Все оттенки сущего

      Я плохо спала этой ночью. Мне снились странные сны с непонятным содержанием. Представшие в грёзах картинки казались тёплыми, но одновременно с тем столь же грустными, что хотелось плакать. Что же это были за люди, которых я не знала? Отчего мне казалось, что они были столь близки, хотя я впервые в жизни их видела? Мучившее чувство внезапно подкатившей меланхолии заставляло просыпаться несколько раз среди ночи, и по итогу нормально я заснула только к утру.       Проснулась я от холода, что мурашками пробежал по коже. Этот леденящий озноб заставил меня слегка приоткрыть глаза, хотя они слипались. Веки всё ещё казались слишком свинцовыми. Я тихонько простонала, повернувшись на бок, и тут же поняла, что моя постель была мокрая, словно на неё недавно пролился небольшой дождик. Неприятное ощущение от влаги на простыни уже не ощущалось таким противным, потому как шея и верхняя часть пижамы тоже оказались промочены водой.       Поморгав с секунду и медленно приходя в себя, я, сощурившись, протёрла глаза манжетом пижамной рубашки и приметила силуэт, стоящий у футона. Я совершенно не удивилась, когда подняла взгляд, полностью рассмотрев высокую фигуру, и встретилась со светло-голубыми глазами, что искрились от веселья. То был Годжо Сатору собственной персоной. С противной ухмылкой он держал в руках пустую бутылку. Не трудно догадаться, что в ней недавно было.       — Доброе утро, соня. Ты проспала на целых пять минут больше положенного, так что считай это штрафом, — повертев пальцем в воздухе, он указал на мокрое пятно, образовавшееся подо мной, — я хотел попробовать кое-что позабавнее, но не нашёл трубочки. А жалко, знаешь, как прикольно выпить сок носом с раннего утра!       «Психопат» — невольно пронеслось в мыслях. Обычно спросонья я плохо соображала, реакции были заторможены, поэтому вместо того, чтобы возмутиться или просить больше так не делать, лишь окатила его усталым и раздражительным взглядом. Поднявшись с постели, я поёжилась потому, что тонкая ткань пижамы ощущалась неприятно холодной.       — Хе-хе-хе, — противный смех раздался вслед, когда я, пошатываясь и пытаясь проснуться, всё ещё сонно протирала глаза руками, — хэй, Каори-чан, приглядись-ка получше! У тебя пуговицы на рубашке расстегнулись. Застегнись, пока кто-нибудь не заметил что-то интересное.       Значение слов Годжо Сатору дошло до меня с небольшим запозданием. Остановившись и опустив взгляд на пижамную рубашку, я, наконец, приметила, что две верхние пуговицы и правда были расстёгнуты, открывая обзор на шею, ключицу и даже часть декольте. Я спешно застегнула их, неловко повернувшись к нему спиной. Мокрая ткань нежно-лиловой пижамной рубашки топорщилась, липнув к телу, а тонкий шёлк просвечивал, демонстрируя контуры груди. Понимая причину его смеха, я побагровела от стыда.       Смешки спиной никак не утихали. Зря вчера вознадеялась, что мы сможем когда-нибудь поладить. Да никогда. Ни в этой жизни. Только не с ним. Я присмурела, но, вопреки привычной застенчивости, не отреагировала так предсказуемо, как он хотел. Искоса посмотрев на улыбающегося от уха до уха парня, я тихо пробурчала себе под нос:       — А вам бы стоило научиться не влезать в чужое личное пространство без спроса, Сатору-сан.       Держась за больную голову, я побрела к шкафу, чтобы достать и хотя бы накинуть на себя кимоно, но в глазах внезапно потемнело, и я, покачнувшись, ударилась головой об дверцу.       — Ай, больно, — глухо простонала я, потирая ушибленный лоб. Не хватало ещё, чтобы потом выскочила шишка. Обычно я вставала рано утром, но сегодня проспала до обеда и, быть может, поэтому голова так сильно раскалывалась.       — Боже, ты такая дура! — вместо того, чтобы деликатно промолчать, он прыснул со смеху, продолжая издеваться. Вот теперь-то я поняла, что вчерашняя «акция доброты» была окончена. Годжо Сатору вёл себя как избалованный ребёнок, которому очень нравилось дразнить людей. Так поступают только дети дошкольного или младшего школьного возраста. Обнажив белоснежно-белые зубы, он игриво подмигнул мне, но я решила не тратить сил и времени на его глупости.               Вдохнув в грудь побольше воздуха, я начала рыться в шкафу, но тут же отвлеклась, приметив краем глаза, что Годжо Сатору нагло разглядывал книгу Микаге-сана, которую читала вчерашней ночью. Я откашлялась, пытаясь привлечь его внимание.       — Не могли бы вы сейчас уйти? Мне нужно привести себя в порядок! — голос прозвучал слишком громко, потому что я специально повысила тон, надеясь, что хотя бы это напомнит ему о том, что он здесь лишний. Годжо Сатору отвлёкся от созерцания книги, одарив меня назойливым взглядом, и криво усмехнулся.       — Ага, конечно. Сейчас выйду, — отмахнулся Годжо Сатору, бросив книгу на постель. Я ждала, пока он пройдёт мимо, стыдливо стоя к нему спиной у шкафа. Конечно же, прежде чем уйти, этот противный парень не забыл вставить колкую иронию напоследок. — Да ладно тебе! Думаешь, мне так интересно на тебя поглазеть? Было бы на что, — фыркнув, он вздёрнул подбородок вверх и, деловито убрав руки в карманы, прошёл к выходу.       Его обидный комментарий должен был как-то меня успокоить? Или с какой целью надо говорить очередную гадость? Он стопроцентно из тех мальчишек, которым нравится издеваться над девочками в классе. Или не только над девочками, но и над всеми вокруг. Что за невыносимый экземпляр? Как отец и старейшины хотели, чтобы мы поладили?       Я решила собраться на тренировку, хотя настроение было безбожно испорчено на весь оставшийся день. Прочесав спутавшиеся волосы, я собрала их и завязала в высокий хвост. Затем взяла белую блузку и, положив её на кровать, слегка пригладила рукой. Ткань изрядно помялась, пока везли вещи, и стоило бы пробежаться по ней ютужком, но не было ни инструмента, ни времени на это. Наскоро накинув её, я натянула на себя длинную синюю юбку. Еле успев одеться, подпрыгнула, когда сёдзи вновь раскрылись, и внутрь заглянул уже знакомый бестактный персонаж.       — Я уже минут пять в коридоре торчу! Сколько можно копаться? Не говори мне, что собралась ещё и краситься…? — пожаловался он, даже не обратив внимание на то, что я только что закончила переодеваться и заправляла края рубашки под юбку. Поднявшись с кровати, я обиженно посмотрела на него, еле сдерживая кипящее в венах недовольство.       — Сатору-сан, вас не учили стучаться, прежде чем входить? — я пыталась звучать как можно убедительнее, но голос соскользнул в самом конце, потому что он сначала сурово посмотрел на меня, затем глубоко вздохнул, скорчив недовольную гримасу.       — Слушай, я задолбался ждать тебя. Мы идём на тренировку, а не на свидание, так что заканчивай прихорашиваться, — я обомлела, услышав это замечание, однако не успела сказать и слова, прежде чем он продолжил, — ах, и да, в следующий раз на тренировку идём с утра. Сегодня я дал тебе отоспаться, но больше такой поблажки не жди.       Почему он всегда разговаривает с людьми в таком тоне? Нет, это не тот вопрос, который я должна была задавать себе. Как и почему мне стоило это терпеть?       Последние дни я всё время на нервах, потому что он не даёт не малейшей секунды, чтобы расслабиться. Я не понимала, как к нему подступиться, чтобы не раздражать ненароком, и это, похоже, было взаимно.       — Мне нужно отлучиться в ванную комнату! — не без нажима произнесла я. Схватив с собой пасту и зубную щётку, прошла мимо него и, не став слушать дальнейшие возмущения, вышла из номера. Старые рёканы были неудобными, поэтому пришлось идти в комнату для умывания, что расположилась рядом с туалетом в конце коридора.       Зайдя внутрь, я щёлкнула выключателем, и помещение залил тусклый свет. Я подошла к умывальнику, решив не тратить время зря.       «Да как он мог?!»       Пока чистила зубы, чуть не подавилась пастой, неловко откашливаясь. Я была в своём номере, мирно спала и никого не трогала. Да как же можно входить в чужие покои без стука, ещё и столь бесцеремонно вылив на меня воду. Будто это какое-то развлечение!       Разозлившись, я стала яростно шоркать щёткой по зубам, поняв это лишь тогда, когда закровили дёсна. Как же это возмутительно, обидно и неприятно! Словно меня только что не облили водой, а измазали в навозе. Вот такое ощущение было на душе и во рту!       Набрав горсть воды в ладоши, я плеснула её на лицо, пытаясь прийти в чувства. Но ведь всё равно знала, что пробуду раздражённой весь оставшийся день.

***

      — Простите, но что мы здесь…делаем? — я с удивлением оглядела большое бейсбольное поле, находящееся на территории самой крупной школы Камакуры. Я с удивлением озиралась по сторонам, потому что раньше никогда не была на больших площадках, помимо тренировочного зала додзё. Огражденная со всех сторон высоким фэнсом, территория поля казалась весьма внушающей, поэтому я, тихо шаркая ногами, неуверенно шла за Годжо Сатору. Он уже успел переговорить о чём-то с незнакомым мужчиной, предположительно, тренером одной из здешних команд, и теперь нёс биту, шлем для бэттинга, поручив мне в руки мяч и питчерскую перчатку. Неожиданно, но он пришёл не в одиночку, а со старшеклассником, с которым уже какое-то время вёл непринуждённую беседу. Верхнюю одежду мы оставили там, в небольшой подсобке, откуда позаимствовали инвентарь.       — Сейчас начнём тренироваться. Сегодня будешь отрабатывать замах, подтянешь свои хиленькие мышцы, — как ни в чём не бывало произнёс Годжо Сатору, кивая самому себе под нос.       Не понимаю, как вообще он смог договориться с тренером здешней команды и организовать всё это. То ли опять сила влияния помогла, то ли сила денег, или всё вместе взятое сразу.       — Я буду кэтчером, — произнёс школьник, что шёл за нами. Я оглянулась на него, затем вопросительно уставилась на Годжо Сатору, не до конца понимая, что он мог наплести им в качестве объяснений. Я имею ввиду, должен же был он как-то объяснить, какого чёрта мы пришли на бейсбольную площадку, хотя не учились в этой школе, да и ни в каких соревнованиях не участвовали. Пока мы готовились, Годжо Сатору мимолетно склонился ко мне, тихо прошептав на ухо.       — Если что, отец заставляет тебя участвовать в соревнованиях по кендо, и это — внеурочные занятия, чтобы потренироваться ещё где-нибудь, потому что тренировочный зал на сегодня занят. Не волнуйся, причины их не сильно волнуют, главное — я хорошо заплатил, — постучав меня по плечу, он взял мяч в руки и, лениво подкинув его в воздух, безо всякого труда поймал его в перчатку.       — А ничего, что вы без униформы? — поинтересовался старшеклассник, с добродушной улыбкой на лице оглядев меня с ног до головы. Ах, так это единственное, что его смущало, да? Меня, например, волновало, что мы забыли именно здесь.       — Ничего, мы ж не матч ведём. Просто кое-кто немножко помашет битой. И не ругайся на неё слишком, если не будет попадать. Просто девчонка природная мазила, — смешливо произнес новоявленный «тренер», Годжо Сатору, и, махнув нам рукой, направился на позицию питчера. Я устало вздохнула, попытавшись поднять металлическую биту. Зараза была немного тяжёлой и я, совсем физически неподготовленная, слегка опустила её к земле. И каким образом я должна махать этой штукой?       — Йаху! Бэттер не может нормально взять биту! — закричал Годжо Сатору почти на все поле, из-за чего я покрылась пятнами от стыда. Какого черта?! Нельзя было дать что-то полегче для первого раза?       Несмотря на расстояние, на котором мы сейчас находились, я видела издевательскую ухмылку на лице Годжо Сатору. Он, неприлично высокий, сейчас одетый в белую рубашку и простые чёрные брюки, показушно поправлял козырек кепки, которую стащил со школьного склада.       «Придурок» — мысленно выругалась я и силой заставила себя поднять биту в вертикальную позицию. Школьник, всё это время наблюдающий за мной, а не занявший место кэтчера, отрицательно помотал головой, забрав биту у меня из рук и отбежав к скамье. Неудивительно, что через пять секунд он принёс мне лёгкую, пластиковую.       — Для первого раза будет лучше, если вы возьмёте вот эту. Она достаточно лёгкая, так что вы справитесь, — заверил меня старшеклассник, легонько улыбнувшись.       — Спасибо, — ответила я, взяв биту у него из рук. Вознеся её вверх, я расположила биту в вертикальном положении, удерживая снизу левой рукой и накрывая правой сверху. Раньше я пару раз смотрела бейсбольные матчи с Кейске, поэтому о правильном хвате знала, но не была уверена, что повторила в точности. Старшеклассник, имени которого я так и не узнала, подошёл ко мне и коснулся ладоней, проинструктировав:       — Вы слишком давите, пока держите. Хват должен быть крепким, но расслабленным. И пальцы лучше держать вот так, — он показал мне, как лучше удерживать биту, после чего отошёл в сторону, — вот так лучше. И ещё кое-что, — он указал пальцем на мои туфли, — стойте расслабленно, поставьте ноги на ширину плеч и слегка подогните колени. Как только мяч полетит, внимательно следите за его траекторией и замахнитесь посильнее.       — Поняла, — кивнув ему, я заняла позицию бэттера, встав так, как мне только что сказали. Сделала глубокий вздох. В это же время Годжо Сатору шоркал подошвой кроссовка, лениво готовясь к подаче, пока стоял на питчерской горке. С усмешкой на губах он принял уверенную позу и, занеся руку назад, бросил мяч. С удивительной скоростью тот полетел в зону удара. Я толком не успела отреагировать и, когда замахнулась, предсказуемо рассекла воздух, а мяч оказался в кэтчерской перчатке.       — Первый страйк! — раздался бодрый голос Годжо Сатору, который с издёвкой помахал мне рукой. Этот мяч летел прямо, но глаза едва уловили его траекторию. Подача была слишком быстрой, я не успела отреагировать должным образом. Как мне вообще это отбить? С какой скоростью он бросал? Прикусив губу, я нервно сглотнула ком, образовавшийся в горле, после чего вернулась в прежнюю позицию, когда старшеклассник кинул мяч обратно питчеру.       — Между прочим, это был всего лишь фастбол! — снова заорал Годжо Сатору на все бейсбольное поле. Я покачала головой, пытаясь отбросить лишние мысли и сконцентрироваться на подаче. Если буду давать каждый раз сбить себя с концентрации, то не сдвинусь с мёртвой точки.       «Я обязательно отобью! Хотя бы разок!» — такую цель я себе наметила. Следующие десять или пятнадцать бросков была всё та же удручающая картина. Я не успевала делать замах, и мяч оказывался в кэтчерской перчатке. Когда я замахнулась в шестнадцатый, то попала по мячу, едва заставив его откатиться в сторону первой базы.       — В игре это был бы фолл, — проинструктировал меня старшеклассник. Я не помнила, что такое фолл, но по его выражению на лице поняла, что справилась весьма плохо, — но не переживайте так, для новичка у вас неплохая реакция. Потому что скорость подачи… внушающая.       В какой вселенной школьники стали говорить как тренеры? Или же они настолько включены в эту игру, что и сами начинают аналитически подходить к ней. Это прямо как в кендо, айкидо или других видах единоборств, — важны не только концентрация, внимательность, умения, но и анализ. Бейсбол слишком сложный, чтобы кто-то играл в него ради развлечения. Ради веселья куда лучше выбрать что-то более динамичное и менее сложное. Например, баскетбол.       — Эй, хватит болтать! Продолжаем! — закричал с питчерской горки Годжо Сатору, привлекая наше внимание. Я вновь встала в стойку и, тяжело вздохнув, напряжённо ожидала очередной подачи.       Следующие полчаса проходили примерно в таком же темпе. Только теперь я мазала не каждые пятнадцать подач, а десять. Хоть какого-то прогресса мы добились только через час, и то питчер весь изжаловался во время перерыва, причитая о том, что даже слепой бы попадал чаще, чем я.       Старшеклассника, который нам помогал, звали Рёхей, и он оказался очень добрым парнем. Когда у меня что-то не получалось вместо того, чтобы пилить, как это делал Годжо Сатору, он утешал меня, иногда инструктировал, давая полезные советы. Благодаря ему спустя полтора часа усердной тренировки, я начала попадать по мячу уже чаще, в пропорциях один к семи.       Когда я, вся пропотевшая от усталости, несмотря на осеннюю стужу, стоящую на улице, снова подняла биту, то услышала внезапное заявление, исходящее от Годжо Сатору:       — Всё, закончили на сегодня!       Он снял кепку, помахав ею нам со своей питчерской позиции. Я повернулась к Рёхею, который тоже снимал кетчерский шлем и перчатки.       — Спасибо за то, что согласился помочь, — я благодарно поклонилась ему, отчего старшеклассник, явно не ожидавший такой формальной речи, расширил карие глаза, отреагировав слишком уж неловко на мой душевный порыв благодарности.       — Да ладно вам! Не стоит благодарности, — Рёхей неловко почесал нос и снизил тон до шепота, но я всё равно услышала, что он сказал, — благодаря Сатору-сану мне разрешили пропустить занятия, так что оно того стоило.              «Вот из-за таких как Годжо Сатору люди и встают на тёмный путь», — не без иронии подумалось мне, пока смотрела на счастливого старшеклассника, проблемам которого так завидовала. Если честно, я всегда хотела оказаться в обычной школе и как все нормальные дети узнать, что это такое — посещать занятия, ходить в клубы, кружки или секции, даже об экзаменах когда-то мечтала. Я знаю, что школьники напротив ненавидели всю эту рутину под названием «учебные будни», но это была часть нормальной жизни, которой у меня никогда не было. Поэтому я немного завидовала школьникам. Как и магам, что путешествовали по всей Японии во время заданий. Да, скорее всего я глупо романтизировала всё вокруг. Наверное, мне просто хотелось добавить немного пестроты в серую и унылую реальность. Вот и всё.       — До свидания! — Рёхей весело помахал мне на прощание, затем перевёл взгляд на Годжо Сатору и повторил тоже самое.       Когда мы, наконец, расстались с ним и отнесли инвентарь обратно на склад, покинув территорию школы, на улице уже немного стемнело. Мы успели перекусить по дороге, и сейчас время близилось к семи вечера.       Шли мы молча, не зная, что говорить. Удивительно, но после бесконечной болтовни с тренером бейсбольной команды Годжо Сатору стал каким-то непредсказуемо тихим, и меня это слегка смутило. Такие метаморфозы не несли в себе ничего хорошего. Скорее всего мне стоило ждать очередной бури после штиля.       Я украдкой взглянула на него, пока мы шли. Хоть он и горбился, всё равно был на голову выше меня. Странную кепку он снял ещё на школьном складе, поэтому его неуложенные волосы были в лёгком беспорядке. Неожиданно он тоже бросил беглый взгляд на меня и сухо усмехнулся.       — Чего так пристально смотришь? Влюбилась что ли? — его губы растянулись в сардонической ухмылке, но юмора я не оценила. Дважды ступать в одну и ту же реку не собиралась, поэтому, выдержав его взгляд, тяжело вздохнула, отвернувшись.       — Очень смешно. Вы неожиданно затихли. Вот думаю, к лучшему это или худшему.       Когда я удивлённо расширила глаза, прижав ладонь к губам, моё сердце внезапно ускорило ритм. Только сейчас осознала, что перестала заикаться в его присутствии. Прошёл уже целый день, но отчего-то не испытывала прежнего подавляющего морока, в котором приходилось вариться прежде рядом с ним. Напротив — разговаривать казалось легко, словно я была рядом со старым знакомым. Помогло ли то, что он вчера угостил меня тортом и вёл себя прилично, или дело было совсем в другом, я понятия не имела. Но невольно вздохнула, осознав, что понемножку начинаю доверять Годжо Сатору, несмотря на его поведение.       — Твои физические данные весьма посредственные, управлять проклятой энергией тоже придётся учиться с нуля, так что работы у нас непочатый край. Признаюсь, ты безнадёжный случай, Каори-чан, — поднял он неожиданную тему, когда мы минули улицу и остановились у какого-то маленького сквера.       Стало смеркаться, и небо становилось тёмнее. Годжо Сатору внезапно пошёл на территорию полупустующего сквера, где отчего-то (может из-за участившихся серийных убийств) никого не было. Территорию, украшенную оцветающими деревьями, несколькими скамьями и фонтаном, освещал лишь блеклый свет уличных фонарей. Парень прошёл ещё немного, затем внезапно остановился, и я чуть не врезалась ему в спину.       — Знаешь, что меня ещё напрягает? — неожиданно спросил Годжо Сатору ледяным тоном, и по коже побежали мурашки, когда он повернулся ко мне с нечитаемым выражением на лице. — Я ничуть не удивлюсь, если ты окажешься пацифисткой, которая и муху-то убить боится. В таком случае ты соберёшь все сто баллов по шкале профнепригодности.       — Что вы… — я внезапно опешила, когда он сделал шаг вперёд и, сузив глаза, холодно посмотрел на меня. Внезапная смена поведения казалась такой неуместной, и я все гадала, что опять сделала не так. Вечерний ветер свистел в ушах, поэтому я не сразу поверила в то, что услышала.       — Давай, ударь меня, — отчеканил Годжо Сатору как ни в чем не бывало, и я ошарашенно посмотрела на него как на полоумного.       К чему это сейчас было? Сначала называет меня никчёмной, теперь требует, чтобы я ударила его ни с того, ни с сего. Внезапное озарение поразило меня как гром среди ясного неба; я не понимала, как могла так легко забыть его последние слова о моём предполагаемом «пацифизме». Так вот оно что. Он хотел проверить, способна ли я на насилие, раз уж стала неудачным кандидатом в маги.       — Я не могу вот так… Это как-то… — я не могла найти подходящих слов, потому что чем больше упрямилась, тем больше чувствовала, как теряю самообладание от его мрачного вида. Оглядев меня с ног до головы, он криво усмехнулся, сделав ещё один шаг вперёд.       — Это часть тренировки, так что давай, замахнись со всей силы.       Вой ветра глушил его ледяной голос, хотя я всё равно ощутила, как мурашки побежали от кончиков пальцев к шее. Вот так просто ударить кого-то было выше моих сил. Тем более, что это не тренировочный матч, а он даже не встал в боевую стойку, чтобы ответить. Это было тоже самое, что ударить безоружного, хотя я прекрасно понимала, что это точно не так, ведь передо мной стоял искусный маг. Если бы Годжо Сатору только захотел, я бы его и пальцем не коснулась. Но вот предлагает взять и ударить… Сомнения расползались уродливой лозой по нейронам, в ушах пульсировало от нервов и завываний ветра.       — Ну же, я от твоего хилого удара совсем не пострадаю, — вызывающе пропел он, между тем добавив, — да и легко уклоняюсь или техникой воспользуюсь. Так что не трусь и вложи в удар всю силу.       Я поколебалась, сделав шаг назад. После тяжело вздохнула, пытаясь успокоить сердце, гулко бьющееся в груди. Обуздав подкатывающую тревогу, я сжала руки в кулак, после чего резко занесла правую в воздух и… на этом мой импульс умер в зачатке, и я обессиленно опустила кулак, тяжело вздохнув. Это было нереально вот так просто ударить человека, который не атаковал первым и при этом даже не защищался.       — Тц, — он цокнул языком, сверкнув раздражённым взглядом в мою сторону, и убрал руки в карманы брюк, протянув, — неу-у-удачница. Ты полный отстой, Сайто, — обидные слова потоком желчи изливались на меня, и я сжалась, прикусив внутреннюю сторону щеки, пока выслушивала обидные слова, — вот скажи, кто тебя растил, а? Монах, который внушал тебе, что в мире важна только добродетель? Ага, щас, размечталась. Знаешь, Сайто, ты абсолютно не приспособлена к этой жизни, — он наклонился вперёд и несколько раз больно ткнул меня пальцем в лоб, — такая маленькая, инфантильная дурочка, которую любой шарлатан проведёт, а ты потом ему ещё и спасибо за это скажешь, — он прервался с тяжёлым вздохом, обречённо прикрыв глаза, — бесполезная терпила, даже разозлится нормально не можешь.       «Я больше так не могу…!»       Сама не поняла как, но вскинула руку вверх и дала ему звонкую пощёчину, впечатав ладонь в это самодовольное лицо. Осознав, что натворила, я отпрянула, широко раскрыв глаза и в ужасе прикрыв рот рукой. Бледная щека Годжо Сатору окрасилась в багрянец. Он невольно коснулся кончиками пальцев того места, куда пришёлся удар.       В парке повисла тишина. Я не могла и слова сказать, хотела извиниться, но ни звука не выходило из горла, хоть пару раз и побуждалась что-то сказать в своё оправдание. А затем внезапно меня снова накрыло волной адреналина. Раздражение, гнев, обида, — все эти деструктивные чувства смешались в крови, когда я вспоминала всё, чего мне пришлось наслушаться и натерпеться за несколько дней нашего знакомства.       Годжо Сатору же пару раз моргнул, опустив руку, которой раньше огладил ушибленную щеку, и, наверное, сейчас должен был что-то сказать, отругать меня или разозлиться. Однако, прежде чем он смог и слова сказать, я нарушила молчание первой.       — Сколько можно…! Вам так нравится издеваться надо мной?! Нравится оскорблять, потому что я и слова сказать не могу? Это отдельный сорт удовольствия самоутверждаться за счёт слабых? — я повысила голос, до побеления сжимая руки в кулаки.       Мне было плевать, услышит ли нас кто-то посторонний или нет. Я просто хотела, чтобы Годжо Сатору, наконец, выслушал всё, что я о нём думаю. Даже не задумывалась о возможных последствиях дерзости в тот момент. Меня не волновало, что я могла рассердить его, и тогда он плюнет, перестанет водиться со мной и отошлёт домой. В тот момент мне было на всё это было глубоко начихать.       Я устала от постоянных нападок! Как же задушило такое отношение!       — Вам наплевать на чувства людей, потому что родились с золотой ложкой во рту. Вы не думаете, прежде чем говорите, нарушаете личное пространство, раздражаете и издеваетесь, наплевав на других. Вы оскорбляете меня снова и снова, хотя я пытаюсь…! Я правда стараюсь…! Я хочу измениться, но вы всё время говорите гадости, повторяете раз за разом, какая я жалкая и бесполезная, и это… — я опустила голову. Голос сильно задрожал, а на глаза проступили слёзы от жгучей обиды. Боль сковала грудную клетку, пока я думала о том, какой жалкой сейчас была. — Я и без вас знаю, что слабачка! Знаю, что я полная дура, трусиха и размазня! Сама знаю, поэтому не надо каждый раз напоминать мне об этом!!!       Мой голос сорвался, когда перешла на крик. Горло саднило из-за того, что перенапрягла связки, но между тем слова всё продолжали и продолжали потоком выливаться наружу. Я лишь удивлялась в душе, почему он молча выслушивал весь этот скверный поток, не заткнул меня, не ударил или просто не ушёл прочь.       — Вы говорите, что я должна раскрепоститься! Должна довериться другим, хотя сами только и делаете, что отталкиваете хамством и грубостью! — я вскинула голову вверх, встретившись с ним взглядом. Несмотря на то, что в глазах стояли слёзы, и весь фокус размыло, я рассмотрела искреннее удивление на его лице. — Сначала вы делаете жест доброй воли, приносите торт, извиняетесь, затем снова издеваетесь надо мной и оскорбляете… Я не понимаю! Не понимаю, как должна вести себя с вами! Чего вы от меня хотите? Хотите, чтобы я училась магии, хотя постоянно говорите, какая я бесполезная?! Или, может, таким способом пытаетесь извести меня, чтобы я просилась домой?! Почему бы просто прямо не сказать мне, что я обуза? Почему всё усложняете? Почему сначала играете в друзей, а потом снова так презираете? Я не понимаю… Не понимаю, что делаю не так…! — мой запал сник. Адреналин в крови был выплеснут без остатка, и я деревенела вместе с голосом, который с каждым новым произнесённым словом потухал, становился безжизненным и обречённым. — Я не понимаю, за что вы так со мной, Сатору-сан…       Горло подвело, потому что я тщетно задавливала рыдания, рвущиеся наружу. Пока кричала, то охрипла от перенапряжения и холода. Слёзы против воли бежали по щекам, стекали вниз, орошая землю. Теперь я не смела поднимать головы, судорожно стискивая зубы и сжимая руки в кулаки. В полной тишине я, наконец, осознала, что вылила всё, что накопилось на душе, наружу. Теперь же, стыдясь собственного поступка, развернулась прочь, спешно убежав с территории пустующего сквера.       — Сайто…! А ну стой! Да постой ты, мать твою!       Я слышала ругательства вслед, однако не отреагировала на них, а бежала вперёд, пытаясь как можно быстрее оказаться где-нибудь, где больше никого не будет.       Небо затянуло темнотой. Я не разбирала дороги потому, что глаза застилало туманной пеленой из-за слёз. Судорожно размазывая их по щекам, я запнулась носком туфли об асфальт и упала на ровном месте, содрав колени в кровь. Сев на корточки, я огладила ушибленное место, затем стряхнула землю и пыль с длинной юбки.       Теперь немного успокоилась. Слёзы уже высохли, и я нервно терзала нижнюю губу. За спиной послышались шаги. Мне было прекрасно ясно, кому они принадлежали. Не хотелось оборачиваться назад и снова видеть это лицо.       На душе было так плохо. Я испытывала жуткую обиду вместе с парадоксально непереносимым чувством вины, и причиной всему был вот этот человек.       Шаги затихли, когда он остановился, кажется замерев за моей спиной и не говоря ни слова. От этой жуткой тишины становилось ещё тяжелее, и я медленно поднялась на ноги, неуверенно повернувшись к нему.       Годжо Сатору смотрел на меня скучающе, безэмоционально; поза казалась расслабленной, хотя он и привычно засунул руки в карманы брюк. Только то, как он скривил тонкие губы, говорило об его раздражении. Я даже не знала, что ему сказать, чтобы разбавить напряжение, повисшее в воздухе.       Так и простояли секунд двадцать. Затем, ничего не сказав, он небрежно схватил меня за руку, утягивая за собой. Я неловко запнулась, чуть не упав, потому что он шёл слишком быстро, абсолютно наплевав на то, поспевала ли я за ним или нет. Годжо Сатору обращался со мной как с нерадивым ребёнком, устроившим истерику, и это обижало ещё больше.       Его руки оказались удивительно тёплыми, хотя раньше я думала, что он был хладнокровной рептилией, раз так легко задавливал в себе все чувства. Хватка была весьма крепкой и, несмотря на то, что я отставала, он не отпускал мою руку, пока не дошли до торгового центра. Резко остановившись, он грубо втянул меня внутрь.       Мы оказались в просторном фойе первого этажа. На неоновых вывесках светились названия какого-то салона, аптеки и множества маленьких магазинчиков. Он потянул меня в сторону аптеки и, когда мы зашли туда, в нос тут же ударил знакомый запах фармацевтики. Проволочив меня до кассы, он резко отпустил мою руку и подошел к стойке, за которой стоял фармацевт.       — Дайте антисептик, ватные диски и пластыри, — произнёс Годжо Сатору. Я неловко потупила взгляд в сторону, тут же догадавшись, что он прекрасно видел падение и скорее всего догадался, что я сильно зашиблась, когда упала и проехалась коленями по асфальту. Колени саднило, но боль была не катастрофичной. Всего лишь чувствовалось небольшое жжение на коже да и только. Когда он расплатился, то снова ухватил меня, на этот раз волоча обратно в фойе за воротник. Годжо Сатору грубо усадил меня на скамью, несильно сдавливая плечи, и затем присел на корточки, приподняв края длинной синей юбки.       — Держи вот так, — произнес он, вытаскивая из маленького аптечного пакетика баночку с антисептиком. Вскрыв упаковку с ватными дисками, Годжо Сатору пропитал один обезараживающим средством и тихонько протёр им ссадины, которые тут же защипало. Я сморщилась от неприятного жжения и неловко держала края юбки, пока он проводил те же манипуляции со вторым коленом. Напоследок он достал несколько пластырей, небрежно наклеив их сверху ссадин.       За то время, что он сидел передо мной, я не могла ни приметить задумчивое выражение, замёрзшее на его лице. Затем Годжо Сатору встал, протягивая мне использованный ватный диск, видимо для того, чтобы я выбросила его сама.       — Готово. Пошли уже. Сугуру наверняка уже вернулся.       Он подождал, пока я поднимусь со скамьи, после чего развернулся и пошёл на выход. Я неловко потупила взгляд вниз, следуя за ним и протискиваясь сквозь небольшое скопление людей. Мне всё ещё было стыдно за то, что устроила раньше, а теперь к этому чувству присоединилась неловкость, потому что на первый взгляд он ничуть не разозлился, хотя имел на это полное право.       Мы вышли на улицу. Легкий холодок тут же моросью пробежался по голеням, неприкрытым длинной юбкой и слегка коснулся ладоней, которые я тут же поспешила спрятать в карманах пальто. Немного отставая, я украдкой смотрела на него и всё гадала, о чём Годжо Сатору сейчас думал, злился ли за то, что я устроила раньше. Прочесть эмоции на отстранённом лице было тяжело, и я решила бросить это бесполезное занятие, предпочитая лицезреть тёмные камакурские улочки, залитые ярким светом фонарей и тусклым свечением луны.       Похоже, время подходило к восьми. Мы так долго возвращались в рёкан, хотя утром без проблем добрались от него до школы пешком. Удивительно, но, кажется, несмотря на богатство, этот парень не пренебрегал прогулками, хотя мог себе позволить добираться до нужного пункта на такси.       — Сатору-сан… — нарушила я молчание, привлекая его внимание, пусть он лишь хмыкнул в ответ, даже не обернувшись, — я прошу прощения за своё поведение. Мне правда… не стоило такое говорить. Это было глупо и по-детски, поэтому…       — Прекрати уже извиняться, — грубо отрезал он, резко остановившись и смерив меня холодным взглядом, — ну ударила и ударила, с кем не бывает. Тем более я сам сказал это сделать, — он почесал затылок, раздражённо вздохнув, — так что хватит разводить из ерунды трагедию, Сайто. Проехали.       Мы снова пошли в полной тишине. Я облегчённо вздохнула, когда поняла, что он не сильно сердится из-за произошедшего.       Наконец-то мы добрались до рёкана и минули холл, поднявшись на второй этаж. Годжо Сатору сопроводил меня до номера, затем остановился в тёмном коридоре, хмуря брови и о чём-то задумавшись.       — Всё в порядке? — вкрадчиво поинтересовалась я, когда он замер перед дверями, ведущими в мой номер. Маг неопределённо покачал головой и, вынув руку из кармана, размял шею.       — Не, ничего такого. Спокойной ночи, Сайто, — развернувшись, он направился дальше, остановившись у номера Гето Сугуру. Наверное, решил обсудить с ним, как продвигалось расследование. Я виноватым взглядом провожала его высокую фигуру, затем вздохнула. Тяжесть распространилась по уставшим после тренировки мышцам. Голова отказывалась нормально соображать, а свинцовый осадок из неприятных чувств клубился в крови.       Я открыла раздвижные двери и, оказавшись в номере, на ватных ногах прошла к футону, тут же рухнув на него от усталости. Задумчиво уставившись в потолок, я всё корила себя за то, что глупо сорвалась, за то, что не удержалась и повела себя как последняя дура. Подняв руку вверх, я заметила, что кончики пальцев сильно подрагивали от нервов, а суицидальные мысли, пришедшие в кипящую словно котёл голову, казались такими смешными и идиотскими, как и мои дурацкие поступки.       «Какая же я всё-таки обуза» — горькая усмешка слетела с губ. Привстав с футона, я рассмеялась, хотя глаза пощипывало от накатывающих слёз. Собственный смех казался чуждым. Одна «я» наблюдала за собой со стороны, бесконечно проигрывая в голове те дурные слова, что сегодня наговорила, а другая «я» словно судья выносила мне же приговор за всё, что сделала или сказала неправильно. Такой дешёвый спектакль разыгрывался почти каждую ночь, но сегодня эмоции лились через край настолько, что я даже не удержалась и высмеивала такую жалкую себя, но всё никак не могла успокоиться. Рухнув на подушки с улыбкой на лице и прикрыв слезящиеся глаза руками, я прикусила губу, тщетно пытаясь отрезать себя от окружающего мира и бесконечного самобичевания, чтобы поскорее провалиться в любимый мир грёз.       Позднее мне всё же удалось уснуть, но этой ночью я тоже спала очень плохо, вставая каждые два часа. Мне казалось, что завтра окажусь ещё более уставшей и разбитой, чем сегодня. И как только снова бодрствовала, то подолгу не могла забыться, всё возвращаясь к тому срыву, что выглядел даже хуже детской истерики. Я подумала о том, что, быть может, уже завтра со скандалом вернусь домой, разочаровав отца и опозорив имя нашего клана.