Как Юра Плисецкий лето провёл

После отбоя Юра проверяет своих подопечных щеглов: никаких боев подушками, несанкционированных вызовов пиковой дамы в толчке и рисования зеленкой на лицах спящих соседей — а то один в прошлой смене так и уехал, по рассказам Вити, с зеленым хуем на лбу. Юра замечает только незапертое окно, на котором так и не заменили порванную москитную сетку. Закрывает, скрипнув рамой, чтобы завтра не чесались от укусов, как собаки лишайные, и выходит, затворив в спальню мальчишек дверь. Из комнаты же, которую Юра делит с Гошей Поповичем, вожатым второго отряда, вовсю доносится храп, будто ржавый трактор пытаются завести, но крадущемуся по коридору почти на цыпочках Юре это лишь на руку: крепче спит — меньше знает. Например о том, что уже почти месяц Плисецкий ночами периодически сбегает из лагеря, возвращаясь только под утро. На выходе из корпуса Юра озирается, проверяет — путь чист. Номинально в лагере есть охранник, но в отличие от Плисецкого, тот по ночам спит. Притом на посту. Впрочем, учитывая глупиздень, в которой построен летний лагерь, вряд ли кто-нибудь желает в него вломиться. Нет, место-то по факту шикарное: природа вокруг, чистый воздух, птички поют, лес, речка, озеро — Юрка потому и согласился по просьбе Никифорова похалтурить здесь вместо другого вожатого, слившегося буквально за неделю до старта смены. Сам Витя стабильно пахал в лагере каждый год в качестве старшего вожатого на правах директорского племянника, заодно представляя в своем смазливом лице едва ли не всё начальство, ведь дядя Яша (для других, конечно, Яков Моисеевич Фельцман) посещал владенья свои лишь с речью в начале и конце смены, а затем садился в любимый внедорожник и уезжал обратно в цивилизацию. Дойдя до угла корпуса, Юра по-шпионски выглядывает из-за стены на всякий пожарный, перебежками добирается до сарая со спортивным инвентарем, а оттуда уже рукой подать до кустов, за которыми в заборе давно зияет незалатанная дыра — портал в самоволку. Вытоптанная тропинка снаружи выводит Юру к дороге — если, конечно, полоска давно проложенного и щербатого асфальта в обрамлении сорняков и травы может таковой считаться. Проверив время, Юра садится на сухое бревно, брошенное на обочине, отмахивается от паскудной мошкары и ждет. В целом, конечно, благодать: стрекот сверчков, сова где-то в деревьях ухает, пахнет так свежо, что Юра затягивается воздухом под завязку — в городе такого уже не будет. Все-таки не зря он уломался на работу вожатого, тем более отряд ему достался задорный — забавные девчонки и пацаны. Но едва вдали раздается приближающийся рык мотора — Юра вскакивает на ноги, будто в жопу ужалили. Сравнявшись с Юрой на обочине, Отабек тормозит, упираясь для баланса ногой в асфальт, и Плисецкий сразу бросается ему на шею. Сильная рука в кожаной перчатке с обрезанными пальцами уверенно ложится на поясницу, привлекая Юру поближе. — Привет, котенок. — Поцелуй выходит коротким, но глубоким, и кружит Юркину голову, как алкоголь натощак, аж ноги подгибаются и трусы сами к полу ползут. — Долго ждал? — Не, пару минут назад пришел, — отвечает Плисецкий, светясь улыбкой. — Тогда запрыгивай. — Отабек кивает на сиденье позади себя. Ждет, когда Юрины руки смыкаются у него на животе, и дает по газам, так что рычание мотоцикла разносится эхом. Лесной пейзаж, окружающий лагерь, постепенно редеет и меняется, уступая место открытой местности, а затем Юра чует запах влаги и летняя духота разряжается речной прохладой, когда дорога выводит их к берегу. Отабек паркуется, подпирает мотоцикл подножкой и за руку уводит Юру поближе к реке. На траве, в паре метров от песчаной линии, почти незаметная из-за цвета, стоит палатка, а рядом предусмотрительно разведенный костер. — Бека, ты когда успел? — оборачиваясь на Отабека, удивляется Юра. — Прям перед тем, как тебя забрать. Приблизившись, Отабек расстегивает молнию на передней стенке палатки и жестом приглашает Юру лезть внутрь, а затем забирается сам и включает прицепленный к крыше переносной фонарь. Нетерпение так бурлит, что Юра, раздеваясь, умудряется запутаться в футболке. — Да блять, — ругается он, но Отабек вовремя спасает футболку, а заодно и клок Юриных волос от гибели. — Я че, один голым буду? — спрашивает Юра, замечая, что Бека по-прежнему так и сидит одетым. Даже любимую кожанку так и не снял. — Или ты в одежде хотел? — Юр, ты куда так торопишься? — усмехается Бека, но куртку с плеч все же сбрасывает. Плисецкий подползает, взбирается ему на колени, обвивая шею руками. — Мы в выходные не виделись, я очень соскучился, — шепчет Юра в рот Отабека, перемежая слова маленькими поцелуями. — Или ты не хочешь меня? — мурчит он, атакуя теперь уши Беки. — Конечно, хочу, Юр. — Ладони Отабека словно в доказательство ложатся Плисецкому на задницу, обводят кругами. Пальцы мягко впиваются в ягодицы. — Но я не хочу, чтобы ты думал, будто я только поэтому с тобой встречаюсь. — Хорошо, — Юра цепляет подол Бекиной футболки и рывком стягивает через голову, взъерошивая уложенный андеркат, — тогда я беру на себя роль озабоченного. Теперь мы потрахаемся наконец? Бека улыбается. Отводит Юрину челку за ухо, скользя кончиками пальцев сначала вдоль разрумянившейся щеки, затем вниз по шее. Берет за подбородок, притягивая Юрино лицо ближе. И чмокает к нос. — Бека! — возмущается Плисецкий, но тут же начинает хохотать, когда Отабек, завалив его на спину, начинает усиленно щекотать. — Аааа! Прекрати! Бека, я тебя пну сейчас! Ахахах, хватииит! — вопит Юрка. — Хочешь, чтобы тебя в лагере услышали? Отабек упирается ладонями по бокам от Юриной головы и нависает над ним, пробирая взглядом так, что у Юры дёргает в трусах и потеет жопа. В закрытой палатке довольно быстро становится душно от их дыхания, а от горячего тела Беки в фатальной близости и вовсе жара. Свисающая с шеи Отабека цепочка касается Юркиной груди. Но лучше бы его касались горячие губы. — Да кому я там нужен? — хмыкает Плисецкий. Кладет ладони Беке на предплечья и медленно скользит по рукам вверх к бицухе. — Гошка уже материю всасывает, пока храпит. А Виктор небось опять ещё до отбоя свалил к своему учителю музыки в деревню, я его на ужине в последний раз видел. — Так они правда спят? — внезапно интересуется Отабек. Юра хмурится. — Вот тебя правда сейчас волнует именно это? Трахает ли наш главный вожатый учителя музыки? — Любопытно. — Вот сам и спроси, — бухтит Юрка обиженно. — Обязательно, — обещает Отабек, — когда в следующий раз буду похищать тебя из лагеря, ведь я плохой парень. — И пока Юра не успел что-либо сказать, наклоняется и вминается поцелуем в губы, подрезая дыхание на полуслове. От такого напора у Плисецкого все мысли напрочь вылетают из головы. Похуй на Виктора, на его шашни с иностранным учителем музыки, неведомо каким макаром затесавшегося в эту глупиздень аж из самой Японии. Важно лишь то, как классно ощущается вес Отабека, лежащего сверху Юры, на его твердеющий в трусах стояк. Как его язык ласкает Юрин рот изнутри, как целует, плавно переводя поцелуи на шею, вылизывает, цапнув попутно бугор кадыка. Юра дёргается, когда Отабек добирается до груди и прикусывает его за сосок, но следом щекочет кончиком языка, играясь со взбухшей вершинкой. Вторую — прокручивает между шершавыми пальцами, мнет, оттягивает, пуская по телу Юры разряды. Сползая, Отабек горячо дышит Юре в живот, целует возле пупка, ниже… еще. И когда его пальцы дергают Юрины шорты вниз, обнажая намокшие спереди от предэякулята трусы, вжимается лицом в пах, заставляя Юру надломлено скульнуть. Ладони Юры ложатся на колючий ежик волос на затылке и давят, когда Отабек сквозь влажную ткань белья ласкает Юркин член. Слюна смешивается со смазкой, а горячий язык Беки продолжает облизывать ствол и с причмокиванием обсасывать головку. Юра впивается пальцами в жесткую густоту волос Отабека, бедра потряхивает, и мимолетный укус с внутренней стороны заставляет Юрку хныкать в голос. — Бека, сними их, не хочу так кончать, — капризничает Плисецкий. Елозит, когда Бека игнорирует его слова, и сам тянется снять трусы, но перехваченные запястья прижимаются к матрасу, на котором они лежат, а губы Беки, солоноватые от Юркиной влаги, впечатываются в рот, без слов командуя Юре: лежи и не рыпайся. Сам Отабек по пояс одет, но пока его язык заставляет Юру терять связь с реальностью, тело волнами качается поверх Юры, потираясь о пульсирующий в ожидании разрядки член. Юра смыкает пятки у Беки на крестце, давит, заставляя прижаться к себе плотнее. Давление в паху такое невыносимое, почти болезненное, что Юра рычит Беке в рот, засасывает поглубже, а когда тот толкается бёдрами, насколько позволяет близость, Юра понимает, что блять — все-таки обкончался в трусы. Явно не ощущающий вину Отабек лицом утыкается Юре в шею, дышит жарко конем, будто они уже трахнулись, а не терлись писюнами сквозь одежду, как малолетки. Юра хочет возмутиться, но вместо этого обнимает лежащего Беку за голые плечи и гладит загривок. — Ты там не уснул? — спрашивает Плисецкий, дергая Отабека за чуть оттопыренный кончик уха. Тот мотает башкой, глухо мычит «у-у», и Юра улыбается. Ладно, можно еще полежать, и так заебись. Но, видимо, быстро передохнув, Отабек сначала мягко целует Юру в шею, затем тычется губами в подбородок, а после рывком поднимается и спускает джинсы вместе с черными боксерами, оставаясь нагишом. Палатка не позволяет вытянуться в полный рост, поэтому Бека опускается на колени и, замечая, как внимательно наблюдает Юра, облизывает ладонь, а после берет в кулак член и неторопливо начинает водить по стволу. У Плисецкого в горле мгновенно сохнет, а трусы вновь натягиваются собственной палаткой, пока в совершенно развязной манере, нарочито лениво, с томными, хриплыми стонами Отабек дрочит себе. Сидя на пятках, он разводит бедра пошире, чуть выгибается вперед, хотя Юра и так взгляд оторвать не в силах от скользящего в ускоряющемся темпе кулака, растирающего крупные капли смазки по увитому венками смуглому члену. Юре дурно хочется подползти, отпихнуть Бекину руку прочь и насадиться на член горлом. Но вместо этого он лезет рукой в трусы, после, подумав, спихивает их к коленям, поерзав по матрасу жопой, и сжимает собственный стояк. Палатка заполняется их рваным дыханием, краткими и не слишком стонами, шебуршанием, потому что Юра окончательно сдергивает бесячие трусы с ног — дрочить, не сводя друг с друга глаз одновременно дико возбуждающе, но пиздецки мало. Юра упирается ступней в бедро Отабека, чтобы касаться его хоть чутка. Оба на грани, готовые кончить, но словно терпят до предела, чтобы в каком-то идиотском соревновании на выносливость переиграть соперника. — Ааах! — гортанно воет Юрка, первым выплескиваясь себе на живот. Сжимает веки, под которыми брызнули искры, глотает спертый, густой воздух палатки сухой глоткой и позволяет волнам оргазма улечься. Только по фырканью Отабека улавливает: он тоже вот-вот кончит. Приподняв на локтях размякшее тело, Юра пялится на лицо Беки, на сожмуренные глаза, на закушенную губу и часто вздымающуюся грудь с темными точками возбужденных сосков. Юра сглатывает, нетерпеливо ёрзает, силясь не наброситься на Отабека, чтобы всё-таки либо вылизать его, либо отсосать, потому что мозги напрочь сносит от желания к нему прикоснуться. Кулак Отабека в последний раз проезжается по члену, сдавливает у головки, и сперма выстреливает, шмякаясь каплями на плед между разведенными бедрами. Беку пошатывает от прошившего тело кайфа, он оседает и чуть расплывается, но заметив шальные глаза Юрки, хватает его за лодыжку и тащит к себе. — Как ты хочешь? — интересуется Отабек у распластанного на спине Юры. — Блять, да просто трахни меня наконец! — бесится Плисецкий, дергая Отабека за руку и заставляя буквально рухнуть на себя. Бека шарит рукой возле стены палатки, достает заткнутую за матрас поясную сумку, копошится и выуживает на свет ленту презиков и лубрикант. — Я в душе был, до того как сбежать, все ок, — торопится Плисецкий, потому что ебаться жуть как хочется, особенно когда у Беки уже снова стоит, будто вовсе и не падал, и трется о Юркин живот. — Юр, все равно надо подготовиться, — перечит Отабек. Приподнимается, а потом шлепает Юру по ляжке и просит: — Давай спиной? Мне так удобней будет тебя растянуть. Юра бы, конечно попялился на лицо Беки, но знает, что после одного захода он не уйдет, потому послушно перекатывается на живот и, выставив кверху жопу, укладывается лицом на матрас. Смазка лишь немного холодит кожу, зато касания Беки кажутся горячими, особенно изнутри. Юра пыхтит в матрас, закатывает глаза и виляет задницей, когда Бека уже откровенно трахает его пальцами. — Бек, вставляй, — скулит Плисецкий, чувствуя, что колени уже дрожат, а они еще не начали. Смазка хлюпает, стекает по бедрам, и Юрка готов стечь жижей вместе с ней. — Ты в меня скоро кулак впихнуть сможешь, а не только хуй, ну же! Отабек выбивает из Юрки протяжный стон вперемешку с матами, наконец заполняя собой. Засаживает сразу так, что яйцами шлепается о Юрин зад. Юра же впивается в край матраса пальцами, коротко хнычет при каждом толчке. Член Отабека крепкий, крупный, но ровно той длины, чтобы не долбиться в Юрку по самые гланды, однако охуенно стимулируя и надавливая на стенки внутри, заставляя биться мелкой дрожью, взвизгивать, когда головка ударяет внутри по простате, и умолять ебать сильнее, даже если задницу саднит от трения. Собственный член зудит от напряжения, трется об матрас, а с конца капает так обильно, что под животом Юрки скопилась лужа. Поздно сообразив, что презик стоило надеть не только на Отабека, Юра спускает и валится пузом на изгвазданный в конче матрас. Толкнувшись в его амебное тело еще раза три, Отабек с рычанием наваливается на Юрку сверху, и это так охуеть хорошо, что Юра, кажется, на момент отрубается, чувствуя, что Бекин член по-прежнему в нем. К счастью, предусмотрительность Отабека распространялась не только на смазку с гондонами, но и на все еще горячий чай в термосе и пирожки, которые отлично заходят после убойного траха. — Можем искупаться, вода должна еще теплой быть, — предлагает Отабек, когда Юра оттирает с кожи подсохшую сперму салфетками. — Не, это потом. Или надо было не вилять у меня перед носом пакетом с домашними пирожками, — усмехнулся Плисецкий. — Сначала они, а потом уже можно поплавать. И снова потрахаться. — Юра наклоняется и кусает Отабека за плечо. — Вот, — Бека подает Юре пирог, — кажется, лучше тебя и правда сначала накормить, а то меня сожрешь. — Не, ты мне еще понадобишься, — хохочет Юрка и впивается зубами на сей раз в пирог, который Отабек так и держит в руке. Накинув на плечи один плед на двоих и открыв палатку, чтобы проветрить — благо что на входе предусмотрена москитная сетка, — минут десять лопают пирожки, прихлебывая из общей кружки сладкий наваристый чай под звуки ночной природы. Костер лениво потрескивает углями, вода в реке изредка плещется, и Юру почти клонит в сон. Словно почуяв, Бека укладывает голову дожевавшего пирог Юрки себе на плечо и утыкается губами в макушку. — Бек? — М? — А что потом? Бека берет паузу. — Искупаемся и снова потрахаемся? — повторяет он Юрины слова. — Или ты уже всё? — Не, я про совсем потом, после лагеря. Расставание маячило неизбежно. Впрочем, их встреча здесь вовсе могла не случиться. Юрка в тот день с другими вожатыми водил отряды на речку: пляж у озера заняли дачники из ближайшего поселка, а купаться хотелось, даже если добираться пришлось в два раза дольше. Отабека Юра приметил сразу — ну а кто б нет? Поджарая фигура с тонкой талией и широкими плечами. Солнце играло бликами на влажной смуглой коже, мокрые после купания плавки идеально обтягивали стройные мускулистые бедра и не скрывали рельеф члена. — Слюни подотри. — Виктор, подкравшись со спины, уложил голову Юре на плечо и проследил увлеченный взгляд Плисецкого. — Вить, нахуй свали, а? — Беззлобно огрызнулся Юрка, дернув рукой. Потому что и да, и пизда. Парень был настолько в его вкусе, хоть вкуса как такового у Плисецкого и не было, что отрицать шевеления в шортах было наглым враньем. — На хуй сейчас хочешь, видимо, ты, но я б не советовал. — Виктор продолжал висеть на Юре, разве что физиономию от Юрки подальше убрал, но зато руку повесил на шею. — Ой, тебя забыл спросить. Или только тебе можно по хуям скакать? — Юра нахмурился, продолжая пялиться на парня. Тот обтирался полотенцем и, кажется, планировал уходить, решив, наверное, что купаться с шумными лагерными детьми, оккупировавшими реку, себе дороже. Виктор же проигнорировал шпильку про хуескакание и произнес: — Ты на работе вообще-то. — Тебе это, однако, не мешает на своего очкастого пианиста дрочить, — поддел Юра. Только слепой не замечал, что Виктор запал на почти тезку Плисецкого — Юри Кацуки, учителя музыки из Японии, по странному стечению обстоятельств работавшего в их лагере в этом году. — Юра, фу. — Виктор поморщился. — Я тебе не пёс, чтобы мне фукать. Единственный кобель здесь все равно ты. — И все-таки, Юрочка, — очень уж мирным был Виктор, не реагируя на остроты Плисецкого. Даже жаль, пикировки с ним были неотъемлемой частью их странной дружбы. — Тут слушок ходит про одного хулигана, по описанию очень уж на твоего Маугли похож. Маугли же с висящим на шее полотенцем уже влезал в джинсы. — Витя, здесь вокруг одни деревни, тут в одном конце пернешь — в другом скажут, что обосрался. Они сплетнями кормятся, — усмехнулся Юра. Но любопытство было не перебороть. — Ну так и че там пиздят? — Появился месяца с полтора назад. Гоняет ночами на мотоцикле, спать не дает, девушек местных на сеновалах мнет, говорят, две уже на сносях. — Юра фыркнул. Только Никифоров мог в их-то время употреблять слова наподобие «на сносях». Видать, у местных бабулек, с которыми языками чесал, нахватался. — А еще подрался возле магазина, там уж многие видели. Говорят, жену чужую увел, а мужа избил. Юра хмыкнул. — Ну прям рецидивист. Парень, надев майку, перекинул полотенце через плечо и, неся в руках шлепки, зашагал к дороге. В тени кустов Юра только сейчас различил средних размеров байк. Испуганный крик с воды заставил Юру с Виктором переключить внимание и сорваться с места: кто-то из ребят то ли тонул, то ли захлебнулся. Оказалось после, что судорога, но со страху и в запале общей возни Соколов — щегол из отряда Юрки — наглотался воды. Решено было вести его обратно в лагерь, в медпункт к Лиль Михайловне. — Подвезти? — Отабек, хоть тогда Юра еще и не знал его имени, кивнул на мотоцикл. Вероятно, за случившимся он наблюдал со стороны, но вписался, когда понял, что может пригодиться помощь. — Вдруг ему хуже станет, пока идете, а так за пять минут будет в лагере. — А мы втроем вместимся? — усомнился Юра. — Не пробовал, но вам же надо ребенка сопровождать. А мне рулить. И Юра сказал да, хоть и с позволения Виктора, решившего, что подопечный мальчишка важнее каких-то там слухов. Благополучно доставив Соколова в медпункт, Юра вернулся к ожидавшему у ворот лагеря Отабеку. Он стоял, прислонившись сбоку к сиденью байка, но, увидев Плисецкого, шагнул навстречу. — Еще раз спасибо… — Юра сделал паузу. — Отабек. — Спасибо тебе, Отабек, — узнав имя, повторил Юра и представился в ответ, пожимая теплую сухую ладонь. — А могу я что-то более весомое получить в благодарность? Юра на мгновение подзавис. — Что например? — уточнил он с некоторой опаской. Неужели Никифоров не врал, и Отабек действительно гроза этой глупиздени? И что надо? Денег? Постоять на шухере, пока он трахает чужую жену? Вписаться в драку? — Например, тебя. Точнее, твое время. Если, конечно, не против прогуляться со мной. Тебе ведь можно уходить из лагеря? — Ну, вожатым полагается за смену два выходных, но… скажем так, есть запасные пути, — улыбнулся он. Потому что если Юра не самый уебищный простак, запавший на секси бэдбоя, то звал его Отабек вовсе не на стрелку или ночной взлом девок, а на обычное свидание. Отабек улыбнулся. Он делал это едва заметно, однако Юре удавалось уловить. — Тогда сегодня в полночь. Что скажешь? — Знаешь старую асфальтовую дорогу за лагерем возле леса? Отабек кивнул. А Плисецкий в ту ночь впервые покинул лагерь после отбоя. Жужжание комара, умудрившегося просочиться сквозь сетку, отвлекает Юру. Он вертит головой, замечает летающего пиздюка и звонким хлопком выпиливает комара из существования. — Кажется, меня все-таки укусил. — Бека почесывает голень. — Убью нахер всех комаров. Сосать тебе могу только я. — Романтик. — Наклонившись, Отабек касается щеки Юры нежным поцелуем. Обнимает под слоем пледа, привлекает теснее к себе. — А после лагеря нам разве что-то мешает встретиться? — продолжая прерванную тему, спрашивает он. — Ну всего-то три с половиной тысячи ебучих километров между нашими городами, — напоминает Юра. Отабек еще на первом же свидании рассказал Юре, что был сослан на лето в деревню к какому-то дальнему родственнику, якобы присмотреть за домом, пока тот попал в больницу. Однако на деле причиной ссылки был факт, что родители узнали о его ориентации в не самых подходящих обстоятельствах, и потому, чтобы не раздувать на горячих следах конфликт, придумали повод сбагрить его на время, чтобы как-то принять ситуацию, решить, как поступить, и вообще стоит ли возвращать сына обратно в семью. Порядки в его семье никогда не были жесткими, родители не были глубоко верующими или сторонниками радикальных консервативных обычаев, но правда о сыне пошатнула их. Отабек не спорил, взял купленный ему билет и мудро решил не отсвечивать, а заодно спланировать, как дальше жить. — Вряд ли дома я смогу чувствовать себя, как прежде, — признается Отабек. — Тем более я уже какое-то время размышлял о том, чтобы жить отдельно. Все-таки мне уже двадцать три, взрослый мужик, — усмехается он. Юра надеется, очень сильно, что Отабек клонит к тому, о чем Юра мечтает услышать. — Ну так и почему бы не пожить, например, в Петербурге? Я там был в детстве, мне очень город понравился. — Ты серьезно? — У Юры сердце стучит так, что впору у Лиль Михайловны валидол утром просить. — У тебя же работа, друзья. — Юр, я байки перебирать смогу в любом городе и стране. Мне нравится в них копаться, и я делаю это отлично, — хвастается Отабек. — Так что без работы не останусь. А друзья… Жаль, конечно, но самолеты по-прежнему летают, а из-за занятости мы и так виделись не часто. Друзей, конечно, не прям куча, но ты-то у меня точно один. — Бля, ну Бека-а-а, — тянет Юрка и прячет лицо в ямке у него на шее. Чувствует: щеки горят. Одно дело ебаться, любой дурак может, а другое, когда ради тебя кто-то готов переехать полконтинента и начать жить в другой стране. — Если хочешь, могли бы вместе жить, — как бы невзначай продолжает Отабек, вдоль позвоночника поглаживая Юру по голой спине под пледом. — Только не подумай, что я давлю на тебя. — Ничего ты не давишь. Я тоже хочу… ну, жить вместе. Хотя бы в одном городе. — Значит, будем, — твердо отвечает Отабек. И Юра ничего не может, кроме как верить ему. — Купаться-то пойдем? — А ты хочешь? — отзывается Юра. — Смотря какие у нас альтернативы. — А то ты не догадываешься. — Юра пихает Отабека в бок. Не предупреждая, Бека натягивает плед им с Юркой до головы, валит на спину и ясно дает понять, что более чем догадался. *** — Ну и где ты был? — Витя, блять! — испуганно ругается вздрогнувший Юра, когда почти врезается в высокую фигуру Никифорова за углом корпуса. До входа в здание оставались считанные метры, но тут фиаско. — Ты охуел? Я чуть не пересрался. Нормальный вообще? — Тон сбавь, а то всех разбудишь, — отчитывает Виктор. Руки сложил на груди, важный хуй бумажный. — Опять к Маугли на свиданку ходил? — Вить, будь человеком, дай пройти, спать хочу. — Спорить Плисецкому максимально влом, тем более перед Виктором нет толку юлить: всё ведь, псина белобрысая, пронюхал. — Потому что по ночам спать надо, а не по мужикам бегать. — Все-таки охуел. — Юра пытается обогнуть Виктора, но тот останавливает, ухватив Плисецкого за плечо. Юра пыхтит. — Да, я гулял с Отабеком. Да, нарушил правила. Можешь Якову меня заложить и выпереть до окончания смены. Теперь я могу пойти спать? Юра зыркает на Виктора, но тот, хоть и пытался звучать грозно, не зол. Скорее, взволнован. — Ну чего? — устало тянет Юра. — Он тебе сердце разобьет, а кому потом твои сопли вытирать? Правильно — мне. — Вить, прекрати у Милки бабские романы тырить, почитай в толчке что-нибудь другое, — издевается Юра. — А насчет Беки я уже говорил: тетку ту он от ее же бухого мужа защищал, а в итоге она на Беку наехала, когда сама протрезвела, мол, Васеньку ее покалечил, хотя у самой фингал от любимого такой, что глаз заплыл. А бабки потом раздули тут «Следствие вели». И девки, как понимаешь, Беке не сдались, так что единственный ебырь-террорист здесь по-прежнему ты. Витя выпускает Юркину руку и трет лицо. У самого глаза уставшие, красные. — Ты в конце смены вернешься в Питер, а он… Откуда этот Маугли вообще? — А что? Твоя бабульская разведка еще не донесла? — хмыкает Юрка. — Из Алматы он. Но планирует перебраться к нам, в Питер. — Юра! — Виктор резко впивается теперь уже двумя руками ему в плечи. — Так, слушай сюда, если будет просить денег на переезд, обещать, что потом отдаст, он точно аферист. — Так, «Малахова» тоже бросай смотреть. И вообще телек не включай. Все это плохо влияет на твои мозги. — Я ведь за тебя переживаю. — За себя лучше переживай. Например, как засос будешь завтра скрывать. Виктор шлепает ладонь на шею справа, сразу под ухом. — Очень видно? — Завтра просто пиздец будет, — смеется Юрка. — У Милки тонак попроси, герой-любовник. Или пластырь наклей. Пошли уже спать, а? Виктор сдается. — Ладно. Хотя все равно через два часа подъем. — Ну так ты старший, можешь и проспать, — шагая ко входу в свой корпус, предлагает Юра. — А вообще, не подумал бы, что наш сэнсей такой зверь. — Пальцем Юра тыкает в метку засоса у Вити на шее. — Ой, мой Юричка очень пылкий, когда мы наедине, он… — Фу, Вить, ты мне, конечно, товарищ, но про твою сексуальную жизнь я знать не хочу, — перебивает Юра и даже отпрыгивает в сторону, будто Виктор заразный. Но тот лишь пресыщенно лыбится. — Сами-то хоть решили, как дальше? Или поматросишь и бросишь? — У нас с Юри любовь! — пылко протестует Виктор. — Смену отработаю, а потом улечу с ним в Хасецу. Это в Японии, если что. — Ну ясен хуй, что не в Африке. Понятно, короче, с тобой. Когда до двери остается пара шагов, Виктор хватает Юрку за шею и прижимает к боку, несмотря на Юрин протест. — Угораздило нас обоих, да? — Пизда. Отпусти, — бузит Плисецкий. Виктор впечатывается губами Юрке в висок. — Эх, мой маленький Юрочка уже такой взрослый. Влюбился, старших не слушает. — Бля, тебя от недосыпа, кажется, кроет как от бухла. Вали уже. — Юра толкает Никифорова дальше по тропе к корпусу администрации, где находится его спальня. Витя смеется, но шагает вперед, а потом, прежде чем Юра скрывается за дверью, успевает сказать: — Приводи потом своего Маугли, познакомлюсь хоть с будущим зятем. Может, и правда он не такой уж хулиган, пусть и украл сердце нашего принца. Юра вытягивает руку с отогнутым среднем пальцем, а Виктор, чмокнув воздух, ретируется с долбанутой улыбкой на губах. Боже, мысленно молится Юрка, хоть бы выспаться за два часа.