Пошли покурим?

      — Эй! Асагири, хоть секунду можно меня было подождать? — раздражение в голосе Сенку парня очень веселит, и он, оставаясь верен подхваченному настроению философа, только мягко отщёлкивает окурок в сторону и смеётся-кашляет, выпуская струйку ядовитого дыма.       — Ты еле тащишься, не моя вина, что ноги мои длиннее, — Сенку только недоуменно косится на сменившегося в поведении Гена.       — Ты какой-то другой...       — Ага, другой, — перебивают его уже почему-то раздражённо, но при этом не зло. Ишигами с толку сбивается ещё сильнее.       — Ну... Тебе виднее, помоги, — он поднял руку с грузным пакетом, который опасно просвечивал тяжёлыми покупками, норовя порваться. — Тяжело.       Ген быстро перехватил режущую целафановую ручку.       Они шли молча долго. В сотне метров поблёскивали ворота больницы в лунном свете. Воздух охладел ещё сильнее ночью, напоминая, что зима не ушла далеко, а всё ещё дышит в затылок своей морозной свежестью.       — Меня вот мучает вопрос... — начал издалека Сенку. Его правда интересовала одна вещь, что обрадовала одним своим присутствием, однако, не рано ли было спрашивать такие откровения? Не спугнёт ли он Гена, который только-только начал принимать ситуацию с тем, что они теперь живут "под одной крышей"?       — Ну раз мучает, задавай... — так же неоднозначно ответили ему из темноты, даже не удосужив взглядом.       — Почему для исповеди ты выбрал меня? — интересно правда было, но показывать этого нельзя. Ишигами проделывал своё "неинтересно" очень неумело.       Асагири это, конечно, заметил, но придавать значения не стал. Только глаза прикрыл, то ли улыбаясь, то ли недобро щурясь.       — Ты — самый непредвзятый человек моего нынешнего окружения.       — А Шишио?       — Он довольно многое, сказанное мной, пропускает через призму своего восприятия и моего образа, который он себе нарисовал. Ему объяснить было бы сложнее, — они уже дошли до ограды, Сенку помог Гену перекинутся через тайник, в который они влезли, а потом пролез сам.       С двумя здоровыми руками на двоих проделывать подобное очень сложно, учитывая ещё и то, что эти самые руки заняты пакетом, который оказался чересчур тяжёлым, чтоб нести его только одному человеку.       — И... не знаю. Предчувствие? Просто поддался порыву, — отчасти это было правдой, но вторую "часть" не понял и он сам, так что, увы, поведать её Сенку не сможет. — Удовлетворён таким ответом?       — Вполне.       Бог знает, как этим двоим удалось залезть на отступ пожарной, без самой лестницы, но уже через двадцать минут взаимопомощи и неумелых подтягиваний они постучались в дверь, за которой, по их же соображениям, должны были сторожить возвращение.       — Слова Богу, — дряхлая пластиковая ручка скрипнула, и наружу показалась светлая голова Кохаку. — Мы уж вас хотели идти искать. Чё долго то так?       Вопрос остался висеть в воздухе, пока Сенку только криво сморщился, а Ген неловко пожал плечами и, извиняясь, улыбнулся.       Кохаку, как и все оставшиеся в самой больнице, честно говоря, были даже довольны тем, что парней нет так долго, и никто их искать не собирался. Разве что, Юкио нервничал, но отвлечённый странными байками Рюсуя, быстро успокоился.       — Мы при~шли! — на глазах Ишигами Ген снова стал беспечным идиотом. И как после подобного парень возмущался, тем что его Шишио не поймёт? Хотя, это уже явно не проблема Сенку, нет?       — Давайте быстрее, весь день почти не ели, а вы чуть тащитесь? — деланно, с довольно хорошим актёрским мастерством (что стоит отметить), пролепетал исчезающий за дверьми Нанами.       —Да, пора бы поспешить. Их же ещё и готовить, — подорвался за другом Юкио, но встал слишком резко, чуть не опрокидываясь с переломанной ногой назад.       — Осторожнее! — Кохаку подлетела к парню, почти невесомо коснулась его, поднимая.       Компания выплыла из палаты Юкио и Сенку, направляясь на кухню, где уже всё из пакетов раскладывалось Цукасой и Рюсуем.       — Так, поспешим, поедим и спать! — приказал слегка припухший Шишио. Бедняга похоже уже успел заснуть.       Они очень оперативно начали месить и фарш, и тесто. Сенку с Рюсуем приправляли мясо, заранее крутили шарики, чтоб сразу их закатывать в тесто. Кохаку с Геном месили эластичные комочки, раскатывали, крутили, ещё и стаканами пытались сделать ровные кружки. Шишио выбрал сам себя командиром и под шумок прикорнул в углу у холодильника на скрипучем стуле. Юкио очень робко пытался помогать всем со всем, но чаще ронял что-то, рвал тесто или переводил за зря фарш, так что беднягу нарекли посудомойкой, подпёрли костылём и оставили разбираться с посудой.       — Эй! Асагири, чё ты в меня муку кидаешь? — Сенку, похожий на белого змеёныша со своими красными глазами, весь в муке и с жирными руками, очень неумело пытался укрыться от летящей в него пшеничной пыли, которую Асагири случайно раскидывал, пытаясь сделать из теста что-то приемлемое.       — Дак свали подальше, — Ген даже на него не посмотрел, просто, вопреки собственным словам, отошёл сам на другую сторону стола, почти не отрываясь от уродования продуктов.       Ишигами нахмурился, не понимая в какой момент Ген вернулся к этому поведению, но язвительность пропустил мимо ушей. Он придвинул к себе тонюсенький кусочек полулипкой смеси и вложил туда  свой шарик фарша.       Но не оставаться же ему в долгу, как терпиле, правда?       Парень очень аккуратно, на сколько было возможно, подошёл ближе к Гену и запустил в него чем-то, что оказалось подсохшим кусочком теста в муке.       Эта херня врезалась Гену в шею и скатилась. Под футболку.       А этот предмет гардероба был бережно ранее заправлен в штанишки, потому что Асагири на улице не на шутку замёрз и всеми способами старался сохранить тепло ближе к телу.       Короче, неприятный комок прилип к животу или где-то в той области, причиняя дискомфорт.  Глаза Асагири быстро и очень выразительно расширились. Он, кажется, даже всплакнул от шока и мерзости. Такую подлость он явно не ожидал.       Сенку, испугавшись собственных действий, смотрит сначала на руки, потом на шокированного Гена.       — Извин..? — в парня, не успевшего извиниться, летит горсть муки и ещё что-то. Это "что-то" больно бьёт железным кончиком в лоб.       Вроде ложка. А, нет. Это был венчик.       Кстати, его ребята взяли, чтоб потом выдавить на готовых пельменях узор. Должно было быть что-то типа снежинки, но хер там теперь что получится.       Волной хаоса захлестнуло близ стоящую Кохаку. Девушка, вся в муке и ошметках фарша, со свисающей, порванной пельмениной на волосах, только звонко расхохоталась и принялась вовлекать во всё это действо Рюсуя.       — В этом ёбаном бардаке виноват ты! — шипение как у гадюки. Но это был не Сенку. Асагири, вытряхивая прилипший комок теста из штанины, скакал по крохотной, полумрачной кухонке, параллельно кидая в окружающих попадающиеся под руки предметы.       — Я? Ахах. Да что ты? — Ишигами определённо всё происходящее забавляло. Ишигами, который обычно сидит хмурее тучи и нудит в углу.       На пол полетел стакан, которым ранее вырезали из теста кружки, и со звонким и гулким треском разбился о кафель. Плитка, кажется, тоже поддалась и треснула.       Не успел Ген, который хотел всё побыстрее прекратить, а не продолжать бедлам, возмутиться, как мимо его уха просвистел на огромной скорости...       Кажется нож.       Кухонная утварь обошла быстро все препятствия и вонзилась у уха, до этого момента, спящего Цукасы. Нож застрял в пробковой доске для заметок, продырявив какой-то старый список продуктов на чековом, пожелтевшем, листочке.       Все мигом стихли и обернулись в обратной траектории ножа. Там обнаружился перепуганный и красный Юкио, прячущий руки за спину. Он, вроде, даже трясся.       — Боже, извините. Оно как-то само. — мальчик начал тихо всхлипывать, и тут уж все испугались за него.       — Эй, да всё в порядке. — Ген, как главный эксперт по заливанию всякого разного в уши, начал тихо шептать что-то успокаивающее, пока Юкио качала в объятиях Кохаку.       Ну да, всё нормально. Только Шишио чуть с пробитой башкой не остался, а так всё замечательно.       Парень, кстати , только поёжился, приоткрыл один сонный глаз, но ничего спросонья не разобрав, повернулся и продолжил сопеть на стуле.       От ножа до его повернувшегося носа теперь оставалось только пара миллиметров.       — Чш~ — Нанами среагировал быстрее всех. — Дружище, всё норм. Спи дальше, ты ж очень устал, — уперевшись одной ногой в стену, а обеими руками ухватившись за нож, Рюсуй вытащил неудавшееся орудие убийства и со звоном перекинул его в раковину через всех, кто сидел прям под ней и утешал перепугавшегося ребёнка.       — Ну давай, блять, ещё и нам бошки продырявь, — оскалился Ишигами. Так уставше, лениво и больше для вида. Ну не, а чё? Так то ножи по кухне в принципе не должны летать. Не раз, и тем более не два.       — Сорян, привычка, — никто не стал спрашивать про природу привычки и про её историю возникновения. Учитывая рюсуевский характер там вообще могло быть что угодно. От метания дротиков, плавно переходящего в метание ножей, до домашних потасовок с родным братом. Хотя, по Саю и не скажешь, что он будет посуду не по назначению использовать. Ну, в тихом омуте черти водятся.       — Эй, перестань. Ты ничего не сделал. Случайно же получилось, — Кохаку продолжала сжимать Сайонджи в объятиях и гладить по голове.       Хотя, какого, собственно, хера, ножи стали летать по помещению, и как вообще у такого парня как Юкио получилось нечто подобное? Он же, типа... Ну такой...       Дохлик...       Да и без подвохов, как, например, тот же Асагири...       — Дайте, я его заберу, — Нанами без особых усилий вытянул содрогающегося парня из рук девушки, как какого-то тягучего котёнка. Но Кохаку, обнаруживая пропажу, тут же спохватилась.       — Куда?! — девушка успела только за гипс ухватиться.       — Да щас мы придём. Отпусти! — Кохаку бросила беглый взгляд на Гена и Сенку те, синхронизировавшись, одновременно кивнули. Повернулись друг на друга, так же синхронно, и Ген скривился, будто в говно наступил. Неужели так противно?       Кохаку, кивнув, вроде самой себе, отпустила ногу и слабо выдохнула, будто не полной грудью.       — Ладно, только не уводи его далеко.       — И не собирался.       Нанами перехватил парня каким-то своим способом, то ли как принцессу, но ещё и чуть его через плечо перекинул. Юкио пискнул и покраснел ещё сильнее, звучно всхлипывая и хлюпая забитым носом.       Они ушли. Куда? Нахуя? Почему только вдвоём? Почему не остались здесь?       Столько вопросов, а из ответов – ничего. Но зато, не пострадавший по чистой случайности, Цукаса наконец проснулся.       — Чё случилось? — ничуть не удивлённо пробасил он хриплым ото сна голосом.       — Мы тесто не поделили! —хором оповестили все трое. Как-то не договорившись, скооперировались друзья.       — Боже блять, я на пять минут прикорнул.       — Тридцать, — в своё оправдание оповестил Сенку, поднимаясь с пола и начиная собирать разбросанные по полу лепёшки теста и уже сделанные пельмени.       — А где ещё двое?       — Не знаю, Ген, ты в курсе? — блондинка как-то неловко соврала, даже не понимая зачем начала. Что-то подсказало, что так и надо.       — Понятия не имею, минут десять назад вышли, больше мы их не видели.       — Ясно, отлынивают. Ладно, Рюсуй. Но неужели бедного парня нам портит? Что случилось то в итоге?       Тройка, пока ещё не провалившихся, лгунов начала складно так подпиздывать о начале драки, как откуда-то вылетел нож, но никто не признался чьих рук был бросок.       — Да, — закончил Ген. — Наверное, наши споры тебя и  разбудили.       — Именно, — поддакнул Ишигами.       В слова Асагири не верили никогда, Цукаса, как никто другой, прекрасно это знал, всегда и везде верить Гену было сложно. Но вот думать о том, что Сенку мог солгать, было ещё сложнее.       Потому что, зачастую, он не врал.       В кухню, под паникующие взгляды гореврунов зашли двое парней. Цукаса не медля, байку сразу решил проверить.       — Сайонджи, ты правда убежал?       — Чего? — парень посмотрел на свою ногу, костыль, валяющийся где-то в углу под раковиной. Как он вообще мог убежать?       — Да-да, — уклонился Нанами. — Юкио просто очень хотел в туалет, убежал, что и про палку свою забыл.       — И мы попросили тебя его забрать, Цукаса нам не верит, говорит что мы какой-то пиздец учинили, — ну так то, он недалёк от истины. — Ты же помнишь?       — Да, а чё не так, братан?       Шишио пожал плечами. Ну, что-то они точно недоговаривают, но примерно всё сходится.       — Ладно, мне уже, честно, на пельмени похуй. Я спать, — он широко зевнул, подобно льву. — Приберитесь здесь.       Провожая облегчёнными глазами главную насущную проблему, ребята выдохнули.       — Пронесло, — осела на пол Кохаку.       — Не говори, пиздец какой-то, — поддержал её Ген и опустился на грязный стул. Ну всё, мучная жопа обеспечена.       Дружная уборка принесла быстрые плоды, а общий страх перед Шишио, их объединяющий, ускорил процесс. Через десять минут все возможные и невозможные, горизонтальные и вертикальные поверхности были вычищены, а посуда — вымыта.       И пельмени они тоже долепили.       — Всё, ребят, вода закипела. Можно уже закидывать? — Юкио держал в руках неказистую плашку с уцелевшими пельменями. Там было, дай Бог, штук тридцать. Все кривые и косые, не ровные, разных размеров.       Но они их, наконец, доделали.       — Да, забрасывай. Ты солил? — Ген подошёл проконтролировать процесс.       — Да. Тогда осталось только подождать?       — Ага, только учитывая, что у нас тесто в каждой штуке разной толщины, надо как-то так сварить, чтоб все доварились, но и не развалились, — подошла и напомнила Кохаку, проходя к раковине с остатками посуды.       — Минут пятнадцать, и хватит, — прошелестел сонный Ишигами, подметая пол каким-то старым веником, почти и без прутиков совсем, такой он был облезлый.       Ребята согласились, поставили таймер-яблоко на установленное время и ушли в девятую.       Они уснули.       Когда, спустя минут сорок, все вывалились из палаты, почуяв запах гари, на кухне обнаружился в ковшике комочек разваренных пельменей, совсем без воды, ибо та выкипела. Снизу слипшиеся нечто покрылось чёрной коркой. Ужин был безнадёжно испорчен из-за недосыпа. Ну да, три утра, самое время для трапезы.       — Ну нахуй эти пельмени, — усталый и взъерошенный Рюсуй с веником на голове, махнул всем, перекинул Юкио через плечо и ушёл в девятую, очевидно, заняв там не своё место.       — Реально, я позавтракаю в столовке чем-нибудь. Спокойной ночи, ребят. Выкиньте это. Отравитесь ещё, не дай Бог, — Кохаку бесшумно ушла прокрадываться в свою палату, из которой она по обычаю сбегала, и оставила парней наедине.       — Ну и где мне спать теперь? — Ишигами жалобно возвёл глаза к потолку, не зная куда себя деть, ведь спальное место его уже заняли.       — На свою не пущу, — констатировал Ген, вываливая из ковшика содержимое, которое угольками раскололось на разделочной доске и рассыпалось. — Можешь спать на месте Рюсуя.       — Ты чё? Не собираешься же ты это есть?       — Почему нет?       — Оно буквально сгорело и испортилось. Это уголь голимый, — неодобрительно косился Ишигами на Асагири. Тот выудил из ящика нож, тот самый между прочим, и отрезал более-менее съедобную часть.       — Но я всё же могу есть это. Поделиться?       — Обойдусь, спасибо.       Сенку отошёл к подоконнику, запрыгивая на него и вслушиваясь, как старая, прогнившая деревяшка скрипнула под ним и осыпалась трухой на пол, к такой же древесной пыли. Ишигами прекратил созерцание вертевшихся в воздухе частичек и перевёл взгляд на парня. Тот очень старательно отковыривал сожжённую часть и отделял съедобную. Сенку поморщился. Деньги деньгами, всем понятно, жалко, все дела. Но не травить же себя, буквально, помоями.       — Ты будешь блевать, — констатировал парень, он лениво взглянул в окно, на малюсенькие трущобные домики, завешенные мокрыми тряпками, с крышами, заложенными шифером.       Больница эта, интересное, конечно, место. Общая, если кратко. Она располагалась на пересечении двух районов: первый — портовый район Йокогамы, там спальные дворики и колодцы и что-то типа коттеджного посёлка. Престижное место, не бедные люди там живут. А второй — район Сурибачи, который сами жители называли "город Сурибачи". Неблагополучное место, само собой жили там бедняки и безработные. Этот район был отстроен беглыми людьми, которые скрывались от коллекторов, банковских служб или каких-нибудь преступных группировок, в большом природном кратере, примерно, два километра в глубину. Вот так госпиталь и поделили — первое и третье крыло для первого района, второе для Сурибачи.       Окна кухни как раз выходили на трущобы, вернее, на их начало. Прям кромка косых, дряхлых построек у края кратера, которые ознаменовывали начало всего неблагополучного поселения.       Асагири старательно выдавливал кетчуп на свой ужин, который всё равно выглядел так себе, но в пищу (пусть и только с виду) вроде как годился.       Новый пакет никак не хотел поддаваться, и с противным скрипом красный соус скользил под его поверхностью.       — Блять! — шикнул Ген, стряхивая с рук липкую субстанцию и оглядывая себя. — Ну ёб твою мать.       Он стоял весь в кетчупе, как говорится, с головы до пят. Волосы уже начали слипаться красными, грязными прядками и засыхать; в белую футболку с крипером из Майнкрафта въедались жирные пятна, и теперь персонаж на одежде больше походил на кровавого убийцу. Штаны, благо, не пострадали из-за длинных пол футболки. Серые спортивки так и остались серыми.       — Что блять то? — выдохнул Сенку, только мельком оглянувшись, закатил глаза. — Чего, нельзя было из предназначенного места выдавливать, зачем ты ножом то его дырявил?       — Заткнись, — злобно проскулил ему Ген, оглядывая место трагедии, даже глаз не поднимая. Не до надменного нарушителя спокойствия ему сейчас. — Если б выдавливалось, я б так и сделал. Но оно не хотело.       — Дак плёнку ты снял или просто крышку открыл и начал безумствовать как всегда, даже не подумал? — их перепалки начали казаться привычными. Из какого-нибудь спокойного разговора без неприязни вытекал неприятный обмен колкостями, который задевал обоих, но всё же каждому дарил чувство справедливости, мол, в этот раз он получил от меня. Я выиграл.       — Агх, просто, блять, заткнись. Ни слова не говори, — мокро-красные пятна липли через ткань к телу, оставляя после себя неприятное чувство жирного загрязнения и неряшества. Ген извивался как уж, лишь бы ни один кусочек не дотронулся до его тела, но как только он изворачивался в одну сторону, с другой что-то неприятное уже оказывалось возле кожи и отвратительно холодило. И так по кругу.       Асагири попытался снять футболку, терпя ощущение, будто он погружается в болото с головой, пачкая мраморно-чистую кожу и вбирая в себя мерзкий запах, который бы закрепился с ним навечно. По ощущение это было что-то такое, мерзко-отвратительное.       С одной рукой, понятное дело, ничего не получалось. Промелькнула шальная мысль попросить о помощи, но Ген её сразу отмёл. Ему всегда помогал переодеваться кто-то из парней, но там всё делалось как бы по необговорённой договорённости, ничего просить было не нужно. Но сейчас то...       — Помочь? — слишком оглушительно, для той тишины старого помещения, в котором они находились, она разбавлялась только страдальческими выкриками и шипением Гена. Парень даже сначала не понял, его сатейником по голове ударили или односложный вопрос задали?       Согласиться на такую простую вещь оказалось непосильным для гордости, так что Асагири просто сжался так, чтоб одежда повисла только на плечах, по возможности не касаясь тела и плавно, как кот, с опаской, крохотными шажками пошёл к подоконнику. Он опустил голову лишь бы не смотреть в глаза, и всё также — сжавшись, поднял обе руки вверх.       Его поняли.       Молча, подхватив края, потянули ткань вверх. Прохлада чуть отапливаемого помещения прошлась своими худыми, костлявами руками по юношеской коже неприятными, колкими мурашками. Но в один миг, на смену отвратному холоду пришли тёплые, даже горячие касания, грубых пальцев с мозолинками. Сенку старался как можно аккуратнее вытянуть загипсованную руку из длинного, широкого рукава, по возможности Гена вообще не касаясь. Но у парня и самого рука то была не целая, поэтому он делал, как мог. Как получалось.       Высвободившись, Асагири, наконец, глянул в блестящие в лунном свете рубины, отходя на один широкий шаг от Сенку, пятясь. Грязная футболка осталась в руках у Ишигами, но он, долго не раздумывая, перекинул ту через всё пространство на стул, около гарнитура.       Асагири проследил его жест периферией зрения, но ясный синий ни на секунду не отрывался от глаз оппонента.       — Всё, — получилось на резком выдохе у Сенку, будто он пару минут вообще не дышал, сдерживая рвущийся кислород внутри лёгких.       — Мгм, — кивнул Ген. Он проигнорировал оценивающий, без пошлости, но с интересом, взгляд. Обернулся, размашистыми, как у солдата, шагами дошёл до стола и, подхватив тарелку, взобрался на подоконник.       Сенку всё время бегал по нему глазами, смотря то на запачканные пряди, то на легко вздымающийся живот.       Ишигами постарался скрыть во взгляде сочувствие и тревогу, что так усердно пару секунд назад высматривал на дне его вулканических глаз Ген. Он знал, что Асагири подобное не нравится. Жалость.       Ген был болезненно худой, как-будто в какой-то момент, лет так с двенадцати и до сегодняшнего дня — семнадцати, его морили голодом. Будто он ел только раз в день, нерегулярно. Руки-веточки, с еле проглядными мышцами, немного скрашивали картину, но выпирающие передние рёбра и болезнено-впалый живот, с чуть видным прессом, убивали впечатление. И ладно бы только это, всегда можно откормить, если что и психологически помочь. Мало ли РПП? Но на нём было много...       Увечий?       Ран?       Ему было всего семнадцать, но множество шрамов, синяков, гематом и других моментами скудных, или наоборот огромных ранений придавали образ, скорее, хорошо сохранившегося вояки, чем обычного школьника.       Их было очень много. Но привлекала особое внимание большая багровая гематома, по краям, которая стала то синее, то желтее привычного цвета кожи. Она цвела на левой стороне, по всей площади рёбер. На подобное даже смотреть больно было, и Сенку даже знать не хотел, как она ощущается на теле.       Когда Асагири повернулся взять тарелку, взору открылся ожог-шов на правой лопатке. По площади примерно сравнимый с богровым, рёберным цветком, но он был бежевый, из картины его выделял только светлый, выпуклый край-шов, очерчивая по периметру.       Странный, тугой комок подкатил к горлу. Ишигами чуть не закричал.       — Противно, — прожёвывая мешанину из склизко-разваренного теста и перегретого фарша, вскинул вилку Ген. — Я знаю.       Ишигами промолчал.       — Ну и как? — перевёл он тему, чтоб самому не сорваться, не задать не тактичный вопрос. Уловив непонимающий взгляд, Сенку уточнил. — Вот этот кошмар. Вкусный?       Асагири закатил глаза, но колкий комментарий остался без ядовитого ответа.       — Вполне себе ничего. Зря вы не стали.       — Ген, это был уголь.       — Да. Но он хоть не горчит, как те пельменины, которые ты сделал. — а нет. Вот и ответ, всё по канонам жанра и их холодной войны. Ничего не меняется.       — Не неси чушь. Как из всего этого куска ты понимаешь, где мои. — Сенку ухмыльнулся. Получился предупреждающий оскал. — Признай, лишь бы доебаться, да?       Его вызов был принят, и Асагири наклонился в его сторону. Между лицами осталось сантиметров пять. А две пары таких похожих, но абсолютно разных глаз заблестели азартом и предвкушением.       — Что если и так? — чуть слышно добавил Ген. Вызов на вызов. Пока они квиты.       — Ты бесишь.       — Ты тоже, — Асагири недобро усмехнулся и отставил тарелку. — Просто не представляешь, как же ты раздражаешь. Придушил бы.       Сенку отодвинулся, но с видом человека, который что-то знает, хмыкнул.       — Хочешь расскажу, что тогда случилось? — он сказал это, будто сделал одолжение. Получилось приторно-противно, как у злодея из мультика, который убил родителей главного героя.       Асагири, как услышал, так резко и отпрянул, чуть не врезавшись затылком в оконную раму. В океане ультрамариновых глаз быстро погнался ветер и начался шторм, всё внутри потемнело и похолодело, как-будто с ветром пригналась июльская гроза.       Ген думал, пожалуй, непозволительно долго. Хочет ли он действительно знать? Не простит ли этого всего? Как вести себя после?       Но ему действительно интересно.       Пора уже проверить спор, который он заключил сам с собой пару месяцев назад — виноват был Сенку в чём бы то ни было или сам Асагири в том, что не удосужился вникнуть в проблему и сбежал?       — Исповедь за исповедь, да? — собрался он, горько усмехаясь, наблюдая за реакцией своего, теперь, соперника. Кто из них откажется искренне, тот и проиграет.       — Пусть так. — Сенку же удивился, что Ген вообще соизволит его выслушать. Он думал, что его пошлют, ну на крайняк просто спросят по его ли вине произошёл тот пиздец? Но никак не полною версию будут слушать. Он удивлён.       Пока сам не понял приятно удивлён или разочарованно.       — Только, ты же понимаешь, что я не закончил?       — До подъёма куча времени. Можешь занять его, если струсил. Моё дело предложить, а у тебя всегда есть выбор.       Ген кивнул, достал из растянутого кармана спортивок мятую пачку, открыв верхнюю форточку закурил. Ноги сложены по-турецки, парень сидит в пол-оборота, чтоб если что, поглядывать на Сенку, но и в окно созерцать надвигающийся лёгкой дымкой рассвет.       Он уже хотел начать говорить, но..       — Кто это сделал? — вопрос не был направлен никуда конкретно, и Сенку на него даже не смотрел, обращая всё своё внимание на единственный источник света в комнатушке — окно. Он не уточнил, но его поняли. Так же как и он понял пару минут назад.       — Моя мать и её бывший ёбырь, кто ж ещё? — Ген улыбнулся, но как-то диковато. Как загнанный зверёк. Парень сделал максимально отрешённый вид, но тревогу и отвращение к воспоминаниям обличала быстро и высоко вздымающаяся грудь. — Ширасе меня и пальцем не тронул, да и не тронет. Ему похуй.       Ишигами, оценивая состояние, оглядел наконец собеседника, а на его лбу проскочила пара морщинок. Не хотел он спрашивать, но так получилось.       — Ясно, — выдохнул Сенку, а затем снова отворачиваясь, кивнул. — Начнёшь?       Асагири, как ведущий оратор кашлянула, сдувая спесь произошедшего, что была вызвана неприятным вопросом и начал.       — Кажется, я остановился на людях, да? Вот. — парень уже и перехотел что-либо говорить, обсуждать и дискутировать, но всё же, затянувшись и перехватив сигарету другой рукой, продолжил. — В один момент я понял, что меня окружают одни и те же. В целом, конечно, это разные люди, в разных местах, разных возрастов, полов и мнений, но по сути все — одинаковы. И я не какой-то психически больной, чтоб говорить, что мне скучно жить, или я устал от мироздания, но по факту я и не ёбнутый оптимист, чтоб затирать всем, что всё прекрасно, после смерти каждый попадёт в рай и остальная подобная херня. Это конечно всё замечательно, и оптимистам, и пессимистам в этом мире место есть. Но проблема  в том, что для меня этого самого места нет.       Он остановился, скосил глаза, не оборачиваясь, чтоб убедится, что его слушают. Выдохнул поглубже, снова затянулся и, ёжась от сквозняка, продолжил:       — В один момент, подумал, что места мне нет, потому что я одинок. Ну, знаешь, романтизировать одиночество прикольно, вся херня, но это действительно давит. У меня нет семьи, кроме Анэ-сан, друзей тоже. Вернее, есть, конечно, но они такие... Общие. Я для них не единственный.       — Да ты эгоист, — хмыкнул Сенку, будто в пустоту. Парень вообще успешно делал вид статуи, что ждёт своей очереди, а не человека, вызвавшегося обменяться чем-то важным. Чем-то важным для них обоих.       Ген презрительно сощурился, всем видом показывая, что предусматривался монолог, а никак уж не диалог, и что самому ему не нравится, когда собственную речь перебивают неуместным комментарием.       — Эгоист не эгоист, но мне правда хотелось бы быть чьим-то приоритетом, — он остановился, переводя дыхание. Ничем не ознаменовав побег(или что это вообще было?), парень спрыгнул, прошагал до раковины. И сунув туда голову сполоснул слипшиеся красным пряди. В темноте было не видно, но хрустальная вода окрасилась красным. Сенку промолчал, только терпеливо ожидая возвращения. — В этом я тебе завидую, — Асагири отряхнулся как пёс. А Ишигами вдруг внезапно осенило, почему парень так внезапно ушёл. Не хотел признавать только что сказанное. — Ты интересен людям, чтобы ни делал. Ты настолько загадачен, что даже разгадай пару тройку твоих тайн, ты непременно порастёшь новыми. Это подкупает людей, они ловят азарт, и им интересно. Поэтому ты никогда не будешь одинок. И вот вся твоя прелесть, всё дело в том, что у тебя настолько большой запас всего эдакого, что часть из него ты просто позволяешь разгадывать.       — А ты? Я уверен, что люди, тебе подобные гораздо интереснее.       — Может быть, — неохотно пожал закостеневшими от холода плечами Ген. Дуло из форточки нещадно, организм покалыванием кожи подавал сигнал о том, что замерзает. Но Ген не чувствовал, сейчас ему было всё равно. — Никогда не встречал таких. Просто, мне достаточно сказать три заветных слова и всё — всё мои карты и козыри будут открыто лежать на столе, ответы будут пронумерованы для каждого вопроса и любезно предоставлены. В этом я скучен. Либо всё, либо ничего. У меня мало тайн, и разгадывать в общем то нечего, так что в отличии от тебя, позволяющего, я никому не даю даже подумать над ответом.       — Как-то чересчур философски, — заметил Сенку, но ход мыслей Гена ему нравился. Пусть и бесит тот факт, что Асагири себя просто недооценивает.       — Пожалуй, да, — на Гене не было ни эмоции. Он выглядел, как старый лектор, преподающий первому курсу — неокрепшим зелёным ребятам, которым ещё предстоит пережить многое. — Но в этом я тебе завидую и, что очень бесит, ещё и восхищаюсь.       — Спасибо.       — Заткнись. Это не комплимент, а факт. Подобное благодарности не требует.       Асагири раздражённо рыкнул и затушил бычок об основание рамы, выкидывая его в форточку, достал вторую сигарету. Ишигами нахмурился, но ничего говорить не стал. Ночь обещала новые познания, и может даже понимание со стороны друг-друга. Кто знает, может быть даже что-то до боли отвратительное и обидное.       — Поэтому, — Ген не уточнил, но имел ввиду всё вышеперечисленное. — я хочу влюбиться. Ну типа, не просто там в кого-нибудь, без раздумий, по типу первого встречного. А душой, понимаешь?       Сенку не понял, потому что от всего эмоционального был непозволительно далёк, и пусть и был совершенно не эмпатичен, но по горящим глазам, в которых шторм успокоился уступая штилю, горели миллиарды ярких, воодушевлённых звёзд, понял, что для Гена это правда важно.       — Не очень, — без вины, но со знанием отозвался тихим шёпотом Ишигами.       — Ну конечно, — раздражённо выдохнул Ген. — Не смей здесь засыпать, мы не закончили.       — Я и не сплю, — но вопреки словам, зевнул.       Асагири цыкнул, но заострять внимание не стал:       — Ну полюбить душой. Полюбить человека всего без остатка, со всеми его привычками, характером и отношением к тебе. Это не слепая привязанность и не животная страсть. Это что-то типа эм.. Ну вот как лебеди. Они же любят друг друга всю жизнь, они друг другу единственные во всём мире, даже совершают самоубийство, если пара умирает. Я считаю это прекрасным, но не думай. Я не фанатик там какой-нибудь. Просто это прекрасный пример, что животные намного чувственнее, честнее и искренне людей. А главное — вернее. Нам бы поучиться, а мы только и зовём их глупыми, ослеплёнными любовью пташками.       — Ты готов наложить на себя руки, если дорогой тебе человек умрёт? — вопрос не был изумлением или восхищение, просто сухой интерес в том, насколько же сильно готов любить Ген.       — Думаю, да, — чуть помедлив, и видимо, обдумав, ответил Асагири, затягиваясь уже третьей сигаретой. Всё помещение пропахло никотином и вообще не проветривалось через крохотное окно. Как ни странно, но пусть это и была служебная кухня, но пожарных датчиков не было. Их вообще во втором крыле не оказалось.       — Даже если это будет самоубийство?       — Я постараюсь заметить признаки и предотвратить, — прозвучало самонадеянно, но по лицу было понятно, что Асагири серьёзен. — Но всё же, если я не успею... То, да. Даже, если это и будет суицид.       Они молчали долго. Для самой длинной ночи в их жизни, пара минут оказалась кошмарной пропастью, которая могла засосать воцарившуюся атмосферу.       — А ты?       — Что я?       — Умер бы за любимого человека?       — Да, — выдохнул Ишигами. — Даже если самоубийство, даже если несчастный случай. Не важно.       Асагири изумился. Парень вообще даже мысли не допускал, что такой как Сенку будет хоть на секунду задумываться об отношениях. Но оказалось всё, кажется, в точности наоборот.       — Что ты так смотришь? Удивлён?       — Есть немного. Не думал, что в твоём сердце есть свободное для кого-то место, кроме науки и экспериментов, конечно       —  Я тоже, но, как оказалось, нашлось.       Ген хмыкнул. И всё таки решил сказать. Не поймите превратно, это атмосфера просто такая была, сам бы он такого никогда не сказал.       — Повезёт твоей будущей девушке.       — И твоему будущему парню.       Они сказали это. Медленно развернулись к друг другу лицами, отворачиваясь от окна. Смотрели глаза в глаза. Один благодарно, второй как-то напуганно-загнанно, но тоже с толикой благодарности.       — И всё же, — Сенку перехватил сигарету, которая норовила упасть из ослабевших пальцев и прожечь штанину, выкинул ту на улицу, даже не затушив. — Почему я?       — Тебе проще объяснить. Однажды, — было видно, что Ген сделал над собой усилие. — однажды, ты уже понял. Так что я решил попробовать ещё раз.       Это не было ложью целиком и полностью, но всё равно, Ген не был до конца честен.Рассказал он всё именно Сенку из-за самого себя. Хотел посмотреть, прочувствовать, какие эмоции испытает, открываясь именно пред ним. И...       По итогу не получил ничего грандиозного. Ну да, по-прежнему ненавидит его, но эта неприязнь притупилась, но всё равно присутствует. Конечно, он его раздражает просто своим нахождением рядом. Но в тоже время с ним спокойно, в один момент Гена даже пробило на ностальгию по тем временам.       Ничего не изменилось, ощущение будто ничего и не произошло, и парни так и общались дальше все эти годы, прерываясь разве что на небольшие ссоры в один или два дня.       Это не напугало, потому что было ожидаемо. Асагири подозревал о чём-то подобном.       На этот раз они сидели в тишине около получаса, обдумывая короткий диалог и минутные слабости в откровениях Асагири. Он был искренним. Да, искренним, но до горящей кожи замёрзшим.       — На, — нарушая молчание, что висело над ними хрустальным потолком, протянул свой кардиган Ишигами, сам оставаясь в одной безразмерной футболке.       — Что, наконец надоело смотреть на это? — Асагири подло прищурился, обнажая клыки, на протянутую руку никак не реагируя. Он подумал, что Сенку всё это время терпел, отвернувшись к окну, но когда появилась потребность смотреть друг на друга в разговоре, парень не сдержался и не смог больше созерцать отвратный внешний вид Асагири.       — Тебя трясёт.       Ген осмотрел себя и действительно заметил, что его колотит мелкой промозглой дрожью, от которой рассыпались мурашки по всему телу и кожа принимает отвратительный вид лягушки.       — Бери, простынешь же, — Ишигами, порядком уставший держать руку, просто потянулся вперёд накидывая одежду на худощавые, дрожащие плечи, пресекая все попытки каких-либо действий против.       Асагири быстро скинул его руки, поплотнее натягивая бежевый кардиган посильнее и утопая в нём чуть ли не с головой.       — Ну, я закончил. Теперь твоя очередь, да и времени  у нас осталось предостаточно, — так правда лучше, вязанное изделие ещё хранило тепло другого человека, отчего становилось в нём только комфортнее. Ген только сейчас, на контрасте температур, заметил, как же сильно замёрз.       —  В общем, — так себе начало для истории, что разрушила одного, а у второго отняла одну частичку души. — За два дня до того... случая мы с Рюсуем сидели у них дома и собирали какие-то реактивы, я уже и не помню. Пришёл туда, чтоб ободрать коллекцию Нанами до нитки, потому что Рюсуй должен мне был. Вот.       Дальше Сенку молчал, видимо собирался с мыслями. На Гена, который всеми силами поглощал любое сказанное слово, он не смотрел.       —  К нам зашёл Сай, мы разговорились. Старший наругал младшего за какую-то фигню на кухне, мол теперь его пол дома шугается. Рюсуй тогда ответил, видимо в противовес, что от Сая шугаешься ты. На меня посмотрели, спросили что за дела. Мы же общались, я должен был быть в курсе, по их мнению. Я сказал, что ничего такого вроде нет. Рюсуй тогда сказал, типа "да он в тебя поди втюрился, вот и стесняется", а я подтвердил. — Ген услышал, как что-то внутри него начало затягиваться, срастаться, а затем с противным треском рвущейся ткани сново разошлось по швам.       — Ты просто так это сказал и тебе поверили? — скептизм — наш защитный механизм. Ген уповал сейчас на него как никогда.       — Нет, меня спросили ещё пару раз. Ну ответ мой очевиден. — Ишигами потёр шею. В этом был виноват он. Его халатность, пофигизм и эгоизм. Слепота в чувствах окружающих его ни к чему хорошему не привела.       — И спустя два дня.. — Асагири сглотнуть вязкую слюну и поглубже вдохнул. Кислород вдруг стал тягучим, плотным и как-будто грязным, засоряя лёгкие, застревая, не давая нормально дышать. — он просто пришёл ко мне с теми словами?       — Похоже что так. — кажется, для Сенку воздух стал точно таким же. — Я посчитал это неважным, не думал, что всё так выльётся. Во всё это. — последнее звучало как оправдание. От этого стало тошно.       Гена как облили холодной водой в мороз, потом бросили в раскалённую пустыню, умирать от жажды. Посчитал неважным. Ему было настолько похуй? Нет, всё можно понять, Асагири долгое время мирился с отрафироваными эмоциями Сенку, но чтобы парень настолько не задумывался о нём? О том, что тот чувствовал?       Настолько неважно?       Дело не в словах, вообще не в признании. Дело в отношении. Проблема кажется высосаной из пальца? Пожалуйста, думайте, что хотите! Но это не просто предательство. В тот период с ним не было рядом даже Анэ-сан, зато был Сенку. Он был ближе родной матери, просто роднее всех на свете.       Но для него он был неважным.       Сенку даже не извинился. Постоянно молчал.       Он умер в его глазах второй раз, уже почти воскреснув.       Всегда плохо осознавать, что человек был для тебя единственным, а ты для него лишь одним из многих.       Это уже не предательство. Это медленное моральное убийство. Причём изощрённое. Садистское.       И это было больно. Мерзко. Отвратительно. До ломоты в коленях, трясущихся пальцев, головокружения и тошноты — больно. Намного неприятнее простого ножа в спину.       Несравнимая боль, которую поймёшь лишь тогда, когда сам испытаешь.       Все хотят узнать её описание, но никто не желает пробовать такое на самом себе. А другого способа нет.       — Тебе было настолько всё равно? Ты ведь не предал всему тому особого значения, да? — Ген отвернулся к окну, всем видом показывая, что понял собеседника и уловил каждое слово того, но эмоционально никак не отреагировал. А отвернулся, потому что прекрасное синее море начало плескаться, наровя выйти из берегов. Асагири не хотел сейчас плакать. Не мог. Поэтому и не разрешил сам себе.       — Да. Я просто продолжил то, что мы делали с Рюсуем, — Сенку знал к чему приведут его слова, но и врать не хотел. Он столько раз ему соврал, о стольким умолчал и из-за этого потерял единственного друга, который почти стал как родной брат. Винил себя за эти слова, но, в моменте, поклялся быть честным.       — Ясно, — Асагири опустил голову, закрывая лицо свисающей чёлкой. Пряча первые, хрустально-чистые слезинки, которые всё-таки не смогли удержаться в море. — Иди тогда спать. На кровать Нанами ложись.       Чудом несорвавшийся голос его не выдал. Запоздало вспомнив, в чём он сидит, Ген быстро скинул кофту, небрежно перебрасывая ту в руки хозяина.       — Иди! — всё также, не поднимая головы.       —  А ты?       — Я тут посплю.       — Пошли, там же и твоя кров...       — Не идёшь ты, пойду я. — истеричные нотки сложно было не уловить. Сложно даже для Сенку. Парень напрягся.       — Иди тогда к себе, я скину Нанами.       Забыв про тапки, шлёпая уже босыми ногами, Ген вышел, громко хлопнув дверью.       Ишигами посмотрел на свою кофту. Она была ледяная. Обычно вещи нагреваются от человеческого тела. Но Ген наоборот, как-будто остудил её своим холодом. Он всегда был ледяной. Тогда, когда парни ещё общались, Асагири любил засовывать свои ледышки Сенку под футболку, пугая. Или за руки хватал, за щёки.       Сенку тяжело вздохнул, уходя потеснять Рюсуя со своей кровати.       Ген в это время как можно скорее вбежал в комнату, запрыгнул с ногами на кровать и накрылся одеялом так, чтоб только нос торчал. Слёзы полились с такой силой, будто где-то там, в голове, у парня прорвало давнюю дамбу. Места на руках и плечах, где Сенку его касался, внезапно зачесались, и Асагири, сдирая там кожу, плакал ещё сильнее.       Истерика никогда не была подарком. Всегда подкрадывалась медленно и исподтишка, она душила слезами, атаковала неприкрытые участки чувств и эмоций, по окончанию выматывая так, что просто засыпаешь в один момент, так устав, забыв обо всём.

***

      На следующий день они не поговорили. Даже не встретились. На завтрак, понятное дело, никто не встал. А в обед за Геном приехали медсёстры увозя его в инфекционку. В первое крыло.       Парень блевал с того момента, как проснулся.       Все сетовали на пельмени, но никто и не задумался, что психическое состояние может сделать с организмом человека. В рвоте не всегда виноваты вирусы и бактерии.       Иногда тошнит от самого себя.       В инфекционном отделении Асагири провалялся две недели. Но даже после выписки им не удалось поговорить, потому что Гена забрали. Вернее — забрал.