новобрачный поневоле

      20.11       — Тебе денег на такси дать? — пренебрежительным и сухим тоном спросил Игорь из чистой вежливости и воспитания, построенного на уважении и заботе об омегах. Даже если руками не своими, а какого-нибудь Абдухамета.       — Не нужно, у меня есть. — отмахнулся Антон и мысленно дополнил, поправляя рюкзак за спиной: «Ты меня своим баблом уже просто завалил». Антон глянул на двинувшуюся к нему со стороны кухни фигуру, и все внутри невольно сжалось. — Вернусь завтра вечером.       — Завтра? Это что ещё за новости такие, — Игорь сложил руки на груди, смотря на Антона поистине испепеляющим взглядом. — И куда же ты, интересно, собрался аж на целые сутки?        — К родителям, — бегло объяснился он. — И не на сутки, а… В общем, я вернусь сразу же после школы. Один… — зачем-то уточнил, чтобы не давать Игорю новых поводов для агрессии.        Игорь замолчал язвительное «ну да, потому что ты никому нахуй не сдался» и вместо этого выдавил вежливое, но такое же лишённое жизни «спокойной ночи».       Дома так уютно. Мама долго расспрашивала обо всем, что только приходило ей в голову, рассказывала о происходящем у дедушек в деревне и у неё на работе, периодически прикрикивала на мужа и на юлящую под ногами Карамельку с нескончаемыми уговорами насыпать ей еды. Отчим необычно часто улыбался, в шутку предлагал выпить и привычно вполголоса матерился на стайку кривоногих оболтусов по телевизору, именуемых «Зенитом», потому что жена никогда не разрешала громко орать.       Оба активно делали вид, что багрового синяка от укуса на шее Антона не замечают, а Карамелька продолжала зло шипеть, когда нос натыкался на одежду хозяина, усыпанную феромонами чужого альфы словно пылью. И, даже не смотря на эти маленькие нюансы, впервые на душе становилось спокойно. Он засыпал в своей кровати в родительской квартире, под боком у него мурчала огромная теплая кошка, которую Антон тискал и сюсюкал минут двадцать подряд, пока руки не устали. Единственной проблемой было только то, что из-за угла стола на него угрожающе зыркал рюкзак с учебниками и школьной формой, — Антон планировал завтра не заезжая домой сразу же валить в шарагу. А ещё, конечно, удручало завтрашнее расписание в семь уроков и сдача теста по литературе, особенно учитывая, что Антон не готовился и само произведение тоже знал лишь из пересказа Саши.       Наверное, ему стоит попытать удачу и завтра на переменах постараться прочесть хоть что-то, чтобы хотя бы быть в курсе названия произведения, которое он в свое время так и не дочитал, ибо отвлекся на дрочку. С рук ему заваленный тест уж точно не сойдет, Антон случайно вышел в любимчики литераторика и с тех пор каждая проёбка встречается фразой «ну как так-то, Антош?», сказанной с такой обидой, какую не услышишь ни от одного ребенка.       Пушистое тело, пытающееся срастись позвоночником с ребром Антона, прекрасно согревало и заменяло всех в мире. Рыжий чорт возомнил себя собакой и очень агрессивно и свирепо (нет) кусал пальцы Антона, пока тот пытался его погладить. Идиллия стояла сумасшедшая, конечно, любовь у Антона с Карамелькой была такой же бешеной, как у тринадцатилетних подростков, романтизирующих абьюз и насилие. Но все равно в ней чего-то не хватало… Вернее, кого-то.       Антон не мог закрывать веки, потому что перед ними сразу же вставал образ злого и рычащего на него Игоря. Обычно он такой заботливый, улыбчивый, миролюбивый, сдержанный… По нему и не скажешь, что он может выжрать твое сердце прямо из грудной клетки. И Антону все ещё не хотелось верить что это именно он умеет делать так больно, а не его чокнутый нелюдимый брат-близнец, которого столько времени скрывали от всего мира и решили явить только сейчас.       — Я тут значит пытаюсь идти ему на встречу, обращаюсь как с человеком, а не ебучей подстилкой, интересуюсь его жизнью, — бездушно злым и повышенным тоном говорил Игорь в его воспоминаниях, каждый раз нагоняя слезы на глаза. — А он мне демонстрирует свою охуительную преданность! Сначала ты влюблен хуй знает в кого, потом хочешь со мной потрахаться! Я тебя не понимаю. Под кого ты в итоге-то стелишься, Антош?       Сворачиваясь клубочком, Антон вытер глаза от слез кошкой, хотя это и вышло по чистой случайности. В голове царил ураган, и только испуганное «пыр?» Ары давало возможность вернуться в реальный мир от греха подальше. Слезы стали лить не так сильно, но потом кошка, похоже, пожала плечами и решила, что игра продолжается, а кольцо на безымянном пальце надо срочно погрызть, чем мигом вызвала новую порцию страданий.       — Ты, черт возьми, все ещё ребенок. Ты не умеешь любить! — Игорь нервно улыбался, всплескивая руками так часто, что ему позавидовали бы итальянцы и актеры чёрно-белых фильмов без звука. — Я все больше убеждаюсь в том, что у тебя просто шлюший период. Тебе нужно натрахаться с толпой альф на двадцать лет вперёд и не лезть ко мне со своими дурацкими фантазиями, пока не повзрослеешь.       Антон зарылся носом в Карамельку, надеясь найти укрытие от плохих мыслей и воспоминаний в ней. Кошки их едят так же резво, как таскают колбасу со стола, пока никто не видит — мама так говорила маленькому Тоше, когда один из отчимов, которого он по-настоящему полюбил и искренне хотел называть «папа», ушел ради какой-то блондинки без прицепа. Все как в дворовых и детсадовских играх — уговоренный за конфеты играть в дочки-матери альфа или омега в роли папы, приемный ребенок в виде тигра, семейное счастье и куличики из песка, красивая, но дурочка блондинка Катя, развод, досада, боль, Антон под шумок тихо уходит в другой угол площадки и играет один или с Вероникой.       По щекам снова поплыли влажные дорожки. На фоне этого мракобесия с неожиданно холодным и огрубевшим Игорем эмоции сыграли с омегой злую шутку, раз сейчас стало так жаль маленького себя. У него даже во дворе, даже в детстве, когда всем наплевать на твой пол, внешность, социальный статус, финансовое состояние семьи, не было постоянных друзей. Все друг друга знали по именам, периодически играли вместе, но он всегда был лишним. Поэтому к шести годам, еще до похода в школу, Вероника научила его читать. По слогам, да, медленно и путаясь в буквах, но читать. Чем-то же надо себя занимать, когда всем похуй кто ты такой и никто не хочет с тобой общаться.       — Я не понимаю, кто вообще захочет заводить с тобой отношения, когда ты такой непостоянный, — голос снова звучит в мыслях холоднее айсбергов и словно снова оседает на барабанных перепонках пеплом. — Наш брак — полная хуетень, я пиздец как ошибался, когда думал, что брать тебя замуж — хорошая идея. Ты просто ужасен в отношениях, Антон.       Игорь обвинял его так живо, что Антону сильно хотелось извиниться перед ним, но он не сделал ничего такого, за что можно извиняться. Он думал, что Игорь воспримет слова про влюбленность на свой счёт, а фразу о сексе на капоте воспримет как полу-шутку. Блять, это его обычная манера общения! Антон говорил и писал ему много очень грязных вещей, которые были явно похуже этого, и каждый раз Игорь реагировал молча, пытаясь делать вид, что он ударился головой и напрочь забыл русский язык.       Антону не следовало пиздеть о своих желаниях, когда Александров находился в явно нестабильном состоянии. Он же прекрасно видел, что его вообще не надо трогать и проявлять какую-то инициативу, так зачем тогда полез!.. А теперь пошлые прикосновения широких шершавых ладоней чувствовались ожогами на коже, а укус на шее саднил так, как будто его посадили не сутки назад, а всего несколько минут.

* * *

      21.11       Антон бросил рюкзак на пол, а после снял куртку и упал сам. Он чувствовал себя таким же выжатым, как лимон, из которого сделали лимонад. Неожиданное падение в графике положительных и отрицательных эмоций сделало свое дело. От стресса Антону дико хотелось спать, а ещё чтобы Саша перестала подпихивать ему на двадцатиминутной перемене булки, потому что от еды почему-то начало тошнить. Этот факт, естественно, наконец заставил его зайти в аптеку за тестом на беременность, и бабки с дедками в соседней очереди в этот момент закудахтали и запричитали с завидной энергичностью для сверстников. В их время такого не было, какой разврат! Ага, в их время факт беременности вскрывался уже после рождения ребенка. Саша, стоявшая снаружи, ибо на автобусную остановку они шли вместе, потом тоже косо поглядывала, но лишь из-за чувства неловкости, хотя Антону казалось, что у нее его нет вовсе. Зато он хоть успокоит тревогу Игоря из-за возможного отцовства. Это как минимум повод заговорить друг с другом.       Разговоры — это же первый шаг к перемирию, так?..       Антон правда старался перестать мечтать о их семейной идиллии. Он все равно не хочет детей ближайшие десять лет, он, блять, даже замуж не планировал выходить до тридцати! Это бред, дети, семья, всякая мерзкая хуйня… Но из головы он всё никак не мог выбросить эти фальшивые образы счастья. Их старший сын учится в обычной МБОУ СОШ, Игорь явно этим недоволен, а Антон возмущается при одном лишь слове, что надо перевести ребенка в «нормальное учебное заведение». Маленькая дочь под присмотром брата делает первые шаги только для того, чтобы поймать за хвост кота, а родители благополучно проебывают это зрелище.       Благо, из фантазий вытаскивало хоть снова чувствующееся к Игорю некое отвращение, — он прекрасно ведь знал, что женится на «незрелой личности» и что ожидать много не стоит, но все равно в итоге сорвался! Хотя юноша пытался внушить себе, что это чувство — неправда. Он всего за сутки соскучился по тем теплым интонациям, крепким объятиям и неслучайным прикосновениям. Соскучился по чересчур частой заботе, да и в общем-то по такому милому и отзывчивому Игорю. Что это, если не любовь? Он все ещё влюблен. Он умеет любить! По-настоящему! Он не ребенок!       Но этот же ребенок сейчас мучился и не понимал, как можно было создать такую широкую пропасть между ними всего парой слов. В этом, в общем-то, нет ничьей вины — Антон и правда ужасен в отношениях, раз может сделать за три секунды то, что ни в жизнь не сделают строители на многотонных бульдозерах.       Он кое-как поднялся с пола и сел, смотря в разбитые и покрытые грязью носки ботинок. С подошвы левого вбок торчал жёлтый рваный лист тополя, словно пытался заглянуть в глаза парню в ответ.       Вставать на ноги оказалось раза в три сложней, чем он думал. Вот так и принимай термос у Гайсина после физкультуры. Кто ж знал, что там ликёр, и что он так бьёт в голову! Странно, что этого не чувствовалось в душной маршрутке и что все плоскости все ещё были относительно ровными и не плыли куда попало.       Антон засмеялся со своей же беспомощности и тут же расплакался, вспоминая, как умиленно с того же самого смеялся Игорь. Расставания вроде не происходило как минимум лишь потому, что и толковых отношений у них не было, а боль и пустота внутри почему-то остались. И пустоты этой было так много, что Антон начинал чувствовать себя воздушным шариком в руках у смеющегося нелепого клоуна, а боли столько же, сколько у них же в выступлениях.       Антон не имел ни малейшего понятия, сколько прошло времени прежде, чем он установился на ногах. Но Саша начала писать уж точно, раз в кармане куртки на вешалке телефон взвизгивал каждые две минуты. Как же хотелось послать её нахер, но слава богу вовремя появлялось соображение, что Саша тут не причем вообще. Она просто очень общительная и ей нужно постоянно кому-нибудь писать — Антон вообще не удивится, если параллельно с еблей его мозгов она ведёт переписку с Фади и если араб тоже каждые пять минут (чуть реже чем его ухажёрка, да) кидает ему какую-нибудь хуйню. Но никто из них ему не нужен и он забирает телефон из куртки только ради того, чтобы проверить мессенджеры на предмет сообщений от Игоря.       И, конечно, Антон обламывается. Ничего нет, и, кажется, не будет вовсе, пока наконец не воцарит мир. У Игоря не было причин для того, чтобы говорить ему что-то даже когда он сидел в метре от него за одним столом, что уж говорить о том, чтоб отрываться ради него от работы. Их единственным контактом за вчерашний день был только разговор, который начал омега и сам же потом пожалел об этом. Ты не умеешь любить. Это была ошибка. Кому нужны отношения с тобой.       Антон сжал телефон покрепче и пару раз вдохнул и выдохнул, надеясь умерить желание швырнуть им в самый дальний угол. Все будет нормально. Все, что высказал в его адрес Игорь — ложь и попытка задеть. Но, надо признать, у него получилось, и Антону правда очень больно.       Оба теста показывали одну полоску. Не сказать, что Антон чувствовал от этого особую радость, но и печали, конечно, не было. Скорее мимолётное удовлетворение тем, что он оказался прав, — а дальше снова апатия и попытки залатать пробоины в менталке. Антон достал телефон из кармана школьных серых брюк, сфотографировал тесты и, тяжко вздохнув от простого понимания, что разговор вновь надо начать первым, скинул фотографию Игорю.

Вы:

1 фото

поздравляю, папаша, у вас либо есть голова на плечах, либо вы бесплодны

как думаешь, это передается по наследству? :D 

15:07

      Антон ещё минут десять проторчал в ванной, опираясь бедрами о стиральную машинку и отвечая на сообщения двум ретриверам, — именно так он мысленно окрестил Азиму и Котову, — раз уж появились силы на диалоги. Скоро они оба, правда, его вымотали, но ответа от Игоря так и не последовало. Да он даже сообщение не прочёл, и это омега, конечно, сбросил на занятость. Нахер Антон ему нужен, отрываться ради него от работы, ещё чего. Очень смешно…       Антон вновь вздохнул, прокручивая в пальцах верхнюю пуговицу рубашки и стараясь снова не разреветься. Нашел из-за чего расстраиваться, да Господи, у Игоря таких, как он, сотни и он раскидывается ими так же, как и деньгами. Он просто тупой мажор, с высокой колокольни плевавший на чужие чувства. А Антон — очередной омежка, влюбившийся в красивого, богатого, но, увы, лицемерного альфу. Да. Так бывает. Нужно просто забить и попытаться отвязаться, пока не стало ещё хуже.       Антон стянул с безымянного пальца кольцо, которое до этого ни разу не снималось со дня свадьбы, и положил его на раковину рядом с тестами. Нужно отвлечься, и чем больше напоминаний о браке будет отсутствовать, тем проще окажется эта почти невыполнимая задача.

* * *

      Часы показывали семь. Обычно в это время Александров уже полчаса как был дома, но сегодня что-то шло не так. Антон, конечно, вновь находил этому объяснение в работе — ну, завал, ну, человеку работать надо. Скоро он придет и Антон постарается с ним заговорить, даже если попытка окажется такой же провальной, как и в прошлый раз. Вот только сообщение об отрицательных тестах Игорь все равно даже не просмотрел, что уж говорить об ответе на отправленное пару минут назад «ты где?».       Он занят. Просто занят. У него много дел. Антон так старался себя успокоить, чтобы не думать о том, что его избегают специально. По спине шел холод от одной лишь мысли, что он стал совсем не нужен. Если бы у Игоря не было хорошего воспитания, он бы точно уже выкинул его на улицу. «Ну а с воспитанием он построит для меня собачью конуру», — Антон фыркнул себе под нос, в сотый раз проверяя телефон. Но ничего. Даже Саша не писала.       В конце концов он пересилил все свои внутренние устои, считающие, что если ситуация не критическая, то можно обойтись и без звонков, и набрал номер Игоря. Антон переставал противиться себе и открыто заявлял всем своим мыслям, что хочет просто услышать голос мужа. И обматерить за игнор и за все его нехорошие слова. Но первое, конечно, важнее.       Но ни одной мечте не было суждено сбыться — звонок сбросили спустя три гудка. В голове отразилось непонимание.       — Александров блять, — ругнулся под нос Антон, вновь набирая номер. Но нет. Звонок снова нагло скинули. Омега глубоко вдохнул, стараясь искать во всем плюсы. Ну, он хотя бы жив, раз звонки остались неотвеченными по его инициативе. — Пиздец.       Антон тяжело засмеялся, упав лицом в стол и закрыв голову руками. Смех постепенно переходил в отчаянные всхлипы. Его не хотят слышать, не хотят видеть, не хотят знать. Он больше не нужен. Для Игоря он никто, предмет домашнего интерьера, блять, который периодически его заебывает. Типа как мизинцем об ножку стула, только эта ножка преследует его по всему дому и пытается связаться вне его. Что может быть хуже.       «Для меня ничего не значит ни наш брак, ни ты». Антон тогда немного порадовался этим словам, даже если состроил недовольную мину. Это значило, что от него ничего не ждут, не будут его трогать и что со спокойной душой отпустят после наступления весны. Но теперь это казалось страшнейшим кошмаром. Он не хочет терпеть к себе такое отношение и дальше, ему необходима та прошлая теплота и забота, к которым он уже привык.       Привык? Нет. К которым он прикипел так же как и к человеку, проявляющему все это по отношению к такому непутёвому подростку.

* * *

      22.11       По классу пронесся звук битого стекла. Он мигом заставил обернуться всех учащихся и оторопело застыть дурачившихся до этого трёх альф. Воцарившуюся тишину кабинета разрезало одинокое «бля». На полу лежала земля и черепки разбитого горшка с любимым цветком Дениса Елисаветовича, который специально стоял на самой верхней полке стеллажа на ублажение взора и при этом подальше от проказливых рук учеников младших классов. Ну а от старших ничего никогда не спасает, увы.       Саша вздохнула, поднялась с места и подошла к доске, быстро стирая цифру «4» с угла одной из боковых створок и заместо неё чиркая «5». Если приглядеться, то над цифрой можно было заметить незамысловатую надпись «разбито горшков: …» а ещё ниже, уже другим почерком: «умерло горшков: 1» и карикатурный портрет Горшенёва с его незабываемой прорехой в ряду верхних зубов.       — Чего встали-то? — тут же повысила Котова голос на одноклассников. — Убирайте быстрее, пока литераторик не!..       — Пока я не что? — раздался мягкий тенор Дениса Елисаветовича со стороны двери. Его голос звучал спокойно и даже слегка улыбчиво до того самого момента, пока он не посмотрел на застывших в полусогнутых позах альф, а отсутствие цветка на полке оставило после себя вовсе непередаваемую эмоцию на лице. — Господи! Что вы наделали!       Из его рук выпал классный журнал, за которым он отходил во время инцидента, и омега слегка за тридцать с завидной спешкой метнулся к парням и девушке.       — Извините, Денис Елисаветович… Мы не специально, — поднимая крупные прозрачные черепки с пола, проворковала девушка. Один из парней тем временем метнулся за веником и совком, стоявшими рядом с мусорным ведром.       — Сколько ж раз я вам говорил, не носитесь! — лишенным злобы тоном заунывно выговорил Денис Елисаветович, с особой нежностью поднимая с пола орхидею, у которой даже и в горшке уродливые корни торчали наружу, а сейчас это зрелище и вовсе было излишне открыто.       — Денис Елисаветыч, мы вам новый горшок купим! Лучше этого, — пообещала девушка. — Или, хотите, мы можем этот обратно склеить. Да, Лёш? Ты этим и займешься, — она ненавязчиво взглянула на одноклассника, который толкнул второго парня в этот самый стеллаж. — Только не расстраивайтесь, пожалуйста…       — Мне от вас ничего не нужно, вы ж не специально, — все так же мягко продолжал литераторик. — Лёш, стой, не выбрасывай землю, мы его щас пока в пакет пересадим…       Сегодня Антон чувствовал себя именно этим горшком. В голове все ещё стоял отчётливый звон битого стекла и вовсе не из-за только что грохнувшегося горшка. Звенело с самого утра от выпавшего из рук стакана, который, видимо, стал таким шоком для Антона, что он все ещё чувствовал вину перед несчастным стеклом. Да и помимо навязчивого звона в ушах стоял ужасный белый шум, не давший ему услышать даже звонок на урок.       Антон сегодня допоздна ждал, когда Игорь вернётся с работы, но этого так и не произошло. Где он потерялся, стоит ли и дальше ждать, почему он так внезапно удалился — Антон не знал даже где искать ответы на эти вопросы. С трёх гудков звонки постепенно сократились до «абонент недоступен…», сообщения по-прежнему оставались непрочитанными и внаглую заигноренными, а позже Игорь вовсе скрыл от него статус нахождения в сети.       Всё в порядке. Игорь просто занят. Может быть, работой, а может быть, «любовью» с какой-нибудь шлюхой. Это не имеет значения. На Антона так и так откровенно забивают. Он снова становится второстепенным героем во вселенной, которым сложно увлечься зрителю. Он снова один из тысячи однообразных людей. Он снова не нужен.

—

      — Слушай, — Саша, уставшая от того, что Антон только кивает и мычит в ответ на ее вопросы и рассказы, остановилась напротив него. Антон, естественно, этого не заметил и врезался в одноклассницу, вернувшись в реальность только после встречи с её грудью. — Что с тобой? Ты как в воду опущенный, Тох.       — Всё нормально, — он не осмелился поднять взгляд на подругу и увильнул из-под её взора. Котова закатила глаза и пошла за ним.       — Антон! Скажи мне, если что-то происходит, — она старалась говорить спокойным тоном, хотя за весь день начала сдавать позиции спокойствия и позитива. — Пожалуйста.       — Да всё в норме! Чё ты пристала? — голос постепенно начинал становиться громче и язвительней, но Антон хотя бы изволил остановиться.       — Я переживаю!       — А мне-то что с этого? Какого хуя ты лезешь в мои проблемы?! — воскликнул он. На крик обернулась какая-то бабка, профырчав себе под нос обозленную фразочку про невоспитанных детей. — Может быть, я просто неуравновешенный долбаеб! Чё ты все ещё водишься со мной?!       — Антон, блять! — Котова тоже раскрепостилась, подхватывая его тон. — Перестань на меня орать! Вот именно, что твои проблемы меня не касаются! Так что не срывайся на мне!       Антон отвернулся и прикусил нижнюю губу, сжимая в кармане куртки ключи от дома. От… Домов, ибо валялась там связка и от квартиры родителей, и от особняка Александрова.       — Ты права. Прости меня, — сухо заключил он. Саша обвела его взглядом, выдохнула и притянула к себе за плечо.       — Это просто период, ладно? Всё будет хорошо, — заслышав угрюмое бурчание типа «все и щас нормально», она обречённо вскинула брови и сжала губы. — Значит, все будет лучше, чем сейчас.       Антон обвил её тело руками в ответ, признаваясь себе в том, что ему не хватало любых нежных прикосновений и что Котова наконец утолила его потребности.

* * *

      23.11       — Извините, Людмила Павловна… Можно выйти?       Слезы застилали пеленой глаза и, переполняя взор, бежали вниз по щекам. Антон спешно стирал их основанием ладоней, судорожно всхлипывая и стараясь тупо не кричать от душевной боли. Ком в горле только увеличивался в размерах, и, кажется, из-за него Антон скоро не сможет дышать.       У Антона, видимо, уже привычка плакать в школьных туалетах. Конечно, дома ведь ему на глаза не попадается ебучее обручальное кольцо, а на публике одноклассники доебываются без него, как будто настолько тупые и не понимают, что его отсутствие не значит, что печать в паспорте тоже исчезла.       — У тебя проблемы в семье, зайчик? Муж уже не удовлетворяет?       Антон снял кольцо, хотя из-за дрожащих рук не получилось с первого раза, и бросил в случайном направлении, сразу же вновь утыкаясь в колени лицом и заливаясь плачем навзрыд.       Игоря нет дома уже два дня и Антон недалек от того, чтоб пойти заявлять в полицию о пропаже человека. Ну потому что это явно не в стиле Александрова — просто пропадать и ничего не говорить! Он же столько волновался о внутреннем самочувствии Антона, он не мог просто так бросить его на произвол судьбы и свалить! Он же… не такой…       Антон уже и не знает, какой он. Вроде такой уютный, милый и домашний, а вроде бродячий пёс и попутно невыносимая сволочь. Он слишком многогранный и его невозможно понять. И от этого непонимания хочется ненавидеть и цедить сквозь зубы мат при каждой мысли и воспоминании, но не получается. Он слишком хороший… О нем невозможно говорить такое…       Слезы начинают катиться по раскрасневшимся щекам с удвоенной силой от одного лишь осознания, насколько же Антон влюблен, что готов прощать Александрову все его выходки и обидные слова. Возможно, на самом деле он ужасен и его стоит ненавидеть больше, чем кого-либо, но для Антона он все ещё прекрасный принц. Просто он тоже умеет злиться, и в этом нет ничего такого. Это нормально.       Но от одной мысли, что он сейчас может трахаться с кем-то ещё, чтобы снять стресс, стало тошно и снова обидно до боли. Хотелось рвать на себе волосы и кричать до сорванного голоса. Какой же Антон придурок.       — Эй, эй, ты в порядке? — за плечо потрепала чья-то рука, и Антон не с первого раза поднял голову на её обладателя.       Гоповатого вида парень опешил и даже слегка приоткрыл рот, когда ему предстали все последствия чужой проблемы, но не отступил и на свой страх и риск сел на корточки рядом с омегой.       — Ну ты шо, красавец, плачешь? — на манеру толстых теток с броским макияжем, которым в русском дубляже часто добавляют украинский акцент, заговорил парень. — Ну кто тебя обидел? Мужик твой?       По тому, как на лице Антона отобразилось выражение, говорящее о том, что его снова ткнули в открытую рану, парень рассудил о попадании в точку.       — Где ж он тебя тут достать умудрился? — продолжая держать его за плечо, ободряюще улыбался парень. — Да переставай ты плакать, тебе это не к лицу. У тебя хер с горы какой-то, а не мужик, раз слезы лить заставляет!       Он приподнялся и взял в теплую и огромную ладонь одну из рук Антона, надеясь заставить его встать тоже. К его удивлению, спустя минуту попыток и страстных уговоров успокоиться и перестать морозить жопу на плитке, у него получилось. Антона постепенно перебазировали на подоконник.       — Ну вот, зад теперь не отморозишь, все ахуенно, — парень, который, похоже, слишком осмелел, начал осторожно стирать слёзы с щек Антона. Но старался лишний раз не трогать и только для удобства упёрся ребром указательного пальца в линию подбородка. — Ты красивей всех на свете, бля буду. Как такой принц вообще может плакать? Личиком удался, матушка жива, чё тебе ещё для счастья нужно.       Он улыбнулся ещё шире, когда спустя пару минут слезы перестали течь с такой яростью. Скорее размывались оставшиеся. А ещё Антон начал икать, чем рассмешил и самого себя, и незнакомца.       — Ну вот и все, — он стёр последние капли и опёрся на подоконник рядом с омегой. — И не реви больше из-за всяких идиотов, не достойны они такой чести. Ебланы — они и в Африке ебланы, на них не надо нервы тратить, понимаешь? Меня Никита, кстати, зовут, — он протянул правую руку, и Антон неловко её пожал:       — Я Антон.       — Да я в курсе, — кивнул он. — О тебе вся школа трещит. Такой-сякой, содержанец, с богатыми мужиками спит, — проворчал он цитаты сплетен, которые слышались изо всех углов школы. — Ты это, близко к сердцу не принимай, ес чё, это не я, эт правда так поговаривают всякие хуйланы. Я в вашу любовь честно верю, — словно за неверу его могли расстрелять, оправдался Никита. — Нормальные люди не станут из-за своих папиков реветь.       Антон пожал плечами. Без призмы слез он наконец смог разглядеть парня перед собой. Черноволосый, с ужасно зелёными глазами, с прямоугольным лицом, необычно клыкастой формой зубов и горбинкой на носу. Никита явно забивал на общепринятую школьную форму и носил черные, уже порядком выцветшие джинсы с зелёной рубашкой-поло и смольно-черной толстовкой поверх.       — До звонка пять минут осталось, — объявил Никита, заглянув в экран телефона и тут же положив его обратно в карман толстовки. — Могу до кабинета довести, а то тут всякое быдло бродит, уроки прогуливает, доебывается до омег постоянно, особенно которые не в духе. Надо?       — Да… Хорошо, только… Помоги кольцо найти, пожалуйста. Обручальное. Я его в какие-то ебеня швырнул в порыве…       — Не вопрос! — Никита резво соскочил с подоконника. — И, это, если чё вдруг снова накроет — маякни, не стесняйся. Я из гроба вылезу, чтоб помочь. Мудаков кругом много, мало ли кто и как отреагировать может, ок? Есть где номер мой записать?       Антон сжал губы, на секунду забываясь в раздумьях, но все же вытащил телефон из кармана, открыл создание нового контакта и протянул его Никите.       — Вот. Если чё случится, я все что могу — то сделаю. Да и просто пивка попить можем, собутыльник из меня ничё так. По крайней мере, никто не жаловался. — Он светло улыбнулся, опомнился и упал на колени, выискивая взглядом кольцо. — А ты в какую сторону его кидал-то, кстати?       — Куда-то… туда.

—

      Антон ерзал в кровати, цепляясь руками то в одну подушку, то в другую, то прижимая к себе тигра. Ему пиздец как хотелось чьих-нибудь объятий, но эта опция была недоступна. Кроме охранников никого живого в радиусе семидесяти метров не было, и приходилось обниматься хотя бы с чем-то мягким.       А ещё Антону очень не хватало Игоря и он пытался уловить хотя бы его запах на стыренной неделю назад футболке, но, конечно, это было бесполезно. И целого человека несчастные отголоски никак не могли заменить. Перед сном Антон минут десять перечитывал переписки и переслушивал голосовые сообщения Игоря, хотя он вовсе никогда такого раньше не делал, скучая по кому-то. Так что это многое говорило о том, как сильно он ему нужен.

Вы:

я безумно соскучился 

господи, просто вернись домой

я больше ничего от тебя не прошу

ты нужен мне

я люблю тебя

ты ведёшь себя как ребенок, раз сбегаешь из дома

23:44

      Последнее сообщение было удалено почти сразу после отправки. И предпоследнее тоже. Они странно выглядят в совокупности друг с другом. А ещё Антон не хочет раньше времени освещать тему своих чувств. Ха-ха, он ведь все ещё ребенок. Он не умеет любить. И он несёт бред, раз сначала влюблен в одного, а потом любит другого. Дурак.       Закрыв глаза от усталости в совершенно неудобной позе, Антон додумался до довольно странной мысли. Поднялся на ноги, пошатываясь, проследовал в спальню Игоря и забрал с его кровати подушку, на которой он всегда спал при их совместном сне. Антон постарался не думать о том, как пусто выглядит комната без её хозяина. И, пусть каждая вещь стояла на своём месте, а кровать — педантично заправлена, здесь все выглядело так, словно Игорь вовсе не хотел пропадать и что он просто отошёл покурить.       Он же собирался бросить?       Омега постарался вернуться в комнату до того момента, как слезы снова накатили на глаза. Он упал на свою кровать лицом в только что украденную подушку, глубоко вдыхая ее запах. Не идеал, конечно, но хоть что-то. Антон устроился поудобнее и уснул, оставив настольную лампу гореть на столе и как можно крепче прижимая к себе драгоценную подушку.       И сегодня ему впервые не хотелось умереть во сне.

* * *

      24.11       Предупредив классного руководителя, Антон добросовестно прогуливал. Во сне, конечно, не хотелось сдохнуть, а вот с утра — очень даже, когда голова начала трещать из-за мелодии будильника, а все тело окаменело до того, что было сложно поднять руку за телефоном и остановить навязчивый звон. Он буквально заставлял проснуться, а Антону этого вообще не хотелось, и он проклинал жаворонков, подчинивших себе этот мир.       С не до конца проснувшимися мыслями и моторикой он кое-как отписался преподавателю о том, что его сегодня на уроках не будет по причине недомогания. Он не был уверен, что вышло грамотно и без очепяток, потому что вырубился сразу после отправки, с телефоном в руке.       Антон почти не спал последние трое суток, и, что тут говорить, начал терять надежду на то, что Игорь вернётся по своей воле. Сообщения словно специально не попадали ему во внимание, — хотя Антона до сих пор не заблокировали, — а звонки то оставались неотвеченными, то не принимались на номер вовсе: абонент недоступен, и все тут. То, что Игорь периодически сбрасывал их самостоятельно, хотя бы давало веру в то, что он просто не хочет говорить с Антоном. У него своя жизнь и, вероятно, куча дел, он не хочет растрачивать её на глупых подростков.       Антон закрыл глаза и не открывал их еще почти десять часов, пока его не разбудил холод из-за сброшенного в процессе сна одеяла. Он его, конечно, натянул на плечи и затылок обратно, но спать уже не хотелось так сильно. Сон без Игоря это что-то не то… так необходимо прижаться к теплому телу любимого альфы, но это начинает казаться недостижимой мечтой. Если Игорь и вернётся домой, он ни за что не подпустит Антона к себе и на пушечный выстрел.       Пришлось вставать. Ну, как вставать — пришлось снова распахивать веки и брать телефон в руки уже сознательно. Белые цифры на экране блокировки оповестили о том, что сейчас двадцать минут шестого. Через сорок минут у Игоря кончится очередной рабочий день… пять минут на выход из офиса и двадцать пять — на дорогу домой… у порога его снова встретит Антон с объятиями настолько радостными, что Игорь сам относительно недавно охарактеризовал их: «будто я только что вышел из комы».       Антон бы сейчас снова заплакал, если бы у него ещё остались слёзы. Он даже сам не до конца осознает насколько же ему хочется вернуть всю эту теплоту и буквально витающую в воздухе любовь, которую омега совсем скоро начал бы воспринимать за самую настоящую. Ну а теперь из настоящих только холод и чёрствость такая ужасная, что Антон недавно в списке контактов переименовал «Того Самого» в «хлеб.», причем именно с таким оформлением. Хлеб и точка. Залежалый хлеб из школьной столовой, которым можно убивать или строить из него дома. А вместо цемента — смородиновый кисель, но это уже совершенно другая история.       Проверив все соцсети, попялившись в опустевший чат с Игорем и на одну галочку у каждого сообщения, найдя в себе силы ответить на пару сообщений Котовой, Антон наконец поднялся с кровати окончательно и только после этого почувствовал себя живым и выспашимся, вот только всего на пятнадцать секунд потягушек, но это не имеет никакого значения.       Он начал привыкать к тому, что больше никому не нужен и что никто больше не называет его «принцессой» и «котёнком». Вот только с домом надо что-то делать — подождёт до пятницы, а если Игорь не явится и на выходных, то вернётся в родительскую квартиру. Оставит все, что он ему дал: например, те три косаря рублей ещё со времён когда Александров уезжал в гараж с Юрой и ещё двадцать шесть в неопределенных сроках между десятым сентября и двадцатым ноября, это ебучее обручальное кольцо, которое уже раза два доводило юношу до истерики, и… и, отрывая от сердца, цепочку со змеями. Антон, конечно, обещал Игорю, что никогда её не снимет, но и Игорь обещал поддерживать его и быть рядом до самой весны.       Выходя из ванной после водных процедур, Антон застыл, пялясь в проем своей двери. Мысли снова стучались в голову отнюдь не счастливые и не жизнерадостные, но делать было нечего. Это все, что он сейчас может придумать ради хотя бы двухчасового счастья, эйфории и беззаботности.       Антон натянул на тело безразмерную синюю толстовку, которую, кажется, тоже недавно украл у Игоря, но память изрядно подводила. Ну, по крайней мере, из других близких знакомых, у кого Антон ещё мог бы взять одежду, больше никто не увлекался Левитацией.       Рваные на коленях джинсы, разбитые ботинки, зимний пуховик, ключи и телефон в карманах, деньги. Трогать драгоценные бутылки вина на кухне Антон не решился, поэтому предпочел перебиваться более дешёвым алкоголем.

—

      Перед глазами плыли круги, но хотя бы настроение у Антона было сногшибательное. В буквальном смысле. Если его поставить на ноги, он бы тотчас упал, настолько он не контролировал себя после пары бутылок пива. Но хорошего в этом настроении было мало. Помимо базы, — невыносимой тяги к толчку и срочному прочищению желудка, — реветь хотелось ещё больше, чем обычно. А ещё неожиданно появилось желание поднять на уши всех бывших и перепихнуться с кем-нибудь из них, даже если оргазмы не будут такими яркими, как с Игорем. Красивая месть — она красивая месть, главное чтоб оценили подруги. Но подруг, оценивших бы такое поведение, у парня не было — Саша, как и Никита, искренне верит в любовь Александровых, и за измену сама бы покрыла Антона трехэтажным матом… вместо мужа.       А муж все ещё не отзывался ни одним словом. Сообщения начали разлагаться, настолько долго они пролежали в чате без ответа, а Антон пересчитал их уже раз сорок — семнадцать сообщений о том, как он соскучился и ждёт его дома, семь о том, что он и вправду тупой ребенок, не знающий о искренней любви, ну и несколько о том, как он ему нужен и как его любят. Последние, естественно, были написаны уже в состоянии алкогольного опьянения. Антон точно удалит их утром, а может даже через пару минут — он не знает. Он не может быть уверенным даже в том, что сейчас не грохнется с дивана на пол, — а он это сделает спустя минуту, — что уж говорить о сообщениях и чём-то посерьёзнее.       Глаза уже пятый час оставались сухими, но, наверное, лишь потому, что в организме не хватало влаги. Антон толком не пил и не ел последние дни вообще. До этого не было дела на фоне страданий и бесконечных «скучаю», когда все, чего ему хотелось в этой жизни — снова увидеть эти поля в радужках Александрова, и не важно, в каком состоянии.       Антон вновь обнимал подушку, но уже другую, хотя на ней запаха Александрова не было. В лишь одном воткнутом наушнике вновь проигрывались голосовые сообщения. Короткие, сжатые, чаще всего — чисто по делу, записанные в большинстве случаев тогда, когда Игорь был за рулём. Слышать его голос, даже в ебучих сообщениях, было верхом счастья.       — Котенок, я тоже очень скучаю. Потерпи ещё день, завтра до вечера мы с Мехводом точно закончим. Я постараюсь вернуться пораньше… И кстати твои фотки очень мешают работать. Ты и так у меня из головы не выходишь, а тут ещё это.       Антон болезненно засмеялся, и смех этот звучал настолько отчаянно, что он начал жалеть самого себя до слез на глазах. Соль покатилась по щекам и горло вновь судорогой сдавили всхлипы навзрыд, а ещё что-то невыносимо заболело в области солнечного сплетения.       — Боже… просто вернись… я хочу увидеть тебя снова…       Душевная боль вскоре стала настолько сильной, что Антону уже не оставалось ничего, кроме как высвобождать её наружу в виде физической. Ему правда хотелось ограничиться парой ударов кулаками об стену, но, мало того, что эта пара неожиданно умножилась на полтора десятка, так ещё и потом этого стало мало. В ванной совершенно случайно обнаружилось лезвие для бритвы, и Антон, естественно, не смог пройти мимо. Без всяких сомнений пару раз он полоснул по руке, но только потом понял, что это было плохой идеей и порезы обнаружатся очень быстро. Закатал штанину, вдохнул поглубже, выдохнул вместе с «а, похуй» и снова провел по руке, но уже намного ближе к запястьям. Завтра он будет звать себя дауном, но сегодня вместе со слезами из глаз и кровью из не очень глубоких порезов вытекала боль и желание убить себя до возвращения Игоря.

* * *

      25.11       Сегодня Антон снова никуда не ходил и даже не хотел. Не было ни единой мысли о том, чтоб идти в школу. Он вырубился на диване в гостиной и проспал до обеда, а когда проснулся, помирая от похмелья, закинулся ещё одной бутылкой. Вроде простое опохмеление, но закончилось оно новым пьянством, потому что жизнь перестала казаться такой счастливой. Антон не знал, что за такие короткие сроки можно стать алкоголиком, но вливал в себя новые поллитра и обещал, что завтра этого не повторится. Он уже пообещал себе сбежать к маме и отчиму на выходных, если Игорь не явится. А если явится, то Антон больше никогда в жизни его не отпустит. Будет везде с ним за ручку ходить, да блять, даже наручниками к себе прикуёт, лишь бы оставался рядом.       Антон не заметил, как Игорь снова стал его несбыточной мечтой. Простые прикосновения, не то, что объятия или даже поцелуй, — о чем-то более интимном он не мог даже думать! — это стало на уровне фантазий преданных фанаток относительно своих кумиров. Недостижимо, высоко, невозможно, но желанно до опиздения.       Антон прижимался щекой к подушке, объятия с которой стали его вторым хобби помимо переслушивания голосовых и перечитывания переписок, и пытался уйти поглубже в воспоминания и мечты, чтобы не видеть этого серого, скучного и одинокого мира. Алкоголь способствовал этому, становилось намного проще, и остекленевший взгляд блуждал по пространству вокруг уже не так живо и бешено, как мог бы.       Начинала побаливать голова — ну вот, все, пиздец, скоро он начнет трезветь и все станет ещё хуже. Антон зарылся лицом глубже в подушку, но продолжал держать взгляд на двери, словно ему было чего ждать.       А чего ждать было.       По косяку двери пришелся стук, который пьяный мозг обработал не сразу, а затем в дверном проёме оказалась до боли знакомая фигура, которую Антон тоже не с первого раза опознал.       — Игорь!       Антон, впервые за неделю чувствуя положительные эмоции, вскочил к кровати и подбежал к Игорю, буквально кидаясь ему на шею. Александров знатно охерел, но подхватил радостный порыв, прижимая Тошу к себе и поднимая его за бедра на руки.       — Господи, Игорь, Игорёк, Игорёшек, ты наконец вернулся, мой хороший, я так по тебе скучал, ты не представляешь, Игорь… — с живостью бормотал Антон, покрывая поцелуями лицо и шею мужа и периодически просто прижимаясь лицом к изгибу плеча, области кадыка или ключицам. — Мой, мой, мой… Никому тебя не отдам… Не бросай меня больше никогда, ты слышишь? Я чуть не сдох тут без тебя…       Антон обвивал длинными и тонкими ногами тело Игоря, молясь, чтобы это не оказался сон или белая горячка от неумения пить. С глаз снова покатились соленые капли, но в этот раз уже от счастья и от понимания, что пережитый им кошмар закончился. Игорь здесь, напротив него, он, блять, держит его на руках, а Антон отдается ему с такой доверчивостью, с какой только не умеющие плавать утята идут за мамой-уткой в озеро.       — Игорь… Игорь… Я так скучал… Не оставляй меня… пожалуйста…       Страстные бормотания перешли на радостные бухтения в плечо Александрову, который продолжал молча стоять, улыбаясь, прижимать к себе этого самого счастливого человека на планете и гладить его по подрагивающей от всхлипов спине.       — Игорь, — Антон внезапно оторвался от плеча, забирая в чашу рук лицо мужа и заставляя смотреть на себя. — В кого бы я ни влюблялся, это не имеет никакого веса, ты слышишь меня! Какая бы скотина ни появилась на моем жизненном пути, пожалуйста, знай, что ты для меня очень важен, дорог, ты мне уже как отец, дядя, брат, блять, ты мой муж и я с радостью бы вышел за тебя замуж ещё раз, если бы была возможность… не оставляй меня с этим миром наедине снова, пожалуйста…       — Хорошо… Прости меня, пожалуйста, Ан-… — попытался Игорь сказать хоть что-то, но Антон быстро прервал его поцелуем, заставив качнуться и даже немного отшагнуть назад в целях сохранения равновесия.       — Потом. Давай поговорим потом, пожалуйста, — омега провел пальцем по его виску, смотря на такое обескураженное выражение лица супруга совершенно не тем взглядом, каким смотрел раньше. Игорь не мог поверить, что опухшие от слез глаза Антона с множеством полопавшихся капилляров, к тому же ещё и нетрезвые — его рук дело. — Сейчас я просто хочу драматично целовать тебя… как в фильмах. Можно?       Игорь ободряюще улыбнулся и активно покивал, перехватывая руки на теле Антона, чтобы держать его крепче и комфортнее.