Freeze

Когда автомобиль наконец выехал на более менее пустую и освещенную трассу, Чанбин позволил себе перевести взгляд на мужчину рядом. Чан спал, прислонив голову к холодному стеклу и подобрав ноги под себя. Дживон позволил его забрать лишь спустя почти неделю, а ещё наконец выписал Айена и Хёнджина, сказав, что пребывание в больнице не ускорит выздоровления, а опасности для их жизни больше нет. Чанбин уже отвез их домой, впряг в это ещё и Минхо, потому что собирался нести Айена на руках, чтобы тот двигался как можно меньше. Это было сложно реализовать, учитывая, как сильно младший намеревался постоять на собственных ногах, но в конечном итоге сдался и лишь пару раз цапнул старшего за плечо. Чанбину пришлось рассказать им, почему Чана нет дома, а мальчикам пришлось сделать вид, что они ни о чём не знали. Это было несложно, учитывая, насколько сильно дрожал голос Чанбина вовремя рассказа, как тряслись его руки, а по щекам текли слёзы. Айен и Хёнджин, что казалось уже пережили всю боль, вдруг почувствовали всё вновь, их будто накрыло осознание того, что это действительно правда и это серьёзно, что Чанбину страшно, а значит всё действительно очень серьёзно. Но они должны были быть сильными друг для друга, должны были пройти это всё вместе. Чанбин мягко положил руку на похудевшее бедро мужа, скрытое тёплыми домашними трениками, которые Чанбин сам помогал ему надеть, пока они были в больнице. Чан улыбался ему в тот момент, как бы больно не было, он пытался сделать вид, что с ним всё хорошо и скоро они все будут вместе. Чанбин был ему благодарен, несмотря на то, как сводило сердце, когда Чан тихо скулил сжимая зубы покрепче, потому что боль в костях и суставах изводила и разрушала, он был ему благодарен за то, что он боролся. Рука скользнула чуть выше, чтобы поправить немного задравшуюся толстовку, а потом вновь вернулась на острое колено. — Ты такой красивый, когда спишь. — Чанбин улыбнулся сам себе, потому что это было немного глупо, а может и много. Разговаривать со спящим. Но Крис был почти всегда без сознания, либо спал, либо отключался от лошадиной дозы седативных, поэтому Со привык к их новому стилю общения, главное, чтобы Чан был рядом. Крис не проснулся, даже когда автомобиль Чанбина занял своё место в гараже. На дворе уже лежал тонкий слой снега, что запретил убирать Хёнджин, заручившись поддержкой Феликса, а Со не хотел случайно поскользнуться и уронить свою драгоценную ношу, поэтому решил убить двух зайцев сразу. Потом разберётся с тирадой Сынмина о том, что весь снег с машины теперь в гараже. Чан тихо замычал, стоило Со прижать его чуть крепче к себе, но не проснулся. — Не ворчи. — Улыбнулся парень, целуя тёмный висок мужа и открывая дверь в дом, где их уже ждали. Внутри было тихо, — лишь тихо работал телевизор, включенный на какую-то глупую дораму, лишь для того, чтобы не сойти с ума от тягостного ожидания, — поэтому, стоило Чанбину сделать шаг по коридору, к ним навстречу сразу кинулся Минхо, вытирая мокрые от пота ладони о домашние штаны. А за ним уже все остальные, даже Айен, придерживая своё тело за спинку дивана и плечо Хана. — Привет. — Не это хотел сказать Минхо, у него был целый список вопросов, который он подготовил за время, что сидел, бездумно смотря на мерцающий экран, но увидев Чанбина и спящего Чана на его руках, все мысли разом испарились из его головы. Он говорил шёпотом, скорее на автомате, потому что боялся потревожить хёна. — Привет. — Чанбин отозвался с улыбкой, чувствуя, как с плеч разом падает груз, что давил так долго и так болезненно. Все его мальчики были рядом, вся его семья.

***

— Не торопись, ладно? — Чанбин мягко поддержал Айена под руку, пока тот вылезал из машины. Его раны затягивались хорошо, даже очень, но боль всё ещё сопровождала многие движения, что было ожидаемо, поэтому мальчик не отказывался от помощи своих хёнов, лишь иногда ворчал, когда те слишком волновались и перегибали. Чанбин обнял Чонина за талию, помогая вновь вернуть в не очень гибкое и мобильное тело равновесие. Рядом стоял Хёнджин, держась здоровой рукой за ладонь Хана и вдыхая носом холодный морозный воздух. Они все выглядели очень забавно в тёплых зимних куртках и натянутых на глаза, по требованию Лино, шапках. Сам Минхо держался рядом с Сынмином и Феликсом, каждые десять секунд бросая взгляд на Чонина и Хёнджина, чтобы быть уверенным, что им не нужна помощь. Чан тоже был с ними. Он прижимался плечом к чёрной двери автомобиля, наблюдая за своей семьей из под прикрытых ресниц. Ломка ещё не была в прошлом, боль продолжала сводить мышцы и переламывать кости, но он уже мог стоять и передвигаться (почти) самостоятельно. — Порядок? — Чанбин нежно провел тыльной стороной ладони по лицу мужа, смахивая нападавшие снежинки и будто согревая и так всегда горячую кожу. — Полный. — Улыбка получилась чуть более кривой, чем хотел Кристофер, но Чанбин будто и не обратил на это внимания, просто протянул руку для опоры, на что, в который раз, получил невербальный отказ. — Помоги Йенни, ему нужно поменьше двигаться. — Я и так целые сутки в кровати провожу! — Айен недовольно прищурился, пытаясь разглядеть улыбающееся лицо Чана из-за широченной спины Со, но всё же позволил Феликсу приобнять себя за талию, но это лишь потому, что солнечному мальчику отказать не представлялось возможным. — Вопрос решился, — вновь улыбнулся Чанбин, так же, как и Феликс, приобнимая мужа за талию. — Будешь протестовать? Ответом Чанбину послужил лишь нежный поцелуй в румяную от холода щеку. Чан был невероятно счастлив иметь возможность видеть улыбки на лицах всех своих возлюбленных, которых совсем недавно он боялся потерять навсегда. Он был счастлив вновь чувствовать хоть что-то, кроме боли и желания воткнуть в свою вену иглу, сочащуюся героином. Они шли по заснеженной дороге, окруженной лишь голыми деревьями и могилами, тоже заснеженными и одинокими. Сюда захотели приехать Айен и Хёнджин, и Чан с Чанбином просто не смогли отказать, потому что мальчики имели право самостоятельно взглянуть на собственные могилы. Они располагались в конце кладбища, там где хоронили людей без документов или родственников, без имени, лишь с датой. Людей там забывали или просто не знали, но сейчас две могилы не выглядели иначе, они были также занесены снегом, лишь свежее, намного свежее. — Так странно. — Айен провел пальцами по запорошенным и уже завявшим лепесткам роз, что рассыпались пылью даже под таким невесомым прикосновением. На камне ожидаемо не было выбито имени, но в земле лежал человек, похороненный чужими людьми, использованный в собственных целях. Это было аморально, но опять же, ожидаемо. — Так странно прийти на свою могилу. — Это не твоя могила. — Чан выговорил фразу с трудом, пусть она и не была длинной, а Чонин кивнул, соглашаясь. Могила действительно не была его. Не полностью. — Но у тебя есть наши свидетельства о смерти, — напомнил Хёнджин, присаживаясь на корточки рядом с другим надгробием, — и тут дата дня, когда мы попали в больницу. Поэтому, это всё равно странно, Йенни прав, но в хорошем смысле. Хёнджин потянулся за букетом, что всё это время держал в руках Сынмин, молча наблюдая за происходящем. Ему было тяжело вспоминать день похорон, ему было всё ещё больно думать, как близко они были к тому, чтобы те стали настоящими. Цветы были белыми — символ скорби в Южной Корее, но их кончики — кроваво-красными, в цвет свежей крови. Хёнджин поделил букет пополам, чтобы уложить каждую часть поверх мягкой снежной подушки, не в свою честь, но в знак скорби о каждой невинной жизни, которой не стало из-за Гёнхи и его стремления стать чем-то большим, чем грязь под ногтями. Он и Айен не видели, как погиб мужчина, лишь читали новостные сводки. По изначальной версии — авария, а после вскрытия и обнаружения дырки в черепе — убийство. Но их задача была простой — изобразить убитых горем людей, чей друг скончался при таких ужасных обстоятельствах. Чанбин сделал всё красиво, так, что каждый полицейский начинал и заканчивал свой разговор фразой «примите мои соболезнования». Трупы Юто и Чуёна не нашли, и даже если Крис и Чанбин были немного расстроены этим фактом, то вида не подавали. Главное, те оставались мёртвыми, где — уже дело десятое. Хёнджин покрепче прижал ладонь к своему плечу, переживая вспышку соматической боли, но, несмотря на это, он улыбался, улыбался, потому что в могилах не было его любимых людей, потому что всё кончилось. — Замёрзнешь, Джинни, встань с земли. — Минхо аккуратно тронул младшего за плечо, что уже упирался коленями в снег, но не тянул наверх, давая возможность провести время в своих мыслях. Чан и Чанбин тоже никак его не беспокоили, просто наблюдали, позволяя и младшим расстаться со всеми своими эмоциями, что бурлили и душили изнутри. — Не верю, что всё теперь позади. — Прошептал Айен, носком ботинка отряхивая снег с камня, что навсегда останется без имени. — Хён? Парень развернулся почти легко, лишь слегка запнувшись за собственный ботинок, и так же легко взял Чана за руку и поднёс бледное запястье к мягким губам. На нём всё ещё был завязан окровавленные браслет: старый, потрепанный, впитавший в себя слишком много боли и столько же слёз. — Отпусти это, — изящные пальцы зацепили маленький узел с единственным намерением — развязать его. И Чан не сопротивлялся. — Мы в порядке, мы все. Нитка соскользнула вниз, на ладонь его младшего парня, а Крису показалось, что дышать стало легче. Будто образы, истекающего кровью Хёнджина, лежащего на коленях Феликса Айена, самого Ликси на коленях на сцене клуба и Минхо в крови на простынях в доме, где его должны были беречь, стираются. Кристофер всегда думал, что выжег их у себя в голове, на обратной стороне век, оставил тяжелым грузом на сердце, но это было не так. Его ещё можно было спасти. Айен отбросил аксессуар в снег, рядом со свежими цветами, наблюдая, как медленно белый приобрел розоватый оттенок. — Я хотел это сделать уже давно, — Хёнджин приобнял здоровой рукой Айена, и уложил голову ему на плечо так, чтобы иметь возможность видеть глаза Чана из под упавшей кудрявой чёлки. — Просто не думал, что получится так просто. Хочешь домой? Этот вопрос должен был задать Чан. На правах старшего, на правах лидера, но смотря в тёплые глаза Хёнджина, хотелось сложить свои полномочия и сдаться. Он так их любил. — Хотите от меня избавиться? — Чан вздёрнул одну бровь и усмехнулся, пусть любое проявление эмоций давалось с трудом. — Ага, привезём домой, завернём в одеяло и посадим перед теликом с миской риса и бульоном. — Хихикнул Чанбин прижимаясь губами к холодной щеке. У Чана давно не было такой холодной кожи, и Со не мог оторваться, наслаждаясь этим ощущением. — Я хочу ещё постоять. — Чан ответил нежной улыбкой и опустил голову на широкое плечо мужа. Он действительно ещё не хотел возвращаться домой, не потому что ему претила мысль провести вечер в тепле, окруженным любимыми людьми, просто ему нужно было вновь почувствовать себя живым, а не выжившим. Холодный воздух немного бодрил, насколько это вообще было возможно, когда по твоим венам циркулирует транквилизаторы вместо крови, но веки всё равно оставались тяжёлыми, они падали на глаза и отказывались подниматься вновь, а может просто у Чана сил не хватало на такое простое действие. Ему было приятно наблюдать за тем, как медленно всё возвращается на круги своя, как затягивались раны Джинни и Айена, как периодически Чанбин отвозил Феликса и Минхо в академию, как чаще пропадали Сынмин и Хан в клубе, решая рутинные вопросы. Лишь он пока находился вне общих усилий начать нормально жить. Айен что-то шепнул Сынмину, вызывая у старшего добрую чуть лукавую улыбку, а потом мягко поцеловал сухие от мороза губы, деля с ним одним им понятный момент. Чонин не опирался на Кима всем своим весом, хоть тот и пытался прижать младшего ближе, обнять за талию и в перспективе поднять на руки, но Айен не был бы Айеном, если бы сдался без боя. Рядом с ними стояли Хан с Хёнджином, что-то обсуждая, тихо, шёпотом, и Чану нравилось и это таинство между ними. Ему нравилась мысль, что теперь у них могут быть секреты, потому что их жизням ничего не угрожало, потому что они были свободны. Они могли уйти, если захотят, оставить его одного проживать остаток своей жизни, и даже это больше не пугало, главное, что они были в безопасности. — Не замёрзли? — Минхо обращался ни к кому-то конкретному, а ко всем младшим, что с каждой секундой становились всё румянее. Он заботился о них, заботился, будто знал их не меньше, чем Чан или Чанбин, и любил также крепко. — Нормально, — отозвался Хан, хотя сам вжал шею поглубже в плечи, но он правда на хотел портить момент, — тут не так и холодно. Феликс хмыкнул, обнимая парня со спины и укладывая подбородок на мягкий пуховик. Мороз действительно не мог сравниться с тем, как холодит кровь и тело страх. По сравнению с ужасом, в котором они жили последний месяц, это действительно было не холодно. Чан тоже улыбался. Его талию приятно грела широкая ладонь Чанбина, что тоже не мог оторваться от созерцания картины перед собой. — Дыру прожжёте. — Феликс вздёрнул уголки губ в подобие снисходительной улыбки и сделал пару шагов в сторону старших, чтобы нежно уткнуться кончиком носа в щеку Чана. Теперь его Чана, и эта мысль кипятила кровь в жилах. — Поехали домой. Вы можете смотреть на нас и в тепле. — Ликси… — Чан приложил много усилий, чтобы сжать тонкие пальцы парня, с замиранием сердца ощущая, как Ёнбок переплетает их пальцы. — Прости, что я втянул вас с Минхо в это, детка. Я люблю вас и никому никогда больше не дам сделать вам больно. Прости меня, малыш. Что-то похожее на непонимание появилось, но потом тут же исчезло с румяного лица с россыпью золота. Феликс поджал губы, сдерживая порыв сказать что-то не подумав, и кивнул, но совсем не в знак благодарности и принятия извинений, просто своим собственным мыслям. — Ты не втягивал нас, не думай об этом так. — Шёпот обжёг остывшую на морозе коже Кристофера, пустил мурашки бежать вдоль позвоночника и по рукам до кончиков замёрзших пальцев. — Ты спас нас, спасал каждый раз. Теперь наша очередь. Хён? Феликс подцепил пальцами подбородок Чана и приподнял его голову так, чтобы с каждым словом касаться чужих губ собственными. А Чан просто замер, сжимая чужую ладонь покрепче, будто это единственное, что помогало ему держать равновесие. — Я люблю тебя, — припечатывая каждое слово нежным поцелуем, — и я собираюсь доказывать тебе это, пока ты не сбежишь обратно в Австралию, и даже там я тебя достану. Чан засмеялся, искренне и звонко, впервые за долгое время, так что на щеках появились глубокие ямочки, а от глаз к вискам потянулись лучики морщинок. Он не заметил, как на них обернулись остальные, продолжая держать дистанцию, чтобы не прерывать момент, это было бы бесчеловечно. — Поехали домой, голубки, — в конечном итоге сдался Лино, когда прошло ещё пять погруженных в тишину минут. — Вы уже все красные от холода, особенно Ханни. — Я в норме! — Попытался протестовать Джисон, выглядывая из-за спины Хёнджина. — Да ты уже больше об Джинни греешься, чем поддерживаешь его! — Бросил Айен играя бровями, потому что не заметить, как дрожал от холода Джисон было невозможно. — У тебя губы синие. — Не правда! — Хан прижал обе ладони к нижней части лица, будто это могло заглушить стук его зубов, но несмотря ни на что, Минхо всё равно двинулся к улыбающемуся своим парням Чану. — Дурдом. — Хмыкнул танцор, как и Феликс ранее, цепляя мягкие и тёплые после поцелуев губы. — Поехали греться. И Крис больше не протестовал, потому что мальчики действительно замёрзли, да и Айену не нужно было так долго стоять, всё же рана была серьёзной и требовала длительного восстановления. Чан упал на переднее сидение автомобиля, а за руль, к его удивлению, сел Минхо. — Йенни, подвинься! — Феликс надулся, трепетно убирая ноги Яна с соседнего сидения , чтобы ему было, где устроиться. — Ты можешь занять соседнюю машину. — Поиграл бровями младший и перевел взгляд на зеркало заднего вида, в которое на них уже смотрел немного взбешенный Минхо. — Вам пять? — Поинтересовался старший, заводя мотор, когда Феликсу всё же удалось занять своё законное место сзади, и он, надувшись, уставился в окно, не обращая внимания на руку Чонина, что дергала его рукав. — Если не помиритесь, то будете готовить ужин, устраивает? — Без проблем. — Буркнул Феликс, прожигая ухмыляющегося Айена взглядом. Тот готовить не мог, Минхо ему бы не позволил, даже под дулом пистолета, стоять дольше десяти минут. — И мыть посуду, Ликс. — Добавил Лино, выруливая на дорогу. — Без посудомойки. — Садист. Минхо засмеялся, оставляя остаток конфликта на совесть младшим, а сам вернул взгляд на Чана, будто за дорогой следить было необязательно. Хотя, может, так оно и было. Руки помнили. — Не думал, что ты хороший воспитатель. — Устало улыбнулся Чан, пытаясь вплавиться в сидение автомобиля. Тепло немного расслабляло. — Ну я же работал с детьми, умею с ними обращаться. — Вновь беглый взгляд на что-то активно обсуждающих парней на заднем сидении. — Даже если им уже за двадцать. В груди разливалось тепло от того, как органично Минхо и Феликс вписались в их семью, будто были знакомы уже десятки лет, а может, и прошлую жизнь провели под одной крышей. Несмотря ни на что, они всё ещё были вместе, и это снимало не только душевную, но и физическую боль. Чан не чувствовал, как ломит кости, когда рядом были его мальчики, когда чужие пальцы касались его лица, или когда кто-то нежно сжимал его колено или предплечье, в знак поддержки. Он не чувствовал боли, когда видел улыбки на лицах своих возлюбленных, лишь умиротворение. Потому что они справились.