Let Me Drown In You / Позволь мне утонуть в тебе

— Иван...? После долгой тишины, повисшей между ними, дрожащий голос Тилла показался слишком громким в сложившейся напряженной обстановке. Он смутно осознал, что все еще держит мочалку у лица Ивана, и неуверенно опустил ее обратно в таз. Буквально через несколько мгновений он соскользнул с колен Тилла и с громким стуком упал на пол. Мыльная вода разлилась во все стороны. Но Тиллу было все равно. Он даже не вздрогнул, и Иван тоже. Они просто продолжали молча смотреть друг на друга. Тилл почувствовал, как по его лицу скатилась слеза. — О боже, черт возьми, — слезы продолжали литься, пока Тилл не понял, что плачет навзрыд. Он действительно не хотел, чтобы, очнувшись, Иван первым делом увидел его с заплаканными глазами, но все равно не мог остановиться. — Ты… я не могу… ты проснулся. Тилл отчаянно тер свое лицо, пытаясь избавиться от влаги с щек и глаз, чтобы наконец увидеть Ивана. Тот все еще смотрел на Тилла, но теперь, когда первое потрясение прошло, он заметил, что взгляд Ивана был осоловелым и расфокусированными. В его темных глазах не было ни капли узнавания. Острая вспышка тревоги пронзила Тилла, и в груди у него все болезненно сжалось. Неужели за последние недели его внешность так сильно изменилась, что он стал неузнаваем? Неужели травма Ивана каким-то образом заставила его забыть о Тилле? Помнил ли он вообще что-нибудь? Нет. Тилл быстро отогнал от себя тревожные мысли. Ему действительно не стоило так думать. Вероятно, Иван был под воздействием такого большого количества лекарств, что не узнал бы Тилла, даже если бы тот ничуть не изменился. Не говоря уже о том, что пробуждение после почти месячного сна смутило и дезориентировало бы любого. Тилл уперся коленями в кровать и приблизился, пока его лицо не оказалось всего в нескольких сантиметрах от лица Ивана. Тот следил за его движениями, но сам оставался неподвижным. Тилл протянул дрожащие руки и осторожно взял его за подбородок, слегка приподняв лицо. Он несколько раз провел большим пальцем по чужой щеке. — Иван. Иван медленно моргнул, прежде чем его взгляд стал чуть-чуть осмысленнее. Возможно, это было бы совершенно незаметно, если бы Тилл не смотрел ему в глаза так, словно они были его спасательным кругом. Радость. Привязанность. Облегчение. Благодарность. Тилла захлестнул ураган сильных эмоций, большинству из которых он даже не мог дать названия. Они бурлили в нем, заставляя чувствовать беспокойство, как будто ему нужно было что-то сделать. Но он не знал что. Держа Ивана вот так — так близко, что он, наверное, мог пересчитать его ресницы, — он чувствовал близость. Губы Ивана слегка приоткрылись, как будто он хотел что-то сказать, но не произнесли ни слова, и он снова закрыл их. Тилл слегка коснулся большим пальцем нижней губы Ивана, подбадривая его. — Ну же, Иван, — мягко подтолкнул Тилл. В груди у него заныло от жгучего желания услышать голос Ивана. Тилл даже не осознавал, насколько значимое место занимал этот голос в его жизни, пока он не исчез. Губы Ивана снова приоткрылись, и сердце Тилла бешено заколотилось. — Ан… Этот единственный слог прозвучал тихо и невнятно, но Тилл едва ли заметил это из-за чистой радости, вспыхнувшей в его груди. Это был голос Ивана. Спустя столько времени он проснулся и смотрел на него. Разговаривал с ним. Тилл чуть не расплакался — наверное, он уже плакал. Казалось, Иван пытался сказать что-то еще. Тилл крепче сжал его руку и стал внимательно слушать. — Ангел. Это слово было не более чем тихим, почти бессвязным бормотанием. Тилл засомневался, правильно ли он его расслышал, потому что на секунду не понял, о чем говорит Иван. Ангел? Неужели Ивану что-то мерещилось? Но Тилл был так близко к нему? Он никак не мог видеть ничего, кроме… О. Наконец-то он понял. Тилл не мог не рассмеяться, но смех быстро сменился всхлипами. Его глаза наполнились влагой и слезы вновь потекли по лицу. — Ты идиот. Каким-то образом — даже с опухшими красными глазами, со слезами на щеках и шмыгающим носом — Тилл показался Ивану ангелом. Должно быть, он действительно не в себе, да? Тилл наклонился вперед и прижался лбом ко лбу Ивана. Он закрыл глаза, позволяя той же буре эмоций захлестнуть его. Тилл не думал, что когда-либо за всю свою жизнь будет чувствовать себя настолько счастливым. Трудно было поверить, что всего месяц назад он был готов полностью отказаться от этого. Тилл понимал, что его собственные слезы катятся по лицу и, вероятно, падают на лицо Ивана, но он не мог заставить себя сдвинуться с места. Он был так доволен, так счастлив, просто оставаясь в таком положении, — он не хотел, чтобы этот день заканчивался. Если бы все прошло так, как планировал Тилл на сцене, он никогда бы не испытал этого: свободного, ничем не обремененного облегчения и радости. Жизнь, как и Иван, была очень непредсказуемой. — Я не ангел, — сказал Тилл, и их лица были так близко, что слова не нужно было произносить громче шепота. — Ты жив, Иван. Иван, конечно, не ответил, и через мгновение Тилл слегка отстранился, чтобы увидеть, что его глаза закрыты, и он снова спит. Тилл снова почувствовал, как по его телу разливается беспокойное, непреодолимое желание что-то сделать. Он был не понаслышке знаком с этим чувством — оно часто заставляло его импульсивно срываться на инопланетян или возникало тогда, когда он находился на сцене. В прошлом это приводило его к множеству неприятностей и к многочисленным избиениям. Тилл никогда не думал, он просто делал. Но даже несмотря на то, что чувства были похожи, на этот раз они были совершенно другими. Они не были вызваны агрессией, гневом или болью, как это было раньше. Они были вызваны сильной привязанностью и радостью. Вызваны таким глубоким облегчением, что было чертовски больно держать его в себе. Поэтому Тилл, не раздумывая, просто сделал то, к чему, казалось, его подталкивало собственное тело. Он наклонился и прижался губами к уголку губ Ивана. С покрасневшим лицом Тилл тут же отстранился и так же быстро решил не думать о том, чтобы это могло значить. Вместо этого он подумал о том, что никто, кроме него, не знал, что Иван проснулся, и решил, что прямо сейчас ему нужно рассказать об этом Мизи. Он вскочил с кровати и бросился к двери, едва не поскользнувшись в луже мыльной воды. Тилл бежал по коридору в скрипучих ботинках, со слезами на глазах, молясь, чтобы Мизи была в своей комнате, а не осталась в баре. Хотя, учитывая, насколько сильно сейчас был взвинчен Тилл, он, скорее всего, добежал бы и до бара, чтобы найти ее. Ворвавшись в ее комнату, он увидел, что Мизи сидит на кровати и что-то пишет в блокноте. Она с удивлением посмотрела на него. — Тилл? Разве ты не остался с... — она осеклась, заметив, что в его глазах стоят слезы, и тут же вскочила с постели, чтобы быстро подойти к нему. — Что… Тилл, что случилось? Тилл встретил Мизи на полпути и, налетев на нее, крепко обнял. От нахлынувших эмоций у него подкосились ноги, и она осторожно присела вместе с ним на пол, заключив его в крепкие объятия. Тилл понимал, что из-за него футболка Мизи пропитается слезами, но все равно уткнулся лицом ей в плечо. — Ш-ш-ш, все хорошо, — успокаивала его Мизи, нежно поглаживая по волосам. — Тилл, ты можешь рассказать мне, что случилось? Ее голос был тихим, но Тилл мог сказать, что в нем чувствовалась тревога. Он понял, что, вероятно, пугает ее. — Иван, — начал он, и у Мизи слегка перехватило дыхание. — Он… он проснулся, — из его горла вырвался еще один всхлип. — Мизи, он проснулся. Мизи схватила его за плечи и отодвинула на расстояние вытянутой руки. Она уставилась на него глазами, широко раскрытыми от шока. — Боже мой, ты серьезно?! — ее глаза тоже наполнились слезами. Тилл больше не мог говорить, поэтому просто кивнул, и Мизи снова крепко обняла его. — Ты меня до смерти напугал, Тилл! Тилл рассмеялся ей в плечо — было очень непривычно и забавно слышать, как Мизи ругается. — Это не смешно! — воскликнула она, но при этом тоже смеялась. Они оба смеялись, захлебываясь от радости, словно снова были маленькими детьми. Тилл позволил этому чувству захватить его на некоторое время, просто наслаждаясь счастьем и удовлетворением, которые струились по его телу. В этой легкой, но в то же время глубоко эмоциональной атмосфере Тилл почувствовал, что может признаться в том, о чем никогда раньше не говорил вслух. — Мизи, — он отстранился и посмотрел в ее глаза — такие добрые и честные. Если Тилл и мог кому-то это сказать, то только ей. — В тот день, когда Иван сделал то, что он сделал… — дыхание Тилла сбилось, а горло сжалось, угрожая перекрыть голос, как будто эти слова резали его язык точно так же, как и сердце. — Я… я сдался. Я был готов умереть, — болезненное воспоминание. Тилл покачал головой. — Если бы нас не спасли в тот день… — Мизи схватила его за руку, чтобы сжать ее в знак безмолвного утешения. — Не думаю, что я смог бы жить дальше. Признание повисло в воздухе между ними. Тилл уставился на Мизи, испугавшись того, насколько уязвимым он себя чувствовал. Тилл боялся ее ответа, хотя и знал, что он будет добрым. Взгляд Мизи не дрогнул, и она мягко улыбнулась ему. Она поняла. — Я рад, что ты решил бороться. Бороться. Тилл улыбнулся. За глаза, которые сияли, как пылающие угли, и за улыбку, подобную падающей звезде, — настолько редкую, насколько и прекрасную. За теплые руки, которые умели не только неустанно толкать, но и нежно лелеять. За мягкие губы, которым пришлось отчаянно напирать, прежде чем они смогли нежно прижаться друг к другу. Ради него. Ради него. Ради него. Это всегда будет ради него. — Да, — наконец сказал Тилл. Решиться на борьбу — такой выбор легко сделать, когда есть то, за что стоит бороться. — Я тоже.