Истории ордена Рассвета [ИОР]

Комфортная ночь, впервые за долгое время не облаченная в кошмары, постепенно перетекает в бодрствование. Уставшие ярко-голубые глаза скользят по постепенно становящимися четкими силуэтам, свет луны, что мягко проникал сквозь окно, опадая на рабочий стол Ядвиги и спрыгивая на пол. И вот свет угасает, оставаясь лишь как очерк того, кто, совсем мягко, стучался клювом в окно. Это был Силбер. Силлиан это знал, не видел, но ощущал на себе пронзительный голубой взгляд орла. Пора было вставать. Тело всё ещё тяжёлое, но оковы сна постепенно спадают. Позволив Ядвиге выскользнуть из его теплых рук, молодой король садится на кровати, тут же ощущая как ее пальцы, практически отчаянно, впиваются в его плечо. Она спала чутко, будто чего-то опасаясь даже в полной безопасности его объятий. Опасаясь, что ему надо будет уйти, и она больше не увидит его. Мужчина тут же склоняется над ней, осыпая сонное лицо поцелуями и неразборчивым бормотанием о том, что он ненадолго. Просто надо быстро что-то сделать. Он обещает, что будет в порядке. Последний, особенно рьяный, поцелуй приходится на ее шею, порывая девушку вздрогнуть, однако ее пальцы, после этого, отпускают его, показывая, что взяли обещание, что блондин скоро вернется. Обняв ее напоследок и прошептав слова любви, что могли передать лишь толику того, что он действительно испытывал, потомок Лютерана проскальзывает к окну, отворяя его и впуская внутрь прохладу ночи. Одернув одеяло так, чтобы Ядвига была полностью под ним спрятана и не замёрзла, Силлиан ведёт взглядом к орлу, что вспорхнул, стоило стеклянной дверце отвориться. Сонно улыбнувшись компаньону, Лютериан, предварительно окончательно прогнав наваждение сна с помощью холода осенней ночи, проделывает тот же путь вниз, что проделал много часов назад наверх, прикрыв за собой окно. Озерная деревня спала, даже пьянка в доме старосты утихла, улицы были пустыми, погруженными в комфортное молчание. Орёл, стоило мужчине спуститься, с довольным видом устроился на привычном ему левом плече, потираясь золотыми перьями, выглядящими серебряными в свете луны, о локоны волос, что тоже сменили цвет с лучезарно жёлтого на благородно белый под действием светила ночи. Голос ещё не работал, однако Силлиан с улыбкой гладит орла, осторожно покидая открытую местность. Раз Силбер пришел, это могло значит лишь одно, а значит сейчас Лютериану нужна Ноктис. Дэрон находится спящей в гамаке, под открытым небом, как и обещала. Холод убаюкивал ее лишь сильнее, однако, стоило королю приблизиться, как его встретил вполне бодрый взгляд сильмаэлево-руфенитовых глаз. — Алберсон здесь. Воспользуйся этим и найди в его доме любой компромат, который сможешь, пожалуйста. Но, для начала, расчисти местность. - он собирался быть краток, а ей ничего прочего и не требовалось, разве что она тянет пальцы, чтобы погладить орла, что довольно сразу же курлычет. Эта была не первая ночная и покрытая от всех завесой тайны миссия, она же и не станет последней. — Если ничего нет? - уточняет она. В принципе не нуждаясь в ответе, но спрашивая ради приличия. Мало ли, особый случай. — Ты знаешь, что делать, Макабр. С подделками у тебя проблем нет. - всё-таки единственное, в чем блондин был готов согласиться с Кармианом, так это в том, как сильно беловласой подходило прозвище “Макабр”. Дэрон хмычет и, стоило королю моргнуть, как ее уже и след простыл. Лишь мирно качающийся на ветру гамак говорил о том, что тут кто-то, когда-то, возможно, был. Силлиан ещё недолго смотрит на ткань импровизированного ложа, после чего сам удаляется глубже в лес, пестрящий озерами, все же осталось лишь подобающе встретить гостя. Шар Солар на поясе отзывается магией, греет возложенную на него левую руку, пока потомок эсдо шел за орлом, направлявшим его прямо к цели. И эта прогулка казалась на удивление спокойной, будто он делал это лишь чтобы прочистить мысли, а не вычистить земли Лютерии от очередной аморфной грязи, выдававшей себя за человека. И верная птица приводит на одинокую поляну, где светом луны было окутано озеро, возносившее очертания мира вокруг в эфемерные, непередаваемо прекрасные отражения. Сама эта земля была на стороне своего правителя, что не боялся глубоко склонить пред ней голову, на что она склонит могучие ветви, травы и остепенит глади вод в ответ. — Не на долго хватило вашей выдержки, лорд Алберсон. Стоило надеть маску растерянного и простого наследника, как вы сорвались с цепи подобно бешеной собаке. Да простит сия зверь мне подобное оскорбление, что я сравнил его с вами. - голос Силлиана, пронизанный незримой усмешкой и холодом, каким обладало зимнее солнце, разносится над поляной, когда перепуганный мужчина средних лет падает пред ним, до одури напуганный тем, что каждый из тех, кто с ним пришел, теперь был не более чем трупом, призванным быть даром землям, на которых будет похоронен. Всё-таки Ноктис всегда филигранно справлялась с порученной ей работой. Лорд мечет потерявший всю храбрость взгляд на эсдо, что полноправно перенял на себя ответственность за осколок Лютерана, видит как ярко-голубые глаза заливаются лучами рассвета, как угрожающий ореол красного цвета, обрамляющий зрачок, опасливо дергается, на мгновение становится разрастающейся звездой, однако возвращается в прежнее состояние, стоит единожды моргнуть и позволить рассвету залить все собой. Древний меч отзывается хозяину, расходится тихим свечением, когда Силлиан подходит ближе к Алберсону, что, покачиваясь, встаёт, сжимая в руке кинжал. Он думал, что это будет его триумф, его голова оленя, благородного орла, украшающая одну из самых главных стен в поместье. Но вот, оказавшись лицом к лицу с истинной натурой этого орла, он понимает, что то и не птица вовсе, а нечто лишь под нее мимикрирующее, он понимает, что его обычно хвастливый и умытой в гордыне голос пропадает, а сидящий на ветке орёл, с до странного голубыми глазами, будто пронимает душу льдом. — Но, предлагаю продолжить наш разговор… В другом месте~. - голос короля звучит невероятно ясно сквозь пелену сковавшего лорда первобытного страха. Сознание становится чище, глаза охотника, ставшего жертвой, замечают, как Силлиан смотрит за него. Мгновение. Глухой стук. Голова становится совсем тяжелой, утягивая тело за собой на холодную траву. Все опадает с отвратительным шлепком, от которого Лютериан лишь тихо, язвительно, усмехается. — Умеешь же быть ты жутким, Силь. — А ты молчать и быть тихим, Карли. - губернатор Форт Ройала морщится, опуская ружье, чей ловкий удар прикладом и отправил лорда Алберсона на незапланированный тихий час. Мужчины обступают фигуру в отключке, после чего, переглянувшись и кивнув, подхватывают под конечности, двигаясь в сторону ближайшего телепорта. Не то чтобы они делали это в первый раз, пусть, помимо общей, глобальной цели, на благо Лютерии, каждый из них преследовал и личную. — И долго тебе пришлось за ним бегать? - спокойно спрашивает король, не оборачивая головы на друга, практически сразу слыша раздраженное цоканье языка. — Я весь битый день был у него на хвосте. Он так затонул в своей гордыни, как и его люди, что они были ни слухом, ни духом… Я даже разочарован. Если в прошлом я пострадал из-за такого как он... - со вздохом произносит Альваро, кидая призренный взгляд темно-синих глаз, казавшихся черными, на Алберсона. — Вот совсем скоро мы это и узнаем. Карли.

***

Слух из всех органов чувств приходит в себя первым, слыша скрип и размытый шум море, заглушавший иные шорохи. Потом появляются ощущения, тело немного из-за сильных пут веревок, где-то уже даже охладевало, оставшись без доступа к нормальному кровотоку. Наконец-то, зрение. Сначала видна лишь темнота, но, спустя ещё какое-то время, сквозь нее виднеются горящие лучами рассвета глаза, и отражающие мимолётные лучи луны хищные голубые глаза орла. — Пришли в себя?... Лорд. - голос Силлиана тихий, рокочущий, он напоминал хрип или рык зверя, что сидел напротив своей жертвы, играясь в руках с кинжалом, что та принесла. Алберсон попытался что-то сказать, но из забитого импровизированным тканым кляпом рта вырывается лишь жалкое мычание, на которое Лютериан глухо смеется. — Не напрягайтесь, лорд. Вас все равно никто не услышит. Да и от вас мне нужно лишь несколько имён. Поверьте, вы не выторгуете свою жизнь информацией… Я и так все знаю~. И почему Сигард вас отпустил, и как он надеется найти ваш труп и обернуть всех против “чудовища на троне”. Я. Все. Знаю~. - Алберсон вздрагивает, когда, на мгновение, ему кажется, что рассвет в глазах монарха сменяется на кровавую пелену. … Или ему не кажется. — А еще, вы принесли забавную игрушку, право слово. Вымазанную в яде… М. Тут у меня для вас тоже плохие новости, но вам расскажу, вы же никуда не денетесь. - король переводит взгляд от кинжала на связанного, показывая внутреннюю сторону ладони с небольшим порезом. Пусть рука и ощущалась слегка онемелой, однако так, как яд должен был действовать, он не действовал. И в ответ на спокойную улыбку короля, в глазах Алберсона мелькает ужас. Горделивый дурак наконец-то растерял всю свою гордыню, на его плечи невыносимым грузом легло осознание того, что его использовали, и что на страницах его жизни уже дописывают реквием. — Ты ещё не закончил? Мило. Надеюсь он ещё в состоянии говорить. - раздается скрип двери склада, внутрь, размеренно вышагивая, заходит Карлос. Лорд его не видит, и от того холод неумолимо бежит по позвоночнику, когда он ощущает фигуру прямо за собой. — Я ещё даже не начинал его расспрашивать. Готов тебе уступить, Карли. - смеётся Силлиан, откидываясь на стуле, так что орёл, поступью, перебирается к нему на колени, пуша перья и не спуская глаз со связанного. — Как великодушно с вашей стороны, Ваше Величество. - саркастирует губернатор, и Алберсон слышит, как на пол вскоре падает пара тяжёлых перчаток. — Пять лет назад прихвостни Эрхарда оставили мне кое-что на всю жизнь. Увы я не видел кто, а нашел лишь одного из двух, и может… Вы. Знаете? - лорд вздрагивает, видя занесенную пред его лицом левую руку Карлоса… Указательный и средний пальцы отсутствовали, отрубленные самым варварским способом, так что из ладони торчали лишь обрубки первой фаланги. Кожа больше напоминала изуродованное мясо, покрытое шрамами от пламени… Ее жгли на живую, однако отвратительности добавляло и то, как зона поражения растянулась вместе с тем, как вырос Карлос, стала размытым пятном ошибок прошлого. И, судя по следам уходящим прямо под рукав рубашки, пострадала далеко не только ладонь… Зрелище было болезненным, от него тянуло тошнить и невольно пробивала мысль о том, что пережить подобное можно только потратив удачу, отведённую человеку на весь период его жизни. Однако Карлос выжил. Пережил. Окреп. Восстановился. И может он больше никогда не снимет перчатки и рубаху, не покажет ужасы, оставшиеся на его теле… Но он отомстит… Голыми руками вырвет глотки тем, кто сотворил это с ним, а потом потащил его родителей на эшафот.

***

Форт Ройал всегда гудел, пока при власти был Де Миранда. Правда гудел он не потому, что в нем активно совершалась торговля, заключались сделки, кипели международные отношения… Пираты, пьянство, дебош, насилие. Порт при Де Миранде, пособнике Эрхарда, стал одним из самых опасных и бездушных мест во всей извратившейся Лютерии… Местом, где загнивало будущее всех родившихся и попавших сюда. Юный Карлос, семнадцати, практически восемнадцати, лет, ускользает из бара, высоко задрав нос после того, как в очередной раз получил огромное количество похвалы со стороны таверных пьяниц и портовых роботяг. Его эго прямо-таки нежилось во всем этом умасливании, бывшем единственной отдушиной в этом проклятом, по его мнению, месте. И юношу ни капли не заботило, что все его байки и россказни - одна сплошная ложь. Ложь, что становилась больше подобно снежному кому… Однако останавливаться юноша и не думал, уж слишком хорошо ему жилось в созданных им самим иллюзиях. Того, что он левша и прирожденный стрелок, что мог попасть во врага с любого расстояния и одолеть любое количество противников. И жители Форт Ройала, чье место обитание сузилось до пребывания в таверне за барной стойкой, то ли действительно верили во все это из-за алкогольного угара, то ли лишь делали вид, веселясь от баек, подходивших столь отлично под выпивку. Карлос ходил по канату, натянутому над пропастью, не понимая, в полной мере, какую беду мог накликать на клан Альваро, если кто-то узнает, что он не просто принадлежит к этой семье, но и что она до сих пор жива. Приходится долго петлять по улицам, пиная надоевшие за годы жизни одни и те же камни, прежде чем блондин добирается до скрытого от чужих глаз и неприметного домика, кажется готового развалиться от одного дуновения ветра. Он не любил этот дом, ведь он не вязался с той ложью, что срывался с его языка, однако до одури любил людей, что в нем находились, кажется, не покидая практически никогда за практически восемнадцать лет его жизни. Мама, чьи волосы и глаза напоминали цветом перелевающийся молочный жемчуг. Она была любящая, нежная, но невероятно сильная, прекрасная даже в самой ободранной и испачканной одежде, а ее песни можно было слушать часами… Они будто обладали магией, самим духом морей и океанов. Отец. Грозный, могучий, который мог легко испугать своим внешним видом. С такими же, как у сына, тёмно-синими, практически черными, глазами, густой бородой, темнее смолы, и гривой спутанных, жёстких, из-за соли, волос, его левую щеку от середины носа до линии роста бороды пересекал широкий, давно заживший шрам. Он был часто холодным и нередко ругался, но, тем не менее, всегда был готов защитить сына, пусть потом и будет драть уши. И, наконец-то, Альберто. Друг семьи, заставший еще молодость Салазара, отца юноши, как тот встретил Ариабэль… И как пала Лютерия в тот день, когда Эрдхард прервал жизнь своего брата. “— Мама!” - оглашает Карлос свое присутствие, зайдя в дом и скинув плащ на импровизированную вешалку в лице коряги в стене. Однако, в отличие от обычного, родительница не отзывается и юноша бежит в подобие гостиной, что была и спальней, и… Да в общем всем чем угодно. И замерев в проходе, блондин видит родителей, Альберто, обыденно стоящего за ними, их выражения выдавали напряжение, множество тяжёлых мыслей. А напротив сидела загадочная фигура в капюшоне. Услышав мальчика, он повернулся, сверкнув из под ткани, скрывавшей лицо, ярко-голубыми глазами. Удивительно лучезарными, как чистое небо. Родители тоже отвлекаются, однако, пока что молчат, у Карлоса складывалось ощущение, что они боялись этого загадочного некто, хотя нет… Скорее благоговели… “— Это он?” - голос загадочного человека выдавал не очень большой возраст, да и судя по фигуре под плащом, он был куда моложе бывшего губернатора Форт Ройала и его жены, но не сильно старше Карлоса. “— Да, это Карлос… Наш сын.” - отзывается Салазар, слегка щурясь, одним взглядом прося сына подержать язык за зубами. “— Ясно… Мешаться не будет?” - продолжает, со вздохом, загадочный юноша. “— Ни в коем случае. Вы что… Он у нас прекрасный мальчик.” - тут уже заговаривает Ариабэль, встряхивая жемчужными глазами. Фигура молчит, после чего вновь смотрит на юношу, недолго раздумав, задавая вопрос. “— Так это ты тот Карли, о котором весь порт гудит?” - ненавязчиво спрашивает молодой мужчина, отникая от стены, пока Карлос лишь вздергивает нос, довольно хмыкая. “— Неужели этот загадочник решил снизойти до великого меня? Наконец-то услышал как я хорош~?” - однако фигура в плаще, кажется, не оценила подобный тон. “— Заканчивай. Ты ходишь по чертовски тонкому льду, проломись который - ваш клан сотрут из истории Лютерии. Я, если честно, до сих пор не понимаю, как ты не погубил всех за эти семнадцать лет своей жизни.” - тон был угрожающим, холодным… И напуганным? На мгновение Карлосу показалось, что с ним говорит тот, кого он знал вечность, и кто неимоверно за него переживал, как… Как старший брат… Однако гордыня вновь берет верх. Он погряз в ней и лжи слишком сильно, чтобы здравый смысл имел хоть толику власти. “— А ты не указывай, что мне делать! Приперся из неоткуда, весь такой из себя важный… Будто принц какой-то! Я сам из себя важный, открой учебник и найди фамилию Альваро!” - фигуру в плаще передергивает, Салазар чуть ли не подскакивает на месте, однако жена его вовремя останавливает. Карлосу не нравилось, когда о нем так говорили, когда он был прямо здесь. И этот загадочный некто ему не нравился, однако получить по шапке от отца прямо сейчас не хотелось, поэтому блондин лишь нахмурился, после чего, хмыкнув и задрав нос, демонстративно удалился в другую часть обветшалого дома, чтобы хоть немного набить желудок, попутно надеясь, что незнакомец поскорее уйдет. Этого не произошло… Загадочная личность то уходила, то появлялась вновь, каждый раз что-то втихую обсуждая с родителями Карлоса и, изредка, бросая многозначные взгляды в сторону младшего Альваро. Отец стал напряженнее чем обычно, а мама часто молчала, лишь смотря в даль бушующего моря Акронийского побережья, где они и скрывались. Со временем Карлос забил на загадочного некто, жизнь вернулась на круги своя, где он вечно пропадал в таверне, развлекая люд своей ложью, даже не подозревая, что дни спокойствия сочтены. “— Эй, пацан! Это ты тот умелый стрелок-левша, а?” - раздается снаружи таверны от парочки портовых роботяг, что гоготали о своем. Юноша встрепенулся, подобно важному павлину вышагивая к ним, прежде чем умереть руки в боки. “— Ну я, а что? Хотите чтобы я показал? Я конечно мог бы, но я так занят~, однако может у вас есть что мне предложить?” - портовые смеются, после чего, один из них, выуживает из-за пояса корабельный пистолет. Работа была добротная, за оружием явно хорошо ухаживали и денег на него не поскупились. У Карлоса аж глаза просияли. Мужчины посмеялись, видя как блондин, позабыв о всякой безопасности, подходит вплотную, позволяет взрослым обступить его, пока он тянет руки к стрелковому оружию. К своей слабости… К своей погибели… “— Берите его.” - чужой голос, отозвавшийся холодом вдоль позвоночника, вырывает Карлоса из забытия. Но уже слишком поздно. Тело, теряющее сознание от тупого удара, падает прямо в руки тех, кто все это время точил ножи в тени. . . . Все болело, немело, было тяжело дышать. Челюсть была готова вот-вот заклинить от напиханной в рот ткани, на глазах была повязка. Постепенно приходя в себя, Карлос дернулся, пытаясь понять, что происходит, где он. Вокруг было сыро и темно, а ещё холодно. Вдоль позвоночника, к шее, проникая внутрь и достигая мозга, подбирался практически первобытный страх. Беспомощность, что, ложка за ложкой, выедала рассудок младшего Альваро. Как такое могло случиться? Что вообще произошло? В голове струилось множество мыслей, смешиваясь в единый безответный хаос, перерастающий во все более громкое и частое дыхание носом. В отчаянные попытки тела задергаться до такой степени, что оно будет способно освободиться. В надежду, что все это всего лишь кошмар, сонный паралич, от которого он очнется в крепких объятиях отца под песню мамы, а в нос будет бить теплый запах подобия чая, что сделает Альберто. … Но этого не происходит… Проходят битые минуты, похожие на часы, однако он не просыпается… Все сильнее поглощаемый идеей того, что это - реальность. Карлос замирает лишь когда дверь, в загадочное помещение, где он находился, отворяется. Он слышит пару шагов, переговаривающиеся, смеющиеся голоса, которые не может разобрать из-за гула в ушах. “— Думаешь они придут?” “— Они то? Умоляю, друг мой. Да Салазар наверняка уже рвет и мечет в поисках сына.” - да, да, папа обязательно его ищет! И найдет!... обязательно… найдет… “— А ведь такой хороший мужчина был. Погубила его эта ведьма.” “— Да-да, мог бы уже давно потчевать с другими крысами Вейлора, да остался тут, видите ли эта ведьма без моря не может. Пф! Ну и нам же лучше.” - не говорите так о маме! Мама не ведьма! Она хорошая! Она добрая! Мама… Мама… Где ты… … Мне страшно… “— Зачем мы вообще это делаем? Семнадцать лет прошло.” - Карлос слышит, как на пол падает какой-то тяжёлый ящик, он дергается, ему не нравится то, что в нем грохочет. “— Вейлорово отродье вернулось. Каким-то образом этот помет Миранды выжил. Его Величество регент сказал, что парня надо… Проучить. Чтобы не совался куда не надо.” “— Ах~, ну добро. Добро~. Нечего ему идиллию нашу нарушать.” “— Вот-вот, вот-вот~.” - тут голоса затихают, Карлос дёргается вновь, ощущая на себе пару хищных взглядов. Наверное, если бы он хоть что-то ел - его бы уже вывернуло наружу, но он может лишь захлебываться в собственных слюнях и подступивших слезах, впитывающихся в повязку. “— Что там портовые крысы судачат? Что он стрелок-левша? Ну-ну. Тогда надо это… Исправить.” - юноша мычит, когда один из присутствующих взрослых, схватив его за плечо, дёргает на себя, вынуждая парня сесть и наклониться. Руки инстинктивно сжимаются в кулаки, пульс подскакивает так, что в голове становится холодно. “— Не дергайся, не дергайся~. Дяди просто хотят маленький презент. Один пальчик мне. И один моему коллеге.~” - приторно сладко хихикает один из них, своими руками цепляясь за кулаки Карлоса и пытаясь их разжать. “— Чик, чик, и на курок ты больше не нажмёшь. Как прекрасно, правда?” - рычит второй, впиваясь ногтями в руки юноши и дергая их, выворачивая, чтобы Карлос разжал пальцы от боли, но тот сопротивляется лишь сильнее. Все в его голове кричало, выло, просило остановить это все. Звало маму, папу, Альберто, кого-нибудь, кто смог бы его спасти. Он не хотел! Он не хотел… … он не хотел… пожалуйста… пожалуйста, чем он это заслужил… “— Упрямый мальчишка!” - рычит первый, бросая на пол что-то металлическое, после чего встает, куда-то грозно вышагивая. “— Куда же вы коллега… А… А~. Ох, ха-ха, а вы умны, коллега~.” - этот тон, неизвестность, все буквально выламывает Карлосу кости изнутри, заставляет дергаться как в приступе. Делать все что угодно, лишь бы вырваться. Но он был куда слабее взрослого, что всё ещё его держал, подавляя любое сопротивление болезненными ударами, дерганьем за уши, тем, как намотав спутанные светлые волосы на кулак, приложил подростка лицом об пол, вырывая сквозь кляп болезненный взвизг. “— Ну ничего, ничего. Это дело поправимое. Упрямство и гордыню сейчас как рукой снимет~.” - Карлоса неожиданно отпускают, он уже хотел было попытаться сбежать, но, вместо этого, ощущает, как его тело прижимают к полу, буквально наступив. Незнакомец что-то открывает, какая-то жидкость, и блондин беспомощно бьется, ощущая, как ее сплошь выливают на левую часть его тела. Холодно, мокро, в нос бьется запах… Что это за запах… Он знает его…? Мужчины отходят, оставляя подростка и дальше дергаться на полу, пока внутри него все выло о том, что нужно бежать. В темноте раздается тихий чирк спички. … Он знает этот запах… После чего время замирает, начиная свой ход лишь тогда, когда пламя касается пропитанной чем-то едко пахнущим ткани… . . . Даже кляп во рту не способен заглушить нечеловеческий, даже не животный, крик боли и отчаяния, что вырывается из глотки Карлоса, когда левую часть его тела охватывает пламя. Стихия, не испытывая ни капли милости или жалости, своими огромными когтями, горячими как само фетранийское пекло, впивалось в плоть подростка, рвало ее на части, забирались под кожу и слои мяса, сосудов, вен, попутно пожирая все, что вставало на ее пути. Больше не слушаясь приказов мозга, тело бьется в судорогах, безуспешно катается по полу, пытаясь освободиться от пытки, что, кажется, была готова вот-вот добраться до самого сердца юноши, схватить его в свои тиски и расколоть на мириады зеркальных осколков. Ему настолько больно, что голос в какой-то момент исчезает, оставляя лишь запертое в глотке мычание, слезы прекращаются, в скрытых под повязкой широко распахнутых глазах лишь проносящаяся, столь короткая, жизнь Карлоса. … Ему не надо было столько врать… Он должен был куда больше времени проводить с мамой, папой и Альберто, а не сбегать в таверну к пьяницам… Он должен был чаще слушать мамины песни и спать в ее объятиях… Он должен был чаще помогать Альберто по дому… Он должен был чаще учиться новому у отца… Он должен был куда больше времени посвящать тем, кто принес в его жалкое существование в этом порту столько… Радости… Он не мог назвать свою жизнь несчастной, ведь в ней были эти люди… Люди, которым он был дорог… Люди, которые, он хотел, чтобы забыли о нем и спасались от этих уродов, что сейчас жгли его плоть без капли жалости… Тело Карлоса вновь даёт отклик, когда один из похитителей переворачивает на юношу ведро с водой. Пламя кричит, умоляет дать ей пожрать мальчишку до конца, однако, постепенно, погибает… Блондин лежал неподвижно. Левая часть его тела от изгиба шеи до начала бедра, практически на треть ширины спины и до середины груди, вся длина левой руки… Все было сожжено… Пролитая вода мешается с кровью, по ощущениям обжигает так же сильно, как и пламя, однако юный Альваро уже не был способен не издать ни звука, его сознание практически полностью его оставило, лишь небольшими крупицами, сквозь туман взгляда, позволяя видеть ткань повязки. Он уже даже ничего не слышал. Но его угасающие мысли непрестанно были о родных… “— Ну вот~. Ведь можно же было так сразу, мальчик. Тихо. Мирно. И спокойно.~” - мужчина подхватывает ранее брошенный на пол инструмент. Подобие секатора. Сожженная кожа отзывается невероятной болью, что рвется водянистым мычанием из глотки юноши, когда холод металла обжигает у практически самого основания указательного левого пальца… Дальше пытка повторяется. Тело дергается, бьется в истерике, отчего его сразу прижимают ботинком и сев на ноги к полу, продолжая беспощадно вгрызать металлические лезвия в часть тела. Адреналин будто готов вот-вот взорвать сердце. В нос бьет запах крови горелой плоти, слезы вновь пробиваются сквозь ткань вымокшей насквозь повязки. Голос гаснет, когда левую ладонь пронзает холод и жар одновременно. Под отвратительный хруст костей, голова Карлоса наконец-то, тяжело, опадает о холодный, мокрый и грязный деревянный пол… Последней мыслью становится то, что он знает, что это не конец. . . . Он снова начинает чувствовать. Он мертв? Тело пронзает волна невыносимой боли… Нет. Он жив. Он чувствует, как лежит на ком-то… Нет. Его несут на спине и что-то твердое и плоское утыкается ему в торс. Бережно, осторожно, трепетно… Это папа?... Папа, это ты?... Тело вновь дергается. “— Ш… Ш~, все хорошо, Карли. Скоро все будет хорошо, потерпи ещё немного.” Это не папа… Голос молодой, и папа не звал его “Карли”. Так звали его те, кому он лгал в таверне… И… И та загадочная фигура в плаще. “— Чш… Потерпи… Прости, что я не пришел раньше… Я должен был догадаться, что они прекрасно знают кто ты и из какой семьи… Черт. Надо было следить за тобой как орёл за птенцами… И снова я не смог уберечь ребенка…” - его голос такой печальный, такой ясный, сквозь пелену жжения и боли. Кажется, Карлос даже ощущает на раздраженной плоти бинты… Два места среди пальцев левой ладони удивительно пустуют… Но почему он извинялся… Незнакомец не был виноват… Это его ложь… Его гордыня… Все то, о чем его предупреждали… “— Вот сука…” - блондин ощущает, как его спаситель останавливается, где-то впереди грозные голоса, похожие на лай отвратительных псов. “— Не хотят они нас отпускать, да…?” - протягивает фигура в плаще, неожиданно, опуская Карлоса вниз, прислоняя его спиной к чему-то… Это были ящики? Дерево? Стена дома? Он не знал, все было слишком размыто. “— Потерпи, я быстро с ними разберусь. Осталось совсем немного до дома, хорошо?” - голос незнакомца дрожит, но юный Альваро способен слегка поднять голову, сквозь заявленные тёмно-синие глаза наконец-то… Увидеть его… Глаза чистые и ясные как небо, короткие, неровно, словно ножом, обрезанные волосы, вьющиеся местами, они переливались на свету цветами от пшеницы до лучезарно белого… На лице этого юноши лет двадцати выражение, сотканное из, кажется, вселенской печали и желания умереть, за то, что он это допустил, что текло по щекам чистыми слезами… От этой заботы, кажется, совсем незнакомого человека, Карлоса тянуло плакать, но его собственных совсем не осталось, а ранам, кажется, становилось немного лучше… “— Я сейчас. Я не дам им забрать у меня ещё одного…” - незнакомец поспешно встает, протягивая руку к спине, выуживая оттуда что-то длинное и плоское, обмотанное в куски ткани. Ткань опадает и Альваро улавливает блеск стали, лучезарное свечение и… Обломанный конец двуручника. До края его ушей доносится говор тех, кто встал на их пути. Вейлорово отродье? Принц?... Да… Да, наверное его спаситель действительно был похож на принца… Но его сознание, кажется, все еще неправильно работает… Он ведь не мог быть сыном тирана Эрхарда… Или мертвых Вейлора и Миранды… Он слышит чьи-то животные, пробирающие до костей вскрики, звуки того, как рассекается плоть… Больше он не слышит ничего… Лишь видит лучи, подобные рассвету, прежде чем вновь впасть в забытие. . . . Как незнакомец и обещал, они скоро были дома. Карлос не знал, сколько времени он валялся в лихорадке, борясь за собственную жизнь, пока за нее боролись ещё Альберто и Силлиан, как выяснилось, так звали загадочную фигуру. Однако… Эту битву со смертью юноша победил. Он вернулся. Можно было сказать, родился заново… Ведь он более никогда уже не будет прежним. Вся ложь и гордыня, все то, что привело к подобному исходу… Все было выжжено вместе с пламенем… Как оказалось, действительно принц, чудом выживший сын почивших короля и королевы, все это время был рядом. Потомок Лютерана откуда-то притаскивал еду, без всяких трудностей менял бинты, кормил Карлоса, даже мог совладать с истериками больного, и каждое действие давалось ему с такой лёгкостью, будто он уже успел вырастить ребенка, прежде чем сюда попасть. Рядом с ним было безопасно, тепло, так что юный Альваро начал быть спокойнее, идти на поправку немного быстрее. Теперь, весь в бинтах, со все еще хрипящим голосом и дрожью в каждом движении, Альваро даже мог встать, походить из одной комнаты в другую, однако, его тянуло за пределы дома, куда Силлиан отчаянно не хотел пускать… Его тянуло на площадь Форт Ройала… И, наконец-то, под непрекращающимися упрашиваниями, обещаниями быть осторожным, просьбой пойти с ним… Принц сдался. В доме стало удивительно тихо после возвращения Карлоса, не раздавалось более пение, не слышались нравоучения… Все это было там… Там… На площади Форт Ройала… Где возвышался эшафот… Где, в тот день, когда Карлоса похитили, затихли навсегда песни, данные самим морем и грозный дух, некогда с этим морем нашедший общий язык… Салазара и Ариабэль никто не спасал, никто не жалел… Эрхард выставил прошлого губернатора как того, кто отравил королеву Миранду. И согласные верили. У несогласных не было голоса. Силлиан и Карлос пробрались туда ночью, принц без проблем донес юношу, что ещё не мог толком ходить, на спине, отпустив того лишь пред местом казни. Его родители были здесь, оставлены в назидание всем, покачиваемые ветром. Мама, чьи жемчужные волосы, кажется угасли. Отец, чье выражение лица было непривычно мягким. Карлос молчал. Молчал бесконечно, лишь изредка вздрагивая и смотря на виселицу широко распахнутыми глазами, сейчас, в свете луны, по цвету напоминавшими ночной океан. Кажется из него только что вырвали когтями пламени, что еще было свежо в памяти, последнее… Последнее… Его непроизвольно сгибает пополам. Тошнит. Выворачивает наружу недавний ужин. Чужие пальцы лишь убирают блондинистые волосы от лица, подают платок и предлагают осторожный жест поддержки, мягко коснувшись спины. Карлос ощущает ладонь Силлиана на плече, как только приходит в себя, и не сопротивляется, когда принц затягивает его в объятия. Тогда-то юношу и прорывает. Слезы, обжигая кожу лица и только начавшую заживать кожу рук под бинтами, катились вниз, заставляли захлебываться, пока Карлос сбивчиво перечислял все собственные грехи, заглушаемые плечом Лютериана, в которое он уткнулся. Что он идиот. Что он виноват. … что он не хотел… … что он хочет, чтобы это все было не более чем кошмаром наяву… Но это реальность… И Силлиан мог лишь гладить чужие светлые волосы, искоса смотря на тела Ариабэль и Салазара… В тот день, пока он искал Карлоса по практически остывшим следам, они сделали все, чтобы ему не помешали, все, чтобы за ним и их сыном потом не пришли. Они вдвоем, вспомнив старые времена, встряхнули Форт Ройал так, что порт чуть с ног на голову не перевернулся, а Де Миранда и вовсе чуть не сложил свою голову… И в итоге они были пойманы, его дядя добился своего… Повесил оболганного Салазара и Ариабэль, что заклеймили ведьмой… … Но если Эрхард наивно полагает, что это напугает племянника, заставит отступить… Он ошибается. Ошибается настолько, что даже не видит, как взращивает собственного палача. “— Карли… Ты же знаешь, зачем я вообще пришел сюда эти несколько месяцев назад?...” - бормочет Силлиан, вынуждая уже начавшего успокаиваться Карлоса отникнуть, утереть правой, здоровой, рукой слезы и кивнуть. “— … Помоги мне, пожалуйста.” - продолжает принц, не спуская ярко-голубых глаз с того, кто мог встать на место родителей, того, у кого был потенциал, пусть и спавший все это время. Альваро недолго молчит, после чего, шмыгнув носом, поднимает глаза на родителей, тихо утверждая. “— Отец говорил… Что крысы первым делом бегут в море…” - юноша в печальном выражении сводит брови, после чего поворачивается к принцу. “— Так пускай их здесь ждет неприятный сюрприз, когда этот день настанет.” - Карлос пытается казаться серьезным, но получается худо, по-детски, однако Силлиан лишь улыбается, трепля чужие светлые волосы. “— Так и будет. И тогда, наше королевство снова будет свободно. И никто не будет забыт.”

***

— Никто не будет забыт… - повторяет губернатор вслух, когда воспоминания в его голове, отдающиеся болью в левой части тела, подходят к концу. Карлос сидел снаружи, скинув сапоги и позволяя ночному морю касаться его ног. Странным образом, но бушующая стихия воды всегда приносила ему спокойствие… Прямо как маме. … Она была к ней столь привязана, зависима от океана будто физически, что родители не смогли покинуть Акронийское побережье и обосноваться в западной части Лютерии, где было более безопасно… Возможно потому он сам не любил надолго выпускать гладь морей из поля собственного обзора. Блондин рассматривал свою левую руку, отсутствующие пальцы, и этой же рукой, практически не касаясь, вел вдоль торса, где, под тканью рубашки, все было одним огромным шрамом. А ведь, если так подумать, от его юношеской лжи был прок. Он трещал, что он левша, хотя даже поесть бы не смог, возьми в левую руку ложку или вилку, но это было не важно, главное, что это было у всех на слуху… Потому его и лишили пальцев на этой руке. И эта давняя ложь была причиной, почему он ещё мог держать оружие, жать на курок и, однажды, найти последний кусок пазла этой трагедии… Потому что сегодня, увы, он его не нашел. Они допрашивали Алберсона долго, кроваво, без единой капли жалости, выбивая из него клочок информации за клочком информации вместе с жизнью. Все… Кроме самого важного… Самого нужного. — Ты как? - раздается голос Силлиана позади, что наконец-то покидает помещение склада, вытирая кровь с рук, орел на его плече вспорхнул вниз, ободряюще боднув Альваро в бок, на что тот, с легкой улыбкой, погладил птицу. — Плохо. Будто вернулся в тот день… Что он сказал? — Маму действительно отравил Сегнет. Потом скинул на Салазара, с которым у нее была встреча после. - взгляд потомка Лютерана заплывает, было видно, насколько ему практически физически больно. — Уф… - воздух вырывается из легких Карлоса, прежде чем он встает, подтягивая друга к себе. Орёл некоторое время скачет вокруг, после чего, подлетев и вцепившись в человеческие плечи, прибивается своей головой к их. Это был знак молчаливой, но так много значащей поддержки, того, что кто-то всегда был рядом, насколько бы плохо не обстояли дела, того, что рядом были те, кто понимали какого это. — А что насчёт…? - начинает было губернатор, когда они отшагивают друг от друга, однако король заговаривает быстрее, чем тот успевает закончить. — Неизвестно. Он напоследок смог выдать, что Эрхард в тайне выбрал кого-то двоих, для твоего похищения. Одного мы знаем - де Миранда, но с ним ты уже расправился. На второго из Алберсона я вытянул лишь то, что у него всё ещё один из твоих пальцев.- Карлос морщится, после чего болезненно усмехается. — Вот ведь больная козлина… А мы теперь, видимо, домушники… Иначе не представляю, как мы его найдем.. - он говорил это без явного энтузиазма, с обидой, сгорбившись и скрестив руки на груди, а Силлиан лишь ворошит волосы друга, за что, правда, тут же получает по рукам. Всё-таки Альваро терпеть не мог, когда кто-то портил его прилизанный высокий хвост. — … Давай расходится, Силь… Я тут немного ещё посижу и позабочусь о трупе попозже. Наши договоренности же еще в силе?... — Да. Псы с радостью заберут у тебя тело, только свистни, но… Ты уверен, что не хочешь, чтобы я остался? - Карлос некоторое время молчит, после чего, неожиданно улыбнувшись, смотрит на лучшего друга, мотая головой. — Мне нужно время в одиночестве. А у тебя на лице написано, что тебе нужно к твоей любимой. - король вскидывает брови, после чего тихо смеётся. Силбер, напоследок боднув губернатора еще раз, вспархивает на левое плечо эсдо. — Только не сиди долго. — Ой, тоже мне, мамочка нашелся. - усмехается Альваро, театрально закатывая глаза. — Я проверю~. — Да-да. Иди уже! - мужчины смеются, после чего, распрощавшись, расходятся по разные стороны. Сегодня они сняли ещё один груз с этих земель, вновь наступили на хвост Сигарду. Однако, до конца этого противостояния, увы, было ещё далеко. Но это не страшно, у них есть на кого положиться и ради кого продолжать стараться.

***

Обратно Силлиан возвращается тем же путем, однако, его глаза распахиваются, когда, вместо ожидаемого спящего образа, он находит Ядвигу сидящей на кровати. В ее руках вязание, а на лице усталое выражение. Она выглядела как маленькая куница, что делавшая своими маленькими и милыми лапками, усердно стараясь не клевать носом. Девушка поднимает голову, заметив движение, ее кристально-зеленые глаза сияют, стоит увидеть возлюбленного, что, спешно, забирается внутрь, ловя ее, когда она встаёт и подается в объятия. Безмолвную благодарность за выполненное обещание: что он вернулся целым и невредимым. — С возвращением…~ - Силлиану хотелось сказать многое, даже пожурить ее за то, что она не спит. Но он знал почему… Мгновения их встреч были мимолетны теперь. Столь, что казалось сон был пустой тратой времени. Его ладони ложатся на ее макушку, проводят вдоль вьющихся прядей цвета дуба, пока она глубоко, спокойно дышала, уткнувшись носом в его грудь, обвив руками как можно сильнее. Ядвигу клонило в сон, однако она отчаянно боролась с этим, говоря себе, что ещё успеет отоспаться. — Я принесла тебе перекусить, ты проголодался? - она поднимает голову, указывая на рабочий стол, где король замечает тарелку с печеньем и теплое молоко. — Да… Да, спасибо, любовь моя. - она хихикает, ощутив нежный поцелуй в лоб, после чего они садятся на край кровати. Силлиан ничего от нее не таил. Жуя печенье и запивая молоком, разделяя еду с ней, он спокойно рассказывал все, что произошло. Про Алберсона, кровь, что удалось узнать. А она слушала, внимала и не осуждала. Она была человеком, перед которым эсдо не боялся показать, каким может быть, что крылось в его тени, потому что знал, что его нежная Куница не станет смотреть на него иначе. Ядвига удивительно тонко чувствовала каждую его часть, возможно, она знала об их существовании еще до того, как они появились в его жизни. Она была его храброй возлюбленной, что не боялась крови, но была готова нежно стереть ее с его рук, с которых, кажется, та могла сойти лишь со слоями кожи. Была готова напомнить, что это не делает его чудовищем, но он просто был человеком, что делал все, чтобы защитить своих людей. Она любила его полностью и вопреки… И за это он был готов отдать и сделать ради нее все.

***

— И всё-таки ночь сегодня неспокойная. - констатирует Корнелий, переводя взгляд на множество горящих, кажущихся такими пустыми сейчас, мониторов. Чайник заканчивает кипеть, оглашая это звуковым сигналом, после чего мужчина осторожно наливает кипяток в чайник поменьше, с вкусно пахнущим чаем внутри. Он уже и не помнил, когда пил его в последний раз, но сегодня повод был особый. Сегодня у него гости. На столе стояли разные тарелочки у двух из них стояли чашки, у последней - бокал для вина, в центр же Корнелий ставит заварник, после чего поправляет все в последний раз. В этот момент раздается едва различимый стук в дверь убежища. Опираясь на трость, Корнелий подходит ко входу, даже не смотря в монитор камеры, он и так знал, кто там. Снаружи, заливаемые разразившейся бурей, что так редко накрывали пустоши Ардетайна, и наверняка пришли лишь чтобы укрыть от чужих глаз гостей, стояли Аман и Кармиан, даже не скрывавший свой истинный облик под личиной Морте. — А… Р-рафаил, мы… - начинает было Аман, но тот лишь поднимает руку, после чего отступает в сторону, жестом приглашая демона и дэрона войти, заперев за ними дверь. — Пожалуйста, Аман, зови меня Корнелий. Я уже множество лет не Рафаил. — Откуда вы…? - бывший шеакрийский жрец оборачивается через плечо, улыбаясь и сверкая золотистыми глазами. — Я все знаю, дитя. Я помог твоей приемной матери бежать с тобой. - Аман замолкает, опуская голову и приглаживая влажные волосы, чтобы убрать с них лишние капли. В его ныне красных, некогда голубых, глазах расходятся искры. Он наконец-то нашел того, что может хоть немного сделать мутные воды прошлого ясными. — Проходите. У меня здесь одиноко. Я рад гостям. - в убежище действительно стало невыносимо тихо по меркам Корнелия. Еда стала не такой вкусной, ночи - слишком спокойными, без детей, которых раздирали кошмары. Отдушиной была лишь машина Агнии, которую мужчина постепенно восстанавливал, пропадая за этим делом часами. Но иногда, останавливаясь, давая этой тишине проникнуть под слой кожи, мужчину чуть ли не выворачивало, выламывало кости, заставляя осознать, зарыдать, принять, что это место больше никогда не заполниться их общим смехом… Ведь летопись его жизни вела свою последнюю страницу… — Ах, позвольте я помогу. - порывается Аман, подхватывая Корнелия под локоть, чтобы тому не приходилось хромать до накрытого стола самому. — Ох Аман, нежная, нежная душа~. - глухо смеется Кармиан с язвой в голосе, единым щелчком пальцев приводя себя в порядок и избавляясь от всякой влаги на одежде и волосах. — Старику ты помог, а о самом главном забыл~. - дэрон на мгновение замирает, после того, как дошел с Корнелием до стола, после чего, с хмурой гримасой, смотрит на демона хаоса. Тот лишь смеется, щелкая пальцами, так что кончик изящного жезла подхватывает ленты, появившейся из неоткуда коробки со сладостями. — В гости и без презента? Тц-тц-тц~, как тебе не стыдно Аман. Но как хорошо, что у тебя есть я. - беловласый тут же теряется, смотря на хозяина убежища, но тот лишь, прикрыв глаза, тихо смеется, смотря как демон ставит коробку ровно в свободную часть стола, после чего, ещё одним щелчком пальцев, меняет расположение всех предметов на столе. — Кармиан… - тянет Аман, ловя предметы и переставляя обратно, ему не удается вернуть на место лишь винный бокал, что Кармиан вертел в руках. — Щепотка хаоса еще никому не вредила~. Но у меня другой вопрос. Неужто хозяин дома предлагает мне чаевничать из винного бокала?~ - демон с синей кожей знающе сверкает глазами, на что Корнелий глухо смеется, жестом, похлопав по плечу, прося Амана сесть, сам начиная идти в другую часть убежища. Кармиан, не долго думая, вальяжно пошел за ним. — Что ты хочешь, чтобы я сохранил в тайне? - тихо раздается со стороны Грифа, когда они оказываются одни, подле шкафчика с алкоголем, что демон хаоса бесцеремонно открывает, начиная придирчиво выбирать напиток. — Хм~, я знал, что ты не дурак~. Хотя, скажем так, среди первых юстициаров и их близких никогда не было дураков. С моей стороны, хаха, это прозвучит дико, но я поражен тому, что Люсиан провернул с тем юношей, что ныне служит Величеству Лютерии. М~, филигранное воспитание. Так подрезать цепь, что Шеакрия вешает на своих, чтобы она порвалась, стоило ему попытаться сбежать - надо было видеть лица верхушки этого изврат-культа. Я в восторге~. - смеётся Кармиан, после чего, приняв более серьезное выражение и вытянув понравившуюся бутылку, продолжает. — Ни слова о твоей сестрице и ее демоне. А так же… Хм~, оставим пока в потёмках и то, что Аман не был рождён~, ну, в тра-ди-ци-он-ном понимании этого слова. Ладушки?~ — Конечно. - Корнелий лишь кивает, поправляя очки. Он, если честно, и сам не собирался рассказывать эти вещи. Юноша лишь начал свой путь и подобное было слишком много и сильно для его разума, которому предстояло измениться и окрепнуть в начатом пути. — Вот. И. Славно~. - потягивает демон, так же вальяжно возвращаясь обратно, где Аман уже успел разлить чай. Было видно, как ему не терпелось начать, как его трясло и распирало от желания узнать как можно больше, и вопросы полились сразу же, стоило Корнелию сесть. А Кармиан лишь откинулся на стуле, потягивая вино, он явно не собирался вмешиваться, это он обещал пареньку. — Т-так… Как это произошло, Корнелий? - Аман склоняется ближе к мужчине, что делает глоток чая, смачивая горло, после чего снимает очки. Неожиданно, взяв трость в другую, правую руку, он задирает штанину на левой ноге, обнажая невероятно глубокий шрам от когтей на икре. Причина его хромоты. — Ты был особенным дитя, в котором Шеакрия видела не более чем инструмент. Нам не были знакомы твои корни, твое прошлое, но Клавдии это было и не важно… Она полюбила тебя с первого взгляда. Всего тебя. И решила преступить запрет, а я понимал, что стоит ей попытаться - она скорее всего погибнет. При Клавдии не было ничего, ни магии, ни силы, ни умений. Вера бы не вытащила ее оттуда живой. — И вы решили помочь?... - произносит Аман, с некоторой печалью смотря на чужую ногу, после чего поднимая глаза на Грифа. Тот, увидев грусть на лице, что напоминало ему о покинувших его воспитанниках, не смог удержаться, мягко трепля белые волосы, расплываясь в теплой наставнической улыбке. — Мне пришлось. Я находил тогда ее желание глупым, просто не хотел, чтобы она глупо погибла, вот и помог… Лишь вырастив трёх детей я понял, что она тогда чувствовала, понял причину и перестал считать ее поступок диким, а свою возможность нормально ходить - высокой ценой. — Вырастили трех детей? - демон издает смешок, а Аман явно загорается. Корнелию тоже становится легче на душе, он любил говорить о своих птенцах. — Ах, ты встретил их в порту. Юноша на которого ты наткнулся - Кай, один из них, рядом с ним была девушка - Агния, а третий… - тут он замолкает, Аман выпрямляется, быстро считывая настроение и поникая вновь. На несколько минут повисает тишина, прежде чем дэрон осторожно касается чужого колена, улыбаясь. — А… Расскажите больше… Про маму. Пожалуйста? - мужчина смотрит на юношу во все золотые глаза, на мгновение пред глазами встает знакомый образ… “— Расскажи ещё… Про птичек!” Улыбка возвращается на лицо, после чего Корнелий начинает свой рассказ. Местами несвязный, сбивчивый, ведь прошло столько лет, но такой теплый. Может их всех и разнесла в разные части Акрасии судьба, но Аман чувствовал, что жрецы Шеакрии Рассвета, были друг для друга больше чем друзьями или сослуживцами, те, кто были под крылом Люсиана, становились, неотвратимо, друг для друга семьей. Разношерстной, разновозрастной, но семьей, которой было не плевать. И даже если их занесла судьба в разные уголки мира, в бега ли, или оставила на службе Шеакрии, они до последнего думали друг о друге, молились друг за друга и просто… Помнили. В какой-то момент Аман и сам вступает в разговор, превращая монолог в диалог. Он выливал все из своих воспоминаний. Самые ранние годы. Как Клавдия учила рисовать, как они переезжали с места на место, однако каждое казалось Аману домом, ведь для него всем миром была мама. Добрая и нежная, прекрасная и понимающая мама, что любила его несмотря ни на что, помогала справиться с приступами демонической силы, учила святой магии. Учила всему, что он ныне знал. Рядом с ней мир никогда не был страшным, уродливым или злым. Она учила искать добро и понимание, надежду, везде, видеть во всем и всея. Она взрастила прекрасную душу из мальчика, что никогда не был ее… Но стал её, и ни за что не признает ныне себя ничьим иным… И они пропадают в этом диалоге на битые часы, пока тянется чай, сладкое и несколько бутылок вина, а за окном бушует шторм. Пока демон молча слушал, Аман узнавал больше о самом любимом им на свете человеке, а Корнелий впервые чувствовал себя хорошо с отъезда своих птенцов. Пока, наконец-то, не остаётся ничего рассказать. — Но я не тот, кто даст тебе все ответы… Все ответы лишь у Люсиана, Аман. — А… А где я могу его найти? - Корнелий меняется в выражении лица, горько усмехаясь и, по-отцовски, сжимая плечо дэрона. — Люсиан, да воспоют святые силы его имя, покинул нас несколько лет назад… - Аман дергается, в его глазах видео, как ему кажется, что он вновь начал терять нить, за которую только ухватился, которая должна была, постепенно, привести к правде. Тут в разговор, неожиданно, вступает Кармиан. В этот раз он будет снисходителен, приведет ускользающую нить обратно в руки этого потерянного ребенка. — Но Люсиан оставил наследника. И ты его даже знаешь. - дэрон встрепенулся, посмотрев на демона, что вернулся к распитию вина, даже улыбнулся самими уголками губ, после чего повернулся к кивнувшему Грифу. — Он прав. Имя Федерико тебе о ком-то говорит? — Рико?... Я… Я помню Рико! Но… Он в Фейтоне… Да? - в алых глазах мелькает облик мальчишки, которого он однажды встретил, того, что научил его заклинанию фонариков и того, кто жил с наставником в Фейтоне. Наверное, все же расскажи тогда Аман кто он… Рико бы, скорее всего, единственный не испугался бы… От того и ощущения, связанные с ним, были хорошими. — О нет, хахаха~, он уже давно не там, Аман~. Он куда ближе чем ты думаешь. - юноша непонятливо смотрит на заговорившего приспешника хаоса, после чего на Корнелия, тот вновь кивает. — Арлан. Теперь его зовут так… Мальчик сбежал из под гнета Шеакрии. — Ох, тогда где же… — Он служит королю Лютерии. Там ты его и найдешь. - услышав эти слова, Аман замирает, теряется. Орден Рассвета?... Нет… Или да?... Если Корнелий сказал, что “служит”, значит… Значит он теперь часть ордена… Дэрон опускает голову, перед его глазами проносятся воспоминания Ветряного утеса… Силлиан… Ноктис… … Искатель… … Он не был готов встретить их вновь. Столкнуться лицом к лицу, он не был… Что он им скажет?... Что скажет на то, как он, бывший жрец, отбросил все, обратился дэроном, каким был всегда, покинул их, без последних напоследок слов, и принял сторону Фетрании?... Слова встают комом в горле… Кажется накатывают слезы… … На самом деле он очень хотел домой… … К ним… На этом расспросы заканчиваются, Аман даже не помнит как прощается, как крепко обнимает Корнелия напоследок, как они с Кармианом оказываются снаружи… Все внутри смешалось. Ему было практически физически плохо, а душа лишь просила вернуться к рассвету, пока разум твердил, что он не может предать начатый путь. На белые волосы опускается синяя рука, слегка ворошит, после чего звучит голос, тон которого Аман, кажется, был не в силах определить. — Не реви. - дэрон глухо усмехается, вытирая с лица соленые реки, что смешивались с идущим дождем. — Я не реву… Это дождь. - приспешник хаоса глухо усмехается, убирая руку и начиная идти в ту сторону, что приведет их к выходу из здешних закоулков. — Вот и правильно~. Со временем все станет ясно. Запомни это, Аман. - продолжает Кармиан, прежде чем пробубнить себе совсем под нос. — В этот раз мы не проиграем.

***

“— Искатель?” Теплое прикосновение рук к щекам, однако глаза, почему-то, упорно не хотели открываться. “— Ис-ка-те-ль?~” Голос, который он не может разобрать. Он понимает слова, но не кому они принадлежали. Мужчина? Женщина? Каков возраст говорившего? “— Хаха, неужели и дальше будешь притворяться спящим? Я ведь знаю, что ты уже давно не спишь.” Но от чего-то на душе становится несоизмеримо тепло… Такое странное, но не неприятное чувство… “— Ты так устал? Или ты ждешь пока я не позову тебя по имени? Ах… Ты же знаешь, что для меня это сложно.” Он чувствует что-то забытое. То, за что, казалось бы, можно ухватиться рукой и вспомнить… “— Но я буду стараться привыкать к твоему имени, потому что люблю тебя.” Но никак не получается. “— Вставай, Кай~.” Откуда эти воспоминания? . . . Но, вместо чьих-то теплых рук, что казались излишне реальными, чем стоило быть иллюзии сна, стрелка будит удар железкой под колено. И Каю даже не нужно было давать несколько попыток, он и так знал, кто стала виновницей его пробуждения. Оно и хорошо, если честно, какой-то излишне приторный и странный был этот сон. — Агния, ну что ты… - бубнит парень, садясь на кровати и сонно растирая лицо, тут же останавливаясь, когда он видит причину происходящего. Кошмары. Никто не знал, чего так боялась Стормбрэйк. За все эти годы Корнелию удалось вытянуть из неё лишь одно словосочетание: “Железная рука” - которое, по правде сказать, не очень помогало. Но, Вальфари не шибко сейчас колыхало, что или кто пугали напарницу, его сильные руки хватаются за ее плечи, встряхивая. Розовые глаза мужчины ходили вдоль ее лица, на лоб, из-за пота, налипли вечно топорчащие белые волосы, в уголках глаз блестели слезы, рот был странно приоткрыт, будто она была готова вот-вот закричать. Он никогда не признается в слух, но в такие моменты по спине пробегали мурашки. Стрелок не выносил, когда подобное происходило с кем-то столь… Близким. И ему было не плевать. Как бы иногда это не раздражало, не печалило, не захлестывало эмоциями… … Ему не могло быть плевать на тех, кто стал как семья, даже если он знал, что это может вновь и вновь становится незаживающими шрамами на сердце… Каю не могло уже быть на них плевать. — Черт, ну давай… Да-ва-й! - шипит темноволосый, ещё раз встряхивая Агнию, уже сильнее, лишь следя за тем, чтобы не ударить ее головой о землю. В этот момент, от вибрации, просыпается и дрон. Сонно напев какую-то песню, он вскоре приходит в себя, начиная обеспокоено скакать вокруг людей, явно понимая, что происходило, но не имея возможности сделать хоть что-то, от чего, вскоре, послышался печальный скрип. В отличие от него, Стормбрэйк погружалась в свои кошмары, застревала в них, не в силах выбраться, от того, процесс пробуждения был испытанием даже большим, чем успокоить после. Из ее рта начинают вырываться еле различимые всхлипы, слова, мольбы, тело непроизвольно дёргается, а Кай окончательно хмурится и, ни капли не заботясь о сне других искателей, срывается на крик. “Просыпайся, просыпайся, пожалуйста…! Не тони в этом… Не тони… Не тони… умоляю…” - вновь этот страх, что сжимает его всего в тиски… Животный страх перед мыслью, что, однажды, он может увидеть лицо Агнии пересеченное так же, но уже не кошмарами… … а предсмертной агонией. — Агния Стормбрэйк! - серые глаза распахиваются. Гарпия, отчаянно, хватает ртом воздух, дрожит, готовая вот-вот разойтись в слезах, но слегка успокаивается, увидев пред глазами знакомые светящиеся линии на чужом лице. Кай, в детстве сожравший немало всего на ардетайнской свалке, не только добился того, что его волосы стали сине-зеленого цвета, но и того, что теперь, буквально, светился в темноте. Не сильно, но оно, красивыми линиями, проступало там, где кровоток был ближе всего к коже: под глазами, на шраме, пересекающем губы и множестве других шрамов, что украшали его тело подобно множеству штрихов художника. — Чш… Иди сюда… Мы в безопасности… Я… я здесь. - потягивает стрелок, покрепче прижимая к себе девушку и позволяя ей впиваться ногтями в его руки. Своего он добился, она проснулась, теперь все будет хорошо. Дрон некоторое время смотрит на них, прежде чем вспархивает, пробиваясь к груди девушки, цепляясь когтями за ткань майки, позволяя ей обнять его и прижать к себе. — У вас в Ардетайне что никаких базовых манер нет!? Все спят, чего разорались!? - вот только, помимо Агнии, крик Кая поднял на уши и остальных искателей. Послышался недовольный бубнеж, который, правда, Вальфари демонстративно пропускал мимо ушей. А вот Гарпии он явно давил на уши, не давая толком прийти в себя. Не долго думая и цокнув языком, парень встал, без лишних усилий подхватывая Агнию на руки, так что она вцепилась в него как коала в дерево, разве что продолжая одной рукой прижимать дрона к себе. — Человеку кошмар приснился, в первый раз что ли блять видишь!? - рявкнул Кай в ответ, поудобнее перехватывая названную сестру и поворачиваясь в ту сторону, откуда недавно крикнули. — Ну так заткнись и спи! А если не хрен больше делать, чем до других докапываться, то не знаю, полижи уши своей напарнице-эльфийке! А только слепой не увидит, что ты смотришь на нее как похотливая псина! - в ответ послышалась рохендельская брань, однако Вальфари лишь язвительно хмыкнул, удаляясь прочь из лагеря. Прогулка точно пойдет им на пользу, не только Агнии, но и ему. Если честно, уже тянуло тошнить от попутчиков, и юноша даже был готов признать, что путешествие по Акрасии - затея неплохая, но вот те с кем его приходилось делить… Б-р… Вокруг царили тишина и тьма, лишь луна стройными потоками билась в листву, озаряя путь хоть немного, все равно заставляя стрелка идти осторожнее и почаще останавливаться, смотря под ноги, что было не так просто с Гарпией на руках. Но, по какой-то причине, остановки казались желанными. Было прохладно, воздух чистый и, несмотря на поздний час, в лесах Тортоика, оказавшегося не просто островом, а последним великаном, кипела жизнь. Где-то доносилось уханье совы, где-то бежал ручей, где-то, кажется, оживали маленькие камни, забавно бегая с места на место. В ночи остров походил на место из сказок. Такое же чудесное и сравнительно безопасное, если не сходить с нужной тропы. От того и мысли быстро переключались на что-то более хорошее, Кай вскоре ощущает, как напряжение в теле Агнии спадает, и она просто повисает в чужих сильных руках, наслаждаясь моментом братской заботы, то и дело, иногда, болтая протезами. — Получше? - раздается спустя еще некоторое время голос Вальфари, знавшего, что о кошмаре спрашивать бесполезно, потому оставалось лишь справиться о самочувствии Стормбрэйк. Еще будучи в Ардетайне, если у Агнии был кошмар, то, постепенно, просыпались все. И никто никогда не жаловался. Корнелий заваривал чай, после чего, вчетвером, они могли играть в настолки, есть вкусности, просто болтать обо всем. Когда же начались кошмары и у Кая, то традиция обрела даже больший вес… В конце концов, засыпать всем вместе в обнимку, пусть он никогда и не признается, было куда приятнее и не так страшно, как одному. — … Получше… Спасибо… - ее голос тихий, немного хрипит, однако больше не дрожал от страха и не был закован в оковы боли, от чего розовоглазый довольно улыбается. — Нас теперь наверное ненавидят все в группе… - продолжает Гарп немного погодя, с тихой усмешкой. — Ну и хрен с ними. Не у всех жизнь такая хорошая, чтобы кошмары не снились. Забей. Нормальные поймут. - фырчит юноша, ощущая, как Агния сильнее обнимает его за шею, на что и Кай останавливается, крепче стискивая ее в своих руках. — Будем возвращаться или ещё хочешь почистить мозги? — Можем еще… Мы же не заблудимся. Даже если луна погаснет, у нас есть светящийся ты. - Кай сдавленно фыркает, отпуская Агнию на землю, пока та смеётся. Та, наконец-то, выпускает из рук дрона, позволяя птице вспорхнуть и поудобнее устроиться на ближайшей ветке. Он явно собирался дальше следовать за своими людьми по воздуху, изредка издавая свою полу-механическую песнь. — Или я привлеку лишнюю опасность своим свечением.~ - усмехается розовоглазый. — Ой, тогда я сделаю все, чтобы сохранить память о тебе, после того как брошу и убегу. - они смеются, начиная шагать рядом, он справа, она слева, закинув руки друг на друга, в том числе, чтобы было не так прохладно. Сейчас, когда на них не было плаща и кожанки, а лишь майки, в слабом свете луны, можно было разглядеть черный рисунок татуировки, расходившийся по их спинам, переплетающийся в единый узор. Это была птица. Гриф, чье правое крыло, на спине Кая, плавно перетекало в туловище, голову и лапы, на спине Агнии, что уже никогда не перетекут на завершающую часть рисунка на спине Фабиана, навек оставшись напоминанием о том, кого они потеряли, и кого уже никогда не заменить… Дрон же, ещё некоторое время полетав вокруг, даже успев перекусить попавшимися мелкими зверушками, наконец-то садится на левое плечо девушки, курлыча. И спустя ещё пару сделанных Агнией и Каем шагов… Выбрасывает в сторону свое левое крыло.