Как Юра Плисецкий лето провёл

Идею посетить фестиваль фейерверков, конечно, подает Виктор. Ему-то в принципе и повод не требуется, чтобы лишний раз свинтить в Японию — пограничникам Никифорову абонемент проще выдать, и так уже все на таможне его рожу запомнили, даже те, кто фигуркой никогда не интересовался и рекламу с физией Никифорова не смотрел. — В Хасецу, конечно, не настолько масштабно отмечают танабату, как в Токио, но зато вы все сможете снова пожить у нас на источниках. Мари и родители будут рады вам, — загорается вслед за Никифоровым и Кацудон. Юра выключает беговую дорожку и берет со скамейки полотенце и бутылку с водой. — Если Бека согласится, то я в деле. С вами двумя я точно не потащусь. Мне нужен хоть один адекватный человек рядом. — Ну конечно, твоего ненаглядного Алтына мы тоже пригласим, — обещает Никифоров, надавливая растягивающему Кацуки на спину и едва не складывая пополам. Юри протяжно кряхтит, просит «сильнее», а Плисецкий передергивает плечами, невольно воображая, в какой еще ситуации Кацудон на пару с Виктором способен выдавать подобные звуки и фразы. Ехать с ними куда-либо сразу вдвойне не хочется, особенно, если рядом жить. Отабек, к счастью, говорит «да». Пока еще не в той ситуации, о которой Юрка тайно мечтает, но и провести с ним совместные выходные уже супер. Договариваются встретиться уже не месте — лететь все-таки с разных сторон. Юра бы тоже рад лететь отдельно от Виктури — как прозвала эту парочку воркующих долбодятлов Милка, — но даже в восемнадцать, когда вправе решать самостоятельно, постоянно становится придатком к Никифорову с Кацудоном. Милка шутит: ну они как твои родители, а ты их сына-корзина. Юра тогда в привычной манере скривился, вспоминая ненароком услышанную на днях фразу про «папочку», когда Виктор вновь раздражающе флиртовал с Кацудоном. В доме семьи Кацуки Юру невольно накрывает чувством ностальгии. И хотя в прошлый раз он уехал отсюда в каком-то смысле с разбитым сердцем, когда Виктор, обещавший поставить ему программу для взрослой лиги, похерил всю Юркину веру в него, закрутив роман с Кацудоном и став его тренером — Юра, однако, чувствует, что рад снова здесь оказаться. Программу ему тогда Виктор все же поставил, Юрка взял золотую медаль Гран-при, но еще получил свою главную в жизни награду. Шутку подкинул сам Виктор, мол, ты же знаешь, Юрочка, что Алтын в переводе «золото»? И не много ли на тебя драгметаллов хоть в виде медали на груди, хоть в лице красивого казахского фигуриста, на крутом байке вкатившего в Юрину жизнь. А потом уже и в Юрино сердце. Признаться Беке в любви Юра боялся. Страшно было похерить классную дружбу, испортить отношения, которые слишком многое значили для, казалось бы, не умевшего в здоровые контакты с людьми Плисецкого. Бека первый, кто подобрал к нему ключ. И теперь Юра, который никогда ни в чем не зассыт, даже целой хоккейной команде путь указать, который сначала «на», а потом «хуй», когда те в очередной раз прошлись по его «фейской» внешности, до нелепости пугался честно сказать вслух давно рвущееся с губ «люблю». Не как друга, а как вот у долбанных Виктури! Иногда Юра, наверное, им завидовал, даже если почти не притворялся, делая вид, что его тошнит при виде неприкрытого флирта и не в меру частых касаний на виду у других. С Бекой, впрочем, у Юры, казалось, лимитов в телесном контакте не имелось: обнять, прижаться, коснуться, прилечь головой на колени, когда вместе смотрели фильм. Даже вместе спать запросто ложились, когда приезжали друг к другу в гости. Для кого-то и это уже перебор. Но Плисецкому было мало. Даже в «Ютопии» их с Отабеком заселяют в общую комнату, хоть и с двумя кроватями. Благо, что Никифоров с Кацуки поселились в другом конце — главный для Юриной нервной системы плюс. После перелета, затянувшейся пересадки и пути до Хасецу Юрка устает в ноль. Даже радость от встречи с Отабеком чуть меркнет. Ненадолго выбравшись на источник перед сном, они мало разговаривают, разве что немного обсуждают будущие программы, музыку к ним, Юра жалуется, что Барановская хочет нарядить его в петушиный, блестящий наряд, но, возможно, у него получится отстоять себе менее броский костюм, чему способствует, хоть Юру и бесит это признавать, Виктор. В какой-то момент Юра и сам не замечает, что лежит головой на голом Бекином плече и почти спит, бубня на автопилоте. — Забирайся, — говорит Бека в раздевалке, когда они заканчивают с мытьем и одеваются. Поворачивается к Юре спиной и приседает в ожидании. — Отнесу. — Бек… — Не бекай мне. Юра, давай, — повторяет Отабек и кивает себе за спину. — Ты спишь на ходу. Больше не споря, Юра плотно оплетает Отабека конечностями, жмется к распаренному после источников телу, прикладываясь щекой к плечу, и позволяет себя нести. Утром Юра попадает в бурлящий водоворот. Придя их поприветствовать, в доме Кацуки собирается в полном составе семейство Нишигори — старые друзья Юри с выводком своих вечно энергичных тройняшек, которые заметно выросли за минувшие два с половиной года. Чуть пугающая Юрку Минако, которая точно бы сошлась на почве любви к балету с Барановской. И еще пара человек, в прошлый раз которых Юра точно не видел, и потому старается прятаться за широкой спиной Отабека, не имея привычки, особенно по утрам, общаться с чужими людьми без крайней необходимости. После завтрака Юра быстро хватает Отабека и, пока Виктор отвлекает на себя всеобщее внимание, уводит его прогуляться по солнечному Хасецу. До начала фестиваля еще полно времени, которое Плисецкий намерен провести вдали от шумной горстки япошек с Никифоровым во главе. — А вот здесь мы каждый день пробегали во время утренней тренировки. Тут всегда стоял мужик с удочкой и рыбачил. Ни разу, правда, не видел, чтобы он хоть что-то выловил, — усмехается Юра, шагая через мост, ведущий к части острова, где расположен храм и ледовый комплекс. — Жаль, тебя с нами не было в тот раз. — Я тогда готовился к нашей встрече в Барселоне, — закинув Юре руку на плечо, напоминает Отабек. — Звучит так, словно ты все это подстроил. И «Ангелов» натравил, чтобы они в угол меня своими воплями загнали, а потом подкатил на байке такой крутой. «Едешь или нет», — пародирует Отабека Плисецкий. — Может, и подстроил. Или нет, — на серьезных щах отвечает Отабек, а когда Юра поднимает на него взгляд типа «ты ведь сейчас пошутил?», улыбается. Вот и гадай теперь, вдруг не врет. Впрочем, даже если бы в тот день Бека всё правда спланировал, Юра был только рад. Иногда ему казалось, что чувства Отабека взаимны. Ну ведь серьезно — их дружба превосходила любые нормы неромантической близости. Даже Виктор нет-нет, да и называл Беку его бойфрендом. Юра хмурился, посылал Никифорова с его идиотскими шутками, говорил не ровнять всех по своей голубой заднице. Но на деле внутри от этих слов было тепло. Хотелось, жуть как, чтобы они стали правдой. Юра думает: может, тогда сегодня? Может, стоит наконец все сказать? — Юр, всё в порядке? — интересуется Отабек, когда они останавливаются и наблюдают, как внизу на набережной активно готовятся к началу фестиваля: длинная полоса палаток, мини-аттракционы. Вечером над рекой будут гореть десятки ярких огней, а внизу веселиться люди. — А? Ага, зашибись, просто залип. Красиво тут, правда? — Юра косится на Беку. Отабек смотрит сначала вниз, а затем оборачивается к Юре, вглядывается как-то протяжно, чуть щуря на солнце глаз, и лишь тогда говорит: — Да, очень красиво. Пойдем? Юра отмирает, чуя, что лицо горит. Что за блядская седзе-манга сейчас с ним творится? * — Бля, кажется, мы весь остров обошли. — Юра валится на кровать и задирает уставшие ноги на стену. — Что, на фестиваль уже передумал идти? Встав перед зеркалом, Бека снимает футболку и раскладывает лежащую в ожидании юкату. Свешенная вниз с краю постели Юрина голова становится еще краснее от притока крови, когда полуголый Бека ко всему прочему стягивает с задницы треники, оставаясь в одних трусах. Юра сглатывает, поднимается, чтобы башка не лопнула от напряжения, но быстро возвращает взгляд обратно — грех подобное пропускать, даже если раздетого Отабека он видит не первый раз. Только это не значит, что реагировать проще на это у Плисецкого получается. Разобравшись с нарядом, даже не запутавшись в поясе, как точно бы сделал Плисецкий, Бека обувается в свою пару гэта, и поворачивается на обозрение Юры. — Ну как? — Тебе очень идет, Бек. Правда. — Плисецкий надеется, что в его зрачках не светятся ебаные сердечки. Хорошо еще с губы не свисает слюна, хотя Юра был к этому близок, облизываясь на полуобнаженного Отабека. — Ну а ты? — спрашивает, кажется, чуть смутившийся Бека. — Только не говори, что решил идти так, — он кивает на Юрку, одетого в короткие джинсовые шорты и огромную футболку, почти прикрывающую их сверху. — С нами будет Никифоров, так что я могу хоть голышом идти, никто не заметит, — фыркает Юра. Но поднимается с кровати и берет сложенную и любезно подготовленную мамой Кацуки юкату со стула. — Я бы посмотрел, — как бы невзначай говорит Отабек. И Юра притворяется, что не слышал, мысленно надеясь, что не косплеит цветом китайский флаг. — Ладно уж, юката так юката, — вздыхает он и снимает футболку, попутно поймав в зеркале Бекин взгляд, от которого вдоль хребта заскакали мурашки. Справившись с одеванием с помощью Беки, Юра разглядывает себе в отражении, вертится, морщит нос. — Не, я как клоун. — Что-то я не вижу здесь Леруа, чтобы сравнить, — встав позади, говорит Отабек. До Юры доходит с задержкой, а после, поняв шутку, он ржет. — Думаю, он не ждал от тебя такого предательства, — утирая слезы, смеется Юрка. Бека пожимает плечами. — Он слишком далеко, чтобы узнать. — Бек, блин, ты лучше всех. Люблю тебя, — выпаливает Юра. Осекается, даже икает. Но в лице Отабека ничего не меняется. Явно принял слова Юрки за обычный дружеский жест, мол, по-пацански, как брата люблю, ну какой же ты остряк, мою шутку поддержал, ха-ха-ха. Но смешно Юрке не было. Слова вылетели до того, как он осознал: было весело, и за языком с эмоциями он не следил. Благо что различной херни он болтает при Беке изрядно, так что даже сейчас вряд ли выглядело, как признание. Даже Юра офигел от себя. — Ладно, погнали, посмотрим, что там Витька на себя нацепил. Вот уж еще один клоун. Или петух. Как ни удивительно, но Виктор предстает в довольно лаконичной серо-полосатой юкате, зато Юри облачен в синюю с какими-то птицами — журавлями, наверное. Виктор кружит возле него, снимая на телефон со всех углов и чуть ли не пищит в ладошку о том, как Юричка мил, свеж и хорош, и как черны его волосищи. Юра лишь закатывает глаза. * Чем ближе к набережной они подходят, тем гуще народ стекается на фестиваль. Разномастная толпа со всех улочек, украшенных лентами, гирляндами и огнями, одета в основном, как и они, в юкаты. Юра даже замечает несколько туристов впереди них, однако в основном заинтересованные взгляды бегают по их четверке, то ли узнавая, то ли потому, что Никифоров в любом случае выделяется, даже не прилагая усилий. Над рекой поднимаются бумажные фонари, заметные в вечернем небе даже издалека, и Юра делает пометку обязательно запустить вместе с Бекой по одному такому, не забыв загадать желание. Оказавшись в рядах фестивальных палаток с сувенирами, масками, развлечениями и разносортной едой, атакующей аппетитными ароматами, Юра ощущает себя героем одного из аниме, которые он время от времени любит смотреть. Кажется, ни один тайтл не обходился без эпизода про фестиваль. Юре всегда нравилась его атмосфера, и поэтому шанс разделить этот день с Отабеком заставляет радоваться вдвое сильнее. — Давай отдельно погуляем, — предлагает Юра и утягивает Отабека в сторону. Все равно Виктури слишком заняты друг другом, чтобы заметить. Первым делом Юра подводит Беку к палатке с едой. — Нахер диету, сегодня я намерен попробовать здесь всё. Такояки с кальмаром, любимые онигири с тунцом, карааге, при виде которых у Барановской отпала бы челюсть и, возможно, случилась кома; чем-то похожие на оладьи окономияки, которыми они с Бекой кормят друг друга, потому что Юра настоял обязательно взять разные вкусы и поменяться. — Кажется, я скоро буду размером с Кацудона, — сев на скамейку под деревом чуть в стороне от палаток, сыто выдыхает Плисецкий, хлопая себя по животу. Такой праздник пуза он не устраивал себе, кажется, никогда. Уж в обозримом прошлом определенно. Даже если Лиль Михайловна заставит его сидеть на диете из воздуха и воды, Юра ни о чем не жалеет. — Юри сейчас в отличной форме, — замечает Отабек, зачерпывая ложку клубничного какигори, а затем молча протягивает и предлагает Плисецкому. Юра аккуратно, стараясь не слюнявить, снимает губами сладкий лед и наблюдает, как следом Бека без заминки отправляют вторую ложку в свой рот. Это ведь тоже непрямой поцелуй, как и пить из одной бутылки? Если подумать, то косвенно они с Отабеком целовались уже сотни раз, как-то сразу не брезгуя есть и пить из общей посуды. Юра знал, что Бека еще тот задрот чистоты, но когда дело касалось него, Отабек ни разу не колебался. — И мы с тобой завтра же пойдем на пробежку. — Бека, ну нееет, — хнычет Плисецкий и виснет у Отабека на рукаве, тычась носом в плечо. — Юр, ты же сам долго не можешь без разминки и тренировки, — усмехается он. Пихается, но Плисецкий только сильнее цепляется ему в руку. — Это дома. А тут мы на каникулах. — Это всего три выходных, — обламывает Отабек. — Все равно. — Ладно. Тогда бегать пойдем вечером. Юра резко вскидывается. — Ты мне больше не друг. — Врешь, — ухмыляется Отабек. — Почему это? — Сам же сказал, что любишь. — Вот вы где! — Появление Виктора спасает Юрку. — Сейчас фейерверки начнут запускать. Пойдемте поближе к реке. Бека шагает рядом, но Юра так и молчит, как дурак. Всё Отабек слышал, оказывается. И понял, наверное — он не тупой. Это Плисецкий здесь единственный идиот, да еще и трус. Спустившись к берегу, они останавливаются, выбрав место помалолюднее, и Виктури мгновенно проваливаются в свой на двоих мирок, а Юра, кидая на них завистливый взгляд, пропускает момент, когда Бека, встав за спиной, обнимает его за плечи. — Так теплее будет, а то дует с реки, — спокойно говорит Отабек, прижимая Юрку к себе. Юра сглатывает. Слышит: сердце так херачит внутри, что первые яркие залпы огней над водой, кажется, едва заглушают стук. Только Бека позади явно чувствует. И это совсем, нихера не по-дружески, думает Юрка: ни его долбанутая любовная тахикардия, ни Бекины крепкие руки вокруг. Как назло, обернувшийся Никифоров замечает их и хитро подмигивает. Будет потом остроумие тренировать, подъебывать, и Юрке хочется провалиться. Но еще больше хочется наконец что-то решить. Он мужик вообще или да?! Даже если нахуй Беке такой парень, как Плисецкий, не нужен, зато Юрка прекратит себе мозг колупать, тайно дроча в кулачок. К черту, решает Плисецкий, я ж не ссыкло. — Бек… — Юра поднимает голову, сердце уже где-то в глотке трепыхается, но теплые губы Отабека, мягко прижавшиеся в поцелуе и еще хранящие вкус клубничного льда, не дают договорить. Впрочем, на вопрос Юры Бека, как умеет лишь только он, четко ответил без слов.