Шамбала

Было тепло и влажно. Будто меня погрузили в ванную с теплой водой и оставили лежать там на неопределенный срок. Руки ощущали что-то склизкое, словно мокрые губки, а пальцы при каждом движении напарывались на что-то маленькое и острое, что хватало и оставляло ранки на память. Я решил открыть глаза. Луна, такая яркая и такая близкая, ослепила меня своим отраженным светом и заставила снова зажмуриться. Я еле смог встать — руки и ноги то и дело вязли в тягучей зеленой трясине, что пахла торфом и илом. Я огляделся. Вдалеке виднелась чаща леса, что манила к себе и звала. И мне тяжело было противостоять её зову. Пора выбираться, пока меня не засосало в это болото. Я попытался сделать шаг, но нога моментально проварилась по самое колено, отчего я чуть не упал лицом в трясину — помогло лишь то, что я вытянул вперед руки, но и они грозились уйти вниз, похоронив моё тело под слоями природной ловушки. Ещё одна попытка выбраться и ещё одна нога уходит под воду, медленно и мучительно. Каждое движение делало только хуже, я ощущал это каждой конечностью. Меня злило моё бессилие. Хотелось кричать так громко, чтобы заложило уши, но что-то мне подсказывало, что лучше не вносить в симфонию леса новый звук, поэтому мне оставалось лишь безостановочно ругаться шепотом. Накатили слезы. Стало совсем тошно. Я настолько погряз в мыслях, что не сразу заметил зрителя всей этой стены траги-комедии. Белый ворон, что уже какое-то время сидел на небольшом островке суши, наблюдая все мои бессмысленные попытки выбраться, наконец понял, что я его вижу. Он повернул голову так, будто смотря с другой перспективы он увидит больше, и медленно подошел, вытягивая голову вперед. И только после того как птица оказалась почти на расстоянии вытянутой руки, я понял, что всё это время он шагал по твердой земле. Он знает путь вне трясины. Я с трудом вытащил одну руку из ловушки и поспешил поскорее положить её туда, где была птица. Отдышавшись и переведя дыхание я посмотрел вперед. Ворон уже скакал дальше по протоптанной дороге и я посмешил за ним. Кеды были насквозь мокрые и хлюпали так, что напоминали кастрюлю из столовой, в которую то и дело поварихи окунали грязный половник. Под ногами пробегали крысы или медленно проползали слизни. Чем ближе я был к лесу, тем быстрее становились мои ноги и тем четче я слышал, что там что-то бродит, летает, ползает, шуршит и разворовывает птичьи гнезда, роет ямы и набрасывается на невинных жертв. Но мои ноги это не останавливало. Промелькнула мысль, что Клоун когда-то мне описывал, как его тело иногда не слушается, а я упорно не понимал как это вообще возможно. Но теперь, когда я уже не обращая внимания на усталость или сбившееся дыхание, продолжал бежать в непроглядную чащу — я его понял. Ещё немного и я окажусь там, в манящей темноте из веток и запаха хвои.

***

Я вскочил и пытался отдышатся. Вокруг было непривычно тихо — никто не бродил и не шуршал, лишь старый магнитофон, что притащила Ведьма из гнезда крутил какую-то Дантеновскую виниловую пластинку с винтажной музыкой. Меня всегда удивлял его вкус, сочетавший звучащие биты с одной стороны и музыку прошедших лет с другой. Рядом спали вожаки, Ведьма, Агнец, свалившаяся с кровати Садовница, у которой на кровати осталась только голова, а ближе всех ко мне почему-то сопел Данте, лишившись своих черных очков, теперь свисающих с изголовья кровати. Он выглядел без них непривычно обнаженным — белые ресницы дергались, означая что их обладателю снился какой-то очень насыщенный сон, а лицо, что выглядело непривычно без «маски», было удивительно спокойным, особенно с аккуратными белыми бровями и яркими тонкими губами, которые казались единственным живым элементом во всей этой композиции. Я не был сторонником религиозных речей, как Клоун, но сейчас Данте действительно походил на ангела. На подоконнике, свесив ноги наружу, сидела Ванга. Непривычно задумчивая и тихая. Я аккуратно встал, стараясь никого не разбудить и не раздавить, и подошел к ней. Что-то ее беспокоило, хотя неопытному взгляду вряд ли стало бы это заметно. Но я слишком хорошо знал этот взгляд. Ей снова снилась Паучиха. — ТЫ КАК? — спросил я, не осмелившись сесть рядом, поэтому лишь облокотившись на подоконник и решив продолжить разговор спиной. — ОН4 ЗД3СЬ, — вздохнула Ванга, не поворачивая головы в мою сторону. Глаза, две серые жемчужины, больше не скрытые под стеклами красных очков, уставились куда-то за пределы настоящего. — ТЫ Р4ЗВ3 Н3 ЧУВСТВУ3ШЬ? Я не чувствовал. Я много чего не понимал в Доме. И одна из его загадок, оставшаяся до сих для меня не раскрытой, была связь Ванги и Паучихи. Жгучая смесь, что в итоге подожгла их обеих и оставила на Доме неизгладимый шрам, что теперь украшал одну из стен, не тронутый ни временем, ни краской. Даже надписи никто не осмеливался там писать, что для обитателей Дома было чем-то сродни добровольного выхода в Наружность — дикостью. Граммофон продолжал тихо играть музыку, шурша иголкой по винилу.

…I ache for the touch of your lips, dear

But much more for the touch of your whips, dear

— ОН4 ПР1ШЛ4 КО МН3 СНОВА, — она усмехнулась своим же словам. — Я ЗН4Ю, ОН4 ГД3-ТО Т4М, КР1КУН. Я ЗН4Ю ТЫ Н3 ПОЙМ3ШЬ О Ч3М Я, — она развернулась ко мне, закинув ноги обратно в комнату. Она была права, я действительно не мог её понять. Не мог разделить её утрату, не мог понять её надежду и совершенно не понимал что она имела в виду, когда она говорила, что Паучиха где-то «Там». В Наружности? В Могильнике? Единственное что я сейчас мог — слушать её, чем и занимался с переменным успехом. — ОН4 Н3 МОГЛ4 УЙТ1 Н4СОВС3М! ЭТО БЫЛ4 БЫ Н3 П4УЧ1Х4! ОН4 ПРОСТО Р3Ш1Л4 Н3 ВОЗВР4Щ4ТЬСЯ.

You can raise welts

Like nobody else

Ванга свернулась комком и облокотилась на моё плечо. Я прижался щекой к её рыжим мягким волосам, от которых всё ещё пахло благовониями, что она приносила на каждую Ночь Сказок. Всё что я мог сейчас — это ждать.

As we dance to the Masochism Tango!..

Она продолжала искать голос Паучихи с тех самых пор как была лишена зрения. Сразу вспомнились те дни, когда я был единственным, кто ежедневно сидел в Могильнике в палате слепой и иногда спал на соседней койке в окружении отбеленных плиток и начищенного пола. В окружении места, от которого несло мертвечиной и лекарствами, где лампы светили по особенному неприятно, где окна выходили в Наружность. С тех пор я не особо люблю выходить за пределы Дома куда бы то ни было. Слишком много неприятных воспоминаний во мне будило то место: бессонные ночи у кровати Ванги, сон в коридоре у палаты Клоуна, нервное ожидание в кабинете главного врача, ночные вылазки в палату Дивы и многое, многое другое, что заставляло меня покрываться мурашками от головы до пят. И сейчас теплые слезы, пачкавшие мою майку, только напоминали мне о ночных коридорах, что покрыты кафелем и пропитаны моим страхом. Простояв так еще в какое-то время мы отлипли друг от друга — Ванга немного успокоилась, пару раз на последок шмыгнув носом и утерев стеклянные глаза. Её рука проворно нашла свои очки и надела их на лицо хозяйки. Мне всегда было любопытно наблюдать за тем, как Ванга спокойно двигалась и перемещалась в пространстве, будучи полностью слепой — как она никогда не врезалась в коридорные углы, как она всегда знала с кем говорит, как её тонкие руки находили все необходимые вещи так быстро, будто действовали независимо от её воли. Однако я всё равно всегда следил за тем, чтобы в стае на полу не валялось ничего лишнего. Ванга молча спрыгнула с подоконника и подобрала свою трость. Длинная, с красной головой дракона, она напоминала больше игрушку, но Ванга с ней не расставалась никогда, даже если и без неё могла спокойно справляться. — ПРОГУЛЯЮСЬ, — заранее ответив на мой вопрос сказала слепая. — ТЫ УВЕРЕНА? — МН3 НУЖНО С НЕЙ ПОВ1Д4ТЬСЯ, — неестественным ей шёпотом сказала Ванга и молча удалилась в тёмные коридоры, сопровождая свои перемещения периодическим шарканьем и стуком трости о доски. Мне оставалось только проводить её взглядом и остаться на месте, вслушиваясь в музыку с непониманием того, что мне делать дальше. В ночных коридорах мне не было места — там хозяйничали психи и ночные сторожи, а я надеялся, что я не принадлежал ни к одной из представленных групп. Значит, вернуться в стаю я не мог. Голова кружилась из-за покидающего тело алкоголя, а во рту было погано и сухо, как в кошачьем лотке. Возвращаться в кровать? Я посмотрел на пустующее место. Рядом с Данте. Разглядывал всю эту картину, как мне показалось, непростительно долго и тщательно. Во мне боролось два желания: лечь обратно, облокотиться на плечо Данте и уснуть, оставить разбираться с последствиями и неловкостью уже утреннего Крикуна. Вторым желанием было выкинуться головой назад в открытое окно. Третьего варианта развития событий мой сонный и ещё пьяный мозг придумать не смог, а потому я от бессилия выдохнул, на свою голову с любимым кряхтением, которое вышло слишком громким. Не успев окончательно испугаться, боковым зрением я заметил на кровате шевеление. Данте, потирая затекшую от неудобной позы шею, привстал на локте и сонно пытался разглядеть мою стоящую фигуру. Его лицо сейчас казалось ещё более живым из-за красных радужек глаз. Когда он немного проморгался и оценил ситуацию, мы ещё какое-то время сверлили друг друга взглядами. Я уже не знал, как сделать эту ситуацию менее неловкой, а потому выбрал тактику «если ты не двигаешься, то дикий зверь тебя не заметит». В данном случае я надеялся что Данте подумает что всё ещё спит и решит забить на меня до самого утра, но, на моё несчастье, он будто с каждой секундой просто еще больше просыпался. — ты чего? — спросил наконец альбинос. Голос был хриплым спросонья. — КОШМАР, — отмахнулся я. Не хотелось говорить о Ванге и её проблемах, особенно без неё в комнате. Она сама прекрасно справиться, если захочет. Я очень надеялся, что этот ответ сполна удовлетворит любопытство Данте и тот снова провалиться в сон, но тот будто только быстрее проснулся, потому что поспешил принять сидячее положение, однако не покидая территории их стайного ложа. — хочешь рассказать? — ЧЕГО? — вопрос полностью застал меня в расплох. И что мне теперь, рассказывать как мне приснилась ворона? — ну, когда мне сняться кошмары, Садовница или Ведьма часто меня слушают. правда Ведьма это любит делать потому что ей нравиться разбирать мои сны на органы, словно я лабораторная жаба, но тем не менее мне становится легче, — он нахмурился, обдумывая последнее что он сказал. — иногда. иногда становится легче. так что я подумал что ты хочешь рассказать, — ситуация абсурдная и безвыходная: уйти не могу, лечь без привлечения внимания тоже, сам загнал себя в угол с «кошмаром». Хотя вариант с пируэтом через оконную раму был всё ещё на рассмотрении. — МНЕ ПРИСНИЛОСЬ ЧТО Я ТОНУ. — так, — Данте выглядел на удивление собранным. — ВСЁ, КОНЕЦ ИСТОРИИ! — нет, нет, так дело не пойдет, — он нахмурился, правда не злобно, а скорее разочарованно, а сонное выражение лица и взъерошенные волосы делали из этого какую-то странную и забавную картину. Он закрыл глаза, изображая, будто он строгий воспитатель, и постучал ладонью по матрасу рядом с собой. — кс-кс-кс. — ТЫ ЧЁ МЕНЯ ТОЛЬКО ЧТО КЫС-КЫСНУЛ?! — тихо, — не открывая глаз и не меняя напускного строгого выражения лица сказал он и продолжил постукивать по матрасу, — я просто не помню как подзывают собак. так что либо ты соглашаешься на такой вариант, либо я бужу Садовницу и она дает мне манок. — КАК ТЕБЯ ЛЮДИ ВЫНОСЯТ? — спрашивал я, скорее риторически, подходя к краю кровати и переступая через лежащих. — обычно не выносят, — он открыл один глаз и посмотрел на меня, наконец вернув на лицо маску спокойствия. — итак, что ещё там было? давай мужик, я не верю что ты умеешь быть немногословным. — НЕУЖЕЛИ ТЫ СВОИМ, КРОХОТНЫМ, И ЗАБИТЫМ ПОД ЗАВЯЗКУ МЫСЛЯМИ О ТОМ КАК ЖЕ СДЕЛАТЬ СВОЁ СУЩЕСТВОВАНИЕ «КРУТЫМ» В ТВОЁМ ИЗВРАЩЕННОМ ПОНИМАНИИ, МОЗГУ ДАЖЕ НЕ МОЖЕТ ВОЗНИКНУТЬ ТАКАЯ МЫСЛЬ, ЧТО МНЕ ПРОСТО НЕ ХОЧЕТСЯ ВОРОШИТЬ СВОИ СНЫ? — мой крутой мозг считает, что тебе, как старожилу, давно уже известно, что в Доме всё не просто так, даже сны. даже я, человек который не любит это место, знает и принимает эти правила, а ты, полностью поглощенный в эти стены, либо нагло игнорируешь это знание, либо совсем идиот и мне пора пересмотреть круг общения, — Данте взял меня за плечи и намеренно облокотил меня на спинку кровати, вернув в прежнее положение, а сам сел рядом. Было ощущение, что я на приеме психиатра в Могильнике, только сейчас у психиатра не было медицинского образования и он был симпатичным придурком. — итак? — НУ, — вздохнул я. Давать заднюю уже поздно. — Я ПРОСНУЛСЯ УТОПАЮЩЕМ В БОЛОТЕ. ПОПЫТАЛСЯ ВЫБРАТЬСЯ, НО С КАЖДЫМ РАЗОМ МЕНЯ ЗАСАСЫВАЛО ВСЁ БОЛЬШЕ И БОЛЬШЕ. А ПОТОМ МНЕ ПОМОГ ВЫБРАТЬСЯ ВОРОН. — ворон? — ДА ВОРОН! — я решил не упоминать что ворон был белым и с красными глазами. Слишком бы это было неловким. — А ПОТОМ Я ПОБЕЖАЛ В СТОРОНУ ЛЕСА. — леса? — Данте выглядел уже не просто интересующимся, а глубоко вовлеченным в мой рассказ. Он внимательно рассматривал моё лицо, будто пытался что-то прочитать в моих прыщах или бровях. — НУ ДА, СТРАННОГО ТАКОГО, — я попытался описать как он выглядел, но на ум приходили только ощущения. Ещё сильнее мешал очень сосредоточенное разглядывание, которого удостоилась моя физиономия. — ОН МЕНЯ БУДТО ПРИТЯГИВАЛ, ЗНАЕШЬ? ТАМ ЧТО-ТО ПОЛЗАЛО, ХОДИЛО, ЛЕТАЛО, ЕЛО ДРУГ ДРУГА, А Я ВСЁ РАВНО ОЧЕНЬ ХОТЕЛ ТУДА ПОПАСТЬ. ПОЭТОМУ Я ПОБЕЖАЛ. А ПОТОМ Я ПРОСНУЛСЯ. — понятно, — немного сбивчиво ответил альбинос, наконец перестав во мне что-то высматривать, но всё еще будто находясь в своих мыслях. — А ВОТ МНЕ НЕ ОЧЕНЬ, — буркнул я, осматривая комнату. И только сейчас я заметил что кое-чего не хватает. — ПОГОДИ-КА! — чего? — своим испугом я будто вынул его из транса, в котором он пребывал после моего рассказа. — ГДЕ КЛОУН?! И вот опять. Я опять упустил его из вида. Плохо, плохо, ПЛОХО. Вот почему я не хожу на такие Ночи! Вот почему я не люблю алкоголь! Я становлюсь слишком расслабленным и упускаю вот такие вот вещи! Голова загудела с новой силой, а дыхание участилось настолько, что даже с открытым окном мне стало не хватать воздуха. С тех пор как Клоун стал вожаком я боюсь его упускать из виду хотя бы на пару секунд, когда он вне своей стаи, а сейчас, из-за того что я отрубился после пьяных похождений, он шастал где-то там, в ночных коридорах, пополняя ряды психов. А я могу лишь отчаянно буравить черноту за открытой дверью, которая из-за страха, помутнившего восприятие, будто медленно проникала в комнату, пытаясь добраться до меня и поглотить мою трясущуюся тушку целиком. Я неосознанно даже сжал простыню, скомкав её так сильно, что она вытащилась из-под матраса, образовав большие волны. Мне казалось что ещё секунда и они накроют меня, как настоящее цунами. — Крикун! — шепотом окликнул меня знакомый голос, сжимая моё плечо и немного потряхивая. Только после этого я понял как громко дышал и как же сильно вспотел — холодные капли пота стекали по моему лицу, рукам и спине, отчего меня кинуло в озноб, что породил новую волну паники, слабее предыдущей, но не менее неприятной. — всё с ним нормально! — МНЕ НУЖНО ЕГО НАЙТИ! МНЕ НУЖНО ЕГО НАЙТИ, — как мантру повторял я, всё еще пребывая в состоянии истерики. Уже сам понимал, что несу бред, но сложно было остановиться — случайные мысли то и дело вгоняли меня в это состояние. — он тут, — Данте уже насильно взял меня за голову и повернул её так быстро и резко, что мне казалось, что он хочет свернуть мне шею, чтобы я больше не мучался. И тогда я увидел Клоуна, а точнее — его ноги, вальяжно раскинутые между углом кровати и полом. Он тихо похрапывал, издавая носом свистящие звуки, даже не помышляя о том, чтобы куда-то уходить. Я медленно начал успокаиваться и мои глаза снова стали тяжелеть — видимо истерика из-за крысиного вожака меня вымотала слишком сильно, особенно с похмелья и особенно после непродолжительного сна. Я даже расслабился и упал на, так удачно подставленное, плечо Данте, что всё оставшееся время гладил меня по голове, пока я не нормализовал дыхание. Забавно: я лежу на плече у парня, по которому сох, как принцесса в башне, а всё что я ощущаю это не бешеное сердцебиение, о котором так отчаянно говорят все романтические комедии, которые показывали по телевизору время от времени. Нет! Это ощущается правильным. Правильным, может слегка неловким, но от этого не менее приятным. И мне не хотелось отстраняться даже когда я уже пришел в норму. Промелькнула даже мысль — «может сымитировать, что я до сих пор испуган?», но к тому моменту я уже понял, что я давно не паникую, а он не прекращает гладить меня по голове. Я напоминал себе настоящего пса. Я часто показывал челюсть, истекающую слюной, лаял и прижимался к земле всё ниже. Но как только мне на голову клали руку, чтобы погладить, я моментально прекращал скалиться и рычать. И в чем же отличие меня от бездомной шавки? Наверное в отсутствии хвоста. Меня приручили, медленно и плавно настолько, что я даже не заметил: сидения на подоконнике, прослушивание музыки, совместные драки и перепалки, общее молчание и совместный смех — всё это сопровождало меня с самого начала жизни в Доме и везде, так или иначе, был Данте. Вопрос «зачем?» мучал меня всё это время, но сейчас ответ на него мне был не нужен. Я медленно закрыл глаза. Возможно, Дива права — мне пора отоспаться как следует, и, желательно, на несколько лет вперёд.

***

Впервые в жизни я открыл глаза из-за запаха. Запаха хвои, проникающим внутрь и оседающим у меня на органах, создавая приятную тягучую плёнку на лёгких. Лес. Снова слышались шорохи, топот, латание, и поедание. Ворона я нигде не увидел, однако я точно ощущал на себе чей-то взгляд. Не хищный, скорее наблюдающий за моими действиями, как кот наблюдает за любопытной новой игрушкой. Я поднялся и отряхнулся. Поразительно, как сон перетекал из одного в другой — ноги, руки, одежда, всё было до сих пор покрыто илом, а кеды всё также неприятно напоминали тарелку с кашей. Но снимать мне их не хотелось — на земле было много всего, что так и норовило впиться в мои ступни, так что лучшим решением было слить лишнюю воду и смириться. Я был намерен потеряться в чаще, которая могла поглотить меня целиком, и сейчас я не хотел торопиться получить всё и сразу. Я медленно побрёл по мшистой земле, периодически спотыкаясь о корни и придерживая своё неуклюжее и, будто лишнее в этой обстановке, тело за стволы деревьев. Что-то прошуршало над моей головой, но единственное, что я смог увидеть — как чей-то хвост скрылся в гуще деревьев, уронив на меня пару маленьких веток. Где-то в далеке что-то заблеяло, но не испуганно, как это делали козы обычно, а даже свирепо, с рыком, гортанным и громким. Я поежился. Трава тихо шелестела под ногами, а хвойные иголки пытались пробраться в мои кеды, застревая между петлями длинных носков. Палки ломались под шагами, распугивая живность, а руки царапались о кору, что разрывала мне мозоли и оставляла новые шрамы. Но я чувствовал — меня так приветствуют. Сначала ты разбиваешь коленку о порог, а потом только можешь войти, как свой. Таковы были правила, возможно, слегка жестокие, но справедливые. Через какое-то время я начал замечать, что деревья начали рядеть, а потом я понял, что вышел к озеру. Громадному озеру, в которое впадало несколько рек, которое отражало лунный свет, раскидывая его во все стороны и распространяя холодное свечение. Я понял, насколько сильно я устал от долгого хождения по неровной лесной чаще, только когда спустился близко к воде. Мне по какой-то причине стало страшно смотреть на то, что я могу увидеть в кристальном отражении, поэтому касаться водной глади я не стал. На берегу, что покрыт песком, камнями и маленькими ветками, никого кроме меня не было. Промелькнула мысль, что сейчас я на виду, и если кому-то нужно будет меня съесть — меня не составит труда найти. Как по заказу, на другом берегу что-то фыркнуло, громко и настойчиво, что перепугало меня до онемения. Так мы и пялились друг на друга с разных концов озера — я и какой-то странный бык, полностью покрытый шипами от холки до хвоста. Покрытый тёмной шерстью, короткой и торчащей во всё стороны, хоть он и выглядел угрожающе, но ему явно было не до меня. Он будто ждал чего-то на берегу, долго и настойчиво. Я расслабился, наблюдая, как животное ходит вдоль воды, иногда постукивая копытом, будто в нетерпении. И в какой-то момент по воде прошла рябь. А затем ещё одна. Я поспешил отодвинуться подальше и взобрался назад, туда, где меня ждала безопасная чаща, но продолжил наблюдать. Из воды вышло что-то, похожее на козла, что издавало гулкое блеяние. Рогатое, со светящимися глазами и темной шерстью, оно, словно подкошенное, опустило свою большую голову на берег рядом с быком и тихо фыркнуло через ноздри. Я почувствовал, что мешал личной встрече, на которой меня явно не должно было быть, а потому поспешил обратно в чащу.