Auribus teneo lupum

Сердце трепещет в невыносимой агонии, пока что-то внутри отчаянно борется за самосознание. Она не знает, как долго выстоит, как сумеет избежать кошмарной участи. Во взгляде у Сакуры что-то меняется, что-то, что беспрекословно читается им.Харуно закатывает прочь надежды и думает только об одном — как поступить дальше. Мужчина перед ней стоит неподвижно — либо же она перестала видеть этот мир и уже теряет сознание.       — И что же ты задумала? А Сакура лишь молчит в ответ, точно язык проглотила. Хатаке приближается на невыносимое расстояние, присаживается рядом, зачем-то тянет свою бледную руку к ее лицу, поглаживает.       — Твое упорство, как я знаю, не позволит тебе добровольно просто так соблазнить меня, — Сукеа проводит пальцем линию ее губ, смотрит пристально и туманно, — Ты хочешь опять поторговаться со мной?       — А какой смысл? — безжизненно спрашивает она.       — Я не поверю, что ты захотела добровольно потрахаться со мной, — он вмиг становится серьезнее, а рука словно бы леденеет на ее губах.       — Потому что это наказание. Она говорит в пустоту, обращается к чему-то высшему, надеясь, что ее услышат.       — Если бы хотел наказать тебя — просто отрезал бы палец, — довольно прищуривается он, — Я же подарил тебе небывалое наслаждение. Сакуре хочется взвизгнуть, упасть на колени и биться в агонии от его слов и невозможности что-либо сделать. Он улыбался, но глаза его говорили о другом — холод и пепел. Он не догадывается? Хатаке почти не двигается, хотя намертво хватает девушку за подбородок. Ему важен визуальный контакт, или же хочет выпытать из нее всю правду?       — Мне надо домой…       — Опять? — недовольно мычит он, не отрывая глаз от Харуно.       — Это мой дом, там мои вещи и…       — И ты не выйдешь отсюда.       — Что?! Мужчина со вздохом встает с края кровати, отходит куда-то в сторону. Мычит. Сакура подмечает, как необычно его поведение последнее время — неизвестность пугает. Она не понимает, как взаимодействовать с таким Сукеа, спокойным, страстным и покладистым — он позволил ей уже слишком много, чтобы не начать подозревать в чем-то.       — Сакура-чан, не думай, что я так наивен, раз наслаждаюсь твоим телом, — Какаши подходит в массивному шифоньеру и достает оттуда излюбленную унылую одежду цвета горечи и смерти, накидывает на себя шелковую рубашку и застегивает пуговку за пуговкой, — Ты еще достаточно юна, чтобы осмелиться потягаться с мужчиной.       — Раз я такая юная и глупая, — отчего-то Харуно не может оторвать глаз от того, как медленно и ловко мужчина расправляется с одеждой, — Зачем брать меня на встречи и прочее? Она хмыкает с дерзостью, но прощупывает рамки дозволенного. Чувствует тонкий лед. Не трещит.       — У меня как раз сегодня собрание, на которое ты не идешь. Ксо!       — Я буду торчать здесь как пленница? Хатаке не отвечает, заправляет рубашку в темно серые брюки, подстать глазам, и выходит из спальни. Девушка упрямо следует за ним, босая преодолевая неизмеримое расстояние.       — Ты не подумал, что в твоем же доме я найду куда больше компромата, чем где-либо еще? — Сакура хватается за край его рукава, тянет на себя, и старается прикрыть одеялом не только оголенное тело, но и душу.       — Удачи, — мужчина вырывается из прочной хватки и отпирает массивную железную дверь, никак не вписывающуюся в традиционную минималистическую атмосферу дома. Он уходит также тихо, как и врывается в ее жизнь, молча проводя лезвием у сердца. Харуно чувствует телом его недоверие, оно похоже на холодок, пробирающий кости — понимает, что так она не сможет выживать дальше. Сакура рассматривает перспективу сыграть послушную куклу, чтобы установить негласный мир между ними, тем более когда жребий уже брошен.

Si vis pacem, para bellum

***

В серых глазах отражался свет монитора компьютера, на котором были загружены документы о поставках. К сожалению море не щадило груз так, как он того бы желал, а потому приходилось раскошеливаться на еще большие поставки. Такие крупные перевозки не могли остаться незамеченными федеральными службами, из-за чего в голове Хатаке уже не хватало идей, как иначе безопасно получить товар. Хирузен был прав в свое время, когда нанимал службы А.Н.Б.У. В качестве «излишней» безопасности и ликвидации недругов. Однако же то было давно — шесть лет назад — время изменилось. И Какашиуж точно не мог позволить себе связаться с А.Н.Б.У. Он и без того привлекает чересчур много внимания со стороны общественности, а проблемы с головорезами ему ни к чему. Для мыслей о Сакуре совершенно не было времени, как и желания. Она — наименьшая его забота, хотя, уверен он, Харуно готовит переворот, если же он не обломал ее хрупкие крылышки. Мужчина потирает пульсирующие виски — сроки проекта поджимали, а доставка в крупном виде практически невозможна. Думай, думай В дверь постучали. После недолгой паузы размышлений, мужчина все же приказал войти.       — Хатаке-сама, — кланяется старший помощник, — Собрание просили перенести на три часа.       — Хорошо, — устало хмыкает он, заключая руки в прочный замок раздумья, — Закажи билеты в Китай частным самолетом мне, на четверг, и еще два пассажирским на другую дату. Согласуй у поставщиков возможность разминуться в днях.       — Хай! Помощник не ушел сразу. Какаши подозрительно оглянулся.       — Босс, есть информация, что Сарутоби наняли частного сыщика и адвоката, — в очках отразился страх за сказанное, — Прикажете устранить?       — Сыщик ничего не сделает, он скорее как приманка у Бивако. Они ждут, что мы убьем его и тогда у них будет повод воспользоваться адвокатом, — Хатаке устало выдыхает каждое слово, точно эта борьба с кланом Сарутоби — очередная партия в шахматы, где просчитывается каждый ловкий ход, — Проверь лучше архивы, от ненужного смело избавься. Адвоката не трогать, даже не смотреть на него лишний раз — пусть делает свою работу.       — Назначить встречу с Сарутоби?       — Нет, не предупреждай их о визите.       — Хай! Череда проблем накрывает волной, она поглощает его, топит во тьме собственных амбиций. Он сам пришел к этому. Они подослали ее Она все знает В руке оказывается ручка, он не помнит как взял ту, и сгибается под сильным давлением пальцев. Что-то хрустит. Хочется опрокинуть монитор и стол, завалить кресло и разбить стекла — сдерживается. В кабинете полно камер, доступ к которым имеется у него одного, так в чем проблема? Проблема в ней

***

Пустое помещение душит до невозможности, обычно она не испытывала подобных чувств, ведь давно привыкла находиться взаперти больничных подвалов. Там места было куда меньше. Но дышалось легче. Дом Хатаке хочется спалить дотла, не оставить от него и щепки, но больше она желает найти ответы. Седовласый дьявол вновь оставил своего цербера наблюдать за ней, из-за чего в сердце нагревался гнев. Ямато редко что-либо произносил или даже двигался, Сакура в принципе не понимает его смысла нахождения здесь. Для профилактики? Хатаке не доверял ей — это очевидно, но почему-то смело рассказывает ей то, что знать девушке не стоит. От этого болела голова — хотелось просто поспать. Следы ночных мучений мельтешат перед глазами, больно, просто больно, Харуно напяливает на себя мужской пиджак, чтобы прикрыть укусы и синяки. Плотная ткань пропитывается его запахом, ей кажется, что он снова здесь, в ней, убивает изнутри — сердце колотится непозволительно быстро. Анемия? Сакура скидывает с себя злосчастный пиджак и забирается на диван, мысленно вымаливая у бога снисхождения. Глазами она ищет за что зацепиться и находит бумажные стикеры на столешнице подле книжной полки. Ямато стоит в углу комнаты, но ощущения, словно бы над душой — своим пустым неживым взглядом он перекрывает дыхание. Девушка хватается за металическую ручку и принимается вырисовывать линии на стикере. Бумажка с изображением криво нарисованного чучела крепится на поверхность книжного шкафа. Пакость замечает и Ямато, отчего решает опустить взгляд и заняться делами поважнее — какими, Сакура не поняла. Когда мужчина уселся за кухонную столешницу и открыл ноутбук, Харуно незаметно достает из кармана мятую салфетку, что служила ей прошлым вечером верным блокнотом. Всего пятнадцать использованных комбинации из десяти тысяч возможных — она не приблизилась к разгадке ни на шаг. Рука вычеркивает остальные сочетания цифр, пока глаза ищут в комнате хоть что-то, что может послужить подсказкой. Хотя бы одна цифра. Зеленый взгляд застывает на массивном книжном шкафу — Хатаке любитель почитать, как посмела предположить она. В руках у него непрерывно покоится оранжевая книжка сомнительного содержания, состоящая из серии романов, как догадывается Сакура. На верхней полке покоится похожая книжка в красном переплете — точно серия. Книга отличается от остальных чрезмерной потертостью и и мяты страничками, точно Сукеа высосал из нее всю жизнь. В оглавлении книжки указана дата написания. Восьмое января. Харуно мысленно делает пометку, отчего-то уверенная в том, что эти даты могут оказаться важными. Рядом находится запрятанная книга темно мятного цвета — та же серия? Пятое марта. Пальцы скользят по деревянным полкам, просчитывают возможные наборы цифр и их порядок. Слишком просто, хоть и несколько замудрено. Хатаке понял, что она заметила его неописуемую любовь к печатной эротике? Если так — пароль точно не имеет ничего общего с книгами. Сакура удивленно оглядывает весь шкаф сверху до низу в поисках третьей книги — ничего. Они отличаются от других на полках — размер чуть меньше, а обложка всегда вызывающего необычного цвета. Оранжевая — очередная книга — стопроцентно находится сейчас в руках Хатаке, а значит дата ей неизвестна. Придется гадать. Четвертой книги нет, видимо серия заканчивается на третьем томе, с сожалением понимает она, и незаметно проскальзывает в спальню, где последний раз оставила телефон. Крупицы надежды загораются в глазах, отчего немного подрагивают руки. Ей, похоже, уже стоит смириться с тем, что непрерывный тремор теперь будет преследовать ее остаток дней. На черном дисплее загорается иконка, а после появляются злосчастные четыре пунктира для пароля. Она помнит, пять попыток — десять минут. Харуно с трудом сопоставляет в голове найденные цифры, ведь все они — даты с четырехзначным значением. Первые две книги были написаны в единозначные даты, что означало, что у нее есть как минимум по две цифры на каждый вариант. Третья — последняя книга — оставалась загадкой. Что если она была написана в дату начинающуюся с десяти? Тогда бы это заполнило пробел значением в две цифры. Пять попыток — десять минут. В общей сложности ей предстоит испробовать около 41 варианта. Значительно меньше десяти тысяч, а значит у нее уйдет в лучшем случае полтора часа на разгадку. Сакура н смеет считать секунды, а потому принимается пробовать новые пароли, параллельно записывая те на листочек. Ямато по прежнему сидит в общей комнате, вовлечено вчитываясь в экран своего компьютера. На самом деле она никогда не задумывалась о том, какую роль в этом аду играет молчаливый мужчина, казалось, Хатаке доверяет ему единственному во всем мире. В каком-то смысле Ямато являлся ее негласным соперником за право считаться доверенным лицом дьявола — в ее же интересах захватить голову и разум Сукеа, который всецело доверяет водителю. В ход меж тем пошли первые пять комбинаций. Неверно. Начались несчастные десять минут. Телефон тем временем начал терять заряд. Харуно рыщет по всей спальне в поиске зарядки, залезает в личные полки и комоды Хатаке, роется в его трусах, носках, находит заряженный пистолет, и только потом — зарядку. Какаши педантичен — помнит она, а потому аккуратно раскладывает вещи по своим местам, чтобы те не дай бог не сдвинулись на сантиметр. Вторая комбинация. Мимо. Десять минут длятся нещадно долго, она надеется, что Ямато ничего не заподозрит. Пальцы словно бы стираются в кров от бесконечных нажатий на экран, ей кажется, будто она уже не в этой реальности, все происходит так автоматически, а нескончаемая надпись «неверный пароль» уже застывает перед сознанием. И когда в глазах уже стали плавать цифры, Сакура решает устроить обеденный перерыв, доходит до холодильника и уже не волнуется о сохранности еды. Отравленная или нет — ей нужно поесть. Выбор падает на некрупные яица и виноградный сок. Трапеза занимает не больше отведенных десяти минут, а обстановка вокруг выглядит слишком спокойно. Бытие — словно бы все так, как и должно быть, хотя это «все» и так до абсурдности ужасно. Прошлый раз, когда унылая обстановка в пару с Ямато душила ее разум, появился Хатаке. Это было вчера. Ничто не предвещало беды, хотя казалось бы, даже воздух вокруг был разряжен. На часах 15:00, даже половины дня не прошло. Ожидание непонятно чего хочется скрасить чем-то помимо разгадок. Харуно боязно рассматривает собственные руки, отчего-то те были в крови — чьей? Она никого не убивала, и кажется, будто стекающая на пол багровая жидкость принадлежит ей самой — она погубила себя тогда, не перестаивает думать Сакура. В голову лезут неприятные назойливые мысли — она ведь знает, где лежит пушка, пользоваться которой Хатаке научил ее ранее утром. Убить Ямато, сбежать с телефоном. Она свободна. Сакура готова вымаливать у бога грех за убийство себя самой, но никак не дьявола и его приспешника.

Abiit, excessit, evasit, erupit

Что-то забытое внутри кричит — ты выше этого, не смей. Что-то нынешнее воет — я хочу спастись. Что-то потаенное шепчет — я утащу его на дно с собой.

Sed semel insanivimus omnes

***

В белых полупустых залах, в центре которых только и располагались огромный длинный стол с неудобными креслами и одинокий фикус, мужчина всегда чувствовал себя некомфортно. И порой дело касалось не только в жутко черствых спинках сидений — шесть лет, достаточно долгий срок, чтобы привыкнуть с офисному образу жизни, вот только в глазу всегда горели картинки алого прошлого. Он там, где и должен быть, понимает он. Она хочет все сломать Назойливый шепот не покидал его головы с тех самых пор, как он зашел в свой кабинет — на часах половин шестого, а он все еще слышит это бормотание. Собрание проходит также уныло, как он и рассчитывал — проблем, слава Ками, не прибавилось, но лишние часы жизни потратились. Акции «ТокиоЛаб» росли, график не был стабильным, но составить прогноз было достаточно просто и надежно, а потому Хатаке спокойно выдыхает. Мужчина понимал, что внимание его должно быть уделено целиком и полностью биоинженерии, но та приносила не только хлопоты, но и надвигающуюся угрозу. «ТокиоЛаб» не привлекала ненужного внимания, фирма работала без лишних проблем, собирая все деньги рынка. Прогресс не стоял на месте, а потому нескончаемые предложения и разработки в сфере технологий уже превратился в рутину. Легче всего работалось с технологиями, те почему-то не требовали столь трепетного внимания к деталям, нежели капризная медицина. Рано или поздно что-то взлетит на воздух, а фитиль уже подожжен, понимает он. Пахло порохом. Это все она Взгляд у него пустой, безжизненный, а в голове ураган и шипение фитиля.       — Хатаке-сама, не желаете приобрести 30% акций? — голоса в помещении звучат извне, они похожи на эхо в адском котле. Он почти не слышит, перед глазами розовое пятно.       — Отличное предложение.

***

      — И как давно ты работаешь на него? Молчание.       — Он тебя тоже шантажирует или это добровольно все? — она бросает взгляд куда-то на потолок — тот казался куда более живым, нежели «собеседник» — Хотя, какая разница, если платят огромные деньги, да? Сакура коротает очередные десять минут — предпоследние, по ее подсчетам. Надежда угасает с каждым сброшенным кодом, а телефон в руках нагревается до невозможной температуры — кажется, что вот-вот расплавится. Харуно утруждено сверлит глазами часы, будто те подскажут ей не только минуты, но и даты. Наступил солнечный сентябрь, предвещавший скорое окончание вуза, но она отчитывает лишь четвертый месяц с начала ее договора с дьяволом. Год. Он просил ровно год. Ей осталось восемь месяцев — чуть больше полугода — до свободы, если он не врал. Восемь месяцев — звучит неумолимо желанно, она считает секунды, на что-то надеется, хотя сердце понимает, что этот кошмар не оставит ее просто так. Она молит, кается, надеется. Сакура притаила дыхание, в легких застряли осколки — она ведь не знает, как будет жить дальше, когда пройдут проклятые восемь месяцев. Проще думать, что ждет тебя завтра, останешься ли ты жива, нежели гадать, какая судьба уготована ей в следующем году. Она так отчаянно борется за свою душу, что уже и не понимает — доживет ли сама до этих пор, сохранит ли в себе сердце. Харуно старательно обходит каждый открытый уголок дома, ищет хоть какие-то подсказки, что внезапно всплывают в голове. Брат… брат… Какой еще брат, озлобленно интересуется она у себя самой. Туманные воспоминания настойчиво повторяют слово, что тонкой ниткой висит перед глазами. Не ухватиться. Неужели у него был брат? Харуно уверенно обыскивает полки и незакрытые шкафы, надеясь найти что — фото? Должно быть хоть что-то, но часы превращаются в какое-то дегтевое мучение. День — чертово ожидание. А чего она ждет? Возможности, или его самого? Словно бы его присутствие что-либо изменит в ее мучениях, словно бы он стал ближе и осознаннее. Сакура все еще не может предугадать его действий, но отчего ей кажется, будто сердце угомонится, если Хатаке будет рядом… Она пропускает работу, учебу, вот-вот начнется сессия, а в голове только смазливое бледное лицо, с победной нерадивой улыбкой на нем. Гремит очередной час, эхом отдающий в мозг, в подкорку сознания, куда угодно, даже проходится по косточкам. Ни одна из комбинацией не подходит, а злосчастный телефон так и светит назойливым «введите код для разблокировки». Итого 56 попыток, каждая из которых — неверна. Эти цифры ломают ее, трещат и верещат, хочется разбить мобильный об стенку, достать спрятанный пистолет, и покончить со всем. Подобные мысли стали посещать ее слишком часто. Нехорошо. Нехорошо и то, что на 64 попытке она бросает надежду в горящую урну. Нехорошо и то, что щелкает замок главной двери — неужели было замкнуто изнутри? Из-под туманной пелены яркого ослепительного солнечного света — либо же она за весь день привыкла к темноте — выходит он, точно спускается с небес, хотя она знает — его место внизу, в горящем аду. У Сакуры не такой хороший нюх, но она слышит запах надвигающейся угрозы, опасности, гнева, и пепла. Ямато послушно, как по команде, закрывает ноутбук и покидает помещение, исчезает все в той же ослепительной пелене. Какаши останавливается возле дивана, громко дышит, но глаз выше пола не поднимает.       — Нашла что-то интересное? Она искала       — Здесь оказалось довольно скучно. Сакура отвечает так, словно не ждала весь чертов день, словно не испробовала все свои возможности.       — Мне нужно в университет, я начала много всего пропускать из-за… тебя. Неужели так интересен каждый мой шаг? — она плюет сарказмом в его сторону, надеется хоть что-то разглядеть в темном холодном взгляде.       — Ты не представляешь как, — Какаши подходит ближе, каждый его шаг — землетрясение, а голос — гром, — Сарутобиевская дрянь. Мужчина подходит в плотную, с силой хватается за подбородок, и сжимает ее лицо до хруста костей — еще немного, и треснет челюсть. Харуно выдерживает только три секунды смелости и уверенного в себе взгляда, затем же пытается высвободиться из цепких лап — царапается, дергается, а он точно приклеился.       — Отпусти! — мычит она сквозь стиснутые зубы, едва ли не воя от боли. Будут синяки. Очередные.       — Или что, Сакура, донесешь все им? — в вечно холодном взгляде, цвета бури читалась тревога, зрачки сузились от прилива адреналина, что пылал в каждой частичке его тела. Харуно испугано смотрит ему в глаза.       — О чем ты? — девушка подрагивает ни то от боли, ни то от страха.       — Чего ты хочешь?! — Хатаке рычит, приглядывается, точно ответы где-то в невинном розовом личике. Сакура смотрит отчаянно, выискивает в безумных глазах толику осознанности, пытается достучаться, докричаться. На мгновенье его цепкая хватка слабеет, и этого достаточно, чтобы вырваться.       — Оставь меня, ублюдок! Глухой удар тыльной стороной ладони лезвием проходится по нежной щеке, слышится грохот — это сердце? По покрасневшему участку стекает кристаллическая слезинка, а ноги подкашивает, она вот-вот упадет. Что-то не дает ей. Мужские руки подхватывают, удерживают от окончательного падения — зачем?       — Ты и так заполучил меня, знаешь каждый мой шаг… что тебе еще нужно от меня? Дай мне насладиться тем, что есть, я никуда не денусь… не уйду от тебя. Он знает каждый ее шаг, она действует по его планам, что он мог подумать? Сарутоби даже не знают о ее существовании — так и лучше, так и должно оставаться впредь. А у него отчего-то спирает дыхание, в груди что-то бьется с неистовой силой — больно. Длинные пальцы смахивают ручеек горячей слезы, та обжигает его кожу, точно святая вода. Левый глаз чуть подрагивает, он инстинктивно прищуривается, но ничего не видит, какое-то туннельное зрение, или перед ним и в самом деле только она? Руки непослушно двигаются сами по себе, захватывают девушку в кольцо рук — куда он смотрит? Харуно не шевелится, замирает, стараясь даже не касаться его лишний раз, хотя вздымающаяся вверх-вниз грудь не дает ей. Наружу выходит все то, что копилось дни, вырывается ритмичное похныкивание, она сейчас задохнется. Мужские руки крепче захватывают это хрупкое женское тело — она дрожит. Она ведь и так… принадлежит ему Только ему, и никому больше