Как Юра Плисецкий лето провёл

Виктор сообщает: мы с Юри женимся. Юрка понимает: это будет пиздец. Расписываться планируют, конечно, в Европе, а вот устроить банкет дома — сначала в Петербурге, затем совсем уж семейным кругом в Хасецу. Юре не везет: его включают в оба состава. А еще: — Юрочка, месяц мой ясный, солнышко мое ненаглядное… — Никифоров, ближе к делу, иначе я диатезной коркой покроюсь от твоих подлизываний, — прерывает Плисецкий, понимая, что дело пахнет писюнами, иначе бы нахуя Витя ему звонил по видео сразу же на утро после церемонии. — Ох, Плисецкий, никогда я от тебя доброго слова не дождусь, видимо, — драматично сетует Никифоров. — Я тебя вот с таких пор воспитывал, — он показывает уровень, но где-то под столом. Юра только кивает, закатив глаза, мол, да-да, сопли мне вытирал, пеленки менял, ночей не спал. Пизди больше. — Следующий раз, прежде чем позвонить, попрошу Алтына, чтобы он тебя антизверином накормил. Или хорошенько от… Юра нажимает кнопку отключения связи, прерывая Никифоровский словесный понос, но видеозвонок телеграма вновь светится фоткой Виктора, жмущегося щекой к щеке Кацудона. — Кажется, связь прервалась, — говорит Виктор, а Юра, научившись у Отабека, изображает сложное лицо и готовится в случае чего вновь жать на отбой. — Так вот, о чем я? — Ты на меня квартиру собирался переписать, — говорит Юрка. — Юра… И не рифмуй в ответ, — спешно предупреждает Виктор, — знаю я уже все твои реплики. — Хуеплики, — назло ему произносит Плисецкий, гаденько улыбаясь. — Будешь паясничать, точно Алтыну позвоню, скажу, что ты балуешься, — угрожает Виктор и взмахивает челкой, только волосы без привычной укладки все равно не поддаются дрессировке. Видок у Никифорова вообще зашибись, как у шлюхи на выезде: на шее череда смачных засосов, волосы в стиле «меня драли всю ночь» и улыбка припизженная, будто он «счастливая жена и мать трех ангелочков». Еще и раздетый. Юра не видит (и слава яйцам!), но надеется, что Виктор хотя бы трусы натянул. Ищет быстро в интернете мем «cover them up slut» и отправляет Никифорову. Тот проверяет, читает надпись, округляет бровь. — Очень смешно, Юрочка. Но если ты про засосы, то обратись к Отабеку, он тебе таких же сделает, — парирует Виктор, ухмыляясь. Псина белобрысая. — Ладно, валяй уже, чего надо? — сжаливается Плисецкий в собственных интересах. Бека скоро выйдет из душа, а затем они собирались поехать в кино, так что прежде надо разобраться с Никифоровым. — Надо, Юрочка, помочь. Ты ведь сможешь, пока мы с Юри не вернемся, проконтролировать организацию банкета? — просит Виктор. — А лепестки по дороге к алтарю вам не рассыпать в нарядном платье? — возмущается Юра и тут же предупреждает, видя загоревшиеся Витины глаза: — Витя, блять, даже не думай. Всё, отключаюсь. — Юра, подожди! Плисецкий пыхтит. Он ведь сразу знал, что пиздец. — Юрочка, это всего пять дней, и мы вернемся. Просто Юри здесь так понравилось, что я решил поменять билеты. Это ведь наша свадьба, как я могу отказать. — Именно, Вить, ВАША свадьба, а не моя, — фыркает Юра. Откидывается на спинку кресла, складывает на груди руки. Иначе точно вырубит и связь, и интернет, а Никифорова заблокирует нахер. — Попроси кого-нибудь еще, Милку там, девчонки любят всю эту свадебную муть. Или кого-нибудь из друзей. У тебя же их дохрена. — Дохрена, Юр, у меня поклонников, приятельских связей и полезных знакомств. Но им я в этом вопросе довериться не могу. А друзей много быть не должно. И нравится или нет, но тебя я включаю в список оных. Поэтому и прошу, — уже серьезнее говорит Виктор. И тут же хитрит: — Я бы, конечно, мог напрямую к Алтыну обратиться, но неудобно как-то… — Неудобно стринги со стразами носить, но ты как-то справляешься, — язвит Плисецкий. Нет уж, Беку трогать не надо. Ему и так пришлось окунуться во весь этот цирк под названием русская сборная по фигурке плюс Кацудон, когда начал встречаться с Юркой. Типа семью парня не выбирают, хуе-мое. Потому золотом Бека был не только по фамилии, но и по жизни, стойко вынося и Никифорова, и Плисецкого, когда он на первого агрился. — Обязательно подарю тебе одни, Отабек оценит. — Юра демонстрирует в камеру фак, а Виктор чмокает пустоту перед собой. — Так ты поможешь? — И как ты себе это представляешь? — Кверху каком, Юрочка. — Это к Кацудону. А что требуется от меня-то? — Смотри, — Виктор тычет в экран мобильника и листает, — мы с Юри уже составили список чего и в каком виде нам нужно: салфетки, торт, скатерти, украшения зала… — Аааа! — стонет Юрка и ныряет головой в ворот футболки. — Можешь не смотреть, файл я тебе отдельно пришлю, — спокойно реагирует Виктор и продолжает рассказывать: — Мы уже связались с организатором и договорились, что наши интересы будешь представлять ты… — Так, бля, погоди. — Юрка выныривает обратно. — То есть я еще не согласился, а ты уже договорился? Вить, ты не охуел? — Юрочка, я просто знаю, что ты у нас золотце, и Отабек на тебя хорошо влияет, — оправдывается Никифоров. — Хватит уже Беку трогать. — Даже не претендую, я вообще-то замужний мужчина, у меня всё свое. — Фу, — кривится Плисецкий. А потом добавляет нарочно: — У Беки все равно больше. — Допустим, но это дело вкуса. Собственно о предпочтениях. В списке тортов будет несколько видов, доверяем выбор тебе. Алтына тоже подключай, он хоть проконтролирует. — Бека не любит сладкое. — Полусладкое пусть дегустирует тогда. Алкоголь, кстати, тоже на вас, но там только надо будет проверить, чтобы никто себе ящик не прикарманил, — наставляет Виктор, продолжая скролить экран мобильника для ревизии задач. В дверях спальни появляется Бека и одним лицом спрашивает у Юры: что там? Юрка вываливает язык наружу, проводит по горлу пальцем и изображает трупак. Бека кивает: понял, ситуация «Виктор», крепись, я с тобой. И поднимает вверх сжатый кулак. — Ты слушаешь? Юра? — Красивая фигура, — отвечает Плисецкий. — М, — Виктор строит одобрительную гримасу, — что-то новое. Растешь на глазах. Отабеку привет. — Отстань уже от него. — Господь Иисус Христос, дай мне сил, — вздыхает Виктор. — Говоришь, как дядь Яша, — хмыкает Юра. — Я и лысеть скоро, как он, начну из-за тебя. Выглянув, Бека вновь отвлекает Юрку и уточняет: «А долго еще?» Юра пожимает плечами, мол, это ж Никифоров, тут хрен проссышь. «Хорошо, жду, я пока кашу сварю», — показывает Отабек, и Юра посылает ему воздушный поцелуй. — Вы там словами вообще не общаетесь? — удивляется Никифоров. — Не завидуй, у нас с Бекой миндальная связь, — стебется Юрка. — Ну главное, чтобы ты был удовлетворен, — миротворчески замечает Виктор. — Короче, — устав от затянувшейся дуэли в стиле «кто выдаст больше подъебов в минуту», подводит итог Юра, — высылай мне файл, разберемся. Только потом не воняй, если что-то не понравится, — предостерегает Юра. Виктор поднимает левую руку, а правую кладет на голую грудь возле сердца. — Я, Никифоров Виктор Андреевич, клятвенно обещаю, что не буду винить Плисецкого Юрия Сергеевича в чем-либо, если гости на моей свадьбе заработают диарею, отравление и прочую порчу ЖКТ из-за неудачно выбранного торта и шампанского. Пойдет? — Пиздуй уже, там тебя твой муженек ждет, — заметив мелькнувшего за спиной Виктора Кацуки, кивает Юрка. — Если что твою клятву я записал, не отвертишься. — Верю в тебя, Плисецкий. — Оптимист, — усмехается Юра. — Всё, я ушел. Больше мне не звони. — И я тебя люблю. Беке приве… Но Юра все-таки вырубает ноут и идет на кухню тискать вкусно пахнущего и тепленького после душа Отабека, готовящего им завтрак. * — Кажется, здесь, — сверяясь с навигатором, говорит Отабек, притормозив возле дома, на первом этаже которого расположена вся такая в рюшках и розовом цвете кондитерская «Безе от Азель». — Светлана, я не слышу хруста безе, — повторяя дурацкий приставучий мем из инстаграма, произносит Плисецкий, отстегивая ремень. — Может, мне тоже что-нибудь открыть? Типа «Хачапури от Юры». — От Юри бы лучше рифмовалось, — замечает Бека. — Кацудоны Кацуки не для скуки, — сочинает Юрка дальше. — О! «Эчпочмак века от Отабека», я б точно пожрал. Отабек улыбается. — Юр, тут парковка бесплатная только пять минут. Иди пока, а я подойду позже. Чмокнув Беку, будто прощаются на полдня, а не на максимум десять минут, Юра выходит. К счастью, тортов всего три: «Три шоколада», от которого Юра сразу воротит нос; нечто воздушное, если отбросить выебистое название, похожее на огромное Рафаэлло; и наконец клубнично-сливочное безобразие, которое на пробу нравится Юрке больше всего. Подоспевший Отабек соглашается, пробуя кусочек у Юры из рук. Плисецкий замечает лицо кондитерши, которую и правда зовут Азель, и демонстративно вытирает Беке уголок рта, а после облизывает испачканный в сливках палец. Может, поэтому, расчитываясь, Юра получает десять процентов скидки. * Юра сползает по стулу, пыхтит. Сдувает со лба упавшую челку. — Бек, вот ты видишь разницу между ебучими японскими журавлями и лебедями? — указывая на целых четыре способа складывания столовых салфеток, вопрошает он. Виктор с Юри заказывали птичек, так что сердце и нечто похожее на Сиднейский оперный театр отклонили сразу. — Вот не все равно, чем рот вытирать? — Давайте журавлей. Думаю, имеет смысл, раз Юри родом из Японии, — выбирает Отабек, и Юра ему бесконечно благодарен, потому что самому было почти насрать, но как бы ни бесили иногда Виктури, черт их дери, похерить им свадебный банкет из-за ебучих салфеток Юрка действительно не хотел. Девушка-оформитель облегченно вздыхает, радуясь не меньше Плисецкого, и отмечает себе в бланке заказа нужную форму. * — А клятвы молодожены уже составили? — спрашивает Марина, организатор свадьбы. — Виктор, кажется, говорил, что они с супругом подготовят и направят мне, чтобы я смогла включить их в тайминг мероприятия, но пока я так и не получила никакой информации. Думала, может, и клятвы Виктор через вас передал? Марина в надежде переводит взгляд со взмыленного Плисецкого на Отабека. И, кажется, понимает, что нет никаких клятв. «Ой», — доносится из трубки, когда Никифоров наконец отвечает на звонок, а Юра без предисловий выясняет, где клятвы. — Только не говори, что и это мне нужно делать за вас, — злится Плисецкий. — Ц! Витя, блять! Обняв сзади, Отабек целует Юру в шею — и лишь это спасает Никифорова от отложенной смерти и того, что Юра на хую вертел всю эту свадьбу. — Марина просила МАКСИМУМ, — подчеркивает он, — до завтрашнего вечера прислать ей ваши гребаные клятвы. Иначе я действительно сам сочиню и отдам ей, выдав за ваши, но тебе потом придется уйти из спорта и из страны, — угрожает Юра. Новый поцелуй от Отабека снижает уровень опасности с красного до оранжевого. А затем, взяв из ладони Юры мобильник, Отабек говорит: — Виктор, пожалуйста, сделайте всё в срок. Юра правда старался и очень устал. Если что — пишите с Юри мне, хорошо? Юра смотрит на него: чем вот он такого мужика заслужил? — Тогда договорились. Хорошего отдыха. — Отабек нажимает отбой, откладывает телефон на стол и, подняв Юрку на руки, относит на кровать. * — Юрио, всё выглядит так замечательно, — восторженно лопочет Кацуки, и от количества эмоций его русский звучит с куда большим акцентом, чем обычно. — Нам с Виктором оставались только детали, потому что ты сильно помог. — Так, кто-то уже налил Кацудону? — бубнит Плисецкий, когда переполненный благодарностью Юри его обнимает. — Эй, ну хватит, — уже смущается Юрка, — я лишь заранее схавал несколько кусков торта, а салфетки вообще Бека выбирал. — Ох, неужели наш Юрочка скромничает. — Подошедший Никифоров вешается Юре на шею и присасывается губами к щеке. — Но ты действительно молодец. — Ай! Отвали, фу. — Юра отпихивает смеющегося Виктора и трет лицо до красна. — Отабек, как ты с ним уживаешься? — Легко. Просто Юру надо любить, а не злить, — отвечает Бека, прижимая к боку вставшего подальше от Виктора Юрку. — Эх, молодость, — вздыхает Никифоров. Берет Кацудона под локоток и зовет: — Вишенка моя, пойдем, сейчас Лилия с Яковом подъедут, нужно встретить. * — А сейчас молодожены произнесут свои свадебные клятвы, — объявляет ведущий. Свет в зале приглушают, начинает играть какой-то романтичный медляк, а на большом экране появляется склейка из фотографий. Первым из-за стола поднимается Кацудон. Взяв микрофон, что-то шепчет отвечающему за звук технику, достает из нагрудного кармана пиджака бумажку и разворачивает. — Мог бы и заучить, — хмыкнув, комментирует Юра, нагнувшись поближе к Беке. — Думаю, он просто волнуется. — Кхм, еще раз всем спасибо, что собрались на нашем торжестве, — начинает Юри, и гости затихают. — Мне очень приятно, что этот важный для нас с Виктором момент пришли разделить близкие и дорогие нам люди. Наверное, большинство из вас были свидетелями того, как строились наши с Витей отношения. Иногда я сам до сих пор не верю, что человек, который был моим кумиром, кем я восхищался и кто вдохновлял меня, стал моим мужем. — Бек, если из-за Кацудона я впаду в инсулиновую кому, знай, что я тебя любил, — шепчет Юра. Бека тихо шикает, но улыбается. — Именно благодаря Виктору я смог достичь огромных успехов, стать уверенней в себе и понять, что самое главное в жизни — это не золотые медали, победы и слава, а возможность любить и быть любимым в ответ. — Кажется, из него сейчас патока польется, — фыркает Юра. — А по-моему, это романтично, — отвечает Бека. Взяв Юрину ладонь, он сплетает вместе их пальцы. Сделав паузу, Кацуки прокашливается и перебирает пальцами микрофон, видимо, выскальзывающий в потеющей от волнения ладони. Виктор же, прижимая ко рту кулак, сидит и едва не ревет, а потом хватается за протянутую к нему руку Кацудона. — Ты был рядом во время моих самых сложных испытаний. Ты вдохновлял меня расти. Ты помог мне стать тем человеком, которым я являюсь сегодня. В твоих объятиях и рядом с тобой я знаю, что могу сделать все. На ощупь взяв со стола салфетку — ту, которая когда-то была сложена японским журавлем, — Виктор протирает глаза и утирает нос. — Блин, Никифоров такой лютый кринж, — тихонько хекает Юрка. — Надеюсь, это снимают. — Витя, любимый, ты воплощение каждой моей мечты, — продолжает речь Юри, пока Виктор уже откровенно заливает скатерть и свои дизайнерские брюки слезами. — Моя путеводная звезда, мой дом, мое сердце. Каждый день, что я провожу вместе с тобой — наивысшая награда. Я люблю тебя и счастлив называть своим мужем. Под громкие аплодисменты и уродливые рыдания Никифорова, бросившегося на закончившего свою клятву Кацудона с поцелуями, Юра, не забывая хлопать, тянется к уху Отабека и говорит: — Кажется, Витиных розовых соплей я уже не выдержу, убей меня, Бек. — Не могу, ты ведь еще не слышал мою клятву. Юрка виснет. — Какую? Отабек обнимает его, прижимает к себе. — Очень крутую, честно, чтобы тебе не пришлось краснеть. — Это что, предложение сейчас было? — усмехается Плисецкий. — Нет, Юр, — Бека склоняется и целуют Юрку в висок, — это обещание.