О чём молчит моя Вэньчэн

Тринадцатое декабря. Совершенно обычный день для большинства жителей Кореи — заботы о работе, домашние хлопоты и привычная рутина. Но для китайской диаспоры эта дата навсегда отмечена в календаре кровью сотен тысяч невинных земляков.  — Разливай.  Бледнолицый мужчина сидит на полу возле журнального столика, сильно сгорбившись. Стучит по поверхности морщинистыми пальцами в такт музыке, что разносилась по кухне из совсем старенького радио. — Мне долго ждать, а-а-а?! Тринадцатое декабря — день памяти жертв Нанкинской резни, начавшейся в 1937 году, когда японцы овладели столицей Китайской республики того времени.  Низенькая девушка, облаченная в белое, шелковое одеяние, спешит к своему отцу, чтобы налить тому крепкой настойки.  Он хмурится — недовольно следит за каждым движением дочери. Борется с диким желанием разораться на весь дом. Но, к его величайшему сожалению, именно сегодня он сделать этого не сможет. «Уважаемые слушатели! Мы прерываем показ, ведь через пять минут часы пробьют десять, и в эфире начнется минута молчания в память о жертвах Нанкинской резни. Этот трагический эпизод, произошедший в декабре 1937 года, стал одной из самых мрачных страниц истории XX века. Во время оккупации Нанкина японским милитаристским…» Из радио громко раздается стальная речь на китайском. Мужчина опрокидывает полную рюмку и томно выдыхает разгоряченный алкогольным напитком воздух из легких. — Где малый? На кухню как раз входит заспанный Джинсу. Сегодня он решил не заморачиваться с выбором одежды, ведь итак планировал ретироваться к своим дружкам поближе к Хондэ. Надел простую, белую футболку и чёрные спортивные штаны. Белокурый подмечает бутылку на столе — супится.  «И снова она будет возле него крутится». — Садись! Чё встал в дверях? Выпей уже со своим отцом, наконец! — мужчина рьяно стучит по столу.  После первых пятьдесят грамм вся его злоба улетучивается, и на потертом лице вырисовывается пьяная, кривая улыбка.  Джинсу закатывает глаза — подходит к суетившийся у плиты сестрице. — Нуна-а-а, он меня бесит. Давай уйдем? — малец говорит специально на корейском, чтобы глава семьи ничего не понял. — Джинсу, ты же знаешь, что мы должны вытерпеть минуту молчания. И не ради него, а ради нашей родни, — совсем серьезно посматривает на младшего. — Как начнет заливать свои истории, тогда и улизнём, хорошо?  — Ла-а-адно… — паренёк сдается.  Подсаживается за журнальный столик и старается не скривить кислую мину при виде своего «дада». А тот уже влил в себя вторую рюмку и терпеливо вслушивался в каждое слово из радио. «Сегодня мы вспоминаем эту трагедию, чтобы почтить память погибших и напомнить миру о том, к чему приводят агрессия, бесчеловечность и жажда власти…» — Да-а-а, эти конченные твари!.. Убили вашего прадеда на глазах у его жены! Яп-понские ублюдки…  Эту историю Джинсу с Джи Ён приходилось выслушивать стабильно раз в год. Их семья так-то и являлась результатом миграции прабабки с детьми из Нанкина.  — Эти уроды… Поубивал бы их всех!!!  «Мы призываем вас присоединиться к минуте тишины, чтобы отдать дань уважения тем, чьи жизни были уничтожены в годы жестокого правления японского милитаризма. Наступает время остановиться и задуматься. Пожалуйста, будьте с нами». Джи Ён уселась на пол третьей, аккуратно подгибая колени под себя, чтобы не порвать платье. Оно было нежным — белым, как первый снег, с бледными узорами в виде цветов. Её ципао было длинным, поэтому выглядело максимально сдержанным, но не менее красивым. Элегантно подчеркивало каждый изгиб девичьего тела, что, конечно, смущало китаянку, ведь, ко всему прочему, в районе груди красовался небольшой вырез. Свои длинные пакли она решила по привычке закрепить цзи, только сделав пучок ниже, чем обычно. — Поднимайте свои задницы. Они встают по команде отца, ведь уже через секунду пойдет отсчет из радио. «Внимание! Минута молчания».

***

— Эти уроды… Не щадили ни женщин, ни детей! Всех подряд резали, как свиней! — мужчина бьет кулаком по столу, да так, что две уже пустые тарелки отлетают на землю. Треск. Они разбились. Джинсу на эту сцену только хмурит брови.  «Женщин и детей ему жаль. Ну что за святой человек?» Видит, как его нуна спешит прибраться, чтобы отец не закатил новый скандал. — Соседку бабки… Ван Мэйсян… насиловало пятеро! Пятеро, мать их, японских солдатов!!! Был бы я там… я бы их всех перебил! — Чжан Чжуньфэй снова столик не жалеет: в этот раз полетела бутылка с его настойкой. И кто в этом виноват? Конечно же, Чжан Джи Ён. — Твою мать… конченная блядь! Что ты тут крутишься, а?! Вон… из-за тебя тут уже груда стекла. А пить мне теперь что прикажешь?!  Белокурый сжимает кулаки под столом.  — Чё ты молчишь?! Я с кем разговариваю, а?! Мой быстрее! — пренебрежительным взглядом пилит дочь, что на коленях вытирала с пола спиртовую лужу. — Нет, ну ты что, в прошлой жизни была черепахой?!  Джи Ён игнорирует — даже взгляда своего на отца не поднимает. Чувствует ускоренное от страха биение сердца, но старается его унять, как и чуть подрагивающие пальцы рук, что аккуратно собирали стекло. — Ну, хоть хавчик нормальный. Хоть чему-то тебя научила твоя тупорылая мамаша!  Чжуньфэй был ярым женоненавистником из-за того, что мать Джи Ён с Джинсу просто-напросто ушла от него. Да и хорошенько полив грязью напоследок, втоптав его «мужское достоинство» глубоко в землю.  Глава семьи измучено вздыхает, ведь настойки больше не было. А это была последняя бутылка в этом доме на сегодня. — Эй! Принеси мне «лекарство» из шкафчика!  Глаза Джинсу широко распахнулись. От стресса ногти болезненно впились в ладонь, но от нарастающей паники он ничего не чувствовал. Свободной от терзаний рукой он бегло набрал сообщение в чат своим друзьям, что скоро к ним прийдет. «Только не это…» — Я второй раз повторять не буду! Мальчик замечает подрагивающую спину сестрицы — хочет наброситься на отца и просто придушить его. Но он не может.  Джинсу боится Чжуньфэя настолько, что готов забиться под стол, как собака, при малейшем его движении.  — Может, не стоит, дада? Ты итак достаточно выпил… — Неси мне его быстро!!! Крик боли застыл в груди Джи Ён, когда отец стукнул ту по спине с такой силой, что, кажется, позвоночник переломился на две части. Следующий удар пришелся по бедру. Тело дернулось — осколок стекла впился в девичью ладонь, открыв путь алому ручью наружу.  — Нуна!!! — взволнованный Джинсу подбегает к старшей. Становится на колени и закрывает её собой сзади. На сиреневых глазах блеснули слёзы в утреннем свете из окна. Отец уныло смотрит на это картину — хмыкает: — Чё за цирк вы тут устроили? Неси мне ебучий порошок… раздражаешь…  Джи Ён незаметно кивает брату. Тот всё понимает и спешит в комнату.  Глава семьи удовлетворенно кивает. — Вот так бы и сразу. Хоть у сына моего крупицы разума есть. Но он не знает, почему Джинсу ушел на самом деле. Этот план они с Джи Ён проворачивали не в первый раз. Всё просто: отец отвлекается на дочь, а младший в это время выбрасывает верхнюю одежду и уличную обувь через окно. Потом вылазит сам и ждет сестру. Но, было одно но… — Ты где там телишься, Джинсу?! … Джи Ён приходилось расправляться с Чжуньфэнем в одиночку.  Но в этот раз малец превзошел сам себя — рискнул обмануть собственного отца, несмотря на дикий страх, что неприятно растекался по телу, заставляя бешено колотиться сердце, а ноги залиться свинцом. Джинсу нервно сглотнул.   — Дада! Я не могу найти пакетик… Помоги, пожалуйста!  Уголки губ китаянки немного поднимаются вверх. Злой глава семьи срывается: — Боже, гнилое яйцо! Я тебе сейчас устрою!!! И мужчина выбегает из кухни, свирепо прикрикивая на сына. А сам Джинсу в этом время уже бежит по узкой улочке с вещами. Его старенькие кроссовки глухо шлёпают по треснувшему асфальту, что был укрыт редкой грязью. Вокруг Джинсу — сумрачный, унылый район тёмной части Сеула, что была скрыта от глаз туристов. Низкие, облупившиеся здания стоят вплотную друг к другу, спутанные электрические провода провисают в воздухе, почти касаясь крыш. На краю дороги, у заваленных мусорных баков, бездомная собака лениво поднимает голову, следя за его бегом.  Одинокая жестянка отлетает в сторону, когда паренёк цепляет её ногой, заворачивая за угол. Он спешит, оглядываясь через плечо. Прижимает куртку и обувь сестры к себе поближе, а потом… — Ой! Извините! — врезается в случайного прохожего. Чёрная ветровка с вырисованным змеем падает на холодную землю. Белокурый бегло её поднимает и сталкивается с насупленным взглядом перед собой.  Джинсу теряется, но потом всё-же немного расслабляется, когда замечает подоспевшую Джи Ён позади себя. «Она так быстро…» — Дада грохнулся на пороге кухни. Он не идет за нами, —  китаянка замечает парня, в которого врезался её брат. — Эм, привет. — Ага, — тот кивает. — Что-то случилось?  Его низкий голос пробрал до костей. — Всё н-нормально, Ю Бин сонбэ! — Джинсу старается улыбнуться, но получается криво.  Красноволосый же видит кровавое пятно на рукаве светлого платья соседки. Немного хмурится — Джи Ён на него в ответ.  Так и стоят они втроем посреди глухой улицы, как в каком-то анекдоте. Ю Бин о чём-то задумался. Хотел уже было открыть рот, как услышал позади себя: — Бинни-и-и-и! На тебя рамён заваривать, или не?!  Из старенького одноэтажного дома вылетает смуглый парень со смешными усами. Он ярко улыбается, а потом чуть меняется в лице, когда видит возле своего друга незнакомку с ребёнком. — О-о… Ю Бин, это твои брат и сестра? — Хан Нам подходит поближе и прикладывает указательный палец к подбородку, будто бы думает о чём-то крайне серьезном. — Нет. — Как нет? Вы же одинаковые! — усач поочередно загибает пальцы. — Родинка под глазом… у всех троих! Ну, у тебя их там две, но это неважно. Глаза одинаковой формы. Узкие такие! — комично растягивает руками свои же очи, чуть щурясь. — Ты идиот? Ты сам азиат.  — И чё?.. — Хан Нам реально не понимает.  Джи Ён только смотрит на него и думает: «Что за придурок?.. И это его сын? Быть такого не может…» — Ой, да ладно тебе, Бинни. Зови своих родичей к нам! Поедим вместе рамёнчи-и-ика.  — Это так-то мой дом! — красноволосый, кажется, сейчас взорвется от злости. А Хан Наму плевать: он приветливо машет «родственникам» своего друга. — Йоу, я Хан Нам! — внимательно посматривает на озадаченных Джи Ён с братом. — Хм-м-м… мне кажется, или мы с тобой где-то виделись?  Ю Бин хочет себя треснуть по лбу из-за тупости друга.  — Она из «Шаббат». — Чего-о-о?! Не ври мне, Ю Бин! Ты посмотри на неё… — тычет пальцем в смятенную китаянку, — она и мухи не обидит! Какой у тебя рост, девочка? Тебе пятнадцать? Хан Нам говорил абсолютно серьезно и без злобы. Даже подошел к угрюмой Джи Ён поближе, чтобы сравнить их рост.  — Такая маленькая! — удивленно вскидывает брови — нагибается к девушке поближе. — Как тебя зовут?  А та только пилит Хан Нама очень недружелюбным взглядом. Джинсу же подходит к сестрице и встает прямо перед ней, расставив руки в боки, как супергерой. — Отвали от моей нуны, усатый извращенец! — белокурый уверенно глядит на тут же растерявшегося парня перед ним. Лицо Хан Нама перекосило в непонимании. Как и Ю Бина, что молча стоял сбоку, наблюдая сию комедию перед своим домом. — Ч-чего?.. Эй, малый! Ты офигел?! — поворачивает голову на своего друга, ища у того поддержки. — Ю Би-и-ин! Угомони своего брата.  — Он не мой брат! Хан Нам задумчиво чешет свой затылок, а потом натягивает самую очаровательную улыбку, которую только мог. Подходит к белокурому мальчугану и протягивает свою ладонь.  — Мы, кажется, не поняли друг друга, мальчик. Я не извращенец! Я просто хотел подружиться с вами, так как вы родственники моего лучшего друга, — указывает пальцем на взбешенного Ю Бина, что скалился, как свирепая псина. — Они не мои родстве… Не успел красноглазка договорить, как бедный Джинсу грубо оттолкнул от себя Хан Нама с диким ором: — А-а-а-а!!! Он ко мне домогается!!! Помогите, люди!!!   И он убежал, напоследок впихнув сестрице в руки её обувь и куртку.  Парни недоуменно начали переглядываться. Хан Нам серьезно поник, утирая одинокую слезу, что блеснула на его карих глазах. — За что он так со мной… Ю Бин, вы так с ним похожи!  — Блять… — красноволосый набирает побольше воздуха. — Он не мой брат!!! А Джи Ён только глядит на них, как на обезьян в зоопарке. Стоит в своих розовых тапках с кроличьими ушами и белом платье, на рукаве которого маячило багровое пятно.  — Ну… я это… пойду, наверное? — китаянка хочет улизнуть. Ей так-то нужно было наконец переобуться. — Нет-нет-нет! Хоть сестру своего друга нужно хорошенько принять в гостях. А то неловко как-то с братом получилось… — Во-первых, это, блять, мой дом! Во-вторых, она… не моя сестра!  А Хан Наму слова Ю Бина, как Богу в уши. Он хватает оторопелую девушку под локоть и уводит в дом. Не свой. — Эй?! Ты меня слышишь, кретин?!!

***

— Где же ты так поранилась-то? — Хан Нам удивленно посматривает на вновь насупленную Джи Ён, что перематывала себе ладонь бинтом. Она напрочь отказалась задерживаться в доме своего соседа, хотя её всё-же заставили поесть рамёна.  Во время трапезы на неё косились и остальные члены «Колибри», что завтракали вместе с ней; ведь, как оказалось, у Ю Бина на ночь остались и супер-новичок с рыжиком, что, вроде как, уходил из команды ранее по рассказам У Ина.  Хан Нам даже начал подозревать, что девушка являлась сестрой не Ю Бина, а Джа Хёна, ведь:  — О! Вы так похожи! Даже выражение лица одинаковое… Ох уж эти гены… А Джи Ён с тем молчаливым парнем на эти комментарии только неловко переглядывались. Позже тот ушел вместе с Мин У, как помнила китаянка из той самой папки, что притащил её змеиный друг.  Остались в доме Ю Бина они втроем. Джи Ён, сам хозяин и Хан Нам, что продолжал вбрасывать смешные комментарии. Даже заценил розовые тапки девушки и, к её счастью, не спрашивал, почему она слонялась в них по улице зимой.  А красноволосый всё понял, но вопросов также не задавал. Не его это дело.  — Спасибо за рамён, — Джи Ён чуть кланяется. На её лице слишком серьезная мина, из-за которой Хан Нам прыснул со смеху. — И за аптечку. Я пойду… мне нужно в центр. — Постой. Китаянка останавливается прямо у двери. Чуть растерянно поворачивается на Ю Бина, вопросительно выгибая бровь.   — Возьми, — он протягивает той зимнюю куртку. — Это мамина. Потом вернешь.  — Не стоит… Ю Бин только скалится, тыча верхнюю одежду соседке в руки уже чуть агрессивнее. — Она меня наругает, если узнает, что я тебя так отпустил в студень. И он прав. Так уж получилось, что в подростковый период им приходилось частенько пересекаться, ведь у их семей была одинаковая проблема — больные на голову отцы. Которые, кстати, любили вместе выпивать в местной пивнухе; из-за чего что Ю Бину, что Джи Ён приходилось забирать их оттуда поздней ночью.  Мать красноволосого любила соседскую девочку и даже иногда звала на ужин под громкие возмущения своего сына. Ведь его донельзя бесило то, что его мама уделяла столько времени какой-то китайской эмигрантке.    — Всё равно не стоит. Мне не холодно, а тётушке я не скажу ни слова. Передавай ей привет, кстати, — Джи Ён кое о чем вспоминает и немного смущается. — А… это… я могу у тебя тапки оставить? Вечером заберу.   Ю Бин молча кивает. А Хан Нам, что наблюдал за ними сбоку, прикрывает рот от шока.  — Чего-о-о?.. Ю Бин, у тебя же девушка есть! — усач начинает озадачено трясти нахмуренного друга за плечи. — Что ты ей скажешь? Я от тебя такого не ожидал… Бабник!  — Отвали!  А озадаченная Джи Ён уходит под шумок, попутно застегивая чёрную ветровку. Не хотелось ей создавать проблем своему соседу, с которым у них были итак натянутые отношения.  «Боже, я выгляжу так глупо…» Действительно. В длинном, белом традиционном китайском платье, потертых Vans и верхней одежде с эмблемой «Шаббат». «У Ин точно от меня не отлепится со своими шуточками».

***

На рождественской ярмарке в центре Сеула витала атмосфера праздника. Снежинки лениво кружились в воздухе, опадая на мокрый асфальт. На многочисленных рядах деревянных киосков, украшенных гирляндами из золотых огоньков, предлагали всё, что только могло хорошенько согреть в такой морозный денёк: пряный глинтвейн, хрустящие вафли с мёдом, ароматные каштаны; и даже сувениры ручной работы, которыми чаще всего интересовались туристы. Музыка тихо струилась из колонок — рождественские мелодии, сменяющие одна другую, смешивались с радостным смехом и веселым шумом толпы. При входе — у самого крайнего ларька нетерпеливо переминался с ноги на ногу парень в желтых очках. Он нервно выдохнул табачный дым и взглянул на экран телефона. — И где её носит? — устало опирается о деревянную стенку позади себя. — Сказала, что скоро будет, — уверенно ответила Боми, сжимая между пальцами сигарету. — Ты же знаешь, что она живет далеко от центра. У Ин хмыкнул. Джокер с Хёком же молча стояли сбоку, кривясь на Ким Сон-джуна, что мечтательно пялился на каждую прохожую красотку. Было холодно. Боми топталась в своих высоких, замшевых сапожках, натягивая ворот короткого пуховика повыше, чтобы не окоченеть полностью. — И нахера ты так вырядилась? Мы же на каток идем. — Заткни пасть, У Ин! Ничего ты не понимаешь, — та только показушно закатывает глаза и выбрасывает окурок в небольшую кучку снега, притаптывая сверху каблуком.   Они вновь погрузились в ожидание, иногда бросая взгляды на проходящих мимо людей. Перед ними чаще всего мелькали пары с детьми, которые тянули родителей за руки поближе к ледяной площадке неподалеку. Один ребенок, отвлекшись на красочную карусель, случайно выронил свой воздушный шарик, и тот медленно улетел в небо. Мальчик заметил пропажу — сквозь галдёж ярмарки пробрались донельзя громкие детские рыдания. — Бля… заебал реветь, — У Ин накидывает капюшон толстовки, чтобы не слышать нежелательных воплей. И в этот момент из толпы, в застегнутой по горло тонкой ветровке, выбежала их подруга. Её обычно бледные щеки раскраснелись от мороза, а передние пряди выбились из пучка, что сегодня был закреплен по-другому. — Простите! — выдохнула она, смешно размахивая руками. — Я еле дождалась своего автобуса. Карие глаза Боми распахиваются в удивлении, а на лице расцветает яркая улыбка, растягивая пухлые, подкрашенные красной помадой, губы. — Джи Ё-ё-ё-ён!  Брюнетка с криком налетает на оторопевшую китаянку. Сжимает ту в объятиях, а потом чуть отходит, удивлённо пялась на её наряд. — Чегось? Ты в платье?! — говорит она это так громко, что и остальные из компании также подходят поближе, чтобы точно убедиться в сказанном Боми. — Так… Расстегивай куртку! Бегом! Хочу заценить твой наряд!  А Джи Ён только неловко переминается с ноги на ногу, пряча руки за спиной, ведь одна из них была перебинтована. Да и рукав запачкан. — Онни, мне будет холодно, если сниму… Бомс опечалена. Начинает уже хныкать и трясти подругу за плечи, чтобы уговорить её.  Парни же оценивающе проходятся взглядом: непривычно было видеть подругу в таком одеянии да и с другой прической. Ну, хоть ветровка с кедами оставляли намёки на её прежний вид.  — А тебе идёт. Прям настоящая принцесса Вэньчэн! — У Ин показывает большой палец и лыбится. Хёк кивает в поддержку. А Соён, что стояла чуть поодаль, странно хмурится. — Чего ты так вырядилась, онни? У нас что… праздник какой-то? — светловолосая натягивает свою привычную улыбку и миленько нагибает голову вбок. Сама она была одета простенько: пастельного оттенка персиковый пуховик и светло-голубые джинсы. Но светловолосая тут же теряется, когда ловит на себе осуждающие взгляды всех присутствующих.  — Э? Я сказала что-то не так?.. — на лице девушки вырисовывается сильное смущение с нотками печали.  Боми, кажется, сейчас набросится на неё с кулаками. Берёт свою подругу за ладонь, будто успокаивает, и недовольно косит на Соён. — Праздник? Ты издеваешься? — брюнетка скалится. Ещё несколько дней назад, когда в чате зашла тема о походе на рождественскую ярмарку, Джи Ён сразу предупредила всех о том, что до обеда полностью занята, так как тринадцатого декабря у их семьи траур.  О Нанкинской резне так-то и в школе все слышали, так что объясняться китаянке не пришлось.   — Э… извините?.. — а Соён неловко.  Но никто ей ничего пояснить не хочет. У Ин просто говорит, что все в сборе, поэтому уходит с Сон-джуном вперед. Боми берёт подругу под локоть и утягивает за собой, попутно начиная рассказ о её недавней тусовке в клубе. Остальные шаббатовцы же следуют за ними, а Им Соён теряется между их высокими фигурами. Решается подойти к Хёку с Джокером, чтобы спросить: — Извините… мне немного неловко, так как я, похоже, чем-то обидела Джи Ён-онни… «Обидела? — Джокер супится. Думает, насколько же постоянно флегматичной китаянке было плевать на слова Соён. — Что за мелодрама?..» Хёк только странновато поглядывает на миловидную девчонку из-под козырька панамки. — Джи Ён китаянка. У них сегодня траурный день, поэтому она в белом.  — О Боже… — Соён удивленно прикрывает рот ладонью, — что ж я наговорила-то?.. Нужно извиниться. Спасибо, оппа. Она кланяется в знак благодарности и уходит вперед — к женской части их компании.  Джокер только проводит хмурым взглядом её спину, о чём-то размышляя.

***

— Исполняю любое желание за тысячу вон!  Странноватая женщина орёт посреди толпы, цепляясь практически к каждому прохожему. Особенно её привлекали туристы. — Хэллоу! Вонна дрим кам тру? Ай ду ит! Тэн таузенд вон плиз, — хватает оторопевшую девушку европейской внешности за плечо. Та только испугано отталкивает от себя старуху и бегло уходит, ещё несколько раз обернушись в страхе. Ведьма хмурится, а потом в её поле зрения попадает толпа друзей, что как раз направлялись в её сторону. Перед глазами сразу же замаячила их дорогущая одежда, поэтому она решила действовать.  — Здравствуйте, молодые люди! — женщина становится прямо перед ними и выставляет руки, блокируя пути к отступлению. — Я исполню любое ваше желание всего за тысячу вон!  — Э, аджумма, отъебитесь, а? — У Ин устало вздыхает. Ему так-то хотелось уже нахрюкаться глинтвейном и пойти покорять каток.  Джокер на реплику друга негодует: некрасиво так с людьми в возрасте разговаривать. — А желание точно сбудется?! — к старухе подлетает воодушевившийся Ким Сон-джун, что уже вытащил стопку денег. — У меня есть одно! Я Вам сколько угодно заплачу!  На морщинистом лице ведьмы вырисовывается улыбка. Она кивает и радостно вскрикивает: — Ну, говори! Чего ты хочешь, сынок?  Парень неловко чешет затылок, а потом чуть стыдливо проговаривает: — Ну, эм… хочу с богатыми милфами на крутой тачке покататься. Чтоб во-о-он с такими титьками были!  Парни моментально скосились на своего товарища. Боми начала почти что реветь со смеху, опираясь о свою озадаченную подругу. «Он всё время будет про грудь заливать?..» — Будет исполнено, сынок! Подожди два часа и тридцать три минуты.  — Да-да! Спасибо Вам! — довольный Сон-джун сует бабке деньги и кланяется несколько раз. А та только хитро посматривает на остальных членов их компании. — Хм-м-м… ты! — Хёк удивленно вскидывает брови. — Я знаю, чего ты хочешь. Шаманка тычет в него пальцем и коварно щерится. Второй рукой теребит край длинной юбки, что была украшена яркими узорами.  — Э… — Жнец от столь большого количества внимания теряется. Несколько прохожих даже останавливаются, любопытно поглядывая на эту сцену. — Я исполню твоё желание просто так! Бес-плат-но! — старуха всхлопывает в ладоши —  браслеты на её руках трескуче зазвенели. — Через один час оно сбудется! — Эм… ну… спасибо? — Вы двое! — чудная подходит уже к оторопелым Джи Ён с Джокером. — Я что-то вижу… — водит перед ними ладонью, — ага… вижу нить… угу… угу-у-у… Скажите, чего вы хотите. Платить не нужно! Где-то сбоку негодующе вскрикивает Ким Сон-джун: — Эй?! Почему это я один должен был заплатить?! А этим всё бесплатно!!!  — Потому что твоя жадность тебя когда-то погубит, сынок, — взгляд колдуньи становится серьезным. — А теперь отвали.  Друзья начинают громко хохотать. У Ин с Боми бьют друг друга по спине, утирая подоспевшие слезы из-за смеха.  Ким Сон-джун стискивает зубы. Хочет что-то ответить, но ничего стоящего на ум не приходит. Поэтому он разворачивается на сто восемьдесят и просто уходит, бросив напоследок: — Ну и пошли вы все!  Очкастый начал уже задыхаться, показывая тому два средних пальца в путь. Боми же всячески поддерживала издевательства над ушедшим парнем, прикрикивая: — Иди давай! Тебя ждут милфы с во-о-он такими титьками! — Боми расстегивает розовый пуховик и сжимает свои объемные груди, перекривливая движения Сон-джуна минутой ранее. — Кретин!  У Ин, видя эту картину, облизывается: — У-у-у, Бомс, зачетная кофточка. А та только подозрительно ухмыляется. Цепляет длинным коготком край пуловера и отводит его чуть ниже, открывая вид на свое горячее декольте.  Очкастый был готов наброситься на неё прям там.  — Вы можете прекратить?.. — китаянка насуплено поглядывает на эротическую сцену со своими друзьями в главных ролях и смущённую Соён сбоку. Потом обращается уже к старухе: — Я могу Вам сказать прям возле уха? Чтобы никто не слышал. — Да-а-а, ты же у нас тихая девочка. Но… в тихом омуте черти водятся, не правда ли?  Джи Ён немного теряется. Очень надеется, что это всё какой-то прикол, и та безумная бабка на самом деле ничего не знает.  Нашептывает ей своё желание, а потом отходит в сторону. — Бля, я уже заебался! Погнали за бухлом, а?  Хочу согреться.  — Змеи так-то хладнокровные. А согреешься ты позже… с Боми вместе… — китаянка бьет сердитого У Ина в плечо. Тот на комментарий о брюнетке только пошло ухмыляется, стреляя глазками в её сторону. Джи Ён замечает это — вздыхает. — Фу… озабоченные. — Может, пойдем уже? Я есть хочу, — Хёк, кажется, тоже устал. Ему уже плевать было и на желание, что вот-вот должно было сбыться.  — Угу, хочу горячего винца выпить!  И они начинают медленно уходить. Только Джи Ён задержалась возле Джокера с безумной шаманкой, но Боми вернулась и дернула её за собой.  Высоченный парень остался с бабкой наедине.  Он насуплено смотрит на неё. В голове крутятся мысли: «Наебаловка конкретная…» — Думаешь, что обманываю? — старуха хитро улыбается. — Ах, молодёжь. Ничего вы не смыслите! Говори давай, что на сердце лежит, либо уходи. Выбор за тобой. Парень хотел уже отмахнуться, но замешкался. Мгновение он молчал, глядя на странноватую колдунью. Думал, что было бы глупо принимать всё это всерьёз, но… вдруг? — Я хотел бы… чтоб… И его слова теряются в шуме толпы. Старуха кивнула. Мгновенье — безумная растворилась в толпе, как будто её и не было. Джокер серьезно удивился, осматриваясь вокруг. Неподалеку видит свою компанию, что ярко мелькала среди прохожих. Точнее, мелькал только У Ин, что нацепил на себя кричащего цвета пуховик. — Эй, Джокер, ты идешь?! Ха Джун вздыхает. Думает, что это всё было нелепостью, но вдруг ловит себя на том, что сердце почему-то забилось быстрее. Он прячет свое смущение в вороте куртки и направляется к друзьям, позабыв о той глупой бабке.