Let Me Drown In You / Позволь мне утонуть в тебе

— Черт возьми, — выругался Тилл себе под нос. Это неправильно. Он вырвал лист бумаги из своего блокнота и смял его, прежде чем бросить в траву рядом с собой. Набросков, которые Тилл посчитал недостаточно хорошими, становилось все больше, напоминая о неудаче за неудачей. Это неправильно. Все неправильно. За пару дней до этого, во время утренней пробежки, Тилл и Мизи случайно наткнулись на скрытую поляну в лесу. Это было захватывающее зрелище — кристально-голубой пруд, окруженный плакучими ивами, чьи поникшие листья едва касались поверхности мерцающих вод. Тилл уже несколько дней пытался запечатлеть это в графите, но его попытки, казалось, всегда заканчивались неудачей. Каждый тонкий листочек, каждый яркий полевой цветок, каждая изумрудно-зеленая травинка буквально вибрировали от насыщенной жизненной силы — тусклые серые штрихи карандаша на бумаге даже близко не передавали это. Тилл хмыкнул. Разочарование разливалось по его венам и вызывало зуд на коже, заставляя его чувствовать взволнованность и нервозность. Он знал, что в таком состоянии, ничего не выйдет нарисовать, но все равно не сдавался. Ему нужно было все сделать правильно. Все должно было быть идеально. Торопливые штрихи и неровные линии заполнили чистый лист, когда Тилл начал пробовать снова. Штрихи, тени и плавные углы — линии постепенно обретали форму, напоминая пейзаж перед ним. Он изо всех сил старался не думать, а просто делать. И пока его карандаш быстро и бездумно летал по бумаге, набросок начал оживать. Тилл почувствовал прилив воодушевления. Эта жизнь, эта яркость — он начал видеть ее, запечатлевать ее. Его движения карандаша стали увереннее, быстрее, когда он позволил этому чувству овладеть им. Вот оно — он наконец-то понял. Это будет то самое. То самое, что достойно того, чтобы отдать ему… — Черт! — проклятие сорвалось с губ Тилла в раздраженном крике. Его карандаш проткнул страницу насквозь. Тилл вырвал листок, агрессивно смяв его в кулаке, прежде чем швырнуть на землю. Он больно ударился затылком о дерево позади себя, когда позволил себе прислониться к нему спиной. Пейзажи никогда не давались ему так легко, как портреты, но, все же, у него никогда раньше не возникало столько проблем с ними. Это было просто смешно. Часы упорного труда, и в результате ничего, кроме кучи скомканных бумаг. Из-за тренировок, работы и заботы об Иване у него и так не было много свободного времени, поэтому было ужасно обидно, что он потратил его впустую. Он вздохнул, подняв подбородок к небу. — Я знала, что найду тебя здесь. Голос был мягким, нежным, словно она не хотела его напугать. Тиллу не нужно было смотреть, чтобы понять, кто это, — такой милый голос мог принадлежать только ей. Кроме того, никто, кроме нее, не знал об этом месте. Он все равно повернулся на звук. Мизи смотрела на него из-за густой листвы ивы. Ее волосы блестели в лучах послеполуденного солнца, но улыбка была еще ярче. Однако она померкла, когда Мизи заметила, что вокруг него в беспорядке разбросана бумага, а его плечи явно напряжены. Тилл ничего не сказал, когда она приблизилась. — Все в порядке? Она села рядом с ним, так близко, что их плечи соприкоснулись. Тилл уже чувствовал, как часть разочарования покидает его тело — присутствие Мизи по своей природе мешало ему оставаться расстроенным. — Да, просто… — он неопределенно махнул карандашом в сторону пруда. — Ничего не получается. Я не могу это сделать. Мизи хмыкнула. — Прости, Тилл, — несмотря на краткое объяснение, она, казалось, точно знала, что он имел в виду. Мизи протянула руку и подняла один из скомканных набросков. — Можно мне? Тилл на самом деле предпочел бы, чтобы она этого не делала — эти наброски были выброшены не просто так, — но из-за открытого, почти детского любопытства на ее лице ему было трудно отказать. — Наверное, — вздохнул он, махнув рукой. — Если хочешь. Когда она начала разворачивать бумагу, Тилл посмотрел на отражающую свет воду. Красота этого места действительно была неописуемой — ее невозможно передать ни словами, ни карандашом. Эти живость и подлинность были намного лучше синтетической травы и пластиковых деревьев их детства. Тилл не в первый раз задумался, был ли этот мир полон мест, похожих на это? Резкий вздох рядом с ним отвлек его от размышлений. Он взглянул на Мизи, но она смотрела на смятый набросок широко раскрытыми глазами, в которых читалось искреннее восхищение. — Тилл! — она развернула бумагу к нему, как будто он не знал, что там изображено. — Это потрясающе! Тилл хмыкнул. Может быть, ей так и казалось, но когда Тилл смотрел на рисунок, он видел только то, чего в нем явно не хватало. — Это никуда не годится, Мизи, — возразил Тилл, но она, казалось, даже не слышала его. Мизи начала разворачивать все новые и новые листы, и ее восхищение росло с каждым новым наброском. — Ты шутишь? Они все такие прекрасные! Ее большие желтые глаза, устремленные на него, были полны такого неподдельного изумления и растерянности, что Тилл чуть не рассмеялся. Она, конечно, была не права, но, тем не менее, он все равно оценил ее неуместную похвалу. — Серьезно, Тилл! — воскликнула она. — Как ты мог подумать, что это… о-о-о, — внезапно ее озадаченное выражение сменилось пониманием, как будто кусочек пазла встал на свое место. — Это для него? Вопрос удивил Тилла. На самом деле он не понимал, почему это имело значение, но то, как она это произнесла, наводило на мысль, что все же имело. Тилл почувствовал, как его лицо слегка покраснело, хотя и не был уверен, что на это есть причина. Не то чтобы он пытался скрыть тот факт, что это было для Ивана. — Да, — пробормотал он. —Так и есть. На ее лице появилась мягкая улыбка, а глаза заблестели. Тиллу пришлось отвести взгляд. — Знаешь, — начала Мизи через мгновение. — Я почти уверена, что ему понравится любой из них. Тилл знал, что она, скорее всего, права — Ивану было на удивление легко угодить, когда дело касалось подобных вещей. — Но если ты так переживаешь, что сделаешь что-то не так, — мягко продолжила она. — Почему бы ему просто не прийти и не посмотреть самому? Вопрос Мизи, хотя и был задан из лучших побуждений, болезненно отозвался в сердце Тилла. Показать это место Ивану — было первое, о чем он подумал, когда они впервые наткнулись на него. Но выздоровление Ивана до сих пор шло не так легко, как хотелось бы. Теперь каждый день Иван упорно вставал с постели, к нему постепенно возвращалась способность ходить, но прогресс был столь же медленным, сколь и, несомненно, болезненным. И для Тилла наблюдать за этим было почти пыткой. С каждым шагом Иван задыхался, потел и дрожал, изо рта у него вырывались тихие вздохи и всхлипывания, хотя он всегда прикусывал нижнюю губу, чтобы сдержать их. Тилл ненавидел это. Ему было невыносимо видеть Ивана таким, и именно в подобные моменты ужасная, вездесущая смесь чувства вины и беспомощности нависала над ним, как темная, горькая грозовая туча. Тилл посмотрел в полные надежды глаза Мизи и вздохнул. — Я бы хотел, — наконец ответил он, и это прозвучало гораздо более сокрушенно, чем он намеревался. Показать Ивану это место — им еще предстояло пройти долгий путь, прежде чем что-то подобное станет возможным. — Но пара шагов — это все, что он может сделать прямо сейчас. Он никогда не доберется сюда. Мизи склонила голову набок, но выражение ее лица не изменилось. — Я знаю это. Я имела в виду, ну... — она отвела взгляд вверх, слегка наморщив лоб, как будто пыталась что-то вспомнить. — Хена, в тот день, когда мы спасли вас, была довольно серьезно ранена. Но она отказалась лежать в постели, как предполагалось. Тилл не понимал, к чему она клонит, но все равно терпеливо слушал. — Это место… здесь есть много классных вещей, Тилл. Медсестры заставили ее пользоваться креслом — у него были колесики, чтобы его мог передвигать кто-нибудь другой, — она снова встретилась с ним взглядом и улыбнулась. — Теперь, когда Иван может немного ходить, я уверена, мы могли бы позаимствовать для него одно из этих кресел. В ее голосе было столько радости, что когда ее слова наконец дошли до него, Тилл почувствовал, что тоже начинает разделять ее чувства. Уголки его губ приподнялись в счастливой улыбке, почти такой же, как у Мизи. Шанс показать Ивану больше, чем четыре голые стены спальни, показать ему этот мир, — как Тилл мог не обрадоваться этому? — Это звучит действительно здорово, Мизи, — искренне сказал он. Тилл взглянул на рисунки, разложенные на земле, но не смог больше найти в себе силы расстраиваться из-за них. Как он мог, когда перед ним только что открылась возможность показать это Ивану по-настоящему? Мизи выглядела довольной, в ее глазах снова появился тот самый блеск. Она еще раз улыбнулась Тиллу, прежде чем склониться и положить голову ему на плечо. — Ему это понравится, — тихо сказала она. Тилл тоже улыбнулся, хотя и знал, что она этого не видит. Теплый ленивый ветер обдувал их, ероша волосы и слегка щекоча шею Тилла волосами Мизи. Удовлетворенный, Тилл принялся бездумно рисовать в своем блокноте, а Мизи наблюдала за ним, наслаждаясь теплом послеполуденного солнца и присутствием друг друга. Легкое, уютное молчание между ними продолжалось довольно долго. Тихо и осторожно, словно стараясь не слишком нарушать мирную тишину, Мизи внезапно заговорила. — Ты уже говорил с ним об этом? Тилл сразу же почувствовал, как напрягся, и не сомневался, что Мизи тоже это почувствовала. Ему почти захотелось спросить «о чем?», но он не мог даже убедительно притвориться, что не понимает, о чем она говорит. На самом деле его сердце забилось быстрее только от одного упоминания об этом. Об их раунде, конечно. А что еще это могло быть? Тилл ничего не сказал, но, похоже, его молчание было достаточно. — Тилл... — вздохнула Мизи, выпрямляясь, чтобы посмотреть на него. Ее тон и выражение лица заставили Тилла почувствовать, что его вот-вот отчитают. — Чего ты ждешь? Тилл опустил глаза в землю. Ее вопрос был непростым — Тилл больше не знал ответа и даже не был уверен, знал ли он его когда-нибудь. Больше ждать было нечего — Иван был жив, в сознании, и Тилл прекрасно понимал, что его оправдания иссякли. Но, естественно, будучи загнанным в угол, Тилл все равно попытался оправдаться. — Он тоже еще не поднимал эту тему, — слабо возразил он, но его тон даже ему самому показался по-детски оборонительным. Тилл не смотрел на нее, но ему показалось, что она качает головой, глядя на него. — Тилл, — продолжила она, и в ее голосе не было злобы, хоть он и звучал серьезно. — Чего ты боишься? И снова Тилл хотел возразить. Защититься от ее обвинений. — Я не боюсь, — вызывающе сказал он, снова поднимая на нее глаза. Но Тилл не был до конца уверен, кого он пытался убедить — себя или Мизи. В любом случае, она видела его насквозь. — Если ты и дальше будешь это игнорировать, то в конечном итоге оба пострадаете. Тилл не понимал, откуда она могла это знать — игнорирование, казалось, до сих пор работало нормально. Ее пристальный взгляд и назойливые слова заставляли его чувствовать себя крайне уязвимым, и ему это совсем не нравилось. Тилл не мог смотреть ей в глаза дольше нескольких секунд. — Я не знаю, что ты хочешь от меня услышать, Мизи. Она вздохнула. — Я не хочу, чтобы ты что-то говорил. Я хочу, чтобы ты был честен, — Мизи нежно взяла его за руку и слегка сжала ее в своей. — Тилл, почему ты заботишься о нем? Почему ты помогаешь ему принимать ванну? Почему ты его кормишь, хотя мы оба знаем, что тебе это больше не нужно делать? — свободной рукой она указала на кучу неудачных набросков на земле. — Почему ты рисуешь для него? Тилл уставился на нее, пока вопросы быстро вертелись у него в голове. Почему, почему, почему? Уязвимая, защищающаяся часть его существа хотела ответить ей тем же. "Почему тебя это волнует?" Но открытая доброта в глазах Мизи заставила его захотеть быть с ней честным, о чем она и просила. — Потому что... — запинаясь, ответил Тилл. — Потому что я этого хочу. Это был дерьмовый ответ — Тилл знал, что это так. Мизи, однако, была терпелива, как всегда. — Но почему? Тилл чувствовал, как учащенно бьется его сердце, и надеялся, что Мизи не заметила, какой потной стала его ладонь. Вот тебе и отсутствие страха — прямо сейчас он чувствовал ужас. — Потому что... — он заикался из-за сдавленного горла. — Потому что я... я беспокоюсь о нем. Несмотря на то, что он знал, что это правда, ему было нелегко признаться в этом вслух. Но, тем не менее, Мизи, казалось, не удовлетворил его ответ. — Я тоже беспокоюсь о нем, — когда она снова сжала его руку, Тилл на мгновение удивился тому, как легко эти слова слетели с ее губ. — Точно так же я беспокоюсь о тебе, Тилл, — она отвела взгляд, чтобы посмотреть на пруд. На секунду Тиллу показалось, что выражение ее лица стало задумчивым, но когда она повернулась к нему, оно снова стало добрым. — Ты думаешь, это то же самое? У Тилла начинала болеть голова, и неприятная смесь растерянности и трусости мучительно скручивала его изнутри. Мизи задавала слишком много вопросов, каждый следующий был сложнее предыдущего, и Тиллу действительно не хотелось больше об этом думать. Когда молчание Тилл затянулось, Мизи тихо выдохнула, высвобождая его руку из своей хватки. — Я просто... я хочу, чтобы вы двое были счастливы, — она улыбнулась, но Тилл заметил, что ее улыбка была немного грустной из-за того же задумчивого взгляда. — Вы оба этого заслуживаете, — она ласково взъерошила волосы Тилла, прежде чем подняться с земли и направиться прочь. Она дошла до края поляны. — Пожалуйста, Тилл, — крикнула она через плечо, бросив на него последний серьезный взгляд. — Поговори с ним поскорее. Она ушла, оставив Тилла снова сидеть в одиночестве. Вновь стало тихо, но уже не так мирно, как раньше. Тишина теперь была напряженной, ненадежной и слегка удушающей. Мысли Тилла метались почти так же быстро, как и его сердце. “Поговори с ним поскорее,” — Мизи сказала это так, словно это была такая простая вещь, но Тилл знал, что, когда дело касается Ивана, ничего не бывает так просто. Тем не менее в глубине души он понимал, что она права. Что произошло в тот день — как долго они могли продолжать игнорировать это, прежде чем кто-то из них пострадал бы? Тилл еще раз взглянул на воду, и в нем шевельнулось пугающее, но твердое решение. Если не ради себя, то ради Ивана, он должен был это сделать. Сегодня вечером, решил он. Он глубоко вздохнул. Сегодня вечером Тилл приведет его сюда. Сегодня вечером Тилл поговорит с ним.