Звон январских бубенцов

Чимин чувствует, что на него смотрят, и открывает глаза, садясь в постели. Он смотрит по сторонам, не сразу может сфокусироваться из-за расползшейся от углов чернильной темноты. Тут всегда было так темно по ночам? Чимин не замечал… Что-то привлекает его внимание, какой-то звук или что-то ещё, Чимин резко поворачивает голову — и тогда замечает скрытую тьмой сгорбленную фигуру в углу. Словно тьма сгустилась в этом месте сильнее, порождая своё безликое воплощение. Чимин замирает, не в силах пошевелиться или отвести взгляд от чужой знакомо-незнакомой фигуры. По телу бежит испуганная дрожь, концентрируясь в районе шеи. — Юн-ги? — вопрошает Чимин хрипло и поломано, прокашливаясь и сглатывая горькие слёзы этого вечера. — Что ты делаешь здесь? Ответа не следует. Фигура у дверей не движется, и от этой безмолвной неподвижности Чимину становится не по себе. И всё-таки, почему здесь так темно? — Не стоило меня спасать. Голос странно резонирует в ушах и от стен комнаты, звуковые вихри закручиваются перед тем, как коснуться сознания. Смысл улавливается не сразу. — Ч-то? Что ты такое говоришь? — сердце в грудной клетке ускоряется, стучит колюче-больно. — Я ведь предупреждал тебя, что опасен. Предупреждал ведь. Фигура Юнги выходит из скопления мрака, и Чимин едва не вскрикивает, когда видит его лицо: неестественно бледное, с глазами, таящими незнакомый блеск, делающим лицо совершенно незнакомым. Прямо сейчас к Чимину приближается совершенно другой человек. Не Юнги. — Это всё твоя вина. Чимин не дёргается, даже вскрикнуть не успевает, когда нечеловечески сильные руки вдавливают в кровать, железной хваткой вцепляясь в горло. Длинные пальцы сдавливают до боли, ногти впиваются в кожу. Чимин в ужасе смотрит в склонившееся над ним лицо, тянется убрать убийственные руки, но даже пальцем пошевелить не в силах. Тело оцепенело, разом парализованное ужасом, пока разум мечется в предсмертной агонии. Что-то не так. Это неправильно. Не может всё вот так закончиться. Чимин пытается пошевелиться — и не может. Разум мечется в клетке, потеряв контроль над телом, лишь крича внутри, что всё не так, не так, не так!. Вздох застрял в горле, Чимин чувствует, что теряет себя, своё существование, зажмуривается изо всех сил — и открывает глаза, резко садясь в постели, спутав ногами одеяла и сбив простыню. Лёгкие дерёт и царапает изнутри, словно он тонул в солёной воде, глаза судорожно цепляются за клочки мрака по углам, но никого в них не видят. Юнги здесь нет. И не было. Чимин падает на кровать, приземлением выбив последний воздух из измученных кислородным голоданием лёгких. Сердце всё ещё пульсирует болью, норовя сломать рёбра и порвать органы, Чимин осторожно трёт грудную клетку ладонью, восстанавливая нервно дрожащее дыхание. Ему не должно такое сниться. Не должно — но снится. И Чимин знает почему. Пак горько морщится, переворачиваясь на бок, пытаясь, но не имея возможности скрыться от болезненных эмоций. Кажется, об этом говорил профессор Чо на уроке биологии, или же Чимин прочитал это где-то. Правда в том, что сны далеко не просто бессмысленные образы, перемешанные с гормонами и поздним ужином. Сны — отражение состояния психики, её впечатлений, переживаний. Страхов. Попытка мозга сообщить о важных переживаниях абстрактными и не очень образами. И Чимину совсем не нравится то, что подсознание пытается ему сообщить. Он издаёт тяжкий вздох, в конце сорвавшись на безнадёжный стон, зарывается пальцами в волосы и тянет за пряди. Он не должен так думать, не должен! Так могли бы думать ребята, но он, он же знает лучше других, какой Юнги на самом деле. Какой он чуткий, внимательный, одинокий. Чимин же знает, Юнги никогда не причинит никому из них вред. Вот только сейчас он совсем на себя не похож, словно кто-то другой поселился в нём, и потому кажется, что он… …опасен. Чимин вздрагивает всем телом и яростно матает головой. Нет, это не так! Он знает, что это не так. И он докажет это всем. Ребятам, Бан Шихёку, Юнги. И даже самому себе, если придётся. Он откидывает одеяло, встаёт с кровати. Поправляет одежду, думает переодеться, но одёргивает себя — не до того. Он прямо сейчас пойдёт и увидится с Юнги. Он распахивает дверь, готовый ринуться по коридору к заветной двери, но едва не сталкивается на пороге с Ким Тэхёном. Тот на секунду отшатывается, едва не сшибив своего парня, примостившегося за спиной, но благодаря нему же удерживает равновесие и тут же фокусируется на Чимине. — Я как раз шёл тебя будить. Пойдём, ПиДи хочет поговорить с нами всеми. Он берёт его за руку, привычно намереваясь утянуть куда-то, но Чимин отшатывается, руку забирая, и Тэ смотрит обеспокоенно. — Я не… — Чимин пытается объясниться, но мысли путаются и скачут, так что он просто смотрит в конец коридора на дверь с кодовым замком. И тут его озаряет: пропуск! В панике он лезет в один карман, второй, и, к счастью, находит в заднем простую пластиковую карту. Выдыхает с облегчением и уже делает шаг в сторону, но Тэхён ловит его за плечи, останавливая и заглядывая в глаза. — Чим, послушай, — мягко увещевает, стараясь удержать зрительный контакт. Ладони на плечах сжимает чуть сильнее, приводя в себя. — Тебе нужно успокоиться. Всё уже закончилось, за пять минут Юнги никуда не исчезнет, а тебе нужно встретиться с ПиДи. Это касается того, что случилось, — добавляет он, очевидно, увидев, что Чимина не убедили его предыдущие слова. Чимин, до того постоянно бросавший нетерпеливые взгляды на дверь в конце коридора, наконец фокусируется на глазах друга. В их отражении он видит себя, медленно потухающий лихорадочный блеск собственных глаз, а вместе с ним — растворяющуюся больную решимость, на которой держался Чимин и его внешнее спокойствие. А без них всё, что он может — это болезненно сморщиться и, тонко заскулив, ткнуться носом в плечо Тэхёну. Тот сразу же обнимает за плечи, гладит по затылку. — Я знаю, знаю, — мягко шуршит он над самым ухом, и Чимин подавляет раненый всхлип. Он думал, что выплакал всё вчера, но у слёз иное мнение на этот счёт. В попытках сдержать слёзы он почти не замечает, как нежно и крепко держит его в руках лучший друг, не слышит и тёплых, успокаивающих слов, шуршащих над самым ухом. Всё это напряжение, борьба внутренняя и внешняя приводят в итоге к тому, что нестерпимое жжение в глазах заменяется солёной влагой слез, Чимин ломко всхлипывает в последний раз — и начинает позорно рыдать прямо там, в коридоре, в объятиях Тэ и с Юнги за дверью с электронным замком. Чимин собирается контролировать слёзы, поплакать совсем чуть-чуть, но тело и разум оказываются вне его контроля, и, стоит ему издать один задушенный всхлип, как что-то ломается в нём, и он захлёбывается бесконечными рыданиями. Слёзы идут и идут, Чимин уже боится, что не остановятся, и он снова проведёт день в слезах, неспособный ни на что, жалкий и бесполезный. Ему так противно с этого, с собственной беспомощности, он пытается использовать это, чтобы задавить в себе истерику, но лишь громче рыдает. Всё это кажется таким глупым — переживать из-за пустяка: Юнги ведь рядом, с ним всё почти в порядке. Почти. Именно это и сводит с ума. Чимин не может объяснить это, но чувствует себя обманутым, у него словно отняли самое дорогое, уничтожив их с Юнги общие воспоминания. Отняли самого Юнги. Он плачет, пока совсем не выбивается из сил и просто всхлипывает, уткнувшись Тэхёну в плечо. Тогда Тэ с деликатностью, от которой у Чимина слёзы едва снова не наворачиваются на глаза, отстраняется и, приобняв за плечи, мягко ведёт по коридору, вниз по лестнице, шепча что-то утешительно-подбадривающе. Куда он его ведёт и зачем, в этот момент, если честно, Чимину всё равно, единственное желание, которое у него есть, чтобы его просто оставили в покое. Так что он без вопросов усаживается с Тэхёном на диван, смутно ощущая чужую руку на своих плечах, и просто смотрит в одну точку на блёклом ковре. Медленно выплывая из вязкого мазутного моря собственных чувств, Чимин приходит в себя и даже готов сказать, что чувствует себя легче. Ласковые поглаживания Тэхёна и пристроившийся за спиной Чонгук этому способствуют. Лишь теперь Чимин замечает, что в комнате они не одни, Хосок и Джин с Намджуном тоже здесь, вся команда в сборе — кроме Юнги. Зато здесь куратор Бан, и вот уж кому не помешал бы отдых: тот, похоже, так и не поспал за эти сутки, или какой это уже по счёту у него бессонный день. Лицо осунулось, глаза впали, из привычного добродушного дяди средних лет он превратился в старика. Он сидит в кресле, тяжело уперевшись руками в колени и, кажется, уснёт вот-вот, но из последних сил держится. На кофе и силе воли, надо полагать. Или, может, на поддержке Игнес Берга, что с отсутсвующим лицом молчаливо стоит за креслом, прямая как палка и отрешённая от всего, совсем как Юнги когда-то. Чимин сжимает челюсти и прикусывает губу, отворачиваясь от старших. В груди болит так, что хочется разодрать кожу. — Мне очень жаль, что лишаю вас заслуженного отдыха, — голос куратора звучит глухо; несмотря на попытки бодриться, очевидно, что он устал, — Я не собираюсь задерживать вас надолго, однако, думаю, вы заслужили получить полную картину случившегося… Мужчина трёт переносицу и массирует глаза прежде чем выдохнуть. И даже после этого он колеблется, на лице отражается сомнение, прежде чем он открывает рот, чтобы заговорить… — Мы уже знаем. Юнги создали, так ведь? — Чимин вздрагивает от голоса Хосока, прозвучавшего откуда-то сбоку. — Чимин нам всё рассказал. Бан Шихёк смотрит в ответ, и Чимину становится физически тяжело от этого больного взгляда усталых грустных глаз. Когда куратор вздыхает, его плечи опускаются, словно под тяжёлой ношей, и на это невыносимо смотреть. — Да, это правда, — наконец тяжело произносит он. — Юнги создали в лаборатории, похожей на ту, что была обнаружена этой ночью под нашим военным комплексом, — мужчина делает паузу, тяжело вздыхает. — И не только его. Я тоже был там. Кажется, кто-то не сдерживает возгласа. Чимин бы тоже вскрикнул, не будь он так измучен собственной борьбой. Однако потрясён он не меньше остальных. Юнги не говорил ему об этом… Куратор обводит потрясённую группу усталым взглядом, сжимает губы в подобии измученной улыбки. — Всё верно. Я был подопытным в тех лабораториях и единственным, кому удалось оттуда сбежать. Правда, сейчас я думаю, что это тоже было частью плана. Секундная тишина знаменует общее непонимание. — Тоже? — осторожно уточняет Намджун. — Тоже, — куратор словно ждал этого вопроса. — Тот человек, что захватил вас с Игнес Берга в комнате смотрителей. Помните, что он говорил? Чимин вскидывается — ребят взяли в заложники? Он с тревогой оборачивается на Тэ, и тот посылает ему успокаивающий взгляд, коротко сжав плечо. Чимин отворачивается, но, несмотря на жест друга, тревожные мысли из головы прогнать не может. Он не знал об этом. Да, сейчас уже поздно беспокоиться, но мысль о том, что ребятам грозила опасность, пока его не было, тревожит и скручивает внутренности. Впрочем, а что бы он мог сделать? Он даже Юнги защитить не смог… — Если честно, очень смутно, тогда нас больше волновал наряд спецназа с автоматами, — отвечает Джин на вопрос, о котором Чимин успел забыть. — Но я припоминаю что-то о Новой Корее и каком-то инструменте, — Джин кидает вопросительный взгляд на остальных, Хосок и Намджун согласно кивают. Кивает и Бан Шихёк. — Мы ещё не завершили расследование, но этот человек… мой личный помощник. Глаза Чимина потрясённо расширяются, рядом он слышит сдавленный возглас потрясения. Куратор смотрит на всех, и вид у него крайне подавленный, побитый даже. Он смотрит виновато, сцепив руки в замок. — Как оказалось, для общения с подопытными вроде меня и Юнги он использовал подставного человека, сам оставаясь в тени. Это помогало ему прятать своё отношение к происходящему, насколько мне известно, лишь определённый круг лиц имел представление, кто на самом деле стоит за всем этим. За много лет он создал внутри правительства и военных структур собственную шпионскую сеть, готовую в определённый момент устроить диверсию и захватить власть. Расследование пока ведётся, но те, кого нам уже удалось допросить, говорят об объединении Кореи и возрождении королевской династии. — А инструмент?.. — спрашивает, тут же обрывая самого себя, Хосок. В голосе его затаённая догадка. Куратор слышит и кивает, подтверждая. — Так он называл Юнги. У Чимина звенит в ушах. Он и до этого догадывался, что в той страшной комнате Юнги держали не просто так, но передёргивает его всё равно. Словно сквозь толщу воды он слышит голос Намджуна, как отвечает ему Бан Шихёк, но не может разобрать ни слова. Тэхён как чувствует — сжимает плечо, перетягивая внимание на себя, и это помогает. Насколько это возможно. — …Предполагаемой целью, думаю, было создание отряда со сверхспособностями, однако по какой-то причине в итоге от этой идеи он отказался. Думаю, дело в трудоёмкости процесса… Вероятно, мы с Юнги единственные удачные образцы. Образцы… Чимин чувствует тошноту. Рука на плече больше не держит в реальности и даже на месте, и он сбрасывает её, вскакивает с дивана. Бросается к двери, чтобы выйти отсюда, из этой клетки безвыходности и отчаяния. — Чимин. Он замирает у самой двери, оборачиваясь на зов. Куратор Бан смотрит на него усталыми впалыми глазами, в них Чимину видятся отголоски вины, и это почему-то так знакомо. — Юнги спрашивал о тебе. Я знаю, что не в праве просить тебя, но… не мог бы ты навещать его? Думаю, это бы ему помогло. Чимин замирает, точно замороженный, до боли впивается ногтями в ладонь. Во рту образуется противная горечь, которую он сглатывает, но та собирается комом в горле и исчезать не собирается. А на него смотрят. Смотрит куратор Бан, смотрит Игнес Берга, смотрят ребята — и все ждут ответа, которого у Чимина нет. — Я, — он едва разлепляет пересохшие губы, спешно облизывает их и снова сглатывает. Смотреть на куратора стыдно и больно. Чимин и не смотрит. — Я… не смогу. Простите. Он спешно кланяется и уходит. В комнате он бросается к кровати и зарывается лицом в подушки. Он настолько вымотан, что нет сил даже плакать, тело придавливает к матрасу бетонной плитой из отчаяния. Чимин настолько погружён в собственное горе, что, когда плеча касается чья-то рука, испуганно вскакивает, обнаруживая сидящего на своей кровати Тэхёна. При виде друга лицо Чимина тут же искажается гримассой боли. — Тэ, — жалко всхлипывает он, бросаясь на друга с объятиями. Тэ обнимает его в ответ и какое-то время баюкает в своих руках, покачиваясь из стороны в сторону. Это успокаивает, Чимин почти даже засыпает на плече у Тэхёна. Он бы и уснул, если бы спустя время не прозвучало осторожное: — Чим? — М? — Ты должен пойти к нему. Как будто железная рука сжимает в этот момент сердце у Чимина в груди, он отстраняется, смотрит на друга с ужасом и болью. — Я… я не могу, — он едва не плачет снова, но держится. Лёгкие сдавлены так же, как и сердце. — Он… он совсем другой теперь… Он опускает голову, пряча лицо, а Тэхён глубоко и шумно вздыхает, его дыхание тревожит растрёпанную чёлку и касается чиминова лица. — Откуда тебе знать, ты ведь с ним и часа не провёл? — в голосе Тэхёна сквозит раздражение. — И даже если да, ты видел, что он пережил, ты сам не изменился бы после такого? Чимин вскидывает взгляд, обида поднимается до краёв, но прежде, чем он собирается высказать её, Тэхён прерывает его, положив палец на губы. Взгляд у друга мягкий, но пронзительный. — Перед тем, как обижаться, пожалуйста, выслушай, что я скажу, — он выдерживает паузу, убеждаясь, что Чимин действительно слушает и не собирается перебивать, и только тогда убирает палец. — Я знаю, тебе больно сейчас, и ты погружён в эту боль чуть больше, чем полностью. И ещё я знаю, что тебе нельзя оставаться в этом чувстве — оно тебя сожрёт. Так что отстранись от своего горя и подумай лучше о Юнги. — Я и так!.. — вскидывается Чимин, но Тэхён прерывает его, положив ладонь на губы. Он продолжает, не прерывая зрительного контакта: — Не так. Подумай не о том, каким ты сейчас его представляешь, а о том, каким ты его помнишь. Вспомни, как всё начиналось: как ты встретился с ним, как начал сближаться. Вспомни человека, которого в нём увидел. Представь, что этот человек сейчас заперт внутри. И ты можешь помочь ему выйти наружу. — Он выдерживает паузу, смотрит на притихшего Чимина и произносит уверенно: — Ты нужен ему, Чим. А он нужен тебе. Он наконец убирает ладонь, но Чимин не спешит говорить. Слова друга эхом отдаются в сознании, закручивая чувства в груди в опасный водоворот. И в нём, этом водовороте, обида вдруг оказывается далеко не на первом месте. Сложно сказать, что же конкретно он чувствует, после сказанных другом слов доводов к собственному страданию больше не остаётся. Он просто вдруг понимает: не важно на самом деле, насколько ему больно, страшно и грустно, он просто обязан быть сейчас рядом с Юнги. Потому что должен. И потому что на самом деле хочет этого. И всё же… — Я не знаю, как с ним себя вести, — признаётся в итоге, стыдясь. — Всё наши с ним воспоминания, их больше нет, они стёрты… — Так создай новые, — без промедления отвечает Тэхён. Чимин успевает только поразиться, насколько просто и логично это звучит из уст друга. — Ты слишком зацикливаешься на этом. Представь, будто знакомишься со старым знакомым, с которым не виделся много лет. Чимин отворачивается в раздумьях, и Тэ привлекает его внимание, легко ткнув кулаком в плечо. Когда Чимин оборачивается, он улыбается по-своему квадратно и солнечно и пальцем разглаживает складку у Чимина меж бровей. — Хей, ну перестань накручивать. Да, это все сложно, но ты будешь не один. Да и вообще: разве ради Юнги ты не готов постараться? И тут Чимин против воли расплывается в улыбке от родившегося в груди переполняющего благодарного тепла. Он смотрит в глаза своему другу и тянется с объятиями, на которые Тэхён с радостью отвечает. Да, ему страшно, но он сделает всё возможное. И даже если тот Юнги, которого он знает, спит глубоко внутри, он достучится до него и вернёт к жизни. Потому что он заслуживает, чтобы за него боролись.