Сын своего отца

      После похоронного обряда и траурного ужина, когда отзвучали последние слова, а свечи, тая, гасли в тишине, гости начали расходиться по своим покоям. Воздух был пропитан тяжёлым ароматом ладана и чем-то гнетущим, словно сама ночь с особой печалью опускалась на эти земли.       Отто Хайтауэр, обычно собранный и невозмутимый, в тот вечер казался более усталым, чем всегда. Он заметил Рейнис, которая стояла в стороне от общей суеты. Она смотрела вдаль, в сгущающиеся сумерки, окутывающие замок мрачным саваном. Её лицо, как всегда сильное и гордое, всё же выдавало тень усталости, которую было трудно скрыть.       — Леди Рейнис, — Отто обратился к ней спокойно, но в его голосе звучала непривычная мягкость. — Не желаете прогуляться? Душный воздух.Рейнис повернулась к нему, её взгляд был проницательным и холодным, как зимнее море. Она несколько секунд молча изучала Хайтауэра, прежде чем кивнуть. Возможно, ей и правда хотелось покинуть душный коридор, где всё — взгляды, тени — напоминало о недавнем прощании с Визерисом.Они медленно шли рядом по саду, где сумерки уже скрывали очертания деревьев и статуй. Редкие фонари освещали дорожку, отбрасывая причудливые тени на старую кладку.       — Забавно, — нарушил Отто долгое молчание. — Помню, в иные времена мы с вами уже гуляли здесь. Только тогда ночь казалась… менее печальной.       Рейнис повернула голову и бросила на него быстрый, оценивающий взгляд, но ответила не сразу. Её тёмные, глубокие глаза хранили слишком много тайн, чтобы их можно было легко прочесть. В уголках губ мелькнула тень улыбки, тонкой как лезвие.       — Вы удивляете меня, сэр Отто. — Голос её был спокоен, но в нём сквозило что-то неуловимое — ирония или, может быть, предостережение. — Я думала, вы не из тех, кто позволяет себе предаваться воспоминаниям. Особенно тем, о которых лучше умолчать.Отто на мгновение замер, словно её слова задели его. Он пристально посмотрел на неё, словно видел не только её, но и все те годы, что лежали между ними — застывшие, невысказанные.       — Некоторые воспоминания забыть труднее, чем вы думаете, леди Рейнис, — тихо произнёс он.       Слова десницы, как искусно направленный клинок, вскрыли старые раны, заставив её вновь погрузиться в горькую глубину прошлого. Она не отвечала сразу. Молчание было её щитом — таким же прочным, как и гордость. Но внутри, за непроницаемым лицом, воспоминания уже разливались тёплой, но обжигающей волной.       Она вспомнила их молодость — ту, что давно растворилась в пыли лет. Рейнис была молода, полна огня и дерзости, как штормовое море. А Отто… Он был совсем другим, не таким холодным и выверенным. Он смог пробудить в ней ту страсть, которой она и сама от себя не ожидала. Их тайные встречи в уединённых комнатах замка, мгновения, когда время словно замирало, а мир за пределами их двоих переставал существовать. Его прикосновения, слова, взгляд — всё это тогда казалось настоящим, чем-то большим, чем просто мимолётная связь.       Но теперь, глядя на него — на этого человека, которого она знала слишком хорошо, — её охватила горечь. Наивная, она верила, что была для него особенной, что их связь была значимой. Но годы и опыт научили её смотреть правде в глаза. Она была не любовницей и не музой, а пешкой в его игре — разменной монетой в стремлении Отто к власти. Он и тогда был тем же, кем является сейчас: человеком, который видит в людях лишь инструменты, используемые, а затем оставляемые, когда они больше не нужны.       — Забавно, сэр Отто, что вы позволяете себе ностальгировать, когда для меня те дни — лишь напоминание о вашем предательстве.Отто Хайтауэр обернулся к ней, его лицо оставалось спокойным, но глаза чуть сузились.       — Предал? — повторил он, чуть наклонив голову, голос его едва заметно дрогнул. — Вы судите слишком строго.       — Слишком строго? — Рейнис остановилась и повернулась к нему. В её глазах вспыхнули искры, и в этот миг она напомнила ему ту женщину, что стояла в зале совета много лет назад — гордую, непреклонную и полную праведного гнева. — Именно вы, сэр Отто, решили всё, когда я могла занять Железный трон. Ваш голос — и лишь он — отделил меня от того, что по праву принадлежало мне.       Тишина легла между ними, тяжёлая и напряжённая. Отто не сразу ответил. Он знал, что Рейнис не бросается словами, и каждый её упрёк — удар по его тщательно выстроенной броне.       — Я действовал так, как считал нужным, — произнёс он наконец, голос его был ровен, но в глубине чувствовалась натянутость. — Тогда, как и сейчас, я преследовал высшую цель — защитить королевство и вас. Думаете, я хотел, чтобы вы стали мишенью для тех, кто никогда не примет женщину на троне?       — Защитить меня? — Рейнис горько усмехнулась. — Какая трогательная забота. Вы были так обеспокоены моей безопасностью, что предпочли лишить меня власти и отдать её тем, кто принял бы вас за верного слугу. Не надо, сэр Отто. Не стройте из себя благодетеля. Это был ваш расчёт, и вы выиграли.       Его лицо оставалось непроницаемым, но что-то в глазах блеснуло — может быть, укол совести, а может, просто осознание того, что Рейнис видит его насквозь.       — Были времена, когда совету требовался компромисс. Королевство не выдержало бы раскола, который последовал бы за вашим воцарением. Я понимал, как горько это для вас, но не мог позволить амбициям разрушить мир.       — Мир? — голос Рейнис прозвучал холодно, почти презрительно. — Не лгите мне, Отто. Вы не ради мира голосовали против меня. Вы просто знали, что у женщины на троне не будет в вас нужды. Вы боялись потерять своё влияние, свою власть. Вам был выгоден Визерис — слабый, безвольный, управляемый. А я… Я была для вас угрозой.       В повисшей между ними напряжённой тишине Отто Хайтауэр, с присущими ему проницательностью и хладнокровием, решил сменить тон.       — История имеет обыкновение повторяться, леди Рейнис, — произнёс он устало, как человек, повидавший слишком много подобных событий. — Как и тогда, королевство стоит на перепутье. И снова перед нами выбор... и последствия. Вы знаете, как я всегда стремился к стабильности и порядку в Семи Королевствах.       Рейнис не остановилась, но замедлила шаг. Она не повернулась к нему, но Отто знал — она слушает. Она всегда слушала внимательно, даже когда делала вид, что слова её не трогают.       — Эйгон должен взойти на трон, — продолжил он с той самой бескомпромиссной уверенностью, с которой столько лет вершил судьбы и руководил советами. — Это неизбежно. Он — законный наследник, сын покойного короля. И пусть многие предпочли бы закрыть глаза на этот факт, вы, леди Рейнис, слишком мудры, чтобы не видеть, к чему приведёт иной путь.       Теперь она остановилась. Медленно, почти лениво, она повернулась к нему. В свете тусклого фонаря её лицо казалось высеченным из камня, но глаза пылали холодным огнём.       — Ты можешь считать меня кем угодно, — прошептал он, — но это не изменит сути. Королевство в опасности, и тебе придётся выбирать. Хочешь ты этого или нет.       Слова десницы повисли в воздухе, холодные и веские, а Рейнис вдруг рассмеялась — удивлённо и горько, как человек, услышавший нелепую шутку в неподходящий момент.       — Я давно выбрала сторону, Отто, — сказала она, её голос прозвучал звонко и чисто на фоне сгущающейся тьмы. — И уж поверь, твоё мнение меня не интересует.       Она смотрела на него, её глаза сверкали, как острия кинжалов, а улыбка на губах была насмешливой. В этом смехе звучали её сила и уверенность, накопленные годами боли и разочарований. Она была женщиной, которую невозможно сломить, и Отто знал это лучше многих.       Отто Хайтауэр не ответил сразу. Он стоял, сложив руки за спиной, и смотрел на неё так, будто перед ним была не женщина, а крепость, которую нужно либо осадить, либо обойти. Его лицо оставалось спокойным, но в глазах читались настороженность и уважение, смешанное с раздражением.       — Не спешите с выводами, леди Рейнис, — произнёс он наконец. Его голос звучал мягко, почти ласково, но в этой мягкости чувствовалась сталь. — Время делает выбор, особенно сложным, даже для тех, кто думает, что уже всё решил. Хорошенько подумайте, прежде чем связывать свою судьбу с падающим знаменем.       — Думаете, я не знаю, что такое время? — Рейнис приподняла бровь. Её улыбка теперь была холодна как лёд. — Оно не раз отнимало у меня всё, что я любила. Я знаю его цену гораздо лучше, чем вы, сэр Отто. И я не позволю вам учить меня, как делать выбор.       Она сделала шаг назад, словно отгораживаясь от него, а её гордый взгляд говорил больше, чем любые слова — она не боялась ни его угроз, ни его советов. Но в этот момент что-то изменилось. Отто заметил, как её глаза вдруг скользнули куда-то в сторону, за его плечо. Он обернулся и увидел тёмную фигуру, стоявшую на краю сада.       Корлис Веларион.       Серый страж морей, как его называли, стоял неподвижно и молча смотрел на них, но в его позе и взгляде читалась настороженность — как у человека, готового в любую секунду вмешаться.       Отто вернул взгляд на Рейнис и едва заметно ухмыльнулся. В его ухмылке было что-то волчье, насмешливое и одновременно понимающее — он знал, что Корлис был её опорой, её стеной. И всё же он не выглядел побеждённым. Скорее, довольным новым поворотом игры.       — Похоже, ваш лорд-муж волнуется, — тихо произнёс Отто. Его голос прозвучал почти заботливо, но в словах чувствовался яд. — Не буду вас задерживать, леди Рейнис.       Он шагнул ближе и, прежде чем она успела отстраниться, осторожно взял её руку и легко коснулся тыльной стороны вежливым, но издевательским поцелуем — жестом, в котором было столько же уважения, сколько и вызова.       — Подумайте, — повторил он, отпуская её руку. — Время ещё есть. Но не слишком много.       С этими словами он развернулся и пошёл прочь, его шаги звучали мерно и гулко в ночной тишине. Он уходил так, будто был полностью уверен в себе и своём праве диктовать условия. Его фигура вскоре растворилась в темноте, оставив Рейнис одну в окружении теней и мыслей.       — Что он хотел от тебя? — раздался голос Корлиса за её спиной.Рейнис вздрогнула, но не обернулась сразу. Она знала, что Корлис умел появляться незаметно и видеть больше, чем хотел показывать. Он подошёл ближе, его шаги были тяжёлыми и уверенными — как у человека, привыкшего ходить по палубе корабля, рассекая волны и ветры.       — И почему, ради всех богов, ты вообще была с ним? — повторил он на этот раз строже.       Рейнис медленно повернулась. Лицо её оставалось спокойным, как гладь моря перед бурей. Она посмотрела на мужа взглядом, в котором читалась усталость и лёгкая тень раздражения, как будто его вопросы были неуместны.       — Ничего особенного, Корлис, — ответила она ровно. — Просто Отто Хайтауэр любит разговоры. Особенно те, в которых он может считать себя пророком.       — Не лги мне, Рейнис, — отрезал Корлис, его глаза сузились. — Что он сказал?       — Пустые слова, — отмахнулась она, отворачиваясь и сделав несколько шагов вперёд. — Болтовня о будущем, о выборах, о короне... Всё то, что он всегда говорит, играя в свою бесконечную партию.       Корлис молчал, но его взгляд прожигал её спину. Он был опытным морским волком, и ложь — даже самая искусная — не могла долго скрыться от него.       Но Рейнис не дала ему времени на новый вопрос. Она развернулась к нему и добавила с нажимом:       — Не волнуйся. Я не позволю ему или кому-либо ещё загнать меня в угол.       Её голос был твёрд, но в нём всё же звучала та нотка, которую Корлис уловил — что-то неуверенное, словно трещина на идеально гладкой поверхности. Он смотрел на неё ещё мгновение, потом кивнул, как будто соглашаясь с тем, что сейчас не время для споров.       Он ушёл, оставив её одну в тёмном саду, который вновь стал пустым и молчаливым, а ночной ветер играл с её плащом, словно пытался втянуть её в свой холодный, безжалостный танец.       Она вздохнула и закрыла глаза. В голове, как отголоски далёкого бича волн, звучали слова Отто: «Эйгон должен взойти на трон».       Рейнис давно сделала свой выбор. Она поддержала Рейниру. Но теперь, когда Отто так уверенно пророчил о будущем, в её душе поселилось коварное сомнение, как трещина в корпусе корабля, которая со временем может пустить воду и утопить целое судно.       «А что, если он прав?»       Этот вопрос впивался в её разум, как заноза. Она думала о Рейнире — женщине, которую поддерживала из солидарности и из чувства справедливости. Рейнира была сильной, гордой и умной. Но Рейнис видела, как мир относится к женщинам, которые осмеливаются править. Она сама была тому примером. Её исключили из борьбы за трон, её имя вычеркнули из истории, будто она была ошибкой, которую нужно забыть.       И пусть Рейнира обладала правом крови, примут ли это все? Согласятся ли все склониться перед ней? Или же королевство падёт в хаос и пламя? Отто верно рассуждал о выживании, о стабильности — о вещах, которые были важнее амбиций и справедливости. И хотя она ненавидела его за хитрость и холодный расчёт, его слова всё ещё звучали в её голове.       Рейнис подняла голову и посмотрела на небо. Звёзды мерцали высоко над ней, равнодушные к её борьбе. Она знала, что рано или поздно ей действительно придётся сделать выбор — такой, который изменит судьбу не только её семьи, но и всего королевства. Но какой выбор принесёт меньше разрушений?       Сомнение, как тёмная вода, затопляло её мысли. Она всегда гордилась своей решимостью и ясностью ума, но сейчас, стоя в холодной ночи, Рейнис вдруг поняла, что в её душе разгорается борьба — борьба между верностью и разумом, между справедливостью и прагматизмом.       "Не спешите с выводами".       И впервые за много лет она не была уверена, что её выбор действительно окончателен.

***

      В древней септе, где время, казалось, замерло в вечном покое, царила атмосфера скорби и тайны. Мрачный сумрак скрывал высокие своды с фресками богов и героев, сквозь него слабо пробивался свет витражей.Густой и сладковатый запах ладана витал в воздухе, словно невидимый дух, наполняя каждый уголок ощущением священности. Тишина, прерываемая лишь шёпотом молитв, звучала как эхо из другого мира, скорбь проникала в самую душу, заставляя сердце сжиматься от невыразимой тоски.       В центре септы, перед массивным алтарём из тёмного мрамора, стояла Рейнира. В полумраке её фигура казалась призрачной, сливаясь с мистической атмосферой, а лицо, освещённое мерцающим светом свечей, выглядело хрупким и уязвимым. В руках она сжимала небольшую фигурку дракона — подарок отца, сделанный в те дни, когда мир казался проще, а её сердце полно надежд. Эта фигурка из чёрного обсидиана сияла при свечах, словно часть древнего ритуала, связывающего её с прошлым.       Её тихая, прерывистая молитва звучала как шёпот среди шорохов септы. Каждое слово, казалось, вырывалось из глубины души, пропитанное болью и сожалениями, которые она несла, как тяжёлое бремя.       — Отец мой, прости меня, — шептала она, её голос дрожал, словно ветка на ветру.       — Я не смогла быть той дочерью, какой ты хотел меня видеть. Я не смогла стать достойной наследницей трона, крови и веры твоей, — её пальцы крепче сжимали фигурку дракона, словно искали в этом холодном камне тепло отцовской любви, которое уже не вернуть.       — Прости за слабости и страхи мои. Дай сил продолжить твоё дело и защитить то, что ты оставил.       Слова её молитвы, словно дым ладана, поднимались к сводчатому потолку, растворяясь в тенях и тишине. Казалось, сама септа откликалась на её скорбь, мольбы и боль. Среди теней прошлого она чувствовала себя ничтожной, но связанной с чем-то большим, приносящим лишь одиночество и груз ответственности.       Внутренний мир Рейниры был подобен бурному морю, где волны сомнений и страхов разбивались о скалы её сознания, оставляя лишь холод и одиночество. "Как же тяжело быть одной, без отцовской опоры," — давили мысли, делая её маленькой и беспомощной перед миром, жаждущим её силы.Она чувствовала себя неготовой к роли королевы, словно корона, которую ей предстояло унаследовать, была непосильной. "Не знаю, смогу ли," — шептала она себе, её голос дрожал от сомнений. — "Как принимать решения, определяющие судьбу королевства? Как быть уверенной, что мои действия принесут мир и процветание, а не хаос и разрушение?". Руки, сжимавшие фигурку дракона, дрожали, словно от озноба, хотя в септе было тепло.       Воспоминания об отцовских словах теперь звучали приговором. "Ты должна быть сильной, Рейнира, наследница Железного Трона," — его твёрдый и уверенный голос эхом отдавался в её памяти. Эти слова, когда-то вдохновлявшие её, теперь казались тяжёлым бременем.Страх, словно тёмное облако, окутывал разум, заставляя видеть мир в мрачных тонах: "Что, если ошибки приведут к краху династии? Что, если я стану той, кто уничтожит всё, построенное тобой, отец?". Ядовитые мысли ползали по сознанию, отравляя решимость и уверенность.       В этом хаосе мыслей, в океане страхов и сомнений, Рейнира начинала подозревать всех вокруг. Разум, словно лабиринт, был полон подозрений, и каждый взгляд казался доказательством заговора.       В тишине септы, где каждый звук казался эхом, Рейнира вдруг услышала лёгкий шорох за спиной. Она резко обернулась, её движения были быстры и напряжены, словно готовясь к битве. Глаза, широко раскрытые от страха, обшаривали полумрак, пытаясь разглядеть источник звука, казавшегося предвестником опасности.       "Это они," — пронеслось в голове, мысли молниями пронзили сознание. — "Убийца, посланный врагами. Они пришли за мной". Она чувствовала холодный пот на спине, дыхание стало прерывистым.Взгляд, словно у охотника, искал оружие, что-нибудь для защиты. Она оглядела алтарь со свечами, ища тяжёлый предмет, который мог бы стать щитом или мечом. Дрожащие руки сжимались в кулаки, готовые схватить любой предмет.       Но в момент наивысшего напряжения из тени, словно призрак, появилась фигура. Это была служанка с корзиной свечей, её лицо спокойным и слегка удивлённым. Она выглядела так, словно её появление было обычным делом, и она не понимала, что шорох вызвал такую бурю в душе Рейниры. Её простое и скромное платье было слегка запылённым, а в корзине — новые свечи для замены догоревших.       Рейнира, все еще в панике, не могла быстро взять себя в руки. Взгляд скользил по лицу служанки, пытаясь разгадать намерения. Молчание казалось вечностью, пока разум не начал возвращаться к реальности.       — Ваше величество, простите, не хотела вас потревожить. Я просто пришла заменить свечи. Они почти догорели, подумала, лучше сделать это сейчас, пока не погасли, — она шагнула вперёд, крепче сжимая корзину, словно ища в ней защиты. — Не хотела вас напугать, клянусь, — продолжила она мягким, слегка дрожащим голосом.       — Но напугала! Я слышала шорохи, думала, за мной шпионят! Думала, это убийца, ты пришла покончить со мной! — глаза, полные гнева и страха, сверкнули в свете свечей. — Ты не понимаешь, что творится вокруг? — она шагнула вперёд, её фигура тенью нависла над служанкой. — Думаешь, можешь просто прийти сюда, в мою септу, и не думать о последствиях? — внезапно, срываясь на крик, продолжила Рейнира, её голос прозвучал резко, как удар хлыста.       — Ваше величество, я не знала. Не думала, что мой приход может быть так воспринят, — она опустила взгляд, нервно теребя край корзины. — Клянусь, у меня не было дурных намерений. Я просто хотела, чтобы в септе было светло, чтобы вы могли молиться в спокойствии, — она подняла взгляд, глаза полны искреннего раскаяния.       Рейнира молчит, её дыхание ровное, но губы сжаты в тонкую линию, словно сдерживая готовые вырваться слова. Она смотрит на служанку, не находя сил извиниться. Вместо этого отворачивается, плечи опущены, словно под невидимым грузом.Служанка смотрит на Рейниру, ожидая ответа, но, не услышав ничего, шагает назад и осторожно произносит:       — Я... я пойду, ваше величество. Если что-то понадобится, я буду поблизости, — она кланяется неловко, словно не зная, как себя вести, и, всё ещё сжимая корзину, быстро уходит, оставляя Рейниру одну в тишине.Рейнира стоит перед алтарём, невидяще глядя в пустоту. Колотящееся сердце напоминает о вспышке гнева. Признать ошибку и извиниться не хватает сил. Она остаётся одна в тишине и полумраке, преследуемая мыслями.       В глубине септы, где тени казались живыми тёмными духами, наблюдающими за молящимися, Деймон стоял в дверях, его фигура едва различима в полумраке. Проницательные глаза следили за каждым движением Рейниры, став свидетелями её эмоциональной бури.       Когда крик жены разнесся по тихой септе, Деймон почувствовал, как сжимается сердце. Он видел тревогу и страдание в ее глазах, что резко контрастировало с ее обычным спокойствием. В этот момент он понял, что с Рейнирой происходит что-то тревожное, выходящее за рамки обычных страхов и сомнений, ведь она всегда держала себя в руках даже в самые тяжёлые времена.       В груди Деймона поднималась волна беспокойства, словно тёмная вода, затопляющая всё. "Что с тобой происходит, Рейнира?" — думал он, мысли звучали шёпотом. — "Ты не такая. Ты не должна быть такой."       Он знал, что Рейнира нуждается в одиночестве, чтобы погрузиться в свои мысли и найти ответы на мучащие её вопросы. И надеялся, что это время и пространство помогут ей обрести необходимую ясность. Но в глубине души чувствовал, что их путь будет долгим и тернистым, что её страхи и сомнения могут стать их общим испытанием.

***

      Алисента находилась в своих покоях, погружённая в тишину, нарушаемую лишь редким потрескиванием камина. Угасающее пламя едва касалось её лица. Опустив плечи, она словно несла на себе весь груз последних дней. Великолепное платье, ещё недавно украшавшее её, теперь выглядело помятым, как и она сама. Волосы, лишь частично собранные в причёску, давно потеряли вид, а её руки, лежащие на коленях, дрожали от усталости.       Все эти дни превратились в одно сплошное испытание. Подготовка к похоронам, траурная церемония, бесконечные приёмы, лицемерные соболезнования… Она держалась до последнего, но сейчас, в тишине своей комнаты, её щит рухнул.       Слёзы, сдерживаемые до этого момента, наконец хлынули по щекам жгучими ручьями. Алисента давала волю чувствам; душу наполняли страх и отчаяние.       Смерть Визериса оставила её без опоры. Несмотря на все сложности их брака, он всегда был рядом, и его присутствие наполняло её жизнь стабильностью. Теперь этого больше не было. Звук колокола в висках, острая боль в сердце – она осталась одна.       Кристон Коль шёл по тёмному коридору, освещённому лишь редкими факелами, когда его слух уловил тихий звук. Он замер, напрягся, как хищник, улавливающий ночные шорохи. Плач. Тихий, идущий из-за двери королевских покоев. Сердце рыцаря сжалось. Кристон бросил быстрый взгляд по сторонам, удостоверившись, что коридор пуст, и, не раздумывая, распахнул дверь.       Она не заметила его, слишком погружённая в своё горе. Всегда сдержанная и сильная, истинная королева сейчас казалась маленькой, хрупкой и беззащитной. Кристон быстро закрыл дверь за собой, чтобы никто не мог увидеть её в таком состоянии. Лицо его стало серьезным.       Рыцарь сделал несколько осторожных шагов вперёд, стараясь не нарушить тишину, но Алисента наконец заметила его. Она подняла на него глаза, полные слёз, и в этот момент он увидел в них всю глубину её боли и страха. Он не выдержал.       Не сказав ни слова, Кристон опустился на одно колено перед ней. Его доспехи тихо звякнули, когда он склонил голову и положил правую руку на рукоять меча — жест абсолютной преданности.       — Ваше Величество, — мягко, но твёрдо произнес он.       Алисента смотрела на него, не в силах сдержать слёз. Она закрыла лицо руками. Что-то в этом жесте — в том, как он преклонил перед ней колено, — пробило в ней плотину, которую она строила все эти дни. Слова, которые она хотела сказать, застряли где-то глубоко в горле.       Вместо облегчения она почувствовала ещё большую тяжесть. Она не хотела, чтобы кто-то видел её такой — раздавленной горем. Даже он, её самый верный рыцарь.       — Встаньте, Кристон, — прошептала она наконец. В её дрожащем голосе звучала королевская твёрдость. — Прошу вас.       Кристон поднял голову, его глаза встретились с её взглядом. Он медленно поднялся, но не сделал ни шага назад, оставаясь рядом. В его взгляде читались забота и преданность.       — Простите меня, Ваше Величество, — сказал он мягко, но уверенно. — Я не хотел вторгаться в вашу тишину… но я не мог пройти мимо.       Алисента опустила глаза на свои руки, стиснутые на коленях, словно не в силах выдерживать его пристальный взгляд. Нервно переплетая пальцы, она заговорила тихим, почти шёпотом, но полным такой боли, что Кристон едва удержался, чтобы не преклонить колено вновь.       — Мне так страшно, Кристон, — сказала она, едва сдерживая рыдания. — Я осталась одна. Визерис был моей опорой, даже когда я злилась на него или чувствовала себя непонятой. Теперь его нет. И я не знаю, как жить дальше без него.       Её плечи едва заметно подрагивали, и это зрелище поразило Кристона. Привыкший к битвам и крови, он чувствовал себя беспомощным перед её горем.       — Вы не одна, Ваше Величество, — твёрдо сказал он, сделав шаг ближе. — Пока я жив, никто и никогда не посмеет причинить вам боль. Я ваш щит, ваш меч. Ваш враг — мой враг. Ваша боль — моя боль.       — Ты говоришь это, потому что обязан, — прошептала она. — Потому что дал клятву. Все, кто клялся мне в верности, в конце концов, предавали. Даже самые близкие…       Её голос задрожал, и она отвернулась. Кристон не мог этого допустить. Ему нужно было, чтобы она поверила ему.       — Нет, Ваше Величество, — с мягкой твердостью в голосе ответил он. — Не из чувства долга. Не потому, что клялся. А потому, что это истина. Потому что я верен вам не только как королеве, но как женщине, заслуживающей большего, чем холодные маски и пустые слова придворных.       Сделав ещё один шаг, он приблизился почти вплотную. Его слова, произнесенные почти шёпотом, прозвучали с такой силой, что Алисента невольно замерла.       — Ради вас, Ваше Величество, я сделаю всё. Всё, что нужно. Я не предам вас. Никогда.       Алисента смотрела на него, не находя слов благодарности.       — Спасибо, Кристон, — искренне выдохнула она.       Её слова прозвучали тихо, но для него они значили больше, чем любые награды. Он склонил голову, принимая её благодарность, но не отводил взгляда. Он видел, что боль не утихла, что его слова принесли лишь временное облегчение. Но он был готов повторять их столько раз, сколько понадобится.       — Вы сильнее, чем думаете, Ваше Величество, — сказал он, отступая на шаг. — Но даже самому сильному человеку нужна поддержка. И пока я рядом, вы можете на меня рассчитывать.       Её губы дрогнули, словно она хотела улыбнуться, но не смогла. Она лишь кивнула, опуская взгляд. Его слова, его присутствие дали ей временное облегчение, но боль не отступала. Она знала, что впереди её ждёт тяжелая борьба. Но сейчас она была не одна и верила ему.       Заметив, как Алисента выпрямилась в кресле, словно возвращая себе самообладание, Кристон понял, что ей нужно остаться одной. Слёзы уже почти высохли, но взгляд всё ещё оставался потухшим. Кристон понял, что сейчас его присутствие скорее тяготит её.       — Ваше Величество, — заговорил он, его голос мягкий, но твёрдый. — Я не хочу нарушать ваш покой. Но если вам когда-нибудь понадобится моя помощь… или моё присутствие, — он сделал паузу, стараясь подобрать слова, которые не покажутся ей пустыми, — вам нужно лишь позвать. И я буду рядом.       Алисента взглянула на него, её зелёные глаза, влажные от слёз, блеснули в свете угасающего камина. На мгновение она даже захотела остановить его, попросить остаться, но что-то внутри, её гордость или страх, не позволило ей этого сделать. Вместо этого она тихо кивнула, склонив голову.       — Спасибо, Кристон, — прошептала она, её голос едва слышен, как шорох ветра.       Кристон задержал взгляд на её лице, словно хотел запомнить её такой, несмотря на всю её боль и усталость. Затем он развернулся и направился к двери. Его шаги были уверенными, но в них чувствовалась внутренняя борьба.       Когда дверь за ним закрылась, комнату вновь окутала тишина. Лишь камин изредка потрескивал. Алисента осталась одна. Она подняла руку и медленно вытерла слезы. Её дыхание стало ровнее, хотя в груди всё ещё ощущалась тяжесть. Эта тишина, раньше пугавшая её, теперь казалась единственной реальностью. Она глубоко вдохнула, закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на собственном дыхании. Сердце медленно успокаивалось, но в душе по-прежнему было пусто.              Тишина в комнате казалась почти осязаемой, но вдруг из тени, куда свет камина уже не доходил, раздался едва слышный звук — шорох ткани, почти неуловимый скрип кожи сапог.       Алисента резко обернулась, её сердце пропустило удар. Из угла, где тени скрывали любую фигуру, медленно вышел Деймон Таргариен. Он двигался лениво, как хищник, обнаруживший лёгкую добычу. Его взгляд, тёмный и пронизывающий, казалось, видел её насквозь. Он был раздражён, в его лице читалась смесь насмешки и напряжения, словно он боролся с каким-то внутренним огнём.       — Как трогательно, — заговорил он, его голос звучал шёлково, но в нём сквозила опасная издёвка. — Королева и её верный пёс.       Алисента вздрогнула, её пальцы судорожно сжали подлокотники кресла. Она почувствовала, как жар поднимается к её лицу — смесь страха, смущения и возмущения. Как долго он был здесь? Сколько видел и слышал? Вопросы вихрем пронеслись в её голове, но она не могла заставить себя произнести ни слова. Она лишь смотрела на него, но её глаза выдали всё — страх, удивление, замешательство.       — Деймон, — наконец произнесла она, её голос был чуть громче. — Как ты сюда попал?       Деймон чуть наклонил голову, его губы изогнулись в едва заметной усмешке. Он сделал ещё шаг вперёд, но двигался медленно, словно нарочно растягивая этот момент, чтобы дать ей почувствовать, что он контролирует ситуацию.       — Попал? — переспросил он с ленивым интересом, будто её вопрос его забавлял. — Это дворец, Алисента. Здесь нет дверей, которые мне не откроют, если я этого захочу.       Его взгляд скользнул по комнате, как будто он оценивал её убранство, но на самом деле он внимательно наблюдал за её реакцией. Он заметил, как её дыхание стало чуть быстрее, как она напряглась, но старалась не отводить взгляд.       — Но если тебе так интересно, — продолжил он, возвращая взгляд на неё, — я просто слишком тихо вошёл. А твой преданный рыцарь был слишком занят, чтобы заметить.       Последние слова он произнёс с издёвкой, которая резанула Алисенту. Она почувствовала, как её щеки вспыхнули.       — Ты не имеешь права… — начала она, но он перебил её, подняв руку, будто призывая к тишине.       — Ах, право, — протянул он, язвительно. — Твой милый Кристон так занят соблюдением своих "прав и обязанностей", что даже не понимает, как смешно выглядит. Рыцарь безупречной добродетели, утешающий свою королеву. Как мило.       Алисента напряглась, её руки сжались в кулаки на подлокотниках.       — Кристон верен мне, — сказала она резко, пытаясь отбросить его издёвки. — Он — мой защитник, я верю ему.       Деймон рассмеялся, но этот смех звучал холодно и пусто, как эхо в пустой комнате.       — Защитник? — переспросил он, его глаза сузились, и в его тоне появилась опасная насмешка. — Алисента, ты слишком наивна для человека, который столько лет прожил при дворе. Здесь нет друзей. Есть только те, кто ждёт момента, чтобы воспользоваться тобой.       — Ты всегда ненавидел его, —фыркнула она.       Деймон сделал паузу, словно наслаждаясь тем, как его слова проникали в её сознание. Затем он продолжил, его голос стал чуть ниже, почти интимным.       — Я смотрю с презрением не на него, а на твою слепую веру в него, — бросил он резко. — Ты слишком доверяешь людям, Алисента. А это твоя самая большая слабость. Все они, рано или поздно, предают. Кристон не будет исключением.       Её взгляд стал твёрже, она выпрямилась, пытаясь скрыть свою неуверенность за маской королевского достоинства. Она знала, что его слова были сказаны, чтобы задеть её, чтобы посеять сомнения. Но она не могла позволить ему победить.       — Как ты когда-то? — вдруг выпалила она, её голос прозвучал резко, словно удар.       Эти слова повисли в воздухе, как удар грома. На мгновение Деймон замер, его лицо стало непроницаемым, как будто её фраза задела ту малую, тщательно скрываемую часть души.       — Да, как я, — наконец ответил он тихо.       Он сделал шаг назад, его взгляд смягчился, но в нём всё ещё читалась насмешка — теперь уже над самим собой.       — Алисента, — произнёс он, его голос стал практически шёпотом. — Ты живёшь в мире, где предательство — это не вопрос "если", а вопрос "когда". Запомни это.       Алисента стояла напротив Деймона, сжимая кулаки и испытывая смешанные чувства страха, гнева и смущения. Его близость проникала в каждую клетку, размывая границы между отчуждением и притяжением. Она пыталась сопротивляться, но Деймон шагнул ближе, устранив безопасное пространство. Его тёмный взгляд приковал её, а низкий шёпот стал ещё более опасным.       — Ты привыкла жить в мире иллюзий. Ты окружила себя "хорошими мальчиками", вроде Коля, чтобы чувствовать себя в безопасности. Но знаешь, что самое забавное?       Он наклонился чуть ближе, и она почувствовала его дыхание на своей коже. Её сердце бешено колотилось, а дыхание стало едва слышным.       — Ты боишься меня, — продолжил он, его голос был тихим, но в нём звучала опасная уверенность. — Но тебе это нравится.       Её глаза расширились, и она резко отступила на шаг, словно хотела поставить между ними барьер, но натолкнулась на стену. Её спина снова оказалась прижата, и она почувствовала себя загнанной в угол. Деймон наслаждался её реакцией, как хищник, и приблизился ещё ближе. Алисента почувствовала, как дыхание перехватило, а внутри разгорелось странное, пугающее волнение.       — Ты не знаешь, как вести себя с настоящими мужчинами, — прошептал он, его голос был едва слышным, но его слова обожгли её, как пламя.       Её глаза вспыхнули гневом, и она подняла руку, чтобы оттолкнуть его, но замерла на полпути. Пальцы дрогнули, и она не смогла сделать последний шаг.       — Уходи, — выдохнула она, её голос звучал одновременно срывающимся и полным негодования. — Немедленно.       Но Деймон даже не двинулся. Его улыбка стала шире, но в ней не было ни капли доброты. Это была улыбка человека, который знал, что он уже победил. Он выпрямился, позволяя ей вдохнуть чуть свободнее, но его взгляд всё ещё держал её в плену.       Тишина в комнате становилась тягучей, как мёд, пропитанной напряжением, от которого невозможно было укрыться. Деймон двигался медленно, почти лениво, но в его каждом шаге чувствовалась неумолимость. Его глаза, тёмные и проницательные, неотрывно смотрели на неё, словно он читал каждую её мысль, каждое скрытое чувство.       Алисента судорожно вдохнула, её пальцы невольно сжались на ткани платья. Он приближался, и с каждым его шагом воздух вокруг неё становился гуще, жарче. Когда он остановился в опасной близости, его тень полностью накрыла её. Она почувствовала, как его присутствие давит на неё, отнимая последние силы сопротивления.       — Чего ты хочешь, Деймон? — наконец выдавила она, стараясь, чтобы её голос звучал твёрдо, но в нём всё равно дрожала нотка страха.       Он улыбнулся — медленно словно её вопрос его забавлял. Его лицо было так близко, что она могла почувствовать его дыхание, тёплое и обжигающее, как раскалённый металл.       — Чего я хочу? — повторил он, его тон стал почти нежным, но в этой нежности скрывалась опасность. — Может, я здесь, чтобы посмотреть, как далеко ты готова зайти, Алисента. Или, может, чтобы напомнить тебе, что ты не такая холодная и неприступная, как хочешь казаться.       Её дыхание сбилось, и она почувствовала, как её щеки заливает жар. Она хотела возразить, но не могла найти слов. Он задел что-то глубокое, что-то, что она боялась признать даже самой себе.       Но Деймон даже не подумал отступить. Его рука медленно поднялась, и он нежно коснулся её лица, большим пальцем проводя по её щеке. Это прикосновение было таким неожиданным, что она замерла, её тело перестало подчиняться ей.       — Боишься меня? — прошептал он, его голос был тихим, почти гипнотическим. — Или боишься того, что чувствуешь, когда я рядом?       Её сердце колотилось так громко, что, казалось, он мог его услышать. Она хотела отстраниться и разрушить момент, но не могла. Его глаза удерживали её, а прикосновение заставляло забыть о правильном и неправильном.       Деймон наклонился ближе, его лицо было теперь всего в нескольких сантиметрах от её. Его рука медленно поднялась, и пальцы мягко коснулись лица королевы. Его прикосновение было неожиданно нежным, но от этого ещё более разрушительным. Его взгляд скользнул по её глазам и губам, заставив её затаить дыхание.       — Не лги себе, — произнёс он тихо, его голос был бархатным, обволакивающим. — Я вижу это в твоих глазах. Ты боишься. Но не меня. Ты боишься того, что чувствуешь прямо сейчас.       Пальцы скользнули по её щеке, а затем он медленно наклонился, приближая свои губы к её. Она почувствовала тепло его дыхания, огненное, обжигающее и пугающее.       Но в последний момент, когда расстояние между их губами стало почти неощутимым, Деймон остановился. Его глаза встретились с её, в них читалась насмешка, опасная игра, в которой он был абсолютным мастером. Он задержал момент, наслаждаясь её смятением, и его губы искривились в язвительной усмешке.       — Но ты не готова, — прошептал он, его голос был тихим, но в нём звучала издёвка. — Ты слишком боишься, чтобы позволить себе хоть что-то настоящее.       Он отступил так же медленно, как приближался, оставляя её стоять в абсолютном замешательстве.       Алисента стояла посреди комнаты, её пальцы медленно поднялись к губам, которых он едва не коснулся. Они пылали, и это ощущение не давало ей покоя. Она провела рукой по лицу, пытаясь избавиться от жара, но это не помогло. Щёки горели ярче, будто предавая её, крича о том, что произошло несколько мгновений назад.       Она резко отдёрнула руку, её пальцы сжались в кулак. Гнев нарастал внутри неё, обжигающий и разрушительный, но, что хуже всего, этот гнев был направлен не на Деймона, а на саму себя. Как она могла позволить ему так близко подойти? Как могла замереть, потеряв контроль, который долгие годы был её щитом? Она, королева, жена умершего короля, мать наследников трона... и она позволила Деймону играть с её чувствами, заставить её дрожать, словно юную девчонку.       — Глупая… — прошептала она, её голос дрожал, но в нём звучала ярость. Она не могла понять, что злило её сильнее: его дерзость или её собственная слабость перед ним.       Его дерзость всегда пугала её. Этот огонь, который он носил в себе, этот непокорный дух, которым он жил. Он был тем, кто никогда не следовал правилам, кто ломал их с лёгкостью, словно они были сделаны из стекла. Она же всегда стремилась к порядку, к контролю, к тому, чтобы всё находилось на своих местах. Деймон был хаосом, ураганом, который врывался в её жизнь и оставлял за собой разрушения. Но именно это, как она понимала, и притягивало её. Его свобода, его сила, его уверенность — всё то, чего ей так не хватало в собственной жизни, заполненной долгами и обязанностями.       И даже сейчас, в тишине своих покоев, она не могла избавиться от ощущения, что он всё ещё здесь. Его слова продолжали звучать в её ушах. Она чувствовала себя запертой в этом моменте, как в ловушке, которую он расставил специально для неё.       Деймон шел по пустому коридору, его шаги гулко отсчитывали время, потраченное на бесполезные размышления. На лице сохранялась невозмутимость, но внутри бушевали противоречия. Он никогда не позволял себе долго думать о своих поступках — зачем? В этом нет нужды, если ты живёшь так, как хочешь. Но сейчас в тишине не мог избавиться от мыслей о произошедшем.       Он едва заметно усмехнулся и сказал себе: «Это не ревность, это просто игра». Ему нравилось выводить людей из себя, рушить их маски, особенно таких, как она — холодных и благонравных. Алисента была воплощением всего, что он презирал: правил, обязанностей, ограничений.       Но даже сейчас, произнося эти мысли про себя, он чувствовал, как они звучат... неубедительно. «Ревность?» Это слово резануло его, заставило внутренне напрячься. Нет, конечно, это не ревность. Какой, к чертям, ревности быть? Он женат. Его жена — Рейнира, огонь, который он выбрал сам. Она сильная, независимая, его равная. Она — всё, что он когда-либо хотел. Он любил её, в этом не было сомнений. Так почему же он позволил себе зайти так далеко с Алисентой?       Ему стало немного стыдно. Деймон резко выпрямился, его лицо снова стало твёрдым, как камень. «Стыд?». Он фыркнул, словно это слово было неуместной шуткой. Он не из тех, кто позволяет стыду диктовать свои действия. Он не собирался извиняться, ни перед кем, особенно перед собой. Это была всего лишь игра, напомнил он себе. Игра, в которой он всегда побеждает.       Он выдохнул, медленно проводя рукой по волосам. Он знал, что делает. Знал, зачем сказал те слова, зачем приблизился так близко, зачем коснулся её лица. Это был его способ контролировать других, его способ напоминать себе, что он сильнее, умнее, хитрее.       Но Алисента не ломалась так, как он привык видеть. Она не умоляла, не плакала, не отступала полностью. Её гордость всегда оставалась с ней, даже в те моменты, когда она казалась хрупкой, едва держащейся на ногах. И это цепляло его. Он чувствовал странное, почти болезненное удовольствие от того, как она реагировала на него.       «Мне нравится трогать её зажившие раны», признался он себе, его губы искривились в тёмной усмешке. Он видел её слабые места, её трещины, и с каждой встречей ему всё больше хотелось надавить на них.       Деймон видел в её взгляде противоречие. Она хотела оттолкнуть его, но не делала этого. Она боялась его, но не убегала. Она презирала его, но её глаза говорили о другом — о том, что её тянуло к нему, пусть она и не хотела этого признавать. Это было похоже на игру с огнём, и он видел, как она балансирует на грани: между страхом и влечением, между ненавистью и чем-то ещё, что она сама, возможно, не могла назвать.       И в этот момент Деймон понял, что это цепляет его больше всего. Это не её раны, не её слабости, не её попытки скрываться за маской. Это была её сила. Сила продолжать сопротивляться, даже когда ей хотелось сдаться. Сила оставаться гордой, даже когда она была сломлена.       «Она меня интересует», — подумал он и нахмурился. Ему нравилось играть, ломать и подчинять, но с Алисентой он не мог просто сделать это.       Деймон пошёл дальше по пустому коридору, его шаги гулко эхом отдавались. Он пытался забыть, но её глаза, дрожащий голос и сдерживаемое дыхание продолжали его преследовать.