astrapophobia

«Хочешь дружить — я с радостью Хочешь любить — я со всей страстью Не хочешь, ладно, я только за Вот только громче стала гроза»

Всё начиналось как обычно: вскользь брошенное слово, за ним последовавшая ссора, крики, обзывательства, мордобой. Только вот заканчивалось по-другому. То ли терпение Айзавы лопнуло, то ли в этот раз они действительно перешли какую-то невидимую грань, но теперь вместо больничного крыла Кацуки и Изуку оказались в старом, полузаброшенном классе с чёткой задачей перевернуть тут всё с ног на голову и к окончанию месяца сделать из какашки конфетку посредством ремонта помещения. Не то чтобы Изуку и Кацуки были очень опытными ремонтниками, поэтому задача предстояла трудновыполнимая и ужасно пугающая. Конечно же им объяснили, что смысл наказания не в самом ремонте, а в том, чтобы научить их мирно сосуществовать в одном помещении дольше хотя бы одной пары занятий. Двое альф восприняли наказание по-разному: Кацуки со свойственной ему истерикой и выкрикиванием разномастной брани, Изуку же более спокойно, но отчего-то скорее испуганно, чем раздраженно. Сошлись лишь в том, что желания оставаться до позднего вечера за тяжелой работой, да ещё и наедине друг с другом, не было совершенно, тем более в конце триместра. Айзава сразу же провёл учеников в обветшалый класс на отшибе учебного корпуса, показал, что и где необходимо убрать перед началом непосредственно бурной работы над покраской стен (получалось, что всё: от покоробленной доски на почти облезшей стене — до разломанной мебели, заполнившей почти весь периметр класса) и отправил по своим комнатам, дожидаться завтрашних занятий и часа икс.

***

Сезон тайфунов к началу июля только набирал свои обороты, разгорался и проходился по всему Токио разрушительными ураганами, ливнями и грозами. В этот период Изуку всегда старался спрятаться в своей комнате и сидеть настолько тихо, насколько это было возможно, будто гром, сотрясающий окна общежития, мог услышать его и постучать в хлипкую дешёвую дверь. Самые страшные часы наступали с заходом солнца. Гроза всегда выбирала именно это время, чтобы продемонстрировать всю свою мощь перед жалкими людишками. Обычно Мидория к этому времени уже с головой укрывался тяжёлым одеялом, запасался снеками, совал в уши наушники и включал на планшете какой-нибудь до абсурда идиотский ситком, самый дешёвый по его подписке. Закрыть окно, выключить свет, зарыться в одеяло и ждать, ждать, ждать, пока природа не смилостивится и не уснёт. Таков был выработанный им годами план действий. Он следовал ему безукоризненно, продуманно и почти чётко, хотя и с трясущимися руками. Изуку даже и не вспомнит, когда это началось, чувство, будто было с ним всегда. Кажется, мама говорила, что в его раннем детстве они попали под бушующую стихию в парке. Однако факт остаётся фактом, сколько он себя помнит, как только небо хмурилось, наполнялось ливнем и гудело, а густой воздух заряжался электричеством, у мальчишки потели ладони, учащалось сердцебиение и сперáло дыхание. Чем темнее становилось на улице из-за нависших над городом облаков, тем сильнее страх сжимался внутри Мидории. Пытаться бороться с этой фобией оказалось бесполезно. Даже бесконечные походы к психологам и психотерапевтам, нанятым взволнованной матерью, не приносили результата после многочасовых сеансов. Поэтому переживать бушующий август, медленно переходящий в буйный сентябрь, приходилось с горем пополам и нескончаемой тревогой, заставляющей проверять прогноз погоды чуть ли не каждые пятнадцать минут. Со временем Изуку смирился со своей неспособностью нормально функционировать в сезоны тайфунов и гроз. Принимал ее как некую особенность по типу кудрявых волос или веснушек. Жить, конечно, мешает, но если придерживаться своего спасительного плана действий, то существовать можно. Сейчас же, оглядывая полуразваленное помещение, он ёжился от осознания, что всю работу им предстоит делать каждый день до позднего вечера. После захода солнца и с началом конца.

***

Утро вторника началось для него явно не с той ноги. Во-первых, Мидория проспал, что уже было за гранью реальности и абсурда, ведь ранние подъёмы вошли в его привычку ещё на моменте подготовки к вступительным экзаменам. Во-вторых, на улице накрапывал мелкий дождик, который в удушливой жаре Токийского лета противной липкостью оседал на коже. Сегодня в прогнозе гроз не значилось, но и дожди Мидория не очень стойко переносил, поэтому настроение юноши стремительно снижалось до нуля, а стоило вспомнить, что в комнату он вернётся совсем поздно — так ноги вообще отказывались нести несчастного на занятия. Войдя в класс, Изуку кланяется на девяносто градусов и, дождавшись разрешения, спешит к своей парте, удобно примостившейся около входной двери. На одноклассников, прожигающих его удивлёнными взглядами, внимания старается не обращать. В помещении привычно тихо, лишь мел учителя скрипит по доске, пока тот записывает огромное уравнение, которое Изуку тут же шустро выводит в своей тетради. Стоит немного отдышаться, а сердцебиению прийти в норму после небольшой утренней пробежки до корпуса, Мидория со вздохом откидывается на спинку стула и обводит класс изучающим взглядом. Все на своих местах. На первой парте Урарака хмурит брови, усердно решая пример; у окна Шото крутит в руке карандаш; впереди Иида сидит ровно, словно проглотил линейку, а слева… Слева Изуку ловит такой же острый взгляд красных глаз. Кацуки смотрит на него, по обыкновению играя в гляделки. Кто быстрее отведёт взгляд — тот и проиграл. В лузерах всегда остаётся Изуку и не потому, что не в состоянии поддерживать с людьми зрительный контакт, а потому, что в нос тут же бьёт петрикор. Не самый любимый аромат Изуку, если не сказать ненавистный, но так уж вышло, что природа наградила альфу слева от него именно таким феромоном, будто бы с рождения проложив между ними пропасть. Если бы не фобия Мидории, этот запах мог бы показаться ему даже приятным. Свежий, с нотками древесины и мокрой земли. Все омеги давно бегают за Бакуго, чуть ли не очередь занимают и винят в этом обязательно именно притягательный феромон и привлекательную внешность, так как ничего другого в альфе не найдёшь. Бесчувственный, высокомерный, вспыльчивый и агрессивный. Кажется, кроме двух «приятных» факторов, любить в Кацуки абсолютно нечего. Мидория так вообще Бакуго терпеть не мог, несмотря на то, что давно понял — омеги его не привлекают. Всё в однокласснике было ему ненавистно, и это вполне взаимно, судя по тому с какой животной яростью Кацуки к нему цеплялся с начальной школы и продолжал даже в новой Академии. Ни дня не проходит без склоки. Ни дня спокойствия рядом с этим альфой, а теперь им ещё и поздние вечера вместе коротать. Изуку показательно закатывает глаза и поворачивает голову назад к учителю. Запах петрикора усиливается. «Злится», — хмыкает про себя Мидория.

***

Учебный день тянулся долго и нудно, не спасала даже всегда весёлая Урарака, крутящаяся вокруг его парты. Омега рассказывала ему смешные истории про книжную лавку своих родителей, а он лишь слабо кивал и улыбался там, где нужно было. Все мысли занимал сегодряшний вечер, наказание и стремительно сгущающиеся за окном тучи на небосклоне. Сколько бы раз Изуку ни проверил прогноз погоды, переменная облачность не сменялась грозовым предупреждением. Но тревога, скрутившаяся где-то в районе пупка, всё с новой и новой силой накатывала волнами тошноты и теснила воспалённое сознание. Только бы не сегодня, пожалуйста, не сегодня, — думалось Изуку. Вряд ли альфа смог бы таскать парты и стулья с нервным тремором в руках. Мидория понимал, что только зря накручивает себя, испуганный тем, что вечером останется не в спасительном тепле комнаты, а наедине со своим главным врагом, да ещё и в таком состоянии. Разум тут же стал подбрасывать картинки, как он, уязвимый и до смерти напуганный, жмётся в углу разваленного класса, а Кацуки стоит над ним и по-злодейски смеётся, подсвеченный вспышками молнии. Вздрогнув и встряхнув головой, Изуку выбросил из головы пугающие мысли. Нет. Это уже совсем бред. Необходимо было собраться и досидеть последнюю на сегодня пару. Альфа он или где?

***

Старый класс встретил их скрипом обветшалой двери и густым потоком пыли в лицо. Откашлявшись, помахав перед лицом ладонью, Изуку переступил через невысокий порог, следом зашёл Кацуки. За окном уже начинался тусклый закат. Занятий сегодня было много, поэтому на раннее освобождение рассчитывать не приходилось. Оба провинившихся безмолвно решили игнорировать друг друга. Почти избегать, потому что даже по коридору до места назначения шли поодаль: Изуку впереди, Бакуго плёлся сзади. — Нужно начать со стульев, — всё-таки решил подать голос Изуку, — их много и потом будет проще вынести парты. — И без тебя понятно, — буркнул себе под нос Кацуки и обошёл Мидорию, грубо оттолкнув с прохода. Безразлично пожав плечами, Мидория вытащил из кармана спутанный клубок наушников и телефон, намереваясь таким образом отгородиться не только от ливня за окном (благо, без грома), но и от своего вредного компаньона. После выматывающих занятий сил не оставалось ни на что, кроме слабой нервозности. Да, возможность усиления ветра и приближения грома его всё ещё тревожила, но за пять пар Мидория успел себя убедить, что ничего страшного случиться не должно. Наконец, сквозь амбушюры полилась жизнерадостная мелодия какой-то малоизвестной инди-группы. Изуку взялся за покосившиеся спинки ближайших к выходу стульев и мерно приступил к работе. С Кацуки не разговаривали до самого конца. Лишь иногда они сталкивались в дверном проёме, но Изуку, желая избежать очередного конфликта, спокойно отступал, давая дорогу. Бакуго время от времени как-то странно на него поглядывал. Возможно, заметил слегка дрожащие руки. Изуку решил не придавать этим нечитаемым гляделкам никакого особенного смысла. Мало ли что взбрело в голову этому злыдню. Не цепляется, свой мерзкий феромон не распускает, и хорошо. Может быть, тоже смекнул, что проще тихо-мирно провести этот месяц, по возможности снизив до минимума любой их контакт не по делу. В иной раз такое разумное поведение со стороны альфы, Мидорию насторожило бы, но сегодня он уже был сильно морально измотан, чтобы переживать ещё и по этому поводу. Альфа желал лишь поскорее закрыться в своей комнате, опустить поплотнее жалюзи и уснуть. Когда за окнами совсем стемнело, а большая часть класса была разобрана, Изуку посмотрел на Кацуки, который стоял у дальней части помещения, уже ничем не занятый. Изуку вынул один наушник и тихо попробовал заговорить ещё раз: — На сегодня достаточно, как считаешь? — дождавшись лишь хмурого взгляда в свою сторону, он уже более раздражённо продолжил: — Что ж, ладно. Я в корпус, а ты делай как знаешь. Оставаться до поздней ночи среди пыли, развалин и жужжания старых ламп Мидории не хотелось, а глупая игра в молчанку убила последнюю надежду на возможность хотя бы как-то контактировать с Кацуки. Хочет дуться неизвестно на что — пусть, его право. Альфа вернул наушник в ухо и развернулся, спокойно закрыв за собой скрипучую дверь класса, оставив Бакуго внутри наедине с самим собой.

***

На следующий день ситуация повторилась. И через день тоже. Такое тихое поведение альфы к концу недели стало напрягать Мидорию. Обычно они брехали, как заведённые собаки, как только появлялись в поле зрения друг друга. Причём начинал ссоры всегда именно Бакуго. А сейчас молчит, как в рот воды набрав и только смотрит без конца. Словно присматривается к нему, подозревает в чём-то и обходит стороной. Изуку такое положение дел крайне не устраивало, тем более в такое время. На сегодня передавали очередное ухудшение погоды, так ещё сверху прибавились порывы ветра двадцать пять метров в секунду и грозовое предупреждение ближе к вечеру. Мидория бы с радостью побежал домой сразу после занятий, но наказание оставалось наказанием, а они за три дня успели только рухлядь за дверь вытащить. «Объект» нужно было сдать в конце месяца, но чем раньше, тем для всех лучше. Весь день он ощущал себя не очень хорошо. Тело горело, перед глазами плясали мушки, да и феромоны что-то разыгрались не на шутку. Любой взрослый альфа мог контролировать их и не выпускать налево и направо. Только в период гона это становилось сложноосуществимой задачей. Поняв, к чему идёт дело, Мидория было подумал сходить в больничное крыло, но решил, что этот день ещё потерпит. Завтра с утра можно было решить вопрос. На место назначения пришёл чуть раньше, подумав, что таким образом сможет улизнуть до начала урагана, который по тем же прогнозам должен был пройти уже после заката, глубокой ночью, но нужно быть готовым ко всему. Тем более на небе уже теснились друг к другу низкие тёмные тучи — это не могло не нервировать. Пошарив по карманам в поисках наушников, Изуку к своему великому ужасу обнаружил, что оставил их дома. Ещё один минус к сегодняшнему дню. Делать было нечего, поэтому альфа быстро взялся за работу: сегодня нужно было снять доску со стены. Вообще, занятие предусматривало участие двух человек, но Кацуки где-то запропастился после крайнего звонка. Может быть, пошёл перекусить, как они не сговариваясь делали изо дня в день, ожидая друг друга в классе как минимум на полчаса позже положенного. Дожидаться странного в последнее время альфу не хотелось, поэтому, вооружившись шуруповёртом (спасибо, что соизволили выдать), низким стулом с оторванной спинкой и двумя руками, Изуку полез к верхнему краю доски. Стул оказался не очень удобным, пошатывался иногда от любого неловкого движения, зато три длинных шурупа бодро выкручивались из засохшей бетонной стены. Когда очередь дошла до последнего в голове мелькнула мысль, что лучше кому-нибудь доску попридержать, но патрон шуруповёрта уже уверенно вынимал последнюю опору левого края. За окном грянул гром. Изуку вздрогнул, а доска, удерживаемая лишь за один край, с грохотом полетела вниз, вместе с испуганным до чёртиков альфой. Приготовившись к болезненному падению, Мидория внутренне сжался и зажмурился до синевы под веками. Так прошла секунда, две, три, но пол отчего-то не ловил его в свои жёсткие объятья. Наоборот. Объятья были. Мягкие, крепкие и до жути противно пахнущие петрикором. — Ты совсем идиот?! — раздалось над головой, и пол всё-таки притянул его к себе, когда Кацуки специально раздвинул руки, до этого удерживавшие Мидорию. «Да. Идиот», — мысленно ответил Изуку, но внешне злобно (как он надеялся) посмотрел снизу вверх на разъярённого Бакуго. — Какого хера ты полез к этой доске, я спрашиваю? — не унимался альфа. Тихонько простонав, поднимаясь с ушибленной спины, Изуку решил никак не реагировать на взбешённого Бакуго. Тот пыхтел, хмурился, почти что дымом дышал. А ещё вонял ужасно своим асфальтом после дождя. На Мидорию вдруг накатила жуткая тревога. Ладони вспотели, грудину прорезало частое сердцебиение, судорожные мелкие вдохи вырвались из приоткрытых губ, и в глазах как-то резко стало то ли пульсировать, то ли попеременно темнеть. Одежда прилипла к телу из-за холодного пота. Изуку попытался сесть, привалившись к стене. Словно из-под толщи воды до него доносился глубокий голос Бакуго с уже истеричными нотками, внутри же не осталось ничего кроме путающихся в клубок мыслей. Это состояние Изуку знал в лицо, но себя в нём не осознавал. Альфа весь превращался в оголённый нерв, пульсирующий и забившийся в угол. Сложно было ухватиться хоть за что-то в помутневшем, искорёженном сознании. Он старался дышать, но грудная клетка не разжималась. Он старался думать хоть о чём-то, кроме страха и невозможности вздохнуть. Он старался, но ничего не выходило. Пока сквозь толщу сопротивления не пробилось глухое: «Слушай меня. Дыши со мной». Его безвольную руку прижали к чему-то твёрдому и размеренно поднимающемуся, а на своей груди он вдруг ощутил тёплую, но на этот раз приятную тяжесть. Сквозь пелену первым к нему пробился аромат. Свежий, вольный, солнечный. Как небо после. После дождя, после урагана, после бури и страха. Перед глазами прояснилось, и он отнял растерянный взгляд от пола. Перед ним сидел не менее растерянный Кацуки. Его алые глаза бегали по лицу Изуку, словно не желая останавливаться и при этом не решаясь оторваться ни на миг, улавливая каждую деталь и изменчивость эмоций. — Отпустило? — Прохрипел он. — Ты… — голос сорвался, вырвавшись жестким гарканьем, — Да. Кажется… да. Альфа напротив глубоко и как-то измученно вздохнул, прикрывая потяжелевшие веки. Тёплая ладонь, до этого мягко прижимавшаяся к груди Изуку, взметнулась вверх к его холодной щеке. От неожиданности Мидория резко отшатнулся, уходя от прикосновения, а Кацуки тут же очнулся, шлёпнувшись с колен прямо на пол. Он выглядел почти хрупким, продолжая рассматривать сжавшуюся фигуру Изуку. Таким Мидория видел его впервые. Заметно, что альфе так и хочется расспросить о случившемся, но он почему-то молчит, предпочитая разговору окутавшую их плотную тишину. Издали вновь послышался раскат грома. Внутри Мидории снова сжался панический страх, и на поверхность всплыло одно лишь желание — бежать. Практически сразу этот порыв улёгся, а тело Изуку завибрировало приятной дрожью от усилившегося феромона Кацуки, который в этот злополучный день раскрылся каким-то новым, доселе неизведанным, но полноценным смыслом. — Ты боишься грозы, да? — скорее утверждал, чем спрашивал Бакуго. Тут и учёным быть не нужно, чтобы догадаться. Изуку скривился, не желая отвечать и тем самым давать ненавистному однокласснику повод для насмешек. Однако одна из частей его души сопротивлялась, пропитавшись какой-то дурацкой благодарностью к этому альфе. Несмотря на то, что это он и был виноват в его приступе. — Мгм, — промычал в согласии Изуку, борясь с желанием саркастично рассмеяться Кацуки в лицо. Он вздохнул, откидываясь затылком к стене. Лёгкие продолжал наполнять новый сладкий запах петрикора, даря почти блаженное спокойствие разгорячённым нервам. Прикрыв веки, Изуку решил уточнить: — У меня астрапофобия. В тишине послышалось копошение. Похоже, Кацуки принимал более удобную позу. — Почему тогда не остался сегодня в корпусе? Какой смысл переться сюда, если знаешь, что это опасно! Петрикор на мгновение загорчил привычными нотками, выдавая гнев своего носителя, отчего Изуку сморщил нос, но глаза так и не открыл. Хотелось просто закрыться у себя, укутаться в этот свежий аромат и проспать до октября. — Обычно всё не так уж плохо, — слегка приврал Мидория. Обычно действительно всё не так от единственного далёкого раската грома. Панические атаки случаются в крайних случаях, когда стихия бушует не на шутку или небо прорезает молния. В этот же раз... Гром, падение, объятия, густой феромон. Все карты сложились против Мидории и его хлипкой нервной системы. — Вижу я, как всё не так, — зло фыркнул Бакуго, но затем вдруг его голос посерьёзнел. — У тебя же гон! Резко распахнув глаза, Изуку тут же вытянулся по струнке, впиваясь взглядом в Бакуго. — А ты откуда узнал?! — Изумления в вопросе было так много, что конец фразы Мидория почти пропищал. — Так.. это... Кацуки, кажется, стушевался, покраснев ушами. Альфа неловко почесал затылок, а затем выдал невероятное: — От тебя неделю уже как несёт этой твоей зеленью, — наигранно скривился Бакуго. — Анисом. — На автомате поправил Изуку, глубже погружаясь в свои невесёлые думы. — Да-да. Травой, короче, — цыкнув, закатил глаза Кацуки. Больше Изуку его не слышал. На самом деле перед ним сейчас открылось страшное — они с Кацуки истинные. Ведь только истинная пара может почувствовать приближение течки своего партнёра до наступления первых симптомов. Так предусмотрено природой, чтобы избранный успел заранее начать заботиться о своей второй половинке и обеспечить их всем необходимым на такой сложный период зачатия. В древности это был запас еды, тёплое уединенное место и мягкое гнездо. Причём именно альфы обустраивали гнездо так, чтобы омега могла чувствовать себя окружённой заботой, вниманием и феромонами партнёра. Сейчас же от подобных обычаев практически ничего не осталось, даже гнёздами многие пары пренебрегают. Только вот есть одно огромное НО! Изуку не омега и у него не может быть течки. В подобное верить не то что не хотелось, от одной лишь мысли об этом у Изуку на затылке волосы дыбом вставали и душа холодела. Бакуго точно что-то напутал или решил обмануть его, только сегодня учуяв усилившийся сладкий запах аниса. Но в это отчего-то вдруг не верилось, потому что кому, как не ему с астрапофобией, мог достаться альфа с феромоном неба после грозы. Поднявшись, Изуку на ватных ногах направился сразу к выходу из класса, позабыв даже свой рюкзак. — Эй! — взволнованно раздалось позади. — Ты куда это собрался?! — более требовательно и грубо, похоже на привычного Кацуки. Альфа даже не обернулся и не сбился с намеченного маршрута, стремясь как можно скорее покинуть заброшенное помещение, дальний учебный корпус, небольшую академическую аллею, а затем и белый свет. В голове гудели сотни мыслей, воздух заряжался электричеством, а ветер жёстко трепал кудри волос, когда Мидория вырвался из душного коридора на улицу. Яркая вспышка молнии разрезала облачную гущу и Изуку вдруг так нестерпимо захотелось броситься назад. Назад к запаху после. Назад к Кацуки. Назад к чёртовому истинному. Но его, замершего и напуганного, схватили за ладонь и потянули куда-то в сторону. Мидория дороги уже не разбирал.