Freeze

Сынмин привалился к стене, рассматривая затылок Чанбина, что смотрел на гладкую поверхность стола и на свой мобильный. Они все устали, не спали нормально ночь, но сейчас были дела чуть важнее отдыха, поэтому пять пар глаз были распахнуты, а круги под ними продолжали чернеть. — Вы сожгли тела, хён? — Они приехали домой совсем недавно, но и пяти минут хватило, чтобы понять, что стало явно чище, как минимум больше не воняло мёртвыми отбросами. — Да, — Со коротко кивнул, — авария на лесной трассе и пожар. Выживших нет. — Это был заголовок из последних новостей, что заполонили собою все СМИ. Водитель не справился с управлением и забрал вместе с собой столько невинных жизней. К счастью журналисты не знали, скольких ещё он отправил на тот свет до этой ночи. — Нужно позвонить его жене. Мы, вроде как, друзья. — Будешь приносить соболезнования? — Хан скривил губы в усмешке, что не исчезла, даже когда Чанбин развернулся на него и приподнял бровь в немом вопросе. — Я бы лучше пустил по пуле в голову каждому его любимому человеку, что ещё остался на этом свете. Воссоединил бы семью. Усмешка превратилась в оскал, а по коже поползли мурашки от фантомного, но такого знакомого ощущения тяжелого металла между пальцев. Хан был похож на безумца, жестокого и хладнокровного, что чуял запах жертвы, такой манящий и притягательный. Это были легкие трупы — женщина и несовершеннолетний ребёнок, даже несмотря на охрану, их убийство было бы слишком примитивным, но в тоже время не менее приятным. — В этом больше нет смысла, — напомнил Сынмин, — Гёнхи мёртв, скорбеть некому. — Не имеет значения, — Джисон махнул рукой, будто отказывался от похода в парк или предложенного куска пирога, а не от идеи оставить людей в живых. — Я жив, а значит я смогу получить от этого удовольствие. — От убийства невинных? — Предпринял ещё одну попытку Сынмин, но и этот выпад Хан встретил идеальной улыбкой и блеском в глазах. Он действительно был безумцем, самым настоящим маньяком, но с принципами. — Он отправил убийц в наш дом, зная, что там будут лишь Хёнджин и Айен с Ликсом. Он не думал о невинных жертвах, а я должен? Двойные стандарты. — Джисон продолжал сверлить взглядом младшего, ожидая от него ответного удара, но тот молчал. Сынмин понимал, что идти против такого Хана его полномочий не хватит. Но всё ещё был Чанбин, что пока выступал лишь немым слушателем, но довольно внимательным. — Джи. — Коротко позвал его старший, переключив внимание на себя. Глаза Хана действительно были безумны, ни капли былой нежности и любви. — Сделай хоть вид, что у тебя есть сердце. — Устал. — Джисон пожал плечами, вновь показывая насколько мало придавал значения жизням этих людей. Он бы пощадил их, если бы Гёнхи не попытались убить его возлюбленных, если бы вновь не посадил на иглу Чана. — Они не заслужили наших соболезнований. — Если ты это сделаешь, то поступишь не лучше него. — Феликс взял парня за руку и нежно погладил подушечками пальцев мягкую ладонь, будто так мог выгнать эти ужасные мысли из головы Хана. Но сумасшедший огонёк в глазах никуда не исчез, а будто загорелся сильнее, когда Ёнбок болезненно сморщился, стоило плечу неприятно заныть. Не до конца зажившая рана последние дни слишком часто давала о себе знать, сказывался стресс и отсутствие отдыха. — Он убил двух невинных людей в клубе и собирался убить тебя. Он отправил своих людей в академию, зная, что там будете лишь вы с хёном без защиты. Я не буду лучше него, если убью его семью, ты абсолютно прав, Ликс, но я никогда и не утверждал обратного. Хан не мог назвать себя хорошим человеком, по крайней мере не в понимании обычных людей, но он не стеснялся этого. В его мире быть живым и хорошим одновременно невозможно. Он умел быть особенно жестоким, если дело касалось благополучия его семьи, научился у Чана. — Я слишком долго был хорошим. — Джисон поднялся и направился к сейфу с оружием. Он давно не был так ни в чём уверен, как в желании оставить после семьи Гёнхи лишь свежие могилы. Он готов был взять на свою душу этот грех и эти жертвы. — Перестань, Сон. — Чанбин обвил младшего со спины и сжал оружие поверх чужих пальцев. Они чуть подрагивали от адреналина и праведного возбуждения, да и вся поза была, как у бегуна перед стартом. — Положи эту штуку. — Боишься, что я могу навредить кому-то? — Хан вздёрнул уголок губ, смотря немигающим взглядом на пальцы Чанбина поверх металлической рукоятки оружия. Он знал ответ, просто ему хотелось услышать это от старшего. — Ты? — Чанбин ухмыльнулся, потому что Джисон был очень неуклюжим, мог споткнуться на ровном месте, но в управлении оружием ему не было равных. Он будто родился с пистолетом в руках. — Скорее конец света случится. — Получается, тебе не нравится, как я выгляжу с оружием в руках? — Хан вновь ухмыльнулся, но на этот раз поднял взгляд, чтобы увидеть, как Сынмин закатывает глаза и цокает языком. Это лишь попытка вывести на эмоции, так работал мозг немного опьяненного адреналином Хана, он становился ещё той язвой. — Не перегибай. — Голос Чанбина немного хрипел, потому что Хан с оружием в руках не мог не нравится, он был невероятно горячим, но обстоятельства были не те. — Отдай мне эту штуку. Хватит с нас смертей. Им придется жить с этим, и это лучшее наказание. — Думаешь, они догадаются, что это наших рук дело? — Минхо сам не понял, как с его губ сорвался этот вопрос, но он действительно его мучил. — Авария на пустой трассе, даже ночью, инициированная человеком, который столько лет занимался обеспечением безопасности самого влиятельного драгдилера Сеула? — Хан позволил Чанбину забрать свой пистолет, не без ворчания разумеется, но трепетного поцелуя в губы было достаточно, чтобы младший немного оттаял. Это действительно звучало немного смешно, но лишь немного, внутри Минхо всё ещё беспокоился о последствиях. Его влажные ладони сжали спинку кожаного дивана, но он не стремился стать ближе к остальным парням в помещении, скорее пытался снять хоть какое-то напряжение, что копилось в его теле. Феликс мягко накрыл его пальцы, напоминая, что это всё уже вроде как не имеет значения. — В любом случае, — Сынмин отложил телефон, на котором последние десять минут искал всю возможную информацию из новостных сводок, а также полицейских отчетов. Без Гёнхи будет первое время сложно, всё же связей у мужчины было не занимать. — Пока СМИ и полиция не успокоятся, думаю нам надо вести себя максимально участливо, старый друг погиб, как никак. Это, наверное, был действительно мудрый ход, но Хан всё равно недовольно фыркнул, падая обратно на диван рядом с Феликсом и натягивая капюшон толстовки до глаз, тем самым выражая свою позицию — ребёнок, не меньше. Возможно, в другой бы ситуации, Чанбин посмеялся, подколол и отметил в нём эту черту, но сейчас он просто погладил согнутое острое колено, с тихим «не дуйся», будто парню сотню баксов не дали, а не убить женщину с ребёнком. Минхо с Феликсом ещё предстояло к этому привыкнуть. — Договорились. — Чанбин кивнул, будто смысл сказанного Сынмином, до него дошёл лишь спустя минуты, на деле же, он просто не хотел оставлять идею без ответа, который по сути и не требовался. — Мне нужно в клуб и… — Чанбин прижал ладони к глазам, надавливая посильнее, чтобы боль немного привела в чувства, — выспаться. Но это позже. — Нужна помощь? — Сынмин не особо горел желанием ехать куда-либо, точнее не горел совсем, хотелось просто залезть в горячий душ, а потом под одеялом, дня так на три, но положение обязывало предложить. — Ммм? — Чанбин вскинул взгляд красноватых от недосыпа глаз на младшего, пытаясь найти на его лице детали, что упустил, пока сверлил взглядов красное пятнышко на полу. И как они его не заметили? — Помощь? Не беспокойся, с бумагами и прочей бюрократией я как-нибудь сам. Плюс, видок у тебя не располагает к посещению престижного заведения. Сынмин даже не был уверен, что Чанбин пытался его подколоть, просто не верил, что у Со вообще были силы на юмор, поэтому не ответил, просто кивнул и выдохнул, когда облегчение разлилось по каждой клеточке тела. — Не задерживайся? — Интонация совсем не подходила к сказанному, но Джисон знал, что требовать приехать не под утро после всего происходящего, наверное, совершенно неуместно. — Разумеется. Пройдемся? Со дождался мягкого кивка от младшего и наклонился к Феликсу, что задумчиво жевал губы. Тот даже не пытался уловить суть диалога, что состоялся между владельцами дома, слишком глубоко погрузившись в собственные мысли и переживания. — Sunshine? — Феликс наконец перевел взгляд на старшего парня, что улыбался очаровательно любяще, но сам это улыбку не отразил. Ему тоже требовалось поспать. Срочно и долго, чтобы стереть все потрясения прошедших дней. — Поцелуешь меня? И опять никакой реакции, кроме нежного и трепетного, как умел Феликс, касания губ. Он не был обижен, точно нет, просто измотан, а Чанбин не собирался давить, смысла не было. — Позаботься о хёне и Сымини с Джи, ладно? Я люблю тебя. — На этот раз Чанбин собирался дождаться хоть какого-то ответа и взаимности, поэтому не поднимался, продолжая сверлить веснушчатое лицо взглядом. — И я. — Феликс позволил потрепать себя по голове, даже не морщась, когда волосы чуть тянутся за широкой ладонью мужчины. — Позаботиться обо мне? — Лино ухмыльнулся, стоило Чанбину полностью перевести взгляд на него, а потом просто подался вперёд, прижимаясь к мягким розовым губам и обнимая широкую шею руками. — Не влезай больше ни во что. — Разумеется. — Чанбин чуть свёл брови, будто хотел сказать ещё что-то, но в итоге, просто оставил ещё один поцелуй на припухших губах и отстранился. Он не хотел прощаться и уезжать, не столько из-за усталости, сколько из-за всё ещё свежих воспоминаний и тревоги, что грызла душу изнутри. Это нормально — волноваться за тех, кого любишь (он часто напоминал себе об этом) — это по-человечески. Всё-таки их жизнь не предполагала вечерних посиделок перед камином за чашечкой ароматного кофе. Запах пороха и металла стал более привычным, более понятным, избавиться от него, означало избавиться от всего, что они имели. Поэтому Со не жаловался, просто загнал чувства подальше и покрепче поцеловал Сынмина, обещая, что вернется в целости и не продырявит ещё пару голов, точно не от скуки. — Джи? — Ещё раз позвал Чанбин, не хотя отпуская тонкую талию Кима. И когда он успел так соскучиться по близости со своими парнями? И Джисон не стал препираться, потому что не хотел, просто пошёл следом, убирая ладони в передний карман и упираясь взглядом в широкую спину. Это не должна была быть прогулка или что-то вроде того, поэтому оба парня остановились у дверей в гараж, просто заполучив себе немного личного пространства. — Я не сожалею о своих словах, — буркнул Хан, привалившись спиной к железной двери, — если ты об этом хотел поговорить. — Похоже, что я собираюсь отчитывать тебя, мистер «я уже большой мальчик»? — Чанбин приподнял брови, пытаясь сыграть крайнюю степень удивления. — Получается, насиловать будешь? — Хан прижал ладонь к приоткрытому в наигранном шоке рту. — Предупреждаю, я буду кричать. — Клоун. — Чанбин улыбнулся, когда глаза Джисона вспыхнули праведным озорством, у этого парня была способность поднимать настроение по щелчку пальцев. — Ты нормально? Хан хмыкнул и прищурился, не сразу поняв, о чём беспокоится его хён, но потом просто кивнул, потому что вопрос был скорее общий, обо всём сразу. — Пойдёт. Ты? — Пойдёт. — Чанбин хмыкнул, прижимая младшего к своему плечу и вдыхая больничный запах, что впитали волосы Хана. — Не думай слишком много, мы всё решим. — Не думал, что ты помимо торговли наркотиками ещё и психологией увлекаешься. — Это даже шуткой не планировалось, но Чанбин всё равно едва заметно улыбнулся и наугад ткнулся губами в тёмную макушку. — Я люблю тебя. Что ты думаешь? Насчёт Чан~хёна? Этот вопрос назревал уже давно, и Чанбин знал, что придётся рано или поздно с ним столкнуться, хотелось бы, конечно, поздно. Хан был для него всегда главной поддержкой, когда дело касалось ломок Криса, поэтому он не собирался от парня ничего скрывать. — Он хочет бороться, и я, разумеется, его поддержу. — А ты? — Хан приподнял голову, устремляя взгляд на поджатые губы любимого мужчины. — Ты сам чего хочешь? — Быть на его месте. — Это был самый естественный и очевидный ответ для Чанбина, для Джисона, который лишь хмыкнул, кажется, тоже. — Я дам ему дозу, если он попросит, это наверняка. Героин, кокаин, метадон — что угодно. Я просто хочу, чтобы он был снова рядом с нами. Осуждаешь? — Никогда, ни тебе, ни хёна, — не задумываясь, ответил Хан, мотая головой. — Я люблю вас, это вряд ли что-то уже изменит. На улице было прохладно, но Джисон просто не хотел замечать, как неприятно пощипывает щеки ледяным ветром, просто прижимался к сильному телу Чанбина сильнее, скользя ладонями по широкой спине. — Возвращайся, быстрее. — Хан коснулся пухлых губ Чанбина, наконец отлипая. — Я бы с удовольствием погладил эту спину, когда на ней не будет этой чёртовой рубашки. — Ловлю на слове. — Чанбин подмигнул младшему и нажал на кнопку открытия дверей. Им определенно нужно было время вместе, и несомненно побыстрее. *** Хёнджин прошёлся ладонью по спутанным волосам Айена и вновь припал к раскрасневшимся и припухшим губам, проталкивая свой язык между двумя рядами идеальных зубов. Он был уверен, что Дживон открутит им обоим голову за такие «физические нагрузки», но это уже проблема их будущих, они настоящие собирались взять от момента по максимуму. — Секс двух инвалидов в больнице, звучит, как название для закинкованного порно ролика, что думаешь? — Засмеялся Айен, пока Хёнджин продолжал с упоением выцеловывать его шею и виднеющиеся из под больничной рубашки ключицы. — Джинни, у нас на двоих три работающие руки, две ноги и одно туловище, перестань возбуждать меня. — Айен попытался прижать ладонь к губам, чтобы скрыть вырывающееся из груди хныканье, но для инвалида Хван был весьма быстрым, поэтому ему не составило труда перехватить чужое запястье, здоровой рукой, и как ему баланса хватило. — Но ты такой чертовски горячей в этой штуке. — Хёнджин очаровательно похлопал ресницами и зацепил край одежды, вызвав у младшего смешок. Действительно — предел влажных фантазий. — Эй, Ян Чонин, перестань быть таким милым. — Я и не пытаюсь, это у меня от природы. — Айен потянул Хвана на себя, укладывая его рядом на здоровое плечо и прижимаясь к высокому лбу нежным поцелуем. Хёнджина хотелось трогать, хотелось тискать и ласкать, и чтобы он продолжал смотреть этими огромными оленьими глазами, будто не пытался пять минут назад разогнуть левую руку настолько, чтобы залезть Айену под рубашку, извращенец. — Что насчет идеи, просто продолжить запихивать языки в рот друг другу? Айен засмеялся, а Хван наоборот закатил глаза, мыча что-то вроде, «неисправимый» и «ребёнок». — Ты умеешь портить моменты, знал? — Пробурчал старший, но всё же не преминул возможностью, сделать то, что ранее озвучил Ян, стараясь при этом сильно не наваливаться на парня. Возможность интима звучала очень привлекательно, но при этом настолько же невозможно. — Я просто хочу трахаться. — За языком следи. — Шутливо поддел Айен, несильно тыкая парня в бок. Хёнджин становился всегда очень капризным, когда не получал желаемого. Но при этом Айен понимал и разделял желание Хвана. Они просто продолжали лежать, лениво целуясь и иногда подкалывая друг друга, пряча за этим моментом мысль о том, что Чан был не в порядке. Сильно не в порядке. Они не говорили об этом, практически. Айен лишь рассказал о том, что знает, получив в ответ короткое «угу». Для них слова «Чан» и «ломка» значили нечто иное, что-то сродни бабайке, которым родители пугают детей — никогда не видели, но боялись до чёртиков. Но не говорить, совсем не означает не думать. Думали об этом они каждую свободную минуту, прокручивая все возможные сценарии и исходы. Для Чан это был не первый опыт, и наверное, если бы речь шла, например, о прыжке с парашютом, то наличие прошлого пошло бы плюсом, но у ломки и наркотиков был другой эффект. Чем чаще срываешься, тем труднее слезать. Останется ли Чан прежним? Не так. Захочет ли Чан остаться прежним? Захочет ли их рядом? Вот о чём думал Айен, касаясь в очередной раз розовых губ Хвана. Захочет ли Чан хоть что-то, кроме дозы? *** Первое, что почувствовал Чан, когда открыл глаза — жар. Не тот, что испытывает человек с лихорадкой, или когда заходишь в сауну. Этот жар был больше похож на огонь, будто тело обложили дровами и подожгли, при этом не забывая доливать керосина. Простыни на кровати промокли от количества испарины, что ручьями текла по покрытому синяками и ссадинами телу, даже больничная рубашка не спасала. Яркий (лишь для Чана) солнечный свет выжигал сетчатку, заставляя слёзы нескончаемым потоком течь по лицу. Чан отказывался признавать, что плачет не из-за солнца, а потому что боль в теле, заставляла уверовать, лишь бы Бог забрал его поскорее в ад, там точно не так страшно. Браслет Хёнджина, что Кристофер сжимал в ладони, уже тоже был мокрый, и от этого старая давно запекшаяся кровь, начинала течь между пальцев, напоминая о порезах. Он мог себя ранить? Было чем? Оба вопроса риторические, потому что, даже если бы в палате нашлось бы что-то острое, то не нашлось бы сил в теле, чтобы это взять. Чан вновь был лишь подобием живого человека, потрепанной оболочкой без души, её выжгла температура. Глаза закрылись и вновь открылись, как в замедленной съемки, но сфокусироваться ни на чём не удалось. Чан понимал, что находится в больничной палате, — он бы ни за что не покрасил стены в доме в такой цвет, даже если бы Айен нашёл обоснование тому, почему это весьма гармонично, — в клинике, в которой были Йенни и Джинни. Он говорил с Чанбином и Феликсом? Здесь? Получается это был не сон? Думать было больно, но не думать, ещё хуже. Крис просто не мог понять, когда его мозг разжижился настолько, что он не помнил и пары последних дней. А точно ли пары? Чан болезненно застонал и попытался перевернуться на спину. Ему нужен был ориентир. Нужно было понять, что он не провалялся в коме месяц, пуская слюни в больничную подушку. Ломка длится две недели, это Чан знал лучше, чем дату собственного рождения, а самый пиздец наступает на третий или четвертый день. То есть одно из двух — либо уже прошло, минимум, три дня, либо это был ещё не самый пиздец. Первый вариант стоял в приоритете, разумеется. Взгляд проскользил по белому потолку, мимо окна, что, на удивление Кристофера, было закрыто шторами, и к стойке капельницы, что врезалась в сгиб локтя. Пакет был почти до краёв наполнен прозрачным раствором, что должен был вывести героин из организма быстрее. За последние ломки и после историй бывалых наркош, Чан выучил, что быстрее следовало читать как «на день раньше сможешь сидеть», но и это было хорошо. Пусть лучше так, чем блевать собственным желудком, каждый раз, когда открываешь глаза. Рядом висел ещё один пакет, чуть меньше и более пустой, и Чан не нуждался в маркировке, чтобы понять, что внутри был обезбол, вот какой — уже дело десятое. Обычно не помогал никакой, даже морфием нужно было ширнуться как следует, чтобы ощущение, будто выдирают зубы один за другим, притупилось. Методон уже звучал интереснее, но Дживон не был бы Дживон, если бы просто так посадил его на заместительную терапию. А значит снова парацетамол. Чудесненько. Чан сделал глубокий вдох, в первую очередь, чтобы доказать себе, что ещё имел на это способность, и опершись руками на койку, сел, рыча сквозь зубы от боли. Позвоночник, как и все остальные кости пронзила боль, а по щекам потекло больше влаги, а Крис продолжал себя обманывать тем, что это лишь испарина от температуры. Впервые за все свои ломки, Чан был один, без Чанбина и Джисона с Сынмином, без пальцев перебирающих мокрые кудри, без губ, оставляющих невесомые поцелуи-бабочки на косточках пальцев. Сам по себе. И это было… Это было хорошо. Хорошо, потому что никто не должен был разделять с ним его боль, никто не должен был жалеть и сочувствовать, потому что это не их вина, они не должны её искупать. Но Чан должен. Поэтому сейчас Чан сжимал старый браслет, испачканный кровью человека, который дважды чуть не погиб, потому что его не было рядом, именно поэтому он не слышал напутствий мужа, который всегда просил завязать с криминалом и подумать о семье. Он вновь облажался, подпустив к себе не того человека, отдав ему всё, доверившись ему. Он заслужил это как расплату за свою глупость. Но он не собирался сдаваться, потому что он знал, ради чего борется.