Может — это мы — роботы?

Ночной анабиоз мог поразить своим опустением населенные пункты достаточно легко, медленно разгоняя маятник Фуко по своим отбитым на подкорке орбитам, пробуждая с каждым движением город. Время любит играть в свои замысловатые игры, подкидывая чарующие виды, что, казалось, могли быть вечны и статичны в своих пребываниях. Впрочем, оно же и не упускает возможности поиздеваться, погружая в экстазный покой, который с каким-то упоением растекался по всем, к чему мог дотянуться. От мерно включающихся окон офисов и предприятий, что могли бы блистать всю ночь от недоделанных отчетов. До блаженных на всю голову клиентов, которые брели бы по пустым улицам, будучи уставшими от каких-то ночных потуг с оплачиваемым женским обществом. В этом была своя магия больших мегаполисов, которые могли и не спать всю ночь, хоть и активно делали вид обратной картинки. К этому не каждый приезжий привыкает, а от того и ещё больше удивляется тому, что у таких Земных галактик могло быть затишье перед очередной сумбурной бурей, что непременно обрушиться пробками в час-пик, лихорадочному следованию сроков сдачи чего бы то ни было или же отрывистыми приступами кашля, появившимся от всей этой пыли на улицах. В такую минуту транспортных средств было немного, лишь только редкие огни сновали туда сюда, забавляясь в своей скорости, которая была скорее ленива, нежели напористая. Сейчас они господствовали в рассветной неге, то и дело маяча перед глазами, не давая полностью кануть в бездну чертогов разума. Которые то и дело своими длинными лапищами дёргали, утаскивая куда-то в не забытье, тем самым постоянно подкидывая ломающие все внутренние стержни воспоминания. Эйс, к его же стыду, так и не смог усидеть на месте. По разумению Сабо — это его личное проклятие и братский крест — тормозить то, что затормозить никак не в состоянии. Однако, мысли, в силу своей слабости и падкости на что-то иррациональное, устремились за Горизонт Событий куда яростнее, чем хотелось бы, гоня своего нерадивого обладателя по ещё пока спящему городу в сторону далеких ответов на саднящие всё естество вопросы. Они не давали никакого успокоения, теребя всё сильнее Гиппокамп, дразня его процессы. Он, правда, мог быть лечь спать, но как только он вошёл в свою комнату после ухода с кухни, его словно парализовало на месте, насаживая все конечности на колья, будто он безвольная кукла. Ему оставили своего рода «подарок», который каким-то чудным образом активизировался при его возвращении в помещение. Оно настойчиво билось в сознании, окутывая все мироздание вокруг в своё реалистичное наваждение, что било под дых, хлеще любого кулака. Отчего ноги сами подкашивались вниз, а дыхание на такой скорости улетало куда-то в космос. Воспоминание было таким безмятежным и умиротворяющим, будто буквально взятое из старого ромкома нулевых, где главные герои в кое-то веки примирились и с собой, и друг с другом. Тем ещё было больнее, ведь это было настолько буднично и повседневно, как если бы подобное происходило между ними чуть ли не каждый день, как кофе по утрам. Как если бы не было бы никаких потерь и разбрасывания в разные стороны. Как если бы не было того ужаса, что, судя по всему, был после, приводя их обоих к погибели. Один распадался на атомы психологически, ощущая себя главным доходягой в фильме «Шоу Трумана», или же из «Вечного сияния чистого разума». С потерей памяти в придуманном для него мире. Он был в этом уверен. В то время, как второй разлагался где-то физиологически, потихоньку превращаясь в прах, что, определенно, сдует временем. Зачем это надо было ему показывать это? Месть ли это была или нет, а, возможно, и послание... Вызов? Прощальный подарок? А, может, случайно? Тем не менее, эти воспоминания до сих пели и щебетали в голове, не позволяя и небольшой передышки, которая могла бы хоть немного разгрузить сознание. Оно заводило пальцы в нетерпеливом марше барабанить по рулю, побуждало елозить на месте, вжимаясь в кресло, и каждый раз смаргивать при очередном лихаче, что выперся вперёд. Выдёргивал лишь из этого состояния медальон, что размеренно и непрерывно раскачивался на руке, цепочка которого обвила пальцы. Он тихо отливал серебром в лучах фонарей, что сейчас одним за другим гасли, давая такому долгожданному солнцу дорогу. Эйс косился на украшение, ожидая от него ответов, как и от Него. Однако, того не было с момента выхода из его же комнаты. Только его слова, что жили какой-то своей жизнью в чужом разуме. — Скажи, а с чем бы сравнил наши с тобой отношения? Парень чувствовал себя заядлым наркоманом, которому всегда нужна доза, что принесла бы ему блаженство и удовольствие. Спугнула бы ломку во всем теле, даря, наоборот, бодрость духа и силу снова жить. А потому он с новой волной желания прокручивал в голове диалог. — С задачей двух тел. — лукаво ответил ему Феникс на его предыдущий вопрос. — В смысле? — растерянно похлопал глазами он сам, ставя чашку на прикроватную тумбу, собираясь присоединиться к чужому лежбищу в одеяле. — В небесной механике, в одном из разделов астрономии, наиболее простой задачей является гравитационное взаимодействие двух точечных или сферических тел в пустом пространстве. Они взаимодействуют только друг с другом и вокруг центра масс. В зависимости от их размеров и собственных масс они будут двигаться по определенным орбитам. Если массы объектов одинаковы, то у каждого будет по своей эллиптической орбите и они будут иметь пересечение с центром масс по краям этих орбит. Это как два эллипса пересекаются друг с другом. Но если объекты будут иметь разные массы, то орбиты у них будут круговые, и орбита малого объекта будет являться своего рода внешним кольцом для второго, что больше. А центр масс ровно по центру. Этот специфический тип орбиты подобен системе Плутон — Харон. — Они связаны гравитацией, как я понимаю. — Укладывал свою он сам на крепкое плечо. — И ею тоже. Ты же помнишь Альберта Эйнштейна, правда? — лёгкий выдох прошёлся по затылку. — Да, конечно. — Гравитация может действовать и слегка по-другому, если мы говорим о взаимодействии небесных тел. Эта задача работает и в общей теории относительности. Есть ещё гравитационные волны и поля. Впервые они были предсказаны именно в его теории. В общей теории относительности гравитационное поле является не отдельным физическим понятием, а свойством пространства-времени, появляющимся в присутствии материи. И вот представь, эти волны являются своего рода пульсацией в ткани нашего мироздания. В ткани пространства-времени. Они являются последствием движения космических объектов, таких как звезд или черных дыр, относительно друг друга. При их вращении вокруг друг друга или приближении. Данные волны распространяются со скоростью света и вызывают растяжение и сжатие пространства-времени. Как рябь от камня на воде. Одновременно с этими искривлениями, эти массивные объекты, из которых они и возникли, сближаются друг с другом. И происходит слияния. Посредством гравитации. — Что будет, если они сольются? — млел под ласковыми прикосновениями по волосам Эйс. — В конечном счёте порождается особенно мощная гравитационная волна, буквально прокатывающееся по Вселенной. Волна такой силы, что способны зарегистрировать детекторы гравитационных волн. А если бы это были черные дыры, то образовалась одна массивная. Как это показали международные компании LIGO и VIRGO в 2015 году. Они получили сигнал о слиянии двух чёрных дыр с амплитудой гравитационной волны в максимуме около 10 в минус 21 степени, а форма сигнала совпадает с предсказанием общей теории относительности для слияния двух чёрных дыр. Сигнал бы получен на расстоянии, равным примерно 1,3 млрд световых лет от Земли. Ты только представь, насколько это далеко! — Ох, твои знания поразят любое воображение... Сколько же всего в твоей голове?... — Хм, не так много, как кажется... — мягко улыбнулись в ответ на это искреннее восхищение. — И как же это похоже на нас? — свои собственные глаза наткнулись на широкий подбородок с аккуратной щетиной. — Всё имеет гравитацию. Она повсюду. У любого объекта, что обладает массой. Это притяжение масс и материй друг к другу. Она "учтена" практически во всех функциональных системах организма, на всех уровнях, от клеток до скелета. Так что и мы с тобой ей подвержены тоже. Как и все те космические объекты... Не будь гравитации, не было бы ни звезд, ни планет, ни чёрных дыр. Не будь гравитации, я бы не прикоснулся к тебе, а ты в свою очередь не прижал бы мою руку к своей груди. Не будь гравитации, нас бы в таком виде не существовало бы вовсе. И наши гравитационные волны не сходились и не расходились бы. Не сплетались бы воедино. А наши орбиты в свою очередь не имели бы ни малейших пересечений. — И мы бы не встретились? — театрально расстроенно простонал он сам. — Нет. Поэтому наша с тобой близость и её проявления это теории и задачи из области изучения гравитации. Это наше с тобой излучение в ткань пространства-времени, пускаемая нами рябь и пульсация, что волнами исходит от нас. Хотя гравитация не единственная сила, что движет всеми нами. — А что же ещё? — Ха, оленёнок, ты же сейчас уснешь, — теплый смешок раздался над ухом. — Всё равно! Расска-а-жи! — уже не наигранно канючил Эйс. — Ладно-ладно. — Капитуляция была быстрой. — Как ты уже понял, есть гравитация. А есть ещё кое-что, что поставило всех на колени. Квантовая физика. Видишь ли, гравитация это область макромира, но есть ещё микромир. На субатомном уровне наша ткань пространства становится изломанной и хаотичной. Пространство и время в нём настолько искривлены и переплетены, что там нет обычных понятий левого и правого, верха и низа, и даже до и после. Мир микроскопических частиц, чьи движения противоречат хоть какому-нибудь смыслу. Непостоянный. Лихой. И нет вменяемых способов отследить их движение, и в какой момент импульса частица будет. Они словно «размазаны» по пространству. Причем в один момент они ведут себя волнообразно, а в другой совершенно иначе. Физики называют это корпускулярно-волновым дуализмом квантовой механики. Так вот, общая теория отвечает за гравитацию, а квантовая механика описывает три других силы, а именно сильное ядерное взаимодействие, что соединяет протоны и нейтроны в атомах. Другие являются электромагнетизмом и слабым взаимодействием, которое участвует в радиоактивном распаде. И тут получается следующее, что любое событие в мироздании, от ионизации атома до рождения звезды, описывается взаимодействиями материи посредством этих четырех сил. — Но не может же быть всё так гладко, я смею предположить... — уже явственно клонило в сон. — Именно так. В Общей теории относительности всё куда упорядочнее, в то время как в квантовой всё наоборот. Да и гравитация и процессы проходящие в квантовой были из абсолютно разных миров. И как можно было бы помирить два мира — было неясно. Пока учёные не решили рассмотреть концепцию, что мир это не только частицы. Частицы материи и частицы-переносчики взаимодействия. Вторые — это частицы в квантовой теории поля, которая порождает силы между другими частицами. — Мне казалось, что частицы все... одинаковые? — последние силы были брошены на подобные вопросы. — Нет, олененок. Есть электроны, протоны, нейтроны, фотоны. И каждый действует по определенному шаблону. Но есть ещё и гравитация. Поэтому сильные умом пытались найти какую-то формулу или силу, которая смогла бы объединить все эти взаимодействия. — Они нашли её? — медленный зевок слегка выбил челюсть. — Ну, в каком-то смысле — да... — Это как понять? — Видишь ли, на бумаге она может работать, но экспериментально её проверить сложно. — И что это? — Теория струн или Теория всего. История заключается в том, что согласно ей, элементарные неделимые частицы, из которых состоят все предметы и вещества, — это, на самом деле, не точки. Это своего рода струны, вибрирующие по определенным лекало. — У них наверное интересная музыка выходит... — мечтательно расплылась улыбка. — Хм, весьма. В процессе этой вибрации они, в отличие от музыкальных струн, не издают звук, а вырабатывают новые частицы. Однако, там начинаются проблемы уже с их обозначением. Да и теория это говорит нам, что измерений наших не четыре, а целых десять или даже двадцать шесть. — Почему такой разброс..? — Теорий струн несколько. В теории суперструн их двадцать шесть. Если правильно рассудить, то именно дополнительные измерения определяют точное значение фундаментальных констант, изменения которых могло бы привести к глобальным катастрофам. Как если бы, ионы в какой-то момент времени сильнее стали отталкиваться друг от друга, и термоядерный синтез, что заставляет звезды светить и излучать тепло, вдруг остановил бы свою функцию. В таком случае, все звезды погаснут. Поэтому одни формы измерений заставляют одну струну вибрировать определенным образом, и порождают то, что мы видим, как фотон. В других формах струны вибрируют по-другому, и порождают электрон. И все эти микроскопические миры и парадигмы определяют наш мир. — М... И как это объединяет силы..? — Никто не знает до конца. — Почему? — Нет пока таких технологий. Это всё пока в процессе изучения. — Как и мы. — Как и мы. Последнее, что он запомнил с того момента, так это целомудренный поцелуй в висок, что горел сейчас синим пламенем, словно пожизненное клеймо. Эйс постоянно трогал его, чувствуя самыми кончиками пальцев жар, исходящий от него. Он грел и обжигал одновременно, передавая понятные только ему импульсы, однако сам парень без труда их считывал. В этот жест было вложено так много всего. Переживания, что наслаивались ровными слоями. Небывалая радость, пронизывающая как стрела разум, выжигая все печали. Успокоение, дарившее уверенность в завтрашний день. Любовь, что никак была не свойственная андроидам. И всё же сейчас складывалось понимание, что этот эпизод из его прошлой жизни показали неслучайно. В частности и финал. — Как и мы. — Снова пронеслось в голове. — Мы не были изучены до конца?.. — вслух размышлял Эйс, хмура сводя брови к переносице, — разве это возможно? Ведь нас же не просто убили в том побоище, а? Или как раз-таки дело в том, что люди испугались наших реальных способностей? Хм, может и правда, они не знали до конца к чему наше развитие сможет прийти. А тут мы стали вести себя как... люди... Молодой детектив болезненно сморгнул. В какой момент времени он перестал себя называть человеком. Или же считать. Ведь, его тело работает как человеческое. Тепло, дыхание, кожа, работа органов. Всё казалось таким натуральным и настоящим, а не какой-то там глупой иллюзией или подделкой, что лишь имитировала реальный порядок вещей. Это могло лишь значить одно — он необычный андроид. Возможно, Первый? Вот только, если верить словам Клауна, поколений было несколько. А какому тогда принадлежит он? Цезарь мог бы, наверное, определить, хотя по его же словам, он не то чтобы инженер. Будет достаточно забавно, если он сам окажется из второго, что сгинул. И тут ещё неизвестно, каким образом это поколение кануло в лету. Эйс невесело усмехнулся своим мыслям, понимая какой же это всё сюрреалистичный исход, хотя и не лишенный смысла. Это бы многое бы объяснило с одной стороны, а с другой наводнило бы ещё больше вопросов. Между тем, вот что интересно, а задумываются ли андроиды вообще об этом? О том, как они сами функционируют, и что им надо для жизни? В идеальном ключе — да, обязаны, потому как иначе будут бесполезной кучей кабелей и металла. Которые как раз-таки и были при их существовании подражанием человеческого тела. А посещают ли их мысли? Не приём команд через слуховые каналы, а именно размышления? Или только в момент ломания программ и переписывания кода, когда машина становиться полноценным Брокеном? А до этого? Ведь, по сути, именно развитие мыслительного процесса и приводит к тому, что они перестают быть рабами собственного программного обеспечения. До недавнего времени, Эйс стал, к своему непередаваемому удивлению, вспоминать какую-то информацию, которую и не мог хранить у себя в голове. К примеру, книги. Он никогда не открывал роман «Мечтают ли андроиды об электроовцах?» Филипа Дика, но страницы похоже были записаны на его память. Как нельзя кстати, оттуда перекинулась ему мысль о том, что машины могут придумать себе личность и жить ею. Люба Люфт всегда мечтала стать оперной певицей, и она стала ею, пытаясь познать искусство в полной мере. А Гарленд, в свою очередь, наворотил там чуть ли не собственный полицейский департамент. Полоков же был вообще тем ещё монстром-шпионом, что был агентом Русского отдела Всемирного полицейского управления Шандором Кадали, который должен был помогать главному герою, Рику Декарду. И что самое поразительное, их никто не заподозрил. Настолько они влились в общество, становясь его полноценной частью. Они практически были людьми, но всё-таки с изъянами. Их могла выдать только вялая эмпатия, уровень которой проверяли специальные тесты. Хотя если вспомнить, что творила Люба при процессе тестирования, как она уходила от ответов — гениально. Впрочем, их не спасало и чувство мнимого превосходства и, одновременно, зависть по отношению к людям. К их полной на чувства и события жизни. А потому наблюдать, как они из своих последних сил защищали зыбкую, обретённую свободу, выцарапывая её из лап человека, — по-настоящему пронзительно и душераздирающе. Экранизация отличалась всё-таки, делая упор на другом. Андроидам из того выдуманного мира загружали фальшивые воспоминания для устойчивой психики. И понятное дело, оно так не работало, а когда приходило время для слома личности, они разрушались ещё сильнее. Возможно, оно и к лучшему. Что нынешние роботы не имеют такого. Однако, если бы да кабы... И почему это не так тягостно принимать это? В нём, определенно, что-то сломалось, или же, наоборот, встало на своё законное место. Впрочем, ответы могли бы дать ему очень немногие. Цезарь Клаун? Может, какой-то хакер с трущоб? Феникс? Где он сейчас? Медленно умирает в своём убежище или как те роботы из книги Дика усердно хватается жизнь, собирая под своими крыльями таких же, как он, прокаженных и обездоленных? И при этом всём, выручая и его самого. В действительности, как старший брат, что без родителей присматривает за младшими и не дает их в обиду, как только может. Однако, заботятся ли о нем в ответ? Детектив в кои-то веки доехал до подземной парковки полицейского департамента, встав на своё место, носом машины утыкаясь в стену. Он сидел неподвижно, сокрытый всем остальным туловищем транспортного средства от посторонних глаз. Глубоко выдохнув и прикрыв глаза, Эйс вернул спину на широкое кресло, отпуская все посторонние мысли прочь, пока он не выяснит нужную ему информацию. Бок стало нестерпимо печь, словно ожог будет третьей степени, от которого тело покроется гигантскими волдырями, что будут лопаться, истекая сукровицей. Глаза на автомате скосились в правую сторону, наблюдая за чёрным, непрошеным гостем, что непринужденно сидел на пассажирском. Оно не улыбалось, испуская зловонное дыхание, и уж тем более не кривлялось злорадной гримасой, а только смотрело широко распахнутыми, пустыми глазницами, будто собираясь ими проглотить водителя. В то время как второй внезапно почувствовал чужое отчаяние, и это жгучее желание, которое могло спасти от этой компульсивной боли, бурлящей темными водами по сидению. — Сгинь, — зло приказал ему Эйс, сверля глазами тягучею массу, пачкавшую его машину, — или думаешь, ты в состоянии меня теперь пугать? Призрак неожиданно грустно расплылся в улыбке, клокоча на каком-то своем наречии, медленно поднимая ближайшую к детективу руку, намереваясь ею прикоснуться к нему. Она истекала темной субстанцией, капая массами на коробку передач, что могли бы в чьём-то воображении быть кислотой. Однако, Эйс уверенно перехватил её в воздухе, хватая, за, как ему казалось, запястье, проходясь невольно медальоном по ней. Под его крепкими пальцами жидкость расступилась, оголяя кожу, сбрасывая последние капли вниз. Эйс ошеломлённо взглянул на неё, задерживая дыхание, лицезрея, как он думал, нереальную метаморфозу. Он осторожно своими прикосновениями прошёлся по коже, изучая другую ладонь, что была больше его. Холодный металл цепочки и медальона скользил между ними, размашистыми завихрениями перебрасываясь на чужое тело, сплетая их воедино. Эйс, как заворожённый, наблюдал, как ему отзывались, позволяя всё, что самому парню было угодно. Подставляли участки, доверительно открываясь, словно были уверены, что детектив не обидит. А даже если и случится обратное, это примут, как должное. Эйс судорожно выдохнул, видя как такими просящими движениями безмолвно спрашивали ласки, в немом крике молили о том, чтобы он не останавливался. Не отпускал, а продолжал накрывать своими пальцами чужие, переплетать их, проходясь самыми кончиками по внешней стороне ладони. В какой-то момент, его рука настолько осмелела, что пошла дальше. Выше запястья, по предплечью, доходя до самого локтя, останавливаясь только потому, что серебряная цепь натянулась слишком туго. Чернота отпускала своего пленника с каждым твердым движением со стороны, открывая все больше кожи, и не возвращаясь назад, словно страшась такого простого. Юноша с неприкрытым волнением подмечал, как чужие пальцы дрожа выпрямлялись, тянувшись к нему в ответ. Он явно сдирал с него болевые ощущения, как змея счищает с себя чешую во время линьки. — Так лучше, верно? — вслух прошептал детектив, с нажимом возвращая пальцы назад, разогревающими движениями разминая одеревеневшие пальцы, что словно продержали в ледяной воде больше суток. И с каждым его поглаживанием он прослеживал всеобъемлющую благодарность и трепет, что скакал постоянным током между ними. Эйс, не успев ничего сообразить, машинально потянул к себе, прижимая ладонь к своим губам, на секунду забываясь сам. Жест этот казался настолько правильным и чуть ли не интимным, что касался только их двоих и никого больше. Парень не смог бы выразить это словами, однако, что-то подсказывало ему неторопливо перевернуть ладонь к себе тыльной стороной и, прикрыв глаза, пройтись губами по каждой трещинке и морщинке на пальцах. Поймать и запечатлеть в памяти каждую острую костяшку, что выпирала высокой горой Маттерхорн среди Швейцарских равнин. Изучить все линии жизни, прижимаясь к ней щекой, как к последнему спасательному кругу во всем этом бездонном океане. Чуть погодя, парень поймал себя на мысли, что ему с такой же нежностью отвечают, не дергая назад и не отталкивая, а, наоборот, оглаживая большим пальцем скулы, расчерчивая свои замысловатые круги и узоры по его лицу, словно в слепую рассматривая. Теперь уже юноша ластился к ней, как бездомный щенок, голодного до человеческого тепла и привязанности. Эйс вдруг испугался открывать глаза, страшась конца, будто это станет не просто катастрофой, а именно концом света для него самого. Он только неосознанно стал жалобно скулить, чувствуя, как его бережно тянут вперед в неизвестность. Какого же было его удивление, когда он уперся лбом во что-то твердое, а по его лицу прокатилось тяжелое и отрывистое дыхание. Только спустя мгновение он понял, что прижат своим лбом к чужому, что был горяч даже для человеческого. Ему чудились прожигающие глотки хрипы, что болезненной теркой вырывались из груди напротив, словно из неё вот-вот польётся какая-то отрава, что держала весь организм в изнеможении. «Больной и умирающий». Прокатилась лихим галопом фраза в голове, сметая собой любые терзающие сомнения. Отчего Эйс, не сдержавшись, поддался порыву и вслепую направил вторую свою ладонь, нащупывая лицо напротив. Он робко вторил чужим движениям, находя всё больше изъянов болезни, что могли отразиться физиологически. Осунувшиеся щёки с четко высеченными скулами, глубокие рубцы от давно заживших ран, шедшие от основания шеи, разорванное в клочья ухо, сросшееся в сморщенный комок, высокие бровные дуги, обрамляющие уставшие глаза. И тот самый подбородок с лёгкой щетиной по краям. Как в том его видении. За всё время он так и не смог увидеть его лицо, каждый раз сокрытое дымкой, а потому хотя бы рукой «разглядеть» Его было, своего рода, Божьем провидением. Чем-то сакральным. Ценным и желанным. — Не уходи, — вышло сипло из горла, в то время как голова с нажимом скатилась чуть ниже, прижимая щеку к другой. Удивительно, но эта сторона словно не была тронута никаким воздействием. В сознании не останавливаемой волной прошлась картина баталии, где он держал «сожранное» с одной стороны остывшее тело. Со стороной, которая сейчас несла в себе следы той трагедии, барханами испещрённая. Неровные выдохи гуляли по уху, вторя лихорадочным подёргиваниям плеч и общим содроганиям тела, отчего нестерпимо хотелось схватить в охапку и стереть всё то рисованное на лице страдание и боль. В итоге, отвага берёт своё, решительно сгребая чужое тело в объятия, отрезая какие-либо попытки сопротивления, которых так и не последовало. Он благодарно обмяк, капитулируя чужой помощи, грузно бросая свою голову на подставленное плечо. Эйс чувствовал, как покрытой испариной лоб уткнулся ему чуть выше ключицы и потихоньку остывал, а дыхание медленно выравнивалось. Должно быть, это был сильнейший приступ, что парализовал тело до такой жадной до чужого самочувствия лихорадки. Высушивающей всё до убийственной засухи. — Эйс... Оленёнок... — парень мог поклясться чем угодно в этом мире, но он был уверен, что расслышал этот измученный и тихий зов. — Да, это я, — не сдержанно протараторил юноша, смыкая свои тиски ещё сильнее, кладя свою ладонь на золотые волосы, — я рядом... — Беги... глупый... — повторил за собой свои же слова Призрак с какой-то грустной усмешкой. — Как показывает опыт — это не про меня, — мягко улыбнулся Эйс, успокаивающе перебирая пальцами в волосах. — Этого я боюсь... — хрипло отозвался Он, позволяя пареньку исследовать все шрамы, что колючей проволокой обвили в жгуты, — это... — Как в прошлый раз не будет. Обещаю, — четко и безапелляционно отчеканил Эйс, прерывая тем самым своего собеседника, невольно сглатывая образовавшийся ком в горле, — не в этот раз. — Смирение, определенно, не твоя история, — и парень на этот ответ распахнул свои глаза. Чужое тело непредвиденно стало покрываться перьями, что стали проклёвываться сквозь кожу. Их тусклый свет омрачала и раздавливала своим тяжким весом тёмная нефть, что всеми своими ядами прожигала их и растворяла, пуская клубы дыма прямо в лицо. Запах гари грубо забивался в нос, замещая собою любой другой. — Нет-нет-нет, — бегло лепеча, Эйс безуспешно пытался собрать руками остатки тела воедино, обмазываясь в этой субстанции полностью сам. Она жгла его кожу, разлагая её до конца, открывая тем самым ненастоящие мышцы и органы, что поблескивали своими маленькими красными маяками, сигнализирующие о неполадках. Они саднили и горели, пищали, что есть мочи. Глаза от исходящего жара могли вот-вот вытечь, будто нагретое масло на солнце. Эйса это, правда, абсолютно не волновало, и он продолжал остервенело хватать каждое уцелевшее перо, которые, тем не менее, рассыпались сами от любого прикосновения. — Феникс! — надрывно крикнул он в конце. В одно мгновение наваждение испарилось в пространстве, словно его и не было вовсе, а зрение и все остальное вернулось в норму. Эйс, тяжело дыша, рассматривал свои целые руки, хотя ровно секунду назад от них оставался лишь только синтетический скелет. Растерянно сморгнув, он оглянул машину, не увидев никаких следов недавнего происшествия, судорожно выдохнул. Его взгляд зацепился за медальон, что лежал на пассажирском сиденье, вместо этой черной жижи. Он был таким же чистым, как и до, неизвестно, когда соскользнувшим с руки. — Что ж, гравитация, действительно, наша с тобой сила. Иначе как бы мы с тобой на неизвестном каком расстоянии, сквозь ткань пространства-времени, смогли бы соприкасаться. Ощущать каждый твой вздох и выдох, что могут стать последними для тебя. Обследовать каждое твое ранение да так, что я бы чувствовал всю твою боль и сожаления. — Парень дрожащими пальцами подцепил украшение, бережно поднося к губам. — А ещё страх... Что это всё повторится... И тебе становится ещё больше не по себе, потому что ты знаешь, что я не отступлю. Эйс смахнул с глаз непролитую влагу, и оглянувшись ещё раз, вылетел из машины, намереваясь не тратить больше ни минуты драгоценного времени. Которое мерно отсчитывает чужие мгновения жизни, что, судя по всему, осталось совсем немного.

***

Детектив нёсся на полицейскому департаменту, не обращая ни на кого внимания. Впрочем, сейчас офис пустовал, потому как сновали туда сюда одни единственные, сонные и отработавшие ночную смену дежурные да андроиды, стоявшие, как столбы, то тут, то там. Эйс не мог с точностью сказать, сколько он просидел в машине на парковке, но, если судить по его часам, немного. Хоть это и казалось вечностью, что обрушила весь остальной мир, сузив его до крошечного пространства транспортного средства, не пропуская ничего извне. Но стоит ей отдать должное, потому как она и сокрыла их от других, дав им несколько мгновений побыть наедине. Впрочем, это взбудоражило и раззадорило на действия пуще прежнего, поэтому, коротко кивнув паре знакомых и нескольким роботам, Эйс влетел в свой кабинет, что он делил с братьями, и взволновано стал набивать данные своего аккаунта. Он рассчитывал на имеющиеся архивы, что могли бы помочь ему в поисках нужного ему героя. Пролить на них свой свет. У него было несколько зацепок, что могли бы быть ключевыми словами в запросах: «Семья», «Старший брат». И «Феникс». Может показаться негустым уловом, однако, если рассматривать их случай, этого могло быть вполне достаточно для того, чтобы получить хоть какие-нибудь сведения. Да и если отсматривать события его медленно восстанавливающейся памяти, там была по-настоящему бойня, граничащая с безумием одичавшего искусственного интеллекта, а не будучи реальностью. В следствии этого, Эйс был убежден, что накопает много данных, однако архивы его осадили, выдавая плашку «Нет доступа. Этому аккаунту отказано в доступе к материалам». Долгие секунды загрузки, и такое дробящее в хлам разочарование. — Какого... — яростно выцедил из себя агент, сумбурно продолжая свои попытки входа на нужную ему информацию. Тем не менее, каждый раз ему мерцало в глаза одно и то же окно, не позволяя пройти дальше. Нетерпеливо сжав свои кулаки, Эйс разгневанно стукнул пару раз по клавиатуре, экспрессивно ругаясь и понося этот злосчастный архив на чем свет стоит. Ему отказано, а значит, он точно как-то с этим связан, ибо неважно какой уровень входа был, это первый раз, когда его куда-то не пускала система. Всегда у него была возможность проверять те или иные данные о чём или о ком-либо, а этот случай красноречиво говорил лишь об одном. За его действиями следят и не дадут пройти сквозь защиту, стопоря на месте. Его дед Гарп, хотя он ему и родственником не был, в свете последних наваждений, точно ограничил доступ. Хотя тут же и назревал вопрос, что же он предпримет следующим шагом, ведь это всё катится к одному исходу. Ко второму столкновению с Фениксом, который неизвестно что в этот раз выдаст. И его капитан явно не хотел, чтобы Эйс столкнулся с ним хоть как-либо. Даже изучая материалы по его персоне. — И, видимо, он не зря боится, — пробубнил себе под нос юноша, рассматривая страницу архива, — там же может быть что-то и про меня. — Что именно про вас? — неожиданно разнёсся плавный голос по кабинету. Эйс встрепенулся, ударяясь коленками об стол, и таки переводя взгляд на дверной проём. — Робин? — сморгнул детектив, растерянно хмуря брови, — что ты тут... — Я стучала в дверь, а вы не услышали. Были так погружены в думы, — она лёгкой и неслышимой поступью прошла вглубь кабинета к креслу, на котором сидел сам агент, — хм, у вас какие-то проблемы с доступом? — Н-да, — вымученно уронил лицо в ладони Эйс, подбирая слова для ответа, — это как раз по нашему делу. — Да? — удивленно подняла брови Робин, присаживаясь рядом, — это в первый раз так... Только, если... — Только если, что? — выцедил из себя парень, с надеждой обращая к ней взгляд, уже гадая, какой может быть ответ. — К некоторым данным у андроидов нет доступа, потому как, по мнению начальства, это может вызвать сбой программы, — ласково, в своей манере улыбнулась машина, наблюдая, как Эйс повержено и сокрушено поднял взор к потолку, хватая как рыба воздух. — Как давно? — просипел её собеседник, судорожно кусая свои собственные губы. — Не понимаю, о чём вы? — помотала головой Робин, шире расплываясь в улыбке. — Как давно... Ай, ладно, — прервался себя Эйс, протяжно выдыхая и принимая прямую позу. — Если говорить откровенно, то у меня есть возможность зайти через аккаунт Смокера, который мне любезно предоставил Санджи, — продолжил свою речь андроид, кивая на монитор компьютера. — У тебя что!? — подскочил на своём месте Эйс, оглядываясь на неё. — Да, он дал мне его, дабы я могла что-то интересное отсматривать. Однако, он просил меня это делать только с его компьютера, — утвердительно закивала Робин, не обращая внимание на чужое возбуждение. — Тогда, ты бы... — с мольбой в глазах было начал паренек. — Эйс! — громогласным громом прервал их диалог грубый бас, что разрушил их маленькую обитель, — я рад, что поймал тебя! — Капитан Гарп... — отмер наконец Эйс, обращая внимание на гигантскую скалу в дверном проёме, что скалила свои белоснежные зубы в приветливой ухмылке. Обычно, его появление могло сулить невероятно разные вещи, но сейчас что-то било по темечку, напоминая об осторожности, раз теперь детектив знал, кто он на самом деле. А это могло означать, что от Гарпа хороших вестей не жди точно. Особенно учитывая его недавние попытки влезть в архивы, что могло и стать итоговой причиной его визита. — Зайди ко мне, пока я тут, — как ни в чём не бывало продолжил старик, — я бы хотел с тобой кое-что обсудить. — Да, конечно, — сглотнул Эйс, осознавая безвыходность положения, хотя и дикий азарт вперемешку с любопытством брали своё. Капитан покинул помещения, грузно топая ногами по коридорам, в то время как детектив собирался с волей и силами бросить, по возможности, вызов. Однако, не хотелось бы, чтобы его схватили раньше времени, потому как он сбежит при первом же случае, если того потребует ситуация. Найти Феникса — было куда важнее, чего бы то ни было. Важнее связей, звания, признания, которые, по факту, могли бы быть обыкновенным театром и фарсом. В то время как такая зыбкая реальность была теперь в лице умирающего Первого, предводителя Брокенов и его вторым телом в задаче небесной механики.