Сын своего отца

      Вернувшись в покои, Деймон ощутил слабый запах догоревших поленьев. От камина, почти потухшего, исходил тусклый свет, погружая комнату в полумрак. Рейнира, укрытая тяжелым шелковым одеялом, спала крепким сном, так и не дождавшись его. День выдался утомительным, но Деймон не мог позволить себе расслабиться. Сон не приходил, как бы он ни старался. Мысли роились в голове, словно потревоженный улей. Единственным желанием сейчас было забыться в вине, утопив тревогу и раздражение в кубке терпкого красного.       Подойдя к столу, Деймон обнаружил пустой кувшин. «Досадно», - промелькнуло в его мыслях. Обычно об этом заботились слуги, но, видимо, сегодняшний день выдался тяжелым для всех. Недовольно усмехнувшись, Деймон решил сам добыть себе вина. Королевский погреб был недалеко, а прогулка, возможно, поможет унять бурю в голове. Он уже шёл коридорами замка, когда до его слуха донёсся странный шум. Глухие удары чередовались с редким дыханием и шорохом стали. Любопытство взяло верх, и Деймон свернул на звук, доносившийся с тренировочной площадки. Он замер в тени, выглядывая из-за угла.       Перед ним, как будто в безумии, Эймонд яростно атаковал соломенные манекены, его движения были быстрыми и неосторожными, отличаясь от привычной хладнокровной отточенности техники. Деймон наблюдал с интересом, его глаза блестели в полумраке. Эймонд словно пытался выплеснуть нечто темное и глубокое с каждым взмахом меча, лезвие вонзалось в безмолвные фигуры, разрывая их на части. Деймон знал этот взгляд, эту ярость, он сам не раз обрушивал свою злость на манекены, когда не мог позволить себе действовать открыто.       Деймон не мог пройти мимо. Всё это было слишком иронично, как будто судьба или драконья кровь в их жилах привела его сюда именно в этот момент. Каждый удар Эймонда напоминал ему юность – тот же огонь, та же непримиримость, та же мгла, преследующая всю их семью. Он остался в тени, наблюдая, как Эймонд разрывает манекен, и едва заметная улыбка тронула его губы. "Что ж, мальчишка, кажется, у нас с тобой больше общего, чем ты думаешь", – мелькнула мысль в его голове.       Неожиданно Эймонд резко развернулся, будто ощутил чье-то присутствие. На мгновение между ними повисла тишина, нарушаемая лишь эхом недавних ударов. Принц слегка нахмурился, словно его застали за чем-то личным, но быстро отогнал эти мысли. Приняв свою обычную высокомерную маску, он произнёс:       — Что вы здесь делаете в столь поздний час, дядя?       Его голос звучал спокойно, но в нём проскальзывала едва уловимая напряжённость, словно он не ожидал этой встречи и теперь не знал, как реагировать. Деймон, скрестив руки на груди, сделал шаг вперёд, оставаясь всё таким же невозмутимым. В темноте его глаза блеснули, и он, едва заметно оскалившись, ответил:       — Тот же вопрос к тебе.       Усмешка Эймонда, лишенная дружелюбия, бросала вызов. В этот момент Деймон впервые осознал поразительное сходство с племянником. Не только черты лица, но и мимика, движения, холодная ярость за маской надменности — во всем Эймонде отражался он сам. Два дракона, сдерживающие внутреннее пламя, они были связаны юношеской, безудержной яростью, которую Деймон узнал в отражении, или же это была всего лишь игра воображения.       — Желаете присоединиться? — усмехнулся Эймонд, бросая вызов.Деймон вскинул бровь. Он сам собирался предложить нечто подобное, и теперь, услышав эти слова от племянника, вынужден был признать их глубинное родство – неукротимую жажду действия, общее стремление высвободить энергию.       — Условия? – спросил Деймон, предвкушая поединок. Эймонд опустил меч, не убирая в ножны, принимая вызов.       — До трех побед. Без щитов, – ответил он, уверенно и спокойно, словно уже знал, что этот бой станет для него не просто тренировкой, но возможностью доказать своё превосходство.       Деймон, наслаждаясь звоном обнажаемой стали, медленно извлек меч. Лезвие блеснуло в свете факелов. Шагнув вперед, он встретился взглядом с Эймондом, в котором читалось то ли уважение, то ли любопытство. Он оценивал противника, изучая его, как дракон, выбирающий момент для нападения.       — Очень смело, племянник, – произнёс Деймон, кружа меч в руке, словно проверяя его вес.       — Посмотрим, чему ты научился.       Эймонд ответил оскалом, его единственный глаз вспыхнул холодным огнём. Приняв боевую стойку, он поднял меч. Напряжение между ними нарастало, словно две стихии готовились к столкновению. Каждый был готов не просто к бою, но и к тому, что этот поединок станет чем-то большим: вызовом, испытанием, возможно, ритуалом. Два дракона, два Таргариена, стремящиеся доказать свое превосходство.       Деймон неожиданно резко рванул вперёд, его меч описал сверкающую дугу, нацеленную на Эймонда. Но молодой принц успел парировать удар, их клинки столкнулись с пронзительным звоном, разлетевшимся эхом по пустой тренировочной площадке. Они двигались в унисон, словно два танцора, меняясь местами с удивительной плавностью.       Деймон нарушил тишину, на его губах появилась лёгкая усмешка:       — Dōros vāedar , – сказал он на высоком валирийском, и древний язык драконов звучал гладко, как шелк. Эймонд мгновенно пригнулся, и его меч сверкнул в воздухе. Деймон с удивлением почувствовал, как лезвие слегка коснулось его руки, оставив тонкую царапину. Принц выпрямился, на его лице была холодная улыбка, и ответил на том же языке:       — Bisy ēza ilāvotre       Деймон на мгновение замер, ошеломлённый чистотой произношения Эймонда на высоком валирийском. Его речь была безупречной, напоминая старинные песни их предков, и Деймон не мог не почувствовать уважения к его языковым способностям, которые были редкостью в их роду. Однако уважение быстро сменилось азартом, и в его голове промелькнула мысль: "Игра началась".       Теперь Деймон знал, что этот бой не будет лёгким. Оба противника были искусными мечниками, настоящими драконами в человеческом обличье, и каждый удар становился всё быстрее и точнее. Сталь звенела, мечи свистели в воздухе, но ни один не давал слабину. Это была проверка силы, воли и достоинства.       Деймон двигался как опытный хищник, нанося хитрые и неожиданные удары. Однако Эймонд, несмотря на свою молодость, не уступал ему в скорости и ловкости, атакуя как буря — резко и неумолимо. С каждым движением он чувствовал себя всё увереннее в бою. В тот момент, когда Деймон на долю секунды замедлился, возможно, из-за усталости, а может быть, просто потому что недооценил своего противника, Эймонд воспользовался этим и с лёгкостью выбил меч из его рук.       Деймон отступил на шаг, и на его лице мелькнуло удивление, смешанное с раздражением. Принц, стоя напротив с победной улыбкой, поднял клинок, направив его в сторону дяди, и с явным удовольствием произнёс:       — Āeksio.       Деймон сжал челюсти, его мужское эго было серьёзно задето. Он ненавидел проигрывать, особенно когда его побеждали те, кого он считал менее опытными. Его взгляд стал холодным, и он спросил, пытаясь скрыть раздражение:       — Кто тебя обучал?       — Сир Кристон Коль, – с гордостью ответил Эймонд, будто это имя само по себе было победным трофеем.       От одного лишь упоминания этого имени в сердце Деймона вскипело нечто тёмное и злое. Он презирал этого предателя всей душой. Волна гнева поднялась внутри него, как будто тот факт, что Коль обучал его племянника, был прямым оскорблением. Деймон не мог отрицать, что Эймонд был обучен хорошо, и это злило его ещё больше — как будто сама судьба подталкивала его к признанию навыков, которыми мальчишку наделил его враг.       Принц, заметив молчание и напряжение в лице Деймона, поднял меч, снова заговорил на высоком валирийском:       — Gīmin?       Второй бой разразился с такой же стремительностью, с какой и закончился. Деймон применил приём, который он берег для самых решающих моментов и редко демонстрировал на поле боя. Эймонд, не ожидавший такого мастерства, потерял равновесие и оказался на земле. В этот момент Деймон ощутил легкую жалость к своему сопернику, понимая, что перед ним ученик, еще не достигший своего потенциала.       — У тебя еще будет время, чтобы набраться опыта, племянник, – снисходительно произнес Деймон, протягивая руку в жесте, который мог означать как помощь, так и демонстрацию превосходства.       Однако Эймонд отмахнулся от протянутой руки, быстро поднялся на ноги и, схватив свой меч, бросился на Деймона, не давая ему ни секунды на передышку.       Эта битва вспыхнула с неимоверной силой, становясь особенно жестокой. Они сражались, словно действительно были заклятыми врагами, каждый удар нес в себе не только физическую силу, но и глубокие эмоции. Деймон вдруг осознал, что может подкрасться к Эймонду со слепой зоны, и решил воспользоваться этим. Да, это было не совсем честно, но когда это его волновало? В мире боевых искусств правила часто забываются, когда на кону стоит победа.       Эймонд не сдавался. С быстротой, достойной хищника, он вытащил нож из сапога, полоснул им по ноге Деймона, а после приставил лезвие к его горлу. — Ты первый начал играть грязно, дядя, – произнес он с удовлетворением, в его голосе ощущалась гордость за свою ловкость.       Деймон, человек, для которого поражение всегда было горьким напоминанием о его несовершенстве, на этот раз не ощущал привычного укуса проигрыша. Видя в Эймонде своё отражение и чувствуя его уважение, Деймон воспринял проигрыш не как поражение, а как признание собственного продолжения.       Их поединок стал испытанием связи, и Деймон вдруг осознал, что хочет узнать Эймонда лучше, понять, что движет им и что скрывается за его стремлением к совершенству.       — Как насчет того, чтобы выйти в город? Можем зайти в таверну или пройтись до шелковой улицы, – предложил Деймон, стараясь скрыть свою заинтересованность.       Однако ответ Эймонда был неожиданным:       — Нет, дядя, с таким вопросами будет лучше обращаться к моему брату, – сказал он с легкой, но едва заметной улыбкой, в которой сквозило разочарование.       Деймон задумался: "а вот и первое отличие". Он почувствовал неожиданное облегчение, осознавая, что Эймонд не унаследовал его склонность к излишествам. Стало понятно, что он — это не просто его копия, а отдельная личность, с собственными принципами.       Когда они собирались покинуть тренировочную площадку, вдали раздался мощный рёв, который пронзил вечернюю тишину. Эймонд резко развернулся, его лицо исказилось беспокойством.       — Это Вхагар! – произнёс он, и в его голосе звучала тревога.       Деймон был удивлён – он почти не обратил внимания на звук, который насторожил его племянника.       — Ты уверен? – осведомился он с недоумением.       Эймонд решительно кивнул головой.       — Конечно! Как я могу спутать её с кем-либо?! – в его голосе послышалась возмущенность.       Эймонд задумался, затем произнёс:       — Странно, что она не спит в столь поздний час. Я должен пойти и посмотреть, что с ней.       Он развернулся к Деймону и добавил:       — Спасибо за поединок, дядя. Надеюсь, когда-нибудь повторим. Доброй ночи.       Эймонд направился к воротам, шаги его были полны решимости и тревоги. Деймон остался, наблюдая, как племянник исчезает в темноте.       В его сердце зародилось тепло — удивительная забота Эймонда о Вхагар поражала. Деймон вспомнил, какой ценой юный принц приручил её и добился доверия, и понял, почему племянник так привязан к ней. Он ощутил, как его гордость за племянника растёт — Эймонд становился сильным воином и мудрым наездником.       — Постой! – крикнул Деймон, его голос пронзил ночной воздух.Он хотел увидеть, как Эймонд обращается с драконицей, и стало любопытно, как Вхагар ведёт себя с разными всадниками, ведь раньше она принадлежала его жене.       Эймонд удивленно остановился и обернулся, взглянув на дядю.       — Я поеду с тобой, – заявил Деймон, пристально глядя ему в глаза.       — Подайте вторую лошадь! – приказал он слугам.       По мере приближения к величественной драконице Деймон внезапно заметил вдалеке огромное существо на фоне ночного неба. Его глаза прищурились, пытаясь разобрать тёмный силуэт. Сердце Деймона замерло на мгновение, а затем забилось быстрее, когда он осознал, что это его дракон Караксес, которого он точно оставил в Драконьем Логове, дав указание драконоблюстителям накормить его досыта.       Удивление Деймона усилилось, когда Эймонд обернулся на него с злобным взглядом и крепко сжатой челюстью, как будто обвиняя дядю в том, что Вхагар потревожили среди ночи. Стало понятно, что Принц был готов защитить её от любого, кто мог бы причинить ей вред.       Как только лошади замедлили бег, Эймонд спрыгнул на землю и устремился к Вхагар, не обращая внимания на грозный рык Караксеса.       Подбежав к драконице, он осторожно протянул руку и нежно коснулся её головы. Тёплая чешуя ощущалась под его пальцами, словно древнее растение, впитавшее в себя вековую мудрость.       — Sīmontas, Vhagar, nyke issa ēzi, – прошептал он на высоком валирийском, его голос был мягким и успокаивающим.       Слова на древнем языке эхом разнеслись в ночной тишине, словно заклинание. Его присутствие действовало на неё успокаивающе, и беспокойный дух драконицы постепенно умиротворялся.       Деймон с изумлением наблюдал за рвением Эймонда и его тревогой о драконице. Он не мог не отметить, с каким пылом племянник заботится о Вхагар, и это пробуждало в нём смешанные чувства — удивление, восхищение и даже легкую зависть. Ведь никогда прежде он не видел, чтобы Вхагар так быстро и смиренно слушалась кого-либо.       "Всё-таки дело не только в характере дракона, но и в наезднике", — размышлял Деймон, глядя, как Принц нежно успокаивает могучую драконицу. Может быть, Эймонд обладает чем-то, что позволяет ему проникнуть в сердце Вхагар и понять её сущность. Деймон подумал, что, возможно, дело в их сходстве — оба пережили потери и стремятся доказать свою силу и найти своё место в этом мире.       Караксес всё ещё рычал, его глубокий гортанный звук разносился эхом по окрестностям, наполняя ночной воздух напряжением. Алые глаза дракона сверкали в лунном свете, отражая непокорность его дикого сердца. Деймон знал своего дракона как самого себя и понимал, что Караксес требовал более жесткого обращения, которое включало только язык силы и власти.       Он глубоко вздохнул, наполняя лёгкие прохладным ночным воздухом, и затем громко и властно заговорил на Высоком Валирийском:       — Sōvēs, Karakses! — его голос прозвучал как команда и одновременно как призыв.       Дракон повернул голову в сторону наездника, его рык утихал, тело расслабилось, и алый огонь в глазах потускнел. Караксес тихо фыркнул, признавая волю своего наездника.       Деймон вновь взглянул на Эймонда и Вхагар: их методы различались, но цель была общей — единство с драконом через уважение и понимание.       Подойдя ближе, он привлёк внимание Принца, который резко обернулся.       — Почему Караксес здесь? – спросил Эймонд, его голос был острым как клинок.       — Разве он не должен находиться в Драконьем Логове? – продолжил он.       Деймон был ошеломлён тоном и дерзостью мальчишки. Юный принц явно забылся, предъявляя ему претензии, как если бы он был на поле боя.       — Не смей дерзить мне! – холодно сказал Деймон, его глаза вспыхнули предупреждающим огнём.       — Я не держу своего дракона на цепи, – продолжил он твёрдо и безапелляционно, подчёркивая разницу в опыте и понимании между ними.       — Думаю, Караксес сам выбрался из Логова, – ледяным голосом произнёс Деймон, словно разрезая ночную тишину.       — Ведь они не видели друг по друга несколько лет с похорон Лейны. В его словах звучала нотка глубокой печали и ностальгии, а глаза затуманились воспоминаниями.       Эймонд, стоявший рядом, внезапно пробудился от размышлений. Он настолько свыкся с мыслью, что драконица всегда рядом, что забыл о её прошлом. Принц посмотрел на Деймона, и в его глазах появилось понимание и уважение.       Деймон видел, как принц с детства с восхищением смотрел на этих существ, он определённо прочитал все книги о них, изучил каждую строку и каждый абзац древних текстов на Высоком Валирийском, проводил часы в библиотеке, пролистывая пыльные фолианты.              До этого дня Деймон не желал признавать, что Вхагар идеально подошла Эймонду. Он сопротивлялся этой мысли, как будто она могла предать память о его покойной жене Лейне.       Когда его дочери были маленькими, они часто жаловались отцу, что драконицу их матери украли. Деймон молчал, не находя слов утешения. Он знал, что дракона нельзя украсть, ведь это дракон выбирает себе наездника, но принять это самому было нелегко.       В тот вечер мысли о племяннике не давали Деймону покоя. В его душе пробудились старые сомнения, теперь с ещё большей силой. Почему Эймонд поступил так опрометчиво и дерзко, рискнув всем, чтобы приручить самого древнего и грозного дракона в Вестеросе?       Визерис, его брат и король, явно не был тем, кто мог бы научить Эймонда быть смелым и бесстрашным. Придворные Красного замка плели сети лжи, стараясь избежать любого риска. Только Деймон в семье Таргариенов славился своей силой и амбициозностью, всегда готовый идти на все, чтобы достичь своей цели.       "Откуда у Эймонда эта дерзость?" — размышлял Деймон с опаской. Он не мог не задуматься, не он ли передал эти качества ему. Возможно, в сердце Принца пылает тот же огонь, что и в его собственном.       Но эта мысль была слишком опасной. Деймон старательно отгонял её, не желая верить в то, что это было правдой. Эймонд был его племянником, сыном Визериса и Алисенты, но с каждой их встречей Деймон всё больше сомневался в этом.       Деймон не знал, что делать с этими мыслями, не знал, как их отогнать. Он чувствовал, что он теряет контроль над собой, становится жертвой своих сомнений и страхов.              Деймон, с тёплой, немного ностальгической улыбкой, смотрел на двух величественных драконов, внимательно наблюдающих друг за другом.       — Знаешь, раньше они часто летали вместе, – сказал он.       В лучах лунного света Вхагар и Караксес выглядели особенно впечатляюще. Их чешуйчатые тела отражали бледное сияние ночного небосвода, а глаза мерцали внутренним огнём. Деймон глубоко вздохнул, с любовью глядя на своего дракона. Вместе они прошли через множество испытаний, и их связь становились только крепче с годами.       — Драконоблюстители считают, что Караксесу слишком много позволено, – хмыкнул Деймон с горечью, сжимая кулаки, — и такими темпами без моего присутствия он станет совсем диким и неприручаемым.       Он повернулся к Эймонду, взгляд которого отражал понимание и сочувствие.       — Дракон нуждается в свободе, в ветре под своими крыльями, – продолжил Деймон, голос его дрожал от страсти и убеждения, — а они хотят его сковать, – посчитал нужным поделиться Деймон и в ожидании взглянул на Эймонда.       — Драконы не рабы, — произнёс Эймон, слова его были полны силы и решимости, словно вырвались из самой глубины его души.       Деймон ощутил, как внутри него растёт тёплое чувство признания: перед ним стоял не просто юноша, стремящийся доказать свою силу, а зрелый наездник, установивший глубокую связь со своим драконом. Бросив проницательный взгляд на Вхагар, он произнёс, глядя вдаль:       — Твоя забота о ней делает тебе честь, — сказал Деймон, глядя на горизонт, и в его голосе звучало искреннее восхищение.       Эймонд внимательно посмотрел на дядю:       — Я только стараюсь быть достойным её, – серьёзно произнёс он.       Деймон не ожидал такого понимания и глубины от Эймонда, которого всегда считал лишь горделивым юнцом.       Он внимательно вглядывался в лицо племянника. В этой твёрдости и спокойном принятии мира он увидел нечто большее, чем дерзость молодости или стремление бросить вызов судьбе. Это была мудрость, рождающаяся из боли, опыта и глубокого стремления найти своё место в мире.       Деймон никогда не был так близок с Эймондом, и это осознание внезапно обрушилось на него, проникло в сердце и заставило дрогнуть. В этот миг он почувствовал давно игнорируемую связь: Эймонд — его плоть и кровь.       Вспышка гордости охватила Деймона: за силу, за решимость, за огонь, что горел в глазах юноши. Он увидел отражение своей собственной страсти, боли, и неукротимой жажды свободы. Это его сын, его кровь, единственный, кто поймет его душу. Но вместе с тем пришло и другое, более тяжёлое чувство — разочарование. Деймон понял, что узнал о своём родстве с Эймондом слишком поздно. Упущенные годы и утраченные возможности тяжёлым грузом давили на душу, оставляя щемящее чувство сожаления и незавершённости.       Два истинных Таргариена молча стояли рядом и смотрели на горизонт, наслаждаясь предрассветной, почти осязаемой тишиной и редким мигом покоя. Завтра их вновь разделят обязательства, интриги, кровь.