Под покровом Теплого Красного Павильона

      В поместье Цю жизнь казалась сахаром только его хозяевам. Увы, маленький Шэнь Цзю хозяином не являлся. Он был всего лишь рабом, чей лучший друг, тот, кого он считал братом, смог сбежать некоторое время назад, чтобы стать заклинателем. И вернуться за ним. Он обещал.       И Шэнь Цзю, выполняя бесконечные поручения и получая тычки в спину от проходящих мимо слуг, жил лишь этой надеждой.       Хозяин лютовал. Цю Цзяньло был отвратительным богатеньким мерзавцем, которому доставляло наслаждение избиение людей. Он упивался видом болезненно скрючившихся с искривленными лицами беспомощных слуг и рабов. Цзю отчего-то был самой любимой его жертвой. Вероятно, что-то непокорное в его лице смотрелось особенно привлекательно, когда он стоял на коленях, заляпанный следами сапог Цю Цзяньло и собственной кровью, сочившейся из ран, нанесенных плетью.       Лицо Цзю он, конечно, не трогал. О, нет. Как же он мог? Ведь Цю Хайтан оно так полюбилось. Шэнь Цзю стал ее любимой куклой. Правда, официально это называлось «стать женихом». Цзю не мог противиться, да и стоило бы? Ведь так в этом доме у него появилось единственное преимущество перед Цю Цзяньло в лице симпатии Цю Хайтан. В ее комнате он мог быть в безопасности. Пока на него был направлен ее взгляд, Цзю был в безопасности. Ведь этот извращенец-садист под маской благородного господина ни за что не тронул бы его, пока это может увидеть его сестра. Сестра, считающая Цю Цзяньло своим любящим старшим братиком, который и мухи не обидит.       Ха-ха-ха, каким же куском дерьма он мог быть!       Всю глубину его отклонений Цзю понял, когда у него началась первая течка.       Шэнь Цзю, к своему же удивлению и ужасу, оказался запоздало расцветшей омегой.       Цю Цзяньло хохотал, как безумный, будучи в восторге от такого поворота событий! Этот грязный альфа, взявший его в первую же течку, попутно, видимо, желая убить его – иначе как объяснить кровоточащие укусы, оставленные по телу, и руки, перекрывающие кислород?       Одно было хорошо – метку на шею Цзю он не поставил.       Надругавшись над рабом всласть, Цю Цзяньло вручил ему средство, скрывающее запах омежьих феромонов, и приказал скрывать свою суть, чтобы Хайтан не узнала.       Он хотел, чтобы Шэнь Цзю продолжал этот фарс, играя роль жениха Цю Хайтан.       А то как же? Иначе сестренка расстроится. Страшное событие, которого Цю Цзяньло не хотел!       А чего он хотел на самом деле?       Цю Хайтан.       Цю Цзяньло, грязный ублюдок, кусок собачьего дерьма, до одури вожделел свою сестру, но никогда бы на нее не посягнул.       Зато попросить Цю Хайтан, под предлогом игры, накрасить Цзю как себя и обрядить в схожие одежды, чтобы после надругаться над ним под покровом темноты – ему давалось запросто. Он был так воодушевлен, лихорадочно вышептывая имя родной сестры, пока по лицу Цзю, испачканному потекшей косметикой, катились слезы.       Шэнь Цзю в какой-то момент начал подозревать, что конечная цель Цю Цзяньло была неочевидна.       Еще живя на улице, он слышал от проституток о средствах, предотвращающих беременность. Но Цю Цзяньло ему ничего подобного не давал. Только наказывал скрывать феромон.       Но, если же вдруг Цзю понесет, не станет ли сразу понятно, что он омега?       Однако, здравому смыслу не было места в этой истории. Казалось, Цю Цзяньло был слишком опьянен фантазией осквернить свою сестру, отягощенную его ребенком, чтобы думать о чем-то еще.       Так что, неудивительно, что несколько месяцев спустя страшное свершилось и Цзю понял, что в тягости.       За это время, казалось бы, Цю Цзяньло стал относиться к нему лучше. Но это была видимость. Просто невыносимые побои были заменены на постоянные домогательства и нежеланную близость.       Покидать комнату Цю Хайтан стало еще страшнее, ведь чаще всего после этого он тут же попадал в лапы Цю Цзяньло, и тот часами не выпускал Цзю из своих удушающих объятий.       Порой Шэнь Цзю в сопровождении Цю Хайтан выезжал в город. Сбежать ему никак бы не удалось, ведь стражники, их сопровождающие, мгновенно бы словили его. А по возвращении в поместье наказание от Цю Цзяньло за попытку сбежать могло быть ужасающим.       Однажды неподалеку от поместья Цю поселился бродячий заклинатель, совершенствующий тело и дух. У городских врат он установил платформу, с помощью которой юноши и девушки, не достигшие восемнадцати лет, могли измерить свой уровень совершенствования.       В один из выездов в город, Шэнь Цзю тоже довелось воспользоваться платформой, да так успешно, что заклинатель пригласил его в ученики! Уровень Ци в Шэнь Цзю был запредельно высок!       Конечно же, Цю Цзяньло не собирался его отпускать. Услыхав вести, он запретил Шэнь Цзю становиться учеником заклинателя. Отвесил затрещину, а после, как безумный, сжал его плечи, лихорадочно нашептывая о том, что Цзю навсегда останется с ним.       Не просто Цзю. Его Хайтан-эр. Его омега.       В этот день Цю Цзяньло вознамерился заклеймить меткой шею Шэнь Цзю, и это стало последней каплей.       Цзю все время держался, ожидая спасения. Ожидая возвращения Ци-гэ. Все время держался, стараясь сохранить хотя бы свою собачью жизнь, если уж не осталось шансов сохранить достоинство. Он боялся, ему было так страшно, так больно, так невыносимо! Но он терпел, сохраняя остатки разума и цепляясь за пути выживания в этом проклятом доме, который хотел пожрать Цзю с его грошовыми потрохами.       Он не позволит никому сделать себя вещью альфы! Пока Цю Цзяньло не покушался на чистоту его шеи, марая лишь остальное тело, он мог это стерпеть! Сквозь боль, отвращение и ужас, он терпел, ожидая момента спасения! Но с этой порабощающей меткой, он не сможет уйти никогда! Нет, он не позволит этому чудовищу присвоить себя еще и меткой помимо рабского ошейника!       С кроваво-красным маревом ярости перед взором, словно обретя сверхчеловеческую силу, он вырвался из хватки Цю Цзяньло, расцарапав альфе лицо и даже откусив кусок плоти с его руки. На стене кабинета так удачно висели мечи. Хоть декоративные, но по-настоящему острые. Приложив всю силу и решимость, Цзю воткнул лезвие в живот Цю Цзяньло и, не ожидая, что он умрет от одного удара, не желая полагаться на случай, с усилием вытянул меч, чтобы нанести еще с десяток хаотичных колющих и режущих ударов, пока тело его мучителя не превратилось в изуродованный кусок мяса. И он явно больше не дышал. И воскреснуть бы точно не смог.       Посмотрев на свои окровавленные ладони, держащие клинок, Цзю судорожно вздохнул и истерически рассмеялся, ощущая тремор в руках и слыша звон в опустевшей голове.       Казалось, им завладело безумие. Жуткая жажда крови вывела его из кабинета. Рука продолжала сжимать меч, пока он несся вперед, нанося раны всем встречным слугам, что делали его и так невыносимую жизнь еще хуже. Он знал свою цель: он убьет всех в этом проклятом доме. Всех, кроме Цю Хайтан.       Глупая девчонка. Она не замечала стольких очевидных вещей, наивная и слепая в своей вере людям, которые прятали свое гнилое насквозь нутро.       Шэнь Цзю поджег это мерзкое поместье, чтобы пламя пожрало смертные оболочки этих гнилых душ.       Цю Хайтан, лишенная сознания, была невредима.       Больше у Шэнь Цзю не было дел в этом проклятом месте.       Именно в этот момент умер раб Шэнь Цзю. В этот момент умерла его надежда на то, что Ци-гэ спасет его.       Ци-гэ не вернулся. Возможно, он так и не добрался до Цанцюн. Возможно, он не смог стать заклинателем. Возможно, он погиб, пока пытался. А возможно, он просто решил забыть о маленьком рабе Цзю.       Но о последнем варианте Шэнь Цзю старался не думать.       Так или иначе, именно в этот день, он похоронил свое рабское прошлое, чтобы войти в новое будущее. Он пришел к заклинателю и стал его учеником.       Заклинателя звали У Яньцзы. Он знал множество разных техник и поражал ими воображение местных еще с тех пор, как только появился в городе. Цзю надеялся многому научиться у него, и учитель обещал, что Цзю станет великим заклинателем.       Когда учитель узнал, что Цзю не просто омега, а еще и беременная, он был задумчив. Но это не было расстроенной задумчивостью. Казалось, он загорелся некой идеей. Он был возбужден какой-то своей мыслью. И Шэнь Цзю, надо сказать, опасался его воодушевленного молчания, пока У Яньцзы обдумывал что-то, известное ему одному.       У Яньцзы тоже был альфой. Цзю пошел за ним лишь оттого, что он являлся заклинателем и был единственным его шансом, чтобы попасть в мир бессмертных прямиком из поместья Цю.       Учитель поведал ему о разнообразных видах совершенствования. Рассказал даже о парном совершенствовании, которому обучают в некоторых заклинательских школах.       Цзю был не лучше Цю Хайтан – такой же наивный к всему, что связано с заклинательством. Отчего-то верящий в истинное благородство заклинателей, он не заметил, как У Яньцзы своим змеиным языком задурманил его, нашептав губительных сказок.       Его речи всегда были сладки – в плетении красивых картин он оказался мастером с богатым опытом.       В мире смертных, вдали от школ, сект и монастырей, никогда не продавалось настоящих пособий по культивированию, да если бы они и были – Цзю бы никогда не смог бы купить себе ни одного такого.       Конечно же, его, неопытного, незнающего, но окрыленного какой-то новой робкой надеждой на новую жизнь, У Яньцзы смог обвести вокруг пальца.       Он заманивал его в ловушку со всех сторон.       Омеги? Конечно, могут культивировать! Беременность? О, это вовсе не помеха, это редкая возможность! Не нужно избавляться от плода, тем более срок для того уже вышел, А-Цзю! Но, увы, не все методы культивации в таком положении будут для Цзю одинаково эффективны!       С горящими от энтузиазма глазами, учитель рассказывал ему о способах усилить культивацию и ускорить совершенствование за счёт заимствования энергии плода. Все живое имеет энергию Ци! А у культиваторов ее особенно много: их дети просто обречены быть столь же одарены! Так отчего бы не использовать технику, циркулирующую не только собственную энергию омеги, но и плода, сокрытого в теле? Так ли важен Цзю этот ребенок, что бы с ним ни случилось, ведь он не желал его? Но, конечно же, ничего с ним не случится! Руки, ноги голова – все будет на месте!       О многом увещевал его У Яньцзы, но не говорил, что было одно, чего ребенок лишится: способности к культивации.       Как не говорил учитель и того, что задумал он это изначально для того, чтобы собрать энергию Ци с плода и забрать ее себе посредством демонических техник парного совершенствования.       Пускай близость с еще одним альфой была подобна величайшему испытанию, на которое в иных обстоятельствах он никогда не пошел, Шэнь Цзю пересиливал себя ради обещанного совершенствования. Цзю долго не замечал подводных камней, ощущая в себе рост силы, обещанный У Яньцзы. Даже его нежеланное дитя, растущее под сердцем, стало чем-то терпимым и не настолько невыносимым, каким казалось в те дни, когда Цзю находился под гнетом Цю Цзяньло. Ведь благодаря этой тягости, он мог совершенствоваться и нагнать тех, кто начал раньше него! Даже будучи опоздавшим, он мог догнать своих сверстников-заклинателей! Догнать… Ци-гэ. Но думать о Ци-гэ он старался как можно реже. Лучше вообще – не думать, чтобы шепот в его голове не говорил ему о смерти и предательстве.       В итоге родился Шэнь Сяо. Мальчик. Будущий мужчина. Возможно – несчастный омега. Вероятно, жестокий бета. И совсем ужасно, если альфа.       Шэнь Цзю не ощущал к нему родительской любви, смотря на его красное сморщенное личико. Такое маленькое. Возможно, этот ребенок должен был быть больше, чтобы считаться здоровым, но сам Цзю был довольно мал: всегда был ниже сверстников и выглядел хрупче. У него в детстве никогда не было столько еды, чтобы расти как другие. У Яньцзы старался его кормить – у него для этого были свои причины, далекие от представлений Цзю на этот счет в то время. В любом случае, у Цзю была пища, благодаря которой Шэнь Сяо смог родиться живым и даже, с виду, здоровым. Шэнь Цзю же был истощен, что было очевидно по его бледным впалым щекам, сухим потрескавшимся губам и ломким ногтям. Шэнь Цзю в самом деле удивлялся: как после всего, что с ним случилось за эти девять месяцев, этот ребенок дожил до своего рождения? Он был чудом. Но Шэнь Цзю о нем позаботиться бы не смог.       Вэнь Лин, несчастная женщина-бета, была обладательницей мертвых печальных глаз. В этих глазах Цзю, казалось, видел отражение собственных – столь же пустых. Но в отличие от принадлежащего Шэнь Цзю, ее потухший взгляд оживал, когда она смотрела на Шэнь Сяо, но та надолго не задерживала его на этом ребенке, начиная ронять слезы.       Его повитуха поведала Шэнь Цзю, что та недавно потеряла ребенка – случился выкидыш. А та так желала ребеночка, что сохранила его даже при страхе потерять работу – если бы она растеряла всех клиентов, то никогда не смогла бы стать свободной. Благо, мир не без извращенцев – хозяйка борделя закрыла глаза на ее причуды, ведь появились клиенты, желающие отведать такой женщины. К сожалению, опасность поджидала плод Вэй Лин не только со стороны ее хозяйки. Спустя половину отведенного срока, он покинул ее тело, как она ни пыталась удержать его в себе.       Уходя из этого публичного дома в дальнейшее странствие, Шэнь Цзю оставил Шэнь Сяо на ее руках. У Вэй Лин было грудное молоко, которым она вскормила его, и большое сердце, которым она его согрела. Вэй Лин благодарила Шэнь Цзю. Но Цзю не мог принять ее благодарность. Он не мог никак ответить на ее слова, исполненный звенящей пустоты, а не эмоций, и просто обещал, что позже наведается к ним, когда дорога заведет их с учителем в этот город вновь.       Шэнь Цзю уже знал, что учитель не такой заклинатель, каким он рисовал его в своей голове. Еще во времена, когда Шэнь Сяо был в его чреве, Цзю был вынужден участвовать в разного рода аферах своего учителя, который намеревался выкрасть некий артефакт, добыть редкий ингредиент или стрясти с кого-нибудь денег. Порой ему приходилось играть роль беременной жены У Яньцзы или бедной омеги в беде, которой очень нужна помощь какого-то дурака, обреченного быть обобранным до нитки и обвиненным во всех грехах.       В первый же месяц их дальнейшего путешествия, когда бордель Вэй Лин остался позади, а здоровье Шэнь Цзю, выправилось благодаря отчего-то расщедрившемуся на ценные лечебные пилюли У Яньцзы, Шэнь Цзю было впервые поручено убить человека.       Это вызвало в его душе такое ошеломление, он оцепенел. Да, он убил всех в поместье Цю. Но у него были личные мотивы. И его состояние, та кипящая под кожей ярость – вот то, что позволило ему сделать это.       У Яньцзы же приказывал ему убить незнакомца. Но выбора у Цзю не было: в случае неподчинения учитель обещал лишить его всего, за что Цзю еще только цеплялся в этой паршивой жизни. В первую очередь – совершенствования, к которому он шел столь тяжелыми шагами, наперекор всему – даже самому себе.       В тот же день, вернувшись с задания в комнату, где они остановились, Цзю забился под одеяло, загнанно дыша. Не только он сам – весь его организм не вынес такого перенапряжения и утянул его в течку.       И У Яньцзы, вместо того, чтобы дать ему подавители, поступил так, как поступил Цю Цзяньло. Поступил так, как поступает любой альфа – подвел черту Цзю. Он умолял не делать этого и дать ему средства, чтобы его тело вновь не потонуло в тягости. Но У Яньцзы был неумолим. Ты просишь слишком о многих вещах, А-Цзю! Твой учитель уже обещал не ставить метку на твою шею! Как можешь ты просить о чем-либо еще? Ты слишком строг к своему мастеру!       Когда Цзю очнулся спустя несколько дней, проведенных в лихорадке этого проклятого состояния, на его шее был застегнут тонкий обруч. Ошейник.       Это был артефакт, как пояснил У Яньцзы. Хозяин ошейника, застегнув его на ком-то, мог отдать своей жертве один приказ – и он будет нерушим до момента смерти хозяина. И приказом стало оставить любые попытки прервать беременность.       У Яньцзы был демоническим культиватором. И, как оказалось, его тяга к экспериментам в совершенствовании была куда выше всего человеческого. И, благодаря Цзю, у него появилась прекрасная возможность проверить на практике свои теории. Во второй раз он хотел создать прирожденного демонического культиватора. Хотел простроить еще не рождённому, только формирующемуся и мягкому, словно глина, ребенку, особый рисунок духовных вен так, чтобы использование их было для него таким же легким, как и дыхание. Он использовал Шэнь Цзю как грядку, в которой взращивал свой лучший овощ, который точно обгонит прочие на деревенской ярмарке! Только вот вместо ярмарки был мир заклинательства с его всеобщими сборищами, а вместо овоща – с рождения готовый к демоническому методу совершенствования заклинатель, которым У Яньцзы сможет управлять.       Шэнь Цзю, хоть и совершенствовался, ощущая силу своей Ци, но она была каплей в море по сравнению с тем, что у него могло быть. В итоге, У Яньцзы частично использовал его вместо котла, из которого черпал силу как для себя, так и для своего эксперимента, растущего в чреве омеги. Цзю задумывался, как так все же получилось, что он смог забеременеть так быстро? Оказалось, пилюли, на которые так расщедрился У Яньцзы, не только оказывали восстанавливающий эффект, но еще и многократно повышали фертильность – особенно в сочетании с определенными духовными техниками.       Этот ублюдок все продумал заранее.       Порой Цзю думал о том, как убить учителя. Увы, тот был слишком силен и опытен, чтобы подобное провернуть.       Убить себя Цзю не мог. И учитель знал это. Слишком многое претерпевал Шэнь Цзю, карабкаясь вперед, все дальше от рабской жизни к чему-то большему.       И сбежать Шэнь Цзю не мог тоже, ведь У Яньцзы навесил на него мерзкий следящий артефакт. Явно один из тех, что был украден у какого-то зажиточного растяпы.       Иногда Цзю хотелось занести кулак, и бить им в свой растущий живот до тех пор, пока он не исчезнет вместе с ошметками эксперимента У Яньцзы. Но артефакт не дал бы ему сделать и этого.       Были моменты в тихие ночи, когда перед сном он не мог не думать почему такие, как Вэй Лин, эта ласковая молодая женщина, могут стать жертвами судьбы, уносящей их детей до их рождения на этот свет, как бы они ни старались защитить их. И почему такие, как Цзю, живущие как облезлые крысы на попечении безумного ученого, наоборот одаряются отпрысками, которые им вообще не нужны и выжить которым, казалось бы, должно быть невозможно.       За время, когда в его чреве рос эксперимент У Яньцзы, Шэнь Цзю узнал об учителе намного больше, чем за все предыдущие месяцы, проведенные с ним. Он смог разглядеть всю порочность демонического пути совершенствования, что давал силу взамен на отказ от человечности. За превращение в демона, готового уничтожать других, строя свой скелет на чужих костях, демонический путь совершенствования даровал большую силу. Но при этом и у него были свои ограничения: такой метод совершенствования не был свойственен человеку от природы, отчего с культивацией демонического заклинателя могло случаться множество вещей, отражающихся на его здоровье и силе. И для исправления этих вещей нужны были новые жертвы, заимствования чужой Ци и темные техники, способные повредить разум.       Духовные вены такие заклинатели прокладывали по образцу тех, что были в телах сильных демонов. Ядро их, омраченное темной энергией, не было свойственно им от рождения и оттого порой отторгалось телом и душой. Демонический путь совершенствования – не улучшение себя, а постоянная с собой борьба. Рост силы не благодаря, а вопреки тому, что дано человеку природой.       Конечно же, и Цзю обучался у У Яньцзы демоническому заклинательству. Его основы, самое важное в совершенствовании, были неправильны, ведь прокладывались не под праведный путь. И, теперь зная об этом, понимая это, Шэнь Цзю проклинал в своей душе У Яньцзы еще больше, чем когда-либо.       Со сменой сезонов, когда пришла пора творению У Яньцзы покинуть его чрево, Цзю настоял на том, чтобы вернуться именно в тот дом красных фонарей, где ныне жил его первый сын. Хотя, неправильно было называть его сыном, если он не считал себя его родителем. Там жил не его сын, а ребенок, носящий его обыкновенную распространенную фамилию, которого он однажды там оставил.       Вэй Лин была обеспокоена, когда увидела гостей. Она не ожидала, что не пройдет и года, как Шэнь Цзю вновь окажется у дверей их заведения на сносях. Его мрачный взгляд, в котором тлели лишь угли ярости, и столь же острое от измождения лицо, встревожили бету не меньше.       Прошло несколько дней, и все же наступил час, когда столь желаемый У Яньцзы ребенок покинул тело Цзю. Он тоже был жив и, по крайней мере с виду, полностью здоров. Конечно же, Шэнь Цзю знал, что он еще до рождения перестал быть таким, как все. Он был человеком снаружи и демоном внутри. Возможно, это не заставило его душу стать демонической, но его энергетика была не такой, какой следует обладать человеку. Конечно, от него не разило демоном или другой темной тварью, так что – хотя бы пока – не стоило опасаться заклинателей, идущих за его маленькой головой. А заодно и за головой того, кто его породил.       Несколько дней подряд У Яньцзы коршуном кружил вокруг этого ребенка. Он был доволен – видимо, все и правда шло по его плану, ребенок получился таким, каким он его и хотел видеть. Но при этом и раздражение проскальзывало в выражении его лица и движении: ребенок был еще слишком мал и, казалось, проку от него не будет о тех пор, пока он не встанет на ноги и не будет обучен речи. Это было причиной, по которой он согласился с Цзю, что стоит оставить его другим на воспитание, как и Шэнь Сяо.       Этому ребенку Цзю имени не давал, но дал мать: Вэй Лин прислушалась к его просьбе, и взяла на свое попечение и это дитя. Шэнь Цзю не строил иллюзий, что это материнство давалось ей легко. Она продолжала работать с клиентами, просила своих сестриц присмотреть за ребенком, пока занята, а после много времени посвящала присмотру за Шэнь Сяо, поиску подходящих для него одежд и питания. Теперь на ее шее оказался еще один ребенок, и легче ей от этого не станет. Но, казалось, она была даже до странного рада такому пополнению в своей маленькой семье.       Пока они с учителем оставались в борделе, Цзю кормил второго ребенка, издалека посматривая за бытом Вэй Лин и Шэнь Сяо. Лично он с этим ребенком не контактировал. Он просто смотрел, как этот тихий мальчик, пошатываясь, ходит, словно утенок, за Вэй Лин и цепляется за ее одежды. Он научился этому не так давно, говорила Вэй Лин. У Шэнь Сяо даже была игрушка – Вэй Лин сшила ему тряпичного тигра.       Смотря на эту женщину, Шэнь Цзю видел богиню Гуаньинь, исполненную терпения, доброты и любви. Любви, которой сам Цзю не знал и которой не обладал. У него не было столь любящей матери и в себе он не чувствовал такой любви, чтобы смочь дарить ее кому-то.       Единственное сильное светлое чувство в его жизни связывало его с Ци-гэ. То была привязанность, любовь братская. В детстве он, почем зря, пытался спасать других, заботиться о них, чтобы из-за этого не страдал Ци-гэ. Этот дурак вечно пытался угодить каждому и спасти кого ни попадя, хотя у самого во рту и крошки не было, а ночью его не согревало даже прохудившееся одеяло. Кто знает, в какой переплет бы угодил этот безумец, если бы Цзю не пресекал его неуклюжих попыток, первым бросаясь на помощь. Последний такой раз обернулся для него заточением в поместье Цю. Вот ведь ирония, верно? Не делай добра – не получишь зла.       Цю Хайтан он был просто благодарен. Он не любил ее и даже не был к ней привязан, несмотря на статус ее «жениха». Но он правда был благодарен ее существованию в том доме за то, что мог прятаться за ней. Мог стать незаметной тенью при свете ее взгляда.       И не меньшую, а даже большую благодарность Цзю испытывал к Вэй Лин. Может быть, в этом не было особого смысла, ведь им обоим было выгодно то, что произошло с Шэнь Сяо. Цзю не хотел иметь с ним дел, да и не было таковой возможности, тогда как Вэй Лин наоборот нуждалась в нем, чтобы не утонуть в скорби по своей потере.       Вэй Лин подходила к нему, давая советы, как лучше держать ребенка, пока тот пьет молоко. Рассказывала о своей жизни с сестрицами и Шэнь Сяо. Цзю взамен говорил ей о том, что видел в других городах во время странствий.       Бывало, Цзю просил ее посидеть рядом, пока он спит. В путешествии с учителем одним из самых трудных бытовых действий был сон. Часто они оставались наедине вдвоем. Дыхание альфы и его феромон в одной с ним комнате. Часто – в одной с ним постели, если посчастливилось урвать комнату на постоялом дворе. Прямо за спиной – на циновке, разложенной для остановки под открытым небом.       Он мог пересилить себя ради парного совершенствования с ним, ведь его сознание улавливало и отслеживало происходящее. Так он имел какой-никакой, но контроль над этим. Но расслабиться Шэнь Цзю рядом с альфой не мог. Не мог закрыть глаза и плавно ускользнуть в объятья грез, зная, что совсем близко находится дикий зверь, куда страшней и опасней любого демона. Его сознание отключалось от усталости, давая ему глубокий, но пугающий своей пустотой сон, словно притапливающий его, чтобы резко выдернуть в реальность.       Лишь остановки в домах красных фонарей, где их окружали куртизанки, давали Цзю чувство защищенности, от которого его уставшая спина наконец могла разжаться, а в голове утихал тревожный гонг паники, в тон которому билось сердце. Шэнь Цзю слушал их игру на инструментах, их льющиеся патокой и птичьем щебетом нежные голоса и ощущал мягкие руки на своих волосах. И от снов, которые посещали его под их надзором, Цзю не хотелось просыпаться, настолько они были сладки и теплы.       Вэй Лин тоже гладила его по голове, напевая колыбельную – такой же она убаюкивала Шэнь Сяо все это время. Цзю не знал, каково иметь мать, и вряд ли бы он смог принять Вэй Лин за подобную для себя. Но в такие моменты он ощущал себя любимым ребенком, которым никогда не являлся. Ощущал себя особенным и ценным для женщины, которая ласково баюкает его, укрывая одеялом от прохладных ветров, залетающих в окно.       Она была всего лишь на несколько лет старше него, но в ней были сила и мудрость, которыми Цзю никогда не обладал.       Уходя за учителем спустя несколько месяцев, он снова обещал ей вернуться. Однажды он желал бы достойно отплатить ей за все.       Цзю не знал, каково иметь семью. Он смутно помнил, каково было рядом с Ци-гэ. Каково было иметь брата. Но иными знаниями он не обладал. Однако догадывался, что стал воспринимать Вэй Лин как кого-то из своей семьи. Он не знал, как это назвать или описать. Он просто чувствовал. И это было сильнее, чем благодарность. И было похоже на привязанность, какая была у него к Ци-гэ. Цзю думал, что было бы неплохо однажды, когда-нибудь, во времена, которые он пока еще не мог даже представить, найти дом, в который можно будет привести Вэй Лин. Вместе с ее сыновьями, которых она так полюбила. Так он смог бы и оградить ее от всех грязных, порочных мужчин, что были столь охочи до ее тела. И тогда Цзю мог бы навещать ее, чтобы и в этом неведомом «однажды» положить голову на ее колени и слушать ее текучую речь, пока она читает стихи, любуясь умиротворяющим видом на сад за окном.       Прошло еще несколько месяцев, сменились сезоны. Цзю все еще был связан с У Яньцзы следящим артефактом. Тот, второй, выполнил свою функцию и развалился. Оказался одноразовым. Уходя из борделя, Цзю выпросил себе запас средств, которые не дали бы ему вновь понести, если что-то взбредет в голову У Яньцзы. Благо тот, казалось, угомонился, ведь тот ребенок получился таким, каким он хотел его видеть. Пока что он не успел сделать с ним нечто большее – ребенку нужно было несколько лет, чтобы окрепнуть и обрести разум, но У Яньцзы был полон планов и идей на его счет. Шэнь Цзю не испытывал восторга от его намерений. Что бы У Яньцзы ни планировал, скорее всего, это расстроит Вэй Лин.       Он продолжал настаивать на парном совершенствовании, и вытягивал из Шэнь Цзю куда больше энергии, чем отдавал ему взамен. Их сила росла непропорционально, оставляя Цзю лишь крохи. Но что-либо сделать с этим он не мог. И что-либо сделать с У Яньцзы он не мог тоже. Он оставался сильным и бесчеловечным ублюдком, приплодом скорпиона и волка, готовым растерзать кого-угодно, если это поможет ему в достижении цели. Наблюдательный мерзавец понял, что может шантажировать его жизнью Вэй Лин. Так что, попытайся Цзю убить его и потерпи поражение в этой затее – жизнь Вэй Лин могла оборваться ему в назидание. Да и сам Цзю рисковал потерять крохи своего совершенствования – эта угроза довлела над ним все годы, проведенные с У Яньцзы. То, что он дал, он мог и забрать. И пусть дар его был довольно поганый, но кроме него у Цзю ничего и не было.       Ему оставалось лишь бродить по городам вместе с учителем, будучи пособником в его грязных делах. Шэнь Цзю ощущал, как его руки покрываются несмываемой грязью и кровью. Теперь жизнь Цзю была не настолько ценна, ведь в нем не росло демоническое изыскание У Яньцзы, так что учитель не стеснялся ставить его перед новым выбором: Цзю убивает или убивают Цзю.       В один день они попадают на Собрание Союза Бессмертных. И этот день становится роковым для Шэнь Цзю, ведь именно тогда его судьба делает крутой поворот.       Ци-гэ оказался жив. Красивый, ухоженный, в чистой ученической форме в несколько слоев, с заклинательским мечом в ножнах. Он выжил и вырос, все же достигнув своей цели. Он стал учеником Цанцюн.       Но не вернулся за Шэнь Цзю. Он не умер. Значит, предал?       Об этом думать не было времени. У Яньцзы намеревался убить его. Этого Шэнь Цзю допустить не мог. Пока тот был отвлечен Ци-гэ перед собой, он вонзил в него меч и не угомонился, пока не удостоверился, что дыхание точно покинуло бренную тушу У Яньцзы. Теперь он не тронет никого, кем дорожил Шэнь Цзю, и ничто из того, что еще имело для него значение.       Он оставил позади тело У Яньцзы, вцепляясь в Юэ Ци, который повел его в новую жизнь. Он все же забрал его на Цанцюн. Не из поместья Цю, но Ци-гэ все же довел сяо Цзю до школы заклинателей.       И с тех пор «Ци-гэ» прекратил существовать, как и «сяо Цзю». Их обоих убило разделенное на двоих молчание, прервавшееся лишь одиннадцать лет спустя. Но это уже иная история.