Все оттенки сущего

      Микаге прождал её около двух часов. На холоде, завернувшись в любимый шарф, который одолжил в прошлый раз. Стоял как последний дурак и ждал, надеясь, что Сайто придёт, думал, что она просто проспала и немного опоздает. Но по итогу не дождался. Девчушка не явилась, хотя обещала. Солгала, как и все. Предала его. В очередной раз.       Рейдзи вернулся в особняк и, так и не поев, направился в свою комнату. Служанка пару раз стучалась к нему, поинтересовавшись его состоянием, но писатель не впустил её. Смена этой девчонки давно закончилась, и она была вольна уйти домой, но никак не унималась, «беспокоясь» за него. Рейдзи, всё ещё испытывающий разочарование после несбывшейся встречи, не хотел никого видеть и раздражался пуще прежнего, потому что его никак не оставляли в покое.       «Обманула… Она опять обманула меня!»       Разочарованный вздох вышел из горла. Микаге рухнул на кровать, чувствуя, как гнев бурлящим потоком тёк по венам, захлёстывал голову, заставляя его терять самоконтроль.       «Предала меня как и тогда. Она никогда не думала ни о ком, кроме себя!»       Икуэ. Это имя внезапно всплыло в сознании. Имя женщины с волосами цвета тёмного каштана и яркими, внеземными фиолетовыми глазами, что лучились искренней фальшивой любовью к нему.       Когда он вновь её встретил, то подумал так: «Ах, должно быть это судьба!» Судьба, позволившая им обоим исправить ошибки прошлого.       Сайто Каори. Имя, сказанное нежным голосом, эхом отозвалось в сознании, напомнив ему о жене, об утраченном счастье, которое он так рьяно хотел бы вернуть. Микаге надеялся, что они смогут начать с начала. В этот раз Икуэ станет той, кто не даст ему сойти с ума, не позволит умереть, как и обещала в прошлый раз. Его же любовь к ней окажется сильнее проклятия этого самурая. Так он думал. Рейдзи уцепился за соломинку как за спасительный круг и не удивился, что эта мечта тоже разбилась в дребезги, как и все надежды, которые он лелеял прежде.       Для таких как он не было спасения.       Лучик, на секунду осветивший беспроглядную тьму, в которой он жил все эти годы, вновь погас, как только он столкнулся с жестокой реальностью.       Почему он вообще принял Сайто Каори за ту женщину? Потому что у неё такие же красивые, нежные, любимые, проникновенные, аметистовые глаза? Потому что её доброта цепляла, а нежный голосок успокаивал больную, израненную душу? Потому что принял жалость за любовь?       Это не так. Микаге чувствовал. На интуитивном уровне чувствал родство с этой маленькой, безобидной, такой крошечной, слабой, доброй и красивой девушкой. Она смотрела на него как на идола, а в глазах её горели звёзды, яркие звёзды, которым не было места в его мрачном мире, не освещённом даже бледным светом луны. Шестое чувство подсказывало, что эта девушка была предназначена Микаге судьбой, ведь впервые за прошедшее тысячелетие он почувствовал, что мог убить её, разорвать на клочки, съесть, изнасиловать, отомстить за всё, за то, что заставила пройти через муки, которые разрушили его окончательно разорвать кармические узы, связавшие его на долгие века.       «Прекрати. Заткнись! Заткнись! Заткнись к чертям собачьим!»       Микаге до боли зажмурил глаза, вцепившись в короткие чёрные волосы. Образы, вереницей появлявшиеся перед глазами, заставляли желудок выворачиваться наизнанку. Писатель метался по постели в бреду, ощущая, как конечности горят, желудок словно сворачивается в трубочку, а возбуждение, бьющееся внизу живота, изводит незнакомой истомой, которой он никогда не ощущал раньше.       «Врун. Ты же не раз испытывал это, но решил не помнить, трусишка?»       «Захлопнись, мудак!»       Рейдзи сполз с постели вниз, став биться об каркас кровати головой. Каждая клетка горела в огне, навязчивые мысли сводили с ума, мозг отключился, отказываясь слушаться, тошнота обжигала горло изжогой, а ватное тело словно больше не принадлежало ему.       Противный импульс червями разрастался внутри, прорывал внутреннюю опору, шевелился внутри, заставляя всё тело бурно чесаться, болеть, мучиться, гореть, извиваться. Черви шевелились внутри, копошились гнездом, и он не знал, когда этот зуд закончится. Чесалось, всё невыносимо чесалось и болело. Ему хотелось вскрыть кожный покров, обнажить мясо, заставляя этих паразитов вылиться вместе с кровью наружу.       «Перед глазами — он, ещё совсем молодой, но другой, — с потухшим неосознанным взглядом и когтями, покрытыми кровью. Родинка под правым глазом едва заметна, потому что его лицо тоже перемазано кровью. Во рту — противный металлический привкус, смешанный с солью. Он корчится в агонии, валяясь на земле. Волосы выпадают один за другим. Его бледная некогда кожа гниёт заживо, противно воняя. Изнутри всё тоже разлагается, и его тошнит не только желчью, но и кровью, а так же кусочками лёгких и желудка. Он не жив и не мёртв, словно отвратительный уродливый цветок, проходящий процесс гниения. Каждая мышца одрябла, ослабла, повисла как плетёная верёвка. В один момент некогда здоровое тело превратилось в отвратительный ещё живой скелет, обтянутый кожей. Он не может дышать, потому что каждый вздох, — мучение, от которого хочется выть волком, но сил нет, да и кровь, булькающая во рту, мешает выстраивать речь в связные предложения или даже издавать звуки. Это болезненное убийство было придумано садистом, никак иначе.       Икуэ стоит напротив него. Её фиолетовые глаза расширены от ужаса, пока она держит в руках фамильный клинок, которым пронзила его в плечо. Губы жрицы дрожат, тело колотится от страха. А на лице застыло отвращение, смешанное с жалостью. От этого выражения ему хочется прикончить женщину только сильнее. Эта дрянь убила его самым болезненным и ужасным способом, хотя обещала, что всегда будет защищать. Защищать несмотря ни на что. Даже если придётся умереть самой».       «Предательница. Обманщица. Грешница».       Он никогда ей этого не простит. Никогда и во веки веков не даст себе забыть о том, через что она заставила его пройти. Вместо высохших слёз — искривлённые гневом черты. Немощная рука из последних сил сжимала лезвие клинка».       «В следующий раз это лезвие окажется в её горле. Она прочувствует на себе то, через что заставила пройти меня.       Хочу убить её. Раздавить ботинком как муравья, прихлопнуть словно муху. Расчленить на части, вырвать кишку и обмотать ей её собственное горло, а затем придушить. Заставить плакать и слизать эти слёзы, насладившись страданиями вдоволь.       Хочу прижать её тонкое тело к земле, разорвать одежду, сдавить грудь и войти до основания, целуя и вызывая в ней отвращение, смешанное с животным возбуждением. Её шоколадные волосы будут пропитаны манящими травами, а на губах останется сладкий отпечаток фруктов, которые она ела на завтрак. Этот коктейль смешается с кровью. Затем она лишится своих глаз. Прекрасных, словно драгоценные камни, манящих, будто слитки золота, ярких, как само солнце. Я вырву их вместе с нервами, а затем раздавлю в руке, обратив в кроваво-коричневую вязкую субстанцию       Столь мучительная кончина как никому другому подойдёт такой предательнице как она».       Сайто Каори. Он обязательно выследит её. Выследит и убьёт самым жестоким образом, как и подобается сдохнуть предательнице вроде неё. Он не даст ей спокойно уйти в мир иной. Сделает всё так, чтобы девчушка пожалела о том, что родилась на белый свет.       На лбу была кровь. Кажется, он невзначай разбил голову. Блаженная улыбка коснулась губ, исказив их в злорадной гримасе. Он коснулся рукой холодной дорожки, стекающей от переносицы по носу к губам. Субстанция, пропитавшая подушечки пальцев, окрасила их в алый. Микаге слизал кровь, с удовольствием смешивая её привкус с желчью, которой отдавало в горле.       Он дёрнулся, чувствуя, как ткань брюк натянулась, а в области паха сильно сдавливало, требовало освобождения. Ахнув, он приоткрыл рот, удивляясь тому, как сильно возбудился. Раньше он не чувствовал такой невообразимой тяги, желания секса, граничившего с жаждой воды.       Он стянул с себя ремень, отбросив его в сторону, затем снял брюки и нижнее бельё, целиком освободившись снизу. Рука снова чесалась, но больше всего он хотел коснуться возбуждённого органа, который казался раскалённым словно уголь.       Сначала он прошёлся по основанию лёгкими как пёрышко касаниями. С губ писателя слетел лёгкий стон, а щёки обдало непрошенным болезненным румянцем. Тело, горящее в агонии, безумные мысли и непрекращающийся зуд, — всё это отошло на второй план, приковывая собственное внимание к возбуждению, которое завладело им единым импульсом. Затем он захватил член ладонью, став двигать рукой по всей длине. Больно натирая головку и подцепляя кожицу ногтем, Рейдзи выстанывал обрывистые вздохи, сгорая от невообразимого шквала удовольствия.       Отвращение, смешивающееся с мазохизмом, а так же извращенным удовольствием от представленных в голове картин, — всё это побуждало Микаге прийти к пику, излившись в собственную ладонь.       Тяжело дыша, писатель открыл глаза, глядя, как вязкая субстанция, покрывающая его тонкие, длинные пальцы, стекала вниз по ладони к запястью, украшенному уродливыми царапинами.       Никто никогда в здравом уме не стал бы спать с таким как Микаге. Отвратительный, уродливый монстр, разум которого давно уже был подвержен метастазам, а в теле его копошилась свора паразитов.       Он тяжело дышал, откинув голову назад. Отвратительные образы заставляли разум пылать, а тело изнывать болезненной истомой. Микаге получил долгожданную разрядку, но ему хотелось больше. Ещё большего. Чего-то большего, интенсивного, что помогло бы выплеснуть весь скопившийся адреналин, сумело избавить организм от кортизола, нарушавшего баланс биохимии в крови. Микаге покачал головой и спешно оделся, прикрыв глаза.       «Люк. Старый люк в одном из спальных тихих районов, где никогда раньше не случалось несчастных случаев, а уж тем более убийств. Мальчик, что едва удерживался за край, дабы не рухнуть вниз прямо в канализацию. Микаге с усмешкой на лице наблюдал за тем, как он борется за жизнь, как цеплялся за жалкую жизнь в надежде, что вылезет на поверхность или кто-то придёт на помощь (не то, чтобы Микаге не подумал о том, что такое может быть, тогда ему пришлось бы убить сразу двоих, а не одного, только и всего. Всё просто, как и посчитать дважды два в уме). А потом послышались громкий крик и приглушённый звук падения. Микаге усмехнулся, затем, убрав руки в карманы, повернулся, чтобы уйти. Здесь ему ещё четырнадцать, он молод, энергичен и ищет глубоких чувств, которых не существует в этом мире. Такой глупый, наивный ребёнок с розовыми мечтами и отравленным от природы мозгом».       «Вторая сцена спектакля ещё более отвратная. Он, очнувшийся в переулке, держал в руках чужую конечность и откусывал куски плоти заострившимися зубами. Свежая плоть, пахнущая кровью, вызывала приступ тошноты, а осознание того, что было во рту, только подогревало её ещё сильнее. Металл, соль, желчь и непрожёванные куски, — всё это в миг оказалось на земле, когда его знатно прочистило. Микаге поспешил скрыться с места преступления, хотя прекрасно знал, что уже знатно наследил. Если бы полиция не опустила руки, возможно, его бы давно привлекли по этому делу. Или хотя бы допросили в качестве случайного свидетеля. Кто знает, сколько следов ДНК он оставил в тот проклятый день…»       Он помнил, как очнулся на месте преступления ещё раз, придя в себя тогда, когда повстречал злосчастную Сайто Каори. Но, благо, в тот раз он не успел ничего сделать, только аккуратно перерезал артерию на горле несчастной жертвы когтями и, запачкав одну руку, пришёл в себя. Иначе случайную свидетельницу тоже пришлось бы убрать.       Микаге издал громкий стон, ударившись головой об кровать. Он был на грани безумия, опустошенный внутри, погрязший в пороке и утонувший в отчаянии. Ему хотелось прикончить себя ровно так же, как хотелось убить кого-нибудь другого. Отвращение вальсировало на грани с удовольствием, и он, судорожно царапая запястье и шею, пытался нормализовать собственное дыхание, зачесывая волосы назад. Липкие от крови локоны казались противными на ощупь, засаленные от пота, так как он болел и уже три дня не принимал душ.       Внезапно в дверь постучали. Последовало три коротких звука, после чего послышался знакомый голос прислуги.       — Микаге-сан, пожалуйста, откройте дверь. Уже вечер. Я понимаю, что вам плохо, но нужно хотя бы поужинать.       «Почему она всё ещё здесь?!»       Тревога завладела телом, натянула мышцы словно провода, по ним импульсом бегало электричество, вызывая холодные мурашки. Он точно не выдержит, если кто-то прямо сейчас войдёт внутрь.       — Не входи! Уходи домой… сейчас же! — тревожный крик сорвался с губ Микаге. Он, сжавшись в комок, прикрыл уши, дабы изолировать себя от голосов и звуков. Мысли бесконечной патокой текли в голове, грязные и порочные, заполняли сосуд до краёв и выливались уродливой гнилью за его пределы.       — Ну уж нет, Микаге-сан, вам нужно поесть, — послышался бодрый голосок этой дурочки, и зазвенели ключи. Рейдзи раскрыл золотые глаза, которые загорелись паникой, и, потеряв дар речи, вслушивался в то, как медленно провернулись два оборота в замочной скважине, а затем заскрипела дверь, открывая его взгляду часть тёмного коридора и девушку, что прошла с подносом в спальню.       «Чёртова дура…!»       Микаге поднял голову. В золотых глазах мужчины горело безумие. Он не видел лица служанки, но заметил, что она не приметила ничего странного в нём, пока проходила к прикроватному столику, чтобы оставить его ужин там. Писатель ухмыльнулся, и эта кривая усмешка вызвала волну возбуждения, которую он подавлял прежде. Животное в нём бушевало словно дикий пес, сорвавшийся с цепи, заставило писателя в миг потерять трезвость ума, позволив себе поддаться инстинктам, твердившим ему взять женщину силой.       С небывалым хладнокровием Микаге поднялся с колен и, схватив девчонку, успевшую поставить несчастный поднос на столик, швырнул её лёгкое тело на кровать, в одно мгновение оказавшись сверху и удерживая за запястья над головой.       Красавица под ним обомлела и, зардевшись словно помидор, смотрела на того, кем восхищалась. Однако одновременно с этим тревожилась, ведь положение было, мягко говоря, провокационное. Её светлые длинные пряди красивым каскадом разметались по простыням, а зелёные глаза смотрели на Микаге со смесью непонимания, страха и волнения.       Однако её эмоции сейчас имели для Микаге последнее значение. Ведомый инстинктами, он думал лишь о том, как опробовать её тело целиком, не слишком задумываясь над последствиями своих поступков.       Не отпуская запястьев и игнорируя то, как она ёрзала под ним, писатель развязал передник её униформы, выкинув его куда подальше и оставив служанку лежать в одном чёрном платье.       — Микаге-сан, что вы… делаете?! — взмолилась она, а к нежно- зелёным глазам прилили слёзы, которые на секунду отрезвили его. Откинув сомнения прочь, Микаге усмехнулся. Ему просто нужна была разрядка, и он получит её, чего бы ему это не стоило.       — Успокойся. Разве ты тоже этого не хотела? — произнёс Рейдзи голосом, который показался ему самому слишком хриплым, отстранённым. Возникало ощущение, будто эти звуки издавали не его собственные голосовые связки. — Я видел взгляды, которыми ты провожаешь меня каждый раз. Я не тупой, так что заткнись.       Она покачала головой, и Рейдзи цыкнул, сильнее стиснув её запястья. Если она собиралась упрямиться, он просто вынудит её или убьёт. Ему некогда было возиться с сопливой девчонкой, которая представляла первый раз с любимым райской сценой, списанной из дешёвого любовного романа.       — Или такой я тебе противен? Отвратителен, потому что неприятно пахну и измазан в крови, верно?       Девчушка, что забавно, перестала бурно сопротивляться, вновь покачав головой. Микаге же с абсолютно отсутствующим выражением на лице принял её отрицание как данность и нагнулся, чтобы властно поцеловать. Он вплел пальцы в пышную копну волос клубничной блондинки, углубляя поцелуй, другой рукой прошёлся пальцами по контурам её сформировавшегося тела, затем приподнял подол длинного платья и огладил бедро со внутренней стороны. Девушка издала громкий стон в поцелуй, и Микаге стал подступать выше, нырнув рукой под лиф платья и оглаживая плоский живот.       — Микаге-сан, — произнесла служанка, когда он оторвался от поцелуя и временно отпустил её запястья, — почему вы делаете это? Ведь я вам даже не нравлюсь.       — Потому что хочу. Или ты против? — хмуро произнёс Микаге, остановившись и смотря на неё свысока. Девушка, распаленая предыдущим напором, кажется расслабилась, потому что больше не извивалась под ним, а лишь пыталась отдышаться.       — Я не знаю, — это был максимально уклончивый ответ, особенно от дамы, что буквально растаяла, как только он стал немного нежнее.       Микаге небрежно фыркнул, затем стянул с неё платье, выбросив его куда подальше. В нём вновь заговорило раздражение, которое подстёгивало продолжать дальше. Все девчонки были слишком предсказуемы и легко сдавались, стоило мужчине лишь немного проявить напор.       Внезапно перед глазами возник образ той отстранённой малявки. Её глаза, которые были пронизаны лишь печалью и жалостью к нему, но ничем большим. Смущение, которое больше походило на неловкость, чем жажду контакта. Микаге нагнулся к прислуге и страстно поцеловал её. Он представил, что перед ним была не эта девушка, а Сайто с её длинными чёрными волосами, с любовью смотрящая на него аметистовым омутом глаз.       Микаге приподнял тонкое тело девушки над кроватью, расстегнув застёжку на нежно-розовом бюстгальтере, затем откинул его прочь, пробежавшись взглядом по груди, которую нельзя было назвать ни большой, ни маленькой. Служанка, лежащая под ним, правда была симпатичной, но не в его вкусе. Рейдзи бы ни за что не переспал с ней, если бы не нуждался в срочном выплеске эмоций.       Самое ироничное, что он забыл, как её зовут. Вот настолько Рейдзи было наплевать на людей. Таким отвратительным человеком он был. Человеком ли…?       «Заглохни сейчас же, тупой самурай».       Микаге до хруста стиснул челюсти и кажется удивил их скрипом партнёршу, которая не до конца понимала, что происходило, и лежала под ним растерянная, но теперь уже ничуть не возражавшая против внимания кумира к своей персоне.       Микаге больно смял грудь служанки одной рукой, другой, не медля, потянулся к краю трусиков и легонько поддел край острым ногтем, тем самым поддразнив её и вызывая мучительный стон. Отойдя прочь, Рейдзи достал припрятанную в прикроватном шкафчике смазку (на всякий случай, потому что он всё же мужчина со своими потребностями, а не полный импотент, хотя годами прекрасно обходился без интима с кем-либо, предпочитая не зависеть от физиологии). Он щедро полил ею пальцы, оттянул ткань трусиков в сторону и, стремясь как можно быстрее дойти до кульминации, ввёл первый в сухое лоно девушки. Она издала громкий стон, выгнувшись ему навстречу. Затем спустя несколько неглубоких проникновений Микаге добавил второй палец, нагнувшись к служанке и запечатлев на её губах лёгкий поцелуй. Расслабившись, партнёрша потянулась к нему руками, пытаясь расстегнуть пуговицы на чёрной рубашке.       Микаге представил, что на месте служанки была Сайто. Её нежные, тонкие пальчики быстро и ловко расстегивали его рубашку, а затем сняли с него её. Он бы провёл рукой по чёрным кудрям, глядя в эти проникновенные аметистовые глаз, а потом снял с себя брюки и проник в неё целиком, лишая девственности.       «Прекрати».       Сердце зашлось в груди, бурно и непривычно, неприятно и пошло. Пока он избавлялся от брюк и нижнего белья, стягивая их уже во второй раз, то пробежался взглядом по хорошенькой девушке под ним. Чего ему не хватало? Почему перед глазами была та обманщица, которая лишь выглядела ангелом, а на деле оказалась предательницей и грешницей?       «Чертовка…!»       Разозлившись, Микаге проник внутрь партнерши, удивляясь тому воплю, что смогло издать её горло. Девушка не была узкой, да и судя по тому, как реагировала, это был у неё не первый половой акт.       Да, немного разочаровывало, но между тем вызывало облегчение, потому что он мог представить, что для служанки это тоже было ни к чему не обязывающее удовлетворение потребностей, не больше. Никакой тупой романтики и обещаний быть верным до гроба. Микаге тошнило от приторной начинки романтики, потому что он знал, что в конце пустых слов ждало очередное предательство и последующее ему разочарование.       Он двигался словно отточенный механизм, не думая ни о чём, зацикленный лишь на звуках, запахах и ощущениях. Всё произошло быстро, и Рейдзи почувствовал, как мышцы стали сокращаться. Он вовремя вышел из неё, излившись на бледные бёдра служанки и смятые простыни, затем тяжело вздохнул, понимая, что разрядка, наконец, дала ему временный контроль над потоком мыслей. Он вылил весь негатив, иссушив себя без остатка, а теперь был истощён и дико хотел спать.       — Микаге-сан, вам бы душ принять, — произнесла клубничная блондинка, проведя пальцем по его шее, пока он лежал, прижавшись к её груди. Рейдзи давно не чувствовал человеческого тепла и тянулся к нему так, словно был мотыльком. Вот только мотылёк, подлетевший к пламени слишком близко, всегда сгорал. И писатель больше не хотел испытывать адские муки предательства. Поэтому близость ему тоже была не нужна.       — М-м-м, позже. Сейчас хочу спать, — лениво прошептал он, прикрыв глаза. На разговор писатель тоже не был настроен. Он радовался, что пока что пришёл в сознание и мог контролировать себя, поэтому удерживал служанку в объятиях, боясь остаться один и снова заблудиться в дебрях порочного разума.       — Можно я спрошу у вас кое-что личное? — начала было служанка, и Микаге приоткрыл один глаз, взглянув на неё. Расценив молчание за положительный ответ, она поинтересовалась. — Эти царапины… откуда они? И кровь у вас на лбу…       — А, это… — небрежно начал он, сказав ей полуправду, — у меня аутоагрессия. Когда злюсь или нервничаю, то хочу причинить себе боль. Так становится чуть легче.       — Вы поэтому почти не едите? — проницательно поинтересовалась она, глядя на писателя яркими зелёными глазами, и Микаге подумал, что, возможно, она не такая глупышка, какой он её считал всё это время.       — Кто знает. Может быть, и поэтому, — на этом Микаге больше не разговаривал. Он вновь прикрыл глаза, позволяя себе погрузиться во тьму, в которой ещё какое-то время видел перед собой знакомые очертания Икуэ, так похожей на ту незнакомку, что повстречал недавно.       Когда Микаге встретил Сайто Каори, то понял, что часы приближали его жизнь к концу, зависая на отметке без пяти полночь.       С её появлением для Микаге наступил холодный декабрь, и писатель медленно, но верно стал сходить с ума, подводя себя всё ближе и ближе к печальному, но закономерному итогу.