Это любовь, это семья

      Слава критически разглядывал себя в зеркало. Опять забыл утром причесаться, и теперь блестящие волосы лежат на голове не пойми как. Стыдно выходить так на сцену, но сейчас уже ничего не исправить.       Хотя, в принципе, отражение симпатичное.       Мимо пробежал Антоха, его тощий и нескладный друг, который единогласно считался самым смешным из команды. Вот уж кого в последнюю очередь интересовала собственная прическа — черные как смоль волосы спутаны и не стрижены, будто он месяц бродил по лесу. Парнишка кинул недоуменный взгляд на Славу. Наверное, ему все-таки никогда не понять, насколько важен внешний вид для артиста… Мясников как капитан иногда старался его переделать, переубедить, но в конце концов махнул на это рукой. Тем более Антон не ребенок, чтобы его воспитывать, а наоборот — взрослее его на два года. Единственный старшекурсник Лестеха, который все еще играет в КВН.       Он всегда был неразговорчив и тороплив, поэтому и сейчас не проронил ни слова. Но вслед за ним в гардероб медленно вплыл степенный Никита Анофренков, мозг команды, отличник учебы на своем экономическом. Вплыл, поправил свои очки в роговой оправе и пробормотал:       — Мясников, что ты делаешь так долго? Нам вообще-то пора на репетицию.       — Да знаю я, — отмахнулся Славка. — Не учи меня, ну.       Однако было ясно, что однокурсник уже не отвяжется. Мясников уважал бы Никиту, очень уважал бы, если б не его прилипчивый характер и нотации. Слава всегда был о конкретном человеке только одного мнения, даже если его было за что ценить и презирать одновременно. Всегда побеждала какая-то часть. Вот и вроде бы добрый, умный и старательный Анофренков «попал под раздачу»… Теперь к нему навсегда приклеился ярлык зануды.       — Мясников!       — Да что?! — возмутился Слава и слишком резко дернул пуговицу на рукаве, которую пытался застегнуть. Через секунду она уже поблескивала на полу в двух метрах от капитана.       — Тридцать три несчастья, — закатив глаза, сквозь зубы процедил Мясников. Чересчур показательно вздохнув, сел на корточки и потянулся за пуговицей. В таком виде его и застал четвертый член лесотехнической команды — Володька Матвеев, известный всем «комик сапиенсам» как Матвеич.       Как всегда, он вошел совершенно внезапно, совершенно беззвучно и в совершенном виде. Длиннющие русые волосы были прилизаны, наверное, какой-нибудь черной магией, потому что с такой густой гривой не могла справиться даже боевая парикмахерша теть Света, мать Антона. Слава поднял глаза и тут же встретился с бесстрастным, но не холодным, а немного придурковатым взглядом Матвеича. Как ему удавалось комбинировать это — загадка. Но иначе и не описать. Сразу становилось ясно, что однокурсник готов к стендапу.       Кажется, Володька был в приподнятом настроении, потому что на вечно бледном лице блуждало призрачное подобие улыбки. Слегка раскосые глаза внимательно посмотрели на смутившегося Мясникова, а через секунду Матвеич вполголоса спросил:       — Что случилось?       — Ничего, — поспешно ответил Слава, поднимаясь с пола. Володька тем временем повернулся к Анофренкову.       — Ты решил уже по поводу номера с удочкой?       — Да чем он тебя не устраивает?       — Я говорил уже. Необходимо убрать. Ну или переписать, чтобы совсем не позориться.       Мясников быстрым шагом вышел из гардероба, не слушая споры парней об их совместном номере. Для капитана команды это, может, и неправильно, но ему было плевать, что там у них за неудачные номера. Главное, чтобы в финальной репетиции всех все удовлетворило, а в процессе пусть собачатся сколько хотят.       Едва он оказался в коридоре, как тотчас столкнулся с какой-то рыженькой девушкой.       — Извините, — бросил Слава на ходу, не обратив на нее внимания. Однако незнакомая девушка не разделила его намерений — напротив, совершенно внезапно схватила Мясникова за руку и громко защебетала:       — Ой, а вы кто, а вы откуда? Или подождите, я знаю! Я знаю, вы из Лесотехнического, да? Скажите, пожалуйста, а как вас зовут? Кто у вас капитан?       Славка вытаращил глаза. Что происходит?!       — Капитан — я, — придя в себя, ответил он и убрал с локтя цепкие пальцы девушки, слегка поморщившись при этом. — Меня зовут Мясников Вячеслав.       — Ой, как официально! — Девушка залилась смехом.       — Как есть, — проворчал парень, ища глазами Антоху. Вот он невовремя свалил!       — А я Оля, — наконец успокоившись, представилась рыженькая. — Оля Захарова из Уральских Пельменей. Будем знакомы?       Слава снова оцепенел, теперь уже всерьез. Из Уральских Пельменей! Это же те самые, которые не вылазят с экрана телевизора! Парень ничуть не ожидал, что вот так вот столкнется с девчонкой оттуда, хотя и знал, что они репетируют в этом же месте. Но приглядевшись, Славка вдруг понял — никакую Олю Захарову он не видел среди ярко-оранжевых КВН-щиков. Не врет ли?       — Ну что ты молчишь? — с нотками обиды в голосе спросила девушка. — Не бойся, мы конкурентов волкам не скармливаем.       — Да я вообще об этом не думал! — возмутился Мясников. — Тоже мне!.. Я просто твой… тьфу, черт, ваш… большой поклонник. Вот!       Сомнения по поводу правдивости слов девицы Слава решил не высказывать. Она все-таки вызвала в нем доверие своей простотой.       — Ого! — искренне улыбнулась Оля. — Спасибо, очень приятно!.. — Она отвела взгляд и немного зарделась. Это заставило Мясникова нервничать.       — Но вообще… я там недавно. Даже номера не дают писать, — со вздохом призналась девушка. — Хотя я и не умею.       Слава понимал, что надо отвечать, а не отмалчиваться рыбой, но не находил слов. Поток информации сбивал его с толку. Эх, жаль, что он не старый добрый Матвеич!..       — Ты спешишь, да? — вдруг обескураженно спросила Оля. Парень безо всякой уверенности мотнул головой, уже не помня, спешил ли он куда-то. Девчонка вежливо улыбнулась и, сказав быстрое «ну, пока!», развернулась на каблучках и зацокала в другую сторону, оставив Славку в коридоре одного. Через пару секунд рядом появился Никита.       — Это кто? — с подозрением осведомился он.       — Девица одна из Уральских Пельменей, — ответил Мясников максимально небрежно. Пусть позавидует!       Анофренков и впрямь впечатлился. Он тоже был поклонником ведущей екатеринбургской команды, иногда нет-нет да и пытаясь повторять шутки за кем-нибудь из «рыжих» ребят. Стоит сказать, что именно его идеей было репетировать с ними в одном зале…       Слава так задумался о внезапной встрече с Ольгой, что традиционно не заметил подошедшего сзади Володьку Матвеева. Он снизошел до простых смертных, чтобы предупредить о скором начале репетиции, но и без него все парни прекрасно помнили об этом. Никита начал заметно беспокоиться, Антон теребил свою цветастую рубашку, всем видом показывая, что не может дольше терпеть, а Матвеич бесцельно ходил туда-сюда и, хоть и молчал, очень действовал на нервы. Слава тоже испытывал волнение, но куда больше была радость от происходящего. Да, этот день должен запомниться надолго!

***

      Всю жизнь тоненький, хлипкий Славик провел в поселке Луговом где-то за Уралом. Когда потом у него уточняли, из какой он деревни, парень недовольно поправлял — это не деревня, это поселок городского типа! Любимый поселок, родной. Где остались беззаботное детство и самые лучшие на свете родители… Каждый год, да что там — каждый день, проведенный в Луговом, можно было вспоминать с улыбкой до ушей. Эти отдаленные края приходили в сны Мясникова с завидной частотой, и после них даже первая пара казалась не настолько ужасной, какой была на самом деле.       Ранние годы прошли у Славки так же, как и у любого деревенского мальчишки. Он просыпался рано, когда мать еще не выходила доить корову, и безо всякого завтрака удирал на улицу самым простым способом — через окно. Вообще летом, в жару, он спал на прохладном чердаке, но и из маленького круглого окошка под самой крышей был лаз вниз. Хватаясь за какие-то веревки и ветки, едва не падая с тоненьких карнизов, Слава наконец оказывался на земле (чаще всего зарабатывал при этом пару ссадин) и тихонько ускользал за калитку. Мясниковы жили не на окраинах, но и не в центре поселка. На их улице было достаточно тихо, чтобы за пятилетнего пацаненка никто не волновался, и достаточно много домов, чтобы у него всегда находилось с кем погонять в пятнашки. Хотя друзей у Славика — таких, как в книжках, которые в огонь и воду! — никогда не было. Так, приятели. Поэтому больше всего мальчик любил и ценил своего часто приезжавшего двоюродного брата Ярика Сонникова, или, как тот сам себя важно называл, Яра.       Яр был на полтора года старше Славы и на целую голову выше. Более того, он рос довольно крепким, даже сбитым мальчишкой, поэтому младший братик и вовсе терялся на его фоне. Он всегда выглядел соответственно своему имени — краснокожий, как индеец, но совершенно белобрысый, с бледными-бледными голубыми глазами. Славка всегда считал мальчишку настоящим красавцем и потихоньку мечтал быть таким же ловким и быстрым, как брат. Яр, наверное, об этом догадывался, потому и возился с ним. От гордости. Сейчас же Слава смотрел на потускневшие фотографии и действительно понимал, что внешность у Ярика была ничего такой. «Жалко, что не актером вырос», — думал он рассеянно. Сонников, окончив девять классов, уехал в Москву на заработки и во что-то влип. То ли запил, то ли вообще сел. По крайней мере, тетя Виталина, жена маминого брата, постоянно убивалась по младшему сыночку. Старшие же осели где-то в центре области, завели семьи и всем ее устраивали.       В детстве Славик не очень любил эту расплывшуюся плаксивую женщину с нечесаными волосами и совсем не слушался ее. Вместе с Яром и двумя старшими детьми она приезжала из соседнего поселка по воскресеньям; если было лето, оставляла их на недельку пожить у родственников. Высокая и, как казалось Славке, почти взрослая Тоня всегда убегала гулять со своими ровесницами класса из шестого, почему-то хихикая при виде старших парней, а еще мазалась яркой помадой и спала в бигуди. Зачем терпеть такое неудобство, Славик не понимал. Да и вообще все эти девчонки странные! А вот ее брат Сенька, чуть более младший, был таким вялым занудой, что мальчик вообще его не помнил. Со временем он просто перестал приезжать, занимаясь учебой, а потом и вовсе начал носить огромные очки, из-за чего Славка с Яром всегда подхихикивали над ним. Отца троих детей, своего родного дядьку, Мясников тоже давно забыл. Кажется, он был военным и погиб где-то в Чечне, а до этого вообще не жил с семьей. Мать жалела брата, но, как заметил Слава, не сильно. Что у них там разладилось — загадка, но ответы ему были не нужны.       Вместе с Ярославом он пробегал весь поселок, учась у двоюродного родственника буквально всему. Ребята стреляли из рогатки в птиц (попадая, Славик обычно раскисал и глотал слезы, тщетно стараясь не зареветь при Яре), крали сладкие розовые яблочки из чужих садов, седлали заборы и крыши. Родители у Мясникова были совершенно не строгими. Да, ругали, но так редко! А Яра никто никогда не ругал в принципе. Зато как гоняли их соседи! Так и помнил Славка эти разъяренные крики из соседских окон:       — Вон отсюда, чумовые! Побежали, кому говорят! И чтобы след ваш тут простыл!..       Но это все была ерунда, ведь за пару секунд можно оказаться на другой стороне улицы и вихрем понестись дальше. Так шли месяцы, складываясь в годы, и беззаботное детство неслышно перетекло в упрямый подростковый возраст. Однако это было потом… Сначала Славик, как и положено, отправился в начальную школу покорять берега науки. Первого сентября его посадили с миловидной синеглазой Лесей Чижовой, которая на следующий же день оказалась настоящим бесом — толкала, пинала, рисовала в тетрадях, а в ответ на то же самое со стороны Славы начинала выть перед учительницей. Ее, не очень молодую, но и не слишком старую худощавую женщину, Мясников запомнил плохо. Она обычно орала на детей по делу и без, поэтому в классе любовью не пользовалась. Но уже через полтора года произошли кардинальные перемены — злая учительница ушла, пришла другая, старенькая и очень добрая, а Леся Чижова, сломав ногу (стыдно было вспомнить, как Славка радовался!), долго сидела дома, вследствие чего осталась на второй год. Тогда же незаметно рухнуло правило «мальчик с девочкой», и на пятую парту к жавшемуся в углу Славе подсадили Женьку Вороненко.       Это знакомство спасло маленького Мясникова от одиночества на долгое время. Женька оказался отличным парнем. Его родители были путешественниками, и этот факт почему-то очень будоражил Славку — он так и видел, как они пробираются сквозь опасные джунгли или покоряют заснеженные вершины… Но в реальности все было куда прозаичнее. Супружеская чета Вороненко обожала сочинские и ялтинские пляжи, поэтому Женька каждое лето покорно отправлялся туда вместе с ними вновь и вновь. А зимой он оставался один, точнее, с бабушкой и дедушкой, пока родители летали в Ленинград или Москву изучать нескончаемые достопримечательности. Скука!       Женькиного отца Слава не знал. Зато хорошо подружился с его мамой, Инной Антоновной. Это была совсем еще молодая бойкая женщина, не боявшаяся ни школьного директора, ни милиционеров. В классе ее уважали, потому что она частенько приглашала ребят домой на всякие праздники и даже могла дать деньги на кино или мороженое. Когда на Женьку нападала какая-нибудь глупая учительница (хотя Славкина мама считала, что учителя глупыми не бывают, и называть их так строго запрещала), Инна Антоновна сразу появлялась на горизонте. Но если мальчишка хулиганил по-настоящему, то мать сама не давала ему спуску.       Впрочем, с Яром Женька сравниться не мог. Ну что они со Славой такого творили? Может, пару раз запустили мяч в соседний огород — но ведь не в окно главы сельсовета! Может, сбегали порой купаться в дикие места, где могло утянуть в омут — но не утягивало же… Зато Женька был очень трудолюбив и прививал трудолюбие Славику, уча его различным вещам. Лет в двенадцать мальчишки уже чинили магнитолы по просьбам соседей, могли водить машину (ее не было у Мясниковых, зато перед самой перестройкой она появилась у Вороненко), изучали научные журналы и никогда не скучали. Ну, почти. А затем началось сразу два больших и важных периода в жизни Славы.       Во-первых, он стал подростком. Не шестиклассником, который еще может позволить себе возиться с какими-нибудь десятилетками, а неожиданно высоким, длинноногим и некрасивым (!) подростком. И недавние дурочки-одноклассницы, которые только и умеют, что шушукаться и обзываться, вдруг оказались ему по плечо — но это не самое главное. Они почему-то стали привлекательны…       Во-вторых, началась перестройка. В поселке люди не голодали — у них было хозяйство, еда никуда не исчезла. Однако жизнь сделала крутой поворот, и теперь Славка чувствовал себя чужим в этом непонятном мире. Женька перешел в другую школу, потому что ему нужны были для поступления химия и физика, и вскоре куда-то пропал. Дошло до того, что друзья детства даже забывали здороваться, когда пересекались на улице. Это вызывало в Славе тоску, и, пока остальные пытались казаться взрослее, Мясников понимал, что не может отпустить свое детство… Так, между ним и сверстниками постепенно росло недопонимание. Парень снова остался один.

***

      Одиннадцатый класс принес Славке не только головную боль по поводу оценок и поступления, но и внезапные перемены. К ним в гости на всю зиму приехал двоюродный дядя, сводный брат отца. До этого парень видел Михаила Арсеньевича только на смазанных фотографиях, поэтому особого восторга по его приезде не испытал, даже наоборот — Славу заставили делиться уже полностью перешедшей в его владения чердачной комнатой с едва знакомым родственником. В самом конце ноября, в теплый, даже душный вечер Мясниковы полным составом отправились на станцию встречать дядьку Мишу. Славка плелся вяло. Он уже представлял себе, как будет без перерыва ссориться с гостем, но, стоило только выйти из поселка на шоссе, мятежный дух паренька быстро погас. Как же тут было хорошо! Мясников рассеянно подумал, что за учебниками он совсем забыл о прогулках на природе. Стояла тишина, серое небо быстро темнело, а над самым горизонтом сквозь тучи пробивалась алая полоска уходящего солнца. Далекие деревья на самом краю чащи гнулись под ветром, но до дороги, по которой медленно брела семья, ничего не долетало. Машин не было вовсе. Казалось, что время остановилось, особенно по сравнению с только что покинутым оживленным поселком.       Дойдя до платформы и неспешно расположившись на лавочке, Мясниковы приготовились ждать. Странный для поздней осени зной, витавший в воздухе с полудня, незаметно превратился в вечерний холод, и Слава стал напряженно растирать озябшие руки. Перчатки, конечно, он не надел бы ни за что. Парню надоело сидеть уже на второй минуте, поэтому он вскочил и двумя широкими шагами добрался прямо до рельс.       — Славик, куда ты пошел? — сразу же спросила мама.       — Никуда, — раздраженно процедил подросток. То, что он зачем-то подчинился и отправился с остальными встречать дядю, невероятно злило. — Хотя лучше уж пойду прогуляюсь!       Не дождавшись ответа, Славка ловко перемахнул колею и спрыгнул в облетевшие кусты. Здесь было довольно высоко, поэтому приземлился парень неудачно. Выругавшись про себя и отряхнув джинсы, Мясников зашагал от станции прочь к лесу. «Услышу гудок электрички — вернусь», — думал он. Впереди взгляду открылось бескрайнее поле, и Слава, вздохнув полной грудью, окончательно успокоился.       Пахло креозотом. Жухлая трава под ногами, еще не тронутая первым снегом, совсем пропала в сумерках. В мыслях вдруг начали перекликаться смутные отголоски воспоминаний, в которых маленький белобрысый Славик куда-то ехал, ехал, а длинный, серый от тумана луг за окном все не кончался и не кончался… Куда он ехал? Как вспомнить это? А вот предстала перед глазами еще не сбывшаяся картина — вместе с Юлькой они бредут по тому же месту, где он идет сейчас, и вокруг царит лето: стрекочут кузнечики, от раскаленных рельс поднимается дрожащий горячий воздух. Затем летняя панорама растворилась, и вспомнились недавние октябрьские дни, когда увядшие деревья плакали красными листьями, а потом эти же листья шуршали по пыльным дорогам поселка. Славе в голову снова пришла эта навязчивая, уже совсем не модная надрывная песня:       …Осень, в небе жгут корабли,       Осень, мне бы прочь от земли…       Там, где в море тонет печаль,       Осень — темная даль!.. Славка любил петь. И Славка любил, когда то, что он поет, совпадает с тонкими нитями его чувств. Только вот никто и никогда не слышал его пение — подростку и в голову не приходило устроить концерт перед родителями. Юльке же с ее звучным голосом навязывать свои музыкальные замашки было неловко…       Неторопливые размышления прорезал тоскливый гудок электрички. Он эхом прокатился по темному полю, и Слава от неожиданности вздрогнул. Пора возвращаться! Мясников развернулся и бегом припустил к станции. Когда он пересекал рельсы, фары электрички уже горели в каких-нибудь тридцать метрах от станции. Вот стремительная машина плавно остановилась у платформы, и двери вагонов открылись. Славка внимательно сощурил глаза, приготовился встречать уставшего от дороги родственника, даже затоптался на месте. Но где же тот полный мужчина в рубашке, который смотрел на него с фотографий? И тут над самым ухом раздалось:       — Мишка!       Славин отец кому-то оживленно махал рукой. Паренек вгляделся в небольшую кучку людей, высыпавших из вагонов. Неужели… неужели это тот самый дядя? Да, кажется, он — отделился ото всех и бодрым шагом направился к Мясниковым.       Михаил Арсеньевич оказался высоким худощавым мужчиной, совсем не похожим на себя прежнего. Его волосы спускались до плеч, необычно завиваясь у кончиков, и на свету отдавали сединой. У дяди было острое лицо с резкими скулами и пронзительными карими глазами — единственное, что Слава узнал тут же. Он был одет в безупречное черное пальто, черные кожаные штаны и ботинки на высокой подошве (внезапно тоже черные). Парню дядька сначала напомнил Штирлица из кино, затем какого-то популярного рокера, но на этом цепочка оборвалась: Михаил Арсеньевич буквально впился в племянника взглядом.       — Сынок, поздоровайся, — тихо велела мама, и подросток дернул плечом.       — Да ладно, — процедил он сквозь зубы, протягивая дядьке руку. Тот не сразу подал свою.       — Михаил Арсеньевич, — бесстрастно сказал он то, что не имело никакого смысла.       — Вячеслав. Вячеслав Владимирович. Мясников.       Дядя едва заметно ухмыльнулся.       — Ну что, пойдем? — весело спросил отец. — Холодно тут. — Михаил Арсеньевич пожал плечами, затем кивнул, затем просто махнул рукой.       Они побрели обратно. Всю дорогу отец трещал как девчонка, в то время как дядя Миша оказался лаконичен в ответах. Он что-то нес за своей спиной, без перерыва поправляя ремень, и Слава старался разглядеть ношу. Когда Мясниковы шли по освещенной аллейке при въезде в поселок, парень еще раз присмотрелся и вдруг понял — гитара! Значит, Михаил Арсеньевич должен уметь играть. В их абсолютно отрешенной от музыки семье даже такой простой инструмент сразу взволновал Славку.       Дома, быстро выпив вместе со всеми невкусный травяной чай, подросток метнулся в свою комнату и попытался привести в порядок хотя бы захламленный диван. Отец предупредил, что дядька по приезде займет его, но Слава за своими крайне важными делами совсем забыл об этом. Он не успел — на чердак поднялся Михаил Арсеньевич и спокойно попросил перестать.       — Я лягу на полу, — сообщил дядя, вынимая из дорожной сумки нечто похожее на матрас. Славка решил не спорить.       Они вдвоем потушили свет и быстро улеглись, ни о чем друг с другом не беседуя. Первый их настоящий разговор произошел наутро. Старшеклассник собирал свои вещи в школу, а Михаил Арсеньевич лежал на своем матрасе с полузакрытыми глазами и отчего-то улыбался.       — Вам из окна не дует? — на бегу спросил Слава, силясь вспомнить, какой урок сегодня первым.       — Мне очень хорошо, напротив, — как будто насмешливо ответил дядька. Он полностью открыл один глаз и скосил его в сторону племянника.       — Ладно.       Михаил Арсеньевич смотрел на него не отрываясь. Славка остановился на месте. Повисло неловкое молчание.       — Вы че? — грубовато спросил подросток.       — Да так… интересно на тебя смотреть.       — Это с чего бы? — Слава нахмурился. Он терпеть не мог, когда родственнички начинали изучать его, как букашку под лупой.       Дядя снова закрыл глаза.       — Потому что ты похож и на бабку свою по отцу, и на деда, батю нашего, — вполголоса ответил он. — Темный, как теть Люда, царствие ей небесное. Брат мой в нее пошел, а ты в него. А вот лицом вылитый батька. Знаешь, — Михаил Арсеньевич внезапно рывком сел на матрасе, — отчего у него дети от разных девок были?       — Нет.       — Смазливый, черт, — со вздохом сказал дядька, словно жалея, что сам красотой не отличился. — Всем поселком за ним бабы бегали. Даже если старше были. И он менял… Вот и мамка моя у него не задержалась. Она в войну медсестрой была, в сорок пятом умерла от кори. Мне год был тогда. Вот так.       Слава демонстративно закатил глаза.       — Потом уже он встретил теть Люду, родился твой отец, — невозмутимо продолжил Михаил Арсеньевич. — Меня к себе забрали. Любила меня мачеха, ничего не скажу! Да и вообще… хорошая баба. Но бате надоела через десять лет. Нашел себе молодую кралю, закрутил и уехал с ней в Одессу к ее родителям. Там сестра у нас родилась. А теть Люда меня не бросила, до конца довела…       — Подождите! — перебил его Слава. Наконец-то в непонятно зачем начатом разговоре проклюнулась интересная жилка.       Дядя замолчал.       — То есть у меня есть тетя по отцовской линии? — искренне удивился парень. — Мне отец ничего не говорил!       — Правильно, — хихикнул Михаил Арсеньевич, — он ее всегда заочно ненавидел. И папашу-бабника тоже. Я так и думал, что ты нисколько не знаешь…       Договорить они тогда не успели — мама окликнула Славку, чтобы тот быстрее шел завтракать. Но внезапное откровение дядьки вызвало у племянника неподдельное любопытство, а затем и взаимное доверие между ними двумя. Михаил Арсеньевич мог часами говорить о семье Мясниковых, об их затерянных итальянских (!) и финских (!) корнях, о приключениях дальних родственников… Слава за три зимних месяца привязался к дяде больше, чем, например, к своей лучшей подруге Юльке, хотя Михаил Арсеньевич порой был совершенно невыносим. Все-таки он оказался ленивым, довольно эгоистичным, но харизматичным человеком, который умел лить в уши; кроме того, вокруг него был флер загадочности, ведь ни его профессию, ни его прошлое подросток так и не узнал. А еще дядя потрясно играл на гитаре, и самое главное, что он сделал для Славки — научил играть тоже. Не так виртуозно, но…       Когда Михаил Арсеньевич уехал, парень вновь почувствовал себя одиноко. Даже большая чердачная комната, вернувшаяся в полное его распоряжение, не слишком радовала. Слава углубился в учебу и ни о чем другом не думал, хотя в воздухе витало огромное количество вопросов о неизвестных родичах, и подросток часто вспоминал дядьку с благодарностью. Его семья открылась для него как нечто по-новому важное. Да и, в конце концов, рядом всегда была верная Юлька.

***

      Ребята познакомились в десятом классе — две девочки и два мальчика перешли в математический класс из английского. Среди них была шикарная красавица Бряхимова с пышными формами, тут же завоевавшая популярность у парней, сын директора Дынин и хулиган-заводила Зарянкин. Четвертая новенькая, Юлька Теленкова, слегка терялась на фоне остальных, но, кажется, нисколько не переживала по этому поводу. Да, она была обычной — средне училась, не подминала под себя пацанов, в общем, звезд с неба ни в чем не хватала. Однако с первого же дня, когда они со Славкой сели вместе, Юлька стала для подростка самым лучшим другом. Наверное, он не мог бы найти более верную и смелую девушку. С Теленковой было невероятно легко — вдвоем ребята таскались по клубам, выставкам и пляжам, постоянно веселясь. Слава был рад, что у него появилась настоящая подруга, поэтому терпеть не мог смешки на тему «тили-теста». Но два года с Юлькой пролетели как один миг, и наступил тяжелый момент прощания.        Теленкова уехала в Якутск поступать на экономиста, а Славка, помотавшись по нескольким городам, в конце концов очутился в Екатеринбурге. Он хорошо помнил рассказ дяди о том, как его троюродная бабка во времена революции работала здесь на фабрике конфет, подворовывая сладости для своих маленьких дочерей. Впрочем, конечно же, эта история никак не аукнулась приехавшему в город Мясникову. Слава без труда поступил в Лесотехническую Академию, где и нашел своих будущих товарищей по КВН. Правда, не сразу.       Это был март, выдавшийся на удивление теплым и сухим — снег быстро стаял, но на деревьях еще не появились почки, отчего улицы выглядели несколько голо. Солнце блестело в каждом окне, на каждом карнизе и на уголках водосточных труб. Всюду чувствовалось воодушевление. Уже ощутимо теплело в полдень, а вечера становились все светлее и светлее; невыносимо радовало осознание, что лето приближается с огромной скоростью. Слава все реже спал на первых лекциях — мешали яркие рассветы, пробивающиеся сквозь окна аудиторий. Хотелось пойти гулять, но прогуливать пары первокурсник не смел. Да и не с кем было…       Парень снова болтался на занятиях отчужденно от однокашников. Здесь, в большом незнакомом городе, Мясников чувствовал себя совсем никчемным. Хотя, с другой стороны, зачем ему друзья? И без них забот хватает. Славка усиленно готовился к летней сессии еще с конца января, пытаясь не отвлекаться на посторонних, но это ему не совсем удалось.       …Учеба кончилась без пятнадцати шесть, и в вестибюле Академии было не протолкнуться. Мясников спустился и направился было в гардероб, однако остановился на полпути. У самого выхода стайкой маячили однокурсницы. Он мгновенно покраснел от волнения — неужели повезет? Слава сделал три медленных шага в сторону девчонок. Анька Голубкина и Дашка Горских над чем-то звонко смеялись, а их подруга, миниатюрная Вика Хаева, стояла в стороне и изучала расписание пар. Она-то и была целью Славки.       — В-Вика! — робко окликнул девушку Мясников, едва не клацая зубами от нервов. Все-таки он долго продержался — это была его первая влюбленность. Хаева быстро обернулась и кинула на парня равнодушный взгляд.       Слава этого не заметил. Он беззвучно восхитился красотой Виктории — совсем белое, словно фарфоровое острое личико, большие темно-зеленые глаза, спускающиеся чуть ли не до колен густые соломенные волосы, точеная фигурка, изящное кремовое платье… Девушка выглядела сошедшей с подиума моделью, которую, кажется, никакой Славка совершенно не интересовал. Мясников догадался об этом и ужасно смутился.       — Вика… ты в какой стороне живешь?       Хаева ответила не сразу.       — Направо и прямо, — наконец получил ответ парень и почувствовал себя на грани провала. Общага располагалась в совершенно другом месте, но так ли это было важно? — Отлично! — заставил себя улыбнулся Славка и зачем-то подмигнул Вике. — Мне туда же, пойдем вместе?       — Ну… — девушка замялась. Взглянула на подруг, переставших болтать и с любопытством наблюдавших за диалогом. Остроумная и практичная Дашка кашлянула, оправила свой зеленый свитерок и подтолкнула Аньку локтем.       — Нюшенька, поедем ко мне сейчас? — глядя в пол, спросила она. До Голубкиной, видимо, что-то дошло, и она неуверенно кивнула.       — Ура, — сказала Горских с явным облегчением. Поцеловав Вику на прощание, обе девчонки незамедлительно исчезли. Слава снова густо покраснел.       — Ну что, пойдем? — хихикнула Виктория и буквально потянула однокурсника за руку в гардероб. Сердце парня едва не выпрыгивало из груди — согласилась! Она согласилась! Вроде еще не выйти за него замуж, но это уже кое-что.       И именно в этот момент на пороге появился он.       Вообще Матвеич всегда появлялся невовремя. Почти. Но Слава еще не знал об этом — Володя Матвеев был для него не больше чем случайным однокурсником с другого факультета. Нескладный тощий парень с вороньим гнездом на голове бесшумно подошел к ребятам, пока они одевались, и прошелестел:       — Кто из вас Вячеслав Мясников?       Славка и Вика одновременно вздрогнули. Не то чтобы к ним каждый день подходили с такими вопросами… Хаева очнулась первой и гневно взмахнула волосами едва ли Володьке не в лицо.       — Не смешно! — ядовито сказала она, застегивая курточку. Матвеев хмыкнул.       — Девушки без чувства юмора никому не сдались, — спокойно ответил он и, потеряв к Виктории всякий интерес, шагнул ближе к Славе. — Разрешите отрекомендоваться, Матвеич с химфака.       — Я… я тебя знаю, — придя в себя, буркнул Мясников.       — И я тебя, — без смущения кивнул Володька. — Скажи, ты умеешь играть на гитаре? И есть ли у тебя свободное время после лекций?       — Что тебе надо? — ошалел Слава и отодвинулся от Матвеева на пару метров. Надо же — впервые пригласил девушку пройтись, и ему сразу помешал какой-то черт!       — Э-э, нет, Вячеслав. Никуда ты не уходишь, по крайней мере сейчас, — произнес Володька. Мясников не успел даже открыть рта, как вдруг Матвеев схватил его неуловимым движением за руку и поволок куда-то прочь из гардероба. Вика осталась стоять там с вытаращенными глазами, но Славка даже не сообразил что-нибудь крикнуть ей. Матвеич тащил его по коридору с нечеловеческой силой, хотя на вид был совсем хилым парнишкой…       Они так и не пошли домой вместе. Вика вновь начала общаться со Славой только в следующем учебном году — настолько обиделась и на него, и на Володьку, и на весь окружающий мир. А вот Матвеев влетел в жизнь Мясникова раз и навсегда, каким-то образом заметя его в местную команду КВН в качестве гитариста. С одной стороны, Славу не перестало раздражать бесцеремонное поведение однокурсника, которое никуда не делось и следующей зимой. Но было и другое!       Да, Матвеич, потомственный биохимик и настоящий эксперт в этой области, бывал нестерпимо надоедлив. Чего стоило одно его прозвище «комик сапиенсы» в адрес КВНщиков… Володька был человеком без единого комплекса, и его никому не удавалось вывести из себя. За это Матвеева ценили. У паренька имелась просто прорва друзей и знакомых, павших его жертвой природной харизмы. А еще за ним постоянно бегали девчонки! Угождать дамам Матвеич считал святым делом и с ними никогда по-хамски не обращался (даже приносил потом извинения смертельно оскорбленной Вике, правда, не особо-то искренние). Но отношения Володьке, кажется, были вообще по боку. Он никогда не поддерживал разговор на подобные темы, не рассказывал, встречался ли когда-нибудь с девушкой — в общем, просто игнорировал эту сферу жизни. И почему-то на однокурсниц это действовало как мощнейший магнит. Каждая хотела сломать неизвестный стержень в душе Матвеича, но не удавалось еще ни одной.       Внешне Володька был совершенно обычным, даже некрасивым. Угловатое лицо с черными, слегка косившими глазами, большой рот, копна густых нечесаных волос ниже плеч, непропорционально тощая длинноногая фигура — все это давало на выходе образ нескладного подростка, но никак не двадцатилетнего студента. И так или иначе в его безразличном взгляде иногда мерцало такое, что сводило с ума даже гордого Славу. Матвеич был практически его кумиром — вслух он ничего подобного, конечно, не высказывал, но во многом непроизвольно подражал авторитетному однокурснику.       Еще Матвеев при всех своих наглости и хладнокровии умел проявлять заботу. А Мясникову большего было и не нужно…

***

      — Вообще-то мы тут репетируем! — орал на лестехов один из Уральских Пельменей, с ехидным круглым лицом и почему-то без зуба. Славка не знал, как его зовут, но хорошо помнил по телеэфирам — и он ему никогда не нравился.       — Вообще-то по расписанию здесь мы, — отвечал Володька, бесстрастно разглядывая оранжевых КВНщиков. Вот уж кому на популярных конкурентов всегда было плевать с десяти колоколен.       — Да какому еще расписанию? — подключился другой, которого Мясников знал смутно. — Покажите нам его, студентики!       — Что ты имеешь против студентов? — передернулся Матвеич.       — Все что угодно!       — КВН вообще студенческая игра, — нахмурившись, заметил Анофренков. Слава решил, что пора наконец ему вступать в разборку.       — Э-э-э… молодые люди! Парни! — начал он миролюбиво. — Вы все-таки неправы. То, что ваша репетиция затянулась, не имеет никакого отношения к нам. Вы должны оставить сцену.       — Чего-о?! — завопил беззубый, яростно сверкнув глазами. — Я тебе ничего не должен, сопля смазливая, понял меня? Ты понял меня?       — А можно без личностей? — сразу теряя самообладание, вскинулся Мясников.       — Надо же, обиделся, — опять поддакнул второй.       — Да ты кто такой вообще?! — не унимался первый.       — Я капитан команды! — злобно ответил Слава. Ему очень хотелось набить обоим собеседникам морды, но он втайне не умел этого делать.       — Дима, Сережка! — вдруг послышался знакомый голос, и из-за сцены выбежала Оля Захарова. Она подлетела к ругающимся парням и схватила одного из своих за руку.       — Ну что вы на них напали? Нормальные же ребята, пусть тренируются! — широко улыбаясь, сказала она. — Димочка, попробуй не орать так громко хотя бы день…       — Не твое дело, как я ору, — прошипел первый, которого назвали Димой, и резко сорвался с места. Все почему-то замолчали и одновременно посмотрели ему вслед.       — Имейте в виду, я иду за Андреем! — крикнул Дима через плечо. — Он у нас капитан, он пусть их и порубит в капусту!       За каким там Андреем пошел буйный парень, Славе знать не хотелось. Он кивком подозвал к себе своих и шепотом сказал идти за сцену, чтобы поставить Уральских Пельменей перед фактом. Никита что-то недовольно пробурчал, Антоха сонно согласился, а Матвеич, не глядя на Мясникова, стоял и думал о чем-то своем. Махнув на однокурсника рукой, Славка направился к сцене.       Лесотехническая команда не дошла до нее буквально пару шагов. Из-за кулис высыпала огромная толпа — видимо, Дима позвал не только своего капитана, но сразу всю команду. Среди многочисленных парней была только одна девушка, и она высказалась первой:       — Ребят, ну вы же тоже артисты, должны к нам быть поснисходительней. Мы еще не закончили, понимаете? Но мы скоро уйдем, и зал будет в полном вашем распоряжении, обещаем!       Пельмени одобрительно зашумели в один голос, а студенты хором гаркнули:       — Нет!!!       Девушка вздохнула, видимо, ожидая именно такой реакции, затем кинула быстрый взгляд в свою толпу.       — Андрюша, мы все тебя слушаем.       Какой-то рыжеватый блондин с заспанным выражением лица (его Славка тоже помнил) прошелся глазами по Парням с лесоповала и обратился к Оле:       — Что тут произошло?       — Ну, в общем, Брекоткин и Нетиевский прогоняли последний номер, — торопливо заговорила Захарова, — но тут зашли эти студенты и сказали, что следующие в очереди на зал они. Поэтому ребята немного… поругались.       — Представляю, как ты поругался, Димка, — ухмыльнулся оранжевый капитан и снова посмотрел в сторону лестехов — прямо в глаза Славе. — Знаете, мы и правда слегка затянули. Давайте сворачиваться, что ли.       — Рожков! — возмутился тот, которого Оля назвала Сережкой.       Андрей тяжело вздохнул.       — Ты как всегда!       — И что? — устало ответил капитан. — Все, Нетиевский, уходим.       Сергей недовольно сверкнул глазами, но спорить прекратил. Рыжая команда молниеносно собралась и молча покинула репетиционный зал, оставив четырех студентов одних в полной тишине.       — А ловко мы… их, — наконец подал голос Антоха.       — Да-а, — отозвался Никита.       — Ладно, ребят, — решительно сказал Мясников, запрыгивая на сцену. — Побугуртили и хватит. Начинаем!