Переплетение

      Сумасшествие. Это всë не было сном.              — Скажи спасибо, что без руки не осталась, — шипит старик, одергивая заляпаный кровью – моей, господибоже кровью – пиджак, раздраженно кривясь и отступая от кушетки. — Радуетесь, мастер, вовремя привели. — Хмуро бросает несчастному тренеру, мнущемуся на пороге, — попади она в лекарню и началось бы разбирательство, откуда у адептки Торн вместе тренировочного меча в руках оказалась зачарованная сталь.       Судя по давящему на плечи молчанию это интересно знать и самому спасителю, тяжесть его слов можно буквально пощупать. Но мастер только выдыхает весь воздух из легких, будто и не дышал до слов старшего мужчины. Огибает старика по дуге и садится, почти падает все весом, на край отвратительно скрипнувшей кушетки.       — Живая? — прикосновение к волосам заставляет замереть, отчаянно стараясь смотреть только в стену перед собой. Она вон какая интересная, с бегущими вверх цветными змейками. Интересно же. А вот касание для преподавателя слишком близкое, большой палец мягко гладит по уцелевшему плечу, а сам мужчина рассеяно улыбается.       Но на самом деле метод избежать неудобных вопросов хороший – руководитель экспедиции всегда отвлекался на своего пса Байкала, а этот... глюк-не-глюк вот о покалеченной студентке волнуется.       Тянуло лечь обратно. И желательно без всяких трепетно по плечу поглаживающих мужиков.       — Да что с ней сделается. Чай не стеклянная, — пыхтит дедок, запихивая инструменты в такой обычный, совсем не магический на вид, саквояж, — а вот шрам останется, не обессудьте, студентка.       По привычке непосвоейпривычке пожала плечами, чтобы тут же скривиться от радостно рванувшей во все стороны боли. Жалеть особо было не о чем, тело, как ни странно, вообще не моë. С моей тушки синяки не сходили, а детство оставило на память достаточно шрамов, так что одним больше или меньше роли не играло. Это хозяйка наверняка впала бы в истерику, как знать, подозрительно терпимо было это тело к боли.       Из размышлений выдернули очередное, далеко не случайное прикосновение, от которого хотелось если не отшатнуться, то хотя бы отстраниться. Касания были слишком личным, напоминающим о прошлом, от которого по спине табунов вверх рванули склизкие мурашки. И дед как назло спешно убрался прочь.       — Ллэри?       Ну точно ощутил, как передернулась под его рукой. Гадство.       — Мне очень плохо.       Голос не подвел – звучал тонко и жалко, почти слезливо. И даже не ложь. Боль правда пульсировала настойчиво, не давая забыть о себе даже на минуту и подташнивало, так что при худшем раскладе можно познакомить этого не знающего понятия о личных границах с содержимым желудка.       Тот правда о угрозе не подозревал, а сполз со скрипящей конструкции вниз, чтобы оказаться на корточки и прихватив за пальцы не пострадавшей руки трепетно заглянул в глаза. Но ничего жуткого прозвучать не успело.       Дверь распахнулась с грохотом, заставившим испуганно ухнуть дедка-спасителя далеко в коридоре, но это никого не смутило.       — И куда ты сунулась вообще? — Эффи рванула мимо мастера, ничуть не удивленная коленопреклонённой позой. С русых волос стекала вода, что ничуть не смущало девушку, она ухватила пальцами за щеки, крутя голову в разные стороны.       — Студентка Пейл! — кашлянул мужчина, поднявшийся так резко, что вот у меня лично в глазах бы потемнело и глядящий так, словно соседушка нас за чем-то серьезным застала. Вон как хмурится недовольно. Гримаса эта его возраст и выдала, как-то разом резко обнажив глубокие морщины, показав человека больше склонного кривит вот такие злобные рожи, было что-то ещё, но мысль ускользнула на фоне назревающей стычки, — ваше поведение... — он даже шагнул в сторону юркой студентки, одним этим подбивая тоже подорваться и вклиниться между ними. Только вот подняться на защиту мне и шанса не дали.       — А ваше, ма-аастер? — Эффи крутанулась резко, щедро оросив водой с мокрых волос, — Аллэрин сейчас не под вашим ведением или это новый приказ Совета: перебить всех недостойных?! Мне сообщить комитету о замалчивании происшествия?       Угроза подействовала, мастер по оружию как-то разом растерял всю свою грозность, рассматривая Пейл так, будто хотел девушку не отчислить, нет – прибить для верности. Сжал челюсть так, что желваки угрожающе обозначились под кожей, но отступил молча, только уходя обернулся, чтобы посмотреть таким странным взглядом, что у меня всё внутри сжалось.       Соседка громко выдохнула, сгорбив плечи под неведомой тяжестью, точно бой неравный вела, сцапала с соседней койки чистое накрахмаленное постельное и нагло промокнула в него волосы. Невнятно ворчать правда при этом не престала:       — Наглец. Чехол для... И что в нем все находят...       И вот сразу стало ясно, меня тоже немилостиво к этим «всем» причислили. Полюбоваться на излишнюю близость к студентке девушка видимо успела, в идеале стоило поддержать сложившееся мнение о дурочке ложащейся под преподавателей ради рейтинга; присматривались к таким всегда вскользь, брезгуя задерживаться на чужих способах получения оценок, а значит риски выдать себя сводились к нулю.              — Ну... он красивый? — глупо захлопала глазами в лучших традициях кокеток из старых ситкомов. Стоило для начала понять, меня ли примчалась спасать моя невольная надзирательница или её ревность шрамоголового пригнала. Как нашла только, раз меня притащили не в лазарет.       И то ли шутка вышла не удачной, то ли вкусы у нас различались, а дядька, если бы не его замашки, был бы даже симпатичным, но взгляд Эффи выражал только интерес. Интерес сколько раз и как часто меня роняли головой вниз. А в том, что роняли, сомнений у Пейл не было.       — Не шути с таким глупым лицом, — морщит нос соседка, садясь рядом, — все знают, что ублюдок рыскает в поисках ресурса для старейшин. Вы может и не следите за теми, ко падает с вершины, но мы-то видим, как провалившиеся исчезают. Мол «не выдержали позора и вернулись домой». — Изображает Эффи чей-то менторский тон, важно вскинув указательный палец. И то ли свет так играл. то ли мне досталось больше, чем хотелось думать, но глаза соседки точно золотом сверкнули, — только когда этот проклятый туман хоть кого-то выпускал. — Неожиданно сдувшись глухо заканчивает девушка, садясь на соседнюю кровать.       Мне хотелось бы знать, о чем она говорит – всё таки исчезновение студентов это же не шутки. Особенно таких неудачников как... не я, но я. Она... настоящая хозяйка тела, вот. Но я не знала. И оставалось только надеяться, что студенты и правда уезжали, а народ состряпал пугающую байку.       В замке окруженном туманом, где из развлечений только учёба и правда же можно было чокнуться.       Освобождения, в силу того, что докладывать о моём ранении никто и не собирался, мне не светило, поэтому мы поплелись к комнату, где похрустели сухофруктами и завалились спать. Эффи щедро поделилась какой-то вонючей настойкой от боли, весело объявив это орудие пыток «специальным бабушкиным рецептом». Глаза от забористой гадости полезли на лоб и я хотела спросить, а не продавали ли ей бабка яды, но сон нагнал раньше.       Как оказалось в последствии – зря. *       Это был лес. Опять. Может быть даже тот же самый, для полной картины не хватало одного ритуального камня и не хватало, только вот исполины деревья сияли точно покрытые инеем, а вездесущий туман был таким густым, что его можно было зачерпнуть в ладони. Что я и сделала, бездумно собирая седую массу в снежок. Было даже обидно – вездесущий туман пробирался и во сны, не позволяя забыть о себя и на секунду.       Первыми зазвучали голоса, обрывки слов звучали точно совсем рядом, но далеко, заставляя крутить головой в поисках хоть кого-то.       — ... разрыв... — первый был незнаком, доносящийся точно ото всюду, от него почему-то было холодно. Ну точно одеяло во сне свалилось и чудиться всякое-       — Не возможно, Асс чувствовал, что призвал тебя. Любой бы ошибся, но он бегает за тобой как только ходить научился. Ошибись он и тут бы шарили Инквизиторы, — Ашша, та гордая шатенка, чуть ли не правая рука мрачного лидера группы, упрямо мотает головой, по-детски жмурясь и беспомощно оседая на такую же серую сияющую траву. Её собеседница опускается рядом, позволяя, наконец, мне увидеть двух девушек. Шатенка не стесняясь падает головой на колени состоящей из звездного света девушке, обнимая ту за талию и утыкаясь в живот.       Осознание пробивает насквозь. Аллэрин. Та самая Аллэрин, чьё место я по какой-то странной случайности заняла, вышвырнув похоже настоящую хозяйку из тела и оставив её призраком бродить по этому жуткому лесу.       Было стыдно. Почти. Жить всё же хотелось и мне самой.       — Не плачь, — настоящая Аллэрин просит тихо, нежно перебирая тяжелые кудри, и хоть говорит она это на ухо своей вздрагивающей подруге, взгляд пустых бесцветных глаз направлен прямо на меня. И это этого так стыдно, как за подглядыванием поймали. — Отступники не оставляют свидетелей, слава Свету, что Мару удалось отбить у него моё тело, ублюдки захотели крови основателей испить. Представь, что было бы! Ассандр смог вытянуть осколок души. Сама взгляни, — Аллэрин мягко цепляет подругу за подбородок, заставляя повернуть голову в мою сторону, — она тоже я не попавшая под взор Старейшин.       Ашша показательно закатывает глаза, звонко цокая и поднимаясь.       — Только магии у неё нет. Слепых у нас нет, заметят–узнают–и да здравствует Сожжение обратившихся ко тьме. И сказочки про осколки душ не спасут, Ллэри.       — Для этого мы здесь, — неожиданно улыбается девушка, поднимаясь на ноги и улыбка её буквально сияет.       Туман медленно, точно неохотно отступает. Постепенно на фоне серого плена начинают проступать высоченные обелиски — величественные стражи, берегущие древние тайны. Их грани испещрены странными символами, извивающимися и накрадывающимися друг на друга, как древние заклинания, оставленные в невидимом шёпоте времени.       Даже с первого взгляда чувствуется, что эти узоры живые — они пульсируют, как сердца, отданные этой магии миллионами волшебников до, символы изогнутые и закрученные, сплетаются в абстрактные рисунки, которые, кажется, оживают с каждым ударом иллюзорного сердца магии — они пульсируют, завихряются, притягивая взгляд, словно манящие в глубокую бездну магии. В каждом узоре скрыто дыхание стихий: огнем жгучие линии, водопадом струящиеся формы и листва, шепчущая о земле. Цвета, наполняющие эти загадочные знаки, переливаются, словно яркое утреннее солнце, сливаясь в неповторимые оттенки. Сияние стихий наполняет эти изображения, обвивая обелиски мягким свечением — от яркого изумрудного до глубокого лазурного. Каждый завихрённый рисунок, каждый знак на камне наливается силой. Манящей прикоснуться.       Легкий шёпот — то ли ветер, то ли отголоски древних заклинаний, звучит всё громче. Зовёт. Отрезая от всего остального мира. Завораживая. Обещая всё, что когда либо мог желать человек. Яркие всполохи магии сгущаются в воздухе, яркими столпами стремящиеся к небесам, окрашивающие туман в неведанные краски. Каждый шаг под молчаливыми выжидающими взглядами отдаётся оглушающим грохотом крови в ушах. И в этот миг мир будто замирает.       Эффи держит за плечо крепко, сжимая до боли с гневно рассматривая замерших устроившихся в корнях исполинского дуба девушек. И это заставляет очнуться от завораживающего чувства. Янтарные глаза напротив напоминают два обжигающих солнца и остаётся только радоваться, что обжигающая ярость направлена не на меня.       — Я так хотела ошибиться. — Бормочет разочарованно, глядя исключительно на шагнувшую ближе Ашшу. — Так страшно умереть, что любые жертвы меркнут? Она не душа – осколок. Сгорит и всё!       Аллэрин оказывается за её спиной резко, точно переместившись, как это делали все призраки по мнению простых людей, и пробует отпихнуть зарычавшую Эффи с тропинки, освещаемой запутанными в серой траве звездами.       — Почему ты здесь? — Вскрикивает зло, едва не топая от злости, пихая неожиданную участницу в плечо. — Почему?!       — Ты всегда была странной, к у з и н а, — а вот и ответ, отчего соседка подорвалась искать потерявшуюся раненую меня, — лунатиком ты никогда не была, Али. Думала тебе всё королевское созвездие разом на голову рухнуло, а оно вот как. Ты погибла, но вы настолько испугались вернуться домой с позором, попасть под печать Памяти, что вытащили свою лишённую магии часть из пустого мира. Очень благородно.       Разочарование в голосе моей случайной заступницы можно буквально пощупать. И мне хочется успокоить её, что бы кто-то успокоил меня, что всё не так страшно. Но это страшно. Особенно когда я не по своей воле огибаю замершую на дорожке троицу, приближаясь в обелискам и прикасаюсь к одному их них.       Обжигает не руку. Жар разрастается в районе сердца, всё ширясь и ширясь с каждым мигом. И правда угрожая сжечь как повторяли все здесь.       Пироманы гребанные.       — Баттико! — кричит Ашша, вскинув голову к цветному пестрому небу.       Слишком поздно, а дух-хранитель впервые подло безмолвствует.