Созерцание

***

      Мы могли дойти до городских ворот к новолунию. Не таким уж и далёким считалось пройденное расстояние, если держаться вдоль главной дороги. Но вот, на чернильном полотне рисовалась бледная линия маюдзуки, а мы не двинулись дальше кичин-ядо.       Сукуна за прошедшее время не сказал мне ни слова. Я старалась не думать об этом первый день и первую ночь. Старалась занять себя делами, ради которых пришлось немногим изменить спланированную дорогу, разжечь огонь, собрать сажу, приготовить отвар для письма.       Молчание продолжилось на второй день. Отвар стыл под татами в скромной комнате. Спешившийся путник стыл под моими пальцами на сырой земле. Хозяин заведения, молодой и ушлый сородич, выбрал хорошее место для поисков пропитания. Он не хотел делиться. Я видела это в потоках энергии, окружающих его тело. Он не мог ничего сказать против. Чего стоит его опыт прогулок в ночь против уже бесчисленных нэнго для меня и Сукуны?       Одного тела не хватало, чтобы насытиться трём сородичам. И без того опасные путешествия приносили каждому подошедшему ко двору неминуемую смерть. Острые клыки терзали чужое горло. Кровь пачкала грубые мужские лица. Глаза путника закатывались, ноги слабели. Жизнь по капле покидала его тело, но у меня оставалось ещё немного времени, чтобы собрать остатки энергии.       Голод тянул вперёд к сладкому запаху, вёл за собой. Всё хуже удавалось контролировать жажду, растущие клыки впивались в мяготь нижней губы. Боль держала меня в сознании, пока я распутывала пояс и снимала с путника пропитавшиеся кровью одежды. Его грудь ещё вздымалась. Тяжело и прерывисто, на последних силах. А я не брезговала резать вытянутыми когтями плоть и подставлять свои уста к открытой ране.       Давно обрезанные волосы не волочились по земле, а лишь легко касались чужого тела самыми кончиками. Вряд ли он мог это почувствовать, но мне бы хотелось, чтобы его душа запечатлела последнее своё мгновение с мягким, приятным прикосновением. Извинением за причинённую ранее боль. Владельцем кичин-ядо. Сукуной. Мной.       Это только ради пропитания – убеждала я себя. Три сородича не могут насытиться из одной кормушки. Он умер бы до меня. И куда более худшим итогом для него было бы оставить тело проливать последнюю кровь впустую. Невежество молодого поколения. Они убивали ради прихоти, ради своих пустых желаний. Оставляли свой корм позади, едва почувствовав ускользающее сердцебиение. Энергия же питала тело до последнего вдоха, способна была насыщать ещё дольше.       В молчании прошёл и третий день. Выкрашенные кровью рукава стелились по татами. Алые листья момидзи медленно опускались на землю.

***

      Клыкастая улыбка напротив напоминала об опасности лишнего шага, лишнего вздоха, лишней мысли. Пока тревога щекотала по солнечному сплетению, воспринимать сказанное вампиром казалось непосильной задачей. Все внутренние резервы уходили на то, чтобы успокоить себя, поэтому закономерный вопрос звучал тихо и сдавленно:       — Какое… — Фушигуро чувствовал тянущее напряжение, сжимающее горло в тиски, и старался выровнять хотя бы дыхание, — …дело?       Он вглядывался в лицо вампира с непониманием. Любые попытки отыскать ответ разбивались о стену чужой непоколебимой расслабленности, диким образом граничащей с умиротворённостью. Яркая улыбка заметно поутихла, оставляя лишь тонкий намёк на былое веселье в приподнятых уголках губ. Сукуна смотрел на него в ответ взглядом ярким, заинтересованным, как в полезной информации бывают заинтересованы агенты Тенген, как когда они слушают сбивчивые объяснения пойманной с поличным нечисти. Словно для тысячелетнего сородича Фушигуро был настолько же любопытным объектом.       — Личного… — Сукуна подражал интонациям Фушигуро, выдержал ту же сдавленную паузу, но его глубокий низкий голос придавал ответу ещё больше противоречивого, двусмысленного окраса, — …характера.       В висках болезненно пульсировало перенапряжением. Расстояния между ним и Сукуной было чуть меньше, чем на вытянутую руку. Достаточно далеко, чтобы не чувствовать себя загнанным в ловушку, подобно произошедшему в лесу, но всё-равно слишком близко. Воздух ощущался плотнее, будто спрессованный их телами. Ему бы отступить на шаг, расслабить с каждой секундой сильнее сжимаемую пружину, или вообще выйти на поверхность, чтобы вдохнуть полной грудью.       — Скажу честно, — прозвучало на выдохе, равномерно, почти спокойно. — Я не читал ничего из всей той дурости, на которую Ураюме тратила время тысячу лет назад. Но я достаточно хорошо осведомлён о её характере после долгих лет совместных прогулок.       С этим Фушигуро мог поспорить. То, как говорил вампир о подруге сейчас, никак не соотносилось в голове с тем, как описывала их взаимоотношения Ураюме в Дневниках. С каждым новым словом в адрес вампирши усиливалось это чувство неправильности: Сукуна мог звать её упрямой или сварливой – и Фушигуро бы поверил, но он раз за разом упоминал лишь чужую глупость, которая никогда не чувствовалась в чужих записях.       Быть может, Фушигуро и впрямь надумал себе образ вампирши самостоятельно. Быть может, Сукуна действительно был прав, ведь они существовали бок о бок на протяжении долгих столетий. У Фушигуро были только Дневники, которые он мог до страшного романтизировать, накладывать на Ураюме образ другой упрямой, сварливой особы. Которая всегда затевала спор и всегда отступала первой, соглашаясь с любым, даже самым глупым, мнением Мегуми. Которая могла позволить ему переживать обиду на протяжении нескольких дней, а потом первая приходила мириться. И если раньше он часто мог называть её глупой, наивной в разговорах с друзьями или прямо перед ней вслух… Он бы не позволил себе даже подумать об этом сейчас.       Тяжёлые мысли отвлекали от каких бы то ни было других давящих чувств. Не сразу до Фушигуро дошёл смысл следующих слов Сукуны.       — В твоём случае всё наоборот. Но как бы сильно ты ни был ей очарован, мелкая дрянь остаётся мелкой дрянью, — по лицу вампира снова пробежала тень сложной эмоции, неприязнь к предмету разговора была лишь одной из граней им испытанного. — Она крупно подставила меня несколько сотен лет назад и ушла.       Сукуна не делился какими-то дополнительными подробностями произошедшего, и не в праве Фушигуро было требовать у него рассказать больше. Тем не менее, определённую драматичность, театральность слов сородича он не мог не отметить. Что-то по прежнему не сходилось.       — Зачем тогда тебе нужны Дневники сейчас? — Фушигуро не понимал. Сукуна в стенах Тенген оставался страшилкой, легендой, обросшей бесчисленными рассказами за последние шесть сотен лет. И они никогда не касались поиска Дневников или требования их вернуть. В отношении Дневников Сукуна существовал как персонаж потрёпанных свитков и никак иначе.       — Не то, чтобы они были мне действительно нужны, — несмотря на свои слова, Сукуна накрыл ладонью карман с телефоном, осторожно, скорее интуитивно, чем в полной мере осознанно. Что-то подсказывало Фушигуро, будь движение вампира обдуманным, он бы сам заострил на нём чужое внимание. — Но я могу найти то, над чем ломали голову в «Тенген-но-Хоши». Мне нужен тот, кто укажет на место, вызывающее вопросы. И укажет на уже изученное и проверенное. Всё, что интересно мне, на всё, что интересно Ордену. Равнозначная сделка.       — Подошёл бы любой агент, — озвученная догадка горчила на языке, после слов Сукуны – не вопрос, а утверждение. Он знал, что идёт в ловушку, но знание и подтверждение этому знанию ощущались по-разному тяжело. Вопреки ожиданию, Сукуна скорчил лицо почти в комически кислом выражении, словно успел украдкой прожевать дольку лимона.       — Может я поторопился с выводом насчёт твоих умственных способностей, а? — оскорбление не кололо так, как могло бы. — Ты и сам прекрасно понимаешь, что с любым агентом договориться бы не получилось. Они не умеют слушать и слышать, думают, будто их сил достаточно для того, чтобы перевернуть преимущество в свою пользу. С ними невозможно общаться, парень. А эту встречу, — Сукуна сделал шаг по направлению к Фушигуро, но немного в сторону, сокращая и без того незначительное расстояние небольшим наклоном головы, чтобы продолжить ещё более низким, приглушённым голосом, — ты предложил сам.       Вкрадчивый полушёпот над самым ухом шевелил волосы на теле. От самой макушки до пят прошёлся сковывающий холод, не идущий ни в какое сравнение с лёгкими мурашками, время от времени пробегавшими по коже в самом начале встречи. Страх переплетался с эмоциями абсолютно противоположным, противоречащими друг другу. Трещала по швам натренированная выдержка бывшего оперативника. Нечисть по долгу службы могла попадаться разнообразная, и агенты Тенген оттачивали свою хладнокровность по отношению к самым разнообразным ситуациям. Встреча с тысячелетним сородичем в перечень не входила.       Сукуна отстранился с улыбкой едва ли не триумфальной. Фушигуро сделал глубокий вдох, только осознав, что не дышал всё это время.       — Что ты вообще ищешь? — четыре слова, связанные в осмысленный вопрос, казались сомнительной победой над плавящимся мозгом. Фушигуро не до конца был уверен в том, понимал ли сам смысл сказанного. Поймёт ли ответ.       — Намёки, — спокойствие Сукуны поражало. — В этой коробке, — подтверждая сказанное он легко, но выразительно похлопал по карману, — мысли Ураюме за несколько столетий. Какой бы план она не затевала, она не могла не оставить на это каких-либо намёков.       Фушигуро месяцами перечитывал Дневники от первого до последнего символа. Какую бы подставу Ураюме ни готовила для Сукуны, это не прослеживалось из записи в запись. Их быт ничем не отличался от прогулки к прогулке. Но какой смысл был Сукуне обманывать?       — А если я откажусь? — вопрос риторический. Фушигуро без труда представил последствия такого решения – его собственное бездыханное тело на дне третьего колодца системы Токийского противопаводкового коллектора и абсолютная безнаказанность Сукуны после содеянного. Мегуми спрашивал только для того, чтобы выиграть время, прокрутить в голове разговор целиком и составить логическую цепочку.       Сукуна спрашивал, имелись ли у Тенген какие-то вопросы к Дневникам. Имелись. Фушигуро ломал над ними голову последние месяцы – почти два года. Искал зацепки по поводу мелких вампирских собраний, потому что не было никакого смысла искать Ураюме. Она пропала с радаров, вряд ли желала быть найденной кем-либо после того, как впала в немилость бывшего компаньона… Но что, если Сукуна прав? Что, если он действительно способен заполнить недостающие Ордену фрагменты воспоминаний и отыскать её после этого? Итог истории продолжал оставаться безрадостным. Сукуна не позволит Ураюме и дальше ходить по земле, а следом Мегуми пополнит собой список почивших агентов.       — Тогда мне придётся самолично оскорблять собственное сознание мыслями этой бледной поганки, — Сукуна звучал едва ли не раздосадованно, его почти что хотелось пожалеть по-человечески или, наоборот, рассмеяться от пузырящегося внутри чувства. Любой из этих порывов оставался лишь глупой идеей, задней мыслью. Даже после его слов страх перед вампиром поглощал остальные эмоции. — Я дам тебе время подумать, — добавил Сукуна куда твёрже, более собранно и спокойно. — Скажем… Недели две. И по прошествии этого обозначу место, где буду тебя ждать.       Вампир вновь сложил руки на груди и прошёлся взглядом по фигуре напротив. Мегуми мог отследить оценивающее движение глаз сверху вниз и обратно. Размышлял ли он о том, как быстро Фушигуро согласится на предложенную авантюру? Насколько действительно велико могло быть старательно игнорируемое желание найти таинственную владелицу Дневников?       — Токио слишком большой город, — Фушигуро не был уверен до конца, крылся ли какой-то подвох в выставленном Сукуной таймере, но знал наверняка, что затеряться в столице проще простого, не только для человека, но и для нечисти. Как вообще он представлял себе это «обозначение места»?       — Это не будет проблемой, — заверил его вампир. — Я вижу твою энергию и даже знаю её на вкус.       Сукуна интонациями выделял необходимые слова и сочетания, не меняясь при этом в лице. В нём не было никакого намёка, но перед глазами Фушигуро вспыхнуло воспоминание об их первой встрече в лесу. Оставалось надеяться, что внезапная потребность проглотить собравшийся в горле ком не будет интерпретирована как-то превратно.       — Так что на этом мы можем уже разойтись, — продолжал тем временем Сукуна, — Помочь выбраться из этой банки, или ты сам?       Он говорил как-то иначе. Слова его окрашивали нотки простые, почти что безмятежные. Они были лишены давящей силы, что пронизывала их диалог до этого момента. Фушигуро не сразу понял, к чему был задан вопрос, – отвлёкся на дезориентирующее ощущение, подобное свободному падению, когда больше не было поддерживающей тяжёлой ауры, только слабые её отголоски, напоминающие о том, что перед Фушигуро не человек – вампиры управляли энергией не хуже потомков.       — Сам, — коротко бросил Фушигуро. Протянутую было вперёд руку Сукуна спешно опустил в карман.       — Как хочешь, — спокойно прозвучало в ответ. Сородич легко пожал плечами, прежде чем исчезнуть из поля зрения.       Возможно, Мегуми не помешала бы помощь в том, чтобы выбраться из коллектора. Каждый колодец уходил в землю на добрые пятьдесят метров, и если спуск казался достаточно лёгкой задачей, то вот пересчитывать больше сотни ступеней при подъёме казалось делом чуть более трудным. Всё ещё выполнимым, особенно при использовании дара, но куда более медленным, чем перемещение вампира.       При хороших обстоятельствах Фушигуро мог тягаться в скорости с сородичами первых прогулок. Едва восставшие Явления и обращённые недавно бегали нечеловечески быстро, но не научились ещё тому перемещению, которое только доказывало представителям рода потомков паранормальную сущность вампирского бытия. Вампиры были ближе к миру мёртвых, чем к миру живых, и движения их больше походили на движения юрэй. Бесшумно, словно призраки, оказывались в задуманной точке быстрее мысли. Иногда – парили над землёй или каким-то иным образом игнорировали простую человеческую гравитацию.       Однажды Фушигуро увидел, как Юджи спускался по стене главного здания прогулочным шагом – дампир сказал тогда, что это был даже не первый раз, когда он сокращает так себе расстояние. А первый был чистой случайностью. Предложил потом Фушигуро быстрее добраться до кабинета. Фушигуро отказался.       Поэтому, собрав все силы, он направился к поверхности.       Сигнал сети появился только в паре шагов от выхода. Часы в углу экрана телефона услужливо подсказывали, что время перевалило за полночь. На метро Фушигуро уже было не уехать, да и как объяснять своё позднее возвращение в Тенген он не придумал. У него было не так много мест, где можно было бы остаться на ночь, когда до Ордена добираться было просто тяжело. На самом деле – только одно место во всём Токио.       Гудки по ту сторону трубки звучали подобно нервно тикающему таймеру на детонаторе.       — А-ни-ки, — продавленное через сжатые зубы с ощутимым упрёком в сторону Фушигуро прозвучало вместо громкого взрыва, — ты даже представить себе не можешь свою удачу.       На фоне громко хлопнула входная дверь.       — Потому что обычно нормальным людям нужно спать в половину первого ночи, — с каждым последующим словом Нанако распалялась сильнее. Фушигуро мог слышать, как она звонко приложила связку ключей, ударяя ими по поверхности полки у двери. У неё было много причин злиться.       — И почему ты тогда не спишь? — вместо извинений за поздний звонок. Нанако относилась к «нормальным людям» лишь опосредованно, получив в генетической лотерее возможность видеть сверхъестественное, но не получив силы влиять на мир по ту сторону завесы. Такого дара недостаточно для того, чтобы спокойно передвигаться по городу в отмеченные полпервого ночи, и Нанако – взрослая девушка, способная за себя постоять в случае обычной опасности, но знание этого не позволяло отключить противное жужжание где-то на периферии сознания.       — Задержалась над проектом у Амико, — без утайки выдала Нанако. — Не переводи стрелки, аники. Что тебе нужно? — грубо, и в то же время справедливо. Фушигуро не имел привычки звонить кому-либо посреди ночи. Для тех, кто знал его достаточно хорошо, подобное действие могло входить в разряд поистине подозрительных.       — Если я приеду к вам часа через полтора… — Фушигуро пытался в голове рассчитать время, необходимое на ожидание такси и путь от ближайшей остановки в Касукабе до квартиры сестёр в Сибуя. — Пустишь переночевать?       На линии повисло молчание.       — Ты говорил, что больше не занимаешься оперативной работой, — слова Нанако больно кололи по сердцу. Её тон казался наполовину – разочарованным, наполовину – осуждающим. Полтора года назад она была в числе первых, кто радовался самостоятельно объявленной отставке Фушигуро. Насколько вообще можно было радоваться в то время. И Мегуми должен был подвести разговор к просьбе как-то мягче, но звонок с самого начала пошёл не так.       — Если бы это была оперативная работа, я бы просто вернулся в Тенген, — Фушигуро попытался объяснить, как-то сгладить возникшие при общении с сестрой острые углы. — Но мне лучше не появляться там где-нибудь до обеда…       И снова молчание.       — За футон будешь драться с собаками, — что на языке Нанако равнялось доброжелательному приглашению. Она старалась звучать серьёзно и твёрдо, так, словно её угрозы могли быть хоть сколько-то правдоподобны. Фушигуро старался подыграть ей в ответ и не рассмеяться прямо во время звонка. Губы растягивались в улыбке.

***

      Дорога до жилого комплекса, где располагалась квартира сестёр, заняла времени даже меньше, чем предполагалось. Таксист всю дорогу молчал, хотя Фушигуро почти был уверен в том, что у водителя назревал ряд вопросов к поездке из «унылой Сайтамы» к населённым кварталам района Сибуя ночью. Ровно как и к тому, что расплачивался он наличными. Фушигуро услышал звук уезжающей машины за спиной только тогда, когда дошёл до двери подъезда и ввёл знакомый код.       Последний раз Фушигуро был здесь месяц назад – заходил поздравить сестёр с днём рождения и передать подарки от Сатору. Там не было ничего особенно дорогого, в двух аккуратно упакованных коробках лежали художественный набор для Мимико и аксессуары для Нанако, но пронзающий взгляд, с которым последняя просила отнести коробки обратно, говорил, что её отказ был далеко не привычным японским жестом вежливости. Мимико тогда всё же убедила сестру подарки оставить.       И при других обстоятельствах они бы в следующий раз увиделись не раньше, чем на Обон. Но исследование Дневников Ураюме привело Фушигуро к какой-то очень странной точке на его жизненном пути, и для дальнейшего размышления без лишних участных лиц ему нужна была комфортная обстановка.       Взгляд Нанако, с которой Фушигуро столкнулся сразу же после выхода из лифта, был далёк от такого определения как «комфортящий». Казалось, будто сестра пыталась всё же открыть в себе полезный дар и свернуть ему шею силой мысли или, как вариант, поджарить изнутри. За время ожидания она успела переодеться в домашнее – вряд ли она возвращалась от одногруппницы в выцветшей футболке и пижамных шортах – и распустить волосы. Фушигуро не понимал, зачем Нанако всегда стригла их «лесенкой» и следила за тем, чтобы короткие пряди от мочки уха до линии плеч не отрастали сильнее, если при любой попытке собрать волосы наверх они просто не могли дотянуться до резинки и оставались свисать по обе стороны от лица. Возможно, это было такой же данью моде, как осветление волос, но если такое решение Нанако выглядело, как хоть что-то логичное, то логики в чужой причёске вообще не было. По совету Нобары эту тему Фушигуро в разговоре с сестрой не поднимал.       По собственному совету он не сказал ни слова, пока шёл до входной двери и заходил в квартиру. Нанако шла следом, она же закрыла за ними дверь на ключ. И если Мегуми старался как можно спокойнее снять ботинки, невозмутимо повесить куртку на крючок над полкой для обуви, то сестра всё ещё стояла в гэнкане, опираясь спиной на дверь, руки её были сложены на груди, а выражение лица отражало всё больше недоверия.       — Значит, никакой оперативной работы не было? — первое, что Нанако ему сказала после звонка. Она звучала насмешливо, припоминая Фушигуро его же слова, а он не мог понять смысл, вложенный ей в приподнятую бровь. В конце концов Нанако слегка дёрнула головой в сторону, не отводя взгляда от его правого предплечья.       Рассчитывая на один из плохих сценариев развития событий, Мегуми в очередной раз забрал с собой зачарованную ленту, и та, совсем как в лесу, кружилась вокруг руки от запястья до локтя. Нанако, прожившая почти половину своей жизни в Тенген, прекрасно знала, что это за амулет и как с ним работать. Хотя по части обязательной боевой подготовки, в которую входила тренировка использования подобных амулетов, Мимико справлялась лучше.       — Ты можешь мне не верить, — он не собирался что-либо объяснять и как-либо оправдываться. Ни объяснений, ни оправданий у него не было. Да и как вообще можно было уложить произошедшее в какой-нибудь правдоподобный рассказ? Поэтому он обманчиво легко пожал плечами и стряхнул, наконец, ленту с руки. — Мне официально запрещено заниматься оперативной деятельностью, — признался Фушигуро. — С недавних пор.       — Я так и знала! — громко воскликнула Нанако, но, аккуратно взглянув на дверь за плечом Фушигуро, продолжила куда более тихо. — То есть когда в Тенген тебя буквально выгоняли работать – ты сидел в архиве и ничего не делал, но как только тебе работать запретили – ты тут же сорвался среди ночи с зачарованной лентой в руках… Аники, ты невозможный.       Однако взгляд искрящихся в темноте гэнкана глаз был далёк от злобного. Он походил на осуждение, но всё равно ощущался мягче.       У Нанако причин держать брата подальше от опасной нечисти было ничуть не меньше, чем у Сатору. Но тот даже при всём своём беспокойстве оставался частью Тенген и учителем Фушигуро, прекрасно знающим о необходимости время от времени менять его вид деятельности. В противном случае Мегуми с головой погружался в работу. Раньше – в оперативную, сейчас – в исследовательскую, архивную. Близняшки знали об этом не хуже, но куда активнее выражали свою неприязнь к организации в принципе.       Поэтому реакция Нанако, мягко говоря, удивляла.       — Одежду найдёшь в шкафу, — коротко бросила сестра и отошла на шаг от двери. Ей не нужно было указывать, в каком именно шкафу всегда лежала запасная одежда на случай, если кто-нибудь из семьи всё же решил бы навестить девочек и остаться подольше. Это всегда был шкаф в коридоре, удобно встроенный в нишу стены. — Ляжешь в гостиной или в комнате Цумики?       — В гостиной, — будто иной вариант вообще можно было рассматривать. Никто из близняшек за прошедшее время не занял освободившуюся комнату, они продолжали ютиться вдвоём, словно в том, чтобы перенести свои вещи к почившей сестре, было что-то неправильное. Но Мегуми такой вариант предложили, вероятно, посчитав, что у него куда больше прав это место занять, пусть даже всего на одну ночлежку. Цумики всё-таки приходилась ему родной старшей сестрой. И изначально это была только её квартира.       Цумики никогда не говорила прямо, что работать с Тенген не будет. Она ходила на все тренировки, читала местную литературу, изучала теорию и пыталась влиться в практику. Без особого энтузиазма, без громких успехов, чем сильно удивляла тогда будущих и действующих агентов, прекрасно знавших, чьей дочерью она была и кто именно взял её с братом на воспитание. У Цумики не было полезного дара – только способность видеть сверхъестественное – и возможно именно это являлось для неё основной причиной держаться в рамках среднего. Не больше, не меньше.       В семье никто не говорил, что Цумики могли быть не рады в рядах организации, пусть даже на позиции дознавателя. А она никогда не жаловалась на сложность программы или плохое отношение со стороны сверстников. Но ни Сатору, ни Сугуру не могли полностью оградить её от парадигмы Тенген. А мир потомков состоял исключительно из чёрного и белого. Орден – хороший, нечисть – плохая, но нечисть, входившая в состав организации, считалась хорошей. Потомок с достаточной силой полезного дара неминуемо становился оперативником. Потомок без дара должен был организацию покинуть.       Такие идеи казались зверством, но зверством логичным. Один подготовленный потомок без дара, но с возможностью видеть сверхъестественное, был в состоянии избежать заготовленной нечистью ловушки и даже помочь простым людям, предупредить их об опасности впереди. И за завесой уже проживало множество подобных потомков, одной больше, одной меньше, Тенген бы не заметил, а мир бы стал чуточку для простых смертных безопаснее. Они поступали в университеты, получали достойные профессии и работали на общее, гражданское благо.       Тогда Цумики долго убеждала его, что так правильно. Она бы принесла пользы куда больше в качестве медика, чем в качестве какой-нибудь поварихи для агентов Тенген. Вряд ли бы в её случае дело дошло до такой крайности, но она знала свои плюсы и минусы, записалась на курсы, успешно выпустилась из школы и поступила в вуз. Сатору не поскупился на квартиру в Сибуя, почти рядом с новым местом учёбы. Хотя на скромный взгляд Цумики – две комнаты в добавок к гостиной были немного слишком. Мегуми помнил, как она о покупке рассказывала со смущённым румянцем на щеках, пока Сатору с гордой улыбкой добавлял в историю красок: «Сугуру, там полы с подогревом!», «Да, квартира немного больше, чем мы рассчитывали, но эй, вы бы только видели, как она улыбнулась! Как я мог после такого поселить её в какой-нибудь однушке?», «Магазин. Шоколада. Совсем рядом. Буквально через дорогу. Цумики, мы будем очень часто тебя навещать, обещаю!».       Это «мы» перестало существовать уже через год. И со стороны было бы слишком цинично заявить, что к этому стоило быть готовыми. Жизнь оперативника, какой бы она ни была благородной, – игра в русскую рулетку. Фушигуро этот урок выучили одним из первых. А вот близняшки с потерей приёмного отца смириться не смогли. Им было по тринадцать, когда они переехали к Цумики, разочарованные окончательно как в самом Ордене, так и в Сатору в частности. Слишком маленький возраст, чтобы сформировать осознанное мировоззрение, но упрямства им было не занимать. Поэтому Цумики совмещала воспитание мелочи с обучением, а Сатору всё так же покрывал все расходы не только на универ, но и на коммуналку. С момента смерти Сугуру квартиру девочек он никогда не навещал лично, оставаясь в Тенген даже на праздники. Подарки от него всегда передавал сёстрам Мегуми.       Через некоторое время Мегуми решил, что было бы лучше к сёстрам переехать. Цумики никогда не спорила, позволяла ему перевозить осторожно некоторые вещи, но очень вежливо намекала на то, что девочки в состоянии справиться сами. Мегуми всю жизнь провёл в Ордене, готовился к оперативной работе в организации, у него был полезный дар, и в качестве агента Тенген он был куда полезнее, чем среди гражданского населения – любой человек мог приобрести навыки для социально важной профессии, но никто кроме потомков не мог получить дар. Цумики училась в вузе, Мегуми ходил на рейды.       Оперативники могли выписывать себе патрули самостоятельно, после договорённости с директором, но чаще всего действовали по наводке тех, кто не имел полезного для «полевой работы» дара и занимался мониторингом ситуации. Дознаватели, архивные работники – большая часть организации, надёжная сеть информаторов об изменяющейся обстановке. Они докладывали о собирающихся Явлениях, об участившейся активности в «местах силы», о затерянных артефактах или о найденных пострадавших от рук самой разнообразной нечисти. Они не докладывали о молодом вампире в окрестностях Сибуя. Потому что у каждого потомка из дознавателей было право на ошибку. Но такая ошибка всегда стоила человеческих жизней. И две молодые девушки – это не так много. В сводках новостей типичное происшествие об ограблении с загнанной в угол жертвой и случайной свидетельницей… переросшее в двойное убийство.       Это случилось немногим больше, чем полтора года назад.       — Спокойной ночи, аники, — почти прошептала Нанако перед тем, как скрыться за дверью их с сестрой комнаты.       — Спокойной, — отозвался Фушигуро в пустоту коридора.

***

      Гостиная в квартире сестёр была достаточно просторной – почти в девять дзё, что позволяло вместить всё необходимое для комфортной жизни. Прямо посередине комнаты располагался большой серый диван с выступающей угловой частью – самое последнее приобретение при обустройстве квартиры, но, несомненно, важное. Он не раскладывался в полноценную кровать, однако даже в сложенном состоянии позволял Фушигуро спокойно вытянуть ноги и не страдать от неудобных позиций в попытках на диване всё-таки уместиться. Фушигуро уснул через несколько минут, закутавшись в одеяло гусеницей.       Его разбудили солнечные лучи, что мягко, но упрямо грели тёмную макушку. Одеяло почти полностью свесилось на пол, и что-то подсказывало Фушигуро, что тому всё-таки немного помогли так аккуратно съехать и растянуться по искусственным доскам. Мегуми не собирался валяться так весь день, и намеревался было встать, как услышал шаркающие шаги из коридора. Ноги, обутые в жёсткие прорезиненные тапочки, едва поднимались над полом, переступали медленно и осторожно.       В маленьком, выстланном двумя татами – просто как дань традиции – уголке комнаты оживились самые маленькие обитатели квартиры. Хотя под понятие «маленькие» Куро и Широ подходили плохо. И ведь изначально Сатору на самом деле хотел подарить девочкам комнатную собачку в честь окончания школы, но его внимание очень быстро привлёк Куро – тогда ещё только кутёнок с меланизмом, которого никто не хотел брать, потому что «это не стандарт породы», «наверняка он не чистокровный» и «вы нам всё врёте». Все документы у собаки были в порядке, как и у абсолютно белого Широ, которого Сатору тоже купил – то ли для уравновешивания мироздания, то ли попросту иронии ради. Близняшки иронии не оценили. Поначалу. Но вот, не прошло и трёх лет, как пушистые братья полностью обжились в квартире и теперь семенили по полу в направлении кухни, ожидая вкусняшку.       Сестра в комнату не вошла – вползла скорее, опираясь исключительно на мышечную память при передвижении по квартире. Длинная тёмно-синяя сорочка висела недвижимым балахоном, слишком медленными были чужие движения. Длинные каштановые волосы больше походили на путанное гнездо – Мимико явно первым делом пошла к собакам, не успев ни то что привести себя в порядок, но и банально проснуться.       Она лениво щёлкнула по кнопке на кофемашине, чуть потянулась на носках, чтобы достать с полки подвесного шкафа необходимый собакам корм…       — Доброе утро, — голос Фушигуро мягко вклинился в рутину сестры. Она тут же подпрыгнула на месте от неожиданности, выпуская из рук наполненный контейнер. К великому сожалению Куро и Широ, она всё же успела поймать его до соприкосновения с полом. Корм остался в целости и сохранности благодаря натренированным рефлексам, ничуть не угасшим за годы жизни без Тенген. Видимо, подобные происшествия случались и в обычной жизни довольно часто.       — Мегуми-ни-чан, — протянула сестра, стоило им встретиться взглядами, — нельзя так пугать. — Собаки подметали полы хвостами, пока Мимико крепче прижимала к груди контейнер. — А если бы у меня нож в руках был?       Мегуми поморщился. Велика была вероятность того, что нож не просто бы вылетел из рук напуганной девушки, а полетел бы прямиком в направлении источника звука. Запускать в нечисть банки с кормом девочек не учили, в то время как всё колюще-режущее должно было ощущаться в руке знакомо и идти в ход интуитивно.       — Это было бы неприятно, — согласился с собственным ходом мыслей Фушигуро. Мимико наполнила кормом две миски у окна.       — Когда ты пришёл? — голос сестры был ещё достаточно тихим, немного сонным, словно утреннему потрясению не удалось разбудить её окончательно: голова обессиленно опускалась к плечам, нос почти утыкался в прижатый к груди контейнер, она возвращалась к небольшому рабочему пространству кухни всё теми же ленивыми шаркающими шагами. Мегуми следил за сестрой, развернувшись корпусом к спинке дивана, руки свободно были перекинуты через серый бортик в расслабленном жесте.       — Вчера ночью, — излишне поспешно бросил Фушигуро, но в ответ получил лишь кивок. Мимико развернулась у кухонных шкафов медленно, осторожно прощупывая рабочее пространство руками – она явно всё ещё пробиралась через тягу организма вновь оказаться в мире сновидений. Мимико всегда вставала раньше многих в Тенген, но каждый подъём давался ей с трудом, и пока она «приходила в чувства» – постепенно просыпались остальные, уже достаточно бодрые для свершений грядущего дня.       В каком-то роде это было одной из причин, почему она, в отличие от сестры, решила проводить всё своё время дома, следить за собаками и заниматься рукоделием на продажу, а не учиться в вузе. Кажется, у Мимико даже была своя страничка в какой-то из соцсетей, если не в нескольких сразу, где она показывала этапы создания вылепленных фигурок по заказам. Ролики монетизировались. Доход от них и от весьма нестабильного потока покупателей едва ли мог покрывать счета Нанако за обучение, которые каждый триместр стабильно оплачивал Сатору, но этих денег хватало девочкам на еду и одежду, плату по квартире и на содержание двух достаточно крупных собак. Так что… семью Гето нельзя было назвать бедствующей даже после их ухода из Тенген.       — Какие-то проблемы в Ордене? — по монотонному голосу сестры было едва возможно различить загоревшийся огонёк интереса. Фушигуро резво покачал головой из стороны в сторону и с короткой усмешкой наблюдал за пробежавшей по лицу напротив тенью досады. Мимико уже успела освободить руки и, бросив короткий вопрос, принялась хозяйничать на кухне.       — Скорее у меня проблемы, — признался Мегуми на выдохе, — и я понятия не имею, что с этим делать.       — Эти твари всё-таки выгнали тебя на оперативную работу? — несмотря на общее спокойствие, Мимико оставалась близняшкой Нанако, и отголоски общего вредного характера время от времени появлялись в её речи и поступках. Предположение Мимико на самом деле было равнозначно и близко к истине, и далеко.       — Говоришь, совсем как Нанако, — Фушигуро слишком поздно поймал себя на мысли, что поморщился от этих слов. За годы жизни под одной крышей он так и не понял, кто всё-таки задаёт темп в жизни близняшек. Казалось, те самым удивительным образом равномерно распределили как возможности друг друга, так и мировоззрение. — Они не твари, Мими-чан. Они просто так работают. Меня не выгоняли никуда, но я сильно проштрафился. И наказание получил заслуженное.       Сестра снова развернулась к Фушигуро. В руках у неё были две кружки с кофе. В электрочайнике грелась вода.       — Говоришь, совсем как Цумики, — Мимико отзеркалила не только чужую фразу, но и выражение лица. Среди их далёкой от классического типа семьи именно Цумики отвечала за ясность разума. Она объясняла правила организации, которые всегда были ей более интуитивно понятны, она тихими фразами пыталась убеждать младших в справедливости наказания, когда те откровенным образом мотали нервы всем вокруг. После её смерти холодной головой в этом, пусть и разделённом, доме должен был стать Мегуми. Получалось у него это плохо. Возможно, потому что девочкам уже не пять и не пятнадцать. Возможно, потому что до этого Мегуми был для них худшим примером.       — Словно это плохо, — ответ Фушигуро казался спокойным, пальцы слегка подрагивали, смыкаясь на переданной ему кружке.       — Не плохо. — Мимико отпила маленький глоток кофе и осторожно опустилась на диван недалеко от Мегуми. — Просто на тебя не похоже, — ещё один глоток. — Так что там за наказание?       Мегуми молчал. В кружке стыл заваренный американо, пальцами Фушигуро почти неслышимо отбивал по стенкам незамысловатый ритм. Мимико громко втянула ещё один глоток с характерным сёрпающим звуком. У неё был заварен тот же напиток. Любовь сестры к горькому кофе без грамма сахара хорошо компенсировала её любовь к сладкому. На рабочей поверхности кухни уже лежали банки с джемом, шоколадной пастой и несколько готовых тостов.       — Мегуми-ни-чан? — в ровное звучание чужого голоса осторожно пробивалось беспокойство. — Что бы это ни было, они бы не смогли придумать ничего хуже запрета на оперативную деятельность. А ты и так ничего не делаешь, как одолженный кот…       Как бы сильно девочки ни старались от Ордена дистанцироваться, порядки организации уже были заложены в сознание, и темы, которые они поднимали в разговорах со знающими (по большей части исключительно с Мегуми), зачастую очень точно попадали по общему настроению. Как отвечать на вопрос сестры, Фушигуро не знал.       — Он всё-таки решил куда-то вылезти после того, как получил официальный запрет, — обратила на себя внимание проснувшаяся Нанако. Та ни на секунду не задержалась в дверном проёме, ловко пересекая пространство гостиной до кухни. Фушигуро следил за её передвижением с ощущением лёгкой благодарности и лишь толики лёгкого семейного раздражения. Она избавила его от необходимости отвечать самостоятельно.       — Что? — взгляд Мимико, до этого встретивший сестру, вернулся к Мегуми. Фушигуро наконец-то притронулся к своей кружке кофе.       — Это случайно вышло, — Мегуми мог видеть сверлящее недоверие Мимико; разбирающаяся с завтраком Нанако наверняка закатила глаза, едва услышав слова брата. Она вернулась с тарелкой тостов, осторожно поставив ту на маленький стол рядом.       — Можно что угодно сделать случайно, но точно не закрутить зачарованную ленту и уехать в пригород ночью. — Нанако невежливо указала в сторону Фушигуро уголком поджаренного хлеба в руках. — Чем ты вообще думал?       Даже если бы Фушигуро объяснил сёстрам историю от начала и до конца, они бы едва поняли. У него у самого в голове с трудом состыковывались последние из принятых им решений с решениями, которые придётся принимать дальше, если он всё же согласится на… чем бы ни обернулось предложение о сотрудничестве с тысячелетним сородичем. Поэтому Фушигуро предпочёл молчать и пить свой кофе.       — Зато теперь я его узнаю, — вернулась в разговор Мимико, настала очередь Фушигуро закатывать глаза. Он честно старался быть осторожнее последние месяцы, не выходить лишний раз за обозначенную Тенген территорию, спокойно изучать Дневники Ураюме и другие архивные книги, хотя… приоритет по какой-то причине отдавался именно Дневникам. Поездка на Окинаву не должна была обернуться таким количеством проблем и тянуть за собой ещё больше в перспективе.       — А я всё равно осуждаю. — подала голос Нанако, стоило ей только прикончить свой тост и запить глотком зелёного чая. Любовь семьи к чёрному кофе она не разделяла.       — Ты всегда осуждаешь, — оспорила её близняшка. — Она просто переживает, — пояснила Мимико и без того очевидный факт. — Мы обе, на самом деле. И я не хочу лезть в ваши разборки агентов. Просто… Если ты всё-таки решил, что тебе необходимо работать с… тем, с чем ты работаешь, — Фушигуро слышал лёгкую заминку в речи сестры, почти готовясь сделать ставку против самого себя, что она сдержала порыв называть Тенген «тварями» снова, — то хотя бы звони нам почаще – ты слишком редко это делаешь.       — Только не в час ночи, умоляю, — добавила следом Нанако. — У меня учёба, я ночью пытаюсь выспаться.

***

      Мегуми задержался в квартире ещё на несколько часов. Уютные семейные перепалки перемежались с домашними заботами. Несколько раз Фушигуро ловил себя на мысли, что не один он пересмотрел некоторые взгляды после происшествия, и близняшки тоже сильнее приблизились к тому образу мысли, что был у старшей сестры. Это стоило заметить в тот момент, когда Нанако разрешила оплачивать своё обучение, но они обе говорили слишком много нелестных слов об организации, и впечатление смазывалось. Они до сих пор оставались резкими в своих выражениях, это уже закрепилось где-то на уровне интуитивном для них, и всё же особая категоричность – она ушла из их разговоров. В праве Мимико было прибить его ноги к хвалённому полу с подогревом, но вместо этого она просила его лишь чаще звонить им…       Тем сильнее ломалась построенная картина другого диалога. Ураюме не должна была Сукуне вредить и уходить. Только не та Ураюме, что предпочитала присоединиться к кровавому ужину, безмолвно соглашаясь на растерзание незнакомого путника, принимая участие в обескровливании, осушении, когда большую часть своих прогулок в ночь она тратила на поиски чистой энергии, безопасной и благородной подпитки.       Благородством из них двоих никогда не отличался Сукуна. Но ушла – Ураюме. Вопросы накапливались. Фушигуро не заметил, как дошёл от станции до главных ворот Тенген пешком. Остывший вечерний воздух располагал к размышлениям, долгие прогулки помогали уложить в голове потоки разрозненных мыслей.       — Фушигуро! — Мегуми не дёрнулся от внезапного громкого голоса Итадори поблизости, но осторожно перевёл взгляд в его сторону. Тот тоже возвращался откуда-то из-за периметра. Красная футболка с супергероиней из комиксов на нём сменилась жёлтой – теперь с супергероиней из кино. Снова блондинка – на этот раз с собранными в сложную причёску волосами. Фушигуро старался не смотреть осуждающе.       — Ты с рейда? — потому что если он опять упустил нечисть, его придётся учить не только навыкам владения оружием, но и банальным основам скрытности.       — От дедушки, — бросил тот, не сбавляя шага. Фушигуро понимающе кивнул.       Дедушка Итадори не знал, кем являлся внук. Догадывался, возможно, отмечая нечеловеческую силу, скорость, рефлексы… однако предпочитал все странности игнорировать и воспитывать его в весьма обычном ключе. Отсутствие родителей Юджи принимал, как данность, – дедушка с лихвой восполнял всё недостающее ребёнку внимание, ловко выдавая все странности, которые наверняка присутствовали в их жизни, за что-то бытовое и нормальное. Сам того не подозревая, Итадори Васкэ долгие годы охранял внука от агентов Тенген. Орден следил за полукровкой последние лет двадцать, просто отмечая время от времени, что вампирская кровь ещё не ударила парню в голову и он вполне может сосуществовать с обычными людьми, не требуя особого пропитания. И при таком раскладе Юджи мог бы вполне прожить среди смертных до тех пор, пока замедленное старение не стало бы слишком заметным для людей. Но Итадори-сан оказался в больнице, а Тенген в лице местного «великого и могучего» Годжо Сатору воспользовались ситуацией. Организация очень вовремя предложила едва закончившему универ парню свою помощь, и Юджи всё-таки оказался по иную сторону завесы.       — А ты где пропадал? — от встречного вопроса Мегуми хотелось поскорее скрыться в стенах главного здания. — Разве у тебя не запрет на полевые работы?       Фушигуро стоило оставить у девочек хотя бы куртку. Слишком приметный сигнал об оперативных работах и единственный предмет гардероба со скрытыми и вместительными карманами.       — Я был у близняшек, — словно бы это могло всё объяснить. О Мимико и Нанако Юджи знал весьма опосредованно. Да, сёстры Фушигуро. Да, сводные. О большем он не распространялся, не считая свои запутанные семейные связи чем-то достойным внимания. Даже о Сатору он предпочитал говорить в первую очередь как об учителе, чем как об опекуне – хватило с него уже особого отношения.       Быть ребёнком агента Тенген – обычное дело. Чаще всего браки заключали дознаватели между собой, иногда они находили кого-то по ту сторону завесы, но возвращались обратно, иногда это был союз оперативника с не полевым агентом. Особой редкостью был брак, в котором оба потомка были оперативниками. Рожать детей и строить семью, прекрасно осознавая высокую смертность в профессии, – глупо. Но кого когда останавливали доводы разума? Зато холодный ум помогал переживать ситуации, в которых родители всё же встречали свой финал, а ребёнка… или детей передавали под опеку других агентов.       Иногда дети оказывались в Ордене как-то иначе. Хотя назвать пережитый опыт менее травмирующим у Фушигуро не повернулся бы язык. Потому что бывало такое, что среди попавших в ловушку разной нечисти оказывались потомки. Это случалось либо из-за недостаточной осмотрительности, либо, наоборот, из-за любопытства тех, кто мог видеть больше, чем обычные люди. Мимико и Нанако относились к таким.       Им было около пяти, когда Тенген выжгли недалеко от Токио аномальное гнездо кумо. Оборотни-пауки, как говорили имеющиеся в распоряжении Ордена книги, не были социальными личностями и предпочитали одиночную аккуратную охоту в лесах и деревнях. Но то ли год выдался для них голодным, то ли они слишком обленились в поисках пропитания – очень скоро на месте отеля возникло гнездо весьма тесно связанных между собой кумо. Мимико и Нанако чудом не пополнили список жертв, став единственными выжившими в том кошмаре. Их вытащили Сугуру с Аманай-сан.       Об истории в полной мере не знала даже Нобара, хотя ей довелось видеть девочек лично, правда, ещё до того, как они окончательно переехали к Цумики.       — У них всё хорошо? — участливо поинтересовался Итадори, немного нахмурив брови. Новички в Тенген могли не знать всей истории. Однако факт того, что Фушигуро бывает у сестёр не так часто, как мог бы, в глаза бросался даже им.       — Да, — спокойно ответил Мегуми, — у Нанако просто проблемы с итоговым эссе о старояпонском, — он даже не соврал. Перед тем, как уйти, Фушигуро всё же помог сестре с расшифровкой отрывка из какого-то исторического свитка для закрытия отчётности по классической литературе.       Юджи похлопал по чужому плечу в знак сочувствия. Он только недавно избавился от необходимости доделывать спорные коллективные проекты и писать итоговые эссе по каждому предмету. Японское высшее образование было беспощадно.       — Я бы даже врагу не пожелал садиться за эссе… — судя по мрачному тону, Итадори явно вспоминал собственные неудачи на сессиях. — Мне приходилось готовиться с одногруппниками, — внезапное признание хорошо укладывалось в его компанейский характер, — обычно это просто мозговой штурм был, но иногда мы складывались и покупали работы…       Фушигуро повернулся к другу, возможно, слишком резко. Он успел заметить все оттенки эмоций, быстро сменяющихся на чужом лице. Юджи явно не ожидал столь резкой реакции и не успел подготовиться.       — Не смотри на меня так, — последнее его выражение балансировало на грани смущения и возмущённости. — На каждой сессии по восемь предметов, если никто не решит, что вот в этом триместре журналистам очень нужен практический проект. Делать много, времени мало, у меня из семьи только дедушка… он же вообще не шарит, а единственный человек, который на курсе разбирается в какой-нибудь дичи, типа анализа путевых заметок чиновника эпохи Нара, работает уже над тремя такими эссе и зарабатывает на этом. И мне же нетрудно, — спокойно добавил Итадори, — в смысле заплатить не трудно, поговорить с ним и попросить за друзей…       Единственное, что успокаивало Фушигуро во внезапной исповеди – то, что Юджи всё-таки оказался в Тенген и не работал по специальности. Хотя Нанако тоже жаловалась на обилие откровенно лишних предметов на курсе, на которые всё равно приходилось ходить и набирать баллы.       — А ты прям секёшь за старояпонский? — неожиданно поинтересовался Итадори, поддерживая входную дверь главного здания.       Мегуми неопределённо повёл рукой по воздуху:       — Не то, чтобы сильно, — изучать в Тенген приходилось разные тексты. Среди источников информации большая часть была написана ещё до появления бунго. По свиткам и фолиантам расползалась старояпонская кана, более грамотные, высокопоставленные исследователи оставляли тексты на старом и относительно современном китайском. Мегуми разбирался в этом только потому, что всю жизнь знал о важности архивов; чтение старой каны было таким же обязательным занятием, как и тренировки владения оружием. Даже Нобара, что пришла гораздо позднее, уже могла спокойно читать «Комплекс знамений» – книгу хоть и несоизмеримо менее древнюю, чем Дневники Ураюме, но всё ещё требующую определённого знания устаревших слов и выражений.       Тексты Нанако о природных красотах Древней Японии не содержали описаний кровавых пиров, расчленений или утекающих сквозь пальцы мгновений чужой жизни. Было непривычно, но это неплохо отвлекало. Совсем как Итадори, который за своими разговорами каким-то непонятным образом скорректировал их маршрут.       Вместо двери в собственную комнату Фушигуро открыл дверь на кухню. Это было противоположное крыло главного здания. Окна первого этажа выходили на маленький сад, организованный во времена настолько далёкие, что поддержание его в надлежащем приятном виде сейчас можно было полноправно назвать данью традиции. Само же помещение было невелико, напоминало больше кухню в богатых европейских домах, чем место для приготовления пищи в каких-нибудь официальных учреждениях. Централизованный приём пищи по часам с трудом укладывался в хаотичный распорядок обычного дня организации. Агентам оказалось удобнее приходить в свободные от работы и тренировок часы, чтобы приготовить себе еду самостоятельно, или взять лёгкий перекус – в противоположных углах кухонного гарнитура стояли два больших холодильника, по центру комнаты располагался остров со второй плитой.       За островом сидели бок о бок Кугисаки с напарницей. Те даже не высказали удивления по поводу возвращения Фушигуро. И если Нобара всё же слегка переменилась в лице и позволила себе расслабленный выдох, Маки равнодушно бросила на него быстрый взгляд и вновь перевела своё внимание на Нобару.       Судя по виду обеих девушек, они сами недавно вернулись с полевой работы. Вряд ли дело касалось сородичей – солнце не успело сесть, но без прямого столкновения с нечистью явно не обошлось. По коже предплечий Кугисаки, не скрытым короткими рукавами её тёмной джинсовки, проходили борозды неглубоких царапин. Хотя вряд ли подобное её волновало – Нобара активно копошилась палочками в коробке с лапшой. Маки повезло меньше. От её рабочей куртки кто-то успел оторвать рукав, а среди копны коротко остриженных чёрных волос без труда можно было заметить древесные щепки. Возле неё на столе лежали сломанные очки: в круглой оправе разбилось пополам одно из стёкол, по той же стороне отсутствовала прозрачная пластиковая дужка.       — Не успела вернуться из отпуска, как снова уходишь в резерв? — поинтересовался Фушигуро с явным намёком на происшествие.       Маки не нужны были очки, чтобы видеть старательно изображаемое сочувствие на лице Фушигуро – зрение у неё было отличное. Зачарованные Нобарой стёкла – бутафория, необходимая только для работы. Магия крови пронизывала саму суть предмета и позволяла Маки видеть то, что без каких-либо проблем видели другие потомки. Клановое проклятие сильно осложняло ей жизнь. И винить во всём стоило её отца.       Род Зенин славился в Тенген своими оперативниками. Энергия ночи давала им силу, скорость, выносливость, кто-то мог почти что растворяться в ночной мгле и оставаться незаметным для посторонних глаз, кто-то мог укреплять силой тени собственное тело. Почти безграничные возможности использования дара вселенная компенсировала за счёт дурного характера. Фушигуро не нужно было лишних доказательств, но даже такие вещи организация приукрашивала. В обычной жизни Зенины не были настолько страшны, однако выбор ими второй половинки превращался для Ордена в катастрофу локального масштаба. Популярная в рядах потомков поговорка гласила: «Влюблённая Кицунэ перестаёт быть угрозой – влюблённый Зенин угрозой быть начинает», поэтому никто не мог воспротивиться решению Зенина Оги взять в жёны представительницу рода Камо.       В целом, Камо мало чем отличались от остальных потомков. Среди их даров встречались как полезные, так и ограничивающиеся возможностью видеть сверхъестественное. Обычная семья агентов Тенген, которая осталась бы незамеченной среди вереницы более именитых родов, если бы в далёкие времена кто-то из их наследников не повздорил с ведьмой внутреннего тока.       История умалчивает, что именно произошло между ними, но итог закрепился на многие поколения вперёд. При общей значимости даров, кровь каждого из потомков рода Камо была проклята, и это мешало им в полной мере свои дары использовать. Незначительным ущербом отделался Камо Норитоши из Киото – его острое, практически соколиное, зрение вынуждено было работать в рамках полного дальтонизма. Оставшаяся в старой столице Май, сестра-близнец Маки, не могла самостоятельно контролировать окружающие её потоки энергии и вынуждена на протяжении всей жизни использовать вспомогательные амулеты.       Маки же чувствовала энергию особенно тонко, однако фактическая слепота на сверхъестественное сильно ограничивала для неё список профессий в Тенген. Потомка с полезным даром, хоть и проклятым, никто не выгонял. Но Маки сразу вбила себе в голову, что на меньшее, чем оперативная работа, попросту не согласна. Поэтому к восемнадцати годам она перевелась в токийское отделение с надеждой всё-таки заняться делом. Примерно в то же самое время Сатору привёл к ним Кугисаки.       Года через три они стали работать вместе. К тому моменту Нобара окончательно распугала всех свободных оперативников, а Маки успела зарекомендовать себя агентом ответственным и надёжным.       — А когда ты успел вернуться из резерва, Фушигуро? — Маки внимательно оглядела его внешний вид. Если бы Фушигуро знал, что в будущем ему придётся скрывать странные походы от своего руководства и коллег, он бы купил больше одной удобной куртки… Или стал бы выходить ради простых прогулок в разы чаще. Сейчас же пытливые взгляды грозились прожечь в нём дыру. Через эту самую куртку. — По-моему, на тебе запрет.       Фушигуро с тяжёлым вздохом опустился на барный стул напротив коллеги.       — Я не был на оперативной работе, — короткое пояснение под шум от кухонных шкафов. Юджи искал, чем можно перекусить. В хаотичном порядке громыхала посуда (словно кто-то мог припрятать свой ужин среди сковородок), хлопали дверцы. Нестройная бытовая мелодия заземляла, позволяла Мегуми звучать почти, как обычно. Он надеялся, что Маки не видела сквозь эту мишуру.       — Тогда куда тебе нужно было вечером субботы сразу после ухода Годжо-сана? — Зенин знала, куда бить. Фушигуро не высчитывал время специально. Они разошлись с Сатору по чистому совпадению – видимо, звёзды так сошлись, или что ещё. Фушигуро даже не успел оправдание своему походу придумать, и тут же воспользовался ситуацией, когда никому ни о чём докладывать не пришлось бы. По факту, ему всё же нужно было поставить в известие Директора. Но у Яги-сана всегда слишком много дел, чтобы ещё и учесть всего один выход Фушигуро за периметр. К тому же – к сёстрам.       — О, он был у сестёр, — вступился за него Юджи, — Разве о таком надо отчитываться? Я не знал… Я только от дедушки вернулся, мне тогда тоже надо что-то заполнить?       Итадори бодро жестикулировал, подкрепляя свои слова честными яркими эмоциями. Дверь холодильника за его спиной закрылась с приглушённым хлопком.       — Тебе ничего делать не нужно, Итадори, — Нобара необычайно мягким для неё тоном остановила порыв Юджи в этот самый момент бежать к кабинету Директора. — А вот над Мегуми теперь особый контроль.       Фушигуро поёжился. Над новыми оправданиями ему придётся подумать. За тонкими спинами близняшек он прятаться больше не сможет.       — И надолго над ним теперь этот «особый контроль»? — стоявший у холодильника Юджи, казалось, совсем забыл уже о поисках еды. Слишком увлёк его диалог о судьбе Фушигуро.       — Пока он не докажет, что может быть хорошим мальчиком и действовать по регламенту, — Нобара напоследок повозила палочками по дну коробки и, не отыскав там больше заваренной лапши, отодвинула тару к краю стола.       — То есть, это навсегда, — подытожила Маки слова напарницы. Девушки, даже не взглянув друг на друга, синхронно рассмеялись. Тихо и мягко, но всё равно обидно. Сатору после подобного запрета вернулся к оперативной работе достаточно быстро, хотя он, объективно, куда меньше походил на человека, способного удержать себя в рамках регламента. Не то, чтобы Фушигуро нужна была оперативная работа, однако возможность выйти за пределы полевого городка Тенген без лишнего внимания к своей персоне ему бы сейчас не помешала.       — Ребят, тут только одна коробка онигири осталась, — слова Юджи, снова внимательно вглядывающегося в раскрытый холодильник, были совсем не к месту, но хорошо помогли перевести разговор в менее печальное русло.       — Я не буду, — твёрдо заявила Маки. Фушигуро пожал плечами и бросил следом:       — Мне всё равно, — голодным себя он не чувствовал, хотя подкрепиться ему бы не помешало.       Тарелка с онигири, уже распакованными, опустилась на столешницу острова между ними. Юджи резво занял свободное место напротив Нобары, забрал с тарелки одну порцию.       — И сколько нужно времени на то, чтобы наколдовать Маки-сэмпай новые очки? — поинтересовался он у Нобары, прежде чем сделать первый укус. Обычный ужин обычного человека. Сейчас с трудом представлялось, что когда-нибудь Итадори придётся пить кровь. Или чистую энергию, если он сможет научиться этому сам… В голове не укладывалось, что мимо Тенген прошёл простой гастрономический факт о нынешних вампирах. Разве действительно так трудно заметить, что вампиры стали кусать людей чаще не просто из принципа навредить? Что это стало для них единственной возможностью пропитания?       Тем временем разговор продолжался.       — Около недели, — пояснила ему подруга, — И я не могу создать предметы из воздуха, это не так работает. Я зачаровываю вещи.       — Но мне всё равно придётся упомянуть сломанные очки в отчёте, — ни то предупредила, ни то воспротивилась Маки, — Это была последняя пара, пускай теперь возмещают сопутствующий ущерб сами. Я свои деньги тратить на них не буду.       — Эта бумажная волокита только всё затянет… — скулящий тон Нобары неприятно резал по ушам. Наевшаяся ведьма, вытянув руки вдоль столешницы, аккуратно прилегла на кухонный остров. — А я работать хочу…       Фушигуро не удержался от иронического фырчания:       — Ещё недавно ты хотела в отпуск, — напомнил он ей один из прошлых разговоров. Казалось, та история с Явлением произошла целую вечность назад, когда на деле не прошло и месяца.       — Никогда не верь ведьмам после ритуала, — тихо пробурчала Нобара в ответ. — Я думала ты уже что-то в этом понимаешь…       Голос её становился тише с каждым словом. Фушигуро, может, и не понимал ничего в том, как разговаривать с ведьмами после проведения ими ритуалов, но разбирался в том, как работала их магия обычно. И обычно на заклинания тратилось огромное количество энергии. Со временем ведьмы привыкали к тем или иным обрядам, рассчитывали, сколько у них уйдёт ресурса, с поразительной точностью. Нобара не показывала своей усталости, но долго противиться потребности прилечь не могла.       — Может, её донести до комнаты? — Юджи, осторожно коснулся пальцем предплечья Нобары. Та отозвалась на прикосновение едва слышимым бурчанием:       — Я сама дойду.       Фушигуро её упрямство всегда поражало. Нобара могла сказать то же самое о нём самом. Мягкую улыбку он решил спрятать за своей порцией онигири.       — Она сама дойдёт, — повторила Маки более громко и чётко, в ровном тоне коллеги Фушигуро всё же мог слышать лёгкий намёк на иронию.       — Что это вообще было за задание? — наконец озвучил Юджи давно витавший в воздухе вопрос.       Маки устало выдохнула. Но всё же ответила.       — Изначально Иджичи просто сказал нам проверить объявление о пропаже кошки в Синдзюку, типа что-то было там не чисто… — она прикрыла глаза, как делала всегда, собираясь с мыслями. — Я не думала, что это будет что-то серьёзное. Среди нечисти много кошатников – если она убежала к кому-нибудь из местных, мы бы просто договорились о возвращении, ничего трудного…       Фушигуро ещё раз осмотрел разорванную куртку Зенин, в царапинах на руках Кугисаки он теперь узнавал характерно кошачьи следы.       — Лучше бы он отправил Аманай-сан, — заключение от Нобары звучало тихо и невпопад. Аманай-сан была ведьмой внешнего тока, специализирующейся на огненной магии. Связь между огненной ведьмой, кошками и потрёпанным видом подруг в сознании Фушигуро постепенно начинала прослеживаться.       — А потом оказалось, что возвращать никого не нужно, — на лице Маки отразилась смесь горького разочарования и праведного гнева. — Ты знал, что бакэнэко действительно умеют кидаться огненными шарами? — прозвучало слишком внезапно, будто Нобара и впрямь научила напарницу справляться с перепадами настроения через резкие переходы в диалогах.       Юджи растерянно покачал головой. Фушигуро кивнул. Он никогда не встречался с бакэнэко по работе лично, хотя много читал о них в архивных записях. Истории о ёкаях мира по ту сторону завесы могли прививать, а задокументированные в хронологии отчёты – едва ли.       — Убить её мало было, — устало протянула Нобара, та уже явно проигрывала внутреннюю борьбу с усталостью, но продолжала активно участвовать в разговоре, насколько позволяли стремительно покидающие её силы.       — Кошка давно подменила ребёнка и под предлогом поиска пропавшей себя искала себе пропитание, — от слов Маки по спине Фушигуро пробежал холод. И дело было не только в отстранённо-спокойном тоне оперативницы. В изученных архивных текстах говорилось в том числе о питании кошек-оборотней данного вида, о том, как именно они подменяют кого-то в домах.       — Девочку жалко, — Нобара звучала уже на грани шёпота.       — Нас застали врасплох, пришлось драться, — Итадори слушал рассказ Маки внимательно, участливо кивая после каждой паузы. — Я могу понять, когда оборотень использует только физическую силу, их задавить не трудно, но огненные шары… Это было слишком.       — Остальным Иджичи займётся. — Нобара приподняла голову над столом, чтобы тут же уткнуться снова в руки, на этот раз удобнее.       Дар Киётаки Иджичи ограничивался способностью видеть сверхъестественное, но полезные связи его не ограничивались только мистической стороной завесы. Поэтому чаще всего именно он вёл дела с местной полицией. Тем, кажется, легко было довериться простому и бесхитростному Иджичи. Он не обманывал их, но многого не договаривал, из-за чего мелкие происшествия очень аккуратно укладывались в обычную криминальную сводку. Дело о смерти Фушигуро Цумики к той стороне завесы подводил именно он.       Нобаре же просто хотелось побыстрее скинуть оставшуюся часть работы, чтобы не заниматься заполнением лишних бумажек. Как-то самостоятельно представить историю бакэнэко они бы не смогли даже при сильном желании: требовалась тонкая работа, на которую обе девушки не были способны. Слишком резкими порой бывали их слова, о последствиях они не думали. Но даже если бы им и удалось тонко направить полицию на необходимый след, история пропавшей девочки больше напомнила бы историю с пропавшей туристической группой на Окинаве.

***

      Дело перебросили на полицию через две недели. Всё это время Маки выжидала решения по компенсации на три сотни йен, что ощущалось самым невозможным упрямством из всего, что успел увидеть в стенах организации Фушигуро.       Говоря об упрямстве, нельзя не вспомнить и Сатору, который вернулся в Тенген только к утру следующего дня. Над чем бы он сейчас ни работал, это явно занимало времени больше, чем обычные рейды. Возможно, он был в Киото, но Мегуми не спрашивал. Если Сатору действительно там был, он бы всё равно не сказал.       Поэтому Мегуми оставалось только смотреть и подмечать детали.       Поэтому Сатору не оставалось ничего другого, кроме как за поручениями по городу его гонять, лишь бы подальше от Тенген.       Так он оказался в торговом центре посреди Сибуя с Нобарой и Маки, и рядом не было даже Юджи, который легко бы перевёл всё их внимание на себя. Нобара неизменно затаскивала их в самые дорогие бутики, советовала напарнице парфюм от именитого бренда, на что глаза закатывал не только он, но и сама Маки. Зато нулевые очки они взяли самые дешёвые, упаковкой на семь штук среди других уценённых товаров. С оправой из цветного пластика на каждый цвет радуги. До сих пор это было их единственное приобретение.       — Вы не понимаете, суть не в том, чтобы что-то купить, а в том, чтобы посмотреть на то, что можно будет купить, — поясняла им Нобара, подгоняя к очередной кричащей вывеске.       И Фушигуро не трудно было помочь подругам донести до Тенген любое количество их будущих покупок, если бы пытка не длилась уже четыре часа, а маленькую коробку с очками Маки не закинула себе в рюкзак сразу.       — Займёшь нам место? — Маки легко толкнула Фушигуро локтем, едва за поворотом стала видна вывеска фудкорта. Простой жест слишком явно намекал на то, что просьба была адресована ему лично. — Мы ненадолго.       С этими словами они просто скрылись в направлении уборных, так и не дождавшись от друга какого-либо внятного ответа. Их «ненадолго» могло растянуться минут на пятнадцать, и Фушигуро не планировал всё это время стоять караулить их под дверью, поэтому всё-таки отправился в сторону кассы для заказа, а после – к хаотично расставленым по торговому залу столикам. Несмотря на время, свободных мест оставалось поразительно много – Мегуми не нужно было торопиться, чтобы успеть присесть.       Билет с номером заказа плохо подходил для нервного постукивания по поверхности стола. Даже согнутым он продолжал мягко сгибаться у поверхности, из-за чего Фушигуро отбросил бумажку в сторону и продолжил нервно перебирать по столу пальцами.       От ощущения чужой ладони, мягко прошедшей по развороту плеч, Фушигуро слишком резко дёрнулся и обернулся. Перед ним стояла блондинка, заметно отросшие тёмные корни подтверждали, что пепельный оттенок на её каре был результатом похода в салон. Она не успела окончательно опустить руку, пока Фушигуро оборачивался, но уже секунды спустя стояла ровно, слишком неестественно по-аристократически ровно в своих обтягивающих коротких брюках и свободном цветочном топе. На лице её застыла кривая улыбка, больше напоминающая оскал. Зрелище, в сочетании с пустым, ничего не выражающим взглядом, напоминало о чём-то психопатическом.       — Две недели прошло, Тенген-но-Хоши, — у неё был мягкий высокий голос, но после этого обращения Мегуми мог слышать за ним только грубую глубину тона тысячелетнего сородича.       Фушигуро прикрыл глаза и шумно выдохнул, приводя мысли в порядок, прежде чем снова посмотреть перед собой. За это время девушка никуда не делась. Мегуми позволил себе внимательно её осмотреть. Расфокусированный взгляд, чуть подёрнутые мистической дымкой глаза – сознание её явно находилось где-то за пределами происходящего. Сам Фушигуро уже не первый раз сталкивался с отложенным гипнозом – это был самый нелюбимый приём из арсенала Сугуру, и один из самых полезных для Тенген. Не все потомки его клана унаследовали подходящий дар, а у Гето он до сих пор считался самым гибким для применения в работе: Сугуру помогал и оперативникам, и дознавателям, и целителям. Из ныне живущих даже Тоге не мог похвастать хотя бы половиной того функционала, что был у старшего родственника.       И учителем Сугуру был хорошим. При знании, что дары каждого потомка имеют свои ограничения, он всё равно пояснял детям то, что делал. Близняшкам нравилось его слушать. Мегуми никогда не думал, что полученные знания ему пригодятся.       Пока в реальности перед ним не встала очарованная девушка. Фушигуро не знал, как их разговор видели другие посетители, были ли среди них потомки, была ли девушка чувствительна к энергетическим потокам или видение просто вложили ей в голову вместе с командой. Очарованные могли жить спокойно и не подозревать о том, что встретили нечто сверхъестественное, а потом сталкивались с заранее обозначенным триггером и полностью подчинялись отданному приказу.       — Буду ждать завтра после заката, — добавила девушка после секундной заминки. — Набережная Сумиды, возле парка Отакебаши, – прекрасное место.       Сказав это, она развернулась в сторону выхода с фудкорта. Фушигуро мог видеть, как расслабилась её спина и куда более естественной стала ровная осанка, стоило ей отойти от него на несколько шагов.       — Что это была за девушка, Фушигуро? — погрузившись в мысли, он упустил тот момент, когда Маки и Нобара закончили со своими делами. Маки уже опустилась на свободный стул по правую сторону от Фушигуро, Нобара трясла его за руку слева.       — Спрашивала, есть ли у меня акционные купоны, — без зазрений совести соврал ей Мегуми. Такая ситуация уже случилась с ним однажды несколько лет назад, так что эта ложь в каком-то роде являлась и правдой.       — И ты ей отказал? — несмотря на очевидный вопрос, Маки звучала практически утвердительно, словно не было никакого иного варианта.       — Я похож на человека, который хранит акционные купоны? — возмутился Фушигуро больше для вида – трудно было добиться от себя реального негодования, когда он знал, что весь этот диалог основывался на обмане.       — Это не так работает, — Нобара, всё ещё цепляющаяся за рукав кофты Фушигуро, гневно его потрепала. — Девушка спрашивает: «Не найдётся ли у вас лишнего купона?», ты говоришь: «Нет, но я бы мог вам оплатить заказ сам, если вы скажете мне свой номер», она улыбается и диктует нужные цифры, ты записываешь, покупаешь ей еду, звонишь вечером или на следующий день, потом свидания и секс… или в обратном порядке, там как пойдёт…       Нобара отпустила его руку ещё на моменте отыгрыша диалога по ролям, стараясь точно исполнить и милые женские интонации, и непривычную для Фушигуро озабоченность. Сам же Мегуми надеялся, что лицо его отражало именно тот уровень отвращения к развернувшейся перед ним сценке, который он реально испытывал.       — Девушка ведь правда симпатичная. — Нобара обвела взглядом друга, напарницу, и добавила следом короткое пояснение: — объективно.       — И она объективно простая смертная, — по какой-то причине Фушигуро продолжал разговор о своих несуществующе-возможных свиданиях. Кто-либо другой был бы не против отношений с человеком по иную сторону завесы. Большинство ведьм находили себе мужей именно среди простых смертных, хотя в полной мере здоровым этот союз назвать было трудно. По неизвестным причинам ведьмы редко образовывали семьи с потомками. Нобара это недоумение разделяла, говорила, что ситуация для Тенген была бы беспроигрышной. Родившаяся от такого союза девочка бы унаследовала семейную ведьмовскую магию, а мальчик – силу потомков своего клана. Но отношения между ведьмами и оперативниками продолжали быть исключительно рабочими.       — Это не важно, если речь просто о нескольких свиданиях и возможности выпустить пар, — звучало справедливо, но как-то слишком цинично. Логические цепочки Нобары нередко отклонялись по моральному компасу от «добропорядочного севера». Маки считала это особенностью ведьм внутреннего тока – попробуй сохранить нрав лёгкий и кроткий, когда для магии требуется своя или чужая кровь, – и не сильно возражала.       — Кстати, о возможности выпустить пар…       Фушигуро остановил подругу на середине предложения, заметив на табло извещение о собранном заказе. Вернулся он с нагруженным подносом, где кроме его комбо лежали заказы для Нобары и Маки. Маки в еде была не привередлива, поэтому спокойно забрала с подноса большой стакан газировки и упакованный в коробку большой бургер. Глаза Нобары сияли при виде молочного коктейля-десерта и какого-то бургера из раздела специального тематического предложения.       — Фушигуро, ты лучший, — Нобара быстро сменила гнев на милость, пока пыталась осторожно развернуть упаковку, — но ты сбил меня с мысли…       — Ты говорила про возможность выпустить пар, — напомнила ей Маки, пластиковая трубочка с неприятным скрипом проехалась по прорезанным краям отверстия в крышке стакана.       — О, точно, спасибо, — она попробовала напиток прежде, чем продолжить. — Как думаешь, если мы с Маки напишем по заявлению на патруль в Ни-Чоме, нас отпустят?       — А почему не должны? — Фушигуро пожал плечами, щёлкнула крышка стакана с кофе. Синдзюку всегда оставалась районом круглосуточной жизни и, как из этого вытекающее, паранормальной активности сверхъестественного. Совсем недавно там почти безнаказанно разгуливала бакэнэко, и девушкам удалось с ней справиться.       — Потому что мы не будем патрулировать, — призналась Маки. — Нобара хочет в клуб, но я потратила свои выходные на отпуск, а у ведьм практически нет свободных дней.       Нобара щенячьими глазами смотрела на Фушигуро поверх своего бургера.       — И мы сначала зачаруем очки, чтобы не быть застигнутыми врасплох, если что действительно случится, — продолжала Маки, Нобара несколько раз кивнула в подтверждение её слов. Фушигуро мог только вздохнуть. В конце концов, у него не было полномочий запрещать подругам веселиться, и доносить на них он не собирался, в первую очередь потому, что Нобара сама никогда не выдавала идеи Фушигуро кому-либо.       — Я бы взяла тебя с нами, — предложение Нобары не могло иметь ничего общего с реальностью, что она подчёркивала почти извиняющимся тоном, — но на тебе запрет, а если ты скажешь, что собираешься в клуб в тот же день, то Яга-сан легко сложит «два» и «два».       Фушигуро ни в какие клубы идти не хотел, поэтому просто отодвинул в сторону Нобары бумажный конверт с картошкой.       Но по возвращении в Тенген сказал Сатору, что у него в планах на завтра отдохнуть немного и повеселиться… Где-то в районе Синдзюку. Возможно, в клубе. И в гордом одиночестве, потому что планы не включали в себя возвращение домой до утра. Среди объяснений в мыслях затерялось ощущение, что он в принципе не вернётся, а его обескровленный труп Тенген выловят под мостом через реку Сумида.

***

      Последний раз Фушигуро был в клубе лет пять назад. Нобара тогда решила отметить своё совершеннолетие с размахом: то есть с музыкой и официально разрешённым теперь по возрасту алкоголем. Она собрала всех близких людей из организации, пришёл даже Сатору, который выполнял всё время роль обеспокоенного родителя и следил за тем, чтобы вверенные ему дети не попали в неприятности.       В неприятности попал сам Сатору, когда Директору стало известно, что на клуб в Ни-Чоме он променял деловую поездку в Киото. С тех пор Нобара старалась ни в какие злачные места с собой сэнсэя не звать. А Фушигуро старался на приглашения Кугисаки не отвечать.       Поэтому выбор подходящей одежды… занял некоторое время. Разумеется, ни по каким клубам Фушигуро не собирался. Но видимость для Тенген следовало создать правдоподобную. Как итог, образ «Фушигуро для клуба» мало чем отличался от «Фушигуро для оперативной работы». Сплошной чёрный, где удобные штаны сменились рваными джинсами, а куртка с просторными карманами – кожанкой. «Я точно поехал крышей,» – бросил Мегуми в сторону собственного отражения и взъерошил сильнее без того непослушные волосы.       К парку Фушигуро дошёл часам к девяти. Вряд ли под фразой «после заката» Сукуна подразумевал время непосредственно после захода солнца. Вампиру же тоже нужно было как-то дойти из места своего временного убежища до набережной и не сгореть. Чем ближе Фушигуро подходил к набережной, тем холоднее становился и без того остывший ночной воздух.       Сукуна не возник прямо перед ним, как это было в лесу или в коллекторе. Фушигуро оглянулся. В поздний час на набережной было почти пусто. Редкие пешеходы шли навстречу, скамейки пустовали. Кроме одной. Недолго думая, Фушигуро отправился в ту сторону. По мере приближения он не ощущал усиления давящей энергии, но лучше мог видеть более приметные признаки знакомого сородича: откинутые назад окрашенные волосы, линии меток на лице. Сукуна занимал пространство скамейки полностью. Лежал, согнув в колене одну из ног, и смотрел куда-то в небо, подперев голову закинутыми назад руками на манер подушки. Фушигуро осторожно поднял голову, чтобы осмотреть небосвод, но не увидел ничего достойного внимания: не было ни звёзд, ни луны.       — Значит, всё-таки девушки? — Сукуна медленно повернул голову в сторону Фушигуро. Тот мог видеть, как натягивается мышца на шее сородича, хорошо просматриваемая в глубоком вырезе его чёрной, претенциозно атласной рубашки.       — Что? — сути заданного вопроса Мегуми не понял. Взгляд отслеживал опасно натянутые на бицепсах складки чужих рукавов.       — Не важно, — усмехнулся он по каким-то своим причинам и поднялся. Одним грациозными движением сородич переменил положение и сел на край скамьи. — Присядешь, или прогуляемся?       Фушигуро то внимательно всматривался в лицо Сукуны, то переводил взгляд на пустующее место рядом с ним и обратно. Вот так просто? Они рассядутся на скамейке и будут говорить о Дневниках тысячелетней вампирши, словно вся затея не будет стоить Мегуми жизни?       — Значит, прогуляемся, — подал голос Сукуна, когда молчание со стороны Фушигуро начинало всё сильнее напоминать тот ступор, которым оно и являлось. Вампир осторожно поднялся со скамейки, начал разминать шею. — Тебя пришлось долго ждать, — пояснил Сукуна, несмотря на то, что Мегуми не успел задать вопрос, на который эта реплика была бы ответом. — Собирался? — Его взгляд прошёлся по Фушигуро с ног до головы. — Хорошо выглядишь, — заключил Сукуна после недолгого молчания.       Фушигуро не опустился на скамейку, но даже так не стал ощущать ситуацию хоть сколько-нибудь под своим контролем. Он непроизвольно задержал дыхание. Как стоило отвечать в подобных ситуациях? Обвёл собеседника взглядом в ответ. Сукуна оставался… Сукуной. Никуда не делись метки на лице. Чёрные острые узоры ярко контрастировали с почти выбеленной ночным освещением кожей. Свет фонарей перетекал по гладкой ткани рубашки, заправленной в чёрные классические брюки. Мегуми мог бы сказать, что вампир тоже потратил время на сборы, но скорее всего оказался бы не прав. Воспоминания о встречах в лесу и в коллекторе продолжали время от времени возвращаться в сознание мощными вспышками. Менять одежду под ситуацию – это естественно. Мегуми и сам переоделся только ради эфемерного алиби.       — Тенген думают, что я где-то в Синдзюку, — не будь мысли Фушигуро заняты общим непониманием, он бы удивился тому, как отстранённо прозвучал его голос. — Из-за тебя надо мной повышенный контроль.       — Из-за меня? — уточняющий вопрос Сукуна дополнил выразительно приподнятой бровью. Фушигуро старался выровнять дыхание. Его слова не должны были звучать так. Будто Тенген давно в курсе про каждый из походов Мегуми. Когда на деле встреча… встречи с Сукуной от начала и до конца оставались лишь собственной проблемой Фушигуро.       — Из-за кровавого пира, — уточнил он, — и того случая с… высасыванием энергии, — использовать придуманный Нобарой термин не хотелось, но и найти более подходящего слова, кроме уже известного, Фушигуро в короткие сроки не смог. — Мне пришлось соврать… Они до сих пор думают, что любой вампир может так питаться….       Из выражения лица Сукуны ушло вопрошающее напряжение, и на смену ему пришло что-то более лёгкое.       — Боишься за свой Орден? — протянул он насмешливо, губы разомкнулись в клыкастой улыбке. Фушигуро опустил веки.       — Знаю, что они не смогут устоять перед идеей выйти на след Сукуны, — произнёс Фушигуро в темноту перед собой. — И живыми уже не вернутся, — итог он озвучил, уверенно смотря Сукуне в глаза.       — А ты хорошо меня знаешь, парень. — Сукуна опустил руки в карманы и развернулся, уверенно зашагав вперёд по набережной.       — Ты не скрываешься. — Фушигуро последовал за ним.       — Ну почему же, — с лёгким намёком на обиду протянул сородич. Фушигуро старался смотреть перед собой, а не на него, и идти в ногу. — Я очень ответственно подхожу к тому, чтобы сохранить свои прогулки в ночь настолько анонимными, насколько возможно. Иначе бы я не просуществовал столько, сколько существую.       Фушигуро утвердительно кивнул на чужие слова. Спорить с ними было глупо, особенно, когда он и сам знал, сколько среди Тенген уверенных в окончательной смерти Сукуны уже пару сотен лет как.       — Ураюме наверняка довольна таким раскладом… — воспоминания об Ордене тащили за собой воспоминания и о том, зачем Мегуми пришёл сюда в первую очередь.       Сукуна пожал плечами, прежде чем ответить коротко:       — Кто её знает… — звучало отстранённо, задумчиво, и Фушигуро всё таки позволил себе короткий взгляд на вампира.       — Она очень за тебя боялась, — утешение работало только в том случае, если являлось правдой. Ураюме на самом деле много говорила о том, как не хотела бы повторить судьбу знакомых ей сородичей и как не хотела подобного для Сукуны, гораздо менее собранного, гораздо более вызывающего.       — Красочно расписывала в Дневниках обо всех моих промахах молодых лет? — Сукуна поймал его взгляд, смотрел с насмешкой в выразительных карих глазах…       — Вроде того, — подтвердил Фушигуро его предположение. Вышло тихо и хрипло. Сукуна вновь переключил всё внимание на дорогу. Фушигуро последовал его примеру.       — Но в итоге самую большую дичь натворила она сама… — отозвался вампир настолько же тихо, глухо и сдавленно, — Это нечестно…       Мегуми ещё раз повернул голову в сторону, но ничего не смог прочесть по чужому лицу.       — Убьёшь её? — предположил он, сглатывая тяжёлый ком. — При встрече?       Это бы хорошо объяснило странную решительность, пробивающуюся сквозь общую отстранённость. Смерть в наказание за предательство казалась единственным способом решения проблемы в рядах нечисти. Как бы грустно это ни звучало для самого Фушигуро по причинам старательно отрицаемым.       — Я не настолько зол, — вопреки ожиданиям, Сукуна запротестовал, сбился на шаг, пропуская Мегуми вперёд, но очень быстро взял себя в руки. — Мне просто интересно, как она это сделала и чего ожидала… Что я рад буду? — тон его голоса подбирался к крику. — Дура.       Последнее слово он произнёс едва ли не шёпотом, почти одними губами. Если бы Фушигуро не смотрел на вампира всё это время, не факт, что заметил бы.       — Она никогда не говорила в Дневниках, что хотела бы уйти… — признался Фушигуро, почему-то казалось очень важным сказать это Сукуне. — Или я читал их как-то не так…       За поникшим голосом скрывалась внезапно возникшая в голове мысль. Если бы Цумики, как многие другие девушки, вела бы свой дневник… Делилась бы она с бумагой тем, как не хочет связывать свою жизнь с Тенген? Или бы она просто рассказывала о разных сотворённых братом глупостях, пока он был несмышлённым подростком… Если Цумики не отчитывала его, вслух говорила только о том, как гордилась. Вряд ли Ураюме говорила то же самое Сукуне.       — И как много ты о нас знаешь?       Настала очередь Сукуны обращать голову в сторону Фушигуро, и очередь Фушигуро – переводить взгляд вперёд. Он не знал, что ответить, пожал плечами.       — Вряд ли я знаю хоть что-то… — разговоры об Ураюме, даже в таком необычном ключе, расслабляли. За всё время, что Фушигуро проводил в изучении Дневников, никто из Ордена не решался заговорить о них как-то иначе, чем с изначальным упрёком в сторону бывшего оперативника. Никто не пытался узнать, кем была та, что сильно помогла организации продвинуться в изучении сверхъестественного. — Это были только мысли Ураюме. То, как она смотрела на ситуацию. Взгляд трудно назвать объективным… да хоть каким-то знанием. Но ей нравились прогулки в ночь, — последние слова будто перечёркивали всё, сказанное ранее, однако не озвучить свои мысли Фушигуро не мог, — и твоя компания, несмотря ни на что…       Он перевёл взгляд на вампира ровно в подходящий момент для того, чтобы увидеть, как тот пожал плечами, будто отзеркалив недавнее движение Фушигуро.       — Этого уже достаточно, чтобы сложить какие-то впечатления.       — Возможно.       Следующие несколько метров они прошли в абсолютном молчании. Оно не давило, Мегуми почти не чувствовал ауры Сукуны, слишком заметной раньше, но внезапно отхлынувшей тогда, в коллекторе. Комфортной тишину назвать тоже было нельзя. Ни на секунду у Фушигуро не получалось забыть, что прогулку по набережной он совершает бок о бок с тысячелетним сородичем.       — Но я о тебе ничего не знаю… — разрезал тишину глубокий голос Сукуны. Фушигуро встрепенулся.       — А зачем? — он старался звучать беззаботно, только тело его уже ощутимо напряглось, готовилось пусть и к ментальной, но обороне. Сукуне не за чем ничего о нём знать кроме того факта, что он работает в Тенген и изучает там Дневники Ураюме.       — Тяжело строить рабочие отношения в неравных условиях… — ответил Сукуна легко и непринуждённо. — Не могу же я вечно обращаться к тебе по названию вашей шайки?       Он перевёл взгляд на Фушигуро снова, смотрел внимательно, выжидающе, словно одним этим взглядом пытался докопаться до чего-то. Пока сам Фушигуро просчитывал возможные плюсы и минусы. Внутренняя борьба наверняка отображалась на его лице. У него не было иной опоры кроме самого себя, поэтому он крепче сжал ладони в кулаки, почти до болезненного ощущения впивающейся в кожу кромки ногтей.       — Фушигуро Мегуми, — представился он без особого энтузиазма. Все «за» немногим перевешивали все всплывшие в голове «против», а само имя он сообщил, будто готовясь к удару, к толчку и свободному падению. Но ничего за этим не последовало.       — Фушигуро Мегуми, — повторил следом Сукуна, расплываясь в довольной улыбке. Собственное имя перекатывалось на чужом языке с заметным интересом к его звучанию, к тому, как оно произносится собственным голосом вампира. — Это многое объясняет.       Сукуна не произносил последние слова как-то иначе, не выделял их как-либо уничижительнее, и от этого не становилось спокойнее. Напряжение не уходило. Он не знал, какую средневековую чушь готов был услышать от тысячелетнего сородича в качестве реакции на женское имя, поэтому решил действовать на опережение, накидывать собственные идеи:       — Нелогичность? — Фушигуро сам путался в том, что собирался делать, и что делал в итоге. — Одержимость Дневниками? — с их кровавыми, но всё-таки нежными историями. — Слабость? — в том, как он раз за разом нарушал все предписания Тенген по работе с нечистью, когда прекрасно знал, что работать стоило иначе…       — Вкус, — резко оборвал поток его мыслей Сукуна. — У каждого человека свой уровень энергии. И имя тоже несёт в себе определённую силу, формирует общий фон за счёт той энергии, что оно несёт само и накапливает в себе с каждым новым обращением… У тебя сильный дисбаланс в сторону Ян, — пояснил вампир, — это издалека заметно. Так что тебе вряд ли бы дали спокойно выйти из леса, если бы я у тебя не от… — Сукуна будто поперхнулся воздухом, запинаясь на единственном слове, — если бы не забрал лишнего, — исправился он.       Вся вываленная на него информация была далеко не тем, что Мегуми ожидал услышать. Если вампиры видят мир так же, как и Сатору, то именно поэтому тот легко смог понять, что именно с Фушигуро не так? Что ж, это действительно объясняло многое. За исключением одного момента.       — И тем самым только сильнее уверил сородичей в мысли, что я – твоя кормушка.       — Не без этого, — в том, как легко свою вину признал Сукуна, не ощущалось ни грамма раскаяния. — Мне нужны были Дневники…       Звучало обидно.       — Откуда вообще взялась уверенность, что я их тебе принесу, если останусь цел? — парировал Фушигуро. Они подходили к мосту и Мегуми не мог не подумать о том, как представлял себя убитым именно на этой точке. Сукуна нападать не спешил, напротив, в его голосе послышалось неизвестная тонкая, хрупкая нотка:       — Мне понравилось, как ты говоришь об Ураюме, — и следом куда более строгое, выверенное: — Ты вообще-то первый, кто упомянул её из ваших.       Фушигуро закатил глаза. Мост они миновали.       — Мои, кстати, очень недовольны тем, что я провожу с её Дневниками много времени, — внезапное признание казалось в тот момент необходимым озвучить. Будто не он минутами ранее решил не распространяться о себе.       — Твои – глупы, — казалось, Сукуна и впрямь верил в то, что говорил. Уверенная и расслабленная поза никак не намекала на возможную ложь ради попытки узнать о Мегуми и об организации больше. Это не было случаем реверсивной психологии.       — Ты говорил, что Дневники глупые, — напомнил ему Фушигуро с неизвестно откуда взявшимся весельем. Он не защищал Орден, но не мог не оставить слова Сукуны без внимания.       — Дневники глупые, — согласился сородич, — но если это из-за них ты не кидаешься с ножом на заведомо куда более сильного противника, то что-то толковое в её писанине всё-таки найдётся…       Ответ звучал как что-то в духе Сукуны, и Мегуми не хотел задумываться о том, почему считал, будто бы сколько-то можно понимать в духе тысячелетнего сородича.       — Как ты вообще узнал, что Дневники у Тенген? — ещё один наиболее интересный для Фушигуро вопрос. Тогда, в лесу, Сукуна узнал о принадлежности Мегуми к Ордену всего лишь за счёт того, что тот процитировал что-то из Дневников.       Сукуна обманчиво задумался, театрально поскрёб ногтем по клыкастой метке под губой.       — Ну, думаю, когда ты не находишь их на старом месте, а потом охотники буквально начинают следовать за тобой по пятам – ты начинаешь о чём-то догадываться.       Фушигуро эту картину представил. Это могла быть какая-нибудь пещера – из самых скромных вариантов для Ураюме и Сукуны пережить светлое время суток. Сначала – там появлялся растерянный Сукуна, который не понимал, куда делись сложенные аккуратно свитки. Потом — сменяющие друг друга на лице сородича стадии принятия после каждой новой встречи с Тенген.       — Не думал о том, что Ураюме просто сама могла их забрать? — Фушигуро кинул ещё одну идею на размышление. Сукуна от этой идеи отмахнулся сразу. На его лице возникло странное выражение, не похожее на то, которое обычно появлялось при упоминании Ураюме. Подкрепляя своё несогласие с предположением, он покачал головой из стороны в сторону.       — Я уходил с Ураюме, — процедил Сукуна сквозь плотно сжатые зубы. — Сначала пропали дневники. Потом уже эта мерзавка вывела меня из себя.       Мегуми мог чувствовать разгорающуюся над головой лампочку пришедшей в голову зацепки.       — Ты не задумывался о том, что она могла пойти на сотрудничество с Тенген?       Но в ответ Сукуна лишь покачал головой.       — Мне кажется это возможным вариантом… — озвучил Фушигуро. В архиве не было никаких записей об Ураюме, кроме её Дневников, но ведь её могли обозначить и анонимным информатором или ещё как-то иначе под выдуманным именем. — Я мог бы покопаться в архивах, посмотреть, было ли что подобное в нужное время, лет… шестьсот назад, да? — лишь бы совпала дата, а архив перерыть всегда успеется.       Особого энтузиазма Сукуна не выражал, но всё равно коротко кивнул, подтверждая временные рамки, в которых стоило искать упоминания о вампирше.       — Как мне оценивать твои поиски? — низкий голос выводил из равновесия, каждый раз, стоило Фушигуро только привыкнуть, как Сукуна немногим менял интонацию, вызывая мелкую дрожь по телу.       — В смысле… как ты будешь меня информировать о процессе? — услужливо пояснил вампир его стопорящемуся мозгу. — Как обозначить тебе временные рамки?       — Как угодно, только без отложенного гипноза, — Фушигуро вспомнил психопатичную улыбку на лице блондинки из торгового центра и постарался выкинуть её из головы сразу же. Раздражающие мысли из головы он вытряхивал едва ли не буквально.       Что-то в его действиях заставило Сукуну улыбнуться совсем не тем же пугающим кривым оскалом – образ девушки из головы вымылся окончательно.       — Хорошо, — согласился с ним сородич. — Придумаю что-нибудь ещё.       Несмотря на клыкастую улыбку, взгляд его был серьёзным, он дополнительно уверял Фушигуро в том, что Сукуна действительно что-то придумает. И это не будет использование воли других людей ради доставки коротких сообщений.       До метро они дошли молча. Фушигуро порывался спросить что-нибудь ещё, но каждый раз останавливал себя от непреднамеренной доставучести. Он же никогда такого себе не позволял. Зато у Сукуны не было никаких проблем с тем, чтобы спокойно идти рядом, бесшумно, словно он просто тень, по какой-то причине отделившаяся от тела.       Они расстались у самой платформы. Уже сидя в поезде, который должен был вернуть Фушигуро домой, Мегуми прижимался к гудящему стеклу затылком и пытался прокрутить в голове прошедший вечер… Что вообще это было?