Проделки судьбы

      Сейсар ехала ещё дольше, и на этот раз она едва ли не оставила свой рассудок где-то по пути. До Вайтрана оставалось ещё чуть-чуть, но хотелось буквально спрыгнуть с повозки и побежать, побежать туда, в сторону родного дома, где всё это точно не достанет! Верхушка Драконьего Предела мелькала далеко-далеко за горизонтом, словно уходящее солнышко. Сейс облегчённо выдохнула, наполняя лёгкие пшеничным запахом полей. Крестьяне усердно трудились, собирая последний урожай. Лето в этот раз выдалось плодовитым – пшеницы хватит на всю зиму. Это не может не радовать, ведь зимы в Скайриме всегда были суровыми. Но здешним нордам метель по ночам напевала сладкую колыбельную, словно заботливая матушка, успокаивала боль и уносила обиды, а утренний мороз опалял щёки, умывая лучше холодной воды. Но и у этого народа были свои недостатки: поговаривали, сам Ульфрик Буревестник слишком жестоко относился к другим расам, а особенно к данмерам и аргонианам. Даже как-то не верилось — освободитель Скайрима держал в своём городе чужеземцев как рабов? Сама-то Сейсар никогда в Виндхельме не была, но всегда находила это излишними политическими надумками.       «Колесница Талоса» (её с трудом можно было назвать повозкой) внезапно встала. Возчик глянул под колесо.       — Скамп его, колесо… сейчас гляну, — возчик спрыгнул с брички, присаживаясь на корточки у многострадального колеса.       — А побыстрее можно? — раздражённо зафырчал его пассажир. Путь позади лежал долгий. Хотелось домой, к очагу. Возчик в ответ лишь что-то закряхтел. Началась долгая возня: он то снимал колесо, то ставил обратно. Уже даже лошадь задёргала головой, занервничав: «Да когда ж уже домой?!». Сейсар задавалась тем же вопросом. Она никогда не думала, что будет одной мысли с лошадью.       Но возчик закряхтел сильнее. Сейс закрыла глаза, замечтавшись о чем-то. На лице появлялась блаженная улыбка каждый раз, когда перед глазами появлялся один лишь вид родного дома. Интересно, а как возвращаются воины после длительной войны домой? Они каждый раз падают у порога, целуют обветшалую ступеньку и с невесомой легкостью на душе заходят в дом, радуясь каждому старому предмету, как новому? Или же привыкают к чувству вечной разлуки?       — Привет от Говарда, мразь!       Сейсар подскочила, едва не перекинувшись через бричку. Возчик был давно мертв. В спине его красовалась стрела. Она испуганно стала озираться, прижимаясь к полу повозки, пока над головой свистели стрелы, и тогда она увидела в дальних кустах головорезов. Пять, может, шесть. Двое из них остались по обе стороны от телеги — метров за двадцать-пятнадцать, а остальные трое выпрыгнули из кустов и с диким воплем понеслись в сторону перепуганной Сейсар. Лошадь заржала на всю округу; быстро среагировав, Сейсар перепрыгнула на место возчика, истерично дергая поводьями с криком «Пошла! Пошла!». Лошадь растерялась и помчалась в первую попавшуюся сторону со ржанием. Дорожная пыль облаками поднималась под копытами. Если бы не их быстрое перестукивание, можно было бы подумать, что бричка не едет, а летит над землей. Сзади послышалась ругань. Видимо, наемникам такой ход не понравился: «За ней, за ней!» твердили они. Сейсар мчалась уже даже не в Вайтран, а просто летела по дороге. В голове куча мыслей спутывалась в огромный клубок теорий и догадок, а главнео — страха.       Сейс догнала стрела. Она обернулась: лучник ехал прямо на хвосте, остальные — сзади. Видимо, их лошади не были такими резвыми. «Твою мать, твою мать!». Головорез встал на лошадь, едва удерживая равновесия с помощью рук, и перепрыгнул на повозку. Обезумевшая от жажды крови тёмная, исполосованная шрамами морда сунулась прямо в лицо, когда он резво вынул кинжал. Сейсар оставалось лишь только едва-едва уворачиваться в попытках достать меч. Сверкнув тёмной сталью в светлых лучах солнечного света, меч крутанулся в руке, блик отразился прямо в глаза наёмнику. Сей занесла над ним меч, готовясь всадить в череп, но наёмник оказался изворотливее. Меч выпал из рук, когда Буря Клинков рухнула на пол в агонии, держась за новую рану в животе. Сзади послышались громкие смешки — кажется, они рано стали праздновать победу. Мужчина подобрал клинок Сейсар, повертел в руке и занёс над ней. Она с трудом нашла в себе силы напрячь горло и выжать из себя последние силы, произнести два слова: «Фус» и «Ро», но чтобы наёмник слетел с брички, несущейся подобно гладиаторской колеснице в Колизее, этого не хватило. Он выронил клинок и пошатнулся, но от темпа езды всё же потерял равновесие и выпал из телеги, несущейся на невероятной скорости. Такой потери головорезы точно не ожидали, грубо шпорили лошадей и лупили хлыстом так, что даже в спутанном сознании эти удары отдавались болью. Зажимая рану и крича от боли, Сей переползла на лошадь, не забыв клинок. Вся рука была испачкана, и лишь от вида собственной крови Сейс была готова свалиться с лошади прямо под копыта врагам. Она отцепляла животное от тяжести позади в виде брички, но все лишь пачкалось кровью и выскальзывало из рук. Когда телега, наконец, открепилась, она затормозила настолько внезапно, что бандиты не успели среагировать, как и их лошади — ещё двое с громким ржанием буквально перелетели через повозку, цепляясь и путаясь в ней. Лошади с наездниками словно бы взлетели в воздух, всадники даже не успели вылететь из седла при кувырке, а если и успели — то их все равно придавило тушами собственных коней. Не хотелось знать, что происходило сзади, да и поворачиваться не было сил — один глаз заплыл бледной пеленой и не видел вовсе, во втором то и дело темнело. Одежда слиплась от горячей крови, не было сил даже стонать. Сейсар вовремя потянула за край поводьев, заворачивая на Вайтран. Застучал под ногами деревянный мост, дозорные кричали «Стой, стой!», но никто не пытался остановить коня на скаку, а тело всадницы безвольно повисло в седле. Стражники разлетелись в стороны, деревянные ворота города распахнулись. Горожане в ужасе посмотрели на источник звука, а лошадь, оповещая о прибытии, тревожно заржала, привставая на дыбы. Сейс слетела с неё, глухо ударяясь о каменную дорогу.

*      *      *

      Падая в тёмную пустоту, Сейсар даже не боялась. Она равнодушным взглядом смотрела вверх, но там тоже ждала пустота. Справа пустота, слева, снизу, сверху. Она не чувствовала ровным счетом ничего, кроме мерзкого чувства падения, когда что-то щемит в груди, потому что не знаешь, в какой момент расшибешься. Но щемило не только поэтому. Что-то сдавливало её со всех сторон, словно падения и не было вовсе. Словно бы вокруг были четыре стены, которые то и дело сужаются. Вот они примут форму неподвижного тела, обтянут кожу, а кости затрещат под такой тяжесть и всё содержимое забрызгает невидимую тьму. Может, она в гробу? Но почему так тесно и тяжело? Буря Клинков попробовала темноту на ощупь, ничего не почувствовав. Вакуум?       Но вдруг тьма заливается ярким светом. Большая, просторная поляна с низкой зелёной травой, коей не видно ни конца, ни края, а впереди стоит огромный дуб, что раскинул свои ветви, будто распростёр руки для объятий. Сейсар дотронулась до его твердой коры, напоминавшей броню. Она была абсолютно осязаема — можно было нащупать каждую шероховатость и неровность в его древесных латах. Сейс оглянулась, но вокруг лишь одно поле и голубое безоблачное небо. Неужели здесь и предстояло ей теперь провести нескончаемую вечность? Глаза залило жаром, а в ушах что-то трещало. Нет, не в ушах — это трещало дерево. Трещало от тяжести огненных языков, что старательно вылизывали его, оставляя после себя смертельные ожоги. Плачевные, мученические стонов старика-дуба и довольный смех пламени понеслись по полю, то и дело перекрывая друг друга. Она попятилась, но оступилась, вновь падая куда-то в бездну.

*      *      *

      Сейсар болезненно простонала, поднимаясь с чего-то жёсткого, но чья-то рука моментально придавила ослабевшее тело к койке. Мужской голос эхом, а затем и гулом отдался где-то внутри головы, и Сей зажмурилась от боли. Ей приходилось чуть ли не бороться с собой, чтобы не упасть обратно в сладкое забвение. Яркий солнечный свет ударил в глаза, а шумы преобразились в нормальные звуки — звон целительных заклинаний и жалобные стоны раненых и больных. Именно по звукам Сейсар смогла распознать, где находится — местный Лазарет, храм Кинарет. Глазам вернулось зрение, и перед ней предстала женщина в светлом одеянии.       — О Боги, мы думали, ты уже не очнёшься, — прошептал мелодичный женский голос.       — Мы? Кто «мы»? — Сейсар ещё не до конца осознавала происходящее.       — Когда ты упала с лошади со стрелой в спине и ножевым ранением, люди в ужасе застыли. К нам примчалась Ольфина: «Помогите, там раненая!». Тебя перетащили сюда. Я, Драконий Предел и еще несколько целителей думали, что ты уже не выкарабкаешься. Лошадь неслась настолько стремительно, что она сама завалилась на бок, когда её замывали. А ты… так ты и вовсе живучая, тебе повезло, что ты не умерла от потери крови.       «Повезло»? Легко сказать. Сейсар вновь легла на каменную койку, на которой из мягкого лежала лишь шкура какого-то животного. Едва коснувшись живота, она почувствовала невероятную боль, а спокойно дышать так и вовсе было практически невозможно. Ближайший час её отпаивали какой-то дрянной жидкостью, которая, по слова жрицы, и была лечебным зельем. Вокруг находились десятки ослабевших тел, над которыми порхали жрецы и жрицы. Храм после начала войны превратился в самый настоящий военный госпиталь. После огромного количества выпитых отваров, боль утихла, а раны, возможно, несколько затянулось — проверить не было возможности, не снимать же тугой бинт и не совать же руку в рану. Вместо боли пришла память: Сейсар постепенно вспоминала последние события, происходившие до её попадания в лазарет. Она вспомнила головорезов, и то, с какими криками они напали на бричку. Охваченная ужасом, Сей вскочила с койки, но тут же подлетела жрица Кинарет, стараясь уложить её обратно. Никакие уговоры на неё не работали: раненой пришлось лечь обратно дожидаться потери бдительности со стороны жрицы, которая, как назло, стала вертеться совсем рядом. Но той нужно было как можно скорее выбраться отсюда, иначе она никогда не узнает, что произошло. Сир Говард? Что Сейсар сделала ему? И где родители? Они бы сразу узнали, если бы их дочь попала в лазарет.       Наконец, вытянув руки над чьим-то телом, жрица стала читать лечебное заклинание. Солдату хорошело на глазах, но целительница была нездорово бледна: она увядала, словно цветок, с каждым мгновением. При чтении лечебного заклинания они буквально отдают себя, передавая жизненную силу пациенту. Она настолько слабела и угасала, что казалось, будто целительница вот-вот упадет. Услышав жалобный стон, она вспорхнула к противоположной койке. Расстояние было невеликим, кровати разделял огромный круг с водой, разделенный двумя линиями-дорожками — горизонтальной и вертикальной, но это расстояние показалось женщине бесконечным; не дойдя до следующего пациента, она упала едва ли не замертво. Смуглый жрец подбежал к ней, прощупал пульс, поднял и отнёс в другое помещение, практически не показывая своей паники. Неужели к такому зрелищу здесь привыкли?       К сожалению, ей ещё помочь можно, а вот Сейсар необходимо было спешить. Пока остальные лекари были отвлечены, она вскочила и вылетела из храма, словно из тюрьмы. Свежий воздух ударил в нос, но в глазах практически сразу потемнело от столь резкого скачка. Если бы не перила, она бы уже давно валялась на земле. Люди ошарашенно озирались, когда Сейсар, пошатываясь, чисто интуитивно брела куда-то в сторону дома практически вслепую. Солнце едва ли не выжигало глаза своей яркостью, хотя остальные прохожие чувствовали себя весьма комфортно. На них всех ей было плевать — Сейсар хотела только добраться до дома ценой всего.       За поворотом показался дом, сияющий блаженным спокойствием. Вокруг было тихо и умиротворённо, и Сейсар поняла, что добралась. Она устало вздохнула и, чтобы пережить головокружение, ненадолго опустилась за стол, покрытый толстым слоем пыли. Нужно было зайти и доложить отцу о произошедшем. Именно поэтому долго сидеть Сейсар не стала — подорвалась со стула и отправилась в дом.       Но стоило Сейсар войти, как она впала в ступор.       — Марк?       Но никто не отозвался. Вокруг вообще не было ничего: пустая гостиная. Место, где раньше в кругу стояли диванчики вокруг деревянного столика, пустовало, на кухне — ни единой крошки, на стенах не висело ни одной картины. Сей впала в такой ступор, что она зависла и не могла сдвинуться с места несколько минут, а потом рванула вверх с невиданной для раненого человека скоростью по лестнице. Ворвалась, первым делом, в свою комнату. Все витрины разбиты и небрежно валялись на полу, кровать перевёрнута вверх дном — изрезанное спальное бельё валялось и там, и тут; шторы изорваны будто бы дикими зверьми, а на входе Сейсар так и вовсе едва не перекинулась через свой же комод. Вещи были разбросаны по всему дому. Одолеваемая смятением, Сейсар пробежалась по остальным комнатам — коллекция оружия Деона пустовала, чучела животных свалены со стен, в комнатах всё тот же бардак. Оружейная разграблена, тренировочные мишени чучела во внутреннем дворе изрезаны, порваны и испорчены. Повсюду следы разбоя, а главное — ни единой души! Ни единой монеты в доме!       Сейсар рухнула на колени, хватаясь за голову. Пальцы больно впились в кожу головы. Хотелось кричать, но что-то сдавило горло. Затем она вскочила и рванула в сторону Драконьего Предела. Ей не было больно, бинт надежно перетягивал почти зажившую рану, а страх и адреналин били в голову с такой силой, что Сейсар почти не ощущала земли под ногами, но и чан целебных отваров тоже сделал свое дело. Сейсар буквально взлетела по ступенькам, плечом с разгона толкнула двери, и все присутствующие посмотрели на неё не самым дружелюбным взглядом; немилость их сменилась удивлением.       — Сейсар Буря Клинков! Добро пожаловать в Драконий Предел! — радушно приветствовал Провентус Авениччи. Но Балгруфа не было — трон пустовал.       — Где Балгруф?! Это срочно! — дыхание спёрло, она не могла не задыхаться. Холодный пот заливал глаза.       — Прошу прощения, но ярл Балгруф отъехал по неотложным делам в другой город день назад, ещё до Вашего попадания в лазарет.       — Мой дом ограбили! Помогите же, ну! — она взмолилась к Провентусу, словно ко всем Богам, существующим и вымышленным, но тот лишь вытаращил на неё испуганные глаза.       — Ограбили?! Миледи, я искренне сожалею! — он сам заволновался, на лице выступили крупные капли пота. — Боюсь, я ничем не могу помочь.       — Не можете?! — Сейсар шагнула в сторону несчастного управителя. Немногочисленные присутствующие уже готовы были обороняться. — В ВАШЕМ городе произошло крупное ограбление, а вы даже не знаете об этом! Как это называется?! Куда смотрела стража, когда это произошло? Неужели так сложно было даже под покровом ночи заметить воров, которые выносили долбанную мебель?! — гневная речь повергла управителя в ужас; он стоял и мялся на месте, а Сейсар чувствовала, что готова наброситься на него. Кто-то же должен быть виноват в этом.       — Миледи, я...       — Ничего не говорите, Провентус, замолчите. Вы ничего и не сделаете, — Сейсар вопила, но голос её слабел и дрожал, пока не оборвался вовсе. — Провалитесь все в Обливион.       Больно, потому что никто не хотел помогать. Больно, потому что она не знала, что случилось с её семьёй — на подсчёт казны Провентусу было плевать куда меньше. Обезумевшая от горя, она развернулась на ватных ногах, шатаясь и не видя дороги из-за мутной пелены слез. Никто не препятствовал, не выгонял силком из Предела. Молчание царило внутри, десятки взглядов в молчаливом смятении провожали Сейсар. Оставалась лишь слепая надежда, что семья в целости и сохранности, и просто ещё не приехали.       Но оставалось ещё одно незаконченное дело. Твёрдой поступью Сейсар приближалась к дому сира Говарда. Одноэтажный вытянутый дом с тёмной крышей. Сейсар даже не стала стучать, она начала ломиться, но двери никто не открывал. Тогда она просто с разбегу вышибла их. Удалось это не с первого раза и даже не со второго, но дело было сделано. Как и ожидалось, дома никого не было. Никакой засады. Неужели он не рассчитывал такой вариант развитий, что Сей выживет и придёт по его душу? Или именно на это и был расчёт, и Говард просто сбежал? Сейсар прошерстила всё — ни намёка на присутствие людей. Пепел в камине давно остыл, свечи, судя по всему, не зажигали довольно давно.       — Сукин сын! Грязный ублюдок! — громко завопила Сейс, со злобы толкая ногой прикроватный стол. Он упал, и из ящика высыпалось несколько септимов. Что ж, ублюдку это больше не принадлежало. Она собрала всё высыпавшееся, насчитав около десяти септимов, и сложила в кошель. Больше денег нигде не нашлось, но не оставлять же обеденный стол с нетронутыми яствами? Что было свежо и нетронуто, Сей сложила в походный рюкзак, завернув в найденный мешочек — еды у неё всё равно не было. Она со всей своей злобой перевернула стол — дорогущие тарелки попадали и разбились вдребезги. Говард вынес всё ценное – даже ни одного кинжала не нашлось.       Стремглав Сейсар вылетела из проклятого дома. Гнев перекрывал горе — хотелось мести и крови. Через несколько минут она спустилась к конюшням, вывела Тейен из стойла, без промедлений запрыгнула в седло и ускакала по дороге в каком-то из направлений. Конюх явно такого не ожидал, но просто ушёл с дороги, чтобы не попасть под копыта. Неужели никто и правда не заметил? Ей хотелось встретить по пути знакомую карету, но вокруг расстелились лишь бесконечные поля да леса. Кобыла вскоре выдохлась, побежала легкой рысцой, но долго ей отдохнуть не дали — Сей пришпорила лошадь. Тейен отдавала последние силы ради воли всадницы. Всадница, тем временем, был на грани. С каждым преодоленным десятком метров на сердце тяжелел камень, тянущий его прямо вниз. Тейен устало зафырчала, и тогда Сей позволила ей передохнуть какое-то время. Они скакали час, прежде чем вдали показался бегущий силуэт. Кто-то надвигался сюда с невероятной скоростью. На всякий случай Сейсар обнажила меч, ведь засады теперь можно ждать со всех сторон. Но это был лишь гонец, который не пронёсся мимо, а остановился у лошади.       — Миледи Сейсар Буря Клинков, это вы?! — запыхавшись, спросил гонец. Как же это он так бежал с письмом без коня? — У меня к вам письмо. У меня всё, я побежал!       Гонец сразу же убежал. Сей очень удивилась: печать была незнакома. Сломав её, Сейсар раскрыла письмо.        «Твоя семья мертва. Ты следующая.       –– искренне твой, Говард Стальная Рукоять.»       Этого не может быть. Просто не может. Сейсар не верила прочитанному.       Мертвецкая тишина повисла на дороге, как топор, занесённый над головой преступника.       Её схватил такой порыв истерики, что на тот раз Сейс просто не сдержала крика. Лошадь перепуганно прижала уши. Рыдая, Буря Клинков окончательно перестала понимать, где находится, перестала чувствовать под собой лошадь, забыла все вкусы, запахи и эмоции. В ней остались только горечь, слезы и скорбь. Кажется, даже гонец, унёсшийся уже очень далеко, мог слышать этот крик. Она рыдала в голос, лицо раскраснелось и опухло; Сейсар безумно рвала на себе волосы. Вот за кого хотела выйти замуж Орессия. Она влюбилась в него, а он нанял на неё и всю её семью убийц. За что? Что ему сделали не так? Вся семья всегда с ним ладила. Ори… маленький лучик света последней надежды в нескончаемой темноте угас, угас так внезапно, едва успел расцвести, словно бы сорвали цветок, сразу же увядший в руках. А мать… успели ли они отвезти Деона? А отец? Нет, в этом всем крылся какой-то подвох, Роберт просто не мог бы не справиться с кучкой разбойников. Не различая дороги, Сейсар тронулась дальше, едва держа поводья. Больно, так больно не было ещё никогда. Никакая физическая боль не сравнилась бы с полной потерей семьи, и сейчас Сейс думала только об одном — пойти ко дну реки. Тейен преданно и уверенно несла свою хозяйку по дороге в Виндхельм. Хотя бы найти тела… но дорога была чиста и раскалена — хоть яичницу жарь. Сейсар не могла ехать спокойно, перед глазами мелькали лица родных, а особенно младшей сестрёнки. Боги, она ведь только начала жить. Что мог сделать ребёнок этому монстру? Кто нанимает убийц на беззащитных женщину с дочерью? Друг семьи на протяжении стольких лет внезапно обозлился на них. Разве такое бывает? Неужели настоящие монстры не драконы, а люди? Может, стоит бороться против них? Сейсар сходила с ума, терзаемая вопросами — никто не мог дать ей ответом. Слёзы затекли под воротник.       Спустя тридцать минут, длившихся бесконечно, на дороге показалась разбитая, разграбленная и сожжённая карета. Сейсар спрыгнула с лошади. В воздухе пахло знакомым запахом горящей плоти, но из трупов лишь лошади да кучер. Кони умерли в агонии, глаза закатились наверх, а языки вывалены. Кучера придавило каретой. Внутри было пусто — ни намека на людское существование. Сейс, подавляя истерику, осмотрела всё тщательно, и наконец заметила кровавый след с другой стороны. Он вёл куда-то вниз, к реке, но по дороге Сейсар ничего больше не увидела. Что-то здесь действительно не было так просто, как казалось.       Она села на корточки у места происшествия, хватаясь за голову. Вновь заплакала — только на это она сейчас была способна. В безумной истерики Сейсар шептала знакомые имена, точно молитву. Тело дрожало и ослабевало. Впервые Сейсар почувствовала это: скорбь, перетекающая в настолько сильную ненависть, что не хотелось больше плакать. Хотелось всадить в череп этого ублюдка меч, повернуть два раза, немного излечить, чтобы помучился, а потом ударять ножом, пока не умрёт. В его глазах читалась бы боль, он бы не был даже не в силах просить о пощаде или скорой смерти — может, захлебнулся бы собственной кровью раньше, прежде чем истёк ею же. Хотелось убивать. Хотелось бить кулаками в проклятые каменные дорожки до тех пор, пока руки не сотрутся в кровь, а костяшки не собьются вовсе. Хотелось плакать до тех пор, пока глаза не иссохнут. Хотелось кричать до тех пор, пока голос не угаснет навсегда.       — Клянусь… я убью тебя… — сама себе прошептала Сейсар, сгибаясь пополам. Она поскребла по камню, оставляя царапины и ломая ногти. Мирное журчание ручейка перевоплотилось в уме в мерзкие насмешки природы над ней. Адский звук, бьющий прямо по голове.       Давайте, смейтесь, вы, все! Давайте, мерзкие птицы, кричите во все свои голоса, пока можете! Давайте, мерзкие букашки, назойливо жужжите под ухом, пока можете! Смейтесь же, сегодня ваш праздник!       Буря Клинков перестала плакать, но слёзы текли сами по себе — она уже не была в силах это остановить. Они просто текли ручьями, растекались по лицу, дрожь обратилась вовнутрь и пробиралась всё глубже, доходя до быстро бьющегося сердца. Оно билось быстро, будто готовое выпрыгнуть из груди: сломать все рёбра, прорвать грудь и выпрыгнуть на дорогу, бешено подпрыгивая на раскаленном камне. Пульсация отдавалась нестерпимой болью в висках. На грани потери сознания Сейсар села на лошадь, не помня себя. Но теперь она знала, куда едет.       Она поклялась убить убийцу.