Последний герой

Как прекрасна Варбирь ночами

В тёмном облике знойных стуж

Кто утешит её печали?

Её крик жаждет новых душ!

Как прекрасна Варбирь ночами

И щедра на кровавый снег

Кто утешит её печали?

Она плачет и тихо шепчет мне…

***

      — Корабль готов, капитан?       — Да, Рафаиэль. Мы отбываем сейчас.       — Святы, нам нужно добраться до Избранного как можно скорее. Знамение звезды Богини не только даровало свет надежды, но и привлекло внимание проклятой тьмы…

***

      В далеке от пепельно-земельной обители Армагеддона затерялась холодная Варбирь — мерзлый, суровый и дикий остров. Живые существа, находящиеся на его каменистой и малопригодной для роста культурных растений почвы, были также грубы и сильны. В Стигийских долинах, самой гостеприимной из всех территорий, вскапывали рогатыми головами норы огромные змеи, чтобы поджидать в них неосторожную тварь годами. В заболоченных спорами плаунов озёрах плавали пиявкоподобные личинки огромных комаров, быстро плодящиеся, но смертельно опасные для всего, что меньше их. С остроскальных гор, в центре континента на свои охотничьи угодья взирали громовые птицы, не смея искать пищу среди пик, потому что там спали драконы. И тем не менее, рядом с этими чудовищами… На Варбире вопреки всему выживали люди. И, возможно, даже жили.       Не прощающая ошибок природа, казалось, должна была уничтожить такой не жизнепособный вид: у людей нет когтей и клыков, нет прочной кожи и не достаточно крови, они не могут плодится быстрее, чем их съедают. Но человек обладал другими преимуществами. Лёгкое тело давало выносливость, силы для долгих сражений и загона собственной добычи. «Разум» также не был обузой, ведь перенаправляя инстикты, люди заботились о раненных и тех, кто не мог помочь стаду прямо, тем самым поддерживая популяцию. Преимущество не в численности, но в сплоченности этих всеядных двуногих. Они были зверьми, но зверьми с душой.       Именно о том, что люди имеют душу, что обретает в покое в чёрном, безмятежном сне, лишь оставив Мирового Духа довольным, говорил жрец Каркан. И говорил о том, что достигнут покоя лишь те, кто чтут своё племя и не становятся, как звери прочие, иначе ждёт их кошмар вечный. Эти верования и скрепляющие общину обычаи и обряды помогали людям с уверенностью смотреть на восход и закат Ашва, внимаюшего духа с единственным глазом из огня, и не страшиться зверей ни в ночи, ни в свете. Именно об этом говорил отец Каркана, и отец отца… Благодаря этим словам жрец был вождём трёхста сотен мужей и жён, хотя мог бы взять всё просто силой, коей он также не был обделен Мировым Духом. У человека было все сокровища племени, и ему не хватало только одного: наследника, того, кому Каркан может доверить дальше вести его народ в завтра.       Но он так и не появился — ни одна из женщин так и не смогла зачать от жреца. Шли годы, десятилетия, и в могучей бороде Каркана появились белые, как вершины гор, волосы. Его весна и лето подходили к концу, впереди же он чувствовал как его тело медленно, но с безжалостной неуклонностью теряет силы и тогда вождь начал действительно волноваться: кому, кроме своего сына, доверить судьбу племени? Лидером не может быть каждый, а достойных учеников Каркан не видел. Глубокой ночью, стоя на холме у жертвенного костра и гордо взирая вверх, с просьбой он обратился к Стен, жене Ашва, бледной духу-матери небес, слезами своих детей поящей. И в тот день божество ответило: Каркан увидел знамение.

***

      — Энан, ты идёшь за вождём или к смерти? — шептал мужчина с каменным топорищем и волчьей шкуре ростом по два метра.       В ответ такой же силы человек укоризненно оглянулся. Конечно, Энан имел вредную привычку оступаться и издавать лишний шум при ходьбе, но вот он в отличии от братца Колана не имел глупости горделиво упрекать других. Вслух, ночью и на земле зверей. К счастью, в спешке проведенный ритуал пока держал неудачу от людей подальше. Двух братьев Каркан выбрал себе в спутники ради золотой слезы Стен, что упала вдалеке от отпугивающих слабых и предупреждающих о сильных тварях костров на стойбище. Почему именно их выбрал жрец секретом не было: несмотря на все свои недостатки, юноши были самыми храбрыми, но, важно, не безрассудными воинами-охотниками. Оставлять в наследство им бремя правления всей общиной не стоит, но положиться на их плечи в бою можно с уверенностью. А брать кого-либо ещё было неразумно, ведь если взять большую группу людей, то чудовища их обязательно заметят, но снаряжать толпу для боя времени, к сожалению, не было.       Дойдя до возвышенности, что была на их пути, их вождь остановился и приказал жестом двум последователям сделать также. Энан и Колан встали, как вкопанные, и начали вместе с Карканом вслушиваться, однако же не ощутили выработанный поколениями голос чутья. Вместо него были знакомые трески и щелчки; когда группа вошла на гору, то перед их глазами предстала шокирующая картина.       Стигийская долина, пристанище ползучих, объята ярким пламенем.       — Ашва… — Каркан помянул имя огненного духа, быстро поняв в чём причина. — Он очистил нам путь от животных и потому их мы не встречали. Идём, пока он освещает нам путь.       В благоговейном молчании братья пошли за своим лидером прямо в полыхающую бездну. Сам Каркан оставался полон решимости, когда шёл среди дымящих деревьев, самые маленькие из которых были с небольшую гору, и колючих кустарников, лишённых голодной стихией листьев. Казалось жар и забивающий глотку дым были просто небольшим камнем на пути верного сына рода людей, и именно потому терпели и другие идущие к дару Стен — благо вся жизнь на Варбире, включая человеческую должна быть исключительно стойкой. Единственным облегчением было то, что в горящем степьелесье светло как днём; идя будто бы по протоптанной тропе варбирийцы видели, как плясали длинные тени среди оранжевых языков и ощущения, что те смотрят на них в ответ, не могло их покинуть. Три человека так и шли по горящей поляне с уже угольным останкам деревьев-великанов до того, как в выгоревшем эпицентре не обнаружили удивительное.       — Вождь, что это? — Колан указал топором на камень в центре ямый… неестественной формы.       Он бы воткнут голую землю, и всё выглядело так, будто трехметровый булыжник внезапно разворотил землю, вырвавшись из недр. Впрочем, Каркан быстро смекнул — это было то, что они искали. Приблизившись, те увидели что валун был далеко не из обычного камня.       — Это водный камень духов! — не удержал удивлённого вздоха самый спокойный Энан.       Каждый из них обомлел, узрев блеск и отражения на овальной поверхности псевдомонолита. Его материал назван так из-за способности как вода преломлять свет и редкости. Никто из них не видел столько камня духов в одном месте и, должно быть, за все века люди Варбири собрали вряд ли столько же. Только у Каркана был грубый топор, целиком сделанный из духовного камня, рукоять которого обмотана лишайником и куском кожи. Тем не менее, самое главное открытие их ждало только впереди. В то время как Энан подобрал с земли осколок, который, к его удивлению, был намного легче чем выглядел, хоть при попытке надавить на изгиб не поддался и на миллиметр, воин-жрец медленно приблизился, приложив свой священный инструмент к структуре и задумчиво сравнивая их. И тут что-то щелкнуло.       Вокруг серой пластины открылся ряд отверстий с большой палец. Рефлекторно люди напряглись, готовые отражать любое нападение, ухватив свои охотничьи орудия… Однако ничего не последовало. С почти что змеиным шипением оттуда вырвался белый пар, после чего та пластина начала терять цвет. Через пару секунд водный камень действительно стал прозрачным как вода в ладонях. Сквозь него за белыми каплями можно было увидеть совершенно неожиданное: спящего младенца, мальчика, в необычной колыбели.       — Это… Это дитя Стен и Ашва? — с осторожностью спросил Энан, с нахмуренными бровям смотря на то, как ребёнок в камне потихоньку просыпается.       — Нет, — твёрдо заявил Каркан. — Это моё дитя.       Мужчина позволил себе приподнять уголки губ под длинной бородой, встретившись глазами с сонным новорожденным. Однако улыбка немедленно ушла, когда человек услышал шипение, что не исходило от водного камня. Обернувшись, Каркан увидел, как в широкую яму, где они стояли, заползали десяток крупных змей, некоторый из которых со стволы редких малых деревьев Варбири. В выпученных глазах, несмотря на творящийся в их доме хаос, было видно только одно желание: утолить жажду крови, убив вторженцев.       Не нужно было никаких разговоров и планов — люди немедленно ринулись в бой. Крупная стигийская тварь, взбешенная уничтожением логова и незваными гостями, кинулась с широко разинутым ртом, но вождь поймал её за «шею», и прежде чем та успела бы обернуться и сломать руку, это сделал человек, сдавив позвоночник до хруста. Вслед он взмахнул духовным топором, разделавшись сразу с четырьмя змеями; в истреблении ползучих не отставали и спутники, дробя, рубя, а то и давя чешуйчатых гадов. Энан лично раздробил череп, подползшему со спины змею, резким разворотом, а его брат, выронив топор от тарана головой аналогичного монстра, с усилиями порвал широкую пасть голыми руками.       Однако эта бойня длилась почти час. Усиливающимся потоком, обонянием чувствуя слабость сородичей, двигались волны шипящих и гремящих рептилий. Их инстинктивный разум в атмосфере горящего ада сломался и они вели себя совершенно неконтролируемо, забыв о чувстве самосохранения. Когда наплыв хладнокровных всё-таки иссяк, люди стояли по колено в мерзко пахнущей, покрошенной массе, перемазанные кровью и грязью с потом. Бой с ползучей смертью прошёл не без следов куда более тяжких; укушены так или иначе оказались все, не говоря уже про царапины и ушибы — Колану и вовсе из-за второго удара треугольной головой вывихнуло плечо и не будь он так тренирован, то мог и вовсе лишится руки. Каркан, отдышиваясь после изнурительной битвы взглянул упавший дар Стен, и увидел то, чего он так старательно не желал допустить: в открывшуюся колыбель заползали две змеи с узорчатой чешуей, то есть самые ядовитые твари из всех.       С рёвом, вождь рванул к своёму ребёнку, игнорируя вязкую кашу из останков безногих зверей и головокружительный эффект отравления. Двое хладнокровных уже смотрели своими чёрными глазами сверху вниз, с аппетитом пробуя языком воздух возле дитя на вкус, и, обнажив игольчатые клыки, рванули челюстями вниз. Однако, к большему удивлению, за секунду до встречи с мягкой плотью малыш крохотными ладошками с молниеносной реакцией смог сжать их, как сам Каркан, что продолжал двигать обмякшими ногами. Ползучие забились от боли и вцепились зубами в пухлое тельце мальчика. «Это конец…» — отчаянно замер жрец, которому оставалось только пара шагов чтобы спасти своего приёмного сына. Капля яда даже одной такой змеи была смертельна и убивает сразу любого взрослого человека, что уж говорить про новорожденных; и потому рот Каркана раскрылся от нескрываемого изумления, когда ребёнок с мучительным криком, но весьма резво отодрал пресмыкающихся от себя и начал бить кряхтящих отродий об стенки из камня духа, пока они не начали напоминать свежевыпущенные кишки, безвольно разлетевшись на две части. Потряса ими ещё немного, ребенок успокоился и, вместо того чтобы захлебнуться в кровой пене, только недовольно посмотрел на варбирийца.       — Чудо… — многозначительно проговорил жрец, подбирая невозможного ребёнка, рожденного на поле брани. Издавая младенческие звуки, его окропленный алыми брызгами сын ещё игрался с останками, даже засунув одну себе в рот и начав сосать отравленную кровь как материнское молоко. Второй ручкой, он потянулся к своему папе, смотря умными глазами, будто уже понимал его намерения.       Эта минута спокойствия среди пылающей долины не могла длиться долго. Издали прозвучал не то вой, не то шипение, которое могло принадлежать только одному животному: королевской стигийской кобре. Существо двигалось неимоверно быстро, оставляя глубокие следы своим капюшоном во всех встреченных деревьях, могло за раз пожрать десяток людей, её кипящий яд прожигал землю, а челюсть не могла до конца сомкнутся от обилия длинных зубов. За всю историю усилиям всего племени удавалось убить только две таких и всегда от племени оставалась горстка людей. Все уже знали что делать: если охотница была близка уж лучше убежать с чем можно, нежели самому стать пищей. Однако когда вождь и охотник уже были у края ямы, Энан запнулся на ровном месте и еле ковылял; Каркану хватило небольшого осмотра чтобы понять, что на храброго мужа, привлекавшего к себе больше всего внимания, напало особо много тварей — все тело храбреца было усеяно парными метками смерти.       Взгляд из-под копны спутанных волос был намного красноречивее любых речей. Энан собирался отдать остаток своего времени, чтобы его хватило для побега соплеменников. В конце концов, жертвеность одна из тех черт, что помогало человечеству на Варбири так долго выживать. На прощание он перекинул тот кусок лёгкого водного камня Колану, который тот схватил здоровой рукой. Благодарственно кивнув два варбирийца спешно уходили, а третий боролся с закипающей в венах кровью, судорогами и рвотными позывами, собирая силы для броска на королеву Стигии.       И кобра не заставила себя долго ждать; один из остовов деревьев было с лёгкостью повален, щедро осыпая золой и щепками округу. В следующую секунду над ямой, раскрыв капюшон, нависала червеобразное отродье и своими изумрудными очами уже выискивала добычу. Из-за пожара ориентироваться по температуре та не могла, но четко чувствовала запах своего излюбленного вида мяса. Спустившись вниз, она чешуйчатым брюхом молола в фарш змеиные трупы, свистяще рыча. Кобра точно знала, что тут, прямо тут есть человек. Чудовище обвило одним из своих сдвоенных языков камень в центре… И внезапно взревела, мотая головой от неожиданной боли — прямо в её большой глаз был кинут каменный топор!       Искать виновника долго не пришлось. Им оказался мужчина, прятавшийся за валуном и теперь едва дышавший, упав широкоплечей спиной на груду кровавых змей, напоминающие выпущенные кишки. Тот не успел даже закончить выдох, его гибель была быстрой: монстр схватила Энана за пояс и с мерзким хрустом и хлюпаньем откусила торс, резким движением рогатоносой головы выкинув ноги подальше, разбросав на большое расстояние его влажные внутренности. Каркан слышал как Колан шептал проклятье, держа желание закричать и броситься мстить за брата в себе — это бы полностью обесценило его подвиг. И тем не менее, змея осталось ненасытной и её единственный уцелевший глаз видел убегавшую мимо горящей растительности добычу. Оглянувшись через плечо, Каркан увидел, как молнией королева рванула к ним, собираясь проглотить каждого целиком.       Грохот.       Неожиданно с небес упало, судя по размерам, целая скала, преградившая змее путь. От сотрясания земли люди упали на разведенный ковром пепел, но быстро отползли в овраг. Вождь посмотрел на тёмную фигуру освещенную полыхающей степью и потерял дар речи. На задние лапы вставало огромное тридцатиметровое чудовище, которое ни Колан, ни Каркан никогда не видели и даже не представляли себе. Чем-то напоминающее волка мордой и длинными рогами над бровями, великан распахнул крылья летучей мыши, чем вызвало полёт жаркого ветра и сажи. Тело его было покрыто оранжевой чешуей и имело алмазные когти и зубы, а в полузакрытых глазах читалось нечто тревожное: человеческая осознанность. Медленно оно повернуло голову на длинной шее в сторону варбирицев, его алые очи старались сконцентрироваться на паре замерших точек, втягивая в прорези ноздрей тепло пожара.       И тут с диким шипение в спину титану впилась стигийская королевская кобра, увидевшая в нем опасность, которую нужно уничтожить. Однако рогатый исполин лишь взвыл гнева и покалывания кислотного яда, так и не проникшего под кожу и взмахом хвоста, что по габаритам был равен змее, сшиб её с себя, как хлыстом. Мстительно развернувшись, монстр встал на четыре лапы и вовремя схватил когтями отчаянно бросившегося ползучего. Хват был такой силы, что кобра не могла даже обвиться. Крылатое создание взмыло в воздух и там начало потрошить когтями грозную королеву на лоскуты, после чего швырнуло разорванные останки обидчика в ту яму. Последним всплеском гнева стало то, как ящер разинул свой рот и в прямом смысле не просто плюнул, а выдохнул рыжим пламенем, сожравшее все внутри углубления за считанные секунды. Не став ждать, пока земля остынет, победитель неравной схватки приземлился на раскаленные до красна угли из плоти.       Оглянувшись через кожистое крыло назад сонный очи исполина уже не нашли прицепившее его внимание точки. Равнодушие сменилось лёгкой заинтересованностью, когда оно нашло водный камень духов, не подавшийся его огненному дыханию. Немного вскопав это когтями, лавакровный зверь взял булыжник в широкую длань, не ощутив никакого веса, и улетел восвояси. Варбарийцы уже вдалеке увидели то, как на мгновение как тень перекрыла бледную Стен и скрылась в ночи, оставив их только со множеством вопросом и особенным ребёнком на руках.

***

       Где-то рядом, скрываясь во немногочисленных пятнах тьмы, из входа во влажную пещеры за этой картиной наблюдала фигура, которая будто кусками выплыла из густой чёрной тени. Она была высокой, даже несколько неестественно высокой; мертвено-голубоватая рук и бледный наряд с капюшоном из серебристого шелка и камней, что в огненных сумерках все равно отливались холодной сиренью. Пространство кривилось, как будто безликая пустота из-под капюшона-плаща пожирала свет. И это бездна смотрела.       — Знайешь ли ты, что я увидел?       Леденящий голос призрачного образа едва вышел из недр невидимого лица, как кусок тьмы вздрогнул как студень.       — Это есть тот, кого они зовут Избранным. Они не знают что это просто потерянное дитя, и они никогда не узнают что тот механизм безбожного творения — они звали ангелом. Тем не менее, они влагают в него все свои мечта и надежды. Они пойдут против природы, сделают всё ради одной людской жизни, ибо от нее зависит судьба их рода. И они верят что он их спасение.       Его бездонные очи могли приметить крохотного, чёрного паука в ночи, сидящем на обработанном обсидиане, на другом конце Варбири, так что посторонний без трудности всматривался в любопытное личико младенца, тянущего приёмного отца за бороду.       — Возьми же зрение и уста мои.       Тьма покрывала его лицо, будто погребальная вуаль, застывшая на нём, и не позволяла узнать истинных эмоций. Но всматриваясь все глубже в надежду человечества, стало ясно: лица у него не было. Только две детали, что должны быть на лике, проявились, как образ в мутной луже: «рот» и «глаза». Два ряда человеческих зубов без дёсен просто были насажены в черноту, а глаз так таковых не было — одно лишь белое, тонкое кольцо с целое блюдце на правой стороне лица.       — Они не знают что это сын погибели! — раздался зловещий шёпот, что будь тут живая душа, то она почувствовала, как этот шершавый голос звучит прямо у ушей. — Он обречет собственным руками, своими делами и верой всё людское семя этого мира. Самим фактом своего существования он убил этих людей. Он уже начал делать это, даже не родившись!       Неизвестный хрустнул шеей, на полминуты глядя в пеленающие небо тучи в немом созерцании.       — Неважно кто придёт первым. Я уже увидел что хотел и показал тебе что нужно. Идем же отсюда. Твой час еще настанет.       Мраколикий провел тремя перстями — указательным, средним и безымянным пальцем от левой стороны лица, где на секунду вспыхнул некий символ, до унесенного от его взора дитя, словно даря ему какой-то… благословение.       — Мы обязательно встретимся и я научу тебя многому, сын погибели.       Не сводя сопровождающего взгляда, будто он видел сквозь каменные стены, сущность уверенно отдалялась спиной, хоть и казалось что движется оно вперёд. И вроде бы на прощание, прежде чем последние следы его пребывания здесь, глаза и рот, уйдут из материального мира, он ласково прошипел так, чтобы лишь дитя его услышало:       — Да будут беды в днях твоих. Да будут дни коротки твои…

***

      Семь лет.       Спустя семь лет мальчик по имени Конан, что означало «Клыков Сын», превратился в черноволосого, синеглазого юношу с дюжим телом, словно один год шёл за два. В этом возрасте он почти не уступал уже своему отцу физической силе и стойкости. Не разочаровал отца и умственными способностями: Конану не нужно было говорить что-либо дважды, ведь он запоминал любое сказанное слово и мог в точности до последнего тычка повторить наскальный рисунок. Честно говоря, он был самым умным в племени и демонстрировал это не только загоняя отца-жреца в логические ловушки собственных мифов (за что юнцу приходилось получать наказания, и пускай он не понимал в чем же был неправ, принимал их с молчаливым и смиренным достоинством — всё же Каркан видел больше, чем мальчишка, значит и всё виднее было ему). Человек постоянно старался выдумывать вещь, что могла бы облегчить жизнь его сородичами, но, увы, он всего лишь открывал самостоятельно уже известные секреты и заново вязал верёвки и пёк глину. Хотя всё же варбирийцу повезло смастерить рыболовную сеть для ловли речных и прибрежных мелких косяков; это было не много и не могло стать основным занятием, но это было отсрочкой между опасными походами за дичью в гиблые земли.       Со временем, Конан возмужал в достаточной мере чтобы его взяли на такую охоту, несмотря на то, что реальный возраст был через чур мал. Дело в том, что камень духов из естественных трещин был невероятной редкостью, деревья в лесах были титанами, которых просто нельзя было срубить, нормально возделывать земли также невозможно. Так что единственным источником ресурсов для выживания, помимо малоэффективного собирательства, была охота на монстров ради их мяса, костей и шкур. И в первой же вылазке Конан отличился, где по традициям каждый мужчина должен был получить особое имя, значившее переход в взрослую жизнь.       Отряд из пятидесяти людей поймал след гигантского оленезайца, животного имеющее мало общего с обычным оленем или зайцем из мест, где не ступала нога варбирийца. Ходил черношерстный зверь на четырёх тонких, как ивы, ногах, который тем не менее удерживали его огромную, круглую тушу с зайцеобразной мордой увенчанной обвитыми лианами рогами, ломая ими ветви молодых деревьев, чтобы съесть их. Загнать такого травоядного в угол и закидать копьями было большой удачей. Но злопамятный Ром, дух охоты и, собственно, удачи, в этот раз оказался недоволен приготовительным ритуалом и теперь люди были на роли добычи.       Ненский лев, вид крупных кошачьих, названный в честь гор, где их впервые заметили, уже пировал на останках рогатого великана. Согласно поверьям эти звери были неправильно упокоенными душами вождей, что мстили живым, нанося им чудовищный раны и оставляя в муках умирать. И его оскаленная, запачканная в свежей крови морда уже заметила неудачливых охотников.       Большой хищник, что даже на четырёх лапах всё равно выше человека в полтора раза, прыгнул на землю, издавая громоподобный рёв. Варбирийцы не стали храбрится и тут же стали убегать в разные стороны: всем известно, что ничто не способно пробить львиную шкуру, так что оставалось лишь надеяться, что его жертвами станут только пара человек. Никто из варбирийцев не стал геройствовать, никто, кроме Конана. Без страха юнец побежал прямо на встречу страшной гибели, бессмысленно метнув копьё с каменным наконечником. Разумеется оружие разбилось, лишь отвлекая чудовище, но большего и не требовалось: Конан в последний миг увернулся от кинжальных когтей ненского льва, оставивших на плече глубокую царапину, и разбил каменный топор об лоб зверя. У варбирийца был только миг, чтоб воспользоваться смятением хищника — немедля, он вскочил на четырёхногую бестию и начал душить льва, едва обхватив его широкое горло. Монстр брыкался, скакал как бык, бился спиной о деревья и землю, но Конан уперто продолжал душить его. И в конце концов, движения становились не такими активными, всё тяжёлее и тяжёлее…       Через двадцать минут борьба за жизнь кончилась. Впервые за всю историю Варбири ненский лев стал жертвой человека, а не наоборот. То было одним из самых грандиозных событий для племени Конана, праздникам с плясками вокруг идолов духов, игрой на костянных дудках и барабанах и уже почти забытым ритуальным пиром — мяса гигантского оленя и льва кормил несколько недель большое количество народа, а из костей создали много полезных в быту инструментов и оружия, не говоря про тёплые шкуры. Её удалось получить с трупа льва, когда Конану пришло в голову разрезать его кожу собственными же когтями. С тех пор за наследником вождя благодаря мужеству и силе закрепилось прозвище Геркал, что дословно значило «волосы длинные, как у льва». А ведь именно в волосах заключалась сила любого мужчины, так говорил жрец.       Но спустя пару месяцев после первой охоты пришли те, кто изменили всё…

***

      Сегодня был тихий, голубоватый рассвет над степью. Серая земля неожиданно тёплая, пускай и каменистая, почти без травы. Тем не менее то тут, то там встречались лужи, где рос уже ощипанный рогоз, а из луж побольше, целых бассейнов поднимался туманный пар: и стар и млад, и мужчины и женщины не стеснялись принимать водные ласки на глазах всего племени, в основном те, кто мог себе позволить ничего не делать, ощущая некое единение с духом этого место. Стоянка в этот раз обосновалась возле подземных пещер с горячими гейзерами — это одно из немногих мест континента, где можно было спокойно провести надвигающиеся зиму. Не будь временного истощения окрестностей на живность, то это стало бы постоянным поселением. Зимы, как полагается здесь были суровые, а выходить ночью и вовсе самоубийство, однако раз прошлые тысячи лет они вытерпели, значит племя выдержит и это.       — Топон, ты дикая!       — Нет, Кинан дикий! Я его сразу коснулась!       — Врёт она!       Дети, пяти-девяти лет, на бегу выясняли кто был «раненной дичью», то есть тронут, не переставая стремится передать друг другу «копьё», сами не понимая дикие они или нет. Сегодня часть маленьких людей отдыхала, поскольку была не их очередь заниматься относительно безопасным собирательством, и варбирийская ребятня пользовалась свободными часами как только могла. Некоторые бросали камушки в камень побольше, игравший роль птички, другие играли в перетягивания лозы, пересиливая друг друга и пыхтя, а другие играли в «Не замерзни, но догони!»: игроки делились по парам и расходились в разные стороны в воображаемые шатры; после начала первый игрок должен был пройти к своему соседу и «открыть шатер», пожав тому руку и крикнув «не замерзни, но догони!», после чего бежать к своему убежищу, ведь если его не поймают то другой уже рискует быть схваченным; если догоняли, то игрок выбывал, и игра продолжалась пока не останется только один победитель. Всё эти игры и забавы на самом деле были полезными, ведь тренировали тела детей и большая часть игр на самом деле были командными, укреплявшие дух сотрудничества.       — Два ребра и волчий череп, не меньше. Если дашь зверя покрупнее, то раскрашу-…       — Хочешь два ребра и череп волка ради одного кувшина, хилый? Ты сытый со своей глиной стал?! Ты знаешь сколько уходит сил на одного волка или забыл уже?! А их в стаях с две руки наберётся!       — Значит костей много, а глины то зимой мало. А мне ещё для тотемов украшение делать. И не думай, что если тебя не пытаются съесть, трудиться нужно меньше…       Дети пробегали мимо двух спорящих людей, огромного, почти с вождя-жреца, охотника и старого ремесленника. Обычно добыча делилась между всем племенем, но особо выделившимся могли уступить право распоряжаться одной частью пойманного зверя. Обмен был очень тяжёлым процессом в общине, поскольку более менее стабильным ресурсом была еда, несмотря на её периодический дефицит. В основном только старые и занимались этим, ведь удел молодых тратить свои силы на охоте. Только состарившись или получив невосстановимую травму, человек мог быть освобожден от обязанности охотника. Таким людям вообще везло родится среди подобных: старые и больные звери зачастую сами покидали свою группу, чтобы не быть ей бременем, а какие-то твари сами выгоняли или даже съедали сородича. Роль же стариков заключалась в рукоделие, ведь крепкая рука варбирийца не дрожит вплоть до самых последних дней, и обучение детей, что идут в первую охоту; благодаря тому, что они допустили ошибку, на их горьком опыте другие её избегут. Это уже само по себе большая награда, потому что есть и те, кто уже ничего не расскажет.       — Ай-йеа-хай, горы дух, сын Абде!       — Хай-йеа-ай, небо покорно тебе!       — Хияро-нияре! Хияро-нияре!       Перекрикивали ватагу детишек певцы. Люди вернувшиеся с тяжёлой охоты или те, кто только собирался на неё, должны просить благосклонности у духов. Да и вообще, не было действия без просьб потусторонних помочь не погибнуть раньше положенного. И что как ни музыка является их волшебным языком? Инструментов было не так много, как и умеющих на них играть, но небольшой участок стоянки был наполнен этими мистическими мотивами. Редкие варганы из камней духов вибрировали в унисон, по исписанным узорами и небольшими сценами тюнгурам били большими палками, а свист покидал балтыргановые шооры, под ритмичные звуки барабанов. И это всё сопровождалось танцами и играми в свежеосвежеванных шкурах и ритуальных масках из вырезанного дерева и черепов: пять волков загрызли медведя и теперь бегут за рогатым танцором, что изображает зайцеоленя, но тут выпргивают люди, лицо которых замазаны золой и пеплом, и с поддержкой человека в треугольной маске, дух охоты Ром, забирают всю добычу себе. Льстивые текста если не брались из души, то были составлены жрецом Карканом. Зачастую он проводил эти обряды, но сегодня он предпочёл остаться наедине; что-то с ним было не в порядке, но никому он об этом не говорил.       — Мама, мама!       — Топо?..       Отделилась от быстро убегающей толпы семилетняя девочка, когда увидела вернувшийся отряд охотников, на санях тащившие змею, которую застали врасплох во время начала спячки. Она семенила к высокой женщине, что волочила копье по земле — большое неуважение к Рому, но весь её вид был убит, будто шло что-то неживое. Только сейчас она обратила внимание на внешний мир, когда её ребёнок обнял её длинную ногу. Она смотрела на кудрявую Топон и неожиданно расплакалась, захватив дитя в свои сильные объятия.       — Что с Синнон? — рядом с деревянной конструкции для вяленного мяса, ел Конан.       — Муж в пасть хладнокровного попался, — кратко ответил Колан, вместе с сыном вождя жевавшим вяленную рыбу, не отпуская из другой руки посох из хребта какой-то твари. Он знал его, как старого, почти ослепшего человека, бывший вторым по важности человеком для сына Каркана. Яд змей отнял к него молодость и половину зрения и он не на секунду не пожалел бы отдать и старость ради его лучшего друга, с которым у него образовалась связь за эти семь лет.       — Краан погиб, — более кратко заключил темноволосый. Он даже ненадолго прекратил двигать квадратной челюстью, чтобы почтить память человеку, с которым они за всю не долгую жизнь перекинулся всего двумы словом: «Кровь» и «Грязь» — прижав рану на боку, Краан тогда проигнорировал предложение Конана позволить биться с громовой птицей самому. Это было раздражительно, поскольку мужчина не чтобы был бесполезен, но он помешал Герклу, понявшему как безопасно разрядить молнию. В тот раз жизнь спас воткнутый в дерево духовный топор. Тем не менее, Конан испытывал сожаление, ведь ценил и знал каждого соплеменника, как они ценили и знали друг друга. Они наполняли его существование смыслом и эти бессонные ночи он посвящал труду и страже их во наступающей тьме — почему-то Конану требовалось куда меньше времени, чтобы выспаться.       — Возьмёшь в жены? А дочь?       Прямолинейность вопросов Колана себе не изменяла. Традиция брать в жены двух женщин (и более, если муж мог прокормить не только их, но и детей) пошла от того, что дев Варбири можно было поделить на две группы: охотничьи и домашние. Первые по физическим данным уступали немногим чем мужчинам, а ловкость и гибкостью вовсе превосходили; когда-то их предки по женской линии ходили на охоту в те времена, когда люди гибли чаще чем сейчас и рук с копьями и топорами также не хватало. Домашние же занимались, как несложно догадаться, домашними делами и нянчили детей, и как будто всю жизнь ими оставались, вырастая недостаточно, чтобы на них можно было положиться на охоте. Но так или иначе женщины преобладали и их как раз было в соотношении две к одному мужчины, поскольку жизнь не была легка и об оставлении потомства нужно было позаботиться заранее.       — Синнон и Топон надо время. Мне тоже: отец так и не дал разрешение чтобы брать жён.       Колан задумавшись вспомнил об этом. Да, конечно Конан был сильным и в одиночку мог убить зверя и уже заслужил уникальное взрослое имя. Но хоть телом он был и юношей, что мог позволить оставить своё наследие, его возраст по зимам был меньше. Каркан решил подождать ещё семь лет, прежде чем давать своему «четырнадцати-шестнадцатилетнему» сыну благословение от духов. А ведь власть вождя держится также на том, что именно через него происходят все важные социальные действия.       — Так что случилось с отцом, Колан?       —… — некоторое время полуслепой делал вид, что не понял вопроса, и убедившись, что никто ушей рядом не греет, тот ответил, — чёрное знамение.       — Что конкретно?       — Отдал охране пять лучших топоров, так что слушай внимательно. Заглянул за покров шатра вождя, когда он гадал на костях. По запаху гари, бросал в костер всё: рыбьи, зубы оленя, панцирь комара… От костра пошёл густой чёрный дым, а то и смоль, так и не понял. Через секунду они полопались, хотя в огне были только пару секунд. Точно проделки духов. И тут я услышал как Каркан сказал пять слов: кхо, тзи, ну, сла, — плохо расслышал, но последнее он произнёс достаточно громко: кхаос. Прямо перед ним начали клубится красные искры в дыму, которые строились в фигуры. Чётко разглядел я только одну: двурогий жук, в четырёх лапках которых зажаты черепа людей.       Молодой охотник промолчал, обдумывая услышанное, но все же спросил:       — Какую часть ты хочешь?       — Оставь всё себе. Ты уже сделал мне это, — стукнул он по земле крючковатые концом посоха. — Хотя все же ты можешь помочь. У меня есть остаток сока шишек, и если ты придёшь ко мне с зажаренными хрящями гадюки, то я буду рад видеть тебя в моем шатре.       — Обменяю когти птиц на свежий улов у того, кому он достанется, — кивнул Конан, переписывая в своей голове личную добычу в своих богатых закромах. Колан же, стукнув себя в грудь два раза, жест уважения и братства в племени, ушёл слушать музыку.       Как раз закончив с этим мыслительным процессом, молодой варбириец заметил очередной отряд охотников, что возвращался и при их виде, человек заметил некоторые странности: пришли с пустыми руками, но никто из них не пострадал, хоть они был перевозбуждены. Добежав, мужчины и женщины потребовали внимания жреца и когда Каркан закончил приносить подношения духам холодных ветров, то его поразили вестью, также как и всех других слушателей.

***

      — Люди не из племени? Не может быть, они бы не выжили, — скептически отбросил начальный шок вождь.       — Это не одиночки, вождь. Их много, столько же, сколько… Сколько червей в комариных озёрах! — охотник-собиратель никогда прежде не сталкивался с такими большими числами и не мог подобрать аналогий.       — У них водные камни! — встрял другая варбирийка. — Хоть они и меньше нас, как домашние жены, правда чуть повыше, но все имеют топоры и странные инструменты из камня, и даже на их одеждах есть куски камня духов.       — Если это правда… Где вы их видели?       — Они шли с востока в нашу сторону; увидели их издалека и вернулись немедля. Люди с водным камнем придут через несколько часов.       — В таком случае… Они могут присоединиться к нашему племени! — с искренней радостью объявил Каркан. Его будто покинуло мрачное предчувствие, потому что вот от всего можно ожидать опасности, но люди друг друга не предадут. — Готовьте наши запасы — мы должны им показать, что умеем добывать много еды!       Новость о том, что в этом суровом мире есть кто-то кроме них, сильно взбудоражила всех людей, и тем не менее никто не думал о том, что это может принести что-то кроме пользы. В конце концов, если варбирийцы получат столько камня духа, что смогут покрывать им свое тело, то тогда ни одна тварь не посмеет видеть в них добычу. А если верить словам вестников, то чужаки меньше, а значит они также смогут рассчитывать на защиту больших братьев. От этого объединения племён выиграют все: так думали люди Каркан, так думал и его сын.

***

      Прикрытый тонкими облаками, Ашва клонился в горизонт, но всё ещё свысока взирал на готовых к торжеству последователей. Женщины приготовили простые блюда из корней сваренных вместе с волчьими костьми и бордюк — запечённое брюхо комара, нафаршированное всем чем под руку попадёт. Им в этом помогали дети и старики, другие присоединились к ритуальному пению и танцам — всё должно пройти идеально и благодаря потусторонней помощи так всё и будет. Конан даже приготовил на такой случай тяжёлый плащ из льва, который одевал на охоту (хотя по наставлению отца, он отсек ему часть с гривой, чтобы чужеземцы не путали кто главный и с кем надо говорить).       Через три с половиной часа, когда основные работы были закончены, пришли они. Племя Каркан подпустила их ближе через кустарниковые заросли, отозвав дозорных. Эти люди и вправду были облачены в куда более сложную одежду с каменными элементами, вплоть до того что головы некоторых покрывало рогатые шлема; примечательным было то, что у каждого человека были уникальные вещи и нельзя было найти две одинаковых, будто каждый сам взял то, что сам нашел: один ходил с двумя топорами сразу и в маске со множеством отверстий, кто-то с дубиной и всего одним топором и чей шлем покрывало только половину лица… Один по особому выделялся из них: очевидно их вождь, был одет в, судя по цвету, шкуру медведя, самый безопасный зверь Варбири, а его грудная пластина и шлем оставляли открытыми только мускулистые руки, одна из которых держала… Странную дубину из камня духов, очень плоскую и словно повторяющие форму чего-то когтя или зуба. И самым необычным был то, что одна из глазниц угловатого и острого шлема с настоящими рогами, словно проросшими сквозь него, светил слабый огонёк.       Это вызвало какое-то смутное и иррациональное опасение у Конана, но он его не высказал и как прочие с интересом наблюдал за приближавшимися незнакомцами. К чему боятся братьев-людей? Геркл выставит себя только трусом.       Оказавшись всего в десяти метрах, их грозный вожак рявкнул, а эхо шлема придало голосу сил. Они остановились и стал виден большой контраст: если варбирийцы были в одном шаге от ликования и торжества, то вот чужаки молчали и их взгляд был очень странным, можно сказать даже… Недружелюбным. Однако какой в этом смысл? Человек человеку не волк, а брат, так зачем быть таким настороженным? Хотя возможно для этих людей встреча с братьями вызывает не меньший шок: в конце концов даже их вождь был на голову ниже обычного мужчины варбрийца, что уж говорить про остальных.       Они так и продолжали молча смотреть на высоких, более широкоплечих людей. Честь преподнести первый дар гостям была оказана Колану, второму по влиятельности члену племени, получивший свой топор из камня духов. Хоть когда-то влитый в него яд змей и нанёс вред, что тот почти ослеп, его тело перенесло испытание с достоинством, как и подобает настоящему варбирийцу. Муж с замутненными зрачками вышел навстречу вожаку чужеземцев, неся в руках свежую воронью ягоду, огромный, с голову, сладкий плод, редкий и употребляемый только по праздникам. Подойдя в близь к каменному лидеру, человек встал на колени и поставил на землю фрукт, как залог мира меж племенами. Прошла одна секунда, две…       Чужак с холодным молчанием проткнул и насадил плод и, подняв к лицу, смотрел как по его острой металлической палке стекает густой сок. А затем пренебрежительно смахнул ягоду, даже не посмотрев как его мякоть разбивается о каменистую землю. Тут соплеменники Конана начали негодующе перешептываться: как можно быть таким расточительным? Или, может быть, он подумал что это ежовая ягода, смертельный плод-обманщик? Из такой же озадаченности Колана вывело просвистевший над ухом инструмент незнакомца, которым он указывал на топор с пояса. Мужчина взял его в руки, задумался и, чуть погодя, положил инструмент на землю, полагая что именно этого хочет их гость. Может, он просто хочет обменяться на более практичное в хозяйстве орудие, верно?       Однако… Сам чужак замер и выглядел… Разочаровано?..       — Слабость… — искажённый стон вылетал из шлема, пугая какой-то неестественностью. И прежде чем кто-то мог бы понять, что это значит, чужак поднял свой клинок и молниеносно опустил его. За это короткое движение произошло совершенно выбивающиеся из мировоззрения варбирийцев событие.       Человек убил человека…       Закованный в броню чужеземец поднял отсеченную голову Колана за длинные волосы на уровень своего скрытого кровожадного лица, пристально смотря застывшие глаза мертвеца.       — Кровь кровавым богам, — загробно, даже спокойно прошипел убийца.       — Кровь кровавым богам! — подхватили клич его подчинённые, начавшиеся бесится, словно в них вселились неупокоенные духи. — Кровь кровавым богам! Кровь кровавым богам!

Кровь кровавым богам!

***

      В тот день пролилась кровь ещё нескольких соплеменников Конана, но лишь потому что они не ожидали с какой животной яростью вооружённые камнями духов будут бросятся в самоубийственную схватку. Их совершенно не волновали раны, что чужие, что их собственные; даже переломав обе руки, обезумевшие чужаки рвались грызть и таранить головой — один из них вообще сломал таким образом себе шею, нанеся глубокую рану рогатым шлемом. Труднее всего было убить их вождя, но Каркан приложил усилия, вгоняя выбитой лезвие тому в глазницу. Это была… Чёрная дата для всех людей: своих варбирийцы похоронили, обложив камнями, а безумцев скинули в вырытую яму и закопали — не хватало ещё привлечь падальщиков; но что важнее, люди до селе жившие едино, ведь иначе выжить было нельзя, не могли найти себе место. Никто об этом не говорил, все просто хотели забыть что произошло и жить дальше. Они и не знали что это было только начало…       Через четыре дня разведчики заметили ещё группу таких же чужаков, за которым закрепилось слово «кхаоси», то есть «бредящие, безумцы», но их было в два раза больше. Племя, взяв трофейные камни, теперь уже ждало подвоха и готовилось к обороне, всё же приготовили пищу, положив ту перед частоколом, в надежде что всё пройдёт иначе. Но ничего толком не изменилось. Эти странные люди отвергли добрый жест мира почти сразу начали орать свои кличи, взывая к своим кровавым божествам, и ринулись в бой. Первый удар люди выдержали, однако вторженцы проявили несдерживаемую жестокость, что заставляла особо молодых варбирийцев вздрагивать: они могли прямо на поле боя кидаться на трупы, и разделывать их топорами, как зверей, а затем швырнуть плохо освежеванный череп в защитников. Впрочем, хоть и были потери, но их было не больше чем при первой встрече. Особенно выделился Конан, ворвавшийся на поле боя с двумя мечами, так он назвал эти острые дубины, и рубя всякого слишком близко подошедшего врага. Было даже удивительно с какой нечеловеческой скоростью и ловкостью семилетний юноша бил по слабым местам кхаоси, было очевидно что сын Каркана рождён для битв…       Через несколько дней, когда только закончили убирать трупы, охотники принесли дурные вести: явились новые кхаоси и, судя по огням их лагеря, было их уже в три раза больше. Вскоре произошла уже третья битва, и хоть сражались варбирийцы уверенно и с толком применяли трофеи, но потерь стало на порядок больше. Это было связано с тем, что руководили безумцами странные… Люди-духи, которых было от силы штук десять на триста простых смертных. Их мало чем скрытая кожа кровавых оттенков, рога на удлиненном черепе (лица, казалось, не было, только натянутая чешуя на кости без мышц), и оленеподобные ноги с ещё десяток отличий, говорили что они были очень связаны с миром духов. Они очевидно обладали разумом, хотя и наполненный желанием убивать, даже если это были отстающие от общей ватаги кхаоси; именно таким прямолинейным образом создавалась грубая дисциплина. Что уж говорить, что длинными лезвия, сильно отличные от своих слуг, страшные люди орудовали ими играючи, бьясь за десятерых. И самым тревожным было то, что после того, как этих вожаков всё же удавалось убить, то тела через некоторое время просто пропадали, оставляя в свидетельство только гору трупов и реку крови.       Жрец не стал дожидаться следующей, неизбежной волны, и почти сразу после окончания битвы сказал: «мы уходим». Оставив у гейзеров всё лишнее: усердно сделанные тотемы, музыкальные инструменты, непогребенные по обычаям тела братьев и сестёр, всё, что также отличало людей от зверей, — обескровленное племя двинулось в другой конец материка, до другого убежища. И лишь милость духов защитит их от того, чтобы сгинуть в кровавом снегу.

***

      — Секунда, — столько было дано чужаку, дабы тот оправдал свою жизнь.       — Армагеддон, — сказал тот одно единственное слово.       —… Я знаю это имя, — в змеиных глазах, полные крови мелькнула искра интереса. Гость бы улыбнулся, если б мог при этом начать плести свои манипулятивные сети, а не быть обращенным в пепел.       — Все мы знаем это имя. Он тот, кто властвует над всем, хозяин мира сего…       — Как смеешь говорить такое в моём дворце! — не дал закончить голос, потяжелевший нечеловеческими нотами. — Надо мной не властен НИКТО!       В место где находился наглец, усомнившийся во власти хозяина земли отправился столб огня. Подобно арбалетному болту, он ударил в цель и покрасил весь камень чёрной сажей, а золото и металлы по краям пещер нагрелись до невозможных температур. Только давняя находка, что было в центре пожара Стигийских равнины оставалась нетронута, лишь немногим став теплее свежего хлеба. И всё же обидчик остался цел и невредим; в его руке с длинными, толстыми ногтями находился драгоценный камень янтарных цветов, внутри которого была вертикальная линия, из-за чего украшение имело вид… Огненного ока. Рассерженный монстр мгновенно забылся, захваченный гипнотической аурой артефакта, что так хорошо впишется в его коллекцию, и внимал каждому слову чужака.       — Владыка скуп и жаден до силы, сокровища вожделенного тобой, но поделится ею, коль ты ему послужишь. Я, как один из его вассалов, готов оказать тебе милость и помочь добиться расположение Армагеддона. Мы заключим сделку?

***

      — Мы остались одни, — старый человек опустил ковш с отваром на землю, вылив на порез только половину. — Мы последние воины племени, мой сын.       За шкурой шатра был виден багряный закат у моря. Чувствующийся как насмешка, а не облегчение изнуренным телам, холодный воздух смешался запахом соленых брызг и свежих луж крови. Трупы и их внутренности устилали занесенный снегом каменистый берег, а кровожадные альбатросы не стеснялись клевать ещё не испустивших последний дух кхаоси. Людей Каркана эта участь минула: на его руках от потери крови скончался последний охотник, не считая вождя и его отпрыска. После боя, в момент передышка перед следующей бойней, они пытались спасти четырёх ещё дышавших соплеменников, но раненных оружием исчезающих людей. Им не помогли ни уговоры духов, ни поддержка опытных стариков и юрких детей, ни удары Конана, чтобы те встали и были готовы отражать следующие волну.       — Успокойся, Конан, — негромко сказал отец мальчишки. Ритмичные удары в грудь не прекратились.       — Сердце. Сердце позволяет крови течь. Рана закрыта, надо чтобы кровь текла, — в этом уже полностью поломавшемся голосе не было сомнений, а только знание из костей.       — Бесполезно, орудие вождей-духов кхаоси всё же отравлено. Твоё дыхание уже не поможет мертвецу.       Последний удар был с такой сил, что послышался хруст крепких рёбер варбирица. Весь большой кулак с мозолями от рукояти топоров покрыт пятнами от налипшей пыли и засохшей крови. Юнец уже несколько недель не совершал должных для ритуалов и жизни омовений, максимум упав один раз в ещё рыхлый снег и тут же продолжил схватку. Он не поднимал голову, синие глаза смотрели человека, стареющего быстрее чем должен, рыскали по останкам человека, которому он уже спасал жизнь, но не спас в этот раз. Собранные повязкой из высушенной кишки волосы Геркла, чтобы те не лезли на глаза, были грязными, а его лицо ещё хуже. Кровь и пот, пепел и грязь, порезы и ожоги. На его глазах убивали его соплеменников, его семью. Люди, с которыми он шёл на первую охоту умерли. Люди, которые делили с ними пищу и кров умерли. Все его друзья погибли от лезвий чужаков. Но больно ему не было, нет.       Конан вообще чувствовал боль не так, как другие люди, чем вызывал их удивление, когда получив травму в бою с дикими зверем, он спокойно заканчивал свои дела и только после этого, без криков и недомогание, шёл до целителей. Его живой ум был запрет в клетке сообщества, которое он подсознательно считал «отсталым» и «примитивным», пускай и не до конца понимал что значат эти слова и откуда он их знает. Конан не был обычным, «не от мира сего», однажды случайно бросил отец, но все равно пытался что-то предпринять, вывести свой, как он считал и имел право считать, народ отсюда, из капкана судьбы. Юноша испытывал не просто разумное, а инстинктивное желание спасти человечество и помочь ему выжить в борьбе против агрессивной внешней среды.       Так почему? Почему он не может этого сделать? Почему все кого он любит гибнут, даже если он прикладывал все силы чтобы не допустить этого? Если это так, то он прикладывал недостаточно сил, он плохо думает, он плохо сражается, он плохо выполняет свою функцию, он плохо…       На его напряженное плечо положил грубую ладонь Каркан. Резко закончив с самоанализом, Конан прямо посмотрел в лицо своего отца, уставшее и мрачное. Несколько секунд он молча смотрел на сына, у которого борода толком ещё не отросла, и думал. Вождь отпустил следившего за ним с орлиной внимательность юнца и пошел к выходу. Вслед за ним вышел Геркл, оставляя выживших соплеменников — немощных детей, стариков, женщин — одних.       — Что теперь будет? — видя это, маленькая варбирийка с тяжелым лицом, готовая заплакать, обняла свою родительницу.       —… — охотница приобняла своё дитя единственной рукой. Она могла сказать правдивый ответ, но не могла так жестоко поступить со своим ребенком. — Давай поспим, Топон, а когда мы проснемся, все уже кончится…       Тем временем, юноша не долго искал вождя. Он сидел на большом камне, рядом с лагерем. Свесив ноги, он смотрел на темнеющую даль. Вдалеке от поля битвы, где не стихал гомон падальщиков, росли высокие деревья с мощными стволами, отсюда кажущиеся горами. Сейчас был вечер после зимнего солнцестояния, день когда грань между миром зверей и миром духов истончилась до той степени, что от заката и до рассвета её вовсе не будет. Уже сейчас по скрученным линиям облаков скакали в сторону Ашвы сияющие красным звероподобные духи, растворяясь стоило им приблизиться слишком близко к огненному покровителю. Из леса вышло целое семейство оленей-зайцев, состоящее из альфа-самца с царственными рогами и его малорогими жёнами с клубками безрогих детей на их спинах. Их глаза блестели и были похожи на звёзды, спустившиеся с небес и осужждающе смотревшее на последних варбирийцев. Будто бы Ром или сам Мировой Дух пришел выразить своё недовольство через этого зверя, что отнюдь не всегда был добычей.       — Осмелели, — сказал Конан, наблюдая как травоядный великан убедившись в том, что его стаду ничего не угрожает, развернулся и неторопливо скрылся за кронами. Раньше оленей-зайцев приходилось выслеживать днями, странно видеть такое смелое поведение сейчас.       — А чего им боятся? — без смысла спросил Каркан, зная ответ: никого. — Отец моего отца говорил, что когда он был незрелым в племени было всего десять мужчин, что могли охотиться. Это было очень голодное время, и лишь задабривание Рома помогло племени выжить. А сейчас… Даже если кхаоси не придут, то мы не сможем всех прокормить, даже самих себя, — он не бросал взгляда на сына, жрец просто посмотрел за свои сжавшийся кулак руки, но опустил их со вздохом. — Я знал что мне выпадет более тяжкое испытание.       Вождь людей никогда не отличался многословностью, проводя большую часть времени наедине с потусторонним. Его плащ из части львиной шкуры так и оставался неповрежденным, но в местах, где она не давала защиты можно было увидеть следы множества порезов. Также он не мог защитить то, что было за телом стареющего лидера.       — Это конец.       Не часто от него можно было долгой подводки к такой простой мысли. Сейчас между ним и Конаном была видна большая пропасть. Первый сидел, расслабившись, будто бы ничего этого не было; второй твёрдо стоял, будто бы сейчас же готовый ринуться в бой. Если младший варбириец продолжал ломать голову как выбраться из этой ситуации, старший уже со всем смирился, уложившись на хрустящие ковёр из снега. С неба посыпались редкие снежинки, со стороны моря подгоняемый ветром, а бьющиеся о скалы волны шумели вместе с перекличем альбатросов. Черноволосый юноша, вслушавшись в этот мотив, заметил топор кхаоси, что чуть не пробился к шатру с небоеспособными, после чего поднял — другой трофейные топор сломался. Ещё раз взглянув на созерцавшего таинство духов небес отца, Конан всё-таки присел, облокотившись на валун. Он продолжал мыслить, думать, мыслить, думать…       — Сын мой, — неожиданно его вывел из транса Каркан. — Я берег эти слова на день, когда я засну навечно. Думаю это будет сегодня.       Юноша изогнул спину; отсюда нельзя было увидеть, но по звуку тот был уверен что вождь повернул голову в его сторону. Он ещё никогда не слышал от него такого тона, такого… Облегченного, будто бы он нашёл безопасное место после долгих блужданий по диким местам.       — Ты ведь не мог не заметить ты отличается от других детей. Мы воспитываем вас всей общиной: от опыта стариков до памяти предков, от рассказов охотников до быта и песен. Но каждый был сыном или дочерью своих родителей, те, кто как Стен и Ашва под благосклонностью Мирового Духа породили землю. И родителей всегда только двое: отец и мать, начало и конец, — говорил жрец неторопливо, в конце сделал паузу. Привстав, он продолжил, — ты меня спрашивал что с твоей матерью? Почему ты не как все другие дети, как мы? Я отвечал: «Однажды ты узнаешь про этом». Однажды пришло.       Каркан спрыгнул с камня вниз и быстрым шагом направился к своему убежищу вождя. Сын хотел последовать за ним, но решил дождаться здесь, ведь никто кроме вождя не должен быть в его шатре. Через минуту он вышел оттуда, держа что-то в руках. Это было большой кусок водяного камня духов гладкой формы с острыми углами, где-то с половину немалого роста варбирийца. Тем не менее, Каркан нёс и бросил его к ногам Конана также легко, как тушку комара. Конан терпеливо ждал ответов на очевидные вопросы, и вождь их дал:       — Твоё рождение было благословением небесных духов. Ты пришёл в этот мир не через женскую утробу, а в каменном коконе, уничтоживший поля огнём Ашвы двумя потоками. Неизвестный дух гор с оранжевым телом и крыльями из кожи посетил место твоего прибытие и спас от змея. Ты пережил укус двух самых ядовитых тварей на земле и без труда их раздавил. Этот осколок, — указал побелевшей рукой на брошенный кусок камня, — часть той внеземной колыбели.       Конан спокойно слушал его, не показывая никакого удивление. Соприкоснувшись с таинственным артефактом, ощутив кончиками пальцев его ледяную ауру, он продолжал внимать жрецу с безэмоциональностью засадного хищника. Что-то в его голове начало складываться. Речь старшего стала более медленной, будто слова давались ему с трудом, и он… Отвёл взгляд.       — Ты знаешь, что я не мог долгое время обрести наследника, что будет после меня. И после мольбы помощи наших покровителей я пошёл за ярким светом в ночи, и пришёл к тебе. Тогда я совершил самую страшную ошибку что только мог: я присвоил себе духа. Ты сын Ашва и Стен.       Человек не поднимал головы. Он стянул с себя львиную гриву и бросит её в слякоть от потухшего костра. Без тени убитого не им зверя было видно как обессилил когда-то могучий воин. От корней нестриженных волос с кончиками тянулась белеющая волна, вокруг век образовались тёмные круги. Квадратная челюсть, впалые щеки широкий лоб покрыта морщинами, словно многочисленные порезы. Конан запомнил его лицо таким свежим и полных сил, а теперь он смотрел на собственное отражение спустя десятки лет.       — Именно отринув эту правду, я и отвратил духов от нас. Теперь я вижу, что кхаоси — наказание за высокомерие и эгоизм. Наш народ вымер и это всё моя вина.       Прошло полминуты, проведённые в смятенной тишине. Слышались усиливающийся гомон серокрылых птиц: они чуяли новую кровь и не стремились далеко покидать пиршество.       — Нет.       Конан без резких движений встал на ноги. Он сделал несколько шагов к вождю-жрецу и без капли сомнений и жалости ответил.       — Наше племя живёт, пока жив хоть один человек. И мы не умрём, пока сами не решим навечно уснуть. Мы охотились, жили сотни поколений в этих землях, не чтобы уйти без борьбы. Нет сил других, кроме наших собственных рук. Мы — человечество, хозяева природы и мира. Я — Конан Геркл, сын Каркана. И если против меня, моего отца, моего народа идут… Войной, — старое, но ещё не придуманное слово всплыло в его сознание, — всякий зверь, предатель или дух, то возьму в руки оружие и уничтожу угрозу своему дому. И ты, мой отец, будешь в одном со мной воинством.       Сын вождя заговорил, как должен говорить вождь, и с силой дважды ударил себя в грудь. Старик оживлялся с каждым словом своего сына. Идти против зверей, против людей… Но против самих духов? Это чистейшее безумие, однако в слова Конан было вложено столько сил, что они позволили ему поднять голову прямо с широко раскрыты и глазами. С рвением он повторил движение будущего человечества, ибо он обрёл то, что давно потерял: надежду.       Чавкающий звук. Каркан подкосился, согнувшись и зажмурившись от внезапной боли. Он открыл стиснутые зубы рта, выплюнул сгусток крови. Его живот пробила огромная стрела, если не целое копьё из камня духов.       — Иди сюда!       Загремели духовные кольца, цепь, которые были соединены с брошенным оружием, и через секунду Каркан полетел в сторону натяжения. Он орал, ощущая как нечто рвёт его изнутри, впрочем спустя пару секунд полета вождь перестал мучатся. Его череп насадился на такой же кол, в области правой глазницы, другое на страшной скорости порвало бедро, третье — левую ключицу. Окровавленные штыри начали поворачивается и через несколько мгновений их развели в разные стороны. Человеческое тело не выдержало нечеловеческой нагрузки, разорвавшись на несколько кусков, обильно расплескав кровь и поломанные кости.       — Прошу прощения, я вас прервал?

      Голос человеческий, но очевидно, что существо обладавшее им, человеком не было. Гротескная, красно-белокожая фигура даже на фоне приблизившихся людей-духов была выделяющиеся. Ходило трехметровое нечто на двух копытах неизвестных зверей, а рук было четыре, причём очень деформированные: опухоли в виде черепов на плечах, бицепсы будто человеческие руки, вросшие в основу, а удленённые ладони ловко крутили что цепи, что гарпуны чудища. Голова похожа на человеческую, только с массивными рогами, но надбровные дуги и растянутый вбок нос создавали образ кровавого черепа с ярко горящими глазами. Широкий торс, как и все тело защищала естественная костяная броня из рёбер и наспинный гребень, видный спереди.       Но как бы не был грозен его ухмыляющийся оскал, он смог вызвать у Конана только одну эмоцию: ненависть.       Свист возле уха.       — Увернулся? Почему люди так любят мучатся?       Последний варбирийский воин шёл прямо к четырехрукому чудовищу, твёрдо и решительно, так же как он шёл к своей добыче. Рогатый лидер показал в своей улыбке ещё больше треугольные зубов.       — Если бы ты не увернулся, то ты бы не увидел этого…       Грохот.       Конан остановился. Всё ещё смотря на надменного убийцу своего отца, однако он решился на долю секунды заглянуть за плечо… И замереть. Над огромным шатром, где прятались калеки, старики, дети, все те, кто не мог дать отпор, восидал тридцатиметровый… Дух. Это мужчина понял по его внешности. Оранжевое тело и огромные крылья — таковы были атрибуты Повелителя Небес, младшего горного духа и сына Абде, старшего горного духа. На секунду, Конан позволил в голову забраться мысли, что всё же в бой против кхаоси и их духов пойдёт почитаемый в племени гигант… Но встретившись с взглядом этих холодных красных глаз, варбириец понял: это не друг.       Конан забыл про все на свете, кроме одного: племя. Он сделал рывок назад и побежал что есть сил к оранжевому духу, но даже если бы он сумел причинить вред исполину, то не успел бы обогнать поток пламени из нутра монстра. Мощная струя смертм обрушилась как камнепад на большой шатёр. Убежище людей за мгновение ока объял огонь, шкуры и кости в его основании полыхали также легко, как сухая листва и ветки. Страшные крики агонии озарили округу вместе с гулом огромного кострища. Выжившие не успели даже понять почему весь мир сгорает вместе с ними и могли только вопить от того, как их кожа слезала с них, а кровь хлестала из лопнувших глаз и ушей. Их страдания было видно через сорванные жаром шкуры; старый гончар Роран хватал своими истончавшимися руками обломки пытаясь выбраться наружу, мальчик Кинан звал свою мать, по злой шутке судьбы оказавшуюся в эту минуту в другом конце адского костра, а потерявшая в набеге кхаоси руку Синнон укрыла собой дочь Топон, в безнадёжной попытке её спасти. Конан, отброшенный прорывом жгучего ветра мог лишь безучастно смотреть за их страшной гибелью.       — Адан, Килан, Тигон, Инан, Пенан…       Все его друзья, которых он знал…       — Варган, Тигран, Элон, Торрон, Иснон…       Все его близкие, с которыми провел всю жизнь…       — Капан, Рон, Тион, Кенон, Рапан…       Все люди, которых он обещал защитить…       —…       … умерли.       В его руке оказался схваченный идеальным рефлексом один из гарпунов монстра. Конан повернул свое окаменевшее лицо в сторону того, кто и организовал жестокую казнь десятков людей. Он даже не понимал что сейчас происходило внутри последнего варбирийца.       — Хочешь ощутить хоть немного тех же мучений, что и они? Аха-ха, если настаиваешь… Иди ко мне!       Резким движением руки монстр притянул к себе оружие, за которое держался Конан. Он летел прямо на выставленное острие и в последний момент извернулся своим телом, увернувшись от когтей смерти. Прямо в воздухе человек ударил, целясь в голову, однако не попал: острозубый враг был не менее проворным. Он отмахнулся от юнца одной из рук, продлив его полет в снежную грязь. Тот не успел встать как получил голым хвостом по лицу, но тот даже не обратил внимание на такой удар, что мог и шею поломать. Конан с боевым криком рвался на великана, тот попытался пнуть массивным копытом смельчака, в ответ на что человек просто рубанул прямо промеж закостеневших пальцем топором из камня духов. Оружие застряло, отчего монстр недовольно рявкнул.       — Кгах! Довольно!       Единовременным ударом всех четырёх дланей вождю людей-духов удалось оттеснить обезоруженного Конана назад, а самому отпрыгнуть на десять метров. Не глядя, он метнул свои гарпуны назад, и бросив их вперёд; между ним и варбирийцем оказалась четверо кхаоси, переместившихся также ловко ухватившись за орудия расчленителя. Судя по их уникальному, плотному снаряжению и большим клинкам, они были вождями простых людей, неся каждый свой особый знак и отличаюсь от сородича.       — Не подведите своего короля! Убейте его!

***

      — Святой капитан Маер, капитан Теребрий докладывает, что всю пехоту на его судне сразил недуг: у них кровоточат десна и лихорадка с обильным потом. Возможно лимоное поветрие. Среди экипажа также проявляются эти симптомы. Ещё капитаны Пламенного креста, Копья веры и Святой Софии сообщают о похожей ситуации, только в меньших масштабах, один из десяти.       — Корабль Теребрия не будет участвовать в бою, пускай здоровая часть экипажа позаботится о больных товарищах. От них в таком состоянии никакой пользы. Капитан Смолет, Джеймс и Бонс должны же выставить на поле брани кого смогут и ещё обеспечить стрельбу корабельных орудий. Передайте мои указания.       — Есть, мой капитан.       Мужчина раскинул руки в стороны, параллельно деревянному полу каюты, и быстро удалился передать приказ цветными флагами. Одетый не совсем как обычно одеваются морские волки, а ближе к сухопутным капитанам наёмников, человек хмыкнул, переведя взор на толстое окно. Температура за бортом была низкой, ветер поднимал воды с сошедшим льдом и гнал прямо в парус хлопья снега. Можно было услышать удары воды об крепкое дерево и приглашённые крики птиц. Они были почти на месте.       «Погода как всегда наилучшая,» — прокомментировал про себя святой, в последний раз оглядывая компас и старинную карту, что лежала поверх других работ забытых путешественников.       — Не уж то есть сомнения, что создательница с нами каждый миг? — женский голос, словно бы целительное благоухание, раздался со спины, хотя секундой назад в помещении был только один человек. Маер не повёл и усом, проверяя как закреплены две золотые колчуги под серым кафтаном. Обязательно поправив свой большой нательный крест, помянув свою госпожу, и спрятав его под верхней одеждой, мужчина ответил:       — На Богиню надеюсь, но не желаю опозорить себя перед Ней. Как и никто из экспедиции этих праведников.       — Не посылает Она больше испытаний, чем может вынести человеческое сердце. Коль они праведники, то удостоятся имён святых, как ты, капитан, — даже после стольких лет, от присутствия этой сущности по спине человеческой пробежали мурашки, когда та приблизилась и кончики огней будто от свечки показались в периферийном зрении.       — Рождён я был святым, от отца и матери негрешных, — он не пытался этим предложением возразить или обвинить в неправоте сопровождавшую. Это звучало скорее как начало невысказанного вопроса. Хоть и святой, но он оставался смертным человеком, не окончившим свой земной путь.       — На всё в сотворенном мире есть воля Её и покуда жива вера в Неё, жив будет и человек, а откажется — умрёт в тот же миг, — процитировала женский глас одну из мыслей вложенных другой посланницей к людям. — Вещи есть, что никогда не будут прощены, и ты можешь только молится что душа твоя не отмечена тьмой судьбы, ведущей только к смерти — наказание за грех и «малой», и «большой».       Маер открыл дверь и вышел на верхнюю палубу. Святейший дух не пошёл с ним, поскольку если он испытывал скрываемый трепет перед ней, то простые смертные могли и вовсе упасть со слезами не то счастья, не то боли на глазах. И стоило ему только оказаться на мостике, пройдя мимо собравшихся толп солдат, как смотровой с вороньего гнезда крикнул:       — Дракон! На суше дракон!       Выхватив у ближайшего рыцаря подзорную трубу, Маер посмотрел через неё на пляж из гальки. Потребовалось немного времени чтобы определить где огромное чудовище и его тип. Встреча армии с ним не сулила легкой победы…       — Не бойся, капитан, ибо твоя бесстрашная вера и есть щит.       А вот в легчайшей победе той, кто прошла сквозь доски как через воздух, святой не сомневался ни на толику.       — Всем капитанам, собрать силы на первой палубе и готовиться по моей команде!       Командиры перекрикивали друг друга, топот ног по покрытой снегом влажному дереву смешался в сплошной гул. Закрепощенный маг закончил концентрироваться и только ждал, пока получит разрешение ударить посохом по полу. Мужчина выждал ровно одну минуту, ни секундой больше, ни секундой меньше, и подняв пистолет и саблю решительно сказал:       — Прыжок!

***

      — Ты… Ты ещё жив?       Воздух был полон запаха металла, так пахла кровь и кривые лезвия. Тем не менее атмосфера ощущалась как погружение в ведро водянистого свинца, разведенного с красным: алые небеса посылали завывающие удары мелкого града, кусающий неприкрытые участки тела. Ашва отвернулся в сером дыме, а Стэн с мигрирующими духами спрятались за толстыми облаками; даже Ром боялся высунутся из своей норы.       Всё равно. Конану было всё равно на то, что не было с ним. Конан желал только одного — мести. Он вынул из пробитого нагрудника кхаоси топор с длинным рукоятью, добытую от его соплеменника. Бой в этом холодном поле был жарок, варбирийцу пришлось проявить немалую ловкость, блокируя и уклоняясь от одновременных атак четырёх опытных воинов, а затем перейти в контратаку, ударом голых кулаков за ударом выбивая их них ненормальное количество сил для человека. Однако в конце концов он стоял, а они — нет. Из подлобья, Конан, значительно удалившийся во время схватки от берега и рогатого чудовища, прожигал взором свою следующий цель.       — Как… Каким образом эти слабаки смогли стать моими чемпионами?! Как они посмели умереть?! — гнев сочился из глотки адского существа, его кожа цвета сырой, невысушенной кости, налилась красным, а тонкие зазоры в костяном панцире начали светится как от костра. Его морда окончательно потеряло людской облик, став напоминать жука с раздвоенной челюстью и выкатившимися глазами. Казалось, он сам от этой вспышки негативных эмоций набрал объем мышц, отчего стал выглядеть крупнее.       — Почему ты не можешь просто сдохнуть уже?! Просто перестань жить, человеческий выродок! Своим существованием ты мешаешь не только себе: думаешь самому королю Ирроду было дело до горсти никчёмных смертных на этом забытом острове?! Ты виноват что я трачу свой потенциал здесь!       На хмуром лице человек проскочила тень, совершенно ненадолго, абсолютно не важная сейчас. Это была тень понимания. Монстр говорил правду. Эта была непрошенная мысль, однако так просто отделаться от неё он не мог: Конан не знал кто такой Король Иррод, что не мешало понять то, что если он и был главной дичью для кхаоси… То значит… Нет, сейчас нельзя забывать одного: он должен убить виновника смерти своего отца, а кто он определить после.       Но не только лик юноши переменился. Окружение… Ощущалось как перед ударом молнии, все живое затаило дыхание. Вдалеке, со стороны вод, прилетел разрывной удар. Череп духа уменьшил свой острозубый оскал, его ноздри несколько раз дернулись, впитывая воздух, в котором был не только запах этого мира. Если бы у него была физическая возможность, а главная необходимость повернуть голову назад, чтобы посмотреть что происходит за спиной, то он увидел черные точки на серо-красном фоне. Но так или иначе небесный змей, все время наблюдавший за этой возней букашек от скуки, сделал это, посмотреть кто ещё посмел вторгнутся на его остров. И в следующий момент два объятых огнём шара врезались в него на дикой скорости: тот, что попал в правое плечо, отскочил, а то, что ударивший в голову раскололся страшным взрывом, без шансов опрокинув захлебнувшегося в рёве зверя.       Варбириец услышал позади себя чьи-то шаги. Мгновенно приготовившись бить по шее, Конан обернулся и увидел человека. Он ожидающе замер, поскольку это не был ни кхаоси, ни член его племени, совсем не похож. Он был ему вровень, возможно чуть ниже, но, судя по форме лица бороде, он явно был уже достаточно зрел и опытен, хотя… Волосы были острижены? Одежда с кожаными лентами, тяжёлой обовью и шерстяной шапкой столь странная, что нельзя было сказать сразу из какого зверя она сделана, слишком… Ровная, слишком аккуратная для человеческой руки. В руках чужак нёс немного изогнутый меч и необычный предмет похожий на ветку. Он сделал несколько шагов, остановившись перед готовым атаковать Конаном, его густые брови опустились вниз. Кажется он понял, что неверное движение и юноша нападёт на него.       Из леса донеся ход сотен ног, если не больше. Конан знал звук по тому, как перемещалась его община, и он не ошибся: из тёмной чащобы вышли ещё люди в чем-то похожие на молчавшего незнакомца. Одни были в похожих одеждах и несли древкое оружие; но особого внимание удостоились другие, те кто был облачен полностью в сверкающий панцирь и нёс тяжёлый мечи и щиты с них самих. Некоторые несли вперед их знамя: длинная золотая вертикальная линия и горизонтальная линия покороче в верхней части. Становясь под него, эти люди шли в определённом порядке, пытаясь построится определённым образом. И тут черноволосый юноша понял: это и есть «армия», оживший образ из его головы.       Чужак перевёл взгляд в сторону и через некоторое время Конан сделал также. На стороне четырехметрового великана собрались одержимые жаждой насилия меньшие духи и толпы кхаоси, который было в два раза больше прибывших людей. Иррод не собирался поддаваться и ждать, пока прибывшая армия соберётся с силами, и свирепо заорал, показывая в её сторону два гарпуна:       — Восславьте своих богов!       — Кровь кровавым богам! Кровь кровавым богам! Кровь! Кровь! Крооовь! — загремели беспорядочные кличи, орда побежала в лобовую атаку.       Мечнику это очень не понравилось и ещё больше не понравилось то, что Конан с такой же резкостью ринулся на врага, а не от него. Раздраженно, он произнёс короткую молитву из четырёх строк и, не глядя, выстрелил из пистоля по быстроногому монстру, что уже был в считанных метрах от него. Пуля попала в голову и вместого того чтобы сделать в глазнице сквозное отверстие, всего лишь дезориентировав монстра, та взорвалась фонтаном осколков черепа и ошметков плоти; освященная пуля из святого золота сделало своё дело, заставив останки нечисти плавится исчезающим из реальности киселем. Избавившись от одного противника, Маер парировал саблей атаку второго, а затем, чудом, и третьего…       Ситуация у остальных была не лучше. Пользуясь численным превосходством и неготовностью, кхаоси хлынули натиском на хаотично разбросанные отряды вновь прибывших. Гремели выстрелы мушкетов, какие-то безумцы падали скошенные шальной пулей, какие-то добирались до без защитных в ближнем бою стрелков, рубя их оружие и их руки. Рыцарь одним взмахом рассек поперёк одного врага и тяжело ранив второго, впрочем перешёл к защите, едва успев поставить башенный щит на таран демона, начавшего бить защищённый благословением доспех и плеваться кипящей, смрадной слюной от дьявольского вопля прямо на забрало шлема. А погода всё никак не успокаивалась, только добавляя рванного воя разгорячившейся метели в какофонию крика, лязга, стона, звона…       Над тлеющим пепелище возникла тень. Вытянув длинную шею, лежавший исполин уже окинул недобрым взором уже на развернувшуюся бойню, обнажив ряд зазубренных клыков. С правой стороны головы с волкоподобной пасти стекала плаващая камни темную кровь, бровь и один глаз были выбиты, но лапа осталась цела — чешуя взрослого дракона была слишком упругой и прочной. Он мог окончить битву для обеих сторон парой вдохов, но не эти ничтожества нанесли ему травму. Встав на четыре конечности, монстр сбил с ног десяток людей и нескольких особо неосторожных демонов волной воздуха от взмахов перепончатых крыльев.       Прошло всего несколько минут, прежде чем повелитель земли протаранил корабль на огромной скорости со стороны носа. Ствол святая пушка, огромное орудие на носу корабля, из которого по дракону был произведён выстрел, высоко подлетел, как и мачта и порванный парус судна. Ящер просто разорвал когтями палубу, создав дождь из деревянных обломков и щепок: те, кто был наверху не имели никаких шансов, а те, кому посчастливилось оказаться на нижних частях быстро погрузилась на дно, и лишь немногие уцепились за хоть что-либо устойчивое на ледяной воде, тянущей в пучины. Но дракон не успокоился намеревался уничтожить и второй корабль, ставший свидетелем беспомощности людей против короля небес, и продолжить, пока все люди не умрут.       Опьяненное кровью чудовище несло в четырехпалых конечностях то, чем был мостик, и, развернувшись на второй заход, он бросил его на корабль людей… И промахнулся. Неправильный жар тонкой линией растянулся по передним лапищам, отчего те сжались и не позволили снаряду иметь правильной траектории. Дракон истошно возопил, не стерпев впервые за сотни лет нанесённой серьёзной раны. Его глаза и голова завертелись, пока он махал кряльями на месте: это не могли сделать жалкие смертные твари с земли. И тут рогатое чудовище обнаружило небольшую, одинокую звёздочку высоко в небе…

***

      Ярость, слепая ярость, вела Конана, прямиком ко своему врагу, что надменно словно не считая и его за соперника, отправлял всё больше и больше проклятых воинов. Иррод возвышался над всем полем брани, ехидно и дразня подзывая дланью своего оппонента, но последним это осталось не замеченным. Конан прорывался сквозь толпы демонических отродий и облаченных в броню злых людей. Его кулаки в порезах, крови и поте, словно камень дробили плоть и кости в местах не защищенных бронёй. И последняя встречаясь с его ударами сминалась словно необожжённый глиняный горшок, лишь иногда вставки из духовного камня отрезвляюще впивались в плоть, ведь каждый удар нёс силу десяти мужчин его племени, а каждый его выпад был в два раза быстрее льва. Их атаки были недостаточно быстрый, чтобы зацепить Конана, лишь иногда проскальзывая по развевающемуся плащу из шкуры льва; в этот момент он крошил их головы о каменистую землю, с силой впечатывая вниз, от чего редкий нетронутый снег багровел, разлетался в стороны. Каждый их неудачный выпад, обращался треском костей и хрустом разрывающихся суставов, их руки были выгибались под не естественными углами, а на лицах всё так же была безумная гримаса, и шевеление губ в одной им знакомой молитве.       Конан перехватил падающее оружие из рук одного демона, и в ту же секунду прорывался с ним дальше. Впрочем расыпающийся клинок умершего духа не выдерживало той силы что была дана последнему варбирийцу, когда он от плеча со скрежетом вспарывал тяжёлые латы кхаоси; меч со звоном, ломаясь, застрял на уровне пояса. Но труп всё не унимался, пытаясь уцелевшей частью достать своего обидчика неуклюже размахивая алебардой, и тогда Конан, вцепившись обеими руками в шлем, со всей силы начал поворачивать его. Сначала он сопротивлялся, но спустя мгновения захрустели шейные позвонки, потом затрещали мышцы и связки, и наконец труп последнего чемпиона обмяк. Больше никто и ничто не стояла между ним и Ирродом.

      Перед Конаном спустя хоть и не долгую, но столь бесконечно тянущуюся череду убийств приспешников темных божеств, что ни знали не боли, ни жалости, предстал он, нисколько не изменившись в жесте, демон-лорд, всё так же стоявший на своих изогнутых ногах. Гнев варбирийца, распаляемый таким легкомысленным и от того казавшийся уязвимый отношением, заставил того метнуть остроконечную алебарду, только что выбитое у бронированного кхаоси. Обладая развитой мускулатурой и питаемый гневом, казалось что выпущенное им «копьё» не летело, а просто появилось перед лицом чудовища… и так же быстро одним взмахом стержня было отражено высшим демоном. Но варбириец не стал ждать и уже нёсся с уродливым топором со всей скорости к Ирроду. В него полетели гарпуны, сначала два, заставившие отпрыгнуть в сторону, третий, что должен было пронзить голову, прошёл лишь сквозь развевающиеся волосы, и четвёртый, гарантированно находящий свою жертву, с грохотом воткнулся в землю, ведь человек перехватил третий гарпун и метнул его под углом запутывая остальные.       Иррод лишь усмехнулся «жвалами», рывком вытягивая гарпуны, что послушно расплетали цепи. Конан воспользовался короткой заминкой, был уже в десяти шагах, но, ощутив сигнал охотничьего чутья, воин увернулся от возвращающегося копия, перекатившись в сторону, разбрасывив рыхлый снег. Демон сделал странный жест и незамедлительно спустил как гончих цепи три гарпуна; те словно змеи или волны так и пытались оплести варбирийца, угрожающе гремя, но тот был прыток не по годам, вновь обхитрив их, неминуемо приближаясь убийце его племени. Но вот цепи застыли, по спине человека пробежал холод, а лицо демона расплывалось в преждевременной «улыбке», когда оставалась всего два шага. Резким движением воин принял неестественную позу, сидя отскочив назад, тем самым увернувшись одновременно от выпала копыта Иррода и трёх летящих гарпунов. Это спасло от гибели, но не от ранений.       По его мощным рукам стекала кровь, длинные порезы от плеча до локтя и один приходился на левую щеку. Но воин проигнорировал сигналы тела, его разум ускорил работу перед лицом опасности. Время будто замедлилось и звуки непрекращающейся битвы за спиной притихли, мозг мог оценить всю ситуацию. Сейчас демон сжимал его со всех сторон четырьмя крючковатыми пиками. Он не мог контратаковать или уйти из траектории ведь его тут же настигнет как минимум одно остриё, а затем потянутся и другие. Враг, несмотря на свои размеры, был также быстр и изворотлив, постоянно держа Конана на минимальной дистанции. Теперь было ясно, что Иррод так и задумывал, быть может, ещё раньше смерти первых четырёх чемпионов. Это была тупиковая ситуация, так говорил развитый ум, но он всё ещё продолжал работать в поисках решений, пока гарпуны становились все ближе и ближе…       Внезапно зрачок сфокусировался на небольшой искорке, летящей из края поля зрения. Раздался хлопок и небольшая вспышка света возле одной из хищных цепей, сбила её точный полет. Конан понял что только что открылось окно для маневра и он им воспользовался, избежав проклятого камня духа всего в паре сантиметрах от шеи. Он не стал оборачивается и не увидел, как залитый кровью капитан Маер, выругавшись, выбросил последний пистолет со святой пулей, побежав вперёд с саблей на перевес.       Однако двум незнакомцам это не помешало быстро скоординировался и начать обходить озлобленного Иррода с двух сторон. Конан пытался подобраться к нему со спины, чтобы не попасть опять в ловушку, но король демонов был ловок и так и не показал её, продолжая слать возвращающиеся снаряды сразу в обоих. Люди продолжали уворачивался и парировать гарпуны, что вихрем плетей били по ним и едва не вырвали подобранный топор варбирийца и клинок нежданного союзника, но подойти им монстр так и не позволил. Прошло десяток минут этого непрерывного, быстрого настолько, что человек едва мог уследить за движением даже одного участника танца смерти и потихоньку стало видно главное различие между двумя царствами: людям были ведомо изнеможение, сколько б сил они сейчас не имели, они просто не могли брать её из ниоткуда; демон же — существо мало связанное с материальными ограничениями бытия, имитирующая их только по нужде. Маер и Конан обычными людишками не являлись, но даже к ним постепенно приходило осознания, что бесконечно они продолжать эту битву не смогут и рано или поздно допустят фатальную ошибку.       Пригнувшись от змеевидного металлического штыря, более низкий, но всё равно крепкий человек заметил, что уже не может делать полные вдохи и сплюнул с двумя мыслями: «Верховная, будь с этой душой до конца и после» и «Надеюсь епископы совестливо исполнили свою работу, да продлятся их дни». Сделав кувырок, он пошёл на отчаянный и дерзкий шаг, успев просунуть саблю в отверстие сразу двух цепей и воткнув их в землю. Лишившись оружия он использовал последний инструмент, применяемый в час нужды: волю Верховной Богини. Раскинув руки по сторонам в крестом знамении, имея лишь щит веры, Маер закричал громким эхом:       — [Изгнание зла!]       Высший демон впервые дрогнул, услышав эти ядовитые для него слова; тот ощутил словно его ударили по голове чем-то тяжёлый, облив кипящей водой его тонкую алую кожу. К сожалению, [Изгнание зла!] но не так эффективным как [Уничтожение зла!], потому Маер выиграл только пару драгоценных секунд прежде, чем цепи разорвали саблю на осколки, и тут же использовал второе чудо:       — [Сила героя!]       В это заклинание капитан влил столько маны, сколько мог, потому что её суть была в поддержке того, кого герой-заклинатель считал «другом». Хоть энергия бралась у самой создательницы, быть проводником небесной мощи требовало собственной силы воли. Он не пожалел ни капли, чтобы позволить варбирийцу, которого начала окутывать золоченная аура, обрести новое дыхание, чтобы тот смог одолеть врага людского. Руки тряслись, груз ткани рукавов резко увеличился до неподъемного, а веки налились свинцом, но почитатель Богини самоотверженно продолжал волшебное переливание. Вдруг он ощутил тупой, мощный удар в грудь, не заставивший его опустить руки: кольчуга под верхней одеждой всё-таки уберегла от проклятого металла. Впрочем цепи взревевшего Иррода обвились вокруг плеч и, раскрутившись вокруг себя, демон швырнул его прочь отсюда, далеко за берег.       Святой герой капитан Маер, обессиленный и несломленный соприкоснулся с ледяными волнами и отправился на тихое и глубокое дно моря, отягощенный даром епископов. Он сделал то, чего желала Богиня       Демон король не успел даже бросить издевательскую реплику: сразу после броска он ослеп. Потребовалось меньше мгновения, чтобы осознать, что на его лицо была накинута львиная шкура; и ещё через долю секунды, он почувствовал на спине неприятный холод, сильнее чем от колючего ветра стихии Варбири. Так отозвались удары Конана, что двигался молниеносно, быстрее чем мог раньше, разделывая позвоночник и ребра Иррода топором, нанося рубящие удары вновь и вновь, схватившись за странный отросток на его спине, будто уже кем-то давно обрубленный. Одержимой новой, ранее неведомой силой, он старался добраться до центра этой горы мышц или иным образом сделать его не способным сражаться и не дать себя убить.       — КАК ТЫ СМЕЕШЬ! — крик Иррода не звучал болезненным, не звучал издевательским, не звучал даже зловещим. Он был… Истеричным.       Раны. Две раны в области плеч, проникающие в грудь. Всё произошло так быстро, что даже Конан смог лишь зафиксировать повреждение, а не увидеть их.       — Я не позорю имя Владыки! Я не позорю имя Владыки!       Ещё раны. Две раны в области сердца. Затронуты оба брюшка и предсердия, а также аорта и верхняя полая вена. Иными словами, два гарпуна, пропитанные демонической энергией, что за считанные секунды начинавшее губить все тело, все его органы проклятие, только что уничтожили этот часть, питающий все биологические механизмы энергией для жизни. Сжимаемый змеиной хваткой цепей человек даже не успел дернутся или выдохнуть.       Иррод был слишком зол, чтобы придать значение фактической смерти его главной цели его семилетнего похода ужаса, однако когда прекративший дышать Конан крепко схватил вытянутые предплечья монстра, тот отрезвел.       От его рук пало несколько героев, святых Верховной Богини, но даже им, людишкам, которых стерегла создательница, не требовалось больше одного точного копья. А этот продолжал дышать с двумя орудиями прямо в сердце. Проклятое оружие что похищало душу и заставляло тело самых стойких разлагаться на глазах оказалось бессильным перед… Этим. Едва слышный шёпот вышел из глотки Иррода:       — Ты… Не человек…       Это было слишком тихо, но будто это нечто смогло услышать столь малый звук. Дергано, он поднял голову всего на пару градусов и из-под спутанных волосы, Иррод увидел инфернальный огонь в его очах. Хватило одной бесконечно долгой секунды, красные руки задрожали, паническая, совершенно не демоническая конвульсия прошлась по всему телу от массивных копыт до наспинных обрубков, от лысого хвоста до рассеченной челюсти. Демон отпрянул от своей жертвы, бросив ту на острую гальку пляжа, костяные наросты на спине бессмысленно забились, словно убегающие ноги, но цепи убийств всё ещё сдерживали чудовище. Жалко и побеждено отползая назад, второй раз за его существование кто-то мог увидеть столь человечную эмоцию в его нечеловеческих глазах: страх.       — Вла-…       Иррод неожиданно увидел как упал весь мир. Он так и не понял что существование короля демонов окончилось его обезглавленнием. Вдалеке, из моря поднимались огромные облака пара, размером с одно из великих деревьев Варбири. Конан не мог двинуться, поскольку ощутив в смерть врага, его тело покидал дух мести, а с ним и жизни. Герой умирал…

***

… … …

Не будь напуган, дитя людское. Я есть та, что помогает одолевать смертные слабости и человечий недуг по милости. Я есть Божье Исцеление. Я знаю твои страдания. Следуй за моим голосом. Проснись, Иозеф.

***

Там, где не светит Солнце…       — Герцог Гасион исполнил веление Владыки. Святелище Острова Святого Кареласа осквернено, инфернальный источник начал свою работу. Потерь нет.       Не поднимая лика, высший демон, будто одетый в короткую, облезлую шкуру собаки, стоял на двух коленях перед троном хозяина, прижав ладони к обсидиановому полу. Сам Армагеддон некоторое время держал свой взгляд на нем, будто пытаясь выудить ещё слово, чем причинял монстру чуть ли не физическую боль. Однако, благодаря Оку Ужаса, повелитель видел как продвигалась работа его слуги и не нуждался в этой процедуре. Она нужна была для сохранением порядков и чтобы другие чудища конкурировали между собой, лишь будучи под полным контролем их абсолютного монарха. Наконец, перестав давить огненным взором как жука своего раба, немедленно бросившегося в другой конец зала, он перевёл пытку на другого монстра, что был одним из сотни других демонов рядом.       И первое что привлекло внимание тех, кто прошёл этот чудовищный ритуал и кто только готовится, так отсутствие на месте необходимого демона: графа Иррода. На коленях сидел один из его подчинённых дьяволов, ничем ни отличимый от средних сородичей по рангу. Эта дерзкое непослушание было неслыхано, настоящее безумие даже для демона! Тем не менее, опыльному королю, а ныне графу, хватило наглости нахамить Владыке во второй раз… Только если…       — Граф Иррод… Не исполнил веление Владыки, — никто из демонов не шептался, поскольку они не были людьми, сохранив гробовую тишину между паузами едва живого посланника. — Герой был почти убит, но… он… он в руках архивалькирии Рафаэль, Божьего Исцеления. Граф Иррод погиб и не смог закончить начатое. Потерян один демон.       — …— безэмоционально повторил Армагеддон. Лишь одним образом демон мог погибнуть и не вернутся, чтобы исполнить долг служение Владыке: касание Верховной Богини. Иного варианта нет — люди нашли своего спасителя, несмотря на всю спешку и поиски когорты Иррода.       Рогатый король тяжело поднялся с осколчатого трона и приблизился к дьяволу. Он не смел двигаться, даже несмотря на то, что его кожа уже плавилась от близкого контакта с хозяином, подобно воску. И он молчал. Только Деблис имел право оправдываться, поскольку был единственным кто имел достаточно сил, чтобы отностельно достойно переживать общение с трехглазым монстром. Дьявол, связанный несмертным контрактом, готовился принять погибель от рук Владыки… Однако тот просто небрежно проткнул его лоб когтем, а не использовал Вечный Палач. Но так или иначе, монстр перестал делать вид что всё нормально: он забился на месте, вертясь как змей на сковороде. Влитая мана начала своё дело.       — Аудиенция закончена. Изыдите.       Не оглядываясь и не смотря на хозяина Роковой Горы, сущности бурным потоком покинули троный зал через врата. Последним, когда комната уже практически опустела, ушёл Армагеддон не торопливой подступью сабатанов, оставив только агонизируюего дьявола, что через некоторое время будет внешне неотличим от Иррода, но будучи уже совсем другим тираном. Кто-то ведь должен был взять под контроль всё что осталась от когорты и инфернального очага; высших демонов не должно становится меньше, иначе те о себе слишком много возомнят, чего Армагеддону было не нужно…       Из иллюзии невидимости вышел Деблис, паря за спиной Повелителя Монстров. Старый бафомет спросил у убийцы небес:       — Вы знали ведь что так и будет? И всё равно послали…       — Иррод должен был умереть за глупость.       Козлорогий усмехнулся с мрачной торжественностью, как усмехнулся бы человек. Конечно же, Деблис всегда прав. Иррод в своей высокомерной и горделивой манере поклянулся именем Армагеддона, что уничтожит крепость-монастырь, не позволив нанести себе и малейший вред. Цель свою он достиг, но урон получил: на одной перепорнке осталась микроцарапина от случайной стрелы. В наказание за нарушение клятвы, которую никогда не произносили в слух и была только перед самим собой, всевидящий Армагеддон отсек оба крыла падшего короля. Но Деблис знал, что это было недостаточной, слишком мягкой карой за такое легкомысленное предательство, которое создаст прецедент меньшей требовательности Владыки. Оставался лишь вопрос:       — Разве вы не укрепили пророчество, дав Герою личный повод для мести? Не лучше ли было забыть и охранять тот остров от попыток Ордена обрести надежду?       — Ты никогда не поймёшь моих планов, иначе бы ты был мёртв. Плану желательно чтобы Герой пришёл ко мне.       Монохромный бафомет застыл на месте, обдумываю услышанное.       — А если Герой умрёт по дороге сюда? — Деблис не стал спрашивать «а что если его воскресят?» — никто не обманывал смерть дважды тем более Владыка говорил:       — Желательно, но не обязательно. Всё предрешенно.       Армагеддон вышел через магический портал наружу, оставив Деблиса позади. В Маккае свистела пепельная буря и только свет Ока Ужаса нарушал её, выбиваясь из похожего на рой всепожирающей саранчи праха. Один звонкий щелчок платной перчаткой и всё закончилось. Второй щелчок и таинственная башня со шпилем на вершину Роковой горы начала вращается вокруг себя. Ничто не остановит Армагеддона и его План.

***

**Бонус: Крах**

      Где-то на южной стороне Варбири находилось нечто странное. На гальковом пляже было несколько обледеневших щепок деревьев, что не растут на этом острове. Несколько километров отсюда находилась один из каменных курганов людей, уже покрывшийся толстым слоем мха и практически незаметный и слившийся с естественной природой. В том самом холме, сжимаемый руками скелета, от которого почти не осталось даже костей, был… Засаленный дневник. Неизвестно сколько он тут пробыл и каким чудом он не сгнил вместе с хозяином. Как будто тут действительно замещана сила, которая хотела, чтобы вопреки логике текст нашли и прочитали. Быть может некоторые уцелевшие части и удастся прочесть.

***

      Первый день на этом проклятом острове был именно таким, каким я его представлял. Сброд вместо экипажа, чернь не могла нормально организоваться и лишь к вечеру удалось их всех пересчитать. К моему удивлению, выжило больше половины. Чёртов Левиофан поубивал лучших из нас, страно что не закончил начатое. Да, та самая тварь из легенд, хоть в шторме я ничего не видел, кроме силуэта с огроменный маяк, что ушёл на дно. Зря я смеялся над суеверными салагами. Я могу лишь Верховную благодарить за такую милость и испытание что Она мне дала — руководить этим тупым стадом. Моей целью, как и целью других судов, было просто доставить переселенцев на архипелаг, а не нянчится с ними на совершенно другой глыбе посреди моря. Но поскольку я единственный выживший капитан, знать и церкачи хотят скинуть всю ответственность на меня как на компромиссную фигуру. К счастью, эти уже более толковые, вояки штуки четыре, хотя слюнтаев, не нюхавших кишок монстров, больше. Ничего, как-то раз уже попадал в такую же передрягу, полную отродий, с ними то выживу. А вот с этими людьми, что из третьего сословия…

Капитан Джейсон Варбир

***

      Пять месяцев прошло с момента крушения. Пройдет ещё неделя, прежде чем нас схватятся на островах, а сколько еще ждать, я без понятия. Запасы подходят к концу, удивительно что их крысы не съели раньше. Хотя неудивительно: в этой тундре ничего меньше, чем бесов медведь, нет и не водится. Мясо конечно много, но, кажется, человечину природа берёт куда больше. Столько тварей, о которых докладывали, я за всю жизнь не слышал, а охотники из этих рыбаков, как из свиньи портовая шлюха. Нет, рыбы то все ещё хватает, но без прикорма вообще не идёт в сети нормально, точно на всех не хватит. Да и они сами все хуже и хуже становятся, не пройдёт и месяца как окончательно порвутся. Также пахать бессмысленно, ведь выбирали растения, которые к солнечному климату привыкать должны, а не к пасмурной и холодной погоде. Так или иначе, надо что-то придумывать с едой, а то, не дай Верховная, я буду выбирать или вообще бросать жребий чей лишний рот на суп пустить… Тем временем, к нашим баранам. Арлед в виду дефицита предлагает урезать пайок черни еще сильнее. Я не понимаю, он дебил или действительно уже на Небеса вознёся, подальше от нас? Мы им и так по сути крошки со стола даём, а если ещё сократить, тогда точно можно идти купаться с полными камней штанами. Тут уже никакой церкачий трюк заговора языка не поможет. Кстати, Дапион и Кристофер не выглядят слишком обеспокоенными. Подворовывают и прячут где-то? Определёно. Сука, у них так всё для жизни есть, «нет, хотим жрать в три горла, на наших молитвах всё ещё держится, знаете ведь историю про пророка что просил немного масла у нищей, а Верховная дала той изобилие?» Ага, да только он сам то помирал с голода, а не «опухал из-за поста». К счастью или нет, это вижу не только я и с каждым днём, всё меньше людей идут к ним по доброй воле. Надо держать ухо в остро, вдруг можно будет сыграть на этом…       Прямо перед отбоем вернулись разведчики. Они сказали что нашли целое поле огромных ягод с тыкву. Я не верю ни в такое везение, ни в то что эти плоды безопасны. Но если не будет другого выхода и на нас не начнет падать пища сверху, то придётся и это жрать. Хуже морской воды точно не будет?

Капитан Джейсон Варбир

***

      Я давно не делал записи. Это будет последняя. Складывать буквы тяжело. Никто не умеет читать. Не осталось после смерти церкачей и родовитых. Уже не знаю кто убил больше. Люди или природа?       Я не выберусь отсюда. Про нас забыли. Мы забыли их. Богини больше не с нами. Это к лучшему? Наверное. Люди всё равно суеверны, им надо верить. Мой сын сможет объяснить им во что надо. Все нужное он уже узнал, другое не нужное. Дети острова должны забыть наше прошлое и ошибки, так они их не повторят. Больше нет сословий, есть лишь людское племя. Есть Варбирь.

Вождь