Все оттенки сущего

      Я обмякла на колени, пристально глядя в серое и унылое небо. Проливной дождь стихийно бушевал, окраплял щёки, царапал кожу свинцом и холодом. Руки плетью повисли вдоль тела, в единочасье став совсем немощными. Разум опустел, напрочь лишился всяких мыслей и, покрывшись пеленой, полностью отключился от мира. Лишь погранично я понимала, где нахожусь, но теперь это знание утратило всякий смысл для меня. Хотелось раствориться в тумане, исчезнуть в нём, забыться навсегда, только бы не ощущать хладность рукояти и вес меча, которым только что пришлось лишить жизни того, кого любила.       Шум дождя всё никак не стихал. Капли воды барабанили о землю, стекали по волосам и бежали по щекам.       Я запуталась. Плакала ли сейчас или же позволяла небесам скорбеть вместо меня?       Не знаю. Ответа на этот вопрос, увы, не было.       Через несколько секунд я вновь ощутила ноющую боль в ногах. Раскровавленные при падении, они были расцарапаны до глубоких ссадин. Тянущийся по груди длинный порез, оставшийся от его когтей, тоже ныл, напоминая мне о том, почему я, собственно, и убила его.       «Почему всё случилось именно так?»       Очередной напрасный вопрос, заданный в никуда.       Как только мысль зародилась в голове, то дамбу словно прорвало. Хаотичные обрывки воспоминаний нахлынули на меня как бушующая волна, захватили виной и отчаяньем. Я разрыдалась, громко закричав и припав головой к земле. Скорчившись в судорогах, задыхалась, судорожно стиснув рукав кимоно и больше не в силах задавливать в себе позорной истерики. Истошный вопль сорвался с губ, эхом прокатился по пустующей деревне, окраплённой свежей кровью её жителей, теперь же больше напоминающей беспощадное поле боя, чем мирное поселение.       Крик мой растворился в ночи, утопая в мрачном безмолвии. Когда сорвала горло, больше не в силах вопить, то услышала, как мой голос издал лишь жалкое хныканье. Затем вновь повисла тишина, удушающая до хрипов. Только пение цикад не заглушалось ни на секунду. Этот стрекот пульсировал в голове, такой оглушительный, ритмичный и раздражающий.       Я медленно поднялась на ноги. Шатаясь, сделала шаг и выронила проклятый меч на землю. Усеянное свежей кровью лезвие угрожающе блестело, отражая сталью тусклый лунный свет, что изредка проникал сквозь завесу дождя.       Тишина. Полная тишина. Безмолвный покой и гора трупов в мирной деревушке, некогда такой живой и гостеприимной. В тот осенний день я потеряла не только всё самое ценное, что у меня было. В тот день я утратила частицу себя.       «Будь я проклята».       Сделала ещё один шаг вперёд. Ноги нещадно ныли. Босые стопы наступали в грязь, вязли в ней. Я жмурилась от холода и, стиснув зубы, шла прочь, совершенно не разбирая дороги. Всё, что хотела, оказаться подальше отсюда.       Стойкий запах крови и мёртвой плоти душил, вызывал тошноту, подкатывающую к горлу. Проклятая энергия пропитала воздух; отвратительные сизые клубы ауры стойко витали над деревней, неравномерные и пульсирующие по своей структуре. Завеса медленно таяла на глазах, растворялась вместе с разлагающимся телом на земле. Монстр, поставивший её, уже был мертв. Всё закончилось тем, что мне пришлось убить его собственными руками. Но почему же я не сделала это раньше? Почему нужно было лелеять эти тщетные надежды, чтобы по итогу дать погибнуть всем и выжить самой? Как теперь жить с этой виной? Как?! Подскажите мне, как? Кто-нибудь… Пожалуйста…       «Почему только я осталась жива?»       Мёртвое тело Ешикэзу предстало перед глазами. Его золотые глаза, в которых блестело безумие, наполненные болью, ненавистью и отчаяньем, с тонкими красными прожилками на белках. Бледная кожа, медленно теряющая естественный цвет и гниющая у меня на глазах. Чёрные волосы, за которые он в панике хватался, пока они отслаивались с головы вместе с частями скальпа.       Мой дорогой, любимый, драгоценный муж, павший жертвой проклятья. Ненавистного проклятия, которое и убило всю мою семью, что заставило меня причинить такие адские муки ему. Чёртово проклятье, словно паразит живущее в нём и навсегда поселившееся в его голове. Именно оно довело Ешикэзу до безумия, превратило его в монстра! Мой бедный, талантливый и несчастный Ешикэзу, которого не миловали боги! За что? За что, скажите, вы наказали его столь жестоким способом? Что же такого ужасного сделал этот человек, раз вы заставили его пройти через такие пытки! В тот же момент я утратила сознание. Совсем немощная, просто завалилась на землю, чувствуя, как конечности онемели, а дикая слабость накатывала к векам, машинально заставляя их закрыться.       Последнее, что увидела, это полную луну, красную как сама кровь. Словно в насмешку, она, казалось, венчала собой трагедию, дорисовывала ужасную картину бойни, которую смог бы запечатлеть на холсте мой драгоценный муж. Смог, если бы остался жив.       Я резко вскочила с постели. Не сразу поняв, где нахожусь, повертела головой, оглядываясь по сторонам.       Привычная мне комната рёкана. Тихий солнечный свет, льющийся в комнату со двора. Мягкий футон подо мной. Такой знакомый потолок.       Заземлившись, я с трудом отогнала от себя наваждение сна, вернувшись в реальность. Не сразу, но поняла, что мне приснился кошмар. Равномерное тиканье будильника, стоящего на маленьком столике, едва отвлекло от странных ощущений.       Тик-так. Тик-так.       Стрелка знакомо отбивала время, секунда за секундой, минута к минуте. Я прикрыла глаза. Не помнила точно, что видела в том сне, но отчего-то интуитивно знала, будто потеряла что-то важное для себя. Что-то, что было таким близким и родным. Почему же не помнила? Как могла забыть что-то настолько важное?       Сердце глухо билось в груди, в солнечном сплетении мухами роились тревожные чувства. Кровь медленно приливала к конечностям, которые теперь вновь обрели привычную подвижность. Пошевелив сначала одной рукой, затем другой, я издала глубокий вздох, стойко ощущая, будто плечи сдавило невидимым прессом. Машинально коснулась щёк; бегущие по ним слёзы обжигали кожу лютым холодом. Не сразу, но я осознала, что сейчас плакала.       «Почему? Почему мне так гадко на душе?!»       Чья-то боль пропитала мою нервную систему, закралась в каждый закоулок, расцарапав душу бередящими ранами. Я вся сжалась, подтянула ноги к себе и уткнулась в колени, обрушив тяжёлую голову на них. Слёзы всё струились и струились из глаз. Мне было так грустно и плохо, но я даже не знала почему. Упрямо поджав губы, обхватила голову руками, вплетая пальцы в волосы. Натянув корни посильнее, сдавленно плача, я чувствовала, как эта боль лавиной выходила наружу, кипя внутри жгучими эмоциями, от которых не было никакого покоя.       «Что же это? Почему? Почему мне так плохо?!»       Сдавленные всхлипы превратились в рыдания. Я не сдержала жалобный стон, вырвавшийся из горла, и обессиленно уронила руки вниз, чувствуя, как дыхание становилось все более беспорядочным, рваным и таким непослушным.       — Доброе утречко, Каори-чан!       Сёдзи раскрылись, а вместе с их глухим стуком послышался бодрый голос, зазвеневший в ушах. Я машинально вздрогнула, обратив внимания на посторонний раздражитель. Подняв голову, уставилась на него.       Годжо Сатору сейчас замер в проёме. Бодрая улыбка, с которой он наверняка только что поприветствовал меня, сошла с тонких губ. Он смотрел на меня, широко раскрыв голубые глаза, скрытые за привычными линзами очков, удивлённый той картине, что видел перед собой. Спустя секунду маг побуждался нарушить тишину, чтобы что-то сказать, затем спешно закрыл рот. Казалось, маг впал в оцепенение, не зная, как реагировать. Впервые за то время, что знала его, видела Годжо Сатору таким растерянным. Когда я всхлипнула носом, тем самым разрушив царившее в комнате безмолвие, он деликатно откашлялся в кулак и произнёс:       — Хэй, опять что-то случилось?       Я отрицательно помотала головой, грубо стирая с щёк слёзы. Натерев кожу кулаками до того, что её слегка засаднило, медленно заговорила с ним, хотя голос ощутимо дрожал всякий раз.       — Н-нет, ничего такого. М-мне просто… приснился кошмар…       Годжо Сатору криво ухмыльнулся, когда услышал ответ. Кажется, он его весьма позабавил. Пройдя в комнату дальше, парень лениво остановился у футона. С такого ракурса его фигура казалась гротескной, и я постаралась сфокусироваться на его лице, возвращая себе душевное равновесие.       — Кошмар? — скептически поинтересовался он. — И это твоя причина, почему ты с утра разнылась как маленький ребёнок?       Его поучительный тон и насмешливое выражение на лице ещё больше вывели меня на эмоции. Я горько вздохнула, стиснув руки в кулаки, и отвела взгляд. Стыдясь своего поведения, нервно закусила губу, всё думая, почему же так отреагировала на простой сон. Это и правда прозвучало так глупо.       — Блин, Каори-чан, — он присел на циновки рядом и, подогнув под себя ноги, наклонился ко мне, навязчиво заглядывая в лицо, — ты, ей богу, слишком чувствительная! Не маленькая уже! Какой там маг, даже простой человек не будет так реагировать на приснившийся кошмар.       Опять поучал меня. Видать нравилось чувствовать себя старшим и опытным, считал крутым верховодить над другими. В будущем Годжо Сатору точно будет плохим учителем, если захочет им когда-нибудь стать. Его методы, пусть и эффективные, но подходили не для всех. Есть люди, которых и правда закаляли трудности. Такие упорные ребята могли преодолеть любую преграду, найти выход из любой проблемы. Но были и другие; слабые, ведомые, которых нужно вести за руку на всех этапах обучения, медленно и постепенно, как заботливый родитель, который может не только подтолкнуть вперёд, но и поддержать в момент, когда ребенок случайно оступился. Годжо Сатору точно не был из числа таких учителей.       — Поди опять свои депрессивные книжонки до утра читала? — он скосил взгляд, посмотрев под подушку, куда я вчера прибрала книгу. Достав её оттуда, Годжо Сатору демонстративно цыкнул, тихонько ударив ею меня по голове. — Ну вот, снова! Ты что, помешана на всякой мути? Сначала философский роман, теперь эзотерика. Рассказать бы твоему отцу, что ты оккультизмом увлекаешься!       Я обиженно потёрла макушку, укоризненно посмотрев на него. Нет, мне даже поплакать нормально не давали! Расслабишься здесь, когда он любую слабость превращал в потеху для себя любимого.       — Отдайте! — машинально потянулась к нему за книгой, чтобы вернуть её, но парень занёс её в воздух повыше, а руки у него оказались слишком длинными, и я не могла достать. Так и не встав на ноги, сделала ещё один рывок, чтобы дотянуться до книги. Конечно же, неудачно. Феерично пошатнувшись, я набекренилась вперёд и рухнула на Годжо Сатору, который, впрочем, не упал следом за мной, а легко поддержал, так и не выронив книгу из руки.       Мы оба застыли вот так. Я уставилась на него как вкопанная. Так странно, тут же позабыла, из-за чего злилась, и смотрела на его лицо, не смея проронить и слова. Никогда прежде Годжо Сатору не был так близок ко мне. Лишь иногда нарушал личное пространство, подойдя со спины или же ненароком похлопав по плечу. Это было ничто по сравнению с той близостью, что разделяли сейчас. Я зависла в двух сантиметрах от его лица. Годжо Сатору нахмурился и, скривив тонкие губы, всё ещё поддерживал меня за плечо, чтобы я не рухнула на него сверху. Отреагировала же только тогда, когда он недовольно буркнул:       — Чего зависла? Или тебе удобно вот так сидеть?       Краска хлынула к щекам. Я тут же дёрнулась обратно, упав на футон и оперевшись руками о простынь, тупо уставилась на него, ощущая на себе ответный пристальный взгляд мага. Неловкость тут же возрасла по шкале Фаренгейта, из-за чего в комнате стало так неуютно и душно. Я плавилась от жара, прилившего к конечностям и голове, чувствуя, как участился сердечный биоритм, и как нервы играли с моим подрагивающим телом.       Только недавно узнала, что влюблённость ощущается ровно так же, как и тревога. Правда чувства эти более лёгкие, приятные словно истома и сладкие как зефир. Они такие неловкие, от чего сложно устоять на ногах. Мне хотелось поскорее отскочить прочь от объекта обожания и вместе с тем кинуться к нему в объятия, коснуться волос, насладиться его теплом и…       С Кейске всё было совсем не так. Я восхищалась им, но не тушевалась так сильно. Путала ли влюблённость с другими чувствами? Был ли этот трепет вызван высокими чувствами или это всего лишь благоговение перед сильнейшим магом? И что вообще такое эта ваша «любовь»? Какое понятие люди вкладывали каждый раз, когда произносили это громкое слово вслух?       — Я люблю вас, Сатору-сан, — на выдохе произнесла я полную глупость. Лишь затем, когда эти слова уже вылетели изо рта, поняла, что только что сморозила. Годжо Сатору расширил голубые глаза, вновь выглядя искренне изумлённым. Всё его лицо выдавало растерянность, как будто бы он не до конца верил в то, что услышал. Затем его губ коснулась кривая усмешка, когда он нервно хохотнул, разбивая моё неловкое признание, которое окончательно забило между нами гвоздь в крышку гроба. Он почесал затылок, глубоко вздохнув, затем прочистил горло, прежде чем заговорил.       — Послушай, Каори-чан. Не думаешь, что «люблю» — слишком сильное слово, чтобы разбрасываться им в адрес того, кого знаешь меньше месяца?       Как и ожидалось, мои чувства легко забраковали, застыдив за то, как легко я бросалась такими важными признаниями.       — Более того, то, как я обращаюсь с тобой, ну, мягко говоря, совсем меня не красит, разве я не прав?       Я машинально кивнула в ответ. Несмотря на то, что он звучал немного скованно, я не разглядела в нём ни гнева, ни удивления, ни осуждения, будто бы он уже давно догадывался о моих чувствах, но деликатно умалчивал об этом.       — Тогда вот тебе вопрос на миллион. Скажи-ка мне, пожалуйста, почему я тебе нравлюсь?       Годжо Сатору назло поменял слово «люблю» на «нравлюсь», считая, мол, этот термин лучше описывает то, что я к нему чувствую. И как же он заносчив! Какой же самоуверенный! Неужто и правда думает, что отлично разбирается в чувствах других людей?       Однако, как бы не бравадилась, не знала, что ответить. Возможно, и правда поторопилась с тем, что сказала. Какая же я наивная, раз подумала, что как в сказке получу ответное признание. Или чего я хотела? Почему вообще ляпнула эту чушь невпопад?       — Я… я не знаю… — ответив украткой, я вновь взглянула ему в лицо. Эти удивительные глаза казались прекрасными как драгоценные камни, и даже тёмные линзы очков совсем их не портили. Алебастровая кожа была такой необычной, как и у всех альбиносов, а волосы и ресницы белыми будто первый снег. Я так сильно залюбовалась им, словно разглядывала на музейный экспонат, и тут же поняла, что, возможно, просто им сильно восхищалась. — Кажется… я совсем дура…       Тихонько рассмеялась, и на душе полегчало. Эта душащая лавина эмоций сникла, отпустила сама по себе, как только уверила себя, что разобралась, в чём дело.       — Поняла наконец? — он развёл руками в стороны, не убирая с губ фирменной усмешки. — Полюбить кого-то за такой короткий срок — почти нереальная задачка, так что ты путаешь с любовью что-то другое. Что-то очень неприятное и тёмное, да, Каори-чан?       — Что? — так и не поняв намёка, я уставилась на него, хлопая ресницами. Годжо Сатору с секунду молчал, затем покачал головой, шумно вздохнув.       — Блин, ну ты и душная. Неужели я должен объяснять элементарные вещи, которые любой нормальный человек в твоём возрасте понимает?       Опять наехал совсем ни за что. Я закусила внутреннюю сторону щеки и, выпрямившись, уселась на футоне поудобнее, вопросительно наклонив голову в бок.       Абсолютно не понимаю, на что он намекает. Мне и правда нравилась его внешность. Ну и что с того? Разве люди не поэтому наслаждаются книгами или смотрят кино? Не потому ли ходят в театр или посещают картинные галереи? Искренне восхищаясь чем-то, разве мы не испытываем целую бурю эмоций, благоговея перед героями любимых картин и актёрами кино? Разве это другое?       — Каори-чан, извини, но ты реально недалёкая, — оскорбил меня Годжо Сатору, выплюнув эту жёлчную фразу с недовольным выражением на лице, — нет, ну серьёзно, неужели тебя даже базовым вещам не обучили? Ах, да, забыл, прости. Ты ж росла в горах вдали от цивилизации, правда с кучей мужиков под крылом и больным на голову отцом, который удобрял тебя смирением вместо пестицидов.       Он только что назвал меня растением. Открыто и даже не в шутку. Ещё бы дал кличку «планктон», чего уж там мелочиться. Привыкнув к таким оскорблениям, я спокойно продолжала слушать его причитания.       — Вот тебе и аскетичный образ жизни. Какой там у вас лозунг? «Давайте вместе возьмёмся за руки и дружно достигнем просветления», да? Ну и ну, даже не знаю, что в твоём воспитании могло пойти не так!       — На что вы намекаете, Сатору-сан? — спросила я его прямо, когда мне уже надоело слушать неприятный поток оскорблений в свой адрес. А ведь он мог продолжать и продолжать их, только волю дай.       — На твоё либидо, дура, — отрезал Годжо Сатору, сложив руки на груди и усмехнувшись при этом. Он явно понял, что сейчас я перекатывала это незнакомое слово у себя в голове. Словно садист какой-то, маг наслаждался зрелищем, с упоением глядя на то, какой невеждой я была.       — «Ли-би-до»? Что это? — поинтересовалась я, хотя подсознательно подозревала, что это точно какое-то нехорошее слово, раз он вот так довольно лыбылся от уха до уха.       — Счастье в незнании, да? — саркастично произнёс Годжо Сатору, после чего подсел ко мне на футон, всячески наплевав на личное пространство. — Что ж, в таком случае практика — твой лучший помощник.       Он коснулся моих растрепанных волос, затем убрал их за спину, освобождая шею. Я вся воспряла, тут же почувствовав, как нездоровые ощущения витают в кончиках пальцев, переполняют мою грудь и оседают в солнечном сплетении, наполняя кровь теплом, таким чуждым, но вместе с тем странно приятным. Его холодные пальцы коснулись моей щеки, затем, прочертив контур подбородка, остановились у моей шеи, постепенно заскользив и по ключице. От каждого прикосновения я плавилась, хотела провалиться под землю и вместе с тем — дотронуться до него в ответ.       — Вот так. Видишь, ты вся напряглась, хотя я до тебя всего лишь дотронулся, — он резко убрал руку, и я подавила разочарование, которое хотело вырваться наружу вместе со вздохом. — Так вот, Каори-чан, либидо — это аналог любви. Правда не той, что сидит в твоей маленькой девственной головке.       Годжо Сатору ткнул меня двумя пальцами в лоб, когда я чуть не встрепенулась от такой бестактности.       — То, что ты чувствуешь, это обыкновенное влечение. Страсть. Плотское желание. Похоть. Как не назови, всё одно. Другими словами, ты тупо хочешь меня. Вот и всё! На этом мой урок просветительства окончен!       Я обомлела и уставилась на него. То, что он только что сказал, звучало возмутительно и вульгарно. Никогда не позволяла инстинктам вскружить себе голову, даже не думала в эту степь. Но тогда почему мне казалось, словно он только что вывел меня на чистую воду, поймав за длинный трусливый хвост как какого-то зверька?       — Э-э-это совсем не так, Сатору-сан! Я никогда… никогда даже не думала о таких вещах!       Возмущение, вырвавшееся наружу вместе с протестом, вызвало в нём очередную усмешку. Я потеснилась назад, пытаясь отсесть, тогда как он напротив наклонился вперёд, опасно сощурив глаза.       — Каори-чан, ты, конечно, та ещё святая наивность, — он щёлкнул меня пальцем по кончику носа, — можешь оправдываться сколько угодно, но таких врушек как ты я легко раскалываю. Всё-таки опытный, в отличие от кое-кого.       Опытный? Он намекал на то, что у него раньше была целая куча женщин? Немудрено, могла себе представить, сколько представительниц женского пола наверняка засматривалось на его уникальную внешность, достаток и харизму. Ни одна я такая. Совсем не уникальная. Тупая влюбчивая дура, которая оказывается тоже смотрит на обложку книги, а не на её содержание. Какое же я убожество. Разочарование для отца. Полная неудачница.       «Все годы медитаций… оказались напрасны».       — Не судите других людей по себе! — вырвалось из моего горла тогда, когда уже чуть было не начала самобичеваться. Перенаправив агрессию на него, я разозлилась, тоже вперившись в Годжо Сатору суровым взглядом. — Для вас, богачей, другие люди всего лишь лакеи и игрушки! Не очень удивительно, почему у вас «много опыта», Сатору-сан!       Я тут же чуть не проглотила язык, когда на спокойном лице мага заиграли желваки, а губы, искривлённые кривой усмешки, едва задрожали. Годжо Сатору, сощурив глаза, испепелял меня непривычно холодным взглядом, после чего проговорил таким же ледяным тоном.       — Ах, точно, забыл. Наша святая мисс Сайто всегда чиста помыслами, да? — сухой голос пугал. Между тем я почти машинально отвернулась прочь, но он схватил меня за плечи, не дав разорвать зрительного контакта. — Допустим, я невоспитанный и избалованный бабник, как ты и говоришь. Тогда давай, оттолкни меня! Покажи свою буддистскую чистоту в деле, а не на словах.       Я замешкала, не зная, что добавить. Он точно обиделся на то, что я небрежно сказала только что. Но ведь Годжо Сатору тоже всякий раз не упускал возможности уколоть меня побольнее. Почему это право должно работать только в одну сторону? Так было совсем нечестно, и отступать я больше не собиралась.       — А что, вы не такой? — злой язык развязался и, несмотря на дискомфорт от того, как близко он сидел, я вовсе не стушевалась, провокационно продолжая тираду. — Бесцеремонный и невоспитанный хам! Избалованный ребёнок, рождённый с золотой ложкой во рту! Почему бы вам не быть донжуаном? Вполне допускаю, что вы с лёгкостью играете с женскими сердцами, даже не задумываясь о чувствах др-       Закончить я не успела. Годжо Сатору внезапно зарычал, разозлившись, и повалил меня на футон, захватив за запястья и зафиксировав мои руки над головой. Я вздрогнула, от неожиданности не успев никак отреагировать. Мягкость футона под головой и тяжесть его прикосновений сводила с ума, вызывали во мне протест и одновременно с тем трепет ожидания. С секунду он смотрел на меня всё с тем же заносчивым выражением, затем нагнулся ближе, обжигая кожу тёплым дыханием, обдающим свежестью ментоловой зубной пасты.       Не смогла и слова вставить. Всё произошло в одно мгновение, так, что мозг даже не успел ничего осознать. Годжо Сатору прильнул к моим губам настойчивым и грубым поцелуем, совсем не похожим на тот невинный, который мы разделили с Кейске в момент разлуки. Я задохнулась от переизбытка эмоций, почувствовав сильное головокружение, и поддалась навстречу, начисто позабыв о том, что недавно поругались.       Никогда не ощущала ничего столь дурманящего. В отличие от Кейске, он не стал колебаться и медлить, с лёгкостью заставив меня приоткрыть рот, чтобы углубить поцелуй. Стойкий запах знакомого одеколона ударил в нос, лишь больше пленя меня. Я прикрыла глаза и невольно застонала, когда он отпустил мои запястья. Затем машинально коснулась его плеч, не желая, чтобы этот сладкий момент прекращался. Потому что потом придёт осознание, а вместе с ним и горькие сожаления. Поэтому хотела остаться в этом волшебном мирке подольше. Хотя бы на несколько секунд больше. Ещё немножко.       А потом… всё внезапно закончилось. Он попросту оставил меня лежать на футоне. Поднявшись на ноги, Годжо Сатору как ни в чем не бывало зевнул, потянувшись, после чего нарушил тишину, пока я уселась, только пытаясь отдышаться.       — Ну что, Каори-чан? Куда подевалось твоё хвалёное воспитание только что? — насмешливо спросил Годжо Сатору с таким блаженным выражением на лице, что мне невольно захотелось побольнее его ударить. — Ладно я, испорченный богатенький мальчик, ну а ты-то куда? Благочестивая дочка буддистского монаха, а не против развлечься до свадьбы. Тс-тс-тс, непорядок. Ой, какой непорядок!       Рассмеявшись во весь голос, словно главный злодей какого-то типичного трешового сериала, Годжо Сатору, полностью довольный собой, вздёрнул нос, демонстративно поправив сползшие солнцезащитные очки.       — У тебя час на сборы. Едем в Токио. Нефиг тут Сугуру мешаться, — добавил он, отсалютовав мне рукой перед тем, как уйти прочь. — Бывай, Каори-чан. Буду ждать в холле, красотка.       Как только за ним закрылись сёдзи, я глухо простонала, откинувшись обратно на футон. Пристально глядя в потолок, раскинула руки в стороны. На губах всё ещё ощущался призрак его небрежного поцелуя. Такой паршивый и грубый, но вскруживший мне голову, будто самый крепкий алкоголь.       «Напыщенный самовлюблённый индюк. И хорошо, если ты мне всего лишь 'нравишься'».

***

      В пути мы совсем не разговаривали. Пока ехали на поезде, я устроилась поближе к окну, дочитывая книжку, которую взяла с собой. Годжо Сатору же какое-то время скучающе елозил на своём месте, шебурша упаковкой сладостей, которые купил в дорогу. Как только он полностью опустошил её, то попытался завязать разговор, который всё никак не клеился. Ну не могла я с ним заговорить нормально после того, что недавно произошло. Не только обижалась как дитя, но и тушевалась ни на шутку. Поэтому односложно отвечала, не отрываясь от книги.       После двух-трёх таких попыток бодрый маг немного сник и уселся поудобнее, подстелив под голову дорожную сумку. Было весело посматривать за тем, как привыкший к роскоши и удобствам богатенький мальчик тщетно пытался устроиться на неудобном кресле, дабы немножко вздремнуть. Годжо Сатору, пошевелившись так ещё какое-то время, заснул. Он спал тихо, не храпел и даже не сопел. Лишь ритмичное дыхание, вздымающее его грудь, говорило о том, что он спал, а не умер.       «Что за глупые аналогии, а?»       Мысленно поругала себя я. Глубоко вздохнув, закрыла книгу и отложила её в сторону. Годжо Сатору продолжал мирно спать, несмотря на шум колёс и полностью забив на гам, стоящий в вагоне. Женщина, сидящая неподалёку от нас, успокаивала грудного младенца, который все никак не унимался и громко кричал. Прямо рядом с раздвижными дверьми у тамбура сидела группа студентов, которые живо переговаривались друг с другом, чавкая съестными покупками, что набрали в дорогу. Как можно спокойно спать в такой шумихе я понятия не имела, поэтому подозревала, что он лишь делал вид, будто безмятежно дрых.       «Ну и ладно, пускай себе притворяется», - подумав вот так, я невольно хмыкнула. Прям как ребёнок, обижалась на всякую ерунду и теперь злилась на него. А ведь были дела куда поважнее. Например, меня волновали слова Годжо Сатору насчёт моего отца. Или то, что в скором времени состоится презентация Микаге-сана.       «Ах, точно. Микаге-сан…»       Только подумала о нём и снова ощутила дурное послевкусие вины. Зачем только дала то обещание, как полная идиотка, какой и была? Кто ж за язык-то тянул? Он наверняка посчитал меня легкомысленной девчонкой, не больше. И почему Сугуру Гето так заинтересовался его книжкой? Может быть, Микаге-сан стал целью проклятия? Или был с ним связан?       «Чушь какая! Не может быть».       Внезапно вспомнила кое-что. Мужчина, который мне иногда снился… был так похож на Микаге-сана. У того мужчины те же чёрные как смоль волосы и золотые благородные глаза. Такой же печальный взгляд да бледная кожа, украшенная сеточкой мелких капилляров.       Я давно заметила это, но списывала всё на собственное воображение, ведь читала романы Микаге-сана и неосознанно представляла его на месте главного героя. Но если образы во снах и правда банальные фантазии, то почему они ощущались реальными? Словно это были воспоминания из далёкого-далёкого прошлого.       Микаге-сан… Когда я повстречала его впервые, то почувствовала, как сердце ёкнуло на секунду. Это было стойкое и сильное, такое печальное чувство, которому я не знала названия. Словно дежавю, невнятное и бессмысленное, но родное. Как будто я воссоединилась с близким, которого не видела целую сотню лет.       Даже когда читала его книги, неосознанно ощущала эту эмоциональную близость с писателем. Всё это прозвучало бы безумно, расскажи я кому-то, но мне всегда казалось, что мы с Микаге-саном — родственные души. Одинокие, меланхоличные и печальные души, которые ищут своё пристанище в этом безумном мире. Оба осквернённые тьмой, но не желающие ей поддаваться. Вот такое странное убеждение у меня было.       Я глубоко вздохнула, скучающе уставившись в окно. Никогда не ездила так много как в последнее время. Всё-таки время, проведённое рядом с магами, было для меня ценным; в кои-то веки познавала мир вокруг себя, а не жила, целиком отрешённая от него. Знакомясь с новыми впечатлениями, разочаровываясь и радуясь, я обогащала свой внутренний мир незаменимым опытом. Хотя бы за это я должна быть благодарна Годжо Сатору.       Посмотрела на него. Улыбка неосознанно коснулась губ, когда подумала, как мило он выглядел во сне. И всё же неужели то тепло, что я чувствовала, глядя на него, было лишь животной похотью?       Не верю. Он определённо судил меня по себе, вот и всё.       Фыркнув себе под нос, я вновь отвернулась к окну. Ещё с минут пятнадцать глядела на панораму, раскрывшуюся за окном. Бесчисленные деревеньки, поля и горы украшали путь, пока мы не подъехали к токийской станции. Годжо Сатору пошевелился, промычал что-то невнятное, когда услышал голос из динамика, затем занял вертикальное положение, невоспитанно зевнув и не прикрыв рот при этом. Вот уж парень, который плевать хотел на формальности.       Мы вышли в тамбур, протискиваясь через толпу людей. Они все тоже сгустились там как стая муравьёв. Я удерживалась за стену, с трудом балансируя, чтобы случайно не пошатнуться. Маг же без проблем стоял в центре, ничуть не ощущая турбулентность и расслабленно держа руки в карманах.       Раздвижные двери с шипением отворились, и я пошла навстречу потоку, выходя из поезда следом за всеми. Годжо Сатору же с лёгкостью выпорхнул оттуда вместе с сумками намного раньше меня. Победоносно показав жест «виктори» двумя пальцами, этот идиот теперь расслабленно дожидался меня у платформы. Когда я подошла ближе, таща небольшой багаж и пропуская вперёд толкающихся людей при этом, он укоризненно покачал головой, скривившись:       — Ну вот, ты всегда такая пассивная, Каори-чан. В жизни надо быть пробивным, иначе все возможности упустишь.       Я устало вздохнула. Опять начал причитать как старик старый. Иногда я не могла понять, сколько ему лет на самом деле. То ли шесть, то ли пятьдесят.       — Не все такие шустрые и наглые как вы, Сатору-сан, — решив отмахнуться от него, я пошла вперёд, больше не оборачиваясь.       Токио поприветствовало нас привычным шумом. У вокзала как всегда оказался припаркован роскошный автомобиль, на этот раз с личным водителем впридачу. Богатенький избалованный мальчик уселся вперёд, заставив меня занять место на заднем сиденье, куда уместил маленький пакет с вещами.       — Храни его как зеницу ока. Там подарки для Секо, — проинструктировал меня Годжо Сатору, когда водитель завёл машину, и мы снова поехали по столичным улицам, переполненным людьми и транспортом.       Я невольно вздохнула. Надеюсь, вся эта поездка не займёт слишком много времени и сил. Итак была вымотана уже одной только дорогой. Даже не представляю, что за 'тренировки' подготовил для меня вот этот креативный парень без царя в голове.