Тигр в засаде

— Да мне в жизни такое не провернуть. Когда мы рядом — я дурак дураком, и язык путается, — сказал я, глядя в глаза тигру с картины, который сидел в траве и улыбался. Когда я думаю вслух, у меня всегда есть что сказать. — К примеру, есть люди, по которым так сразу и не скажешь, что у них внутри. Умный? Глупый? Вот, например, я. Или, вот, есть один парень в классе, у него растут усы, он взрослый? А я хорошо притворяюсь, значит ли это, что взрослый я? — Опять сам с собой разговариваешь? — спросила бабушка за стеной. — Я по телефону. Тигр прислушивался, и я продолжил про себя: Видел один сайт, там написано, что если не знаешь, с чего начать и плохо знаком с человеком… да уж, не очень хорошо — мы пришли в один класс только прошлой весной. Так вот пишут, что надо между делом как-нибудь узнать, что человек думает о том, что некоторые парни могут встречаться друг с другом. Если без неприязни, тогда проявить немного тактильности и посмотреть реакцию. Как тебе это нравится? Нет, ничего путного из этого не выйдет. Знаешь людей, вот вроде бы совершенно нормальные, зависают с друзьями, фоткают еду. Ну, чтобы не казаться совсем уж отщепенцами. А потом приходят в дом, где тонкие стены, а кухня начинается в прихожей. Одни их презирают, другие так и живут. Я отношусь и к тем, и к другим. Мой дом тебе точно не понравится. Пока доберешься по крутой лестнице сквозь чужие балконы с развешанным бельём к себе, можно ноги сломать. По ночам внизу кричат коты, и фонари почти нигде не горят. У меня нет денег на репетитора, так что мне ни за что не поступить туда, куда собрался ты. Всё, что я могу — это надеяться, что останусь в твоих мыслях чуть подольше. Позабытый, но полный воспоминаний о прошедшем дне, представляю, будто ты находишься в 10 сантиметрах от меня, пока глаза не начнут слипаться, а сознание путаться. Однажды я запретил себе думать о тебе и просыпался прежде, чем увидеть сон. Я посвящаю своему воображению всё свободное время. Иногда я так устаю, что ложусь спать в школьной форме. У меня нет никакого хобби. Когда бабушка спит, я курю на нашей захламленной террасе. Ты разочарован, Чонгук? Тигр слушал внимательно, это было видно по настороженным ушам, но горящие глаза выдавали его с потрохами — улыбка Моны Лизы была обманом. — Сегодня был последний день, и я его профукал. — В смысле? — взгляд на картине стал напряженным. Я даже не заметил, как снова заговорил вслух. — Мы больше не увидимся. Разве ты не знаешь, что я окончил школу? Все разбегутся — и конец. Сейчас почти одиннадцать вечера. Я знаю, где он живет, мы навещали его во время болезни перед новым годом. У него большой дом, в комнате постеры, фигурки героев и пахнет вкусно, а на кровати дакимакура, я даже ревновал несколько дней. Думаешь, мне стоит к нему пойти? Всё-таки тигр был добрым, если посмотреть на него под другим углом. Я любил его, он с детства висел над моей кроватью, и я часто разглядывал его перед сном. Я взял сумку и положил его туда — подарю Чонгуку и попрошу не уходить. Картина хорошо вписалась в размеры сумки. Мы вышли на улицу. Бабушка окликнула меня с балкона, но я убежал слишком далеко, чтобы ответить, потому что дорога шла под уклон. Припаркованные у домов машины из последних сил упирались в асфальт колесами. В темноте над районом возвышалась телебашня, вся в красных предупреждающих огнях. Предупреждала она самолёты. А может быть и людей. В холодном из-за ночных заморозков воздухе собачий лай разносился эхом. Я шел до улицы Чонгука быстрым шагом минут тридцать. Красивые кирпичные дома тут больше не карабкались друг на друга, машины стояли в гаражах. Любуясь его освещенным окном, я простоял очень долго. В интернете я прочел много советов о прощупывании почвы. Ища на земле подходящего размера щебень, всё бормотал про себя эти пункты: невзначай коснуться темы, невзначай коснуться… Скоро двенадцать и последний день закончится. Я точно знал, что если не сегодня, то никогда. — Ты собираешься кинуть камень в окно, хулиган? Мама Чонгука подошла сзади незаметно. Я даже не слышал, как подъехала её машина, весь поглощенный мыслями. Она хмурилась, но всё равно была так на него похожа, что у меня сердце сильно застучало. — Нет. Я ждал Чонгука, только пока не позвонил в дверь. — Не поздновато? — но она уже не злилась, потому что была такой же, как он. — Ну, зайди, раз уж ты здесь. Она придержала калитку, чтобы я вошел, но я не осмелился. — Лучше попросите его выйти, пожалуйста. Каблуки простучали по дорожке, хлопнула дверь. А потом, спустя вечность, снова. Раздались тихие шаги, но я расслышал всё равно. Во рту пересохло, наверное вся вода внутри ушла с потом. Я обнимал сумку, ища поддержки у тигра. На Чонгуке был длинный болотный пуховик, наброшенный на футболку, и тапки. В тот момент, когда я его увидел, у меня перехватило дыхание. Узнав меня, он удивленно поднял брови, но улыбнулся. Я люблю его приветливость, чёлку, куртку… сегодня у нас был последний день… коснуться темы, затем руки. — Что случилось? На самом деле Чонгук улыбался незнакомцу. Я обращался к нему сотни раз, говоря с картиной, он со мной — раза два. — Можно поговорить с тобой? Не могу смотреть ему в лицо, хотя имею способность разглядывать его до мелочей на большом расстоянии или, скажем, когда он позади. Он кивнул. — Я, кажется… Извиняющиеся слова — мой бич. — Я, кажется… Они прячутся вокруг: можно, кажется, наверное, всё-таки, немного, иногда, конечно, просто, пока что, секундочку, сейчас. Сейчас я скажу. Он смотрит прямо на меня. Тигр шуршит в траве. У меня нет часов, не знаю сколько осталось до двенадцати. Сейчас я… — За мной гонятся! В параллельном мире в этот момент я дарю картину и признаюсь в любви. — Кто? — Чонгук посмотрел в глубину освещенной улицы. — Банда. — Почему они гонятся? — Потому что я узнал их секрет. Сейчас он засмеётся и уйдет навсегда. — Пошли в дом, позвоним в полицию. — Нет! Они найдут меня, они знают, где я живу. — Но надо же что-то делать! Он был взволнованный, растерянный и убийственно красивый. И опять всё это адресовалось незнакомцу, потому что реальный я этого не заслуживал. Мы стояли под старой хурмой, на которой еще висели прошлогодние сморщенные плоды. Я хотел бы однажды обнять его под этим деревом. — Мне надо скрыться, и я хотел попросить, чтобы ты приносил мне еду в убежище. — Так нельзя! Не можешь же ты скрываться всю жизнь. — Через несколько дней я уеду, только надо переждать немного. Проводи меня, чтобы знать, куда приходить. — Это далеко? — спросил он. — Нет, близко. Знаешь, где пустой дом, который скоро сносят? Он кивнул и мы побежали. У Чонгука с ног слетала обувь, он даже не застегнул куртку. «Добежим и призна́юсь, — думал я. — Только бы успеть». Я так поверил сам себе, что в страхе боялся услышать звук погони. Бесхозный дом стоял вскрытый, замок висел на одной петле. Мы явно были не первые, кто залезал сюда. Пробирались с большими предосторожностями, чтобы скрип несмазанной двери не разбудил всю округу. Я автоматически схватил его за талию. Коснулся, так сказать, не прощупав почву. Он не возражал, вернее даже не заметил, тишина заброшенного здания действовала угнетающе. Внутри оказалось пусто и пахло подвалом. — Надеюсь, привидений тут нет, — сказал он страшным шепотом. — Я в них не верю. — Никто не верит, но все боятся, — он каким-то чудом нащупал выключатель, но ничего не произошло. — Черт, свет обрезали, где мой телефон? — Погоди, не ищи. — Почему? Просто я хочу побыть с тобой, пока еще можно. Почему же это так сложно произнести? — Не бойся, тут никого. — Чонгук вынул из кармана телефон и посветил на стены. Цифры на экране были крупные, всего четыре, посередине мигающее двоеточие. Я судорожно вздохнул и сел на корточки, закрывшись прямоугольной сумкой, как щитом. На часах было 00:01. — Ты чего, Тэхён? Он присел напротив, расстилая длинные полы пуховика по полу. Больше ничего нельзя было поделать. Я прижимался щекой к картине, чтобы успокоиться и не заплакать при нём, а он пытался вытащить тигра из моих рук. — Хочешь, я предупрежу маму, что останусь с тобой? Чонгук пах своей комнатой, а от тела шло тепло — я чуть с ума не сошел от горя и несправедливости. — Не надо, — мой голос прозвучал, как будто вместо носа был хобот. — Спасибо за всё, иди домой. — Еще чего. Расскажи, куда ты вляпался? — Пожалуйста, не спрашивай. Давай завтра. — Хорошо, можешь не говорить. Но я всё же побуду здесь, — Чонгук приставил телефон к стене, прикрыв его обрывком газеты, чтобы приглушить свет, и сел прямо на пол. — Всё нормально, честное слово. И вообще, мы с привидениями подружимся, я их обожаю. Я тебя обожаю. Я буду смеяться, пока ты будешь наблюдать. — Вот ты упрямый, — он положил руку мне на плечо и тихонько сжал. — Я приду утром, обязательно, ты слышишь? — Слышу. — Что ты таскаешь в пакете? — спросил он. — Так, подарок, — ответил я. — Ладно, не кисни. Он встал и побрел к выходу. Я не смог напоследок посмотреть на него, потому что видел только свет от фонаря, прыгающий в густой темноте. Свой телефон я оставил дома и даже не мог посветить на умиротворяющую морду тигра, когда остался один. Но я сунул руку в сумку, как бы касаясь его шерсти. Тот понял, как мне тяжело, и перестал подначивать мои фантазии, наоборот, заговорил разумно, насколько вообще на это способен нарисованный тигр. — Ты же понимаешь, что сам себе вбил в голову условие признаться до истечения этого дня? — Ты так говоришь, чтобы меня успокоить, — ответил я. — Вспомни, когда это придумал! — Когда впереди было завтра! — У тебя долго еще будет завтра. — Оно мне больше не нужно. Ведь я верил, что выдуманное оживёт. — И меня втянул. — Не ври! — Ты придумал меня! — сказал Тигр с обидой. — Давай потом это обсудим. Не хочу сидеть тут в темноте один. — Вот и иди домой. — Они знают мой адрес. — Конечно-конечно, и единороги тоже существуют, просто вымерли. Как же мне отделить иллюзию от реальности, когда он говорит со мной? — Пойду, только посижу немного. Тут еще витает его запах. — Я ничего не чувствую. — Это ты. Мы помолчали. Я помолчал — тигр был ненастоящий. Не знаю сколько часов или минут я просидел на полу, убаюкивая своё ноющее сердце. Действительность перестала существовать за пределами небольшого угла в моём подсознании. Я не слышал ни сирены, ни вторгнувшихся в убежище людей. Помню, меня схватили. Я кричал. Пытался вырваться, думал, те люди выследили меня. Потом мне показывали какие-то фотографии, спрашивали о банде, и поняли в конце концов, что я идиот. После полиции были врачи. Когда я вырос, то не хотел этого вспоминать. Никто не видел во мне нормального, я не оставил им шанса, дал им повод. Я врал, чтобы не говорить правду. Дни в клинике были такими долгими, что в кожу въелся жуткий запах лекарств. Но я не сумасшедший, я просто люблю воображать. Да, я глупый и смешной, но надеюсь, что смогу с тобой встретиться где-нибудь снова.