Freeze

— Куда мы едем? Вопрос прозвучал слишком громко в погруженной в звенящую тишину машине, даже аудиосистема была выключена. — Есть одно место, — Чанбин свернул с шоссе на лесную гравийную дорогу, сплошь испещренную ямами. — Оно должно быть безопасным. — От кого? — Минхо взялся за ручку двери, стараясь хоть как-то зафиксировать своё тело в раскачивающейся машине, его голова раскалывалась от стресса и количества пролитых слёз, а качка усугубляла тошноту. Парень чувствовал себя опустошенным, как будто вместе со слезами на похоронах он потерял всего себя, свою душу. Даже взгляд тёплого цвета глаз стал пустым, как у мертвеца. Единственное, чему был благодарен Лино, было то, что младшие заснули. — Я знаю, на что ты намекаешь, — одними губами сказал Чанбин, — но если Чан захочет найти нас, у него не уйдет на это много времени. Он знает это место. Минхо не мог точно сказать, рад ли был этому факту Чанбин, его лицо было непроницаемым и спокойным. Но Лино факт того, что Крис мог найти их в любой момент, успокаивал. Он ещё не привык к такой жизни, и поддержка в виде Чана и Чанбина была очень кстати. — Мальчики любят его, — прошептал Лино, когда они проехали ещё несколько десятков минут в тишине, но Чанбин не отреагировал. — Скучают. — Ты думаешь, я не люблю его? — Задал риторический вопрос Со. Его голос не был грубым и в нём не было сарказма, он был таким же пустым, как и взгляд Ли. Теперь настала очередь старшего молчать. Он бы хотел ответить на этот вопрос, но не видел смысла, всё было очевидно. — Крис совершил ошибку, цена которой была жизни моих мальчиков. Каждый раз, когда я смотрю на своего мужа, я вижу их лица, бледные, потому что вся их кровь впиталась в мою собственную одежду. — Он не один виноват в этом, Бин~а, — вновь тихо, потому что от чувства собственной вины дыхание спирало. — Знаю, — кивнув в знак согласия. — Но я знаю Чана, когда ему плохо, когда из всех чувств в его душе остаётся лишь боль. Я больше этого не переживу. Глубокий вдох, и снова тишина. Чанбин слышал, как быстро колотится его сердце от мысли о том, что Чан сорвётся, что через дни, может недели, ему придется похоронить и своего мужа, с которым они были вместе всю жизнь. Боль была похожа на агонию, но Чанбин должен в первую очередь думать о младших, поэтому сейчас его машина погружалась всё дальше в лесную чащу, в надежде, что кроны деревьев уберегут их от человека, которого Со считал другом.

***

Айен бездумно мял левой рукой мягкое одеяло, которое уже начинало давить, как неподъемная бетонная плита. От него, как впрочем и от всего помещения, пахло лекарствами и почему-то смертью, но может, парень просто себя накрутил. Часы, что висели на стене реанимационной палаты, показывали почти полночь, но снаружи, в коридоре, ещё горел свет. Его было видно через стекло в двери. Мимо часто проходил персонал, периодически заглядывая внутрь, но они, как правило, ничего не спрашивали, обводили палату оценивающим взглядом и вновь исчезали в бесконечном коридоре. Рука болела от нескончаемых уколов и капельниц, что ставили, казалось, каждый час. Но боль от огнестрельного ранения была сильнее. Она расползалась от живота по всему телу, даже обезболивающее больше не помогало. — Болит? — Голос Хёнджина казался далёким, хоть парень и сидел на соседней кровати, смотря на младшего глазами, полными волнения. — Я буду в порядке, Джинни, — прошептал Чонин, но в противовес своим словам, болезненно зашипел и зажмурился. — Через время. Айен мечтал выбраться из этой палаты, пропахшей антисептиком и физраствором. Мечтал оказаться в тёплых объятиях своих возлюбленных. Но он был здесь. Без возможности связаться с ними, выяснить, живы ли они. Это было жестоко. — Гёнхи действительно думает, что мы погибли? — Через время спросил у старшего Чонин, медленно повернув голову в сторону парня. — Так сказал Чанни~хён, — кивнул Хёнджин, — он с Чанбином~хёном больше не доверяют ему. Хён думает, что так будет безопаснее. — Остальные хёны в порядке? — Айен уже задавал этот вопрос, но решил это сделать ещё раз, чтобы быть уверенным, что это правда. — Должны быть, — подтвердил Хван, — Чанни~хён и Чанбинни~хён со всем справятся, как и всегда. Хёнджин посмотрел на свои колени, а потом на плечо. Оно было прикрыто рубашкой, но рельеф бинта выдавал причину, по которой парень находился в этом месте. Пальцы коснулись мягкого материала и чуть-чуть надавили, но недостаточно, чтобы сделать сильно больно. Они очертили выпуслые мышцы, сейчас лишенные способности к мобильности, потом косточку локтя и остановились лишь на старых рубцах на запястье, давно побелевших и мягких. Хёнджин не любил боль. Он считал страдания бесполезными, если они не во благо другим. Но боль в плече была скорее приятной. Он защищал свою семью. Он защитил Феликса. Мысль о том, что благодаря ему и Йенни Феликс остался жив и здоров, приносила облегчение, но Хван не гордился этим. Это была его обязанность, таким нельзя гордиться. — Ляжешь со мной на кровать? — Шёпотом поинтересовался Айен, вырвав Хвана из плена собственных мыслей. — Я могу случайно сделать тебе больно. — Хёнджин боялся рисковать. Рана Айена была серьезной, швы хрупкими, а состояние всё ещё не очень стабильным. Он боялся, что может случайно навредить человеку, которого любил больше своей жизни, но Айен не был бы собой, если бы так легко отступил. Парень, шипя и хрипя, сдвинулся правее, освободив для Хёнджина больше места, и откинул край одеяла. Он мог чувствовать, как напрягся старший на своей кровати лишь от вида очертаний бинта, что опоясывал всю талию под почти прозрачной рубашкой. — Я не хочу спать без тебя, — просто ответил Чонин. — Даже не думаю, что смогу. Хочу, чтобы ты был рядом. Хёнджин протяжно выдохнул, но звук вышел больше похожий на обреченный стон, и поднялся со своего места, придерживая левую руку правой, чтобы зафиксировать её положение. Кровати в больнице нельзя было назвать просторными или уютными, они составляли лишь одну треть тех, что были в их особняке, но когда правое плечо Хёнджина коснулось матраса, а нос нашёл щёку Айена, парню показалось, что он снова дома. — Это немного щекотно. — С улыбкой сказал Чонин, чуть вжав голову в плечи, так чтобы воздух, выдыхаемый Хваном, не касался свободных от одежды участков кожи. — Что именно? — Хёнджин не мог не усмехнуться и не прижаться чуть ближе, специально издеваясь на младшим парнем, но не переходя границы — Айен был слаб, его нельзя было сильно беспокоить. — То, как интенсивно машут своими крыльями бабочки в моём простреленном животе. — Шепчет Чонин, а улыбка, яркая даже в темноте больничной палаты, расползается на его красивом лице — он так чертовски сильно любит и так счастлив, что судьба подарила им ещё один шанс.

***

В доме прохладно. Это всё, что может ощутить Крис, когда за ним закрывается входная дверь. Стены чистые, как и полы, не осталось разводов крови, не осталось следов от подошвы, не осталось тел, что ещё какие-то сутки назад были грудой навалены посреди кухни. Разбитые предметы интерьера тоже исчезли, и если честно, Крис и сам бы никогда не сказал, что в этом доме чуть не убили его семью. В руке мужчины был зажат телефон, но экран не горел. На нём не было смс ни от Чанбина, ни от Гёнхи, Дживон тоже не писал хоть они расстались уже тройку часов назад. Крис прошёл глубже, к лестнице, и поднялся на второй этаж, в спальню, когда-то их с Чанбином общую. От тишины вокруг Чану казалось, что его уши закладывает, хотелось обойти весь дом, открывая каждую дверь и заглядывая внутрь, чтобы удостовериться, что с мальчиками всё хорошо, они просто уснули после длинного дня, но Крис знал, что там никого не было. В столе, как и всегда, лежал небольшой пакетик героина и шприц, чистый, запакованный в индивидуальную упаковку. Кристофер даже не может сказать, когда убрал такой жалкий набор в ящик под замок, но это было что-то вроде библии для верующих, но только для наркоманов. Чан не собирался открывать этот ящик, не собирался доставать ложку и зажигалку, затягивать жгут чуть выше локтя, чтобы вздувшиеся вены было лучше видно, но он хотел. Это желание было фоновым на протяжении всех последних лет его жизни, как зуд от непроходящего укуса москита. Чан справился с ним по своему — если больше не можешь искать смысл жизни в наркоте, постарайся найти его в чём-то другом. Крис нашёл в своей семье, но сейчас всё вновь катилось к чертям. Но Чанбин был прав — ему не было хуже всех, он не имел права срываться, слишком большой путь уже проделан, чтобы так просто всё послать к чертям. Ужасно хотелось позвонить младшим, узнать, что с ними всё хорошо, чтобы ещё раз убедиться, что похороны были лишь вынужденной мерой, но Кристофер не мог. Он чувствовал, как за ним следят. Он бы мог назвать это паранойей, но в сложившейся ситуации этот исход был наиболее вероятным. На кухне была недопитая бутылка виски, Крис сам оставил её там. Алкоголь был способом заглушить боль номер два, после иглы в вену. Чан спустился вниз. Было странно смотреть в панорамное окно и не видеть ни одного человека Гёнхи, было странно ощущать себя таким уязвимым, таким слабым. Первый глоток, как и всегда, обжигал. Терпкий, лишь слегка сладковатый, напиток заструился ниже, согревая, разливаясь по венам вместе с подобием облегчения. Так странно, но приятно. Крис откинулся на спинку кресла и глубоко вдохнул. Пахло моющем средством и ещё какой-то химией, что использовалась для уборки помещения от крови и пороха. В голову закралась мысль, что именно такой запах должен быть у места, где живёт глава мафии. Там не должно пахнуть домашней едой и цветами, не должно быть слышно чьего-то смеха и тихих разговоров, перебиваемых лишь глупыми телешоу или музыкой, не должно быть гортанных, но чувственных стонов в одной из самых больших спален. Должно быть тихо. Как сейчас. Чан оплел пальцами корпус мобильного и вновь развернул экраном к себе, чтобы в очередной раз не увидеть ничего. Ожидание всегда самое болезненное и сложное. Ты чувствуешь себя мышкой в быстро вращающемся колесе, из которого выход тебе может показать лишь твой хозяин. Но проблема в том, что именно он его и крутит. Крис ждал сообщение от Чанбина. Он примерно предполагал, куда увез младших его муж, он одобрял его выбор, но учитывая подозрения насчет Гёнхи — охраны в том месте не было. Это заставляло нервничать. Младшие были слишком разбиты горем, чтобы суметь защитить себя, а Лино с Чанбином вдвоём бы не справились. Чан хотел уже сам набрать осточертевший за последние дни номер, но Гёнхи позвонил первым. Его голос дрожал, будто после бега или сильного испуга, а слова путались. Это было не похоже на всегда собранного мужчину, умевшего держать своё лицо, даже когда закапывает труп. — Господин Бан? — Прозвучало, как вопрос, будто мужчина не был уверен, куда попал, а может он надеялся, что трубку уже возьмет не Крис. Это заставило мужчину подобраться и сжать пистолет, что был убран в его карман. — Я слушаю тебя. — Чан напротив, говорил спокойно, как подобает лидеру, чтобы не наводить директора по безопасности на какие-либо ненужные мысли. — Ты нашёл Юто? Беглый взгляд на монитор, что висел в гостинной и показывал картинку с камер снаружи, дал понять, что двор был чистым. Крис на всякий случай прислушался — высокие стены и отсутствие нагромождений мебели улучшали акустику, звуки становились громче и более гулкими, но опять же — всё было тихо. Чан был один. — Мои парни сейчас проверяют всё в округе, где его последний раз видели, — ответил мужчина, а потом вновь затих, не решаясь продолжить диалог. Он явно волновался, явно не был уверен, что говорить. — Ваша семья с вами, господин Бан? Вопрос показался Крису странным. Точнее, он был весьма обычным, учитывая должность Гёнхи, тот должен был удостовериться в том, что все его подопечные живы, но Чан не говорил мужчине, что собирается разделиться с остальными, не говорил, что они поссорились. Ранее, Чан никогда не расставался со своими возлюбленными более, чем на несколько часов. Так что же заставило Гёнхи задать такой вопрос? — Разумеется, — соврал Чан, — почему ты спрашиваешь? — Пока мы не знаем, где находится Юто, будет безопаснее, если вы будете вместе, — отвечает мужчина и добавляет, — постоянно. Я пришлю свлих людей для охраны к вашему дому. Чан фыркнул. Он не говорил Гёнхи, что вернулся в особняк, так с чего тот взял, что Кристофер дома. — Своих людей? — Чан смотрел перед собой, зафиксировав взгляд в одной точке и прислушиваясь. Он был уверен, что не один. Это чувство, сродни зуду, распространялось по коже вдоль позвоночника. Кристофер повел плечами, потому что на другом конце продолжали молчать, мужчина знал, что это не к добру. Гёнхи знал, что Чан не хочет видеть его людей рядом со своей семьей, но почему-то предложил. Вновь. Серьёзная ошибка. — Находится без охраны сейчас может быть опасно. — Ответ последовал спустя ещё некоторое время, это хватило, чтобы Кристофер поднялся и вновь подошёл к панорамному окну. Пустой двор, освещённый несколькими фонарями и светом из дома, а также машина Криса, не загнанная в гараж — всё что предстало перед глазами. — Твои люди не обезопасят меня сейчас, Гёнхи. — Последнее, что сказал Чан перед тем, как оставил директора по безопасности слушать короткие гудки. Догадывался ли Гёнхи о том, что Крис всё знает, или нет, но вёл он себя явно странно. Его голос, подача, загнанное дыхание — всё это было необычно, не свойственно этому человеку. Постояв ещё с десяток минут, Чан заставил себя выйти на улицу. Он снял с себя пиджак, и теперь холодный ветер мог беспрепятственно щипать чувствительную кожу. Снаружи было тихо, но это совсем не успокаивало мужчину, тишина будто была искусственно созданной, чтобы лишить бдительности. Небо было серым, совсем не ночным, скорее как в дождливую погоду. Крис смотрел на верх, выставив напоказ длинную шею с чётким кадыком и ключицы. Если бы кто-то хотел его убрать, он бы стал лёгкой мишенью, но Чан ей не был. Это он понял совсем недавно. Юто не нужна была его смерть. Мертвый человек — бесполезный человек, такова жизнь. Чем дальше они заходили, тем яснее Крис осознавал, что Юто совершенно не вырос, что он не понимает, что не добьётся ничего. Чан усмехнулся своим мыслям, а потом повернул голову влево, чтобы встретиться взглядом с чёрными во мраке глазами младшего мужчины. Было странно видеть на лице того замешательство, его впервые застигли врасплох, а не он кого-то. Неприятное ощущение, Чан это знал. — Ты должен быть идиотом, чтобы прийти сюда после того, что сделал. — Сказал Крис и мягко постучал себя по бедру, обращая внимание на пистолет, что был убран в карман. Он умел стрелять, и Юто не следовало бы это проверять. — Мы не закончили наш разговор. — Парень сглотнул тяжело, но не стал показывать, что вооружён и сам, это было лишнее. Он стоял на безопасном расстоянии, втянув шею в плечи и сжав пальцы в кулаки. Вся его поза напоминала Кристоферу бегуна перед стартом, но Юто не собирался бежать вперед, к сопернику, наоборот, в любой момент парень был готов бежать прочь, спасая свою шкуру. — Ты убил двух моих любимых людей, а теперь говоришь, что мы не закончили разговор? — Чан говорил спокойно, но на его лице и шее играли желваки, выдавая злость, напряжение. В темноте карамельные глаза мужчины искрились, что не могло не усилить тревожность Юто. — Ты разозлил меня, — прошептал парень, но по движению руки Чана быстро понял, что зря. Лучше бы продолжал молчать. — Мне не нужна лишняя кровь на руках, мне хватило. Но я продолжу убивать, пока ты не отдашь мне то, что я хочу. Чан сделал шаг вперед и только после этого заметил на своей белой рубашке маленькую красную точку, которая не была кровью. Губы исказились в улыбке. Юто пришёл не один, и Бан был готов поспорить, что целился в него один из снайперов Гёнхи. — Что ж, — протянул Кристофер, — ты можешь приказать спустить курок. Потому что иначе, ты живым не уйдешь. Тон мужчины был приближен к рыку, уши закладывало, но Юто старался не двигаться с места. Он боялся. Его простреленное плечо горело огнём, прикрытое толстой курткой. Чан не врал — он действительно не собирался оставлять парня в живых, он был готов убить его ещё в клубе месяц назад, а сейчас, после смерти его возлюбленных, в глазах Криса не осталось сомнений. — Я не успокоюсь, Бан! — Прокричал Юто, потому что напряжение больше не давало сохранить лицо, оно вырывалось наружу вместе со страхом и слабостью — единственным, что было внутри его тела. — Твоя смерть не станет последней. Я не остановлюсь, пока от всех твоих парней не останутся лишь надгробные плиты, а виноват в этом будешь лишь ты, Бан! Чан дернулся вперед, а по его груди скользнула ещё одна точка, а затем и ещё одна. Это было забавно. Насколько же Юто боялся. — Я спущу курок! — Пригрозил парень. — И что будет? Тебе нужен мой клуб, потому что ты полагаешь, что это сделает из тебя Бога! Тебе нужна дурь, которую я когда-то толкал с таким оглушительным успехом, тебе нужна слава человека, который смог лишить всего некогда самого известного наркоторговца Сеула! — Чану хотелось засмеяться в лицо идиоту, который думал, что это решит все его проблемы, возвысит на вершину. Но Юто не был Богом, на Олимпе ему места не было. — Ты не достоин того, что имеешь! — В сердцах прокричал Юто, а Чан улыбнулся лишь шире — задел за живое. — Ты не ценил своей власти, влияния. Так просто похерить всё, это надо иметь настоящий талант, Бан Кристофер Чан! Ты просто мальчишка, который никогда не должен был оказаться в этом бизнесе! — А ты достоин, стало быть? — Прорычал Кристофер, хоть слова парня его ничуть не задевали, ему было всё равно, этот мальчишка был лишь очередным куском мусора, инструментом в руках Гёнхи. — Ты идиот, Юто, если думаешь, что получишь хоть что-то! Ты пешка, тебя уберут так же быстро, как и других, потому что могут, потому что не ты кукловод. — Что ты несешь? — Юто был в бешенстве, его эмоциональность была его худшим врагом, он не был профессионалом. По тому, как метнулась одна из кистей парня к заднему карману брюк, куда, предположительно, был убран мобильный, Чан сделал вывод о том, что Юто догадался, о ком шла речь. Гёнхи был зачинщиком всего. У него была власть, были люди, информация, а самое главное, у него было доверие. Он просто нашёл себе жадного до денег мальчишку, который к тому же имел мотивы и затаенную обиду, а после направил его. Но Кристофер оказался умнее. — Так интересно выходит, — фыркнул Чан, — тот, кто обещал тебе помочь, в итоге тебя и нагнул. Глаза Юто наполнились ужасом, а потом раздался оглушительный выстрел, и ещё одно тело рухнуло наземь, пропитывая почву кровью.

***

Чанбин опрокинул ещё один стакан янтарной жидкости, что прокатилась по горлу обжигающе болезненно, а потом тяжело опустилась в пустой желудок. Бутылка рома опустела быстро, но это едва ли принесло хоть каплю облегчения, боль продолжала разрывать душу на части. — Ты как? — Чанбин даже не заметил, как рядом с ним появился Минхо. Он оставался с младшими в спальне, тщетно пытаясь их успокоить и уложить ещё поспать, но кажется, это получилось лишь спустя пару часов. — Ещё не пьян, — вряд ли Лино имел это ввиду, когда задавал вопрос, но Чанбин не хотел ещё раз показывать, насколько ему паршиво. — Но я близок к этому. Мальчики? Минхо уже переоделся в более свободную домашнюю одежду, но цвет оставался неизменным — чёрным. Его глаза были красными от усталости и слёз, веки припухшими, но он продолжал держаться ради остальных. — Они уснули, — выдохнул Лино и упал на соседний стул, сжимая пальцами пульсирующие виски. — Не знаю, надолго ли, но им нужно восстанавливать силы, поэтому пусть хоть так. Чанбин кивнул. Он был безумно благодарен Минхо за то, что тот заботился об их семье, понимая что сам Со был пока не в состоянии. Ему было необходимо немного времени на то, чтобы научиться жить без Айена и Хёнджина, без Чана, им всем оно было нужно. — Бин? — Минхо попытался привлечь к себе внимание младшего. Они не говорили о произошедшем, но им обоим это было необходимо. — Прошу, посмотри на меня. Чанбин зажмурился и, сглотнув горькую слюну, всё же поднял подбородок выше. Его мокрые щёки были первым, что заметил Минхо, а потом, когда парень всё же разлепил мокрые ресницы, ещё и полопавшиеся капилляры. Чанбин плакал, он имел на это полное право, но ему было стыдно за это, потому что он должен был оставаться собранным, чтобы защитить младших, чтобы защитить Лино. — Перестать скрывать, как тебе больно, прошу, — прошептал Минхо, подходя ближе и присаживаясь на корточки перед коленями Чанбина. — Ты человек, ты имеешь право чувствовать. — Я так их люблю, Минхо, — медленно произнёс Чанбин, позволяя нежным пальцам танцора стирать дорожки слёз с бледной кожи. — Я оставил их в том доме в одиночестве, уверенный, что именно там они в безопасности, вдали от нас. Но я убил их. Их больше нет. Я никогда больше не увижу, как поёт Айен, чёрт, я ведь не позволил ему дозаписывать песню с Ханни, я думал, у нас так много времени впереди, сейчас в приоритете безопасность. Я не увижу, как танцует Хёнджин. Он так хотел поступить в академию, а я всегда запрещал, потому что боялся, что ему вновь могут сделать больно. А сегодня я был на их похоронах. Я просто не знаю, как теперь жить дальше, без них. — Они бы не хотели, чтобы ты сдавался, Бинни, — Минхо поднялся и прижал к себе вздрагивающего парня, прижимаясь губами к затылку, скользя ладонями по напряженной спине, чтобы забрать хоть немного боли. — Они мечтали, чтобы вы были счастливы, в безопасности. Они хотели, чтобы мы справились. — Но мы не справились, — дышать было тяжело от паники и оглушительных эмоций, что комом стояли в горле. — Они были так уязвимы, я даже не позволял им никогда к оружию подходить, а потом просто оставил одних, доверив их жизни людям, которым не имел права доверить даже собственную. — Знаю, знаю, — Минхо не мог ничего поделать, его собственные глаза вновь наполнились соленой влагой, руки задрожали. — Прошу не вини себя. Я люблю тебя, слышишь, я не позволю тебе сдаться, потому что не хочу больше никого терять. — Любишь, несмотря на то, что из-за меня рядом нет Чана, нет малышей? — Чанбину было бы легче, если бы Лино ненавидел его, отвернулся, потому что он заслужил это, а не нежных поцелуев по всему лицу. — Не из-за тебя, — Минхо был готов умолять младшего, чтобы он выбросил эту мысль из головы, потому что сил видеть эти страдания на лице младшего не было. — Ты пытался защитить нас, и как бы мне не было больно из-за смерти мальчиков, как бы сильно не хотелось свернуть шею тому ублюдку своими руками, я бы никогда не обвинил тебя или хёна. Я люблю вас, я слишком сильно вас всех полюбил, чтобы оставить. Мы справимся с этим вместе, ради Йенни, ради Джинни, потому что не имеем права сдаться после той жертвы, что они принесли. Минхо перехватил Чанбина за подбородок и мягко накрыл его губы, чтобы доказать, показать, что не лжёт. И младший ответил, скользя языком между ровных рядов белоснежных зубов, цепляя небо, сплетаясь с языком Лино. Ему не было сложно, пересадить старшего на свои бёдра, прижать спиной к краю деревянной столешницы и зацепить зубами кожу на шее. Она была сладкой, по крайней мере, так показалось Чанбину, и мягкой, такой идеальной. Минхо и сам был везде мягкий, как теплый пластилин, его хотелось мять и наслаждаться ощущением плотных мышц, построенными годами тренировок. — Бинни… — Прошептал Минхо, севшим от нахлынувшего возбуждения голосом, когда большие ладони приблизились слишком близко к окрепшей плоти. — Я не трону, — Чанбин прижался носом к мягкому местечку прямо под челюстью парня, дыша естественным запахом кожи. — Пока ты не попросишь, я не прикоснусь к тебе, малыш. — Я правда хочу тебя, — Минхо коснулся губами влажного виска, продолжая наслаждаться невесомыми поглаживаниями сильных рук. — Просто не сегодня. Когда станет легче. Сейчас я просто хочу лечь спать, рядом с вами. И Чанбин не имел права отказать возлюбленному. Он просто поднял его на руки и пошел в спальню. Кровать была слишком большой для них, она была рассчитана для восьми человек, но их было всего пятеро, что вновь не могло не ударить прямо в солнечное сплетение, лишая воздуха. Сынмин спал ближе всего к двери, прижавшись к Феликсу, будто защищая его своим телом, а потом спал Хан, обнимая игрушку, принадлежавшую Айену и продолжая кутаться в кофту Хёнджина. — Я так виноват перед ними, — вновь повторил Чанбин, замерев в дверях в комнату. Его семья была всем, чем дорожил Чанбин, ни деньги, ни клуб, ни имя никогда — ничего для него не значили, лишь они. Он злился на своего мужа, иногда, когда боль от воспоминаний о смерти Чонина и Хёнджина становилась невыносимой, казалось, что может даже возненавидеть, но несмотря на это всё ещё был ему благодарен за то, что он подарил ему его мальчиков. — Бинни, перестань, — вновь пожурил младшего Лино и мягко спустился на пол. — Нужно отдохнуть. Минхо стянул чёрную футболку и вылез из домашних брюк, оставшись лишь в чёрных боксерах. Чанбин уже видел парня обнажённым, но не мог не восхититься его крепким телом вновь. Старший лёг на половину ближе к Хану, нежно приобняв за бедро, что было скрыто лишь короткими шортами. Джисон тихонько завозился, почувствовав чужое присутствие, но Лино лишь покрепче сжал мягкую кожу, вжался носом в затылок младшего, и едва слышно прошептал: — Это всего лишь я, солнышко, спи. Я буду охранять твой сон. Хан доверял Минхо, это было заметно по тому, как расслабилась его поза, и в мерном дыхании, а ещё в том, как хрупкое тело прижалось ближе к надёжному теплу. — Ложись, — прошептал Лино, указывая глазами на Сынмина. — Нам всем нужен отдых. Чанбин не пытался спорить, потому что действительно сил на это больше не было, ему хотелось просто оставить этот день в прошлом. Но стоило ему коснуться одним коленом края кровати, как его кисть обхватили чужие холодные пальцы. — Всё хорошо, малыш, всё хорошо, это хён. — Сынмин медленно моргнул, всё ещё не до конца избавившись от когтей сна. Мальчик не отпустил плотного запястья, а наоборот подтянулся за него и сел. Чанбин, поняв его без слов, тоже сел на кровать и усадил на свои колени младшего. — Я здесь, малыш, — прошептал Со, чувствуя, как его голая грудь покрывается слезами. — Всё хорошо, всё обязательно будет хорошо. — Чанни~хён приехал? — Сынмин поднял на старшего опухшие глаза полные надежды. — Скажи, что хён приехал, умоляю. Чанбину было больно расстраивать младшего, а тяжёлый взгляд Лино делал лишь хуже. — Нет, малыш, — Со аккуратно уложил Сынмина на подушки и лёг со спины, — он остался в нашем доме. Нам пока безопаснее побыть по раздельности. — Пожалуйста, — Сынмин вновь обнял Феликса поперек талии, но спиной вжался крепче в грудь Чанбина, потому что больше не было сил находиться вдали от любимых. — Пообещай, что никогда не оставишь его. Он твой муж… — Сынмин прервался на секунду, чтобы обдумать то, что собирался сказать, — он наш муж. — Я обещаю, милый. Чанбин не сказал это для того, чтобы успокоить младшего, он сам понимал, что не сможет выкинуть Криса из своей жизни, потому что он и был его жизнью.