливый комментарий, и, сложив руки за спиной, огляделся по сторонам. Его взгляд быстро оценил обстановку: незначительное скопление людей на противоположной стороне улицы, мимолётные взгляды прохожих. Пока никто не обращал на них внимания. Тем временем Клаус уже сделал последние шаги к женщине. Она вздрогнула, чувствуя, как воздух вокруг него будто уплотнился, стал невыносимо тяжёлым. Первородный склонился к ней, его взгляд блестел голодной решимостью. — Не бойся, — прошептал он почти ласково, прежде чем его клыки коснулись её кожи. Женщина ахнула, но не успела ни закричать, ни оттолкнуться — всё произошло слишком быстро. Клаус пил, чувствуя, как кровь растекается тёплой волной по его телу, утоляя голод, который терзал его последние дни. Он крепче сжал её за плечо, и та безвольно обмякла в его руках. — Никлаус, хватит, — голос Элайджи прозвучал негромко, но с той самой твёрдостью, что всегда могла проникнуть сквозь любое упрямство младшего брата. Клаус лишь раздражённо скривился, не отрываясь, но через мгновение ощутил, как рука Элайджи легла ему на плечо. — Хватит, — повторил старший, на этот раз настойчивее, усилив хватку. Клаус раздражённо отступил, проводя языком по губам, где остались следы крови. Его глаза блеснули черным, но, встретившись с взглядом Элайджи, он выдохнул, возвращая себе самообладание. Элайджа склонился к женщине, которая, ослабевшая, едва держалась на ногах. Он прошептал несколько слов, его голос звучал мягко и обволакивающе, внушая ей забыть произошедшее. Затем достал небольшой мешочек с золотыми монетами и вложил ей в руки. — Возьми это и найди себе жильё, — произнёс он. — И для ребёнка еды. Женщина кивнула, словно в трансе и медленно побрела прочь, не оборачиваясь. Клаус, сдерживая недовольство, резко выдохнул: — Ты всегда был мастером портить удовольствие. Элайджа лишь бросил на него выразительный взгляд, сдерживая ответ, и сделал шаг в сторону, словно давая понять, что разговор окончен. Братья продолжили путь по узким улочкам, ведущим вдоль старинных домов, где вековая архитектура сталкивалась с временными построениями. Местечко, словно поглощённое летней атмосферой, источало смесь ароматов — жареного мяса, свежих хлебов и фруктов, которые лежали на стойках торговцев. Рынки расставлялись вдоль стен и каждый шаг вёл их глубже в сердце города, где жизнь кипела в тени старых зданий и звуков повседневной рутины. На рынке царила привычная летняя суета: лавки с яркими тканями, прилавки, утопающие в пряностях, травами и пучками сухоцветов, которых запах витал в воздухе. Шум голосов, стук металла о металл, смех торговцев и покупателей смешивались в одно целое, создавая атмосферу повседневной жизни, ускользающую от времени. Вдоль узких улочек меж ярких палаток с цветами и зеленью, местные женщины, одетые в лёгкие платья, выбирали растения, загружая корзины. И вот, среди этих простых будней, взгляд Элайджи вдруг остановился. Среди лавок, где продавались сухие цветы и пряности, он заметил её. Селена стояла у прилавка, окружённая пучками трав и сушёных цветов, и, несмотря на суету вокруг, казалась нечасто встречаемым образом из другого мира. Она была одета в платье глубокого тёмного оттенка, которое плавно облегало её фигуру, подчёркивая каждое движение, но не выставляя её напоказ. Платье было изысканным, с тонкими отделками, которые мерцали в свете, когда её фигура слегка поворачивалась. Оно словно поглощало свет, но одновременно создавало ощущение неприступности, силы и грации. Её длинные волосы, тёмные и шелковистые, касались бедра, когда она наклонялась, чтобы выбрать очередной пучок трав. Каждое её движение было размеренным и спокойным, как у человека, который привык к вниманию. По правую руку в глаза сразу бросался высокий, широкоплечий мужчина, с бородой и шрамами, которые выдавали его опыт в боевых искусствах. Он был намного старше, но всё ещё излучал силу и уверенность, будто был готов в любой момент стать щитом для своей госпожи. Его глаза, казалось, скользили по толпе, но не в поисках угрозы — он был уверен в себе и в своей роли. Тем не менее, его взгляд невольно задерживался на людях, прошедших мимо, будто он чувствовал, что что-то не так. Селена, склонившись над прилавком, бережно перебирала пучки трав. Её длинные пальцы, тонкие и изящные, обрамленные перчатками, с лёгкостью находили нужные листья и цветы, которые она складывала в руки своего спутника. Пучки лаванды, розмарина, тимьяна — каждый выбор был тщательно обдуман, а аромат протестирован её утончённым чувством. Селена слегка наклоняла голову, касаясь кончиком носа лепестков и её губы невольно изгибались в тени едва заметной улыбки, когда она находила то, что искала. Кристофер стоял рядом, принимая выбранные ею травы в свои сильные руки. Его пальцы, грубые и привычные к оружию, осторожно прижимали нежные стебли и листья, словно боясь их повредить. Это несоответствие, суровость его внешнего вида и мягкость жестов, делало его фигуру ещё более примечательной. Мужчина не сводил глаз с Селены, но смотрел так, как если бы это было тайной. Его взгляд был глубоким, едва заметно тёплым, словно он позволял себе эту слабость лишь тогда, когда был уверен, что никто не заметит. Его глаза следили за её движениями, за тем, как свет играл в её тёмных волосах, ниспадавших мягкими волнами на плечи, за тем, как солнечные лучи касались её кожи, придавая ей какой-то неземной вид. Кристофер знал, что этот момент был слишком обыденным, чтобы его замечали посторонние, но для него — он был чем-то бесценным. — Этот? — тихо спросила Селена, поднимая очередной пучок сушёных цветов, её голос был низким и мягким, словно шелк, скользящий по бархату. Кристофер чуть склонил голову, будто бы раздумывая, хотя на самом деле его мысли были далеко от трав. Он видел, как её губы произносили слова, и ловил каждую интонацию её голоса. — Да, этот подойдёт, госпожа, кажется за него и говорили, — сказал он спокойно, его баритон звучал чуть грубее обычного, будто он пытался скрыть волнение. Селена передала ему пучок, их пальцы на мгновение соприкоснулись, но Кристофер тут же отвёл взгляд, это было прикосновение, которое он не имел права чувствовать. Он крепче прижал травы к себе, как будто их хрупкость требовала от него особой осторожности. Веллингтон, кажется, ничего не заметила. Взгляд ведьмы вновь обратился к травам, и она продолжала выбирать, погружённая в свои мысли. Но Кристофер, не отрывая глаз, смотрел на близняшку с такой теплотой, которая была скрыта от посторонних. В этом взгляде было всё: уважение, преданность и что-то ещё, о чём он сам, возможно, боялся признаться. — Ещё нужно что-то для сна… — прошептала ведьма и торговец, стоявший чуть в стороне оживился. Его лицо расплылось в услужливой улыбке, а руки, грубые от работы, поспешно начали рыться в корзинах. — Лаванда! Самая лучшая, мадам, только вчера собрана. Селена подняла на него взгляд и чуть склонила голову набок, её волосы скользнули по плечу, касаясь ткани платья. Едва заметная улыбка тронула её губы, но голос остался ровным, почти отстранённым: — Лаванды во мне больше, чем крови, господин. Найдите что-то другое. Торговец замер на мгновение, но затем, не теряя ни секунды, начал перечислять всё, что могло бы подойти: — Мелисса? Листья валерианы? Мята? Могу предложить смесь… очень мягкая, идеально успокаивает нервы. Селена тянула время, перебирая предложенные травы, бережно касаясь их пальцами, словно старалась найти в каждом пучке какую-то ускользающую истину. Она то подносила листья к лицу, то мягко возвращала их обратно, мотая головой. — Слишком горькая, — сказала она, отложив мелиссу. — Это слишком резкое. А эта… пересушена. Торговец начал нервничать, заметно пытался придумать, чем ещё её угодить. Но Селена лишь покачала головой, и в её взгляде мелькнуло что-то похожее на снисходительность, когда она вернула последний пучок обратно. За этой сценой молча наблюдали двое. Элайджа, всегда спокойный и внимательный, стоял чуть в стороне. Его взгляд скользнул мимо Селены и торговца, задержался на Кристофере, чья фигура казалась напряжённой, но в этом напряжении не было угрозы — только готовность служить. Однако истинное напряжение он уловил не там. Чуть позади, на границе тени, стоял Клаус. Его широкие плечи будто окутала едва уловимая тёмная аура, которая не могла остаться незамеченной для того, кто знал его так хорошо, как Элайджа. Никлаус внешне оставался невозмутим — его лицо было спокойным, губы тронула лёгкая, почти ленивая усмешка. Но его спина напряглась, словно прямая струна. Пальцы его руки едва заметно сжались, когда Селена, склонившись, снова что-то шепнула Кристоферу. Элайджа видел, как взгляд брата неотрывно следил за каждым движением Веллингтон и её рыцаря. Видел, как его глаза задерживались на её тонких пальцах, осторожно перебирающих листья, и на изгибе её губ, когда она с равнодушием отказывала в предложениях. Замечал и то, как брат сам боролся с собой в тот момент. Элайджа, не подав виду, опустил взгляд, позволяя лёгкой усмешке тронуть уголки своих губ. Всё это казалось ему одновременно забавным и неизбежным. Никлаус Майклсон, который привык быть хозяином ситуации, сейчас терял контроль. И пусть это было лишь на миг, но этот миг говорил о многом. Клаус сделал шаг вперёд, его движения были плавными, но в них чувствовалась скрытая энергия, будто он был готов в любой момент прервать эту сцену, если она зайдёт слишком далеко. — Нет уж, братец, посмотри на себя, — Элайджа остановил Клауса, взяв его за локоть. — Куда ты собрался в таком виде? Гибрид нахмурился, пытаясь понять, о чём идёт речь, но кивок шатена в сторону его шеи быстро всё прояснил. На коже виднелись красные пятна — слабые следы недавней трапезы. — Ты выглядишь так, будто только что прикончил кого-то за углом. А хотя погоди — так ведь и было. Клаус лишь усмехнулся, проводя пальцами по шее, растирая остатки крови. — Пусть смотрят, если осмелятся. — Ты серьёзно? — Элайджа прищурился. — В графстве, где все шепчутся о вампирах. Сам ведь только что мне это рассказывал! Пошли домой, пока не привлёк лишнего внимания. Клаус хотел возразить, но вдруг замер, его взгляд снова упал на фигуру Селены. Она стояла у прилавка, выбирая травы. Её движения были медленными, спокойными, но в её позе ощущалось едва уловимое напряжение, как будто она всё-таки заметила их присутствие, но решила не подавать вида. Кристофер, стоящий чуть позади неё, вдруг поднял глаза и заметил братьев. Его взгляд на миг задержался на Клаусе, но затем он отвернулся, вернув внимание к своей госпоже. Его лицо оставалось спокойным, но плечи чуть напряглись, словно он заранее готовился к возможной угрозе. — Мы уходим, Никлаус, — резко сказал Элайджа, потянув брата за собой. Клаус не ответил, лишь ещё мгновение смотрел на Селену. Она аккуратно вложила выбранные травы в руки Кристофера, её пальцы мелькнули в свете, задержавшись на мгновение на его запястье. Мужчина чуть опустил голову к ней, его жест был почти незаметен для окружающих, но в нём читалось нечто большее, чем простая преданность. Клаус сжал челюсти, взгляд его стал тяжёлым, но он отвернулся, позволив Элайдже увести себя в сторону. Кристофер, провожая их взглядом, напрягся, но не сказал ничего. А Селена, кажется, вовсе не заметила их присутствия — или же умело притворилась. Веллингтон достала из кармана кошель, звяканье монет разлетелось в воздухе, привлекая короткий, но голодный взгляд торговца. Она протянула ему несколько серебряных монет, которые тот моментально схватил, благодарно кивнув. — Вы всегда щедры, миледи, — пробормотал он, поспешно пряча деньги в карман своего передника. — Это лишь плата за труд, — спокойно ответила Селена, поправляя полы своего тёмного платья. — Но мне интересно, что нового ты слышал. Твои уши всегда в курсе всех сплетен. Селена не спешила уходить. Она достала ещё несколько монет и бросила их на прилавок. Торговец, быстро сгрёб деньги, но взгляд его остался настороженным. — Скажи мне, что нового слышно в городе? — произнесла она, откидывая прядь волос за плечо. Торговец замялся, будто не решаясь говорить, но серебро в его руках, очевидно, подстегнуло его храбрость. Он понизил голос, словно боялся, что за ним наблюдают. — Миледи, вы, наверное, слышали… люди шепчутся о том, что случилось в первый день весны. Селена приподняла бровь, изображая равнодушие. — Я слышала много. О чём именно идёт речь? — О вашей семье, — осторожно сказал он, и глаза его метнулись в сторону Кристофера, будто тот мог пресечь его слова одним взглядом. — Как почти все они погибли в один день, от пожара. Никто не знает, как он начался, но говорят, что это было не случайно. Люди шепчутся о Вас, мол «может быть, ведьмы действительно существуют? И одна из них кровь и плоть самого графа!» Селена тихо рассмеялась, этот смех прозвучал неожиданно звонко и, казалось, прорезал напряжение в воздухе. — Ведьмы? Ещё и я сама? — переспросила она с усмешкой, пристально глядя на торговца. — Если ты ещё раз повторишь этот бред, я лично отрежу тебе язык. Слова её прозвучали спокойно, но в них было больше угрозы, чем в крике. Торговец мгновенно побледнел, но прежде чем он успел что-то ответить, Кристофер, до этого стоявший чуть в стороне, плавным движением достал клинок. Его сталь блеснула на солнце, а движение было таким уверенным и спокойным, что торговец понял: это не угроза, а предупреждение, за которым последуют действия. — Думаю, госпожа выразилась достаточно ясно, — холодно сказал Кристофер, глядя на мужчину с лёгкой усмешкой. — Донеси это и остальным. За подобные обвинения лично голову с плеч снесу каждому. Селена бросила последний взгляд на торговца, который, сжав плечи, поспешно кивнул, прижавшись к прилавку.

***

Комната, куда вошел Клаус, была просторной и наполненной лёгким паром, который поднимался от купален, расположенных в нескольких шагах. Мужская гостевая ванная была общей. В помещении стояла теплая атмосфера, наполненная ароматами трав и мыльных смесей, привнесённых остальными гостями. Мраморные стены и полы, по которых несложно было угадать следы недавнего пара, создавали ощущение уюта, свойственного этим местам, где долгие часы можно было провести в тени, наслаждаясь отдыхом. Приятный мягкий свет, скользящий через узкие окна, почти растворял пространство, делая его более интимным. Сначала в комнате было несколько других мужчин и слуг, но вскоре все они покинули помещение, оставив вампира в долгожданной тишине. Подойдя к раковине, Ник встал перед зеркалом, в котором мутно отражались его черты. Мокрые от парового тумана, он слегка провёл рукой по поверхности стекла, разгоняя его. В зеркало вернулась фигура — глаза, полные вечной силы и лицо, которое уже давно утратило свою человеческую сущность. На воротнике рубашки и небольшом участке шеи действительно были застывшие алые капли крови. Он намочил руку в теплой воде и несколько раз провел по ним рукой, затем вновь поднял взгляд в зеркало: и когда он успел слегка запустить свою бороду? Колкая щетина простиралась на шее, что придавала слегка неотесанный вид. Вторая рука невольно потянулась к карману брюк, нащупывая только что приобретённый клинок. «Лучше уж так, чем этим ужасом» — проснулось в его голове, когда он уловил на полке лезвие, покрытое неизвестным происхождением черных волосков. Майклсон намылил руки, затем шею и принялся водить острым лезвием, убирая податливый рыжий волос под ним, постоянно протирая зеркальную поверхность, что то и дело запотевала от пара купалень. Как сделал он это очередной раз и словно призрак позади его плеча оказалась Селена. По звуку открывающейся двери тот лишь подумал, что зашел очередной мужчина. Никлаус медленно развернулся, плавно положив нож на каменную раковину. Капли воды стекали по его мокрой рубашке, плотно обтягивающей сильное, словно высеченное из камня, тело. Девушка невольно задержала взгляд, словно зачарованная этой картиной. Влажная ткань подчёркивала каждую линию мускулов, и в этот момент он выглядел почти пугающе притягательным. Лишь спустя несколько томительных мгновений она осознала, как долго смотрела, и резко отвела взгляд, чувствуя, как горячая волна смущения окатила её щеки. — Не думал, что Вас-то застану когда-нибудь в мужской купальне, — произнёс Клаус с лёгким удивлением в голосе, продолжая изучать Селену, с каждым взглядом ощущая её внутреннее напряжение. — А я вас и надеялась найти, — ответила она и шагнула вперёд, нарушая пространство. Затем подошла к раковине и стала, облокотившись на неё спиной, лицом к Никлаусу. Молча схватила нож, что лежал на краю раковины и с любопытством обвела взглядом его фигуру, устремив взгляд на его шею, где уже не виднелись следы недавней трапезы, а лишь белоснежная пена от мыла. Клаус усмехнулся, его бровь слегка изогнулась, а на губах появилась лёгкая, но язвительная улыбка. — Обороняться решили? — Нападать, —, кажется, впервые улыбнулась искренне девушка. — Помочь? — кивнула ведьма на намыленную шею гибрида, её взгляд оставался сосредоточенным на его лице, но в нём уже не было той напряжённой серьёзности. Ник поднял бровь, его губы чуть тронула полуулыбка. Он облизал зубы, прежде чем ответить. — Это ведь гостевая купальня, Кто-то непременно зайдёт. Селена не сразу отреагировала, её губы чуть скривились, а взгляд стал более решительным. Она положила нож обратно на раковину и прямо взглянула ему в глаза. — И что? Если будут много говорить, повешу, — сказала она, как будто это было самое очевидное решение. Не было ни малейшего намёка на беспокойство, только твёрдость и хладнокровие, которые она уже усвоила в этом мире. И вот теперь это казалось таким естественным, как никогда. Первородный медленно приблизился, его взгляд не сводился с её лица и его движения были всё такими же размашистыми и уверенными, будто он и не заметил её угрозы. Забрал нож с твердой поверхности и провел по нему пальцем, от чего тот мягко зазвенел. — Тогда не откажусь посмотреть на то и другое, — его голос прозвучал низко, почти лениво, но в этом было что-то хищное. Сделав шаг ближе, он протянул клинок девушке, намеренно сокращая расстояние между ними. Селена не дрогнула, когда его тело оказалось почти вплотную к её собственному, ощущая, как чужое присутствие давит, но не отступила. Спокойным движением она поднесла нож к шее гибрида, лезвие замерло напротив пульсирующей сонной артерии. Её движения были неторопливы, но в них читалась уверенность с явным намерением. — И не боитесь? — её голос был едва слышным, но в нём звучала жгучая ирония, как будто она сама сомневалась в том, что её угроза кого-то тут напугает. Никлаус не отводил взгляда, спокойно глядя на неё поверх лезвия, которое замерло в опасной близости от его кожи. В его глазах читалась невозмутимость, почти насмешка. — Знаете ведь, что это на мне и царапины через мгновение не оставит. Селена слегка приподняла бровь, её губы немного растянулись в усмешке. — А вы забываете, кто я? — Не забываю, — тихо произнёс Клаус и его голос стал почти мягким, но в нём всё равно сохранялась эта незаменимая настороженность. — Так начнете? Или продолжим эту милую беседу? Клинок держала девушка уверенно, несмотря на то, что он слегка скользил по ткани кружевной перчатки. Она склонила голову так, что волосы коснулись пальцев рук рыжеволосого, прошлась первый раз лезвием, затем второй, третий. Точно, быстро и аккуратно. Затем намочила клинок в воде. — Видела Вас на рынке в компании Вашего брата, а говорили что в графстве одни… — Это и для меня был сюрприз. Девушка вновь принялась убирать волоски: — И что же Вы делали там в такую рань? — А Вы? Лезвие чуть глубже врезалось в кожу Клауса, но на его лице не дрогнул ни один мускул. Влажный воздух обволакивал комнату, превращая её в камеру скрытых эмоций и напряжения. Волосы Селены, влажные от пара, цеплялись за её шею и плечи, добавляя к её образу нечто необъяснимо хрупкое и одновременно пугающее. Она не отводила взгляд, но её глаза нервно метались, будто внутри неё разгорался внутренний шторм. Каждый взгляд в сторону мужчины был подобен случайному прикосновению к оголённому нерву. На долю секунды сердце начинало биться быстрее, словно рвущаяся птица, а дыхание перехватывало, обрывая мысли. Её грудь с трудом поднималась под тугим корсетом, как будто ткань пыталась удержать эмоции, но безуспешно. Девушка откидывала с плеч влажные пряди, пальцы скользили по горячей коже, и этот невинный жест почему-то ощущался как вызов. Клаус стоял неподвижно, но его взгляд, тяжёлый и проницательный, словно проникал в самую глубину её существа. Он изучал свою спутницу, запоминая каждый её нервный жест, каждое колебание. В нём смешались противоречия: желание шагнуть ближе, прикоснуться к её лицу, ощутить её тепло — и страх, что она больше не чувствует того, что когда-то связывало их. Его мысли были хаотичны, раздираемы сомнениями. Он вспоминал их прошлое, те моменты, когда она смотрела на него иначе, когда её сердце принадлежало ему. Но с каждым ударом собственного сердца он всё сильнее ощущал, как между ними будто зияет пропасть. Был ли это её холод, её страх или, возможно, её собственный внутренний бой? Он не знал, и эта неизвестность пугала его больше, чем любое оружие, направленное в его сторону. — Вот как мы до того дошли? Полное недоверие и целый шкаф секретов? — спросила она, хлопая ресницами, как бы подчеркивая всю ироничность ситуации. Брови её слегка сдвинулись, и голос был невыразимо спокойным, несмотря на ту бурю эмоций, что скрывались внутри. Девушка сделала паузу, а затем, с лёгким вздохом, продолжила: — Тогда первый шаг сделаю я. Покупала травы. В последнее время ночи выдаются тяжёлыми. Не могу подолгу уснуть. Хотела набрать разных, но не нашла подходящих. — Тогда моя правда не для Ваших ушей, — тихо проговорил Клаус, отведя взгляд в сторону, скрывая тени того, что было сказано бы иначе. Селена с явным интересом отодвинула клинок и, чуть наклонив голову, вперила в него взгляд. — И зачем играете на моем любопытстве? Знаете ведь, что это моя слабость. — Я… питался, — наконец произнёс он, его слова казались неуклюжими, не вполне уверенными в себе, как-то сбивчивыми. — Ах, это? Да, с кровью сейчас проблемно, я даже не подумала, — ответила она, взгляд устремился вниз, на тонкую грань между ними, почти незаметную, но столь осязаемую. — Но раз я пришла помочь и делаю первые шаги сегодня, позвольте загладить свою вину, — продолжила она мягким тоном, — я не должна была быть так строга к Вам. Никлаус, то, что было между нами, очень ценно для меня. Вы хороший человек. Знаю, многое сделали и сделали бы для меня, как и я для Вас. Поэтому прошу взять и моей крови. Она чистая. Её слова будто что-то нарушили в его настроении, делая его взгляд более настороженным. Это было внезапно, слишком прямолинейно, слишком искренне. Она протянула ему руку, и, несмотря на его скрытую отстранённость, он почувствовал тяжесть её предложения. — Вздор, я сыт, — фыркнул Клаус, но Селена лишь мягко улыбнулась и, не обратив внимания на его слова, взяла полотенце и аккуратно принялась вытирать его шею. Тёплая ткань касалась кожи Майклсона и он почувствовал, как собственное дыхание замедляется, как будто не мог найти себе места от этого близкого, едва уловимого контакта. — Ложь, я же вижу, — её слова, тёплые и спокойные, прозвучали почти как мягкое обвинение, словно увидела всё на его лице. — Меня ведь прежде и не кусали вампиры, — голос звучал уверенно, как будто она уже решила всё за них обоих. — Считайте, что сама об этом прошу. Вновь говорю — чёртово любопытство. С этими словами она аккуратно собрала волосы, перебросив их на одно плечо. Оголённая шея, вся влажная от пара, манила своей нежностью. Капли пота скатывались по коже, а пульсация её вен, слышимая лишь для вампира, только подчёркивала, как сильно её сердце билось, когда она чувствовала его взгляд. Тишина в помещении становилась почти ощутимой и каждый жест брюнетки казался замедленным, как в старой картине, где каждая деталь приобретает значимость. Селена была так близка, что её запах, сочетание влажной кожи и аромат трав, почти сливался с воздухом, который они оба одновременно пытались вдохнуть. С каждым её движением напряжение нарастало, но Клаус не мог оторвать взгляд от шеи, словно приглашающей коснуться её губами. Веллингтон тоже ощущала, как его внимание полностью сосредоточено на ней, как её пульс ускорялся, словно игнорируя разум, обостряя чувства. Майклсон же, в свою очередь, почувствовал, как вампирские инстинкты начинают брать верх. Уже не мог сдерживать то, что давно зрело в душе. Желание — беспокойное, мучительное — потребовало выхода. Мгновение он ещё стоял, сдерживаясь, но затем, как будто поддаваясь внутреннему порыву, шагнул к ней. В этом движении было что-то древнее, инстинктивное, как животное, приближающееся к своей добыче. Склонился, глаза засветились золотисто-черным оттенком, а дыхание стало тяжелым и прерывистым. В её глазах промелькнула тревога, но это не остановило её. Весь девичий внутренний мир сжался в этой одной точке, где она позволяла ему всё, где её тело, как и его, влекло друг друга в нечто более дикое и неопределённое, чем просто утоление жажды и любопытства. Селена, слегка дрожа, коснулась его затылка, замерла, словно ожидая этого момента, когда её тело станет объектом его волеизъявления. И вот, наконец, он приблизился. Его дыхание уже касалось кожи, губы едва касались шеи, ощущая тепло женского тела. В глазах появилась вспышка голодного желания, и он почувствовал, как его собственные вампирские инстинкты переполняют. В миг Никлаус чуть сильнее наклонился, а зубы, острые как лезвие, нашли шею, легко пронзив кожу. Укус был быстрым, точным, как всегда, но для девушки это было нечто большее, чем просто боль. Это было обострение чувств, когда его вампирская сущность сливала в её венах своё ядовитое желание. Его зубы впились в кожу, кровь начала медленно вытекать, но всё, что она чувствовала, это жгучее тепло и странную близость, когда два существа, что противоречили друг другу, становились чем-то единым. Медленно Клаус насыщался, чувствуя, как её тело напряженно дрожит под его прикосновениями. Селена не пыталась оттолкнуть его, наоборот, она замерла, пальцы, всё ещё лежавшие на его затылке, стали более уверенными. Все сомнения исчезли, как и страх. Вместо боли был лишь прилив чего-то нового, странного — силы, нежности и неизвестности, с каждым глотком Клауса она становилась частью чего-то гораздо большего, чем просто эта комната или их временная связь. Клаус продолжал, не в силах остановиться, ощущая, как тело наполняется жгучей жаждой. Он пил кровь с голодным удовольствием, словно каждый этот глоток был необходим для его существования. Это было как сливание душ, как поиски чего-то давно утерянного. Чувствовал, как её пульс бьётся в унисон с его собственным, как её дыхание затрудняется под его губами, но всё же не прекращается. Это ощущение было не только физическим. Он чувствовал, как её тело откликается на его, как её руки, дрожащие и нежные, будто сами хотели его обнять, прижать ближе. Селена, хоть и ощущала слабость, не могла отвести взгляд от вампира, чувствуя, как сердце вырывается из груди, как кровь покидает тело, оставляя её одновременно уязвимой и сильной. Инстинкты подсказывали, что она должна сопротивляться, что нужно что-то сделать, но всё тело как будто предавалось этому состоянию, позволяя ему продолжать. Когда он наконец оторвался, дыхание было прерывистым, а глаза всё так же горели внутренним огнём. Клаус посмотрел на Селену, заметив, как её губы дрожат, как глаза полны не только боли, но и странного восторга, словно она пережила что-то, что нельзя было назвать ни болью, ни наслаждением. — Всё в порядке? — мягко произнёс Клаус, давая себе волю коснуться её лица, его голос был низким, почти ласковым, но в нём ещё оставалась власть вампира. Мгновение зависло между ними, как тяжёлый воздух, наполненный несказанными словами и эмоциями. Селена медленно, почти неощутимо подняла руку, её пальцы, влажные от пота и пара, коснулись его груди. Её прикосновение было мягким, но глубоким, как будто она искала в нём утешение, хоть даже и себе в этом отрицала. Сердце било быстрее, а разум пытался бороться с тем, что тело уже не могло игнорировать. Тоска, которую она испытывала, была невыразимой, как будто что-то невидимое тянуло её к нему. — Да… всё хорошо, — её голос прозвучал почти неслышно, с едва заметной дрожью, как если бы она пыталась успокоить не только его, но и себя. Клаус молчал, его взгляд был прикован к её шее, где ещё оставались следы от укуса, но он не двинулся, будто ожидая чего-то, чего не мог выразить словами. Он лишь слегка наклонил голову, и его глаза наполнились чем-то нечитаемым, неведомым, но глубоким. — Моя кровь поможет. Тут же он без раздумий надкусил своё запястье и тёмные капли крови потекли, словно ожившая река. Селена, неуверенно наклонилась к его руке. Её глаза встретились с каплями, которые медленно, почти тянущимися, падали на его кожу. Сомнения исчезли, когда она почувствовала, как этот момент, как сама его кровь, притягивает её. Она коснулась губами его запястья, чувствуя вкус — едва ощутимый, металический, горьковатый. Пара капель, и вот уже на её шее не было ни следа от раны. — Благодарю, — едва слышно отозвался Клаус, его взгляд не отрывался от неё. Он ощущал её близость, её дыхание, и в этих туманных взглядах, полном недосказанности, было что-то большее, чем просто благодарность. Она расправила свои волосы и он заметил, как её рука слегка дрожала, как будто сама её уверенность потеряла свою прочную основу. — В знак благодарности приму Ваше присутствие на празднике этим вечером. — Селена произнесла это с лёгкой улыбкой, которая, казалось, скрывала за собой больше, чем она готова была признать. — Он будет на площади. Буду рада видеть Вас там и господина Элайджу обязательно берите. Думаю будет весело. — Что за праздник? — Окончание Кровавых Воскресений. Придёте ведь? — Да. Селена тихо поднялась на цыпочки, её дыхание было едва заметным, когда она мягко коснулась его щёки. Это был лёгкий, почти невесомый поцелуй, но в его нежности скрывалось всё, что было между ними: и признание, и прощание, и что-то большее, что они ещё не могли понять. — Тогда до встречи, — её слова были простыми, но они оставались с ним в воздухе, неуловимые и стойкие, как обещание, которое невозможно нарушить.