Auribus teneo lupum

Горячее дыхание пылало в ее сердце, точно огонь дракона — именно таким она и хотела видеть его всю жизнь. И именно таким он не стал, горячий и пылкий с виду — ледяная крепость. Весь образ Саске говорил о том, как он горяч в чувствах и сердце, вот только за годы отношений она поняла — нет. Даже его темные глаза, его вороные волосы и теплые руки ошибочно заставляли верить в то, что он жарок. Вот только очередного холода ей не хватало. Колющий мороз пробирал ее все это последнее время — каждая встреча, каждая мысль о Сукеа это обжигающий холод. Сакуру трясло, трясло от холода, ненависти, отвращения, желания отомстить. Она забыла, когда последний раз ее рука не дрожала японским землетрясением в пять балов. И именно этой дрожащей рукой она останавливает жалкие редкие попытки Саске показать пылкость. А гортензии ее сердца кажется уже завяли, так что отказывает Харуно ему с легкостью, почти без досады. Каждое действие в ее собственном доме — недопустимо. Везде могут находиться камеры, вновь и вновь понимает она с дикой тревогой в душе. Саске ни к чему это знать, либо же его жизнь подвергнется опасности. Либо же ему будет плевать. Так или иначе, Сакура мало думала о нем сейчас, даже находясь в его прохладных объятиях. Отныне, и до самой ее смерти, как уверена она, все мысли будут заняты седовласым дьяволом. Его омерзительной сладкой улыбкой, красивым лицом и порезанным глазом. Он часто щурил этот глаз, как-то невзначай, видимо надеялся, что никто не заметит — она все заметила. И каждый раз она искренне надеялась, что глаз этот горит у него адским огнем, надеялась, что ему неистово больно каждую секунду. Это единственное, что она сумела сделать ему, и она с огромной радостью повторила бы это и со вторым глазом, уверена Сакура. Она все чаще задумывается о ненависти, о том, как тяжело сердцу биться и кричать. Но она понимала, что прямо сейчас, к своему сожалению, она живее всех живых.       — И за что только берется полиция. В мгновение ока Харуно обнаруживает себя за обеденным столиком, сжимающей со всей силы кулаки со столовыми приборами. Она снова потерялась в мыслях.       — Что? — недоумевающе звучит девушка. А горячие черные глаза не излучают абсолютно ничего и продолжают, не замечая ее, как ни в чем не бывало.       — Последние полгода с улиц пропадают бездомные, — Учиха вальяжно устраивается за компьютером с чашкой моча, — Зачем за это берется полиция я просто не понимаю.       — Возможно это якудза… — Харуно подыгрывает ему, создает впечатление, словно бы сейчас самый обыкновенный день. Словно бы пару дней назад она не сжигала свое ненавистное обожаемое платье в слезах и истерике. Словно бы не она пару дней назад судорожно хватала воздух ртом в душевой кабине в очередном спортзале. Сакура научилась мастерски скрывать от Саске именно то, на что ему будет все равно в любом случае, — Сначала пропадают бездомные, потом уже и граждане.       — Не уверен, что здесь нужны органы, — все также наплевательски отвечает он и запивает разговор горячим моча. Отчасти она с ним, пожалуй, и согласна — лучше бы полиция занялась расследованием шестилетней давности и нашла самого живого из всех Сукеа. Сакура чувствовала головную боль, стоило ей вновь задуматься о тайне личности Сукеа и Какаши — она так и не поняла, как он провернул все это. Он, либо же они — ей было плевать, кого ненавидеть. Ведь из-за этого ей теперь страшно выходить из дома, а оставаться в нем — еще хуже. Харуно не понимает, как адаптироваться ко всему этому и дышать полной грудью, хотя и в глубине души знает, что больше никогда не сможет. От Хатаке пару дней ничего — она надеется, что за этот короткий промежуток он уже умер. Последний раз когда она ушла из дома в случайный спортзал, чтобы принять душ, дался ей тяжело. Внутри горела агония, Сакура чувствовала на себе грязь, все ее органы и внутренности были запачканы. Харуно почти до крови растирала кожу, но желание отмыть себя изнутри химией не прошло. Чертов Хатаке. Чертов Сукеа.       — Я в город, поедешь? — вдруг возникает безжизненный тон Саске.       — Да, — улыбается она, так наигранно, что Учиха и не замечает.       — Можем заехать в Митараши-но-Данго. Она улыбается отчаянно, почти с безысходностью. Ненавистные данго.       — Как хочешь. Харуно надеется, что выйдя в город она проветрит сознание и немного отвлечется. Надеется, хотя понимает, что все это бред. Через десять минут парень ожидает ее в прихожей, глаза его все также уперты в телефон, а разум где-то далеко.       — Выходишь?       — Две минуты, — Сакура поправляет низкий короткий хвостик, больше похожий на заячий и оглядывает себя в зеркало. Прямо сейчас она ненавидела себя, но за эту ненависть она хотела отомстить другому. Девушка подхватывает сумку с полки и судорожно ищет свой телефон. В голове крутится загадка, где же она его оставила, пока ответ не вибрирует в соседней комнате. Харуно добегает до ванной и роняет сердце. На ярком экране трезвонил входящий от К.Х и она чувствовала, как все внутри замирает. Ублюдок решил пойти дальше и теперь беспородно звонить? Время шло молниеносно и не скоротечно, словно бы песчинками капая на пол — ей нельзя медлить с ответом, а если от него останется пропущенный… Сакура даже боялась предположить. Дрожащими руками она поднимает трубку и замедляет собственное дыхание, а по ту сторону телефона словно бы горячее дыхание, пробирающее до самого сердца.       — Собирайся, через час подъедет машина, — его ровный тон пробирал до костей, хотелось достать ту самую пресловутую шпильку с острым концом, — Оденься прилично. А затем он, не дождавшись ее ответа, просто сбрасывает трубку. Она услышала — он знает.       — Ну? В глазах вновь застывают горячие слезы от предстоящего ада, а в голове лишь одно — за что? Ноги подкашивают, а пол уже кажется неровной поверхностью, вот-вот и упадет.       — Езжай без меня… у меня прихватило живот, сам понимаешь, — Сакура глядит в зеркало и пытается изобразить улыбку скрепя зубами.       — Хмпф, — фыркает где-то в прихожей, — Ладно. Доля секунды, и Саске покидает квартиру, а Харуно падает на пол, прямо на нежные коленки. Она не переживет еще один такой вечер, только не снова. Следующий час Сакура проводит в поиске той шпильки, которая затерялась где-то в доме.       — Я убью тебя, как только смогу.

Nomina sunt odiosa

***

Мужчина сидел ровно, почти без движений, если редкое вздымание груди можно было назвать дыханием — словно бы и не живой. Облачные глаза скользят по тексту, от иероглифа к иероглифу, а его холодный взгляд потом вдруг переместился на наручные часы. Прошел час. Он дает волю садизму и требовательности исключительно из-за содержания книги, она его, похоже, очень сильно затянула. Через недолгие пять минут, когда он уже долистал до середины повествования, дверь машины защелкивает, и появляется она. Вместе с девушкой приходит и едва уловимый аромат цветов, он был готов поспорить, что они у нее теперь нелюбимые. Уголки бледных губ слегка дрогнули в ухмылке — он прекрасно знал ее, чтобы понять, как она сейчас ненавидит в себе все, начиная от запаха, заканчивая собственными же движениями. Его острый слух уловил чужое биение сердца — ее биение. Хотелось голодно облизнуться — ее сердце походило за топот заячьих лап, а сама она почти невидимо дрожала. Какаши подолгу не смотрит ей в лицо, точно она — совершенно не интересующий его объект. Это почувствовала и сама Харуно, а потому молча отвернулась к окну и машина тронулась. Мужчина считает нужным дочитать еще одну главу и только потом взглянуть на свою жертву — девушка, одетая в простые джинсы с рубашкой, была почти что приклеена к двери и окну, словно даже лишний миллиметр рядом с ним ей в тягость. Какаши ухмыльнулся.       — Я сказал одеться прилично, — бросает он в пустоту, так бесстрастно, точно Сакура не поплатится за это жизнью.       — Недостаточно прилично? — спрашивает она без толики сарказма в голосе, так безнадежно и пусто.       — Ямато, сверни в магазин. Легкие Харуно наполнены огнем, хотя снаружи ей невероятно холодно. Очередной поток унижений настигнет ее с минуты на минуту, ей кажется, что еще немного и она не выдержит — накинется на него сразу. А сидеть рядом с ним, таким ухоженным и неестественно опрятным, с естественно лохматыми седыми волосами — мука. На его дьявольски красивом лице почти нет эмоций, от этого еще противнее — ей кажется, что лучше бы он испытывал неистовую и явную ненависть, чем мучил ее без чувств. Сакура считает минуты до очередного позора ее сердца, и когда машина останавливается возле дорогой минималистичной витрины — сердце замирает.       — Купи строгий костюм, — Хатаке вальяжно смотрит куда-то в сторону, а Ямато ловит каждое его слово, — Закрытый, но сексуальный. Харуно тряхнуло с новой силой, но она старалась не дышать — в отражении окна она видела неяркую улыбку мужчины. Скалился, словно бы голодный волк. Она дергает ручку двери, свежий воздух врезается в лицо и словно бы дарит прилив сил, на мгновение она останавливается и со спины бросает ему:       — Не проконтролируете процесс, Хатаке-сан? — уже чуть с большей колкостью спрашивает она. Какаши наклоняется ближе к ней, и рукой тянется к двери, чтобы раскрыть ту шире, а его чуть теплое, практически невозможное зимнее дыхание касается ее шеи. Отчего-то ей необъяснимо стало тепло и холодно одновременно.       — Я не хочу, чтобы меня видели вместе со шлюхой, — он пылко шепчет ей в ухо, в самую душу, отчего по коже прошлись мурашки. Сакура до боли сжимает кулаки и чувствует тугой узел внутри живота, еще немного и ее вывернет. Хатаке меж тем раскрыл двери достаточно широко, чтобы она свободно вышла.       — У вас есть двадцать минут. Возле входа в магазин ее уже ожидал Ямато, как всегда безжизненный, и как всегда в полу наклоне. На ее счастье, либо же просто удивление, магазин оказывается пустым — только черно-белая палитра и пара сотрудниц. Консультантки сразу же подбегают к ним и окутывают множеством вопросов, а Сакуре и вовсе плевать — она лишь разглядывает необычайно интересную люстру в этом необычайно скучном магазине. Телохранитель что-то произнес вслед уходящей консультантке, а другие разошлись по сторонам к вешалкам. Харуно продолжает разглядывать люстру, точно та поможет ей избежать всего кошмара. Через пару минут вокруг нее уже лежит несколько нарядов — и все, как она сплошная бесконечность, черные. Невольной куклой она примеряет все это — два костюма и одно платье-карандаш. Черное платье чуть ниже колена подчеркивало каждый ее изгиб, а строчная пачка на талии создавала визуальную иллюзию широких бедер. Короткий рукав прикрывал плечи, а застежка на спине заканчивалась где-то на уровне лопаток — закрытое, и в меру привлекательное. Последний раз подобный наряд она надевала на третьем курсе, когда презентовала свою лабораторную работу, чтобы получить стипендию. Если бы Сакура и испытывала сейчас что-то кроме отвращения и желания умереть, она, возможно бы, выбрала это платье. Вот только ей хотелось надеть все самое убогое и некрасивое, чтобы позлить Хатаке — увы понимает, что выбора у нее и нет. Затем также молча, как и до этого, ей подносят туфли, удивительным образом ее же точного размера — все также строго, с коротким каблуком, и бесконечно черным цветом. Ямато кивает сотрудницам и те отрезают бирку с ценником прямо со спины Сакуры, словно бы она не их клиент, а лишь кукла для переодевания. Краем глаза Харуно успевает заметить цифры на бирке, и кричащие сто тысяч йен говорят ей — от такой суммы он точно не обеднеет, но все же хотелось хоть как-то досадить ему. Девушка не знает, сколько прошло времени, да ей и не важно, ведь она и так уже почти мертва. И когда она, почти что мертвым грузом садится обратно в машину — он даже не смотрит на нее. Мужчина снова уперся в книжку и перестал замечать мир вокруг себя. Оно и к лучшему, думает Сакура, ведь так он будет меньше думать о ней. Оно и к лучшему, ведь платье действительно сидит на ней сексуально. А дорогая ткань наряда оказывается достаточно сковывающей, что уж говорить о неудобных туфлях, так что Харуно сидит словно бы на игле, почти не двигается, а дышать трудно. Ямато сворачивает в разные стороны и Сакура вновь потерялась — да и какая разница? Но через несколько минут она понимает, что подъехали они к главному зданию «Листа», а к машине уже подошел один из сотрудников и протянул Хатаке какой-то документ в закрытой папке. Через секунду машина вновь тронулась, а седовласый дьявол расторопно раскрыл серую папку.       — Заучи, — он протягивает бумаги Сакуре, а она отчего-то все недоумевает. В голове тысячи вопросов, но на языке лишь одно «что?». Тонкими пальцами девушка проводит по бумаге и видит напечатанное там название на английском языке, до боли знакомое, и до жути непонятное. Какаши зачем-то вручил ей научную статью, написанную же ей самой. Ей хочется спросить, что за чертовщина, но она продолжает бегать зелеными глазами по тексту — некоторые абзацы расходятся, а информация на них и вовсе неизвестная.       — Она подкорректирована, — мужчина смотрит вперед на дорогу, и Сакура вновь увидела едва уловимый прищур левым глазом, — Заучи, — вновь повторяет он. Разглядывание собственной статьи оказывается в разы интереснее, чем слушать тревожный топот сердца, поэтому Сакура принимается заучивать текст. На ее удивление новая информация не сильно разнится с основной темой, наоборот, даже дополняет, и девушка думает, что для стопроцентного завершения статьи и в самом деле не хватало именно этого. С почти нескрываемым интересом Харуно перелистывает слайды, а Сукеа так и продолжил читать свою книжку сомнительного характера. И когда машина остановилась возле огромного зеркального здания — Сакура в самом деле задрожала, пускай на улице и знойная жара. Ноги словно пригвоздились к полу, а руки стали тяжелее в десять раз. Как бы сильно девушка не старалась, открыть дверь и выйти из машины она не могла. Очередной приступ? Все ведь в порядке. Сосчитать до десяти Сосчитать до десяти… Нет…       — Причешись. Заколи волосы, — Хатаке звучит чересчур спокойно, даже как-то назойливо. Но даже так Сакура слышит его лишь через пелену страха и паники. Он знал, что она возьмет шпильку? Или просто увидел в камеры? Проходит минута под пристальным и холодным взором Какаши, а она так и не шевельнулась. Харуно понимает, еще пара лишних секунд, и ей конец, вот только поделать с собой ничего не может. Замерла. Краем нефритовых глаз она замечает движение мужчины и уже хочет увернутся — окаменела от ужаса. Сукеа лезет в ее сумочку и достает оттуда пресловутую острую шпильку — убьет? Седовласый дьявол подсаживается ближе, и она уже ощущает его дыхание на себе, а затем поворачивает ее лицо в сторону. Не трогай… меня Длинные мужские пальцы ухватились за острый девичий подбородок и слегка сжали — в наказание? Второй рукой он намотал короткие розовые волосы на шпильку, да так туго, что Сакуре было сложно повернуться, еще и острым концом вниз, чтобы шея всегда оставалась прямой. Дверь машины ей тоже открывает он, а затем грубо, но медленно хватает за руку — силком вытаскивает. Какаши словно бы спускает ее на землю, а ей кажется, что забирает в самый низ ада, после чего оценивающе рассматривает созданный им образ. Возможно в нем, в этом жестоком и страшном головорезе, что непонятным образом оказался на верхушке дорогой компании, жил внутренний эстет, и требовал во всем опрятности. Неглубокий вырез до лопаток он щупает холодными пальцами, такими, как зима, но почему-то обжигало. Харуно поежилась от таких касаний, но двигаться не стала — он словно бы удерживал ее. Почему-то на минуту он забывается и ведет путь по нежной коже, от лопаток до шеи, и обратно. Зачем-то давит на талию, засматривается на подол платья и только потом идет вперед. Сакура не понимает, как оценивать случившееся, ведь все еще молится, чтобы все это закончилось. Там дальше — толпа таких же скучных людей в строгих костюмах, не притащил ли он ее на похороны, чтобы угодить человеку в трауре? В голове всплывают образы прошлой подобной поездки — в сердце заскрипели ржавые гвозди. Сакура совершенно забывает про сложенные бумаги в руке и оглядывается по сторонам — всюду были люди в белых халатах, суетящиеся над приборами. Научная выставка?       — Наше место там, — Хатаке головой качает в сторону небольших кофейных столиков, — Ты все заучила?       — Я… не… не понимаю… — девушка мнется на месте, словно бы скомканная. Ужасно неудобное платье с ужасно некомфортными туфлями украшала и острая шпилька, упирающаяся прямо в шею.       — Ты думала твоя задача только ублажать? — он дышит ей прямо в белоснежную шею, так, что ей хочется дернутся, но одно движение — острие откажется прямо внутри, — Ты презентуешь свою статью и расскажешь про технологии «ТокиоЛаб». Не облажайся. Он улыбается ей вслед, снова его дыхание окутывает ее, почему-то оно ей кажется в разы страстнее, чем у Саске. Почему-то этот холодный маньяк излучал больше огня чем Учиха. Харуно словно бы ударило молнией и она поплелась на указанное место с некой легкостью на сердце — никаких унижений? Дочитать статью ей дается куда проще, но странное чувство опасности не могло покинуть тревожной головы. Пока Какаши разговаривал в компании таких же снобов, Сакура принялась осматривать помещение — важная конференция? Девушка разглядывала все стенды и таблички, некоторые из них были на незнакомом языке — немецкий? Харуно не могла понять для чего Хатаке притащил ее — неужели не хватает своих специалистов и ученых? Все те слова об ее статье не были ложью, чтобы заманить девушку в свою ловушку? Сакура могла ожидать всего, но не того факта, что ей придется помогать Хатаке с работой, не после прошлого раза. На себе же она могла почувствовать чужие взгляды, явно вызванные небольшим вырезом на изящной спине. Все как и заказывал Хатаке — строго, но сексуально. Она вновь принимается перечитывать переделанную статью, хотя идеальное выступление сейчас для нее не играло особой роли, даже если и пригрозил Сукеа. Сакура все не могла отойти от тех горячих взглядов его серых бесстрастных глаз, даже порезанный слепой глядел с особым чувством. Ей хотелось подольше зациклить на этом мысли и найти какие-то ответы, но те же голодные пепельные глаза указали ей выйти к экрану. А сам он разговаривал с тучным мужчиной средних лет, повернутого к ней боком.       — Wie wir vereinbart haben, — эхом сквозь туман она слышит голос Хатаке и чуть прислушивается — точно немецкий? Дослушать непонятный диалог Сукеа ей не дает он сам же и очередь к экрану. До нее выступали какие-то врачи, с предложениями об улучшении качества в сфере нейрохирургии — сухо, четко и ясно. Со своей же презентацией она особо не возилась — знает, как правильнее выступить. За все время ее презентации от розовых волос не отлипал облачный взгляд, он точно прожигал ее, прямо изнутри. А когда тема Сакуры зашла о нейропротезировании, многие начали писать заметки. А внимание Харуно меж тем привлек еще один внимательный взор — чуть смуглый заросший мужчина, на вид лет тридцати. В узких карих глазах читался загадочный интерес, и Сакура молилась про себя, чтобы после выступления он не подошел к ней. Вернув концентрацию статье, она перевернула последний слайд презентации и увидела свеженький образец слухового аппарата, того самого, что обсуждали они с Хатаке. Харуно молча вернулась на место рядом с Хатаке и опустила глаза в пол — она могла идеально выступить с научной статьей, но это не меняло того факта, что она лишь его кукла сейчас. И следующие несколько часов она также кукольно проводит подле него, почти неживая, думающая о том, какой шаг сделать далее. На этот раз Хатаке ее почти не отпускает от себя, все держит рядом, словно она убежит вот-вот, словно не знает, что за это поплатятся близкие. А пока они сидят за столиком, куда уже неоднократно приносят бутылки с сакэ, Сакура замечает видного густобрового мужчину. Точнее, это он ее замечает, и твердит что-то в след. А Хатаке к алкоголю так и не притронулся, снова.       — Какая чудесная фройляйн, — язык у мужчины явно заплетался, подумала бы Харуно, если бы не отчетливо слышное немецкое слово — пазл начал складываться, — И презентация вон какая была. Какаши-и-сан, отличные у тебя сотрудники, умные, хорошенькие. Сакура надеется, что поток комплиментов на этом закончится, и что «приличное» мероприятие не превратится в прошлый вечер. Пьяный мужчина меж тем продолжать разглагольствовать и обращаться к Сукеа, тот почему-то почти не реагировал.       — В следующий раз мы презентуем новый проект, — только и отвечает он. Не хочет говорить прямо при Сакуре? Если у него и были секреты по поводу работы, зачем привел ее с собой? Густобровый мужчина, уже явно перебравший, принялся разглядывать документы с папки Хатаке. К нему подсел другой мужчина, смуглый, что не отрывал глаз от Сакуры во время выступления. В его чуть лохматых вороных волосах проскальзывал пепел от сигарет, да и пахло от него дымом и одеколоном — точно курит.       — Надеюсь мы увидимся еще, милая фройляйн, — пьяный мужчина уже хотел было подвинуться к ней, но Какаши остановил его, — Он тебе нравится? Т-только не говори, что…       — Мда, когда Гай-сан пьян, он готов растрепать даже самые темные тайны друга, — встревает смуглый мужчина.       — Мой дражайший друг и одногруппник, если эта чудесная девушка с тобой, я… Одногруппник?       — Нам пора. Седовласый дьявол вскочил со своего места и подхватил с собой Сакуру. И она послушно последовала за ним, ведь иначе никак. Бесшумный и яростный топот его ног отзывался эхом в ее голове — на что он зол? Значит ли это что-то для нее? Хатаке грубо раскрыл двери машины и пихнул туда девушку — Сакура едва не подвернула лодыжку на этих жутко неудобных туфлях. А затем и сам прыгает в салон, да так, что мягкие кожаные сидения даже помялись.       — В ресторан. Ямато завел машину и молча поехал по заданному пути без всякой конкретики. И до ресторана они доехали также молча, под гнетом напряженной немой ярости Какаши, которую даже яростью назвать было сложно. Просто Сакура так чувствовала — дикое напряжение и угрозу, хотя лицо его было по-прежнему спокойно и холодно. И если он молчал, так и лучше, думает Сакура, и пытается сложить воедино всю полученную сегодня информацию. Она точно помнит, что читала на сайте информацию о том, что Хатаке учился заграницей, сейчас же она выяснила точно, что это была Германия — на то был ряд причин, вместе с выпившим мужчиной. Как только она вернется домой — выяснит, что к чему. А машина остановилась. Хатаке также напряженно вышел из салона и вновь увел с собой девушку — у входа их встречал все тот же персонал, что и ранее. Если он считает, что давится невкусной едой его ресторана для нее мука, то пускай. За столом все те же блюда и напитки, вот только гортензии на этот раз немного другие — мелкий сорт бледных оттенков. Мужчина на свое место почему-то не садится — все ходит вокруг да около, из-за чего Сакуре кажется, что это отразится и на ее состоянии. Но отчего-то она смелеет, и беспардонно бросает ему вслед.       — Почему так напряжены? Хатаке-сан считает, что платье недостаточно сексуально? Харуно пропускает один точный удар сердца, когда мужчина в мгновение ока оказывается позади нее. Сакура тот час робеет, но не показывает.       — Я чем-то тебя разочаровала?       — Даже не думай соблазнить меня, — он похож на стужу, но ей отчего-то обжигающе больно, точно она горит в огне.       — Я и не думала, твои взгляды все говорят за тебя, — Харуно разрезает черствый стейк и закидывает в рот. Отвратительно.       — Твоя жизнь принадлежит мне, а это разные вещи, — чуть спокойнее выдает он и вдыхает ее аромат, — И я знаю, в какие игры ты пытаешься сыграть. Длинные пальцы скользят по голой спине, Сакура чувствует, как выгибается и чуть ли не выворачивается наизнанку. Жесткое отвратительное мясо она буквально впихивает в себя и старается не вырвать. И весь путь до дома она надеется, что не стошнит прямо на Хатаке. А когда он высаживает ее прямо у дома, Харуно мыслит о том, как бы узнать получше о прошлой жизни «Хатаке Какаши».

Dum spiro, spero.