Голубоглазый пионер

      Когда Антон проснулся, за окном только начинало светлеть. Рассветные полосы, изредка виднеющиеся за деревьями, разрезали бескрайнюю гладь неба, оставляя за собой первые лучи солнца, аккуратно ложащиеся на перистые облака. Шаст поднялся с кровати и тихо, чтобы не разбудить соседей, сладко посапывающих на своих местах, достал из своей тумбочки зубную щётку, пасту и полотенце и вышел из комнаты. Ему определённо стоило умыться.       Оказавшись у раковин, Антон повесил самую простую голубую ткань с бахромой на шею, игнорируя специальный крючок, выдавил пасту на щётку и принялся чистить зубы. Едва касаясь эмали, уж очень хотелось ему спать, Шастун вдруг услышал, будто некая толпа — не сказать, что большая, но и не два человека; читать — компания — пробежала мимо ванной комнаты, направляясь вглубь корпуса. «Ничего себе, разбегались, — возмутился Антон. — Слоны, не иначе. И придурки конченые, кто ещё будет утром бегать по коридорам, когда ещё все спят?» — задал риторический вопрос сам себе, а после вновь задумался. Для подтверждения своей теории, Шаст прикоснулся дисплеем часов к носу — другая рука была занята чисткой зубов — и посмотрел на время. И либо сейчас мало что поддавалось объяснениям, либо Антон сошёл с ума — это единственные два оправдания, которые он смог придумать, — но на часах отчетливо было видно без пяти минут семь вечера. И ладно бы, если у него стояла раскладка на иностранный манер — да кто не путается в этих "a. m." и "p. m.", — но сейчас на часах уже сияло яркое «восемнадцать — пятьдесят шесть». Шастун быстро умылся, ну может же быть такое, что ему показалось. «Долго думаю, — решил Антон, — а может и вовсе не думаю. Ну не может же быть сейчас семи часов? Или я уже совсем тронулся...» — его мысли прервал неожиданный звук. Кто-то из туалетной комнаты отчетливо стучал чем-то тяжёлым, то ли по стене, то ли по самому санузлу — Антон не понял. Но с этим определённо стоит разобраться. Не хватало ещё того, чтобы вожатые проснулись от этих чудаков.       Он так и вышел из ванной — с полотенцем через шею, с пастой и щеткой в руках и мокрым лицом после умывания. «И правда, зачем мне полотенце?» — зайдя в туалетную комнату, рассуждал Шаст. Увиденное повергло его в шок, да так, что челюсть чуть не отвалилась по-настоящему. Предметы личной гигиены выпали из рук. В ушах зазвенело, а ноги, кажется, подкосились. Антон попробовал всё-таки использовать ткань, вытер скатывающиеся по лицу капли холодной воды, но ситуация не улучшилась. Перед ним по-прежнему полностью разгромленная комната: окно выбито, а осколки стекла разбросаны по всему полу. От зеркала не осталось ничего: по всей его поверхности были трещины, а некоторые кусочки и вовсе отвалились. На стене устрашающей дорожкой виднелись капли крови, стекающие в ужасные лужи на кафель. Одна из дверей была намертво заколочена, а где-то в углу валялся молоток, так же покрытый красными следами. Антон прошел немного дальше, разглядывая эту картину с другого ракурса. «Выглядит жутко», — прокомментировал, подходя к зеркалу. Шаст, как настоящий перфекционист, поправил его, чтобы висело ровно и посмотрел в него. Тысячи маленьких Антонов — он ласково назвал их «Антоши» и «мини-Шастунята» — одновременно направили на него взор своих глаз. Нет, не своих. У мини-Шастунят — у каждого — глаза были не как у их папочки Антона. На него с надеждой смотрели миллионы пар холодных голубых глаз. Они все что-то шептали, заглядывали прямо в душу. Шаст начал моргать — долго и часто, — чтобы избавиться от устрашающего видения.       — Это не может быть правдой! Я просто сплю! — Он вообще не очень любил ужастики, а оказаться в нем самому было ещё хуже. — Сейчас я проснусь, и это всё закончится! Вот прямо сейчас!       Но он не просыпался, а кошмар не заканчивался. Тогда смотреть на тысячу Антош стало невыносимо: Антон схватил зеркало с обеих сторон, предварительно осмотрев, чтоб не пораниться об осколки, снял его с крепления и откинул подальше от себя. Он как раз четко попал в молоток и улыбнулся этому. Но ненадолго, ведь у стены, которая мгновение назад была лишь испачкана кровью, покоилось совершенно чистое новое зеркало. «В жизни больше не посмотрю на себя», — попытался отвлечься на шутки, но получилось не очень. Антоново отражение было совершенно не похоже на него. Мальчишка из потустороннего мира был немного ниже парня, его волосы гораздо темней и если вьются, то совсем немного на кончиках. Одежда потрёпанная и пропитанная кровью, струйка которой стекала из правой ноздри и, видимо, не только. Все его руки, которыми он прислонился к стеклу, увешанные венами, были покрыты темнеющими гематомами. Где-то под глазом красовался синяк... Глаза. Его холодные мертвые голубые глаза. До одури леденящие, заглядывающие прямо в душу, они смотрели впритык на Антона, одним лишь взглядом прося о помощи.       Шаст подошёл ближе, прислоняя руку к зеркалу. Ему даже показалось, что он смог прочувствовать замерзшую кожу по ту сторону покрытия. Мальчик на мгновение остановился, поднимая взор на Антона, а после с новой силой забарабанил по стеклу, заставляя вновь трескаться.       В этот момент Шастун будто прозрел. В ушах перестало звенеть и тогда он понял, что парень, стучащий в отражении, издавал звук не только в воображении, а изнуряющий пронзительный грохот разносился по комнате наяву. Разве что это происходило с другой стороны. Антон рефлекторно обернулся на оглушающий шум, словно раскат грома. Он вновь повернул голову, да так, что внутри аж кости хрустнули, из-за уходящей из-под рук опоры. Зеркало упало на пол стеклянной поверхностью вниз. Шастун попытался не задумываться о том, что произошло с ним дальше. «Мне эти зеркала в самых страшных кошмарах будут сниться!» — иронично посчитал он. Антон отодвинулся от него, приближаясь к месту, откуда доносился звук.       — Помогите!... — слышалось из заколоченной двери. Мальчишка был заперт. Он молил о помощи, надрывая голосовые связки в попытках заставить хоть кого-нибудь услышать его. Он стучал по дверце, наваливался своим крохотным телом, но она не поддавалась. Она намертво заколочена снаружи. — Кто-нибудь! — на двери виднелись вмятины от постоянных ударов. Мальчик продолжал кричать уже осипшим голосом до тех пор, пока силы не покинули его.       Антон стоял как вкопанный перед смертельной дверью. Крик сковывал изнутри, проникая под кожу и впитываясь в кровь. По его артериям течет вовсе не красная жидкость, нет, страх и отчаянье от невозможности помочь.       — Помогите мне, — послышалось в последний раз за стенкой перед глухим стуком. Воображение Антона дорисовало бездушную тушку парня, которого он видел в отражении, лежащего на холодном кафельном полу и истекающего кровью. Его глаза, такие пронзительные и леденящие душу, закрылись навсегда, а из его рта донёсся последний вдох-выдох.       Шастун облокотился на дверь и обречённо втянул воздух. Вся комната пропахла кровью. Металлический запах попадал в организм, намертво заседая в нём. Антон развернулся спиной к дверце и скатился на пол.       Сейчас помещение выглядело ещё хуже, чем когда он зашёл. Тучи на небе сгустились, закрывая собой солнце и не давая ему ни единой возможности пробраться к земле. Окно по-прежнему разбито, а сам Антон, наверняка, сидит на осколках зеркала. «Это ведь мелочи по сравнению с ним... — это место забрало последние силы шатена. Он припал головой к стенке, ему вдруг показалось, что запертый мальчик вдруг вновь задышал. — Чертово воображение! Напридумывал себе, что он умер, а сейчас у меня же есть шанс...»       — Эй, ты слышишь меня? — совсем тихо сказал Антон, на всякий случай прислушиваясь.       — Слышу, — еле произнес голубоглазый.       — Кто сделал такое с тобой? — Шастун, собрав все силы, поднялся на ноги, всё ещё не отрываясь от двери.       — Они... это сделали... — голос парня задрожал, и он не смог произнести ни слова больше.       — Спокойно. — Нет, Антону самому неспокойно. Но этому напуганному котенку нельзя давать знать, что ему страшно. — Я придумаю, что делать. Я обязательно спасу тебя! Слышишь? Я спасу тебя!

***

      — Кого он там спасать собрался? — послышалось из дальнего угла комнаты. — Разбудите его уже наконец, а то задолбал бормотать что-то.       — А? Чего? — Антон вылез из-под одеяла и принял сидячее положение. Через секунду в его лицо прилетела подушка. — Да не сплю я! Что случилось?       — Да ты, брат, проспал все свои будильники, — вдруг сказал оказавшийся сбоку Егор, указывая на умные часы Шастуна, — а вот мы — нет. Так что мы тут уже с семи утра бодрствуем, пока ты во снах спасаешь кого-то.       — И ради кого ты там жертвовал этим часом? — спросил Андрей. — Ты знаешь, что твой «вибро-будильник», — он прыснул, переводя взгляд на руку Антона, — оказался очень хорошо слышимым? Я вот с Эдом по первому проснулся, а ребята — ещё через десять минут.       — Ой, — ему больше нечего сказать. Антон часто не слышит — и не чувствует — будильники, из-за чего просыпает. Но в этот раз его не разбудила даже функция «отложить на десять минут». Странно.       Он откинул прилетевшую в него подушку куда-то в сторону — предполагаемо, она принадлежала Эду — и включил часы. Семь — сорок пять. До общелагерного подъёма ещё пятнадцать минут. Антон собрал вещи — совсем как во сне — и побрел в ванную.       — Они всё-таки разбудили тебя? — улыбнулся ему Саша, заканчивающий умываться. — Доброе утро, кстати.       — Доброе, да, — Шаст положил все вещи на полочку рядом с зеркалом и посмотрел на своё отражение. И вовсе не брюнет с голубыми глазами, совершенно обычный Антон. — В следующий раз, я уверен, они взорвут пушку около меня.       — И то верно, — вторил Саша, — они были агрессивно настроены. Уже даже почти пошли набирать ведро воды, чтобы вылить на тебя. Обиделись, что ты их разбудил, а сам всё ещё спишь, — уточнил, выходя из ванной комнаты.       — Круто, — выдавливая пасту на щётку, вынес вердикт Шаст. — Стой! Откуда у них ведро?       Саша пожал плечами: «Наверное, они имели в виду мусорное», после чего вышел из помещения, оставляя Антона в одиночестве.       «Мусорное — ещё лучше, — размышлял шатен, — а Эдик бы ещё и плюнул в меня, чтоб наверняка».       Мысленно пару раз он возвращался к ночи, пытаясь анализировать увиденное, но в итоге сошёлся на том, что это от переизбытка эмоций за вчерашний день. Единственное, на чём Антон заострил внимание, так это зеркала, от которых он, судя по всему, будет шарахаться ещё пару дней точно. Главное — не увидеть в отражении пронзительный взгляд голубых очей.       После выполнения всех утренних дел, Шаст вернулся в комнату. Но не успел он отойти и на пару шагов, как по всей территории лагеря раздался горн, а дверь вновь отворилась и внутрь прошёл Серёжа с колонкой.       — Доброе утро, ребята! Ой молодцы какие, — он оглядел всех подростков и продолжил, — уже не спите. Ранние подъёмы — это я уважаю!       — Ага, конечно, — сказал проходивший мимо Дима, а потом оказался рядом с Сергеем. — У нас по расписанию через пятнадцать минут зарядка, так что готовьтесь к ней. На улице прохладно, советую одеться потеплее.       Ребята начали переговариваться, Саша и Егор тут же подошли к шкафу, ища одежду, Эд завалился на кровать с грустным возгласом: «Тут ещё и зарядка!...», а Андрей и Антон переглянулись и улыбнулись друг другу. Шастун подошёл к Выграновскому и тихо, но так, чтобы всем было слышно, добавил:       — А потом и манная каша с комочками, — зловеще усмехнувшись. — Эдик, мой дорогой, ты любишь кашу с комочками? — приторно и сладко говорил ему Антон. На деле же он был похож на маньяка.       — О нет! — Эд залез под одеяло, подыгрывая их маленькому спектаклю. — Только не каша с комочками!       Остальные посмеялись, и Шаст, убеждаясь, что их выступление все оценили, отошёл от Эдуарда и его кровати, пробираясь к своей полке в шкафу. Он выудил от туда спортивные серые штаны и самую простую белую футболку и переоделся, а затем сел на свою кровать, в ожидании, когда же их позовут.       И уже совсем скоро по корпусу раздалось «Первый отряд, на зарядку!» от Кати. Ребята вышли из комнаты с большим энтузиазмом, всё-таки час активности пошёл им на пользу, а вот, например, девочки из третьей оказались очень уставшими, но зато всё, как одна, были накрашены и во всеоружии. Видимо их ранние подъёмы заключались в подготовке и нанесении миллиона слоев косметики на лицо.       Отряд снова был построен по парам для упрощения подсчёта подростков, а после они выдвинулись на близлежащее поле для игры в волейбол. Там их уже ждал физрук, пошутивший над сонным состоянием подоспевшего сразу за ними второго отряда — из «Водолея». Они провели совместную зарядку, не очень активно повторяя движения за вожатыми, а потом разбрелись по корпусам. После чего Дмитрий устроил общий сбор «Империи», где сообщил, что за сегодняшний и завтрашний день им нужно подготовить визитку, а вечером предстоит представить отряд остальным, то есть присутствовать на линейке, посвященной открытию смены. Ну и про приближающийся завтрак им тоже сказали, а после распустили по комнатам для занятия своими делами.       — И подумайте о скором концерте! Нам нужны идеи, как мы можем представить свой отряд на концерте! — предупредила Катя перед тем, как все разошлись.       — Мы им актёры что-ли, чтобы в сценках играть, а? — возмущался Эд. — Что вообще можно придумать исходя из нашей «Империи»? Да кто это придумал вообще?       — Ты, кстати, поддержал девочек, когда они предлагали, так что тихо, — Егор слабо ударил его по плечу. Сейчас они впятером разместились на кроватях Булаткина и Шастуна. — А если так подумать, то правда — как нам вообще раскрыть тему?       — Ну, например, мы могли бы представить как разные империи выясняют, какая лучше, а потом появляемся мы — такие крутые — и естественно побеждаем всех, — предложил Андрей.       — Да! То есть нет, но ты натолкнул меня на мысль, — встрял в разговор Антон, до этого лежащий у себя на кровати. — Мы можем сделать вот так: раньше где-то существовало деление людей на группы — не по качествам, а по чему-то другому, придумаем потом. И вот они жили сообща, эти сборища помогали друг другу, но ровно до тех пор, пока одни из них не стали заявлять, что они сильнейшие среди всех. Они рассорили остальные группы и посеяли хаос на их земли. Сильнейшие заставляли всех прогнуться под их условия, и некоторые «общины» поддавались их манипуляциям и присоединялись к ним, а другие стояли на своём до конца, — ребята увлеченно слушали Шастуна. — И вот однажды они, решили, что пора положить этому конец. Эти группы объединились в одну и смогли дать отпор «сильнейшим» — пока не придумал как. После чего они решили не делиться на группы снова, а остаться таким же составом и в честь того, что победили антагонистов, стали называть себя первыми, а потом свои земли прозвали «Империей Первых», — Шаст пожал плечами. — Но мне кажется, что это какой-то бред.       — Да ты шутишь! На тему, о которой я не мог связать и двух слов, ты придумал такой рассказ, — восхитился Андрей. — Я считаю, что эту идею нужно продвигать. Расскажем её вожатым по дороге на завтрак или обратно.       — Правда, Антон, ну что у тебя за привычка занижать себя, — добавил Егор. — А к твоей истории мы можем приплести то, что нужно всегда помогать друг другу, работать сообща, бла-бла-бла, вот это всё, мол, вот такая большая смысловая нагрузка. А младшим отрядам явно понравится наблюдать такой боевик, особенно, если мы подготовим спецэффекты и декорации.       Обсуждение ребят прервал громкий звук снаружи. Им оказался горн — такой же, как и вчера, — сообщающий о том, что стрелки на часах достигли цифры девять, а всему «Космосу» пора на завтрак.       Первый отряд вновь, уже рефлекторно — а что будет под конец смены? — собрался у крыльца корпуса в две колонны. Серёжа встал в начало, возглавляя шествие, а Катя, пробежавшись глазами по «Империи» и пересчитав всех, оказалась в конце. Сергей дал знак и повёл Первых в столовую. Антон и Егор встали в конец — перед ними оказались Андрей и Саша, а где-то в гордом одиночестве сбоку от них плёлся Эдуард, — чтобы посоветоваться с вожатой насчет их (вернее, Антона) идеи.       — Кать, слушай, у нас тут мысль проскочила, — невзначай начал Булаткин, — как мы могли бы представить свой отряд.       — Да там Антон такую историю придумал, — к ним присоединился Андрей, — что ты обязана это услышать.       — Что же, тогда я вся во внимании, — улыбнулась вожатая, и ребята принялись пересказывать рассказ Шастуна.       — ... И на этом моменте мы можем вставить какой-нибудь эпичный взрыв! — эмоционально сообщал Шаст. — А вообще нам бы успеть сделать декорации, там их немного нужно будет, но если у нас получится сделать их реалистичными, тогда это будет выглядеть максимально круто!       — Вау... Это просто... Вау, — Екатерина всё это время внимательно слушала мысли ребят — что-то оставалось от версии Антона, что-то придумывалось на ходу — и записывала в блокнот самые интересные моменты. — Вы огромные молодцы, раз занялись этим вопросом. Мы предложим ваш сюжет на собрании после завтрака, хорошо? А по поводу декораций, я думаю, мы обязательно успеем всё сделать. Кстати! Вот когда мы с Димой и Серёжей сами были в лагерях, здесь даже были специальные «помощники вожатых» — ребята вашего возраста, по шестнадцать лет им было. Они как раз и помогали отрядам в те моменты, когда нужны какие-то творческие способности.       — А разве шестнадцатилетние не были первым отрядом? — поинтересовался Саша, да и другие, наверняка, тоже заострили на этом внимание.       — Забыла сказать, нет, раньше — в наши времена — первым отрядом были те, кому есть четырнадцать, а с шестнадцати сюда приходили на подработку, повторюсь, в основном творческие подростки, которым было нечем заняться дома. Помните, я на знакомстве говорила, что знакома с Димой и Серёжей около десяти лет? Так вот, мы тогда попали с ними на одну смену и подружились. Возвращаясь к теме о помощниках вожатых — у нас тогда был один такой, хороший парень. Он делал даже больше, чем полагалось, говорил, ему несложно, то в организаторских моментах помогал, то лишний раз детей пересчитает... — её голос заметно задрожал, и Катя поспешила сменить тему. — А, идея ваша... Да, мы обязательно предложим её на общем сборе!       Ребята улыбнулись вожатой и отошли в сторону.       — Заметили, как она поменялась в лице, когда заговорила про помощь того хорошего парня? — прошептал Егор. — Наверняка неспроста это.       — Есть такое, — сказал Саша, складывая руки на груди. — Но спрашивать, по крайней мере у неё, об этом не стоит — сами видите, что для Кати это, видимо, больная тема.       — Да наверняка она влюбилась в него, а он занят оказался, — Андрей раскинул руки по сторонам, — делами своими, помощью. Антон, а ты что думаешь?       — Я думаю, что мы могли бы узнать об этом от других вожатых, — Шаст задумался, — но не сейчас. Через время. Если тема действительно больная, то надо подступаться к ней аккуратно.       С этими словами отряд подошёл к столовой. В здание как раз заходили ребята из «Водолея», а значит, что скоро очередь «Империи». Они разбрелись по небольшой территории компаниями и расселись на скамьях, что стояли по периметру площадки. В центре была клумба с росшими в ней цветами — Антон не разбирался в растениях — самых различных оттенков. По краям она выложена кирпичиками того же, что и вся площадка, цвета — темно-серого.       Группа первой комнаты расположилась на сиденье рядом со входом в столовую. На эти места был большой спрос — ну кто не захочет сидеть в тени? — но компании удалось честным (или не совсем) путём занять их.       Прошло немного времени, как отряд уже сидел внутри здания и наблюдал чудесную картину из манной каши и прилагающимся к ней бутербродам с сыром. Ситуацию ещё сильнее омрачало невкусное какао, которое наверняка насыпали в огромную кастрюлю несъедобным порошком и залили даже не кипятком, а просто теплой водой. Оздоровительный лагерь говорите?       — Фу, как это вообще можно есть? — Эд вставил в кашу ложку, и та даже не пошатнулась. — Из чего они вообще делают это?       — Да ладно тебе. — Егор показательно зачерпнул немного смеси и засунул в себя. — На вкус оно не так противно, как на вид.       — Я доверюсь тебе. Антон сколько времени? — «Девять — шестнадцать», — промямлил он, жуя бутерброд. — Записывайте: девять — шестнадцать, Эд пробует кашу. Подождем пять часов и проверим, вдруг я отравлюсь.       — Давно ты такой привередливый? — Андрей локтем толкнул его в бок, на что Эдик поморщился.       — А вам, я смотрю, вообще без разницы, как есть. Хоть с пола.       — Ну если будет вкусно, то почему бы и не поесть с пола?       Их дискуссию прервал Дима, резко поднявшийся со своего места: «Первый отряд, кстати говоря. Сразу после завтрака мы пойдём в клуб — так называется место, где проходят все мероприятия — и начнём готовиться к концерту. Катя мне сказала, что идея у вас уже есть, если кто-то не в курсе, то ознакомимся с ней позже».       — А в корпус можно будет зайти? — спросил кто-то из девочек за соседним столом.       — Я думаю, да. Сережа вас тогда заведёт быстренько в корпус, — Дима посмотрел на вожатого, тот кивнул ему в ответ, — сделаете все дела и придёте в клуб.       Больше их не прерывали. Закончил есть первый отряд, как и стоило предполагать, последними. Они вышли из столовой, в которую одновременно с этим пробрались другие вожатые: худруки, физруки и кружководы, — и тогда Серёжа спросил:       — Так, кому там в корпус надо было? Те идут со мной, — он поднял руку, чтобы быть заметнее. К вожатому подошли пять человек; одним из них оказался Эд, которого ребята совместным голосованием отправили за водой на всех. Сережа пересчитал их и, крикнув: «Со мной пятеро!», отправился к «Рыбам». Остальные двадцать подростков вместе с Димой и Катей шли — чуть медленнее и позади Сережи — в клуб.       Здание казалось маленьким снаружи, но внутри — огромным. Размером почти со столовую, но без столов и стульев. Весь ансамбль возглавляла сцена, которую сейчас подсвечивали разноцветными фонарными установками. По всему залу стояли скамьи в два ряда, на отряд предполагалось по четыре полосы. Так на первом ряду — левом, относительно сцены — были посажены восьмой, шестой, четвертый и второй отряды, а на второй — техсостав, седьмой, пятый, третий и первый. За ними так же были резервные места и небольшая площадка — между последней полосой и стеной — для танцев. Сейчас клуб был пустой, за исключением техсостава.       «Империя» зашла в здание. Их встретил кто-то из худруков.       — О-о-о, это же мой любимый первый отряд! — ребята удивительно покосились на девушку. — Я здесь работаю не первую смену, и всегда именно первый отряд показывает себя только с лучших сторон, — пояснила она. — Поэтому я уже заведомо ваша фанатка. Что же, присаживайтесь, — она указала на скамейки младшего отряда (они были ближе всех к сцене), — рассказывайте, какие мысли у вас есть.       Антон садиться не стал, он подошёл к художественному руководителю и кратко объяснил свою идею.       — Неплохо, очень неплохо. С этим можно работать. Вы роли уже распределяли? — Катя помотала головой. — Тогда... У нас с вами сейчас полтора часа, половину этого времени мы будем только решать, кто есть кто. Давайте мы тогда сейчас посмотрим, как это будет выглядеть, вы в корпусе прорепетируете несколько раз сами, сделаете нужные декорации, а завтра прийдете сюда снова.       На этом моменте в клуб зашла группа Сережи.       Было решено, что они будут использовать идею Антона, разве что сократят в некоторых местах и добавят других деталей. За первые полчаса все точно определились с ролями: Эд и Егор стали участниками «сильнейших», остальные из первой комнаты присоединились к разным группам. Час репетиции пролетел незаметно, по крайней мере, для Антона. Ему нравилось участвовать в сценках, играть разные роли. Он даже думал после школы пойти в театральное училище, но что-то остановило его. Хоть он и любил выходить на сцену, то сейчас даже не претендовал на роль главного героя — лидера группы. Было и так понятно, что её отдадут командиру отряда. Антону же достался персонаж — помощник лидера, поэтому он участвовал почти во всех сценах.       В одиннадцать — десять их репетиция закончилась, и они вернулись в корпус.       — Советую далеко не расходиться, — предупредил Серёжа. — Сейчас у нас будет своя репетиция.       Все ребята вновь заняли места в холле. Забавен факт, что и девочки, и мальчики сидели исключительно со стороны своих комнат, не обращая внимания на свободные стулья у другого края.       — Нам нужно заняться не только сценкой, но и предстоящей линейкой. Это одно из важнейших мероприятий, и нам нужно не опозориться, — протараторила Катя. — Олесь, подойди, — девушка встала со своего места, и вожатая протянула ей бумажку. — Тебе, как командиру отряда, предстоит важнейшая задача. До линейки тебе нужно выучить этот текст и рассказать его старшим вожатым. Прочитай, пожалуйста.       — Товарищ старший вожатый, — начала Олеся, — первый отряд... ля-ля-ля... на линейку построен. Разрешите сдать рапорт.       — Здесь тебе Павел скажет «разрешаю».       — Наш отряд...       — И вот теперь вы все должны дружненько сказать название. Давайте попробуем, три-четыре.       — Империя! — хором сказал отряд.       — Наш девиз... — все покосились друг на друга, кричалку никто не помнил. Вожатые вместе с девочками, которые придумали текст, напомнили его всем, и «Империя» повторила.       — Огромная просьба, — Дима вышел на центр, — выучите девиз до линейки. У вас будет время на тихом часу.       — А сейчас уже почти час, — Катя посмотрела в экран телефона, — поэтому предлагаю начать строиться на обед.       — Первый отряд, выходим и становимся парами! — прокричал Серёжа и пошёл в столовую самостоятельно. Перед приемом пищи ведь накрыть на стол надо. Ребята покинули корпус, выстраиваясь в две колонны. Компания первой комнаты вновь оказалась в конце строя.       — И зачем нас постоянно нужно строиться? — пробурчал недовольный Эд, который в очередной раз остался один. Он встал за парнями. — Мы вроде взрослые уже и в состоянии дойти до столовой самостоятельно.       — Да, кстати, зачем вожатые пересчитывают нас? Все же здесь, никто, наверняка, можно и на взгляд сказать, — присоединился Андрей.       — ... Двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять... Кать, все! — сообщил Дима, и строй двинулся к столовой.       — Дим, а зачем вожатые считают детей каждый раз, когда мы идём куда-то? — Эдуард вместе с другими парнями поравнялись с Дмитрием и шли с одной скоростью в конце толпы.       — А вы не слышали легенду «Космоса»? — ребята первым же делом попросили рассказать. — Ну слушайте... Когда-то давно в этом лагере, на такой же обычной смене процветал совершенно типичный отряд — они уверенно шли на звание лучшего, побеждали во всех соревнованиях и конкурсах. Был у них чудесный командир: всех строил, подавал пример другим ребятам и со всеми в прекрасных отношениях. Обзавелся капитан другом — таким же уважаемым и всемилюбимым. Паренёк прям душой компании был, весёлый такой, уникальный. Но однажды что-то случилось. Провинился пацан и в секунду потерял и уважение, и авторитет. Говорят, что отряд пошёл на ужин, когда вожатые забыли пересчитать детей. На отсутствие парня никто не указал, не заметил. По возвращении, вдруг, кто-то обнаружил заколоченную кабинку в туалете, — сердце Антона пропустило первый удар. Закрытая дверь в туалетной комнате — он где-то уже видел что-то подобное. — Когда её удалось открыть, на полу они увидели того мальчишку с серьёзными повреждениями. Он не двигался, не дышал... Было слишком поздно — его не удалось спасти.       Вожатые понесли наказание за промах, по факту, в смерти парнишки виноваты они. С тех пор стало обязательным пересчитывать детей, куда бы отряд не шёл. Мало ли что.       — Ох, а как этот мальчик оказался заперт? — вдруг задал вопрос Саша. Это немного разбавило угнетающую атмосферу рассказа.       — Ходят слухи, что кто-то из недоброжелателей парня избил его и закрыл там, — Дима поменялся в лице, заметив неодобряющий взгляд Кати.       — Опять ты сказки рассказываешь! Дим, каждый год одно и то же. Перестань ты эти легенды передавать из поколения в поколение.       Отряд приблизился к столовой. Дмитрий напоследок бросил: «Кстати, говорят, что призрак того парня до сих пор бродит по лагерю и пугает детей! Попробуйте вызывать его, Серёга знает заклинание!» и отошёл от ребят. После этого кто-то из девочек предложил сыграть в общеотрядные игры, но первая комната отошла на скамейку, чтобы переварить Димин рассказ.       — Странная это история, не смахивает на легенду, — прокомментировал Эд.       — А мне парня того жалко, — Саша поставил локти на колени и положил лицо в ладони. — Непонятно, за что ему досталось такое. Ну не могли же его, правда, просто так избить.       Антон погрузился в свои мысли. Ну не может же это быть совпадением. Наверняка ведь сон и эта легенда как-то связаны. Закрытая кабинка, окровавленные стены, зеркала... Мальчик не выглядел виноватым в чем-то. Но должна же быть причина такой ужасной расправы над ним. Шаст вспомнил концовку сна: «Я придумаю, что делать. Я обязательно спасу тебя! Слышишь? Я спасу тебя!». Если бы была возможность, он обязательно бы разобрался в этой ситуации, спал мальчика. «Они... это сделали...» — видимо, он говорил про тех самых недоброжелателей.       «Вот бы я мог вмешаться в тот момент», — подумал Антон, когда отряд зашёл в столовую.       Обед оказался вполне съедобным. Тихий час тянулся очень медленно, будто весь день. За это время парни успели подраться подушками, были на грани выбивания окна и чуть не спалились перед старшим вожатым Стасом, который решил обойти лагерь. Так уж получилось, что по всем нормам эти два часа дети должны проводить в расправленной кровати и в пижамах. В момент, когда Станислава, заходящего в корпус — повезло, что у парней окно выходил на вход, — заметили, Егор сидел на шкафу отбиваясь подушкой от наступающего Эда, а Андрей, Саша и Антон пытались играть в покер. А когда старший вожатый — Антон в мыслях придумал каламбур про стас-шего вожатого — зашел в первую комнату, парни выглядели истинными ангелочками, послушными и не нарушающими каких-то уставов. Казалось, что ещё немного и над ними вовсе появятся нимбы, а из спин вырастут крылья. Как только Стас ушёл из «Рыб», поединок продолжился.       Полдник в этот раз оказался не из приятных. Отряду выдали по апельсину, печенью и яблочному соку. Цитрус, на самом деле, наверное, самый не любимый фрукт всего лагеря. Он вначале не чистится от слова совсем, потом брызгается, и всё вокруг становится липким. Зато «Империя» нашла себе новое развлечение — толкать апельсины из одного края стола до другого. Упаковками из сока был выложен маршрут, и по этому лабиринту фрукт пытались докатить до финиша. Развлечение не осталось незамеченным, так что «сочную» дорожку пришлось разобрать, а апельсин съесть. Но после, идя до корпуса, ребята, сидящие за одним столом — на каждый отряд отводилось по два стола, — обсуждали, что же можно сделать в следующий раз. Компания из первой комнаты сдружилась с девочками из третьей: Ирой, Оксаной, которые придумали название и девиз, Олесей — командиром отряда, Мариной и ещё двумя — Антон не запомнил их имена, а переспросить было стыдно.       Вернувшись в корпус, отряд разделился на части. Те, у кого были важные роли в завтрашнем спектакле, репетировали визитку, остальные занялись реквизитом — они сидели в холле с другой стороны. Предметы рисовали на картоне, раскрашивали и вырезали. Через время все были собраны в главном зале, где вожатые предупредили о скорой линейке и что всем пора собираться. Антон по такому поводу даже белую рубашку надел. Все слова ещё раз были повторены, и тогда отряд выдвинулся к площадке для общелагерных собраний.       Эта площадка располагалась совсем близко к их корпусу, буквально рукой подать. Она представляла собой небольшую территорию, клумбами поделенную на области для каждого отряда. С крайней стороны, в центре была небольшая сцена. Совсем маленький подъём, красная стена на фоне, а на ней стояла одинокая установка для микрофона — видимо, в него будет говорить старший вожатый. Область для первого отряда была немного правее от сцены. Туда «Империя» и встала, в ожидании других групп. Спустя пять минут все собрались, включая глав лагеря.       — Добрый вечер, «Космос»! — крикнул Павел в микрофон, и все начали аплодировать. — Мы собрались здесь для очень важного мероприятия — открытия первой лагерной смены две тысячи двадцать четвертого года! Командирам отрядов приготовиться сдать рапорта. Итак, восьмой отряд! — их капитан вышел на сцену, рассказал заученный текст, отряд представился «Кометами». Так продолжалось несколько раз — ещё шесть, если быть точнее, — когда вдруг страх забыть слова увеличился. — ... Первый отряд!       Олеся гордо вышла на сцену с высоко поднятой головой. Очевидно, в глазах младших отрядов она выглядит очень взрослой. Она стала лицом отряда, первой, о ком подумают при упоминании «Империи», и сейчас нужно постараться вспомнить девиз, хотя бы ради неё.       — Товарищ старший вожатый, первый отряд в количестве двадцати пяти детей и трёх вожатых на торжественную линейку, посвященную открытию первой лагерной смены, построен. Разрешите сдать рапорт, — «Разрешаю», — Наш отряд.       — Империя!       — Наш девиз.       — Империя Первого отряда       Всегда видеть Вас рада.       Не смотрим на трудности жизни       И верно мы служим отчизне! — хором произнес первый отряд. Антон обратил внимание на то, как на них смотрели их вожатые — гордо, словно одним своим существованием хотели показать, как же рады, что им достались такие ответственные дети. Шаст улыбнулся своим мыслям.       Все вновь похлопали сданному рапорту. Павел и Станислав рассказали какую-то вводную информацию о смене: какие мероприятия произойдут в ближайшее время (из интересного — завтрашний концерт и дискотека), что всем группам предстоит заняться отрядными уголками (а конкурс на лучший из них так же пройдёт в ближайшее время!), а после всех отпустили на ужин.

***

      Остальная часть дня прошла как в тумане. Почти всё время Антон возвращался к рассуждениям о связи сна и легенды Димы. Он даже начал думать, что дело в духе парня, который явился к нему через видения. Ещё интересней стало размышлять о том, что может присниться на следующую ночь.       Антон, сделав все вечерние дела, вернулся в комнату, где вновь происходили ожесточенные дебаты — Андрей и Егор что-то не поделили. Потом их напугал зашедший Эдик — «Было вовсе не страшно», — говорил Шастун, а у самого пульс поднялся до ста десяти ударов в минуту. А после, с возвращением Саши, они обсуждали прошедший день. Совместно решили, что опыт с апельсином нужно в обязательном порядке повторить, что третий отряд в край обнаглел, украв их идею и назвав себя «Королевством» — все так же согласились, что рифмы в их стихотворном девизе не было вообще, — и что все очень ждут завтрашнего концерта. Каждому хотелось проявить себя в театральном искусстве и отыграть, хоть и непрофессионально, свою роль.       Антон с предвкушением чудесного дня лёг спать. То самое чувство подсказывало ему, что именно завтрашние сутки положат начало осуществления его желаний — быть может, это всё из-за сценки и давнишней мечты стать актёром, — но всё ли окажется так просто, а цель — такой простой и первой, о которой он вспомнит?