Auribus teneo lupum

Под глазами темные мешки, несущие собой боль и бессонные ночи, веки едва разлипаются — она не спит уже который день. Сакура выходит из-под самодельной крепости в виде одеяла, ведь так она чувствует мнимую безопасность, так, по ее мнению, серые глаза не будут за ней следить. Но даже под плотным одеялом в жуткую жару она могла ощущать насмешливый грозный взгляд, хотя тот и не преследовал ее больше во сне. Сакура считала, что причиной тому кошмар наяву, ведь все логично — она не спит уже которые сутки, а дьявол не преследует. От него еще не было никаких весточек. Ни единого сообщения или даже намека на существование. Это тревожило Харуно. Словно бы, ничего в ее жизни не поменялось, и она может жить спокойно, вот только ожидание того самого первого зова было просто невыносимо. Девушка не выпускала телефон из рук, буквально слиплась со смартфоном и проверяла тот каждые две минуты. Саске это, конечно же, нисколько не удивило, он лишь бросил пару загадочных взглядов и как обычно решил, что это не его дело. Харуно терзала себя изнутри, точно связанная прочными путами мук, ведь ничего сказать она не может. Ведь ее родители могут быть в опасности. Она не переставала думать об этом, об этом, и том, что она грязная. Не столько в физическом смысле, ведь купалась она теперь исключительно в одежде, сколько в душевном — страшная тайна и сделка с самим Люцифером очерняли ее всю. Она сама подписалась на это. Харуно понимает, что долго продолжаться это не может, и выбирает на карте случайный спортзал. Почему-то она уверена, что Хатаке не сможет следить за ней там, но все равно ведет себя аккуратно. После изнурительной тренировки она запирается в душевой кабинке, закрытой со всех сторон, так что даже самая любопытная змея не увидит ее. В запотевшем отражении кабинки она видит себя нагую. Сакура приглядывается к мутному изображению и в глаза бросаются фиолетовые пятна вокруг груди, живота, рук и ключиц. Многочисленные пятна походили на следы от пальцев. С броском сердца она вспоминает невероятно ноющую боль в тазу, когда очнулась от наркотика Хатаке. Нет Нет Нет Сакура оседает на пол и слышит только топот собственного сердца, что бешено вырывается наружу. У нее трясутся не только руки, но и самообладание, кажется, что она вот-вот сойдет с ума. Невозможно, лопочет она самой себе, ведь она точно помнит все — как Сукеа раскрыл себя и воткнул в нее шприц. Она вымаливает у вселенной еще немного разума, пытается совладать с собственным безумием. Он надругался над ней, а затем спокойно притащил в свой офис и заставил подписать какой-то контракт. Это был кошмар, самый настоящий. Но это только начало, понимает она. Харуно сидит под горячей струей, пока постепенно не хочет потерять сознание, и только потом выходит. Подобным методом она посещает разные залы, чтобы принять душ вдали от пепельных глаз, ведь дома, она повторяет сотый раз самой себе — небезопасно.

***

Утешение Сакура находит в работе, в том, как суматошно протекает жизнь в стенах больницы. Хотя она уверена — здесь тоже небезопасно. За каждым белоснежным углом ей кажется кроваво облачный взгляд — она понимает, что это уже за пределами просто паранойи. Харуно топчется по сторонам, бегает, словно бы грызун в клетке и не знает, куда деть мысли. От «Хатаке» ничего уже больше недели, и последние пару дней, пускай и забитых ночными сменами — она чудом высыпается. Сознание мучают и терзают новые мысли о мужчине. Ведь все его существование — загадка. Сакура уже не понимала, кто он есть в действительности, ведь говорил о Сукеа, о себе, в третьем лице. Он был Какаши Хатаке — главой богатой фирмы и важной шишкой, не совершившим сеппуку шесть лет назад головорезом. И все же это Сукеа, уверена она. Пускай, она детально помнила лицо на фотографии с полицейского отчета — грубое и страшное, не такое слащавое и красивое. Сакура боится открывать галерею и смотреть в кошмарные глаза, вдруг увидеть там то же дьявольски прекрасное лицо. Она ведь не могла забыть его облик? Верно? Но даже тогда, много лет назад, он был в маске, под плотной тканью которой, не были видны очертания всего. И запомнила лучше всего она лишь взгляд. Отчего-то иной на фотографии полиции, и явный на лице Хатаке. Харуно сжала голову. Все было запутано и невыносимо ужасно, ведь от всего этого кошмара зависела ее жизнь. Сакура осторожничает, и потому включает рабочий компьютер в кабинете коллеги — так безопаснее, надеется она. Харуно вбивает в поиск и пытается нарыть хоть что-то на всеми известного господина Хатаке, но не находит ничего нового. Все по-прежнему — после долгого отсутствия в стране вступил в компанию «ТокиоЛаб», быстро достиг успехов и вершин, после чего возглавил и «Лист». По-прежнему незнакомо знакомый мужчина с вороными волосами и мрачным взглядом. Тогда она решает изменить строку поиска и вбивает туда ненавистное имя Сукеа — ничего. Сакура немного поразмыслила и в голову пришло воспоминание репортажа того дня, когда мужчина якобы умер. Девушка вбивает в поисковик «А.Н.Б.У.» и находит всего один старый сайт с немногочисленной информацией. «А.Н.Б.У. — теневая организация, расшифровка которой до сих пор остается загадкой, является прямым ответвлением от первых семей якудза. Организация преимущественно занималась ликвидацией и добычей ресурсов/информации для главенствующих кланов в Японии. Главный кодекс А.Н.Б.У. — подчинение. В их обязанности первоочередно входит послушание сильного клана, неповиновение у них каралось смертью. А.Н.Б.У. очень скрытны, но у них есть отличительные черты в виде многочисленных и заметных татуировок по всему телу и фарфоровых масок. Личности членов организации всегда остаются загадкой, тк их нет ни в одной базе данных. Также упоминалось, что вступают туда еще детьми, таким образом воспитывая совершенных солдат. Никаких громких случаев с участием А.Н.Б.У. еще не зафиксировано, однако будьте всегда начеку. …» Сакура с тревогой перечитывает информацию с неизвестного сайта — мало что было известно, но отчего-то ей казалось, что она способна докопаться до истины. Она точно помнила страшные татуировки на руках Сукеа, но кожа Какаши была белоснежна — как такое возможно? Он точно сменил облик, верит она. Либо же поднялся с адского котла по ее душу. В руке неожиданно завибрировал телефон, а на экране ненавистные кандзи.

lupus in fabula

Сакура чувствует, как трясутся руки и поджимает сердце, она молниеносно удаляет историю поиска с компьютера и поднимает трубку. В ушах оттарабанивает тревога, а ноги вновь не слушаются ее, и кажется еще в животе завязался тугой узел.       — Через час за тобой заедет Ямато. По ту сторону трубки послышался холодный баритон, словно бы лезвием по сердцу. Хотя голос его привычно равнодушен и спокоен, она слышит требовательный тон. И даже отсюда Сакура чувствует бесконечный запах пепла.       — Н-но я на смене в больнице, я не могу просто так уйти… — Харуно тщательно подбирает слова, чтобы не вывести из себя мужчину, хотя в глубине души искренне желает послать его ко всем чертям. И он также неожиданно сбрасывает трубку, без единого звука. Уши девушки заглушает бешеный стук сердца — она сделала что-то не так? И сейчас он убьет ее родителей? Сакура падает на колени, пытаясь схватиться за пульсирующую голову, это конец. «Беспрекословно слушаться меня» — нарушено. Чего ей будет это стоить? Он сделает что-то предупреждающее, или сразу возьмется за ее семью? Сакура не знает как дальше быть и съезжает все ниже в ад, там ей и место. Но через каких-то двадцать долгих минут в кабинет заходит главная медсестра из реанимации и, не оборачиваясь, говорит вслед умирающей девушке:       — Харуно, сегодня можешь уйти пораньше. Закрывай смену и езжай домой, — легко произносит женщина. Сакура хватается за белый халат, словно за спасательный круг, одновременно с этим удушая себя. На работе небезопасно — теперь она поняла точно.

«Что он задумал?»

На закрытие смены у нее уходят оставшиеся сорок минут и она совершенно забывает про свой внешний вид. В непослушных розовых локонах уже собирались запутанные комки, которые она не намеревалась исправлять. «Причешись» — было первым приказом Хатаке, которое он произнес три раза до тех пор, пока она не повиновалась тогда, в его офисе. В широких джинсах и легкой блузе она едва ли походила на светскую даму, больше на несчастного студента — так и лучше. Последний раз, когда она блистала перед Хатаке был ужасен, фатален. Он не заслуживает смотреть на нее в расцвете сил, убежденно думает она. Но когда к зданию больницы подъезжает черный лексус с все тем же молчаливым телохранителем, имя которого она узнала час назад, былая уверенность отчего-то улетучивается. Сакура садится в машину с опаской, словно бы внутри капкан — на деле лишь пустой салон автомобиля и красивая красная коробка.       — Хатаке-семпай сказал надеть это, — только и выдает мужчина, даже ни разу не моргнув.

«Сем-пай?..»

Харуно спорит с собственным разумом и упрямством, долго не решается притронуться к коробке, хочет сбежать и исчезнуть. Но машина тронулась в неизвестном направлении, а ей нужно послушать дьявола вновь. Сакура со страхом распахивает красивую коробку и обнаруживает там дорогие ткани темно изумрудного цвета, на ощупь невероятно приятные и тяжелые. Девушка расправляет неизвестную ткань и понимает, что даренное платье — традиционное кимоно. Укороченное до беспредела. Никакие узоры журавлей и солнца не могли бы отвести взгляд от оголившихся бледных ножек, понимает она. Харуно с вызовом оглядывает наряд и едва сдерживает крики — а толку, если его здесь нет? Сакура повторно оглядывает переднее сидение водителя и убеждается, что его неживой взгляд устремлен только на дорогу, поэтому осторожно переодевается. Она аккуратно напяливает дорогую ткань поверх своей одежды и только после осторожно снимает все ненужное. Длины кимоно едва хватает чтобы прикрыть ее бедра, потому как кожа свободно ощущает холодный кожаный салон. Сакура хочет провалиться под землю, слиться с природой и исчезнуть, что угодно, лишь бы не мучить свое сознание догадками о том, что будет дальше. К чему этот маскарад, для чего Хатаке выжидал момента? К несчастью Сакуры на дороге было удивительно свободно, никаких пробок, а значит названный Ямато быстро доберется до назначенного места. Время неизменно бесконечно текло по ее душе, а угрызения разума пугали все сильнее с каждой секундой. Ее худшие опасения становились все красочнее, стоило ей в очередной раз оглядеть свой новый наряд. От тревоги дрожат руки — еще немного, и у нее появятся первые признаки паркинсона. Напоследок она разлахмачивает короткие волосы, так хотя бы выглядит несколько эффектно, но все равно не подходит под традиционный образ. Отчего-то ее не удивляет тот факт, что кимоно, изумрудно зеленого цвета, почти в такт ее глазам, размером именно ее строгой S. Это меньшее, что должно ее впечатлять, уверена она. И через некоторое время, в полной ненавистной ей тишине, машина подъезжает к красивой вилле, освещенной со всех сторон. Из приоткрытого окна Сакура слышит лязги сямисэн, обычно успокаивающие и дарующие вдохновение. Но этим вечером Харуно возненавидит музыку сямисэн. Спустя пару мгновений автомобиль останавливается, и достопочтенный молчаливый водитель выходит вперед, чтобы открыть Сакуре дверь. Она нехотя выходит из ненавистного салона машины и понимает, что лучше вернется туда, чем отправиться в неизвестный круг ада. К своему страху она также обнаруживает и то, что кимоно едва прикрывает ее колени, благо хоть бедра прикрывает, недостаточно для приличия, но вполне хватит для тщательного осмотра. Обувь она тоже надевает с опаской — Сакура ненавидит, когда ее лодыжки открыты. Она боится взглянуть в свое отражение, ведь неохотно понимает, что походит сейчас на бабочку не самого высокого класса. Ямато также молча провожает ее до источника музыки, в гущу неизвестных событий, в низы ада. Среди множественной толпы разодетых людей, кто-то даже схож по стилю с ней самой, она замечает седую макушку, так контрастно выбивающуюся из красочной атмосферы праздника. Своим образом он мог превратить любое событие в похороны, уверена она. От него за версту несло пеплом, смертью и морским одеколоном. Вокруг него сгущалось облако, а скучающий взгляд походил на грозу. Снаружи по-прежнему весенне тепло, а ей при виде него, почему-то стало невыносимо холодно. Сакура искренне хочет схватиться за что-нибудь и прикрыть свои длинные изящные ноги, но может лишь перебирать ими собственные пальцы. Хатаке замечает ее не сразу, вероятнее, и сейчас в упор не видит, а обращает внимание слепой зоной лишь благодаря подошедшему к нему Ямато. Спустя недолгие перегляды с мужчиной, он наконец вглядывается в ее душу. И Сакуре становится тошно, в самом деле, ведь к горлу подступал непонятный противный ком. Серые глаза медленно ползают по ней, попутно жаля молниями, и в них она видит недовольство. Седовласый мужчина, одетый в такой же традиционный пиджак с узорами, наигранно ласково притягивает ее к себе и впервые шепчет, так, что негромкая вокруг музыка перестает существовать.       — Причешись, — закрадывается он в несчастную душу, — Ты неопрятна. Какаши протягивает ей нефритовую шпильку, изверченную в форме змеи — на кончике тяжелая голова, а снизу острие, достаточное, чтобы убить. Харуно не сразу выхватывает жуткую шпильку и едва подавляет желание вонзить ту во второй глаз мужчины.       — Уборная там, — указывает он куда-то в сторону и Харуно дерзко направляется к указанной уборной. Она идет ведомая страхом в неведомое помещение неведомого места — в какой момент жизнь пошла под откос? Сакура не понимает, чем заслужила находится на одном уровне с легкодоступными девушками в красивых кимоно, ловить на себе голодные взгляды похотливых гостей. Зайдя в уборную, Сакура вдыхала остатки воздуха. Девушка долго вертела в руке замысловатую шпильку, та явно была предназначена не только для волос. Прямо сейчас она могла бы перерезать себе глотку и избавиться от мучений, либо дождаться Хатаке и убить его. Он проверял ее? Хотел посмотреть, что же она выберет? Сакура была уверена — все не просто так, и оттого лишь воткнула убийственную шпильку в короткие волосы. Легкий макияж, а точнее его почти отсутствие, оттеняли ее нынешний броский образ, и оттого она меньше всего походила на легкодоступную гейшу. Пара капель ледяной воды и она выравнивает дыхание — задерживаться нельзя, иначе Хатаке начнет нервничать, и потому сразу выходит. Снаружи все также по-своему шумно, если спокойные мелодии сямисэн можно было назвать шумом, а толпа вдруг разбилась по компаниям. Один лишь Сукеа стоял в ожидании, и в полном одиночестве. Даже подходящие к нему бизнесмены выглядели лишь размытыми пятнами, потому как Хатаке сохранял дистанцию и казался куда ярче остальных. Сакура, скребя сердцем, все же находит силы подойти к нему и не умереть от тревоги. Или, по крайней мере, не воспользоваться смертоносной шпилькой. Глаза цвета пепла наблюдают за каждым ее псевдо уверенным шагом, скользят от талии до открытых колен, которые она старательно прикрывает руками. Мужчина оценивающе врезается взглядом в ее собранные локоны и довольно хмыкает куда-то в сторону, затем и вовсе забывает про ее существование. Неприятной хваткой он цепляется за оби ее короткого кимоно и ведет куда-то вглубь адских событий. Харуно чувствует себя ведомой дьяволом куда-то в пучину всех девяти кругов, потому что уверена, с ним она испытает их все. Она не чувствует его касания, но уверена, что под этой рукой все гниет чернотой и пеплом. А Хатаке как всегда спокоен, вот только от него все равно несло злобой и холодом, так что Сакура ежилась. Мужчина ловко обходил толпу, а та, казалось, и вовсе расступалась волнами, словно перед Моисеем, вот только впереди не свобода, а бесконечное количество пыток. Харуно так и не осмелилась поднять глаз до его по страшному привлекательного лица, но и смотреть вперед было страшно. Это оно самое? То, что приходило ей в чересчур красочных и ощутимых кошмарах?       — Улыбайся, но не слишком ярко, — вдруг он шепчет ей прямо в уши, отчего становится невероятно жарко и мерзло. Харуно представляет, что на лице у нее сейчас вселенское недовольство, а мужчина не намерен его терпеть. Хатаке остановился, а вместе с этим послышались какие-то голоса. Из-под розовой челки Сакура увидела худощавый силуэт с противно слащавым голосом, накуренным и тошнотворным.       — Хатаке-сама, признаюсь, не ожидали, вы редко посещаете наши мероприятия, — выдает незнакомец с веером в руках, — Как поживает проект?       — Пара доработок и смело можно презентовать, — расслабленно выдает он, точно диалог не представлял для него никакой важности.       — А что за прелестный цветок у нас тут? — чуть ли не со слюнями говорит незнакомый мужчина, гораздо ниже ростом Хатаке.       — Это Сакура-чан, милейшее создание, она — выдающийся студент медик, — на одном дыхании произносит Сукеа, отчего Харуно вдруг ощущает себя презентабельным товаром, — Сакура-чан, это Хироюки Сакай, наш спонсор.       — Приятно познакомиться, милая Сакура-чан, — голодно отвечает Хироюки, на что девушка лишь молча кивает, словно бы с болью в горле.       — Было бы невежливо с моей стороны не отблагодарить за спонсорство Сакай-сана. Какаши ловко поворачивает Сакуру к лицу Хироюки и передает ту в худые руки мужчины. У нее подкашивает ноги, бьется сердце, намеревается выпрыгнуть прямо из груди, вот только вонзается в препятствие в виде тяжелого кимоно. Сакура бегло бросает зеленый взгляд на Хатаке и мысленно гонит его ко всем чертям, а он, кажется, и не против.       — Съешь сашими, улыбнись, — довольно облизывается худой мужчина и уводит Харуно в здание. Внутри оказалось еще тише и страшнее, чем снаружи, не было даже персонала. А приглушенный свет и мягкие кровати будили в Сакуре животный страх, пропитывающий весь ее образ. Она хочет сбежать, но должна идти за этим мерзким мужчиной с потными ладонями, сжимающими ее холодные от страха. Сакай заводит ее в просторную спальню с золотыми картинами и красными полотнами — безвкусица. Мужчина стягивает с себя промокший от пота и алкоголя пиджак и хватается за неприкрытые бедра девушки. Сакура жалобно проскулила, хотя надеялась оставить этот звук внутри. Хироюки жадно вдыхал аромат с ее приоткрытых ключиц, водил по шее шершавым, словно в кошки языком, пока не услышал сбитое дыхание Харуно.       — Ты не похожа на обычную шлюху, больно экзотична, — узкие глаза бегают по нежному образу в броском наряде, — Где Хатаке откапал тебя? Харуно лишь с едва скрываемой ненавистью бросает на него зеленые глаза.       — Молчунья, мне нравится. Невозможно худой на вид мужчина с неестественной силой валит Сакуру на мягкую кровать, чересчур мягкую и неудобную. Харуно поджимает колени и старается не закричать — от Сакай несло гнилью с примесью сакэ. Мужчина недовольно размыкает замок ее голых коленей и ныряет внутрь, захватывая в цепкие руки упругие ягодицы девушки. Каждое касание выжигалось клеймом на фарфоровой коже, приносило страшную боль. От бешеного биения сердца Сакура не может сосредоточить взгляд, а мужчина пользуется предоставленной ему возможностью и лапает каждый ее сантиметр внизу. Мерзкими слюнявыми поцелуями он проходит по внутренней части ее бедер, шершаво вырисовывает дорожку на ее нежной коже. Харуно кажется, будто по ней водят ножом, тупым и ржавым. Его путь лежит к заветному, прикрытым бежевыми трусиками. Мужчина скоро тянется к ее промежности, пока девушка не останавливает его.       — Нет! — тихо вскрикивает она и щурит глаза. Сакай чуть привстает и выхватывает худощавую руку с девичьей, а затем проводит пальцами по порозовевшим губам. Грубым движением он засовывает ей в рот два пальца и водит по внутренней стороны щеки. От мерзости Сакуре хочется вырвать прямо на него, но она чудом сдерживает этот поток. Внезапным движением мужчина усаживается сзади нее и грубо тянет за собранные волосы — от такого действия пресловутая шпилька падает прямо перед Сакурой. Сакай резко задирает подол и без того короткого кимоно и приспускает девичьи трусики. Харуно дергается, но сильная хватка блокирует ее движения, а сам мужчина свободной рукой стаскивает с себя штаны. Своей горячей плотью он касается оголенных ягодиц девушки и водит круги членом. Мужчина что-то нашептывает куда-то в пустоту, мерзко хрипит и крепко сжимает за спиной руки девушки. Хироюки надавливает сильнее, пока Сакура не наклоняется достаточно удобно, чтобы он мог поближе рассмотреть упругие ягодицы. Он с силой шлепает по одной из них, так, что звучный удар может донестись и до ушей Хатаке. Она уверена, он снаружи все слышит и довольно улыбается, по-дьявольски, как может только он. Сакура не в состоянии пошевелить руками, и может только махать головой из стороны в сторону. Розовые пряди ниспадают на лицо, и она не видит того, что происходит сзади. Горячий член издевательски водит по раскрасневшимся ягодицам и с невероятной скоростью входит внутрь. От внезапной боли Сакура прогибается до хруста в позвоночнике. Мужчина на секунду расслабляет хватку и девушка мгновенно пользуется моментом, чтобы схватить металическую змейку для волос. У Сакуры уходит доля секунды, когда она бесконечно долго оглядывает острый конец шпильки, и она разворачивается к лицу мужчины. Для нее любая осечка фатальна, поэтому она глазами находит нужную точку и тут же с силой бьет по шее мужчины не острым концом. Харуно попала прямо в сонную артерию, да с такой силой, что сама не ожидала, отчего мужчина тут же вырубился, напоследок прохрипев что-то. Сакура отпрыгивает на другой конец мягкой кровати и оглядывает свои руки, отчего-то она видит кровь, хотя они чисты, а в крепкой хватке змейка, подаренная Хатаке. Острое лезвие на конце маняще сверкает в глазах, наполненными слезами. Горячие реки текут по ее щекам и она старается не закричать и угомонить сердце. Ее кошмары наяву. Нет, даже хуже. Харуно пытается сосчитать до десяти, хотя понимает, что все будет тщетно, и выбегает из комнаты. Бедра дико болели, а внезапное вторжение внутрь только усугубило положение. Ей больно ходить, больно дышать, а еще больнее выходить из дома и не знать, что делать дальше. Сакура не знает, с какой стороны оказалась на веранде и глазами ищет вход в уборную. Девушка залетает туда пулей и подбегает к раковине. Шум стекающей воды слышится эхом в сознаний, пока перед отражением грязь и мерзкий накуренный голос. Сакура невозможно быстро трет руки и те пенятся — ничего не помогает и она чувствует себя куском грязи. Девушка с силой натирает все места, куда он дотрагивался, скользит до покраснения уже ногтями и хочет содрать с себя кожу. Слезы не прекращаются, и оттого ей плохо видно, не осталось ли на ее ногах мерзкой дорожки. В правой руке по прежнему сжата шпилька и она не может не думать, что делать с острым концом. Сквозь белый шум включенного крана она слышит шаги, чуть постукивающие по холодной плитке. Даже по звуку аккуратного приближения она понимает — это он. Хатаке смотрит на нее с высоты своего роста, довольно окидывает весь измученный адом образ и цепляется за шпильку в руке.       — Он еще жив? Хатаке подходит ближе и заслоняет собой свет от лампы, Сакуре кажется, словно над ней нависает облако, и скорый удар молнии неизбежен — у нее трясет руки.       — Ты определенно не умеешь делать правильные выборы, — бархатно тянет он, звучит так, словно подобная картина перед ним — обыденность. Он излучает спокойствие и призывает к равновесию. А Сакуру трясет как каштанку.       — Ну и что предлагаешь сделать с ним, когда он очнется? — в холодной стали его голоса хочется утонуть и пропасть, подальше от всех этих ужасов, — Ты должна вернуться и ублажить его. Сакай — важная шишка и мне никак нельзя терять его поддержку из-за твоих прихотей. Вернись к нему.       — Нет! Пожалуйста! Глаза ее сузились и отправились к пеплу.       — Молю, нет! Голос дрожит и не слушается ее, в горле застревает агония, хотя на самом деле она хочет выпотрошить свои внутренности и избавиться от грязи.       — Вернись к Сакай. Сакура вжимает шпильку в собственную ладонь и взвешивает всю свою жизнь. Убив его сейчас — что она получит? Время застыло, был ясен только он и данная им заколка. У Харуно пульсируют виски, все было бы куда проще, не будь его нынешняя личность влиятельной персоной.       — Думаешь, как меня убить? Она поднимает на него свой безжизненный, наполненный злобой взгляд, зелень которого завлекает.       — Да, Хатаке-сан. Он стоял неподвижно, засунув руки в карманы своих темных брюк, и даже грудь не вздымалась, словно бы и не живой вовсе. Но Сакура откинула эту мысль, ведь мужчина — дьявол — перед ней, живее всех живых. Хатаке приоткрыл дверь и оттуда показалась пресловутая макушка вездесущего Ямато, которому он тихо сказал:       — Позаботься о Хироюки, — необычайно серьезно произносит он, а затем вдруг обращается и к девушке, — Пошли. Она не в праве долго топтаться на месте, хотя желание разорвать все свои органы все еще горело ярким огнем — на выходе он уже ждал ее. Толпа отчего-то стала больше глазеть на Хатаке и его спутницу с заплаканными глазами и мокрыми ногами. Он, не касаясь девушки, словно бы она и в самом деле грязная, фантомно ведет ее своими лапами. Сакура не смотрит, куда идет, ей достаточно видеть ноги Сукеа, чтобы понять свое направление, а остальное не так важно. Пьяная толпа гудела в воздухе, а алкогольный угар исходил от каждого. От каждого, но не от него, все еще пахнущего пеплом и смертью, с примесью волны. К ней вдруг подбегает тучный мужчина, в стельку пьяный и до жути вонючий, он впивается своими слюнявыми губами в ее нежные и проводит языком по всему, куда способен. Сакура округляет глаза и пытается высвободиться, но тяжелое тело грузом нависает над ней, отчего двигаться просто невозможно. Она запрокидывает голову и пялиться на Хатаке, тот лишь приостановился, и даже не взглянул на нее. Он был бесстрастен и ужасно холоден, а веки его были как обычно полуприкрыты, словно он и не умеет раскрывать глаз. Пьяный мужчина наконец отступает и захватывает несчастную девушку подмышку.       — Хатаке-сама, я одолжу? Нет Нет Нет Харуно дивится это неописуемым кошмаром — она ведь только сбежала. Она округляет глаза до невозможности, смотрит на отстраненного седовласого мужчину и мысленно орет. У кого она молит спасения, в самом деле?       — Как угодно. Бросает он скучающе, так и не взглянув в ее глаза. В какой-то момент ее сердце окончательно падает и она чувствует, как дух покидает ее. От окончательного падения в бездну, ее, пожалуй, спасает только образ родителей и золотой крестик в сознании. Пьяный мужчина все сильнее прижимает к себе Сакуру, пока его не сбивает толпа таких же пьяных девиц и он не приземляется лицом в пол. Неживой тушей он посапывал там же, где и стоял мгновением ранее. Никто на этого внимания, конечно же, не обратил, и тем более он. Харуно мыслено читает все молитвы и суматошно продолжает идти за Хатаке. Сакура неслышно топает за ним и не понимает, как же ощутить собственную сохранность, когда все вокруг находящиеся глазеют прямо на нее. Сукеа ведет ее к машине, тихо усаживается внутрь и зазывает с собой. Но Сакура не расслабляется даже не на капельку, ведь кто знает, какие ужасы ее ждут впереди. Спустя долго молчание, к которому ей уже следует привыкнуть, они подъехали к центру города — она поняла, что уложенный маршрут не до ее дома или даже больницы. Хатаке скучающе глядел в окно и мысленно обитал где-то в ином мире. А когда они подъехали к невысокому зданию, освещенному традиционными фонариками с кандзи, Сакура взглотнула. Ее опять начало трясти от неизвестности — там очередные коллеги Сукеа? Она едва ли может сосчитать количество раз, когда она смотрела на него испепеляющим взглядом и ненавистью. А он, бесконечное количество раз, все также не смотрел или просто был безучастен.       — Мы отужинаем, а затем ты отправишься домой, — говорит как-то спонтанно, словно бы любовник.       — Зачем? — она не выдерживает и хочет излить хотя бы свое любопытство.       — Затем, что я так сказал. Холодно, грубо и ясно. Они проходят главный зал и ресепшен, где все сотрудники синхронно кланяются мужчине, отчего в голове Харуно закрадывается догадка — это его ресторан? Какаши ведет ее в закрытый зал, почти такой же, как тогда в Гинзе, отчего по телу вдруг прошла дрожь. Он опять над ругается над ней и будет издеваться? Сакура уже не знает, и не хочет знать. Мужчина предлагает ей место за круглым столом, прямо напротив своего — расстояние между ними достаточное, чтобы стерпеть его присутствие, думает она. В центре стола вновь красивейшая ваза с цветами гортензии, на этот раз серовато зеленые, напоминающие болото. А когда к столу подают блюда, Харуно противно морщится — не от запаха еды, а от напыщенной вежливости официантов, ведь те догадываются, что здесь происходит. Перед ней открывают крышку серебренного блюдца, и там предстает мясная вырезка, залитая различными соусами с вином, судя по запаху. Тарелка оказывается достаточно массивной, а порция для нее одной выходит большой. У самого же Хатаке только рис с овощами — на диете?       — Ты убил Нохара Рин, — она больше утверждает, чем спрашивает, пытается придать своему голосу холод. В ответ он лишь посмотрел на нее, бесчувственно, холодно, но громко, отчего она услышала его ответ.       — Почему не убил меня?       — Потому что ты не убила Сукеа. Слишком очевидно, Сакура.       — Что я сделала тебе, если ты не Сукеа?       — Пытаешься что-то узнать? — он ведет седой бровью, открывая свой невидимый шрам.       — Пытаюсь понять, чем я все это заслужила, — честно говорит она всем своим заплаканным видом.       — Ешь. Харуно с ненавистью разрезает твердый кусок и запрокидывает тот в рот. Невозможно жесткое и неприятное мясо, но она все же продолжает, ведь злить мужчину лишний раз не хотелось. Она через силу запихивала в себя жесткие куски, всячески заслоняя противный вкус соусами. К чему все это?       — Это твой ресторан?       — Мгм, — утвердительно мычит он, даже не притронувшись к еде.       — Отвратительно готовят, — она запрокидывает очередной кусок. Почему-то ей кажется, что даже если еда и отравлена, ей будет все равно.       — У тебя очень острый язык, хотя я был уверен, что сказал Шизуне-чан утихомирить твой нрав. Сердце Харуно пропускает удар, а в легких застывает лед — через трахею проходит стужа и девушка незаметно подрагивает. Сакура старательно делает вид, что в порядке, что вилка не выпадает из ее ослабевшей руки.       — Неужели годы психотерапии не помогли тебе? Ее зрачки бегают туда-сюда от страха, но она не оставляет от мясной вырезки ничего и грубо хлопает по столу приборами. Хатаке довольно щурит глаза, левый незаметно дергается, и хмыкает что-то в ее сторону. Сакура не помнит, как доезжает до дома, ведь далее все происходящее лишь походило на туман. Была ли отравлена еда, она не уверена, но неприятное чувство загорелось где-то в узле ее желудка. Она выходит из машины ведомая неописуемой ненавистью, держащая в голове мысль, что однажды она сможет убить его.

Vim vi repellere licet