the ultimate gamble

Токио, район Роппонги, улица Кагэяма, 18-23. В подворотне одного из старых переулков, где неоновые вывески всегда освещают темные закоулки, скрывается клуб, известный только посвященным. «Черный Вихрь» — место, о котором вслух говорят лишь глупцы или потаённые в тенях головорезы, скрывающие хищный оскал плотно зажатой кровавой челюстью. Оно затаилось за ветхим фасадом без рекламных щитов, словно несуществующее на карте города, — отмеченное красным крестом лишь на грязных метровых бюллетенях, стоптанных мокрой подошвой. Где-то меж узких давящих стен не смеют скулить даже беглые псины, а грязные крысы прячутся от почти перегоревшего фонаря, прожигающего противно-оранжевым крохотные глаза, светящиеся из тени. В переулке запах смерти оседает почти туманом — непроглядной пеленой. Проливной дождь заполняет ночные улицы Токио, мелкими каплями отскакивая от крыш и стен разбитых автомобилей. Слякоть и сырость забивают нос, чужая кровь стекает вниз по грязной дороге аккуратной струйкой, вымывается из асфальта куда-то в канализацию, образовывая пузырчатые лужи. Мокрые окурки в них кружатся крохотной воронкой, почти шипят от потушенного огня, а после тонут, придавленные чьей-то ногой. Где-то внутри, за огромной барной стойкой, озверевший хозяин вгрызался в горло бутылки дорогого виски: плотный дым и тусклый свет от барных ламп отражались от красного лица, покрытого нервной испариной. Сакамото — владелец клуба, человек без прошлого и будущего. Его глаза, прежде всегда холодные, стрелявшие беспристрастным голубым, следили за каждым посетителем и обменом внутри холодных стен. Среди музыки, алкоголя и фальшивых улыбок в «Черном Вихре» обычно велись нелегальные товарообороты: всё, начиная от дорогих часов и наркотиков, и заканчивая нелегальным оружием и контрактами на жизнь, ведомыми рукой преступной организации. Люди лишались прав на собственные судьбы; беспечно отнимали эти возможности у других, щедрой монетой омывая жадные бородавчатые ладони. Костлявая рука смерти и алчности следовала за каждым членом клуба, словно личная тень, и Сакамото не был исключением из правил. Но этой ночью что-то пошло не так. Хаос охватил «Черный Вихрь», когда выяснилось, что сейф Сакамото, скрытый за массивной стеной в его личном кабинете, был пуст. Состояние, которое он годами собирал, пропало, а вместе с ним — и нажитое, которое должно было погасить задолженность за собственную жизнь. Глухой рокот басов смешивался с тишиной разочарования, пробирающей всех до костей. — В смысле — украдено?! Строгий мужской голос разрывает пространство, резко разбиваясь о бархатные стены подпольного клубного помещения. Наполовину пустая бутылка летит под столешницу, громко разбиваясь на осколки и растекаясь оставшейся жидкостью вдоль чёрно-белых плит. Перед озверевшим лицом немолодого мужчины — титановые стены, наполненные кипой бесполезного мусора. Несколько сотен тысяч йен, прежде хранившиеся внутри, испарились, словно их вовсе никогда не существовало: аккуратные стопки цветных банкнот и надежно запертых драгоценностей оставили за собой лишь легкий шлейф дорогого парфюма. Там же, за дверцей сейфа, остались только рваная бумага, грязные опавшие листья, вероятно собранные где-то на обочине дороги; подобие спешно разрезанного разноцветного конфетти — словно взорвавшаяся пиньята, — и маленькая записка, пропитанная дождевой влагой. Чернила слегка расплылись в издевательских строках:

«Собственная беспечность всегда стоит дорого.

Сегодня ты заплатил эту цену сполна.

— Лунный Тигр.»

— Обыскать каждого! Всех членов клуба, каждую дрянную проститутку — на колени! — скомканные записи упали к ногам обеспокоенных работников, что виновато переглядывались между собой, успокаивая нарастающую панику. — Где, к чёрту, вся охрана?! Музыка остановилась. Неоновый свет выжигал глаза назойливой яркостью — словно насмехался над чужой опрометчивой ошибкой. В помещении вдруг воцарилось напряженное молчание, нарушаемое лишь редкими хриплыми вздохами. — Я сказал: обыскать! — строгий голос дрогнул вновь, разрушая тягучую тишину. — Вы что, оглохли?! Привести в исполнение немедленно! — Г-господин, — молодая официантка медленно склонила голову, делая неуверенный шаг вперёд. Её нежный голос трепетал от страха, а колени сгибались, едва удерживая тело на ногах. — М-мы ничего не знаем. Охрана только пришла в себя, камеры были выведены из строя— — Закрой рот! — мужчина замахнулся, оставляя на лице девушки звонкий удар. Железный поднос со звонким грохотом выпал из её рук, эхом отражаясь о темно-бархатные стены. — Нас только что обокрали, как неопытных шавок, и всё, с чем вы возвращаетесь — это «мы ничего не знаем»?! Резкая пощечина разорвала пространство, и воздух в комнате словно застыл, пропитанный напряжением и страхом. Официантка, схватившись за покрасневшее лицо, чуть пошатнулась, но сумела удержаться на ногах, сглатывая болезненный стон. Её глаза блестели от унижения, но она не смела поднять взгляд на разъяренного мужчину: её дрожащие ресницы лишь резко сомкнулись вместе, удерживая выступающие слёзы в уголках глаз. — Ты понимаешь, что ты говоришь? — мужчина кипел от злости. Его лицо покраснело сильнее — от смеси пьяной ярости и отчаяния, а дыхание резко надрывалось от судорожного хрипа. — Камеры выведены из строя, охраны нигде нет, а у нас из-под носа уносят деньги? Как я должен объяснять это вышестоящим?! Ты хоть представляешь, чем это для всех нас может обернуться?! Тихие всхлипы молодой официантки нарушил отчетливый стук каблуков, и напряженные фигуры в комнате едва заметно вздрогнули: еле слышные шаги заполнили пространство помещения почти мгновенно, заставляя переключить внимание. Невысокий мужчина, осторожно подобравшись к Сакамото со спины, резко подал голос, осматривая его недовольным взглядом. Карие глаза сверкнули из тени, почти полностью скрываясь за элегантной черной шляпой: — Господин Сакамото, попрошу Вас успокоиться. Длинная рыжая чёлка спадала на его лоб, закрывая часть лица, но выражение презрения было ясно читаемо даже в полумраке. Напуганная девушка сдержала измученный вздох, придерживаясь за подол короткого платья. Гость перевёл на неё взгляд, осторожно кивнув и позволив ей удалиться прочь, — и она благодарственно поклонилась, прежде чем заполнить коридор резким стуком высоких каблуков. Длинный холл лишь проглотил остатки ее дрожащего голоса, пытавшегося заглушить вырывающийся наружу плач. — Вам явно стоит избавиться от неуместного насилия в сторону женщин, — мужчина выдержал паузу, оглядывая перевернутый покерный стол. Разбросанные карты и фишки вокруг теперь напоминали только кучу бесполезного мусора, прикрытого осколками битого стекла. — Как считаешь, Акутагава? Второй мужчина в тёмном плаще сидел в гостевом кресле позади: его глубокие черные глаза изучали местность без особого интереса, но его прежде незамеченное присутствие явно встревожило остальных работников, заставляя резко выпрямить спины. — Мне всё равно, — ответил он. Его рука выдвинулась вперед, а взгляд медленно приковался к материалу перчаток, словно пытаясь отвлечься от скуки. — Но даже идиоту будет понятно, что никто из находящихся здесь абсолютно не причастен к краже. Здесь не место любительскому уровню. Хозяин клуба Сакамото резко встревожился, склоняя голову в уважении: — Господин Накахара! Господин Акутагава! В верхушке никто не предупреждал о Вашем визите. П-просим глубочайшего прощения за нашу бесконечную дерзость и за столь неподобающий приём! — Сюрприз, — довольно протянул Акутагава. Его рука лениво помахала хозяину, подчеркивая приветственный жест ядовитой ухмылкой, которая через мгновение исчезла, оставляя после себя лишь холодное безразличие. — Неудивительно, что вас обокрали, раз вы даже не заметили, когда я здесь появился. Жалкое зрелище. — В-Вы уже знаете все детали? — Сакамото нервно сглотнул, реагируя на замечание и отступая в сторону, когда Чуя сделал новый шаг. — Это абсолютно не требует вмешательства Мафии, уверяю Вас! Преступник будет пойман и наказан! Чуя задумчиво хмыкнул, кончиками пальцев ведя вдоль старого бильярдного стола. Помеченный кий, пара шаров с крохотными метками, раскиданными вдоль поверхности, и сколотые углы лакированной отделки заставили мафиози приподнять уголок губ: — Навевает ностальгию, а? Помнится, именно здесь я учил тебя играть. — М-хм, — протягивает Рюноске. Его ладонь, покрытая черной перчаткой, следует по пыльному журнальному столику, прихватывая бокал уже выдохшегося виски. — Дрянная отрава в виде алкоголя здесь тоже ни капли не изменилась. — Господин Сакамото, почему бы Вам не сыграть с нами одну партию? Два на два, — Чуя кивнул в сторону взволнованного бармена, заинтересованно улыбаясь. — Пускай этот славный парень составит Вам компанию. Заодно и поболтаем по душам. Рюноске едко усмехнулся, поднимаясь с кресла и медленно стягивая плащ. Подошедшая женщина покорно перехватила верхнюю одежду, ловко развешивая и следом смахивая пыль. Её испуганный взгляд осматривал мужчину исподтишка, словно стесняясь ровно подняться на уровень глаз, а дыхание замедлилось и вскоре вовсе оборвалось, когда он расправил плечи, изучая и оценивая её с ног до головы. — Осторожнее, — предупредил он. — Это весьма ценный плащ. Будет очень печально, если с ним — и с Вами — что-то случится. Послушно опустив голову, женщина сглотнула нервный ком и отступила в сторону. Чуя еле слышно выдохнул, слегка закатив глаза: от привычки играть с чужой жизнью Акутагаву и за годы работы организации не получилось бы избавить. Впрочем, к важным для себя вещам он всегда относился крайне бережно. Окружающие люди, однако, для него являлись вещами крайне бесполезными — что говорило само за себя. — Будьте добры, — Чуя молча указал на бильярдные шары. Подоспевший молодой бармен последовал немой просьбе, принявшись бережно раскладывать пирамиду. — Благодарю. Тонкие пальцы Акутагавы тем временем ловко перехватили мел, принявшись медленно смазывать наконечник кия. — Дело в том, что Вы не правы, господин Сакамото, — его голос отдавал задумчивой хрипотцой. — Вмешательство Мафии очень даже требуется в сложившихся обстоятельствах. Хозяин растерянно оглядел мужчин, напуганно следуя за движением чужих рук. Подступающий к горлу ожог от горящего Сантори давил на трахею, заставляя прокашляться в кулак. Рюноске любезно передал кий, молча кивая на бильярдный стол и отдавая честь стартового удара. Сакамото нервно дернул бровью, напрягаясь от холодного тона и ощущая возникшее в воздухе напряжение, но отказываться не посмел: его тело осторожно склонилось над столом, будто следуя немым указаниям. Звук катящихся шаров эхом разнесся по комнате. Чуя с легкой усмешкой наблюдал за тем, как Сакамото наносил первый удар. Его движения были резкими и неуверенными: шары, со звуком разлетевшись по столу, не создали явного преимущества — несколько из них лишь едва коснулись бортов, остановившись на полпути. — Поторопились, — тихо отметил Чуя, приподняв бровь. — Бильярд, как и все в этой жизни, требует терпения и точности. Пожалуй, этими качествами обладает не каждый. — Прошу прощения, господа, — виновато ответил хозяин. — Лишь немного волнуюсь из-за игры со столь опытными и уважаемыми игроками. Прошу Вас простить мою ужасную игру, я отнюдь не профи. Бармен, назначенный Чуей в пару к хозяину, взволнованно стоял в стороне, явно не зная, как реагировать на происходящее. Он мог только украдкой бросать взгляды на Акутагаву, опасаясь лишнего неосторожного звука или слова: чужие острые черты с неутолимым интересом следили за ходом партии, словно просчитывая, как завершить эту игру за несколько ударов. — Старый льстец, — довольно отметил Рюноске. Он сделал лёгкий наклон к столу, готовясь к своему ходу. — Знаете, что я больше всего ненавижу в таких людях, как Вы? С резким и точным движением Акутагава нанёс удар по шару, и тот, не сбиваясь с курса, ударил в нужную цель. Один из шаров уверенно закатился в лузу, а остальные плавно расползлись по столу, подчиняясь расчетам. — Притворство. Вы никогда не говорите, что думаете на самом деле, господин Сакамото. Прячете свои мысли за лживыми улыбками и фальшивыми извинениями, от которых на полуслове начинает тошнить, — Рюноске передал кий в руки Чуи, осторожно облокачиваясь о бильярдный стол. — Вы ведь знаете, почему мы здесь, разве не так? — П-понятия не имею, господин Акутагава, — мужчина напряженно выдохнул, оттягивая воротник белой рубашки. Рюноске холодно усмехнулся, не сводя с него изумленный взгляд: в отражении чёрной радужки блеснул огонёк искренней забавы. В тишине комнаты чужое учащенное дыхание казалось особенно громким, а каждое движение словно замедлялось под натиском строгих глаз. Затвор резко щелкнул. — Не стоит лгать. Из твоего рта это звучит крайне нелепо, — произнёс Рюноске. Его голос стал ещё тише, но от этого лишь сильнее раздавался иглами под кожей. — Вынужден сказать, что ты ходишь по тонкому льду. Он сделал шаг к столу, положив одну руку на край и наклоняясь чуть ближе к мужчине, — притворная вежливость провалилась сквозь землю, расползаясь искренней гнилью в зрачках напротив: — Мы здесь не для пустых игр. Мы здесь, чтобы напомнить тебе, что долги перед Мафией — это не просто цифры на бумаге. Это обещания, скрепленные кровью. А я ненавижу людей, которые не держат обещаний. Чуя, приняв кий из рук Рюноске, задумчиво поигрывал им, взвешивая свои мысли, — ситуация принимала напряженный поворот, который не мог обойтись без его поглощающего любопытства. Мафиози медленно занял позицию для нового удара: его движения были плавными, растекающимися вдоль каждой секунды, нагло растягивая напряженность момента и заползая под кожу ядовитыми змеями. Ещё немного — и оставленная без присмотра кобра обязательно въестся клыками в глотку. — Ты ведь помнишь наш последний разговор, Сакамото? — спросил Чуя, даже не взглянув в его сторону и сосредоточенно прицеливаясь. — Мы договорились, что ты уладишь все вопросы в срок, — он иронично усмехнулся собственным словам, — но что я вижу? Проблемы не решены. Шар с тихим стуком ударился о другой и закатился в лузу. Чуя медленно поднял взгляд на Сакамото. Уголки его губ дрогнули вверх, колясь очередной неизвестной волной тревоги: — И более того, — продолжил он. — Появились новые. — Дело в том, что некоторое время назад в Мафии завелась маленькая крыса, — шёпотом добавил Рюноске, приближаясь к чужому уху. — Сначала никто не мог понять, откуда происходят нападения на наши активные точки. К тому же — на местах почти никогда не было никакого разбоя, а убийств и вовсе не наблюдалось. Сначала подозрения пали на новобранцев. — А затем на секретных секторах и мероприятиях для светских лиц стали пропадать деньги, драгоценности, оружие и даже наркотики. С подобным уровнем неопытности ни одному из находящихся в рядах организации не получилось бы улизнуть, — задумчиво продолжил Чуя. — Поэтому круг подозреваемых резко сократился. — П-предателя так и не нашли? — с интересом спросил Сакамото, нервно сглотнув скопившуюся слюну. Рюноске довольно усмехнулся в его ухо: — О, не переживай, я знаю, кто это. Но я не злюсь за то, что малявка провернула такую грандиозную аферу, подставляя нас и безнаказанно награждая вора информацией. Ей даже удалось скрыться на первое время, что выше всяких моих похвал, — Акутагава прошептал. — Остаётся лишь один незакрытый вопрос: твоё участие во всём этом безобразии. Слова Рюноске повисли в воздухе, как ледяные капли, медленно оседая на сознание Сакамото. Страх и растерянность переплелись в его взгляде, когда он осознал, что разговор коснулся его личной ответственности: паника, украсившая радужку его глаз, замерла на Чуе, который, словно беззаботный гость, продолжал разыгрывать партию в бильярд. — Лунный Тигр — в определённых кругах фигура довольно известная, — пояснил Акутагава. Его рука осторожно скользнула вдоль чужого плеча, а затем проследовала к воротнику рубашки, захватывая ткань в кулак. — Неуловимый призрачный вор, который известен тем, что никогда не оставляет следов. Разумеется, кроме тех, что хочет оставить. — И, с недавних пор, его подельница — не кто иная, как Изуми Кёка, предательница Мафии, — дополнил Накахара. Его взгляд вновь упал на растерянного бармена, а легкая улыбка расплылась вдоль чуть покусанных губ: ловким движением руки юноша был отослан прочь. Возможно, его счастье в том, что к партии он так и не успел притронуться. — Разве тебе не интересно? Юная и подающая надежды исполнительница резко исчезает, а Лунный Тигр внезапно подает признаки жизни почти сразу, как Мафия совершает ход. — гордо пролепетал Рюноске. — Понимаешь теперь, к чему клоню? Сакамото сглотнул, почувствовав, как чужая хватка вокруг его шеи усилилась: по его спине прошёл холодный пот, а вся комната казалась сжатой и заполненной спертым воздухом, давящим на грудь. Животный страх перекрывал возможность нормально думать, учащая сердцебиение, — хозяин тут же сжался от ужаса, когда его лицо оказалось прижатым к холодной твёрдой поверхности. — У мелкой дряни был информатор, — протянул Акутагава. — Кто-то, кто сообщал о нашем появлении, предоставлял укрытие взамен на краденные фонды. Кто-то совершенно незаметный, как грязная бездомная псина у сточной канавы, у которой бы пасть не дрогнула вгрызться в наши руки. Кто-то, на кого бы верхушка не подумала сразу, чтобы у него было время исчезнуть с радаров и залечь на дно. Сакамото побледнел, полностью охваченный страхом. Слова, застрявшие в горле, не успели покинуть его рта: сквозь чуть приоткрытые иссохшие губы вырвался лишь болезненный хрип, сопровождаемый кратким судорожным вздохом. — И эта псина тоже нашлась, — продолжил Акутагава. Его тонкие губы скользнули вверх в хищном оскале, пока кончики пальцев впивались глубоко под чужую кожу, оставляя красные отметины. — Но вот незадача! Этот жалкий пёс не взял в расчёт тот факт, что и сам окажется жертвой предательства, а Лунный Тигр с его широкой подачи проникнет внутрь, превращая окружающий его хаос в личный цирк. Чёрные глаза Акутагавы сверкнули долей интереса, а довольный шепот холодно разбился об окружающие стены: — Так что… Собираешься говорить? — Я н-ничего не знаю! Совершенно ничего не знаю, верьте мне, господа, я умоляю Вас! — прокричал Сакамото. — Клянусь своей матерью — ничего не знаю! — Твоя мать давно мертва, самолюбивый болван, — Рюноске ответил с резким придыханием. Абсурд, покинувший чужие губы, заставил его изумленно усмехнуться. — Славно. Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Чуя с интересом приподнял бровь: тонкая рука Акутагавы осторожно следовала вдоль глади бильярдного стола, пока длинные пальцы не нащупали оставшийся черный шар. — Будь добр, придержи немного, — мафиози сжал чужие волосы у корней, поднося шар к широко раскрытому от страха рту, заставляя напряженную челюсть Сакамото сжаться, удерживая восьмерку. — Партия ещё не закончилась, финальный шар предстоит забить в лузу. Чуя, окажи нам всем услугу. — О, для меня это честь, — Накахара издевательски протянул, насмешливо преклоняясь перед паникующим хозяином. Прежде отполированный до блеска кий снова скользнул по столу с выжидающей и мучительной точностью, словно подбирая нужную траекторию для удара. — Сакамото-сан, улыбочку. Я пытаюсь закрепить нашу честную победу. Сдавленный крик, больше похожий на визг раненого напуганного животного, разбился о зажатый меж зубов чёрный шар. Хозяин резко дернулся вверх, быстро придавленный распаленной щекой обратно к твердой поверхности, и выплюнул слюнявую восьмерку: — Не надо, прошу, не надо! Я всё расскажу, пощадите! Сакамото задыхался от страха, его сознание сжималось в жалкий пульсирующий ком, когда он пытался осмыслить ситуацию. Все его долгие годы работы в «Черном Вихре» не готовили его к этой минуте — к лицу, полному злорадства, и рукам, готовым на крайние меры. Взгляд Рюноске, полный холодного расчета, не оставлял места для надежды. — О, как трогательно, — произнес Рюноске, растягивая тонкие губы в подобии улыбки. — Наконец-то совесть ущипнула? Удивительно, я-то думал, что ты её в карты проиграл. Чуя только усмехнулся, словно предвкушая катастрофу. — В таком случае — не смею тебя задерживать. Говори, и лучше делай это убедительно, пока я не заставил тебя сожрать свой язык, — Акутагава чуть ослабил хватку, позволяя хозяину вздохнуть глубже. — Время пошло. Сакамото сглотнул скопившуюся во рту слюну, жадно вбирая воздух: — Да! Да, Вы правы! Девчонка была, — первая линия обороны постепенно затрещала по швам, заставляя мафиози с интересом склонить голову. — Маленькая такая, низкая! Волосы темные и глаза… глаза кукольные, совсем как из фарфора! Она всегда приходила одна, никого с ней ни разу не было! — Дальше, — равнодушно бросил Чуя. Сакамото не заметил, как в его руке откуда-то появился блестяще отполированный бокал с итальянским вином: знакомый аромат приятно ударил в ноздри, заполняя душное пространство. — Продолжай, не отвлекайся. — Она… Приносила деньги в конверте, огромные суммы… У ребёнка не могло быть таких денег — из них мы собирали толстые стопки, которыми заполняли сейф. Говорила, что хочет вскоре покинуть Токио, и что ей нужна помощь укрыться. — И ты взял на себя такой риск? — с неверием спросил Рюноске, приподнимая бровь. Подобная авантюра звучала, как идеальный план для самоубийства, учитывая сложившиеся обстоятельства. Сакамото судорожно кивнул. Его глаза бегали по лицам мафиози в поисках хоть крупицы милосердия, но его отчаяние встречалось лишь холодной насмешкой в их взглядах. Они не верили в его страх, не верили в раскаяние — для них он был куском мяса, только инструментом для достижения цели. — Я… я подумал, что это шанс! С клубом дела обстояли туго, оборот клиентов убавился. Мы были на грани банкротства, — затараторил Сакамото, чувствуя, как Акутагава снова сжал его волосы. — Она обещала уйти, и я бы больше никогда её не видел! Никто бы не узнал! Эти деньги… они были её прощальным подарком. Я не мог ей отказать! — Нравятся молоденькие девочки? — ядовито переспросил мафиози. — Ты ведь поэтому ей помог, а? Даже не поставил под сомнения её настоящие цели, не задал ни единого вопроса: кто она, почему прячется, какая выгода тебя ждёт от столь большого риска, — Акутагава прошептал, плотно сжимая челюсть. — А ты, оказывается, ещё хуже, чем голодная дикая псина. — Н-нет, это не так! — поспешно возразил Сакамото. — Я не знал, кто она, я не догадывался о её связи с Мафией! Я видел в ней возможность! Просто возможность спасти клуб… Я не искал её доверия, я искал только деньги! Я т-точно не хотел… Не хотел переходить Вам дорогу, господа! Рюноске и Чуя обменялись взглядами: второй скорчил неприятное лицо, губами прикасаясь к бокалу и смакуя вино. — Возможность? — Акутагава склонил голову набок, словно разглядывая нечто отвратительное. — Деньги? Взял чужую наживу, даже не задумавшись, какие тени за ней стоят, а теперь плачешься, будто жертва? Удивительно, как быстро ты можешь оправдывать свою жадность и слабость. Грязный извращенец. — Прискорбно, — Чуя медленно кивнул. — Но знаешь, что самое забавное в этой истории? Девочка исчезла не случайно. Она спланировала это — каждый свой шаг. Позволила тебе заработать больше, чтобы удвоить выигрыш, а затем Лунный Тигр забрал всё до последней йены. Ты был лишь пешкой. Удобным вариантом, если жалуешь. — В тебя вложились, как в огромную копилку в форме свиньи, — добавил Акутагава, растягивая вдоль бледного лица хищный, почти бешеный оскал. Его пальцы твердо ущипнули хозяина за огромные щёки, издевательски растягивая в стороны. — А ты отплатил, как послушная и глупая хрюшка. Сакамото застыл, его разум лихорадочно пытался переварить услышанное. Это была ловушка. С самого начала. Все деньги, все тайные сделки, каждая неловко и смущенно брошенная улыбка, застывшая на юных девичьих губах, — лишь уловка, чтобы заманить его в ситуацию, из которой уже не выбраться ни живому, ни мертвому. — Где сейчас девчонка? — глаза Рюноске бьют под ребра пронизывающим холодом. Его тонкая рука постепенно двигалась ниже, резко выхватывая черный пистолет, — твердое дуло встретилось со вспотевшим лбом вплотную, заставляя хозяина замереть от страха. — Н-Не знаю! Я не знаю, клянусь! Она словно исчезла, испарилась в воздухе! Квартал Акасака полностью пуст, — мужчина жалобно заскулил. Его испуганные глаза заполнились слезами, а по подбородку продолжала стекать слюна — сродни почти что отчаянному бешенству, заставляющего Акутагаву скривить мерзкую гримасу. — Прошу Вас, господин, пощадите! Такого больше не повторится! Чуя буднично выдохнул — действовать нужно было быстро. Допитый бокал вина был культурно отставлен в сторону, вмиг подхваченный очередной молодой девушкой в форме. Его взгляд проследовал по площади подполья, собирая на себе всеобщее волнение. — Дамы, почему бы нам не отойти на минуту? Покажете мне главный зал? — мафиози захватил шляпу, снимая её в почтенном жесте плавным движением руки. Растерянные официантки и бариста неуверенно переглянулись, медленным шагом выходя из-за стойки. — Прошу, не стесняйтесь. Он расставил руки в приглашающем жесте, позволяя леди подойти ближе и ухватиться, прижимаясь вплотную к черному костюму. Не хватало лишь закурить фильтрованный Мальборо Ред — мысль, однако, оборвалась где-то в туманном затворе. Не в присутствии столь изящной компании. — Не задерживайся долго, — Чуя бросил напоследок, расслабленной походкой покидая помещение. — Так что, дамы? Как давно работаете в Токио? Акутагава выдержал паузу, взглядом провожая удаляющегося напарника. Двери закрылись, как только элегантные девушки, сопровождаемые мафиози, переступили за порог. Где-то вдали коридора вскоре слышался лишь лёгкий игривый смех, заполняющий пространство и постепенно утихающий вместе с отчетливым ритмом высоких каблуков. — Очень грустно, что всё так обернулось, — Рюноске устало вздохнул, медленно обводя и поглаживая спусковой курок. — Ты начинал мне нравиться. Рюноске задумчиво провел пальцем по лацкану своего пиджака, будто стирая невидимую пылинку, и вдруг остановился, словно осененный новой мыслью. Он посмотрел на мужчину с почти безразличным выражением, в котором проглядывалась едва заметная насмешка — почти что дьявольская, будоражащая кровь. — Знаешь, Сакамото, я всегда был фанатом старых игр, — сказал он, неторопливо вращая пистолет на пальце. — Простые правила, острые ощущения. Так что давай немного развлечемся, — Акутагава задумчиво промычал, приподнимая уголок губ. — Я дам тебе загадку. Условия просты: ответишь неверно — словишь пулю в лоб. Ответишь верно — я тебя похвалю. Сакамото судорожно сглотнул, но ничего не ответил. Его лицо побелело, как у мертвеца, а едва держащая голову шея лишь повиновалась, одаривая мафиози слабым кивком. — Послушай внимательно, — продолжил Рюноске. — Вот твоя загадка: «когда я был маленьким, то старался быть больше. Когда я стал большим, начал убивать, а когда умер, остался в каждом доме. Кто я?» Сакамото ощутил, как его сердце учащенно забилось. Его мысли метались, пытаясь найти ответ. Всё, что он знал, кружилось в голове: часы, деньги, оружие, наркотики… Но ни один из суетливо всплывающих в туманном разуме ответов не подходил под эту странную загадку. Зловещая смерть словно скреблась когтями вдоль влажной спины, скользила вдоль позвоночника, выбивая последние судорожные вздохи. — Я… я не знаю, — пролепетал он, чувствуя, как пот заливает его глаза. — Я… — Это не ответ, — спокойно возразил Рюноске. Его пальцы вновь легли на спусковой крючок пистолета, который медленно пополз вверх по широкой, едва вздымающейся груди. — Давай, я же дал тебе шанс, — почти издевательски шепчет он. — Я помогу тебе придумать ответ побыстрее. Страх подбирался выше, застревая приступом тошноты где-то в сжатой трахее. Мафиози пролепетал, довольно подмигнув: — Один, — затвор пистолета скользнул вверх, издевательски отдавая резким щелчком в ушах. — Два… Сакамото закрыл глаза и сложил руки вместе, выкрикивая ответ: — Огонь! Ответ на загадку — это огонь! Акутагава изумленно поднял редкие брови: его довольное лицо расплылось в ещё более широкой улыбке. Казалось, что тонкие губы, сложенные нитью, почти отражали щепотку гордости и удивления. В оглушающей тишине зала, прерываемой лишь чужим надрывистым дыханием, Рюноске наконец громко рассмеялся. — Молодец, — произнёс мафиози. Сакамото выдохнул. Рюноске резко спустил курок и выпустил шальную пулю, пронзающую чужой лоб насквозь. Брызги теплой крови залили лицо напротив, заставляя Акутагаву недовольно скривиться. Безжизненное тело мужчины рухнуло на пол с оглушающим грохотом, а горячая пуля, прошедшая навылет, застряла в висящей на стене мишени ироничной меткой в «50». — Надо же, бычий глаз, — отметил мафиози, доставая из нагрудного кармана шелковый платок и вытирая въевшиеся в бледную кожу багряные кляксы. Безразличный чёрный скользнул по посмертно застывшему в глазах Сакамото ужасу, словно впиваясь тяжёлой скукой. — А Чуя говорил, что я не умею играть в дартс, представляешь? Сакамото больше не мог ответить. Мёртвая радужка даже не дёрнулась — Акутагава лениво приподнял ногу, отталкивая тело хозяина носком чёрных туфель и наблюдая за тем, как струя крови медленно расплывалась в липкую лужу под его головой. Холодное равнодушие скользнуло вниз, оглядывая запачканную подошву с презрением. Пачкаться сегодня совершенно не хотелось. Тонкие пальцы достали телефон, наспех вбивая заученный номер — быстрый набор напарника, как и всегда, не требовал отлагательств. Пара тихих гудков, странное шуршание на проводе, звук проезжающих по лужам машин — Рюноске выдыхает дежурно, сосредотачиваясь на знакомом голосе, подающего признаки искренней заинтересованности. Неоновый свет вывесок заставляет мафиози чуть нахмурить брови, выдавливая строгое: — Ублюдок мертв. — Долго же ты, — Чуя протягивает, почти что мурчит. Женский смех на фоне объясняет манерность, заставляя Рюноске чуть прыснуть в трубку. — Издевался? — Ничуть, — отрезает Акутагава. Его взгляд продолжает скользить вдоль бездыханного трупа с наигранной жалостью. — Всего-лишь играли в «угадайку». — И как? — голос на том конце трубки заметно с кем-то заигрывает, ползёт выше приятным бархатным баритоном. Рюноске делает вид, что не замечает: — Угадал. — Бедолага, — Чуя отвечает. — Встретимся снаружи через пару минут, не теряй. Рюноске хмыкает, убирая телефон в карман пальто. Его взгляд вновь возвращается к неподвижному телу Сакамото, распростертому на полу. Очередная пуля, оборвавшая чью-то жизнь так легко и беспечно, лишила его лишних будущих забот — на этот раз без свидетелей и противных громких воплей. Рюноске благодарен, что давно к этому безразличен. Его холодные глаза медленно переметнулись на скомканную записку, небрежно выброшенную ранее: липкая кровь впиталась в чернила, закрывая наспех наброшенное послание и заставляя мафиози обнажить довольный хищный оскал.

Однажды он обязательно попадется.

Нужно только немного подождать —

как опытный охотник выжидает дикого зверя.

***

Когда Акутагава вышел на улицу, ливень уже перешел в мелкую морось, а город встречал его привычной холодной темнотой. Чуя, прислонившись к черному автомобилю, неторопливо курил: дым из его сигареты закручивался под фонарём, исчезая в сыром воздухе, и распугивал надоедливую, скрывающуюся от влаги мошкару, слепо бьющуюся об лампы. Акутагава подошёл ближе, оглядывая напарника: лукаво улыбающееся лицо едва виднелось в полумраке, но зоркий взгляд мафиози успел уловить слой ярко-бордовой матовой помады, размазанной по веснушчатым щекам и шее, следующий легкой линией куда-то от уголков губ к челюсти. — Время зря не терял? — спросил он, приподнимая бровь. — Дамский угодник. Чуя выбросил потушенный об дверцу окурок, вытягивая из пачки очередную сигарету. Те самые излюбленные Мальборо Ред — Акутагава неприятно косит лицо, но мафиози игнорирует, зажимая фильтр меж смазанных помадой губ. — Не угодник, а хорошо ухаживаю, — отвечает Накахара. — Огоньку подашь? — А что, свою зажигалку отдал на благотворительность? — спрашивает Рюноске, вытягивая из кармана плаща зажигалку-крикет. Пара щелчков, и противный табачный дым вновь заполняет пространство — Чуя даже не отворачивается, выдыхая его прямиком в чужое хмурое лицо. Акутагава размахивает ладонью, беспристрастно разгоняя плотное облако. — Нацарапал на ней свой номер. Та последняя, молоденькая, — Чуя приподнял руку вверх, прокручивая пальцы в воздухе, словно помогая напарнику вспомнить образ девушки. — Мать-одиночка, скромная, хорошая. Ей помощь нужна. — Так я был прав, — издевательски протянул Рюноске. — Благотворительность. — Ты сегодня слишком строг, — заметил Чуя, едва закатывая глаза. — Мог бы немного развлечься. К тому же, — мафиози расправил плечи, — Мы вышли на новый след. — Развлечения подобного рода меня не интересуют, — Акутагава опускает взгляд на наручные часы. Немногим после трёх часов ночи — стрелка медленно движется к двадцати трём минутам, растягивая скуку. — Что делаем с этой дырой? — он кивает на вывеску «Черного Вихря». — Позвоню Тачихаре. Пусть ребята забирают под своё руководство, — Чуя отвечает, делая последнюю затяжку, после отбросив окурок в лужу у ног. — Передай Гин, что грязная работа нашлась. От трупа желательно избавиться к утру. Акутагава кивнул. На этот раз крови было не слишком много — впрочем, даже при худшем раскладе не было ничего, с чем бы «ящерицы» не смогли справиться. Убрать дюжину трупов, не оставив после себя и следа — то, в чем они разбирались, как прирожденные профи. С одним Сакамото проблем возникнуть не могло. — Она не глупая, догадается, — Рюноске лениво перебирал кнопки на телефоне. Краткое и сухое сообщение с определенными указаниями было разослано ответственным подопечным, и Чуя только моргнул, пытаясь переваривать услышанное. — Вопрос лишь в том, как быстро. — Ты про Кёку? — Накахара выгнул бровь. — Естественно. Ты же обучал её всем своим трюкам вместе с сестрицей Коё. Для нее не составит труда понять, что старик отправился на встречу с должниками. — Не ставь меня в один ряд с этой женщиной, — Акутагава насмешливо отмахнулся. — Я не настолько сильно на нее давил. К тому же, — он задумчиво хмыкнул, осматривая грязные лужи. — Это она требует, чтобы девчонку вернули живой. Словно это как-то поможет ей избежать наказания. — Может помочь, если ты заступишься. Это твоя ученица, тебе решать, — Чуя беззаботно пожал плечами. — А я уж поддержу. К тому же, сестрица к ней прикипела, я её не осуждаю. Кёка действительно хороший ребенок. — Хороший ребенок, убивающий родителей других хороших детей и покрывающий одного из величайших мошенников подземья, — Акутагава усмехнулся. — Мне нравится твой токсичный оптимизм. Не перестает удивлять, знаешь? — Это не оптимизм. Ты ведь человек принципов, — ответил Чуя, легко закатывая глаза. — Должен понимать, что и я своих придерживаюсь. Впрочем, твою категоричность я тоже понимаю. В твоё время таких поблажек не было. — Мне они ни к чему, — Акутагава резко раздраженно выдохнул. Напоминание о прошедших годах его тренировок в организации не вносило ни капли ясности. Кёка действительно нужна была живой — и это неприятное осознание оседало в горле лишним комом забот. — Мне достаточно знать, что она сейчас в Токио. Как и Лунный Тигр. С остальным я разберусь. — Наша главная цель, — мафиози кивнул в ответ. — Что думаешь? — Судя по словам старика, они пытаются как можно скорее улизнуть из города, — Рюноске ухмыляется и толкает язык за щеку. Нарастающее раздражение постепенно выводило из себя, но черные глаза всё так же продолжали стрелять холодным безразличием. — Поймать их за несколько дней с нашим количеством будет невозможно. Если мы усилим поиски и подключим новых людей, то поднимем лишнюю тревогу и выкурим их из ловушки. — И тогда они точно улизнут, а Мафии придётся продолжать играть по их правилам, ожидая, когда вор снова решит заявить о себе, — Чуя дополнил, прикладывая руку к подбородку. — Что ты предлагаешь? — Есть небольшая идея, — сухо бросает Рюноске, от едкого холода чуть сжимая пальцы в карманах. Перчатки, повидавшие немало крови, почти не помогали, когда дело касалось промерзшей до самых низов души. — Как насчёт «устроить грандиозную авантюру»? Чуя с интересом выгибает бровь: — Авантюру? — О Лунном Тигре известны лишь крупицы, — пояснил Акутагава, поправляя воротник плаща. — Никто не знает его имени, никто точно не знает — мужчина это или женщина, ссылаясь на различные сведения. До недавнего времени даже полагалось, что это плотно собранная группировка, прикрывающаяся одним амплуа, чтобы ввести закон в заблуждение. Но одно известно наверняка — вор ни за что не упустит возможности сорвать наибольший куш. — Интригующее начало, — довольно ответил Чуя, сухо усмехнувшись. — В чём подвох? — Нужно всего-лишь сделать так, чтобы до нашего крохотного воришки дошло известие. Негласное приглашение, если жалуешь, — спокойно сказал Рюноске. Тон его голоса едва заметно скользнул ниже, выдерживая стальной расчёт. — В казино на севере Харадзюку собираются провести аукцион. Естественно, так просто туда не попадёшь. — Аукцион? — Чуя прищурился, скрестив руки на груди. Его ухмылка медленно расширялась, пока мысли складывались в единую картину. — Ты предлагаешь выдвинуть лот и сыграть на жадности? — Именно, — кивнул Рюноске. — Слухи о том, что на аукционе будет выставлено что-то действительно стоящее, быстро распространятся. Мы дадим ему повод рискнуть. Вор никогда не упустит возможность заполучить сокровище, и именно это наш шанс удержать их в городе. — Приманка для мышеловки, — задумчиво протянул Чуя, вновь потерев подбородок. — Откуда ты об этом узнал? — Всё тот же любезный информатор, — безразлично ответил Акутагава. — Один из тех, кто не дожил до сегодняшнего утра. Умел шептать нужные вещи в уши, пока не перешёл дорогу не тем людям. Чуя наклонил голову в сторону, явно заинтересованный деталями. — Сакамото? — вопрос был скорее риторическим, поскольку Чуя уже догадывался об ответе. — Он что, всю подноготную от страха перед пулей выложил? — Не-а, — Рюноске покачал головой, осторожно переступая через лужу. — Лунный Тигр украл его состояние — это факт. Но мне слова мерзавца казались не до конца убедительными — ему эта дыра и в помине не сдалась, — он кивнул в сторону запертой двери клуба и едва заметной вывески, покрытой слоем ржавчины. — Эти деньги не были предназначены для реставрации. — Оу, — Накахара сверкнул глазами из-под шляпы, зажигая очередную сигарету. Приглушенный щелчок зажигалки перебивал лёгкий звук дождя, а появившийся плотный дым вновь застилал глаза. — Будешь? От парочки не помрёшь, — он любезно предоставил приоткрытую пачку напарнику, переводя взгляд на ночное небо. — А старичок-то не промах оказался. Рюноске молча кивнул, тонкими пальцами вытягивая сигарету. Строгий взгляд скользнул вдоль веснушчатого лица с немым «прикуришь?», на что Чуя лишь по-доброму усмехнулся, зажимая фильтр между губами и пачкая его слоем бордовой помады. Бледный огонек зажег табак, а Рюноске смахнул пепел к ногам, делая совсем краткую затяжку: — Скажу больше. Он сумел раздобыть себе место в списке участников на аукционе, — его губы выпустили едкий дым, расплываясь в очередной ухмылке. — Не знаю, как ему это удалось, но времени наш пёс не терял. Судя по бюллетени, которую я нашёл в кармане его пиджака, вырученное состояние он планировал спустить на лот и испытать свою удачу. — Полагаю, терять ему было уже нечего, — Чуя хмыкнул. — Значит, раз аукцион закрыт от обычных посетителей казино, без имени в списке каждому прохожему двери не откроют. — Для нас это неважно, — Акутагава пожал плечами. Зажатая между пальцев сигарета продолжала медленно тлеть. — Думаю, ты знаешь способ появиться в любом списке, когда того требует ситуация. Правила были не нужны. Они — это сокрушительная мощь преступного мира, которая приходит, когда считает нужным, уничтожая любые преграды и вселяя в окружающих страх. Им никогда не нужно было приглашение. Если кто-то пытался пойти против Мафии, его глотка непременно оказывалась перерезанной острым клинком, подписывая алый пакт и прокладывая своей жертвой тропинку к их лучшему будущему. Устроить кровавую бойню и жестокую расправу прямо там не было непосильной задачей — скорее являлось запасным планом на случай, если что-то пойдёт не так. — Допустим, эти тонкости мы уладим, — ответил Чуя, делая последнюю длинную затяжку, после поспешив затушить сигарету о чёрное покрытие автомобиля. — Что конкретно ты планируешь выставить на этот аукцион? Фальшивую добычу? — Нет, — ответил Акутагава, выдохнув облачко пара в холодном воздухе. — Слишком очевидно. Я не хочу, чтобы он заподозрил что-то. Нам нужна реальная цель, нечто ценное, ради чего он будет готов рискнуть своей шкурой. — И что это будет? — прищуривается Чуя, вопросительно оглядывая напарника. Огонёк в бездонно-черных глазах выкладывал каждую деталь еще до того, как тот успел произнести и слово: он точно знал, что собирался делать дальше. От этого, однако, интерес Чуи не убавлялся, а только возрастал, желая поглотить каждую новую деталь. — Не говори мне, что… — Синий алмаз, — довольно ответил Рюноске. — Контрабанда судна из Гонконга принесла свои плоды. Порты в Йокогаме и Нарите всю Мафию на уши поставили. Один карат ценой в миллион долларов, звучит заманчиво? — Думаешь, Босс расщедрится ради такой сомнительной авантюры? — раздумывает Чуя. Акутагава лишь улыбается шире, стреляя чем-то подозрительным из самых уголков узких глаз, заставляя его неодобрительно фыркнуть. — Что, ты даже не спросишь? — Если план провалится, Босс имеет право делать что угодно с моей головой, — Рюноске безразлично пожал плечами, зажимая сигарету в уголке тонких губ. — Но если я притащу ему мерзавца, который способен украсть десятки таких камней, думаю, моё самоуправство и риск вполне оправданы. — Сумасшедший, — процедил Чуя сквозь зубы, скорее довольно усмехаясь чужому безумству и готовности сыграть столь высокую ставку, нежели пытаясь оскорбить. — Что ж, если ты настолько уверен в своих силах, я тебе помогу. — Сочту за комплимент, — довольно выдохнул Акутагава, делая последнюю затяжку и выбрасывая дотлевшую сигарету, едва придавливая окурок подошвой. — Мне нужно, чтобы этот камень оказался в перечне лотов, а моё имя было в списке приглашённых гостей. С выкупом проблем не возникнет. — Настолько богат? — Чуя насмешливо улыбается, поправляя шляпу, спавшую на карие глаза. Уверенный взгляд напротив лишь распалял предвкушение азарта. — Без проблем. Предоставь это мне. Выкуплю тебе хоть три таких места, если хочешь повеселиться. — Одного будет достаточно, — удовлетворительно кивнул Акутагава, вновь бросая уставший взгляд на наручные часы. Стрелки циферблата все еще двигались невыносимо медленно, словно растягивая холодную ночь вдоль заброшенных переулков. — Пора выдвигаться. Остались нерешенные проблемы с кучкой идиотов из Синдзюку. Там кое-кто тоже успел нашуметь. — Район красных фонарей? Ты так хорошо меня знаешь, — мафиози медленно расстегнул верхние пуговицы рубашки и выпрямил галстук, расправив плечи. Акутагава едва заметно закатил глаза, делая шаг навстречу черной Nissan GT-R. — Прекращай паясничать, ночь ещё длинная. Мог бы и оказать своему старшему услугу за щедрую помощь! — Мы едем в бордель, чтобы ты закончил свои дела, а не развлекался с женщинами, которых жизнь завела на кривую дорожку, — недовольно отрезал Рюноске. — Я внутрь всё равно заходить не буду, так что, если задержишься, уеду без тебя. — О, да ладно тебе, — Чуя несильно хлопнул напарника по плечу. — Чем тебя так пугает великолепие женской красоты? Рюноске ощутимо передернуло. — Неужели… — глаза мафиози резко засветились с опасливой насмешкой, заставляя Рюноске опустить редкие брови. — Тебя госпожа Сакура напугала? Она бывает очень настойчивой, когда видит милую мордашку, но ты не бойся, я уверен, что она не желала тебе зла. Нужно будет передать ей, что ты не из «этой» клиентуры. — Садись в машину, а, — он резко повел плечом, сбрасывая чужую ладонь с пренебрежительной гримасой. Уголки острых ушей едва отдавали стыдливым красным, который, благо, в полумраке улиц было не видно. — И помолчи. Чуя понимающе усмехнулся и пропустил Рюноске, отступая в сторону: — Сегодня поведешь? — он кивнул на водительское сидение, открывая дверь автомобиля. Рюноске молча кивнул и сделал шаг вперёд, занимая место за рулём и неспешно повернув ключ зажигания. Его глаза задумчиво заглянули в зеркало заднего вида, игриво отражающее оранжевые огни. Грязные крысы, прятавшиеся в тенях подворотни, с протяжным писком убежали прочь.

***

Кёка резко раскрыла глаза, проглатывая застрявший в горле крик и поднимаясь, туманно оглядывая плывущую в полумраке комнату. Чуть приоткрытые окна безуспешно удерживали леденящий ветер: где-то внизу по скрипучим половицам продолжало сквозить, а кусающий легко прикрытые плечи холод быстро дал о себе знать, пробираясь под тонкую кожу. Девочка притянула согнутые колени, сцепив крохотные пальчики в замочек, и осторожно потерлась носом о ткань одеяла, пытаясь пробудиться ото сна. Дуновение ветра вызывало неприятную дрожь, от которой она отвлекалась лишь на уже знакомое шуршание ключей где-то за дверью. — Это я, — буднично произнёс знакомый голос. — Извини, что разбудил. С тобой всё хорошо? Мне показалось, будто я что-то слышал. Кёка лишь тихо выдохнула себе под нос, пытаясь собраться с мыслями. Что-то непонятно-сонное выскользнуло из ее пересохших губ, разбиваясь о серые стены со слабым хрипом. Взгляд голубых глаз неугомонно, словно беспокойно изучал пыльные полки и крохотный журнальный столик гостиничного номера, пытаясь сосредоточиться на чёткой картинке. — А… — Кёка вытянула голову, медленно сползая вниз по простыне. Ритм сердца постепенно приходил в норму, следуя в такт тихим настенным часам. — Ацуши, с возвращением… — Снова кошмары мучают? — спрашивает юноша, делая осторожные шаги вглубь простуженной комнаты. Его лицо слегка кривится, маленький вздернутый нос покрывается хмурыми морщинками, а руки ползут вверх по телу, обнимая и поглаживая плечи. — Как же здесь холодно, жуть… Кёка ничего не отвечает. Её скромная улыбка едва заметно ползет вверх, страхи тонут где-то в забвении, а мысли оборачиваются абсолютной тишиной, сменяя прежнюю воронку въевшейся в голову тревоги. — Всё в порядке, — она качает головой. Ацуши недоверчиво приподнимает бровь, но девочка настойчиво переводит тему. — Как всё прошло? Ацуши довольно усмехается, потирая переносицу. Кёка внимательно прослеживает за движениями его рук, но в ослепляющей темноте не сразу замечает, как между тонкими пальцами резко появляется бриллиантовое колье, прокрученное на кончиках за серебряную цепочку. Это и был Лунный Тигр. Тот самый знаменитый вор, поставивший всю Японию на уши своей восхитительной чередой ограблений, на самом деле едва переступивший порог совершеннолетия юноша с простым именем — Ацуши. На вора он никогда похожим не был. Несмотря на то, что в одно мгновенье ока он мог лишить любого богача всех накопленных жизненных сбережений, почти не пошевелив и пальцем, выглядел он, в общем-то… Бедно. Из богатого в нем — только его большие хитрые глаза, напоминающие драгоценные камни, которые, скорее всего, тоже являлись лишь подделкой для красного словца. Поднеси к радужке хороший свет и на подкорке не увидишь ни аметиста, ни блеска ярко-переливающегося янтаря. Одна сплошная ложь — с безобразно пушистой головы, белых ресниц и откровенно лживого лица до кончиков ловких пальцев и пят. Кёка знала лишь его наспех брошенное имя, на которое отплатила своим и которое, возможно, и настоящим-то вовсе не являлось. А может это была единственная его часть, которая осталась незапятнанной толстым слоем лжи, и именно перед ней он решил немного раскрыться, к чему бы ни была столь щедрая доза доверия. Вполне вероятно, что Тигр совершенно не воспринимает её за угрозу. Кёка по глазам обманщика ничего не может понять. Одежда у него серая, почти всегда рваная и совершенно ничего не говорит о достатке. Выглядит так, словно и её он где-то ворует: вычищает мусорные баки в поисках старых тряпок, из которых можно по лоскутам сшить что-то новое; снимает белье с веревок во дворах соседних частных домов, которые попадаются на пути; иногда использует украденную прежде форму различных заведений и мест, в которые нелегально пробрался раньше. По крайней мере, так он часто выходит в люди в неблагоприятных районах Токио, где проще всего будет влиться в такую же глупую и наивную толпу. Кёка ни разу не видела, чтобы он тратил на что-то деньги. Впрочем, где он их хранит, она тоже не ведает. — Более, чем хорошо, — вор почти что мурчит, изящно поворачиваясь в центре номера. На немой вопрос в глазах напротив он хитро уводит взгляд. — Это — так, маленький бонус. Стащил внизу на ресепшене у очень милой женщины. Кёка заметно хмурится: — Тебе не стоит воровать здесь, — беспокойство в её взгляде вновь скользит по стенам, как-то по-особенному задерживаясь на отброшенной из окна тени. — Если кто-то заметит, это может очень плохо обернуться. Ацуши лишь улыбается. Как хищный зверь, глядящий на добычу с огоньком в глазах, плывущим в плотной пелене и освещающим погрязшую во мраке комнату. Кёке от такой улыбки становится не по себе, и она отворачивает голову, глубоко вздохнув. — Ты ведь знаешь, кто я, — ровным сдержанным тоном говорит Ацуши. В его руках светится крохотная серебряная монетка, которую он быстро подбрасывает вверх, а когда ловит — меж пальцев на глазах, подобно ярким картам, появляются цветные купюры. — Они ничего не заметят. Не существует никого, кто мог бы меня поймать. — Всё равно, — настаивает девочка, приглушенно хмыкнув под слоем белой простыни. Чужая уверенность её ничуть не убеждала. — Ты постоянно у всех на слуху. Я не хочу, чтобы ты брал на себя неоправданный риск. Белые длинные ресницы чуть вздрогнули от удивления: Ацуши выдохнул, поверженный чужой упрямостью, и смягчил улыбку, медленно опускаясь на небольшой диван напротив. С его плеча тут же спадает тяжелая кожаная сумка, ремешок которой вор теребит мягкими пальцами, словно играется, осторожно разглаживая приятный на ощупь материал. Кёка с интересом поднимает голову, сбрасывая с себя покровы ткани, — будто бы клюнула на наживку, на что Ацуши только улыбается шире. — Любопытство погубило кошку, — ехидно причитает он, из-за чего девочка лишь безразлично пожала плечами, стреляя молчаливой просьбой приоткрыть завесу. Ацуши склонил голову в бок: его неровная светлая чёлка чуть опустилась на глаза, а длинные пальцы последовали вглубь запрятанных внутри карманов. — Если не вдаваться в подробности, то всё действительно вышло так, как ты и говорила. Удивлён, что в столь забытом месте нашлось так много денег. На вид лишь заброшенный склад, а на деле — золотая жила. Кёка нервно сглотнула. С момента встречи с Лунным Тигром тот ни разу так и не задался вопросом, откуда она пришла. Он никогда не спрашивал, где она находит информацию, не узнавал лишних имён, а взамен на столь щедрый жест ожидал того же — абсолютной секретности и чужого рта на замке. Важными всегда были лишь потенциальная цель и место предстоящей кражи, и Кёка полагала, что это к лучшему. Было бы глупо думать, что столь фантомный преступник не сбежал и не бросил бы её одну посреди подворотен Токио, если бы узнал о том, какие грязные связи держат её за горло. Лунный Тигр не был глупым и не стал бы напрасно рисковать своей безопасностью и ставить под угрозу гарантию своей анонимности. Проболтаться она не могла. Ей хотелось рассказать о том, что на самом деле она — глупая и одинокая сирота, что бросилась в бега от одной из жесточайших группировок восходящего солнца, рискуя не только собственной жизнью, но и подвергая риску смерти любого человека, который встречается ей на пути. Она хотела рассказать о том, что предателей Мафии ждёт участь намного хуже, чем просто смерть, и что сейчас они оба нагло балансируют по лезвию ножа без права на ошибку из-за её эгоистичных желаний. Хотела, но не сказала ничего, словно никогда и не умела говорить. Было слишком поздно отступать назад, и Кёка понимала — теперь, если поймают её, Ацуши обязательно окажется в неминуемой опасности. Вязкая горечь бесконечной лжи прожигала ей горло, тяжёлый ком тревоги перекрывал дыхание, умоляя рассказать, но Кёка раз за разом обессиленно глотала эту грязь, ощущая во рту призрачный привкус прошлой крови. Если она расскажет сейчас — её обязательно оставят одну, а затем убьют. Разве было в этой лжи хоть что-то кроме молчаливого бездействия и крохотной доли надежды на лучшую жизнь? Разве это не делало её отвратительнейшим человеком на свете, и если так — не лучше ли ей было бы просто сдаться и умереть? — Однако, с другой стороны, — Ацуши продолжил, медленно выкладывая на стол толстые стопки денег, перевязанные плотной резинкой, и возвращая Кёку из тревожных мыслей. — Это меня не заботит. Главное, что я получил то, что хотел. Вырученной доли хватит, чтобы покрыть расходы еще на какое-то время. — Это хорошо, — сказала Кёка. — Я рада, что ты вернулся невредимым. Ацуши едва слышно хмыкнул — словно могло быть иначе. — Как там твой загадочный информатор? Всё обижается на мою маленькую шалость? — Это была не маленькая шалость, — возразила девочка, медленно поднимаясь с кровати. Босые ноги ступили на скрипящие половицы, а легкий сквозняк тут же обдал щиколотки нещадным холодом, заставляя неприятно зажмуриться. — А серьезное ограбление. «Куда ты не должен был совать свой нос», — хотелось дополнить, прокричать почти. Но Кёка промолчала, впиваясь зубами в потрескавшиеся губы, что-то тревожно высматривая из-за штор. Улицы были пусты, но ей было бы спокойнее, если бы на тротуаре перед забытым хостелом спали пьяные доходяги и бездомные. — Не ответ на мой вопрос, — настойчиво продолжил Ацуши. Теперь же на его длинных пальцах красовались бриллиантовые кольца разных карат: камни пестрили яркими красками даже в темноте, будто списанные с картины. — Больше не отвечает? — Нет, — Кёка покачала головой, медленно отходя от окна. — Это было ожидаемо. Прошло около недели, думаю, что он догадался, кто именно обвел его вокруг пальцев. Сакамото не выходил на связь. О его местонахождении ничего не было известно — Кёка не горела желанием проверять и встречаться с разъяренным мужчиной лицом к лицу после того, как привела к нему вора. Всё, что ей было нужно, это удостовериться в том, что Мафия не держит её за хвост. Острые зубы, однако, оказались намного ближе, чем она ожидала, и она знала, — если опасность подбирается ближе, как выжидающая змея, и дышит в спину, нужно пустить фальшивый след. Этот запутанный след, однако, дал лишь ожидаемую короткую отсрочку, и теперь им двоим нужно было как можно скорее покинуть город. — Не боишься, что старик в полицию пойдёт? — будто бы с издевкой протянул Ацуши, пальцами пересчитывая купюры. Девочка в изумлении выдохнула. Быстрый. — Он всё-таки видел твоё лицо. — Не пойдёт, — Кёка покачала головой. Ацуши усмехнулся, словно знал её ответ заранее, глазами сверкая в полумраке. — Полиция здесь не помощник. Всё его состояние — это такие же краденные деньги. Если он обратится к ним за помощью, сам окажется за решёткой. Кому-то другому говорить он не осмелится. — Жалко старичка, — тихо протянул Ацуши, состроив фальшивое сочувствие. Его брови опустились вниз, а пушистые ресницы вздрогнули, расслабленно смыкаясь вместе. — Слушай, быть может, он на связь не выходит, потому что умер? Кёка напряглась. Её глаза на мгновение широко распахнулись, а дыхание стало неровным, прерывистым будто, словно от резкого удара где-то глубоко под ребром. Постепенной, едва ощутимой волной тревога вновь поднималась вдоль каждого позвонка, окутывая кожу неприятной прохладой; следовала выше и выше, пока навязчивый страх не зашептал на ухо противно-тягучим голосом: ей нужно бежать. Хрустальные глаза — теперь и впрямь как кукольные, за которыми кроме пелены бесконечной пустоты не видно ни проблеска света, а лицо каменное. Тяжёлое. — Ты о чём? — еле слышно спросила она, замерев на месте. Ацуши удивлённо поднял голову, оглядывая её с босых ног вплоть до самой головы, медленно откладывая толстые стопки купюр. Кёка сделала резкий выпад вперёд, следуя уверенным шагом ближе к нему, почти шёпотом выкрикивая: — Ты что-то слышал? — Нет же, — Ацуши непонимающе скосил взгляд, постепенно складывая краденные вещи обратно в сумку. Кёка моргнула от осознания, медленно опуская трясущиеся от страха руки, и стыдливо схватилась за край ночной рубашки. — Просто пошутил, что старика от столь серьезной кражи мог удар сердца хватить. Что ещё с ним может случиться? — Извини, я… — Кёка растерянно отвернулась, заплетаясь в собственных словах. Тихий нервный вздох застрял где-то внутри трахеи, заставляя её проглотить очередной ком, судорожно покачивая головой. — Прости. Всё в порядке, — её плечи устало опустились, а длинные волосы прикрыли глаза, — просто я… нервничаю. В последнее время в городе очень неспокойно. Ацуши понимающе промычал, поудобнее растягиваясь вдоль мягкого пыльного диванчика. Его, кажется, чувство тревоги, так знакомое Кёке, не охватывало ни на долю: округлые глаза отдавали каким-то отчужденным безразличием, загорались только при виде крупной добычи и продолжали прятаться за толстой пеленой вранья, сколько бы Кёка ни пыталась понять его искренний мотив. Перед ней словно простой ребёнок, которому и терять-то нечего: стоит лишь щелкнуть пальцем, и светлый ум и хитрость канут в лету где-то за пыльной решеткой не самой престижной тюрьмы. Кёка не могла его обвинять — она сама по уши погрязла во лжи, утонула в вязкой пучине, из которой никто не протянет руку. Продыха попросту нет. В районах ночного Токио действительно становилось неспокойно — даже без участия Мафии, готовой на любое кровопролитие ради мелкой забавы, Кёка повидала немало неприятных облав. Однажды войдя в непроглядную темень, даже самая неприметная деталь начнет обострять внимание, а тяжесть сокрытой в ней грязи и запах крови продолжат преследовать фантомной тенью даже тогда, когда оковы будут разорваны. Грех и смерть будут прятаться во тьме, выжидая момент, когда судьба предоставит возможность нанести сокрушительный удар, — и именно тогда сожалеть о запятнанных руках будет поздно. Кёка уже убивала раньше. Невинных и не очень, жалеющих, молящих о пощаде и беззаботно принявших свою участь, сохранявших свои последние вздохи. Она знает, что это такое. Именно поэтому одна лишь мысль о том, что Сакамото действительно может быть мёртв, пугала Кёку до самых низов хрупких костей. Если он умер, её личная тень уже находилась позади и тянула костлявую руку, чтобы одернуть за волосы. — Ты в последнее время и правда очень беспокойная, — кратко отмечает Ацуши, поправляя ткань плотной белой толстовки. На рукавах и капюшоне — крохотный принт с тиграми, прожигающих темноту круглыми глазами, похожими на пуговицы. Словно еще громче о своей принадлежности и крикнуть нельзя. — Тебе бы поспать еще немного. Сон — панацея от любой болезни, знаешь ли. — Да, ты прав, — вздохнула девочка, отводя стыдливый взгляд в сторону. Она не видит, как Ацуши осматривает её снизу вверх, но чувствует на себе разряд, пробивающий сокрушительной дрожью, когда его глаза заинтересованно скользят через окружающий мрак. — Я немного отдохну. — Правильно, — согласился он, спрятав едва заметную улыбку в сгибе своей ладони. — Набирайся сил, а я пока разберусь ещё кое с чем. Кёка молча кивнула, осторожно опускаясь на кровать. Пружины неприятно скрипнули в тишине гостиничного номера, заглушая беспокойное биение её сердца, отдававшее в ушах непрерывной барабанной дробью. Словно стоит сделать новый вздох, и грудную клетку тут же проломит сокрушительный удар, после которого она больше никогда не сможет подняться на ноги. Мысли и тревоги расплывались туманной дымкой, глаза постепенно тяжелели, а веки смыкались от усталости, превозмогая над бесконечной дрожью. Её тело постепенно ослабевало, будто каждая крохотная вена растягивалась под кожей резиной, и Кёка поддалась искушению дремы, осторожно роняя голову на подушку. — Обещай, что мы скоро выберемся отсюда, — сонно прошептала она, из последних сил укрываясь тонким слоем одеял и прижимая к себе ноги. Свернулась калачиком, словно маленький испуганный ребенок. — Мне не нравится это место. И этот отвратительный город. Ацуши ничего не ответил. Лишь слабо улыбнулся, медленно кивнув, и тихо поднялся на ноги, почти бесшумно проскальзывая из комнаты на носочках. Легкие шаги выносят его в слабо освещенный пустой коридор, где внимательный взгляд изучает разбитые окна, наспех закрытые гнилыми досками, и исписанные баллончиком стены. Под подошвой обуви хрустит битое стекло, вдоль длинного холла завывает протяжный ветер, двери отдалённых номеров плотно закрыты — сквозь шум, доносящийся из вестибюля, слышны только приглушенные разговоры других постояльцев и телевизионный статик. — Ну и дыра, — с усмешкой хрипит Ацуши, прислонившись к холодной поверхности стены. Неприятный запах сырости и влаги забивает чуткий нос, заставляя в отвращении скривить лицо. Хостел на отшибе округа, окружённый тьмой и доверху забитый мерзкими постояльцами, надежды не вселял. Тигр сомневался, что сюда хоть однажды наведывался кто-то для тщательной проверки условий проживания. — Мне бы тоже здесь тяжело спалось. Сделав размеренный шаг в сторону единственного целого окна, он в последний раз огляделся по сторонам, острым коготком поддевая еле держащийся на ставнях ржавый замок. Деревянные ставни поддались практически без сопротивления: Ацуши удивлённо приподнял брови, растягиваясь в довольной улыбке, и ловко вынырнул наружу, хватаясь за железные трубы и повисая в воздухе, сжимая крепкие пальцы. Скользнув ниже до безопасной высоты, его хватка ослабла, и он мягко приземлился на влажную от дождя землю. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь редкими каплями, которые все еще стекали с дырявой крыши и деревьев, разбиваясь о кривую каменную дорожку неподалёку и отстукивая глухой выдержанный ритм. Густой туман обволакивал улицы, проглатывал и затмевал едва горящий свет брошенных уличных фонарей. Согнувшись, чтобы не привлекать внимания, Ацуши двинулся вдоль стены хостела, ладонью проводя вдоль холодной поверхности дряхлого здания, — словно на ощупь изучая оставленные прежде следы, избегая света из мутных потрескавшихся окон. Пригнувшись еще ниже, он аккуратно скользнул за угол, переходя к тёмному переулку. Влажный воздух обволакивал его, как невидимая пелена, а туман густел вокруг, скрывая контуры зданий. Впереди тянулась узкая улица, где свет фонарей практически не пробивался через густую завесу, и даже собственное тихое дыхание, казалось, тонуло во мгле, растворяясь в легком ритме дождя. Убедившись, что вокруг не было ни единой живой души, Ацуши потянулся рукой к карману брюк, доставая потрепанный сотовый телефон — сбитый на уголках, поцарапанный, словно кусок дешевой пластмассы, на которой кнопки еле держатся, грозя вывалиться от неаккуратного движения пальцев. Заученный наизусть номер быстро появляется на дисплее, и после пары прерывистых гудков в динамике раздается тихий, приглушенный голос: — Слушаю. — Это я, — кратко ответил Ацуши, прижимая сотовый ближе к уху. — Как поживаешь? — Говори сразу, что тебе нужно, и делай это быстро. Нет времени на твою пустую болтовню, — голос грубо отрезал, заставляя Ацуши легко посмеяться в трубку. — Бесплатных одолжений я не делаю. — Я знаю, — он довольно усмехнулся, прижимаясь спиной к сырому камню позади. Его палец осторожно накручивал локон светлых волос, а взгляд продолжал внимательно изучать окружающую темноту. — Всплыли кое-какие непредвиденные обстоятельства. Поможешь? — Ты же понимаешь, что это тебе не обойдётся в копеечку? — Обижаешь, — Ацуши издаёт театральный вздох. На другом конце трубки слышится лишь уставшее цоканье, вызывающее еще более широкую улыбку. — Всё-всё, не кипятись. Я тебе щедро заплачу, если ты обмолвишься обо мне словечком кое-где. Всего-лишь на пару дней, как и обычно: новые документы, поддельное имя, я влечу и вылечу, как пуля. — Триста тысяч йен, — отвечает голос. — А ещё ты забываешь, наконец, мой чёртов номер, прохвостливый воришка. — По рукам, — довольно хрипит Ацуши. — Только вот память у меня слишком хорошая, с этим, боюсь, могут возникнуть проблемы. Деньги и все необходимые детали будут у тебя через час, не скучай. Не дожидаясь ответа, Ацуши сбросил вызов, ловкими движениями пальцев вытаскивая сим-карту. Очередной поддельный номер — один из дюжины, припрятанной в дряхлой пачке из-под дешёвых сигарет. Во второй руке, что мягко поглаживала крохотную кнопку с колёсиком, томилась такая же потрепанная зажигалка с облезлым корпусом и едва заметными царапинами. Раздался лёгкий щелчок, и крохотное пламя вылезло наружу, освещая плотную мглу слабым огоньком. Ацуши сжал в руке сим-карту и осторожно провёл пальцами по гладкой поверхности, чувствуя, как прошедший через нее разговор обернулся пустотой. Не раздумывая, он поднес её к пламени зажигалки, которое быстро охватило схемы, заставляя их изогнуться и плавиться, источая легкий дым и зловонный запах горелого пластика. — Прости, Кёка, — Ацуши прошептал, склоняя голову вбок и наблюдая за чёрной дымкой, ползущей вверх. Кусок переплавленной карты беззаботно рухнул на землю, втоптанный в мокрый асфальт чужой подошвой. — Но я хочу ещё немного задержаться. Светлая радужка отражала оранжевое пламя, на круглом лице медленно расползалась дикая улыбка, похожая на изголодавшийся оскал, а из кармана плотно осевшей на талию толстовки к слабому огню зажигалки присоединилась блеклая листовка, превратившаяся в пепел резко проглотившим её жаром. Охваченные пламенем буквы успели очертить лишь краткий адрес, постепенно стирающийся в небытие: Район Харадзюку, 45 ул. Ханами. Казино «Ривьера Фортуны».