Твой поцелуй как преступление

Я хотела любовь по-новому, Мягкому, чистому, скромному, Ты смотришь на меня по-чёрному Связи оборваны…

      Юля протянула руку вслед уходящему Саше. Понимала, что он покидает её навсегда. Хотела крикнуть, молить о том, чтобы не уходил, но горло сдавило тяжёлым комом несказанных слов правды.       Юля не посмела пойти за Беловым. Встала на месте, как статуя. Ноги будто были связаны запретом. Нет. Юля не имела права остановить Сашу после той боли, что она ему причинила. И неважно, что Юля вынуждена оставить любимого. Это навсегда останется частью лишь её знания.       — Умница.       Юля обернулась, обняв себя двумя руками. Стало холодно. Ветер рвал последние листья. Приближалась осень, самая настоящая, приносящая с собой шлейф грусти и тоски по жаркому солнцу.       Сзади стоял Пчёлкин, гордо улыбающийся. Триумфатор теперь он. Витя добился своей цели, пускай и грязным способом.       — Я ненавижу тебя, — отчеканила Юля. Она не кричала. — Я никогда не прощу тебе того, что я сломала человека, который вытащил меня из дерьма.       Витя рассмеялся злорадно.       — Милая, если бы он хотел — развёлся бы с женой. Скажи спасибо, что я спас тебя от вечного статуса любовницы. Кстати, ты молодец, что не провела меня. Посмотри внимательно кармашек своего пальто.       Юля порылась в ткани и нащупала жучок. Она подняла резко голову. Сердце забилось в сумасшедшем ритме от страха. Что было бы, если бы Юля попыталась обвести Пчёлкина вокруг пальца?..       — Ты… Ты гадкий и низкий человек. Опустился до уровня преследования. Если ты мне не веришь, зачем ты вновь пытаешься заполучить меня?       — Я буду проверять первое время. Ты очень часто была в моих руках, но потом ускользала. Уже боязно, сама понимаешь. Теперь, милая моя, езжай на работу. Вечером ты поедешь к моим родителям.       Юля оторопела. От последней фразы веяло серьёзностью. Неужели Витя собрался брать её в жёны?       — Чего?.. — Переспросила Юля.       — Что слышала. Из-за вас я поругался с родителями. Они вычеркнули меня из жизни, потому что я тебе изменил.       — Я здесь причём? Изменил ты, а не я, — Юля дёрнула плечом.       — Они поставили условие, чтобы я помирился с тобой. Садись в машину, тебе же на работу нужно, — Витя посадил Юлю в автомобиль, сел за руль. Показал рукой на место рядом со своим. Фролова села на заднее, высунув язык.

***

      Саша вернулся к семье. Дорога до дома казалась невыносимой. Белов ехал на минимальной скорости, лишь бы оттянуть тот момент, когда он увидит нелюбимую жену. Тогда он почувствует своё поражение в полной мере.       Самое болезненное было то, что Белов так и не понял, почему он проиграл. Все действия были правильными, стратегия была безукоризненной. Юля любила его, и Белый чувствовал это на духовном уровне.       Об этом кричали её карие глаза, в которых разгорались костры, отражалась звёздная ночь. Юля обнимала Белого так, как не обнимали чужого человека. Она прижималась к нему, отдавалась полностью. В постели не сдерживала эмоций, которые били фонтаном. Разве такое бывает, когда не любят?       Неужели всё дело в чёртовой Москве? Может, они были одурманены магией любви Парижа? А как пересекли границу с Россией, волшебство исчезло, и они вновь стали чужими. Бред. Белов отвёрг эту версию — слишком рациональным был его разум.       Белый чувствовал столько эмоций, что думал, что его сердце, растоптанное, выброшенное на ветер, остановится, не в силах нести гильотину боли. Иногда посещала боль. Белый понимал, что всё, что было, закончилось, и глаза сильно щипало. В груди становилось тяжело; чёрная тоска охватывала всё внутри.       Когда-то находила злость. Злость за то, что Сашу вновь предали. Третий раз, получается. А если отбросить дуру Елисееву, то второй. И оба раза принадлежали Фроловой.       Сначала там, в больнице. Белов пришёл с мимозами, с текстами Аристотеля, а главное — с теплом и заботой. А что Юля? Она выбрала того, кто изменял с какой-то бабой из клуба. И не одной!..       Теперь сейчас. Юля отрекалась от Саши, толком ничего не сказав. Ещё и плакать смела, на руки его бросалась. Зачем нужен был тот театр?       Белов в гневе бил по рулю, вызывая противный звук сигнала. Хотелось отбить все руки, до костяшек, чтобы кровь выступила на пальцах. Саша поразился тому, как не попал в аварию. На дороге нужно полностью сосредоточиться.       Какое тут сосредоточиться, когда один за другим вспыхивают вопросы?! Сейчас, когда первый шок спал, пелена в голове рассеялась. Саша понимал, что многое бы спросил у Фроловой. Почему она его бросила? Что Саша сделал не так? Зачем нужна была вся эта история длиной в год?       Гораздо легче переносить вину, растить её в себе, словно цветок, когда ты видишь очертания и можешь назвать свой проступок. Но Саша отматывал плёнку времени назад и не видел ошибок. Белов ни разу не бросил Юлю. Нигде не ошибся. Сюрпризы делал. Тепло дарил, столько тепла, что его хватило бы на растопление мирового ледника.       Последний поворот, и за окном показался дом Белого. Саша затормозил, припарковал машину возле подъезда, но не спешил покидать салон. Он смотрел вперёд, будто набирался смелости прыгнуть с парашютом.       Прошло полчаса. Белов вздохнул так, будто стремился вдохнуть в себя весь кислород мира. Откладывать момент возвращения уже не казалось реальным. Белов поднялся и вышел из машины, ковыляя по ступенькам подъезда, точно старик. Голову поднимать не смел — слишком тяжело было на душе.       Поворот ключа в замке. Открытие двери. Оля подходит к двери, обнимает мужа. Саша пытается изобразить радость на своём лице. Актёрские навыки оставили Белого. Получилась лишь глупая улыбка.       — Саша, можно тебе задать несколько вопросов? Только отвечай честно, пожалуйста.       Не успел Белов прийти, уже начинаются разборки и допросы. Прелестно. Белый кивает, зная, что солжёт.       — Когда мы с Ваней были в Америке, где ты жил? — Оля скрестила руки на груди, исподлобья глядя на супруга. Саша удивился, но ответил моментально:       — В Москве. Я же тебе говорил, нужно было порешать вопросы с одной группировкой. Ты забыла? Или опять какие-то подозрения, домыслы?       — Я убиралась в квартире, и нашла два билета в Париж. Один на имя Марии Александровой. Признавайся, кто она?       Оля металась вопросами, как булыжниками, причём делала это так ловко, что Саша не успевал отбиваться. Слово «Париж» было болезненнее всего: оно напомнило о тех небесах, которых Саша лишился. Там, во Франции, он был бесконечно счастлив. И верил, что такой же счастливой сделал Юлю.       — Ладно, я признаюсь. Пока ты была в Америке, я с Юлей слетал в Париж. Я тебе солгал, потому что предугадывал твою истерическую реакцию. Между нами с Юлей только дружба. У нас интеллектуальное общение.       — Интеллектуальное, значит? — С особым нажимом спросила Белова. Белый контролировал каждую мышцу лица, движение зрачков, жест, чтобы не выдать ложь.       Саше вспомнилась ролевая игра, которую он затеял с Юлей, и сдерживать улыбку стало сложнее.       — Да, интеллектуальное, — повторил Белов. — Вопросы?       — Почему ты поехал в Париж без кольца? Оно лежало на тумбочке дома.       — Я боялся его потерять. Это же… Важный для меня предмет, как и наш брак… — Последнее скорее звучало вопросительно.       Зачем же Белов лгал о том, что любит Олю, если ещё пару часов назад обещал открыть свою порочную тайну? Всё просто: Белый хотел использовать Олю, чтобы сделать больно Юле.       А также Белов действительно начинал потихоньку задумываться о возвращении в семью. Ведь как говорил Семён Мармеладов «Нужно куда-нибудь пойти». Возможно, Саша сможет внушить себе чувство к Оле. Пускай оно и не будет таким красочным и ярким, как к Юле.       — Допрос окончен? — Нарушил тишину Белов. Оля взвесила ответы мужа и кивнула.       — Окончен. Ужинать будешь?       — Да. Голубцов хочется.       Просто Юля чаще всего делала их. А на завтрак были оладьи со сгущёнкой. Белый сел за стол, ожидая, когда придёт Ванька. Только сын мог скрасить серые будни Саши.

***

      Юля надевала новые серёжки. Она уже была почти готова к встрече с родителями Вити. Макияж нанесён, платье надето.       — Знаешь, Пчёлкин, я бы хотела, чтобы твой отец узнал о том, чем ты занимался во время Чеченской войны.       Общение Пчёлкина и Фроловой строилось исключительно на взаимных подколках и шуточках. Юля не сдерживала свой гнев. Напрямую она не могла послать Пчёлу, так как боялась за отца. И за Белова. Поэтому она подключала цензуру.       Но в каждый свой диалог с Витей она вкладывала только одно чувство: ненависть за разбитое счастье.       — А твой Белый был чист, по-твоему? — Нанёс ответный удар Пчёлкин.       — Он хотя бы понимал, что творит ужасные вещи. И он бы не пошёл на поставку оружия, если бы не моё похищение. А ты поступал, как настоящий фашист.       — Да ты что… А ты у нас молодец, святая девочка. Ты ведь тоже убивала, верно? А журналист не должен брать в руки оружие.       Столько яда Юля ещё не получала за всю свою жизнь. Она резко вскочила и замахнулась на Витю, тяжело дыша. Пчёлкин закрутил ей руку за спину и прижал к столу. Юля прошипела от боли и попыталась лягнуть ногой обидчика.       — Я не советую тебе драться со мной. Будет больно, очень. Тем более, ты должна быть послушной. Помнишь же, что стоит на кону? Две жизни.       — Ты не убьёшь Белова. Вы связаны клятвой на крови.       — Откуда тебе это известно? Он первый нарушил клятву верности.       Витя выпустил девушку, позволяя ей подняться. Затем поцеловал Юлю в висок, поправляя волосы. Фролова кусала губы и сжимала пальцы, чтобы не сказать лишнего.

***

      Витя подошёл к звонку и впечатал в него палец. От такой трели мама подскочила, едва не уронив кастрюлю с борщом. Юля обняла себя одной рукой, опустив глаза в пол. Стало слишком волнительно.       Фролова поняла, какой груз ответственности лёг на неё. От её слов зависит то, простят ли Витю родители. Помочь человеку, который рушит твоё существование — верх гуманизма. Достигнет ли его Юля, которая выучила благодаря Чечне и тяжёлой жизни, что все люди чёрствые?       Дверь Пчёлкиных открылась. Витя неловко усмехнулся и помахал рукой.       — Привет?       Дверь Пчёлкиных начала закрываться. Юля поставила ногу в дверь, препятствуя этому.       — Наталья Петровна, это я, Юля.       — Юлечка?! — Лицо пожилой женщины просветлело. Она схватилась двумя руками за сердце и кинулась на шею Фроловой. Витя в этот момент позавидовал своей девушке. Он тоже хотел ощутить тепло мягких маминых рук.       — Юлечка, Господи, как ты выжила там, в этом аду?! Прости нас, прости… Мы же Витеньку воспитывали, как он так поступил, не знаем…       — Наталья Петровна, я не виню Вас.       — Давайте в квартиру зайдём и не будем создавать сериал соседям?! — Пчёлкин с удовольствием прервал трогательный момент. Наталья Петровна кашлянула и пригласила гостей к себе.       Юля рассматривала жильё Пчёлкиных-старших. Всё скромно, но по-особенному тепло. На стене висели ковры. На книжных полках стояли несколько томиков. На подоконниках цвели кактусы. С кухни доносился запах вкусной еды: пирожков, супа. В комнате Павла Викторовича работал тихонько телевизор.       — Паша! — Наталья Петровна возмутилась такой наглости супруга. Он спал на кресле, под газетой. — Паша, к нам Юля пришла. А ты лежишь тут! Небось, ремень расстегнул ещё, паразит окаянный! — Наталья Петровна схватила газету и стукнула Пчёлкина-старшего по морщинистому лбу. На висках проступала седина. Юля невольно рассмеялась в плечо Пчёлкину-младшему.       Тревоги Натальи Петровны были напрасны. Штаны были застёгнуты. Павел Викторович распахнул глаза, встрепенулся и подошёл к Юле, чтобы пожать руку. О существовании сына оба забыли напрочь.       — Юленька! Ты герой. Я… Я вот смотрел твои репортажи… Господи, как такая маленькая, хрупкая девочка на войну пошла? Ну с ума сойти! Я, как фронтовик Великой Отечественной, просто поражаюсь…       — Папа, не начинай, — бесцеремонно перебил Пчёлкин.       — Павел Викторович, я хотела поговорить с вами по поводу сына. Я знаю, вы сейчас в ссоре, — Юля подбирала каждое слово, проверяя его на убедительность. Родители помрачнели. Радость встречи улетучилась.       — Но я сейчас здесь, с Витей, чтобы показать вам, что я простила его. Да, он совершил низкий поступок. Но знаете… Как говорится в притче, кто без греха, пусть первый бросит камень. Мы все совершаем ошибки. Витя… Он очень тосковал по мне. Он не знал, куда вылить свои переживания. Выпил. Переборщил, по молодости. А там уже он мало что соображал…       Витя сложил ладони вместе, в упор глядя на Юлю. Он молился, чтобы папа услышал позицию Юли. Каким бы кретином Пчёлкин не был, он любил своих родителей, что добавляло противоречивости его натуре.       — Он очень меня любит. У меня первая боль сошла, и я убедилась в этом. То, что он оставил меня во время послевоенной депрессии… Витя просто испугался, что не сможет вытащить меня. На меня жутко было смотреть. Но он старается, — Юля погладила Наталью Петровну по плечу. — Он очень старается. И ему больно, что вы перестали с ним общаться.       Юля внутри почувствовала удовлетворение от своей речи. Она решила: если все люди — мрази, то кто-то должен стать противоположностью.       Несколько секунд Наталья Петровна и Павел Викторович стояли молча, не шевелясь. Витя поднял скорбные глаза, как у щенка с улицы. Наталья Петровна что-то быстро сказала главе семьи, и он кивнул.       Витя сделал робкий шаг в сторону родителей. И они сделали ответный, раскрывая руки для объятий. Витя прижался к матери, прикрывая глаза от счастья. Душа наполнилась ярким светом. В паззл жизни добавился последний, важный кусочек. Юля радовалась тому, что смогла перейти через свою гордость и помочь врагу.       — Идёмте же кушать! Суп стынет!       — Мама, папа… — Витя набрался смелости и сказал те самые важные слова:       — Я люблю вас.       Как часто мы забываем напоминать родителям, что любим их? Подвергнутые городской суете, бесконечным тревогам, заботам, мы перестаем уделять внимание самым близким людям, которые дали нам бесценный дар — жизнь. С возрастом простые проявления заботы становятся всё реже, а потому ценнее.

***

      На Олю Белову всё сильнее давило понимание неизбежности конца семейной жизни. Связывало руки то, что Оля видела холодность супруга.       Оля всем сердцем хотела бы вернуться в 1991 год, когда она только вышла замуж и чувствовала себя самой любимой и желанной женщиной в жизни Александра Белова. Никаких конкуренток и в помине не было. Стоило только Саше встретиться глазами с Олей — он загорался и улыбался широко.       Их роман развивался стремительно, и любой режиссёр мелодрам схватился бы за эту историю с руками и ногами. Судьба свела их в деревне. Тогда Белов прятался от полиции, который искали его из-за хранения оружия.       Но Оля не видела той тёмной, как леса ночью, стороны жизни. Она видела робкого юношу, который подарил ей хризантемы после концерта. А ещё Саша читал ей стихотворения по телефону. Как тут не влюбиться?!       Всё испортилось, когда Оля на вокзале увидела ориентировку на своего возлюбленного. Правда открылась. На какое-то время они отстранились друг от друга. Оля боялась за свою жизнь. А ещё осуждения своей бабули.       Но любовь оказалась сильнее. Они преодолели этот кризис. Оля позволила распуститься саду их любви.       Сейчас их чувства вновь должны пройти через суровые испытания. Оля не понимала, за что Бог так строг к ней. За что забирает мужа?..       Женское чутьё подсказывало Оле, что Саша уже не здесь сердцем. Белова подозревала, что Саша неверен. Ведь о чём-то же пыталась сказать пьяная Фролова?..       Всё в поведении Белова наводило на сомнения. Воды становились всё мутнее. Волны несказанных обид грозились перерасти в цунами. Больше всего доконала поездка в Париж, о которой Белый молчал. Ещё и с кем он поехал: с Юлей Фроловой!       Оля говорила себе, что она имеет алиби — отношения с Пчёлкиным, жутким собственником. А ещё Юля бывшая военная журналистка, с разрушенной психикой, здоровьем.       Ещё у Оли было безоговорочное преимущество, которое она никому не говорила. Козырь приятнее, когда он тайный.       А козырем тем была способность дарить наследников.       Даже если Белов захочет чего-то серьёзного с Фроловой, это невозможно априори. Фролова бесплодна. Проблемы с маточными трубами — это приговор, тем более сейчас, в девяностые, когда медицина просто в низах.       А Оля молода, у неё нет проблем по женской части. Она родила Белому сына, которого Сашка обожает. Захотят — станут родителями во второй раз.       Когда цикл мыслей Оли приходил к этой стадии, Оля улыбалась и хихикала себе в рукав. Но потом вновь накатывала необъяснимая тревога…       Белова решилась поговорить о происходящем только с Томой Филатовой. Говорить с Катей Беловой (тётей Саши) бесполезно, ещё и стукачкой станет. Тома приехала днём, когда Ваня гулял на площадке с бабушкой.       — Оля, что-то случилось? Ты сама не своя, вся бледная какая-то, — Тома тут же подбежала к Ольге и обняла её. Всё-таки любовь к бандитам очень сплочает.       — Какой я должна быть, когда семья рушится? — Оля пошла на кухню и начала резать овощи для супа. Тома пошла за ней, огорошенная началом.       — Ты думаешь, я дура? Я ничего не вижу? Я же понимаю, что Саша налево пошёл! Он постоянно задерживается на работе, без объяснения причин! Я однажды глаза открываю ночью, пить захотела — его нет! И скажи мне, Тома, зачем на работу душиться и надевать лучшие лакированные туфли?       — Оль, ну… Он ухаживает за собой… Почему сразу измена-то? С кем ему изменять? А главное, зачем? — Тома пыталась как-то успокоить Олю, хотя сама видела диагноз этих отношений. Поэтому доводы звучали неуверенно.       — Да не знаю я! — Оля вспылила и швырнула нож в раковину. Тома аж съежилась: видеть Белову в пылу эмоций — действительно пугает. Оля перевела дух и заговорила спокойнее, будто желая сгладить эффект:       — Я уже думала обо всех женщинах, которые есть в его окружении. В основном, он общается с мужчинами. Секретарша Людочка не вариант: она крутит шашни с Космосом. Меня смущает, правда, что Саша уехал в Париж с Юлей.       Тома подавилась чаем. Она помотала головой энергично, отметая любые сомнения:       — Бред, Оля! Какая Юля?! Она с Пчёлой!       — Вот и я так думаю… Я понимаю, что нужно решать этот вопрос, поговорить с Сашей начистоту, или самой провести расследование… Но Томка, если бы ты знала, как я боюсь, что все мои страхи окажутся правдой… — Оля поникла. Её руки опустились, и это не фигура речи. Она положила полотенце и вздохнула. — Я так боюсь развода… Какое грязное слово! Что люди будут думать? Осталась с ребёнком одна? Ужасная участь. Поэтому я буду держать его всеми силами. Тем более, вдруг это что-то мимолётное…       — Пока я не вижу ни одного серьёзного аргумента Сашиной измены, если честно. Только домыслы и твои догадки. А то, что он холоден… Такое бывает, когда брак длится уже несколько лет. Всё приедается, становится однообразным. Но ты всё ещё можешь вернуть. Ты же не собираешься отдавать Сашу?       — Я никому его не отдам. Ваньке отец нужен! — Олино уныние сменилось решимостью. Она выпрямилась, будто готовилась выйти в атаку.       — Попробуй зажечь огонь в нём. Устрой романтический вечер. Что-нибудь новое в супружеский долг принеси. Приготовь что-то необычное. Сходи с ним в ресторан. И попробуй не читать ему нотации относительно криминальной жизни хотя бы какое-то время. Мужчины не любят, когда им капают на мозг. Если меня что-то в Валере не устраивает, я высказываю это в форме шутки. Ты поняла примерно, что нужно?       Оля закивала. В ней проснулась надежда, что всё ещё образуется.       — Пока мужчина не уходит из семьи, есть надежда, Оль. Тем более, какая измена Белова, он сам через это прошёл. Я про Лену Елисееву. И ребёнка он не отдаст, ни за что в жизни.       — Да… Пока возвращается, всё ещё хорошо… — Повторила Оля, слегка улыбнувшись впервые за разговор.

***

      Утром Белов разбирал рабочую почту. В основном, письма содержали предложения о сделках. Но один конверт привлёк его внимание. Имя отправителя было на английском.       Как бы не был далёк Саша от иностранных языков, он понял, что письмо исходило от Фроловой. Руки затряслись, пальцы сжали бумагу, слегка помяв. Белов сначала хотел разорвать письмо, не открывая. Зачем бередить старые раны?       Но что-то заставило прочитать. Белый достал листочек. Попытался разобрать хотя бы что-то, но не понял. Юля соблюла конспирацию, нечего сказать. Даже сам Белый не разобрал послания.       — Кос!       Космос сидел на диване и рассматривал гимнасток по телевизору. Отрываться от этого занятия не хотелось. Но если Белый зовёт, игнорировать нельзя. Кос подошёл к другу и спросил, что произошло.       — Ты же немножко на басурманском шпрехаешь? Переведи, что мне пишут.       — Нихера… Тебе из Лондона пишут?       — Считай, что так, — уклончиво ответил Белов, протягивая листочек. — Переводи.       Космос действительно немного знал английский, со школьных времён. Плюс, с ним дополнительно занимался отец, надеясь, что Кос выйдет на научный международный уровень. Но Космос пока вышел на общероссийский криминальный.       Космос сел на диван, пробежал глазами по письму… Мгновенно постановил:       — Оно от Фроловой.       — А я не знал! Думал, от Ельцина! — Огрызнулся Белов. Он не мог вынести пытки неизвестности. Что могла написать Фролова, если общение окончено? Связи оборваны, значит, писем быть не должно.       — Честно переводить?       — Ну конечно! Космос, ты уже от кокса все мозги потерял! — Вспылил Белов, ёрзая на стуле. Он то левую ногу на правую закидывал, то правую на левую, то затылок почесывал… Космос прокашлялся, будто актёр Мариинского театра и начал говорить по-русски:        — Дорогой Саша, Я знаю, что не имею никакого права беспокоить тебя, напоминать о своём существовании. Я представляю, какую боль я причинила своим поступком. Но пожалуйста, прочти это письмо. Окажи мне последнюю милость. Даже приговорённые к казни могут сказать последнее слово.       Я тебя очень люблю. По сей день. Каждый раз, когда я натыкаюсь на напоминание о нас, моё сердце сбивается с прежнего ритма. Это бывает где-то раз сто за день. Я подсчитывала.       Такое ощущение, будто ты захватил весь мой мир, стал его отражением. На улицах я как будто вижу тебя в толпе, ощущаю запах твоих духов, бегу, надеясь столкнуться с тобой, но врезаюсь в незнакомца. Дома то же самое. Стены хранят бережно воспоминания о том, как мы были вместе, были счастливы. Слушай, тут интимное, мне переводить?       — Мне от тебя скрывать нечего. Говори, что уж там, — Белый сидел, прижавшись к спинке стула и потирая подбородок. Всё его лицо выражало активную работу разума.       — Ещё не заправленные простыни хранят воспоминание о самых сладостных ночах в моей жизни. А, ну в принципе, это всё из такого, личного, — Космос больше не комментировал. Просто делал работу переводчика:       — Думаешь, я бы хотела отказаться от всего этого? Нужно быть круглой дурой, чтобы добровольно лишиться того, что делает лучше жизнь, разгоняет тучи в самый пасмурный день. Мои чувства никуда не ушли. Ты вытащил меня из того болота, в котором я была в 1995 году. Я благодарна тебе за это.       Но просто так сложилась жизнь, что мне нужно было уйти. Дело не в твоей жене. Я готова была ждать развода, сколько угодно. Я знала, что ты не ищешь во мне… Блин, забыл это слово. Щас, погоди… — Кос посмотрел на потолок, как-то нашёл там ответ, видимо, и продолжил:       —… Приключение на ночь. С каждым днём мы были всё ближе и ближе к счастью. Я мечтала надеть белое платье, дойти до алтаря, рядом с тобой. Но я должна была уйти. По-другому было не поступить. Я не могу тебе сказать честно, что происходит. От этого зависит жизнь человека. Возможно, и твоя.       Прости меня. Если бы ты знал, как сильно я страдала в том парке!.. Я даже не из-за себя плакала, а из-за тебя. Я видела, как тебе больно. Я никогда не видела тебя таким сломленным.       Я искренне надеюсь, что в твоей памяти я останусь ярким, положительным воспоминанием. Хуже всего мне сейчас думать, что ты ненавидишь меня. Ты вправе злиться. Я не спорю. Я бы тоже ненавидела, за предательство. Но оно было вынужденным. Когда-то ты всё узнаешь и поймёшь: так было нужно.       Пожалуйста, будь счастлив. Пускай и без меня. Я искренне тебе этого желаю. Не забывай меня. Потому что я хочу знать, что я не одна буду хранить нашу историю в сердце. Моя жизнь уже никогда не будет прежней. Благодаря тебе.       Я люблю тебя.       Твоя Ю.       Космос замолчал, отложив листочек в сторону. Даже такой скупой на эмоции человек, как Холмогоров, был тронут криком души Юли. Белов опёрся лицом об кулак, чтобы не показаться слабым. Всё в нём выдавало то душевное волнение, которое поднялось, начиная со слов «Дорогой Саша».       — Сань, чё за херня? Почему она ушла? Вы чё, не вместе? — Закидал вопросами Космос. А Белый молчал, не понимая, что делать.       — Тебе нужен разговор с Фроловой.       — Она ни черта не скажет. Захотела — в письме бы написала. Играет она опять со мной. По-другому я это интерпретировать не могу.       — Сань, мне кажется, это не игра, — Кос схватил друга за плечо, чуть ли не впечатавшись в его лицо. — Ты же хорошо изучил Фролову. Она не из тех, кто будет манипулировать, искать выгоду. Она хочет любить.       — Насчёт манипуляций ты ошибаешься. Журналисты те ещё манипуляторы, — Белов горько усмехнулся. Доводы Космоса были слышны где-то вдали, будто голоса по ту сторону горизонта. Саша думал лишь о своей боли. От того, что в рану опять залезли скальпелем, болезненные ощущения выплыли наружу.       — Саша! Разберись в ситуации, а потом руби с плеча. Я уверен, что Фролову запугали. СМИ, редакция ОРТ, родители, друзья — я без понятия. Тебе нужно поговорить с ней лично, без свидетелей.       — Я ненавижу её. Я ни о чем не хочу говорить. Кос, что я скажу?! Что?! Пошла нахуй?! Ты сломала мне жизнь?! Я снова никому не верю?! Что сказать?! Мне ей нечего сказать! Если бы была причина, она бы так и сказала — я ушла, потому что, условно, на меня давит редакция ОРТ. Она молчит. Значит, она не хочет окончательно меня терять!       — Ой, не знаю, Сань. Я уверен, что твоя ненависть временна. Ты просто злишься. Если бы ты разлюбил Юлю, тебе было бы плевать на её письмо, и нашего разговора бы не было. Решать тебе, — Холмогоров опустил руки. Говорить с человеком, когда он в состоянии аффекта, бесполезно.       — Вот именно! Решать мне, — напомнил Белов.

***

      Саша вернулся домой в дурном расположении духа. Письмо от Юли разозлило, стало поводом для мыслей, от которых хотелось уйти навсегда. Поэтому когда Белов увидел жену в облегающем коротком платье, он не особо удивился.       — Здравствуй.       Холодная официальность, не свойственная мужу, едва не спугнула Олю. Ей и так было неловко: она подтягивала платье, хотя дальше уже некуда. Оно по своей длине было коротким, обнажало худые ноги.       — Ничего не замечаешь? — Оля игриво ухмыльнулась, опираясь на косяк двери. Белов только сейчас разглядел перемены в обычно скромной жене. Каблуки, красная помада. Всё то, что Оля считала непристойным.       — Неплохо выглядишь. Мне нравится.       Белый наклонился, чтобы поцеловать жену. Сейчас он ловил себя на том, что вновь ощущает давно забытое желание… Оля увернулась и рассмеялась. Белого этот манёвр раззадорил, и он не отступил от добычи.       — Хотела провести этот вечер наедине с тобой. У нас давно не было романтических ужинов. Ты так не думаешь?       Белый поморщился. Последний ужин был в ту ночь, когда Белов поругался с супругой и уехал к Фроловой. Затем первая совместная ночь и начало двойной жизни: Белов-муж и Белов-любовник. Даже в минуты семейного единения Юля умудрялась напоминать о себе. Или Белов так хотел видеть?       — Я согласен, милая. Ну, что ты там приготовила? — Белов зашёл на кухню. Оля закинула руки за спину, демонстрируя своё кулинарное творение. На столе появилась новая скатерть с бахромой. Запечённое мясо на праздничном сервизе. Вино разлито по бокалам. Свечи ароматические. Белов вдыхал воздух, смешанный с лавандой и пытался уловить ассоциацию.       Париж. Первая ночь. Тепло Юлиных рук. Мягкость её губ. Нежность касаний.       — Саш, всё хорошо? — Заботливо интересуется Оля, проведя по груди рукой. Белов сдерживается от колкого замечания: «Какой я нахрен Саш?».       — Да, милая. Я просто от восторга лишился дара речи! — Выкрутился Белов, прижимая к себе Олю и целуя её в губы. Давно он так нежно не целовал жену.       — Присаживайся. Бон аппетит. Ты же теперь разбираешься во французском? — Оля не случайно упомянула Францию. Она рассчитывала, что Белов проговорится. Но Белый замечал манипуляции, как компьютер вирусы.       — Не очень. Я же с Юлей был. Я её, как переводчицу взял с собой, — Белый отрезал себе кусочек мяса. Оля глотнула элегантно вина. Оба смотрели друг на друга, не зная, что сказать.       — Что в Париже повидал? — Вопрос для разрядки обстановки.       Белый пустился в рассказы, опуская романтику. Он бы хотел вести беседу непринуждённо, но нужно было следить за языком. Одно неверное слово — и всё, конец истории. Оля внимательно слушала. Она особо не вдавалась в подробности. Ей просто нравилось понимать, что Саша снова рядом.       Белов сам не заметил, как ушло напряжение между ними. Он расслабился. Наслаждение от вечера начало приходить.       —… Ну в принципе, Эйфелева башня не такая красивая. Вот, — закончил Белый. Оля одолела последний кусок, допила вино. Она уже опьянела. Беда Оли была в том, что она совсем не умеет пить.       Оба посмотрели друг в другу глаза, и подчинившись необъяснимой человеческой химии, Оля подошла к Саше и поцеловала его, сразу же беря инициативу в свои руки. Белый, под действием алкоголя, не хотел сопротивляться. Он посадил Олю к себе на колени, расстёгивая молнию платья и тут же спускаясь губами от шеи. На обоих накатила страсть, которая потухла в их отношениях.       Может, всё складывается удачно? И нет смысла бежать от судьбы, как софокловский Эдип от рока?.. Так думалось Белову, пока он находился в жарких Олиных объятиях.

***

      Когда Юля получала холод от родителей, она зарывалась в учебники и карьеру фигуристки. Повредила спину — ушла из спорта. Осталась лишь одна панацея: учёба. Возможно, проблемам в семье Юля и обязана красным аттестатом.       Когда Юля попала в садистские отношения с Лёшей Скворцовым, она активнее налегла на учёбу в МГУ. Она сидела сутками в библиотеке, писала научные статьи, выполняла задания на семестр вперёд. Так она пришла к диплому с отличием.       Сейчас Юля Фролова потеряла самого любимого мужчину в жизни, добровольно отдав его в руки сопернице. Чтобы не думать об этом, Юля занялась карьерой.       В журналистике очень важно после громкого взлёта удерживать планку. После командировки в Чечню у Юли не было материалов, которыми можно было гордиться. Да, она уверенно выполняла редакторские задания, выезжала часто на репортажи. Но она оставалась на уровне обычных корреспондентов, тогда как Фроловой было важно быть лучшей и выделяться из серой массы.       Поэтому Юля подолгу засиживалась, работая над сценарием своего собственного проекта. И не одного.       Один проекТ был направлен на помощь жертвам насилия, причём неважно какого вида. Первая мораль была в том, что виноват всегда тот, кто причиняет вред. Вторая — в том, что восстановиться после пережитого ужаса возможно.       Юле не нравилось, что большинство дел замораживалось, и моральные уроды продолжали гулять на свободе. Поэтому она рассчитывала, что её детище станет пинком под зад продажным работникам полиции. Если нужно было, Юля проводила бы своё расследование. Если данные известны — подвергала бы позору.       Также Юля участвовала в благотворительности. Она приезжала в больницы, где лежали тяжелобольные люди, поддерживала их морально и финансово. Посещала госпитали, где лежали раненые бойцы.       Ещё Юля создавала материалы о простых людях, которые совершали добрые дела. Этот цикл передач она назвала «Герои среди нас». Многодетные матери, работники приютов, учителя с огромным стажем работы, но не утративших горящих глаз. Таким образом, Юля бы создала образец для подражания молодому населению…       Юля не случайно брала остросоциальные темы. Таким образом, она смещала вектор переживаний. Она избавилась от мыслей по типу «Я живу с уродом, которому меня швырнул в ноги родной отец». Для Юли это уже было прорывом.       Возвращалась домой Юля всегда по-разному. Могла прибыть в семь вечера или в час ночи. Пчёлкин молчал, не протестовал. Сам заключил тележурналистку в свои сети, значит, должен терпеть.       Юля пользовалась тем, что она много работала, и когда Витя к ней лез с предложением заняться сексом, она списывала всё на усталость или говорила, что болит голова, нога (ну ранение же было!), спина… Каждый раз конечность менялась. Витя даже здесь принимал ситуацию, но каждый раз его лицо становилось всё недовольнее. И Юля подозревала: бомба скоро взорвётся.

***

Люблю и ненавижу, ненавижу, что люблю Температура в моем сердце близится к нулю Люблю и ненавижу, ненавижу, что люблю.

      С той ночи личная жизнь Белова действительно наладилась. Оля стала покладистой, не пилила мозг из-за постоянной работы и криминальной жизни. Она радовала его сюрпризами, экспериментами. Пробовала интересоваться тем, что любит Саша. Например, начала смотреть футбол. Перестала давить с скрипкой. Стала такой, какой и хотел видеть её Саша.       Мучила одна мысль: слишком поздно это всё произошло. Если бы Оля занялась браком год назад, Белов бы не поехал к Юле и не отведал этот плод.       Саша пытался убедить себя, что Юля ушла на второй план, но получалось слабо. Он говорил друзьям, что ненавидит её, шла бы она нахер. Однако когда начинался выпуск новостей с ней, Белов запрещал переключать и смотрел на неё с влюблёнными глазами… Космосу с Филом всё было очевидно, хотя попыток переубедить друга они не предпринимали.       Белов боялся возвращать Юлю, потому что ему очень не понравилось чувство предательства. Оно было не первым за всю жизнь Саши. Сначала Ленка, теперь Юля. Понятно, что в сравнение эти девушки не годятся — Лена была юношеской симпатией, а Юля — сильным чувством.       Мешала гордость. Белов не пошёл бы вновь туда, где его отвергли и выкинули. Будет больно, будет тяжело, но он не будет унижаться. Уважение к себе есть, ещё какое. Ещё и отомстит красиво, показав, что он счастлив с Олей.       Если он счастлив с ней, конечно.       Всё сломалось, когда Саша вновь попал в передрягу. Вернее, пока что начались предпосылки к серьёзным разборкам. Саша стал более нервным, часто висел на телефоне.       В один из таких звонков Оля что-то рассказывала. По-моему, про выступление в филармонии. Саша посреди разговора ответил на звонок и ушёл решать вопросы в другую комнату. Олю это задело до глубины души. Когда Белов закончил обсуждение, Оля накинулась на него с претензиями:       — Тебе вообще не интересно?       — Началось… Оль, это срочно. Убили нашего конкурента, и это хотят повесить на меня. Нам нужно решить, что делать.       — Опять ты тёмные дела проворачиваешь? Саша, у нас сын растёт, подумай об этом!       И что-то произошло в Белове. Он видел, что всё повернулось на триста шестьдесят градусов по окружности, вернувшись в исходную позицию. Внутри надломилось хорошее и светлое, что только начало зарождаться. Белый вновь почувствовал себя, как тогда, в ночь с 31 мая на 1 июня 1995, когда Оля одной мерзкой фразой вызвала невероятную ненависть.       Никаких перемен не будет. Люди не могут изменить своё поведение и мировоззрение, даже если сильно постараются. Их хватит на неделю, две. Рекорд — месяц. Оля была идеальной женой ровно две недели, и сейчас вновь сорвалась. Оля вновь погрязла в хозяйстве, подозревать в измене, а главное — осуждать Сашу за его деятельность. А в любви нет места осуждению.       — Оль, послушай меня, пожалуйста. Я не смогу выйти из движения, потому что у меня растёт сын. У нас у всех дети, в большинстве случаев. Криминал — это как машина без тормозов. Её не остановить уже. Я тебе говорил это миллионы раз. Вместо того, чтобы успокоить меня и поддержать, потому что меня могут прикончить, ты вновь лезешь со своими нравоучениями. Пожалуйста, давай не будем поднимать эту тему, хорошо?       — Хорошо, — пообещала Оля. И неудивительно, что Белов ей не поверил.       — И если у нас зашёл разговор по душам, я бы тебя хотел попросить перестать подозревать меня в изменах с Фроловой. Я вроде не похож на самоубийцу, чтоб спать с девушкой Пчёлы. Он мне не то, что яйца отрежет, простите…       — Саш… — Оля густо покраснела.       — И кстати, не называй меня Саш. Я тебе пятьсот раз говорил, что подобное сокращение меня раздражает. Договорились?       Оля вновь кивнула, а Саша вновь не поверил ей.

***

      Ночью произошёл момент, когда стало понятно, что Саша не может бежать от себя самого. Он уже выдохся в этой марафонской дистанции.       Оля проснулась от того, что Саша, прикрыв веки, отчётливо сказал:       — Юля…       Имя названо с надрывом, чувственно, нежно. Оля надеялась, что она просто обозналась, и Саша имел в виду «Оля». Белова наклонилась ухом и вновь услышала:       — Юля…       Будить супруга Оля пока не решалась. Она хотела послушать дальше: может, что-то ещё вылезет наружу? Но Белый только повторял это имя… А потом еле слышно простонал. Тут Оля уже не выдержала и сильно пихнула Белова в бок.       — Саш, что тебе снится? Ты Юлю зовёшь и стонешь.       — А, да? — Белов потёр лоб ладонью, придумывая легенду. — Я просто увидел сон про Чечню. И там Юлю убивали. Я до сих пор просто себе простить не могу факт поставки оружия…       — А стонать зачем? — Не отставала Оля.       — Я всегда стону, когда вижу кошмары. Пора запомнить это, — грубовато ответил Саша, отворачиваясь к стенке. — Спокойной ночи.       Оля поверила. Всё сходилось, проколов нигде не было. Ей даже совестно стало за свои подозрения.       На самом деле, Саша видел эротический сон. Только Юля была сверху. Такой ситуации в их отношениях не было ещё. Но то, что Белый видел во сне, ему понравилось. Он жалел, что его разбудили и не дали досмотреть до конца.

***

      Тридцать первое августа 1996 года Юля запомнит навсегда, вырезав этот день у себя в сердце тонким лезвием.       Именно тогда закончилась первая чеченская война. Остановились бесчисленные человеческие жертвы. Выжившие вернутся домой и обнимут своих близких. В стране вновь появится относительное спокойствие.       Но Юля понимала, что это ненадолго. Она предчувствовала, что обязательства договора не будут соблюдаться противоположной стороной. Также она, как и многие бойцы, воспринимала этот мир как предательство тех, кто жизнью и кровью боролся за победу нашей страны...       Юля была переполнена эмоциями. Она хотела с кем-то поделиться своими мыслями по этому поводу. Но Витя не пожелал её слушать, заявив, что ему всё равно. Это равнодушие не стало новым для Фроловой.       Она собиралась на работу, чтобы поучаствовать в репортаже по этому важному случаю. Оделась и подошла к полке, где лежали награды. Юля бережно провела по ним рукой. Затем залезла в коробку, где хранились фотографии с той командировки. Юля села на пол, разложив снимки кругом. Время есть ещё, так что можно предаться воспоминаниям.       — Юля, блин, чё ты тут разбросала всё? К холодильнику подойти невозможно, — огрызнулся Пчёлкин. — Лучше бы завтрак разогрела.       — Руки-ноги есть, дерзай, — Юля убрала поспешно фотографии, боясь, что Витя причинит им вред. Она побежала к двери и спустилась к машине Макса.       На середине пути Юле позвонили. Она была уверена: с работы. Но Саша Белый явно не с её редакции.       — Юлька, привет. Ты как там? Слышала новости?       Оба прекрасно понимали, о какой главной новости шла речь. Сердце перестало биться в прежнем ритме. Юля внезапно ощутила маниакальное желание обнять Сашу и никогда не отпускать. Она обрадовалась тому, что Саша вышел с ней на связь. Значит, не так сильно ненавидит.       — Слышала. Не знаю, что сказать. Я вроде как и рада, что закончатся жертвы, но то, как заключён этот мир... Я считаю, что предали российские вооруженные силы, которые могли освободить Грозный именно сейчас. Просто помогли этой заразе распространиться, вот и все. Мы могли победить. Я уверена в этом.       — Я с тобой полностью согласен. Я чувствую, что ничего ещё не закончилось. Будет ещё продолжение. Но меня радует, что хотя бы человеческие жизни будут спасены. Ладно, ты же на работу едешь? Не буду отвлекать.       — Саша... — Юля не знала, как задержать Белова у телефона. Она не хотела прерывать разговор. — Как дела?       Вопрос самый нелепый, который может быть. Юля поругала себя за то, что не смогла придумать ничего лучше.       — Хорошо. Ты как?       — Отлично... Пока. Ладно, не буду грузить тебя проблемами. До встречи, — Юля повесила трубку и прислонила голову к окну, чувствуя, как из глаз льются слёзы переживаний за Родину и тоски по любимому человеку.       Саша сел в прихожей с телефоном. Если бы сейчас его попросили описать свои ощущения, он бы процитировал Есенина «Сегодня я в ударе нежных чувств». Один разговор с Юлей — и сомнений относительно любви к ней не осталось. От того ещё мучительнее кажется жизнь с Олей.

***

      Саша ехал с друзьями по городу, в направлении «Dolls». Они собирались отдохнуть, сбросить на время груз проблем. Что-то заставило его возле телецентра нажать на тормоз и остановиться, устремив взор на выход.       И его не обмануло предчувствие. Юля как раз выходила из «Останкино». Она шла в противоположную сторону, но повернулась и посмотрела в сторону огромного скопления машин, безошибочно найдя нужную. Сердце дрогнуло.       Они оба смотрели друг на друга. Тонкое стекло машины отделяло два мира: Юлин и Сашин. Юля не могла пройти мимо, но и совершить действие не могла. Она стояла, а в груди, между рёбрами разгорался огонь.       Саша хотел что-то сказать. Дар речи предал его именно в эту минуту. Единственным средством общения стали глаза, которое передавали лишь одно слово: «Люблю». Юля своим взглядом очаровывала, будто Медея из мифа об аргонавтах.       Кто-то посигналил Юле, ведь она сильно загородила дорогу, не давая машинам осуществлять движения. Юля продолжила идти, вытирая нос ладонью. Она расплакалась, понимая, как сильно любит Сашу, но как далёк он от неё...

***

      На следующий день Витя привёз Юлю в офис, чтобы представить её друзьям в качестве своей девушки. Но, естественно, это следовало видеть как триумфальное шествие в адрес Белова.       Юля до последнего боялась этого момента, который бесповоротно разлучит её с Беловым. Она закрылась с Пчёлой на ключ в комнате переговоров и начала говорить:       — Я не собираюсь участвовать в твоей клоунаде. Запомни: я твоя девушка только номинально.       Валера Филатов нёс бумаги в руках, на рассмотрение Людочки. Остальные ребята выехали на переговоры. Услышав интересную реплику, Филатов отступил от принципа не лезть в чужие Санта-Барбары и прислонил ухо к двери.       — Ты хочешь, чтобы твоего папочку убили? Твоя любовь к Белову тебе крышу сносит, Юль. Очнись уже. Вы никогда не будете вместе. Ты нужна ему только для утех.       Валера разинул рот, едва не выдав себя.       — ...Я не буду говорить Саше, что я с тобой. Потому что это ложь. Она держится только на моём отце, — Юле нравилось повторять это, потому что от её слов Пчёлкин напоминал быка перед красным флагом. Ноздри раздувались, увеличивая и без того большой нос.       — Ты меня полюбишь. Я тебя уверяю.       — Если меня накроет Стокгольмский синдром , тогда да. Я действительно начну любить тебя.       — Что накроет?.. — Переспросил Пчёлкин. Юля нагло рассмеялась в лицо Вите.       — Валер, тут в бумагах какая-то ерунда, посмотри, пожалуйста! — Позвала Людочка. Филатову пришлось уйти. Валере не терпелось как можно скорее связаться с Сашей Белым. Именно от него, Валеры Филатова, сейчас зависит судьба Белова! То, что он узнал — это невероятный поворот!

***

      Юля сняла сумку, уличную обувь и рухнула на кровать. Сегодня были съёмки репортажей, телешоу и ещё поездка в наркодиспансер. Юля закрыла глаза и воткнула наушники в уши. Когда музыка закончилась, Юля привстала на локтях. Витя заполз пальцами под блузку и погладил лямку лифчика.       — Давай расслабимся, а? — Витя посадил Юлю на стол. Она спрыгнула. От нервозности прыжок получился громким.       — Я не намерена спать с тем, к кому чувств нет. Отстань от меня, — Юля смотрела непоколебимо, хотя душа дрогнула.       — Юль, не вынуждай меня прибегать к насилию, — с большей настойчивостью сказал Витя, расстегнув несколько пуговиц на рубашке Юли.       — Отвали от меня! — заорала Юля, оттолкнув от себя Пчёлкина так, что он влетел в шкаф. Витя потёр голову ладонью. К сожалению, удар был несильным, и вскоре Витя вновь прижал Юлю к стене, заблокировав девушку с двух сторон руками. Юля вновь вывернулась, пытаясь добежать до двери. Она была заперта.       — Ты не убежишь никуда. Это условие мы тоже обсудили с твоим отцом. Ты разве не поняла? Ты моя девушка, значит, мы будем периодически удовлетворять друг друга.       Это было наглой ложью, и жаль, что Юля не знала этого. Фролов с Пчёлкиным договорились лишь на отношениях. Их подробности не затрагивали.       Юлю захватило отчаяние. Она не могла ударить Витю, дать отпор: уговор связал её стальными цепями. Бессилие от факта, что ей придётся лечь под человека, который мучает её, выливалось в слезах. Юля скрывала их до последнего. Юля молча плакала, без стенаний и криков, пока Витя раздевал её.       Вдруг до сознания дошла мысль, поражающая, как молния. Юля снова беззащитна, как тогда, в восемнадцать лет, в комнате общаги. Она ведь обещала стать сильной, настолько, чтобы защитить себя! Юля начала задыхаться, балансируя на грани сознания, потом и вовсе лишилась его.       — Юль? — Витя потрепал Юлю по щеке. Ноль реакции. Пчёлкин потряс девушку.       — Хорош притворяться! — Нервно сказал Витя. Тревога нарастала: вдруг Юля умерла? — Проснись, малыш.       Юля не откликалась. Витя ждал. Ожидание из секунд перешло в минуты. Он не выдержал, схватил телефон со стола и вызвал «Скорую», прокричав истерически:       — Здравствуйте! Девушка, 26 лет. Стало плохо, начала задыхаться, потеряла сознание. Что делать?! Юлия Фролова, если что...