Переплетение

      Под ногами расплескалось зеленое море. Бескрайнее, волнующее, от красоты которого сердце екало в восторге. А может это были зачатки истерики – вид хоть того и стоил, но подъем на нависшую над этим великолепием скалу дался тяжело, а впереди ещё был спуск при мысли о котором хотелось стучать ногами и тянуть драматичное: «брось меня здесь».       — Знаешь, — Марк запрокидывает голову к тяжелому свинцовому небу, подставляя лицо теплым каплям дождя, позволяя смыть городскую пыль вслед вечным тревогам, вглядываясь в тяжелые тучи так, точно видел там ответы на все невысказанные вопросы. — Я бы хотел жить в лесу.       Признание даже не удивляет. Ветреная натура никогда не держала парня на одном месте, Лиза всегда весело пожимала плечами: «близнецы же» утыкаясь в очередной расклад и споря с подругой о чтении чего-то перевернутого. Капризное стремление брата к свободе её давно не удивляло. Мне же оставалось бежать следом, рискуя однажды споткнуться.       — Один?       Вопрос застывает в воздухе, оставшийся без ответа. Только Марк в этой ставшей резко неуютной тишине наконец смотрит на меня, привалившуюся к чужом плечу в попытке удержать его здесь, точно заглядывая прямо в душу, выискивая что-то, известное лишь ему и грустно улыбается, находя для себя ответ.       Его молчание давит, гнет к земле и прежде, чем очередной требовательный вопрос успевает сорваться с языка на мир обрушается оглушительный раскат грома, накрывая сверху шумом дождя. Парень ответил что-то, я точно видела движение губ, но вместо слов, от которых сердце замерло в ожидании… слева обожгло болью, а откуда-то сверху рявкнули далеко не мужественно:       — Я не хочу получить за тебя выговор.       Да. Дикий кошмар продолжался. Да как вообще можно спать в собственном сне?!       Девушка, нависшая сверху едва ли не рычит, очевидно зная правила какой-то неведомой мне игры. Наказать не виновника, а постороннего человека – это напоминало дикие нравы с мальчиками для битья и отдавало чем-то горько средневековым, так нелепо всплывшим в моей памяти и похоже, нашедшем воплощение в бредовом сне.       Только наверняка те самые мальчики для битья не награждали тычками под ребра и не выдирали одеяло, чтобы явить нерасторопную особу новому дню.       — Обычно ваши порасторопнее и ещё до первых звонарей во дворе. Не поторопишься – ждут тебя котлы с пиявками.       Звук, перекочевавший в мой сон громом всё раздавался и раздавался, утихая в темных уголках замка и тонул в тумане за стеной. К кому меня так щедро опять причислили ещё предстояло разобраться, а пока оставалось только срываться следом за девушкой, чтобы не потеряться в хитроделанных лабиринтах коридоров и точно нарваться на наказание. От перспективы передернуло. Пиявки – ну мерзость же.       Хорошо вышколенная толпа, выкатившаяся в огромный внутренний двор, казалась немой. Ни одного возмущенного шепотка или зевка, даже просто хорошо знакомого студенческого гвалта, который был неизбежен с таким количеством народа. Но нет. Студенты даже не ежились от утренней прохлады, пока я стягивала полы мантии сильнее, в надежде не отморозить пальцы, была, конечно, вероятность, что это от того, что их любимая соседка не выволокла на построение в тонкой ночнушке и тонкой тряпке поверх. Но выглядели те, как кошмар любой совы – бодрыми и готовыми приветствовать этот мир с рассветом.       Эффиния нагло проскользнула в самую середину толпы, а те, как завороженные взирали лишь в пустой центр двора, где высилась определённо абстракция: расколотые на семь разных кусков камни разной формы и непонятно как висящие в воздухе. И никто даже не пискнул, когда я все-таки оступилась и со всего маха всадила каблук в чью-то ногу. Но промолчал этот кто-то очень выразительно – у меня даже волосы на затылке зашевелились.       — Волей Пресветлой мы приветствуем новый день! — от басовитого голоса, накрывшего разом весь двор, я чуть не подскочила на месте, разом позабыв о планах пробормотать дежурное «извините» жертве своей неуклюжести. Укутанный в белую, сияющее белую хламиду рослый мужчина, возникший как на пустом месте, точно материализовался уже у статуи–абстракции, до отвратного напоминал монахов, к которым я успела воспылать лютой нелюбовью после всех раскопок. Эти ребята вечно устраивали протесты, обвиняя в хищении древностей, а не изучении.       Так что да – мужик мне не понравился сразу.       — Её волей мы спаслись от ужасных порождений Тьмы и Хаоса, чтобы однажды дать им отпор и вернуть то, что у нас отняли. — Продолжал надрываться этот «монах» и что самое страшное – слова его очевидно находили отклик в студентах, те как-то расправляли плечи, вскидывали головы, являя свою готовность мстить черт знает кому. — Наступившая ночь темна, но наши звезды, — мужчина торжественно обернулся к стоящей в отдалении от всех, ближе к нему, группе, где мелькнули лица моих вчерашних знакомцев и ещё десятка неизвестных парней и девушек. Вот кто стоял точно палку проглотили и точно боясь выдохнуть, глядя исключительно в пустоту перед собой, — сияют куда ярче, они осветят нам путь и поведут за собой. А теперь…       О как. Целое собрание ради восхваления кучки местных любимчиков. Мужчина затянул монотонное пение, восхвалявшее Свет, очевидно веселое мероприятие для того, чтобы если кто и хотел спать, то после таких издевательств такое желание пропало начисто. Это было не интересно, а вот то, как иллюзорно зависшие в воздухе осколки занимались каждый своим цветом по мере того, как мужик продолжал петь завораживало своим мягким сиянием. Стоило улучить момент и рассмотреть поближе выдумку собственного сознания.       Но только как ни будь потом. Навязаться с Лизой к её верной подружке помешанной на осознанных снах и вернуться однажды в эту забавную фантазию. А пока хотелось только одного: проснуться в продуваемой всеми ветрами палатке под крики стажеров и бывалых археологов, спорящих до хрипоты, найти во всей этой круговерти Марка и прижавшись к парню рассказать про странный сон, как мы делали каждое утро.       В груди защемило от тоски и хотелось плакать. Даже если во сне не прошел ещё и день, то по ощущения казалось, что близких я не видела уже слишком давно. А от реальности происходящего казалось, что и не увижу уже. Только долго предаваться грусти не вышло – студенты заволновались и наконец поток потянулся обратно к общежитию.       Потоковая аудитория была по настоящему огромной, круглое помещение в одной из башен до которой оказалось добраться настоящим испытанием – как пешком подняться на десятый этаж – и в реальности можно было бы заменить этим кардио тренировку, а так… дыхание удалось восстановить только поднимаясь вверх, на последние ряды. Других мест, как ни странно, не осталось. Таким даже первый курс уже не грешил, но сон есть сон.       — Темно и душно, вот где обитают студенты, — весело фыркнула женщина, удивленно вскидывая тонкую бровь. Да, Ллэри похоже была из тех, кто всегда с сияющими глазами сидел на первых рядах и активно учувствовала в опросе. Это я, наивно поверив, что мой променад наверх, на излюбленную галёрку убережет от вопросов. Но удача даже во все повернулась нижними девяносто. — А ответьте мне Кэрхуа…       Стоит ли говорить, что собственное сознание поизмывалось о души и ответа я не знала? Для меня и вопрос-то прозвучал тарабарщиной: как вопрос из ядерной физике заданный гуманитарию на китайском с несколькими диалектами вперемешку. Женщина растеряно поморгала густо выкрашенными в синий ресницами, неловко кашлянула, скрывая удивление и– да, выписала наказание на издевательски розовом листочке. Там даже время было, выписанное каллиграфическим подчерком и ведущее отсчет до этого самого наказания, что убавило мой первый порыв выкинуть бумажку, особенно под полными непонимания взглядами вчерашней компании. И если рыжик с брюнеткой почти подскочили с места, очевидно изнывая от вопросов, то оставшиеся двое нахмурились сильнее и склонили головы друг к другу и хоть явно шептались, но слышно их не было.       Наказание выпало на местный обед, до которого мне удалось пережить ещё две пары без выговоров нагло проскользнув в кружке каких-то болтливых девчонок, те если и удивились, обменявшись странными взглядами, но ничего не сказали.       А потом я встретилась с ним.       Жутким громадным чугунным котлом, плохо пахнущим, зеленоватым и склизким даже на вид, от чего захотелось кинуть предложенную тряпку обратно лаборанту в лицо. Можно было смириться со многим: плутанием по лесу, странным местом окруженным туманом – даже из окон самой высокой башни за стенами не было видно ничего, кроме этой серой непроглядной стены – и с утренним завыванием странного мужика. Но добровольно лезть в какую-т пакость – увольте. Сон и так неприлично затянулся. И раз уж испробованные щипания самой себя, – а было больно, даже следы от когтей остались темными полумесяцами на запястье, – не помогли пришло время вспомнить трёп Лизки. Та всегда делала большие глаза и страшным голосом вещала: «нельзя говорить во сне, что знаешь, что это сон». Почему так делать нельзя не запомнилось, а других вариантов и не оставалось. Мало ли, во сне порог боли куда выше и собственноручных издевательств мало.       — Это сон… — получилось тихо, лаборант, тощий парнишка с проплешиной в волосах и ухом не повёл, сутулясь под своими колбами, так что я откашлялась и швырнув тряпку в котел повторила громче, — это всё сон.       Парень обернулся, покосился на брошенную утварь для отработки и только хмыкнул насмешливо:       — Первый раз, а? Для таких как ты это точно сон, ну ничего, как все студенты поработаешь. Лишний стимул вернуться на небосвод, звездочка, — и рассмеявшись собственной шутке вернулся к своим делам.       Этот сонный глюк точно был ненормальным и ничего даже не произошло, как бы не пугала Лиза, вся нелепая фантазия не треснула разбитым зеркалом и не осыпалась, оставляя в непроглядной темноте. Поэтому пришлось прикусить язык и не отсвечивать.       После отработки числилось что-то совсем странное, обозванное «танцем лезвий». И как бы не хотелось прогулять выверты собственной фантазии были предсказуемы – так я только устрою себе ещё одно свидание с отвратительным котлом и пиявками, одна из которых оказалась не просто живой, так ещё и шлепнувшись мне на руку поспешила присосаться. Так что на очередное занятие я тащилась злая и отчаявшаяся, был конечно беспроигрышный вариант – убиться, сиганув вниз с ученической башни – после такого точно проснёшься, но даже во сне осознано решить на такое было страшно. Поэтому пока я брела по коридорам, очнувшись лишь когда за нужной дверью вместо привычного амфитеатра аудитории оказался…парк. На первый взгляда показалось именно так.       Свет заходящего солнца окрасивший небо в оттенки ржавой меди и глубокого пурпура не шел ни в какое сравнение с той серой хмарью, окружавшей замок, тут даже ветер шевелил траву, словно желая увести с собой тревоги, чего не было там, в тумане за стеной, мир точно застыл и горечь обмана я осознала болезненно – вместо запаха прелой осенней листвы в воздухе застыл тяжелый запах металла, а жаркая духота дыхнула в лицо.       — Знал, что оценишь, Аллэри, — тренер, высокий и внушительный, с обветренным лицом и перетянутым шрамом через глаз, добродушно улыбнувшись пихнул в спину, — вы, Кэрхуа, плетения видите, а другим все повеселее, чем голые стены.       Я, конечно, ничего не видела, но ответная улыбка сама поползла на лицо, и подвоха я не заметила до самого момента, пока не шагнула в обозначенный мягким сиянием круг следом за задорным незнакомцем с ярко-красными волосами, собранными в тугой хвост. А улыбчивая зараза оказался той ещё подлюкой и не переставая улыбаться развел руки в стороны:       — А вот и первый желающий для показательно боя. Неожиданно конечно… — потирая щетинистый подбородок тише дополнил мужчина.       Показательного… чего? Нет, «лезвия» и так не оставляли простора для фантазий, прямо говоря о дуэльной направленности, но до того все пары представляли собой лишь лекции, и я понадеялась на лучшее – зря. Захотелось попятиться, только в круг шагнула ещё одна девушка с пестрыми зелеными волосами и спиной я упёрлась в невидимую стену. На расстоянии руки в воздухе соткалось два меча, совсем беззвучно, но именно в этот момент мне показалось, что ловушка захлопнулась.       Зычное «в стойки» я уже не слышала, девушка напротив схватила меч уверенно, точно делала это всю жизнь, показательно проведя дугу перед собой, взвешивая оружие и приседая в непонятной позе. Мне так было не скрутиться, но нехороший взгляд темных карих глаз заставил ухватиться за гладкий эфес сначала одной, а потом двумя руками, легкий на вид клинок мне, никогда прежде его и видящей то только за стеклом в оружейных, показался неподъемным двуруком.       Пальцы сжали гарду судорожно, от чего казалось, что проклятое оружие из пальцев я едва ли выпущу сама. Безумие. Чистое безумие брать оружие в руки, когда все знания кончаются на фильмах играх, где хрупкие девочки с тяжелыми двуручными мечами исполняют балетные па. Но надежда умирала последней – должны же у меня во сне быть хоть какие-то навыки. Поэтому ноги сами собой встали в позабытую третью позицию, не зря же это называлось именно «танцем лезвий» и хоть уже представлялась боль в мышцах от тягания такой тяжести – меч я подняла, зеркаля положение оружия соперницы.       Мечи встретились неожиданно, с оглушающим звоном, который прокатился по площадке, посылая дрожь по телу и дезориентируя. Противница, ловкая и быстрая, даже не пыталась забраться под защиту, которой и не было, а насмешливо кружила вокруг, отвешивая легкие удары плашмя то по ногам, то по пятой точке, её лезвие свистело в воздухе и было точно везде, заставляя только неумело отмахиваться.       «Сосредоточься!» зазвучало в голове, но волнение мешало, кровь стучала в ушах, заглушая собственные мысли. Осознание било резко: здесь, на этом поле, ни одна техника, даже знай я её, не гарантировала победы. Всё зависело от интуиции, от умения читать намерения противника. С каждой атакой надежда утекала как из прохудившегося бурдюка.       Она резко бросила меч вбок, заставив замереть в ожидании удара, а затем, пользуясь замешательством, отошла вбок и сделала резкий выпад, который заставил сделать шаг назад, удерживая слишком яростную для простой тренировки атаку. Пот застилал глаза, заставляя все чаще моргать и изнывать от желания смахнуть соль. Взгляд зрителей стал все более напряженным – это был решающий момент, хотя исход был предрешен с самого начала и красноволосому, наконец, надоело наблюдать за избиением. Он и без того хмурился и мрачнел все больше.       Позже я признаю – это была моя ошибка, но сейчас, после грубого: «закончили!» руки расслабились сами собой и пальцы казалось выпустили скользкий эфес из судорожно сцепленного замка. Я почти выдохнула.       Почти.       А потом перед глазами полыхнуло белым, стремительно наливающимся кроваво-красным.       Звон мечей, наконец, затих, чтобы смениться на чей-то мучительный вопль, слишком протяжный и оборвавшийся на высокой ноте.       Не сон.       Нелепая мысль мазнула на краю темнеющего сознания. Так больно во сне быть не могло.